К ЗАПИСКАМ Г. И. ФИЛИПСОНА.

С особенным удовольствием читаю Записки покойного Г. И. Филипсона. Как старый Кавказец, лично знавший и автора, и большинство лиц им упоминаемых, я однако не могу не замечать тех ошибок, которые делает покойный Григорий Иванович, само собою по забывчивости или недостаточному знакомству с делами Восточного Кавказа, на котором он сам никогда не служил и о котором знал только по рассказам других и по слухам.

Я уверен, что указанием на некоторые подобные ошибки ничуть не затрону памяти покойника: если бы я мог их указать ему при жизни, то, нет сомнения, он только был бы благодарен. За это ручается его прямой характер, снискавший ему общее уважение. Между тем указание ошибок небесполезно в том отношении, что подобные Записки могут иметь значение исторического материала, кроме временного интереса читателей.

В последней (2-й) книжке “Русского Архива" покойный говорит, что взятый в 1839 году в Ахульго заложником сын Шамиля явился нашим противником в чине Турецкого генерала в последнюю войну с Турками в 1877 году. Автор ошибся: взятый в 1839 году сын Шамиля Джемал-Эдин воспитывался в 1-м кадетском корпусе, служил во Владимирском уланском полку и в 1855 году был возвращен отцу в обмен на пленных Грузинских княгинь Чавчавадче и Орбельяни, в придачу к 40,000 серебрянных рублей. Привыкший с детства к нашему образу жизни, чуждый всему встреченному в горах, постоянно подозреваемый в сочувствии к Русским, он затосковал, заболел и в 1858 году, в Июне месяце, от чахотки умер в ауле Карата. Посланный, по просьбе отца, наш доктор Петровский нашел Джемал-Эдина безнадежно больным; помощь оказалась запоздалою. В рядах же Турок в 1877 году явился второй сын Шамиля, Кази-Магома, отпущенный из Калуги (где все [220] семейство Шамиля жило после взятия их в Гунибе) на житье в Константинополь; он получал от нас по 5,000 р. пенсии. Турки надеялись через него повлиять на мусульманское население Кавказа и поднять его против нас. Кази-Магома осаждал наших героев в Баязете, писал им письма о сдаче и проч., но должен был уйти, не солоно хлебавши. Никаких отличий он не оказал и живет теперь в Стамбуле без всякого значения.

Автор говорит дальше, что под Ахульго мы потеряли 5,000 человек убитых и раненых, а войска потеряли доверие к генералу Граббе. Потеря наша составляла едва половину, потому что всех войск там действовавших было менее 9,000, и потерять 5,000 значило бы лишиться более половины всего отряда. Как ни кровавы были дела при взятии штурмом Аргуани и Ахульго, как геройски ни защищались тут горцы, но и наши войска высказали столько искусства, мужества и доблести, что никакою критикою умалить значения этих дел невозможно, а доверие к генералу Граббе, напротив, только укрепилось действиями 1839 года. Об них граф Д. А. Милютин рассказал с увлекательным красноречием в особой брошюре. Интересующиеся этими событиями могут найти подробное их описание во II-м томе моей «Истории Кабардинского полка». Подвиги отряда г. Граббе были по достоинству оценены, и в память их всем участникам пожалована особая медаль. Доверие к генералу Граббе пошатнулось только в 1842 году, по другому случаю.

Волнения Чечни начались в Марте 1840 года, а не в 1841 — 42 гг., как пишет Г. И. Филипсон. О вырубании лесов он отзывается как о бесполезном деле, потому что они вновь зарастали; между тем, именно рубка лесов была почти единственная действительная мера, приведшая к покорению всех предгорных плоскостей и отрогов Кавказских лесистых гор. Постройку множества укреплений покойный автор считает бесполезною, тогда как, напротив, большинство их, особенно в Чечне, послужило единственною прочною опорою при завоевании страны, и без них успехи были бы немыслимы. Бесполезными можно было считать лишь мелкие укрепления в горах Дагестана, на Лезгинской линии, и в особенности на берегу Черного моря. Уничтожение ряда укреплений в Дагестане произошло в 1843 году, осенью, а не в 1841—42, как сказано в Записках. Что Шамиль угрожал тогда Тифлису, — это просто риторическая фигура для усиления критического эффекта. Как свидетель этих событий, могу заверить, что в Тифлисе спали тогда совершенно спокойно...

Неудачная экспедиция генерала Граббе в 1842 году через Ичкеринские леса к Дарго стоила нам около 1,200 человек, но не 4,000, и донесение свое Государю генерал написал не совсем так, как приводит покойный автор Записок. [221]

Осенью 1843 года генерал Гурко двинулся из Чечни на помощь Дагестану не с 15, а с четырьмя батальонами; в Шуре, где Шамиль нас блокировал, не было и четырех, да и то слабых, едва составлявших с деньщиками и писарями до 2,000 человек. Конины там не ели и особой нужды в продовольствии не испытывали; это было в укреплении Зыряны, где отрядец Пассека был окружен горцами, отрезавшими все сообщения.

Вообще, упоминая обо всех этих событиях, в которых никто не будет оспаривать многих ошибочных действий тогдашних властей, автор не чужд некоторого критического преувеличения, создавшегося очевидно под впечатлением разных зловещих глашатаев и хулителей, гнездившихся преимущественно в Ставрополе, где штаб командующего войсками был крайне недоволен, что в Чечне его игнорировали, и он никакой роли там не играл, хотя считался начальством всей Кавказской линии. Обширные подробности этой эпохи Кавказской войны можно найти в той же «Истории Кабардинского полка».

Упоминая о генерале Цакни (стр. 363), Филипсон говорит, что, выслужив пенсию и не получив назначения интендантом, он вышел в бессрочный отпуск. Тут ошибка. После несостоявшегося назначения интендантом, г. Цакни был назначен помощником наказного атамана Кубанского казачьего войска, затем атаманом и начальником этой области исполняя в течение нескольких лет важные обязанности со свойственным ему знанием дела и бескорыстием, он был произведен в генерал-лейтенанты и после уже, в 1874 году, должен был оставить свой пост по неудовольствиям, возникшим вследствие беспорядков в станице Полтавской, где казаки воспротивились распоряжениям по отмежеванию земель и выселению части их в горы.

Упоминая о кровавом деле 1840 года на Валерике, так поэтически описанном Лермонтовым, автор Записок говорит, что оно было затеяно ради отличий. В интересах истины должен сказать, что это не так. На Кавказе действительно нередко предпринимались набеги с целью доставить случай какому нибудь столичному франту или прихвостню высокопоставленных лиц послушать свист пуль и попасть в реляцию в качестве оказавшего «примерное мужество» и проч.; но дело на Валерике было вынуждено обстоятельствами. А почему оно кончилось неудачно для нас, это уже другой вопрос, на который читатель может найти ответ все в той же моей «Истории Кабардинского полка».

Подобных ошибок встречается и еще несколько в Записках Г. И. Филипсона; но, повторяю, это не отнимает у них ни интереса, ни значения исторического материала, особенно относительно эпохи занятий нами Восточного берега Черного моря. [222]

Кстати, при этом случае, не могу не коснуться равнодушия, с которым у нас общество и печать относятся к большинству видных государственных деятелей.

14-го Января 1883 года скончался Г. И. Филипсон вследствие несчастного приключения (его раздавили в Петербурге на улице скакавшие лошади). Кроме казенного некролога в «Русском Инвалиде», да траурных объявлений, ни в одной из здешних газет никто не обмолвился и словом в память покойному. Между тем он, в продолжении около 30 лет Кавказской службы, оказал немало пользы, особенно на Восточном берегу Черного моря и в приготовительных действиях к окончательному покорению Западного Кавказа, отличаясь редким в то время качеством: бескорыстием. Ни товарищи, ни подчиненные никогда не относились к нему иначе как с полным уважением, которого он вполне заслуживал. Когда настала минута решительных действий в Закубанском крае, главнокомандующий князь Барятинский был вынужден передать дело в энергические руки генерала Евдокимова, только что довершившего борьбу с Шамилем на Восточном Кавказе. При всем уважении к г. Филипсону, князь Барятинский не мог не видеть, что в течении 1860—1861 г. весьма значительные военные средства, данные в распоряжение Филипсона, не привели к тем результатам, каких следовало ожидать; а произошло это от излишнего доверия покойного Филипсона к псевдо-талантам его помощника генерала Рудановского, которому он передал главные действия в 1860 году за Кубанью. Тем не менее четырехлетнее командование Филипсона на Западном Кавказе, как я уже сказал, было важным подготовительным периодом для окончательного покорения Кавказа.

А. Зиссерман.