ФРЕДЕРИК ДЮБУА ДЕ МОНПЕРЕ

(1798-1850 гг.)

Фредерик Дюбуа — родом из французской Швейцарии. Известный ученый-геолог, натуралист и археолог. В 1833 г. совершил путешествие в Крым и вдоль Черноморского побережья Кавказа, останавливаясь в ряде прибрежных пунктов (Геленджик, Пшад, Джуба, Вардане, Гагры и т. д.), проехав далее в Грузию. Во время этого путешествия он подробно ознакомился с жизнью адыгов (черкесов) и абхазов.

Дюбуа вел подробный дневник своего путешествия, тщательно записывая все то, что слышал и видел. Одновременно он старался на месте проверить все сведения, которые он почерпнул из существовавшей литературы. Готовясь к путешествию, Дюбуа почти с исчерпывающей полнотой изучил известия античных, средневековых и современных западноевропейских и русских авторов о народах Кавказа, в частности об адыгах. Не довольствуясь этим, Дюбуа установил личные связи с теми учеными, которые изучали Кавказ, получая от них дополнительные сведения, не появившиеся еще в печати.

Таким образом, труд Дюбуа представляет собой не только дневник путешествия, но и научное исследование, в котором автор обнаруживает большую эрудицию и научную добросовестность. Этот фундаментальный труд, состоящий из 6 томов, был в свое время высоко оценен научной общественностью и премирован золотой медалью французским Географическим обществом.

(«Путешествие по Кавказу, к черкесам и абхазцам, в Колхиду, Грузию, Армению и в Крым», т. I. .Париж, 1839 — перевод с французского А. И. Петрова (публикуется впервые))

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО КАВКАЗУ,

К ЧЕРКЕСАМ И АБХАЗЦАМ, В КОЛХИДИЮ, ГРУЗИЮ, АРМЕНИЮ И В КРЫМ

VOYAGE AUTOUR DU GAUCASE, CHEZ LES TCHERKESSES ET LES ABKHASES, EN COLCHIDE, EN GEORGIE, EN ARMENIE ET EN CRIMEE

Посещение Ацесбохо

(...) В Ацесбохо я получил представление о черкесском ауле. Нет ничего более живописного, чем их жилища, разбросанные там и сям среди деревьев — дубов, ясеней, грушевых и сливовых, прекрасных вязов, грабов, — которых не тронул [436] топор и которые освежают все вокруг своей тенью в жаркий сезон.

Главный дом выстроен из дерева или переплетенных прутьев, обмазанных жирной глиной; крыша сделана из досок, покрытых сверху соломой, прикрепленной длинными жердями: со стороны входа крыша вытянута вперед на три-четыре фута, образуя крытую галерею, как в домах крымских татар, жилища которых наиболее близки по своему типу к черкесским (См. Атлас, 2-я серия, лист 5, рисунок дома черкеса из Ацесбохо).

С одной стороны этой галереи, в дальнем углу дома, есть проход в маленькую, довольно узкую конюшню, сделанную в форме решетчатого забора, вход в которую может быть забаррикадирован изнутри дома.

Внутри дом состоит из одной или двух комнат, не имеющих другого пола, кроме утрамбованной земли; стены вымазаны изнутри жирной глиной, потолком, на татарский манер, является крыша дома. В каждой комнате имеется одна или даже две наружных двери, комнаты также сообщаются между собой. Самая большая комната имеет размеры пятнадцать футов в длину и двенадцать — в ширину. Полукруглая печная труба прикрепляется, к стене с внешней стороны, сделана она из плетеных прутьев и оштукатурена и возвышается над крышей дома на пять-шесть футов; нижнее отверстие печи не более четырех футов, сам очаг свободно установлен на три земляных подставки.

Вокруг очага па полках хранится домашняя утварь; оружие и одежда развешиваются на деревянных крюках.

В тридцати шагах от основного жилища шесть кольев дли-пой в четыре фута поддерживают шесть больших плоских камней шириной два с половиной фута, шесть маленьких камней расположены в центре; сверху наложены четыре крепких балки, которые удерживают все строение: это у черкесов амбар. Изнутри амбар поделен на четыре части, как клеть у курляндцев; каждое отделение предназначено для различных видов зерна. Крыша амбара — из соломы, скрепленной жердями.

Третье строение зачастую пристраивается к одному из двух первых: это длинный хлев для овец и коз.

Все три строения находятся на одном дворе, окруженном глухим забором с воротами. Тут же рядом расположены огороженные участки, где черкесы выращивают пшеницу, рожь, овес и особенно просо. Эта участки окружены деревьями или лесами, и даже посреди полей то тут, то там оставлены отдельные, самые красивые деревья, так как дли черкесов деревья и леса являются первой необходимостью. [437]

История черкесской нации

Черкесов обычно представляют себе как некое сборище разбойников, дикарей, не имеющих ни веры, ни закона; это мнение ошибочно. Нынешнее состояние Черкесии вызывает у нас в памяти представление о цивилизации времен первых королей в Германии и Франции. Это образец феодальной, рыцарской, средневековой аристократии, или героической аристократии в античной Греции.

Устройство общества чисто феодальное: кастовый дух так же силен, как некогда во Франции или Германии. Князья, древняя знать, отпущенники, крепостные и рабы образуют пять четко разделенных классов общества.

Титул князя — пшех или пши по-черкесски — приобретается теперь только по праву рода. В силу этого князья очень щепетильны при бракосочетании, с тем чтобы сохранить незапятнанной генеалогию. Браки заключаются только между представителями княжеских родов, и неравный брак считается большим бесчестьем. Их могущество зависит от числа вассалов, родственников и союзников, которых они могут собрать под свои знамена на случай войны. Их дочери, в случае отсутствия сыновей, передают иногда княжеский титул тем, за кого выходят замуж, но такой титул ниже по своему достоинству, чем тот, который завоеван ратными подвигами.

Второй-класс — это знать, дворяне, часть которых становится весьма могущественными, объединяясь в многочисленные роды. Они являются оруженосцами князей и прислуживают им 32 столом.

Класс отпущенников включает в себя крепостных, получивших свободу за те или иные заслуги, или тех, кто будучи продан в рабство, вернулись впоследствии на родину с небольшим состоянием и благодаря ему приобрели себе вотчину. Права свободных переходят у них по наследству, и они пользуются равными с дворянами правами.

Четвертый класс, то есть вассалы или крепостные, сходные с теми, которые существовали в Европе в эпоху феодализма, живут от отца к сыну в зависимости у князя или дворянина, поля которых они обрабатывают в мирное время и которых защищают во время войны. Каждый из них имеет землю и скот, на которые их сеньор не имеет никаких прав; сеньор не имеет также никаких прав на своего вассала и на его семью, которые могут, если они недовольны своим сеньором, уйти свободно в другое место. Только в качестве наказания и после суда сеньор может их продать, причем в этом случае дело должно рассматриваться на общем собрании племени.

Эти четыре класса мало отличаются друг от друга в том, что касается одежды и домашнего быта; между ними даже царит полнейшее равенство, можно сказать, настолько мало [438] ощутимо влияние, которое князь или дворянин оказывает на своего вассала; это влияние определяется доверием, патриархальной убежденностью; всякая власть осуществляется в силу древних обычаев.

Пятый — это класс рабов, тхо'хотлов. Всякий иностранец, пускающийся в путешествие по этим краям и не могущий назвать своего кунака или своего хозяина, который его принимал, рискует оказаться в положении раба; князья и дворяне каждодневно увеличивают число своих рабов в результате набегов на русскую территорию; рабы — предмет богатства для их собственников, которые продают их туркам или сохраняют у себя и, женив их, увеличивают таким образом число своих вассалов.

Все князья, а также дворяне равны между собой. Среди этого обширного населения, способного, как я уже говорил, выставить до 100 тысяч воинов, нет ни одного влиятельного человека, который мог бы образовать коалицию или выработать генеральный план наступления или обороны; каждый князь, каждый дворянин, далее каждый отпущенник — сам себе хозяин и подчиняется только самому себе. Тысячи интересов раскололи этот народ на множество независимых племен и родов, ревниво относящихся друг к другу, ревниво оберегающих свою свободу, а зачастую разделенных навсегда ужасным законом крови, законом кровной мести, в результате чего между племенами и родами в течение веков живет ненависть друг к другу.

Этот дух независимости и недоверия сказывается на их нравах, их законодательстве, их жилищах.

В Черкесии, как и во времена Интериано, нет ни городов, ни поселков, ни деревень в собственном смысле слова. Страна на первый взгляд кажется очень лесистой. Каждый черкес, стремясь жить изолированно и в своей вотчине, выбирает место для своего жилища подальше от соседей, стараясь расположить дом среди прекрасных деревьев, которых так много в этих краях, и невдалеке от леса, где его семья могла бы скрыться в случае нападения.

Жилище строится из дерева или плетеных прутьев, обмазанных глиной, крыша делается из досок и покрывается соломой, прикрепленной жердями; все черкесские жилища более или менее похожи на то, что я описал выше. Единственным украшением стен жилища князя является оружие всех видов, кольчуги, луки, стрелы и т. п., развешанные как в комнате Улисса на гвоздях. Могущество князя определяется также количеством его домов, так как князь, его семья, его оруженосцы и вассалы, его гости каждый имеют отдельный дом, где они предоставляют или пользуются гостеприимством.

Черкес расчищает участок вокруг своего жилища для посевов проса и пшеницы, стремясь при этом сохранить вокруг своего поля полоску деревьев, чтобы они охраняли его и давали прохладу, необходимую в этом климате. Даже посреди [439] поля он оставляет несколько самых красивых отдельных деревьев. Поэтому, если смотреть с моря, нет ничего живописнее этих спускающихся к берегу лесистых долин с полями всех оттенков зелени. Только очень редко можно заметить скрывающиеся в листве строения.

Несколько таких жилищ, разбросанных там и тут, в силу ли зависимости от одного и того же князя, или же объединенные одними интересами или обстоятельствами, получают название, чаще всего по названию реки, протекающей по соседству.

Жилище называется «унех»; я интересовался, есть ли у натухаев другой термин, обозначающий поселение или деревню; похоже, что такого слова нет, и они используют слово «унех» также и для обозначения понятия деревня. На Северном Кавказе слово «аул», позаимствованное у татар, используется как собирательное для обозначения нескольких объединенных жилищ. В долине Кубани, в Кабарде и у части черкесов-горцев пользуются также термином «кудже», «квадже» (koudje, kwadje) (по-татарски «кабак») для обозначения сорока-пятидесяти жилищ, построенных по кругу.

Обязанности крепостного

Крепостной трудится на поле своего князя и облагается, в силу древних обычаев, определенными повинностями; я не знаю, настолько же они велики, как у кабардинцев, у которых каждый крепостной обязан уплатить четырнадцать мешков проса за каждую пару волов, которых он использует. Главная обязанность крепостного — сопровождать и защищать своего сеньора.

Черкесский дворянин

Воспитание делает черкесского дворянина воином, предводителем шайки разбойников. Высшей доблестью для натухаев, шапсугов, абедзехов (альбедзехов) является вернуться из похода, нагруженными добычей и с толпой пленников; будь то князь или вассал, это их единственное занятие и талант. Когда принимается решение о походе — против русских ли, или пропив черкесов, с которыми они во вражде, — сборище, которое объединяется в этих целях, выбирает себе предводителя, который является таковым только на время похода; выбор этот свободный и падает на самого смелого, на князя или дворянина, которого находят наиболее достойным для выполнения этой задачи.

Все в нравах черкесского князя или дворянина несет на [440] себе отпечаток этой необузданной страсти к приключениям и грабежу — поведение, занятия, чувства, воспитание. Более ничто иное не составляет предмета гордости черкесской знати, а самым большим бесчестьем является неравный брак.

Брак

Как в Лакедемоне (Спарта в Древней Греции), женатый мужчина не решается показываться на людях вместе со своей супругой, он может навещать ее только без посторонних; узнавать что-либо или говорить с мужчиной о его супружеской жизни — большая бестактность. Только с возрастом эти строгие правила могут быть в какой-то мере смягчены.

Воспитание

Князья имеют обыкновение поручать своих сыновей в юном возрасте вассалам, которые поселяют их у себя и обучают их всевозможным телесным упражнениям, верховой езде, различным хитростям, необходимым в опасных походах; это вызывает в памяти пример Пелен, отдавшей Ахиллеса на воспитание кентавру Хирону. С этим обычаем встречаешься еще и сейчас, как и во времена Интериано (Райнеггз сообщает весьма любопытные детали относительно того, каким образом осуществляется этот вид отчуждения, а также стараний аталыка, которые он предпринимал с помощью семи свидетелей с тем, чтобы иметь возможность доказать подлинность ребенка, находившегося на воспитании у него в доме, в связи с возвращением юноши в родительский дом). Подобная система воспитания существует также у абхазцев и у части грузин. Родители не оплачивают воспитателю, «аталыку» по-турецки, ни его труды, ни содержание ребенка; но когда ребенок достигает юношеского возраста, он отдает своему аталыку, пока он находится в его доме, лучшую часть добычи, которую он может захватить во время грабительских набегов или на войне. Воспитатель преподает также своему ученику великое искусство красноречия и рассудительности, чтобы тот мог блистать на собраниях или импровизированных местных советах, где обсуждаются интересы нации.

Зачастую он же занимается женитьбой своего воспитанника. Найдя подходящую для воспитанника невесту, он выкрадывает ее с помощью своих друзей и платит на паях с ними калым, или приданое, который должен быть вручен родителям в качестве платы за их дочь; этот калым, который полюбовно обговаривается сторонами, состоит из ружей, сабель, быков, [441] лошадей и т. д. Вместе с тем воспитатель отвечает своей головой, если он опозорит воспитанника неравным браком.

Супруг, обнаружив, что женщина, на которой он женился, не была невинной, имеет право, сохраняя за собой калым, возвратить ее родителям, которые ее убивают или продают.

Как правило, отец вновь встречается со своим сыном не ранее того, как тот женится; к этому времени сын возвращается в родительский дом. Это событие отмечается большим праздником, на который приглашаются все родственники; после праздника аталык щедро вознаграждается и пользуется в семье своего воспитанника такой степенью родства, которую ничто не в силах подорвать: если аталык крепостной, его возводят в дворянский ранг. К тому же воспитанник сохраняет нерушимую привязанность к своему воспитателю, которую нетрудно понять, принимая во внимание ту холодность, которая должна существовать между отцом и сыном, так поздно узнавшими друг друга.

Дочери кабардинских князей воспитываются так же, как и сыновья: их отдают воспитательницам, которые обучают их всему необходимому для их пола и выдают их замуж, заботясь о том, чтобы подобрать им приличествующего супруга, поскольку также отвечают за это головой. Мне неизвестно, принята такая система воспитания дочерей также и у народностей на морском побережье или нет.

Черкесы с побережья довольно высоки, у них элегантная и хорошо сложенная фигура, и они постоянно стремятся еще более подчеркнуть эту красоту, стягивая талию кожаным поясом. Их походка грациозна и легка. Голова у них овальной формы; как магометане, они обривают волосы, оставляя усы и черную, не слишком густую бороду. Глаза у них тоже черные и глубоко посаженные; нос не длинный, тонкий и хорошей формы. Кости челюсти длинные и четко обрисованные (Г-н Эдварде полагает, что ему удалось подсмотреть общие черты фигурах черкесов и людей, изображенных на памятниках Пантикапея).

Не являются также редкостью каштановые волосы и борода того же цвета.

Они хорошие всадники и хорошие пешеходы. Их костюм до настоящего времени — облегающие штаны и сюртук, сходные с одеждой представителей древних германских рас и с сермяжьем современных литовцев; это костюм, который можно увидеть на памятниках древнего Пантикапея (См. 4-ю серию, лист 24, рис. 1 и лист 17 той же серии).

Под сюртук они надевают рубашку из крашеного полотна, шелка или хлопчатобумажную, которую не снимают до тех пор, пока она не превратится в лохмотья. Штаны из суша бурого цвета или из полотна застегиваются под рубашкой, как у русских; штаны плотно облегают икры, образуя складки под [442] коленями. Виз штанов заправляется в мягкие туфли из мягкого коричневого войлока, поверх которых надеваются сапоги, сшитые из целого куска и обрисовывающие форму ноги; в средней части голенищ сапог проходит шов, а под коленом вместо застежки у них имеются завязки, сделанные из двух кусочков сыромятной кожи.

Сюртук — также «чок» или «циш — сжимает талию, у него совсем нет воротника: это в точности тот же покрой и форма одежды, которую носит тот терракотовый скиф или сармат, что я изобразил в 4-ой серии, лист 24, или рис. 1-й 17-го листа. На груди с двух сторон имеются два маленьких кармашка или чаще два ряда маленьких коробочек или патронных гильз, сделанных из дерева, камыша, кости или металла. У более богатых крышечки патронташей прикреплены к плечам серебряными цепочками.

В глазах черкеса богатство олицетворяют только оружие и лошади. Этот черкес, который едва имеет во что одеться и крышу жалкой лачуги над головой, может быть обладателем ружья стоимостью в несколько сот рублей и соответствующих сабель, кинжалов и ножей. Выходя из дому, он украшает себя этим оружием. Его сабля, или «шашка» по-турецки, висит у него на боку; изогнутый клинок вложен по эфес в ножны, обычно отделанные серебром. На плече черкес носит ружье, вложенное в черный фетровый чехол, прикрепленный двумя кольцами из красной кожи к ремню. На поясе черкес имеет кинжал; там же у него прикреплены кроме того тесак-отвертка, кожаный кошель, где хранятся трут и ружейный кремень, нож в ножнах, или бахчисарайский «печак», кисет с табаком и, наконец, прекрасно выполненная из черненого серебра маленькая коробочка с салом, которым натираются пули для того, чтобы они лучше скользили в стволе. В руке черкес держит маленькую подставку из двух деревянных реек; на эту подставку кладется ствол ружья при стрельбе.

Такова амуниция у почти всех кавказских народов; кольчуги, стальные шлемы, налокотники и наколенники из того же металла, так часто встречающиеся у кабардинцев, очень редки у западных черкесских племен. В качестве головного убора черкесы носят своеобразный колпак, именуемый «пахо», отороченный широкой полосой каракуля с длинной шерстью, падающий на лицо. Фригийский колпак в том виде, каким мы его находим изображенным на памятнике древнего Пантикапея, — с капюшоном и двумя более или менее длинными свисающими концами — сохранился главным образом у убухов, сахов, абхазцев. Турки называют его «башлык», абхазцы — «гетаф». Известно племя, огоров, знаменитое своим прозвищем «черниколпак» («черный колпак»), так как они носят этот башлык черного цвета. Литовцы носили их вплоть до наших [443] дней, но без свисающих концов и именно такие, какие изображены в 4-й серии, лист 24, рис. 1. (См. Паллас. Путешествие на юг России, атлас. См. также мой атлас, 3-я серия, лист 26).

Чтобы дополнить описание черкесского костюма, следует упомянуть манто из фетра, которое они носят во время путешествий и которое является не чем иным, как хламидой древних. Его черкесское название — «джако»; им пользуются все народности Кавказа и Армении под названием «бурка», «жапунджи» и т. д.

Одежда и внешность женщин

Черкесские женщины соперничают в красоте с грузинками, и трудно решить, кому же отдать предпочтение. Тэбу, который видел первых больше чем я, говорит, что у них продолговатое лицо и что черты лица у них обычно крупные и правильные (Паллас рисует точно такой же портрет, т. 1, стр. 433), глаза у них в большинстве случаев черные, блестящие и с красивым разрезом, это, как они считают, одно из их самых сильных оружий. Брови у них красивого рисунка; цвет лица слегка оливковый.

Девушки с очень раннего возраста, лет с десяти-двенадцати, носят корсет или широкий кожаный пояс, надеваемый прямо на тело; девушки из знатных семей скрепляют его серебряными застежками. Этот корсет настолько стягивает талию, что нет женщин с более тонкой талией; корсет также сдавливает бюст таким образом, чтобы не допустить его развитие. Молодые незамужние черкешенки имеют совершенно плоскую грудь, чем весьма поражают. Только в день свадьбы супруг имеет право распороть корсет кончиком кинжала. Идеал красоты у черкесов требует от женщины серьезных жертв, и чтобы сохранить тонкую талию, молодых девушек очень плохо кормят: им дают только молоко, лепешки, просяную кашу.

Если выше бедер женщина должна иметь тонкую талию, то нижняя часть корпуса должна быть крупной, живот выпуклым, что нам может показаться уродливым.

Волосы они заплетают в косы как татарки; костюм их состоит из рубашки, которая подвязывается шнурком, и широких панталон, которые выглядывают из-под верхней одежды; к поясу может пристегиваться передник.

Женщины начинают носить костюм замужней женщины только после первых родов; с того же времени они начинают накрывать голову белым покрывалом, которое без складок облегает лоб и завязывается под подбородком. [444] Г-н Тэбу де Мариньи не слишком похвально отзывается об их походке, которая ему показалась медлительной и апатичной, но мне думается, что здесь мы впадаем в опасность судить по отдельным исключениям. Он находит их весьма неглупыми, у них живое воображение, способность к высоким страстям; они тщеславны и гордятся славой своих мужей, добытой на полях сражений.

Воспитательницы (аталычки) обучают девушек вышивать, делать позументы, шить платья, плести корзинки, соломенные циновки и выполнять другие работы, присущие их полу. Черкесские девушки вовсе не обречены на заточение, как на Востоке; напротив, они принимают участие в тех же развлечениях, что и юноши; они не стеснительны и не робки; они прислуживают иностранцам, находящимся в гостях у их родителей.

Черкесские танцы нисколько не отличаются от танцев других кавказских народностей; танцоры перенимают друг у друга всевозможные па и антраша, как и казаки, которые, не исключено, позаимствовали свои излюбленные танцы именно у черкесов. Их музыка — это трехструнная скрипка, флажолет и бубен, как у ногайских татар; все это сливается в гармонию, которую трудно отнести к числу самых приятных.

У черкесов есть свои трубадуры или сочинители, «кикоакоа», уважаемые во всех слоях общества и даже среди воров. Их инструмент — двух- или трехструнная гитара, и достаточно им показать ее, чтобы быть пропущенными беспрепятственно повсюду. Их песни совершенно не рифмованы; они являются хранителями многих эпизодов истории страны и древних преданий, какими были барды у франков и кельтов, г также в древней Ирландии.

Черкес, к какому бы классу он ни принадлежал, ленив и не любит обременять себя мало-мальски тяжелой работой; он предпочитает опасности разбойных походов занятиям, которые приносили бы ему хлеб насущный. Это относится главным образом к натухаям (натухаджам), шапсугам, убухам и ко всем тем горным народностям, которых земля не слишком балует плодородием. Там крестьянин оставляет почти все заботы по дому на женщин, которые даже выходят обрабатывать поле с мотыгой, поскольку они совсем не знают плуга. Выходя в поле, эти труженицы оставляют дома даже панталоны, чтобы не порвать их, и остаются в одних рубашках.

Можно заметить, что. женщина у черкесов, как и у всех народов, славу которых составляют грабежи, находится в полном подчинении у мужа и является скорее его рабыней, нежели подругой.

Я говорил уже, что здесь покупают женщин, уплачивая за них значительный выкуп, достигающий нескольких тысяч франков; от этого обычая всего лишь один шаг к обычаю продавать своих дочерей или племянниц. [445]

Во все времена древняя Зихия (Цихия), нынешнее побережье Черкесии и Абхазия были рынком работорговли; это длится уже тысячелетиями; можно сказать, что миллионы жителей были таким образом проданы и увезены в другие края. Если бы я смел судить о путях господних, я бы сказал, что Провидение пожелало возродить, обновить другие, деградировавшие расы, смешав их с прекрасной черкесской расой; но нам ли судить о деяниях высшего разума.

Страбон, Прокоп, Интериано и все современные авторы говорят об этой работорговле. Подобная торговля стала необходимостью у этих народов, однако существуют известные пределы, которые черкесы не переступают.

Никогда ни один князь и ни один дворянин не продаст свою дочь или своего сына, по крайней мере, если та или тот не дают серьезного повода для его гнева. Тем не менее отец имеет такое право в отношении своих детей; однако в обычаи это вошло только у бедных людей, зачастую вынужденных пойти на подобный шаг из-за нищеты, или же очерствевших в силу постоянного разбоя. Молодая девушка не всегда смотрит на этот варварский акт отца под таким углом зрения: если она красива, она надеется суметь получить место в гареме в Турции. Подобные романтические мысли ее успокаивают; та или иная из ее подруг, кто был продан подобно ей, получили впоследствии свободу и вернулись на родину с небольшим состоянием; их рассказы о блестящих покоях гарема утешают девушку.

Брат также имеет право продать свою сестру, когда они остаются без родителей; муж может продать свою жену, уличенную в супружеской неверности.

Но черкес не продает другого черкеса; его страшит закон крови, закон мести, который будет к нему в данном случае так же беспощаден, как к убийце: я утверждаю, что даже князь не может продать своего крепостного, разве что в качестве наказания за измену, или же по приговору, вынесенному племенным собранием.

Черкес имеет такое право только в отношении своего раба и пленника, но продает он их не всегда. Черкесы любят иметь пленниками русских, потому замечают их предприимчивость и трудолюбие; поэтому черкес, сумевший оценить эти качества, вовсе не жесток в обращении с пленниками, как только он заметит их добрую волю; напротив, в своих собственных интересах он относится к пленнику с вниманием, готов даже отдать ему одежду с собственного плеча, чтобы уговорить его остаться, особенно он старается женить его, полагая, что жена и дети удержат его куда надежнее, чем любые другие узы; в подобной женитьбе преследуется и другая цель: поскольку дети раба являются также рабами, для черкеса это — богатство, которым он может распоряжаться по своему усмотрению, и он [446] делает это безо всяких угрызений. Судьба детей пленников, когда они становятся красивыми, хорошо сложенными — быть отнятыми у родителей их хозяином, который воспитывает их дальше, чтобы затем продать туркам; эти несчастные являются основным фондом работорговли. Ниже мы найдем этот варварский обычай, распространенный также среди абхазцев; то же самое продолжали бы делать и мингрелы, и грузины, если бы русские не навели надлежащий порядок своими строгими мерами.

За чем черкесы надзирают очень строго — это чтобы их рабы и пленники никогда не имели оружия.

Законодательство

Законы черкесского рыцарства, как его именует Паллас (Паллас. Путешествие в южные края и т. д..., т. I, стр. 440.), базируются на трех основных принципах: гостеприимство, уважение к старшим и право мести.

Я уже сообщал, что говорил Интериано об этом черкесском гостеприимстве в его времена, т. е. в начале XVI века; ничто не изменилось с тех пор, и нерушимость гостеприимства остается все той же. Хозяин защищает гостя ценой жизни своей и своих близких, он не отпустит его, не обеспечив конного эскорта и не поручив его своим союзникам; и убийство человека, которому было предоставлено гостеприимство, будет отомщено с такой же жестокостью, как и убийство близкого родственника (Это черкесское гостеприимство восходит к героическим временам Греции: читайте о Диомеде, встретившем Глаука в бою у стен Трои и объясняющего, как их объединяют священные узы гостеприимства. Илиада, песнь VI, стр. 107.). Чужестранец, отдающий себя под защиту женщины, или тот, кто сумел коснуться губами ее груди, немедленно получает гарантии как брат, будь он даже врагом семьи или более того убийцей одного из родственников.

Это своеобразное усыновление, о котором сообщает Паллас, все еще освящено у натухаджей (натухаев), как об этом рассказывает г-н Тэбу де Мариньи и как это подтверждал мне г-н Тауш.

Уважение к старикам, или наконец ко всякому человеку, который старше вас по возрасту, таково, что, когда он входит, все обязаны встать, будь даже этот человек ниже вас по положению. Это практикуется как среди мужчин, так и среди женщин, и сесть можно лишь только после того, как человек, из-за которого все встают, прикажет об этом словом «тизе» («садись»). Черкесы никогда не пренебрегают этим, и даже в семье они являются преданными блюстителями этого неудобного обычая. [447]

Закон крови

Известно, что такое закон крови, который у нас называется талия, но нигде этот карательный закон не выполняется с такой жестокостью, с такой строгостью, как у черкесов и у других кавказских народов. Пролитая кровь должна быть отомщена; самый близкий родственник при своем рождении наследует обязательство уничтожить рано или поздно обидчика, совершившего покушение на его родственника; хозяин должен отомстить за гостя, либо путем применения открытой силы, либо хитростью, в противном случае ему грозит изгнание за трусость. Эта ненависть, передающаяся из поколения в поколение, становится иногда делом целого рода или племени,... и если во время этой борьбы ради отмщения виновный умирал, месть на этом не прекращается, вина перекладывается на ближайшею родственника умершего, и так продолжается до тех пор, пока жажда мести не будет утолена, или пока цена крови не будет уплачена в соответствии с решением арбитров, или пока дело не будет решено женитьбой.

Именно этими ужасными принципами объясняется состояние постоянной войны, страха, подозрительности, которое царит между черкесскими племенами и семьями. Никто не выходит без оружия. Особенно свирепствуют в своей мести князья и дворяне, поскольку они никогда не соглашаются на «тхлил уасса», то есть плату цены крови («Жестокий! Нередко человек соглашается на уплату цены крови, прощает убийство своего брата или даже своего сына; убийца, пожертвовав часть своих богатств, остается жить в том же самом городе; что до тебя... и т. д.» Так говорит Аякс, обращаясь к Ахиллу. Илиада, п. IX, стр. 165, перевод Битобе. Мы видим, насколь древними являются принципы мести, которые замещали закон в те времена, когда господствовало право кулака), а всегда требуют кровь за кровь.

Этот антихристианский принцип мести, на первый взгляд, странным образом противоречит любви к гостеприимству к уважению к старшим; на самом же деле он является их непосредственным продолжением: именно вследствие утрированного уважения к гостю или к родственнику, к другу черкес считает себя обязанным мстить его обидчику и смыть обиду кровью.

Таковы основные принципы права у черкесов; у них нет писаного свода законов. Любое административное дело передается на решение народного собрания или совета, которое происходит в лесу и на котором наиболее пожилые имеют большее влияние: князья, дворяне, даже крепостные имеют там решающий голос (Это напоминает собрания греческих героев перед Троей). Никакой постоянный суд, никакая полиция, никакая власть не вершит здесь правосудия и не [448] уполномочена преследовать виновного или осуществлять законы. Спорные вопросы, распри между семьями, племенами, кражи, убийства и т. п. разбираются и решения по ним выносятся на народных собраниях, которые заранее не готовятся; в зависимости от важности дела избирается определенное число судей, например, для разбирательства убийства избирается до пятнадцати судей; эти судьи занимаются разбирательством только данного конкретного дела (Смотри оригинальные приговоры, выносимые этими собраниями, в книге Тэбу де Мариньи «Путешествие в Черкесию», изд-во Клапрот. I, стр. 291, а также: Потоцкий «Путешествие...»). Мы видим, таким образом, что нет больших республиканцев, чем черкесы, несмотря на законы феодализма, которые весьма четко делят этот народ на касты. Сам князь обязан всегда советоваться со своим собранием по всем вопросам, не касающимся внутренних дел его семьи и его хозяйства.

Обычай требует, чтобы обнаруженная кража наказывалась возмещением в многократном размере стоимости украденного; нераскрытая же кража — это дело доблести, как в Лаке-демоне, и самая большая обида, по г-ну Тэбу де Мариньи, какую девушка может нанести юноше, это сказать ему, что он до сих пор не сумел украсть даже коровы. Однако право собственности уважается между людьми, связанными узами дружбы, гостеприимства или родства.

Убийство отца или матери осуждается как величайшее бесчестье; наказание за неверность зависит от мужа, который может пойти на кровавую месть, искалечить свою жену, отсечь ей уши, обрезать ей волосы, оторвать рукава одежды и отправить ее в таком виде обратно к родителям, а может пойти на мировую с соблазнителем за известную сумму денег... Довольно редко муж идет на крайности, т. е. на убийство виновника и калечение своей жены, так как, несмотря на справедливость своего гнева, он отдает себе отчет в нежелательности уплаты цены крови родственникам виновных, как за их убийство, так и за искалечение того или иного члена.

Религия

Весьма трудно сказать определенно, какую религию исповедуют черкесы, настолько свойственно им смешение христианства, мусульманства и язычества.

В одиннадцатом и двенадцатом веках русские князья Тьмутаракани и грузинские цари обратили их в большей или меньшей мере в христианство. Кабардинские и черкесские князья и их единоплеменники, пришедшие из Крыма и покорившие часть Черкесии в начале пятнадцатого века, были мусульманами. С [449] середины шестнадцатого века соперничество между Россией и татарами-мусульманами в Черкесии привело к открытой борьбе между христианством и исламом в этой стране; каждая из двух могущественных сторон стремилась влиять на народ посредством религиозных идей, и эта борьба продолжалась вплоть до наших дней. Но к каким результатам она привела?... Результатом было явное безразличие как к той, так и к другой религии и полный возврат к древним суевериям.

История не знает примеров того, чтобы одна религия заменила другую в чистом виде, без заимствований у своей предшественницы; всегда новая религия прививается на старую, и проповедники новой системы вынуждены мириться с подобным смешением из политических соображений, чтобы не напугать население, не склонное сразу же воспринимать нововведения. Тот, кто внимательно проследит развитие христианства, увидит, что оно видоизменялось на тысячу ладов несмотря на свою кажущуюся ортодоксальность, и каждый народ добавлял к нему некоторые свои древние праздники, древние обряды, упоминания о древних культах. Не составит труда проделать такой анализ развития христианства у некоторых народов, которые я изучал во время своих путешествий.

У черкесов только князья и знать являются мусульманами и соблюдают его обряды, но делают они это для очистки совести, без всякого рвения и зачастую посмеиваются над этими религиозными церемониями.

Народ же фактически является языческим.

Черкесы с побережья все еще по традиции празднуют Пасху, хотя уже не помнят, в честь чего этот праздник, и за пятнадцать дней до праздника, наподобие поста, воздерживаются от употребления в пищу яиц. У них есть деревья, отмеченные крестом, которые они почитают и которых никогда не касался топор; эти деревья находятся в священных рощах, пользующихся всеобщим уважением; в определенные дни перед этими деревьями бывают религиозные празднества. Г-н Пейсонель среди прочих упоминает одно такое дерево, росшее в центре страны и называвшееся «Панагия-сан» (Панагия — небольшая икона, которую носили на шее православные епископы), однако же культ, который отправлялся у этого дерева, был совершеннейшим идолопоклонством.

Г-н де ля Мотрей, который путешествовал в этих краях в 1711 г., рассказывает, что черкесы-горцы устраивали шествия с зажженными факелами вокруг этих священных деревьев и у их подножья приносили в жертву различных животных — быков, баранов, ягнят, козлов и овец. Их жрецы или священники, избираемые из числа старейшин, раздавали присутствующим мясо и относили его больным и беднякам, [450] отсутствовавшим на церемонии. Эти жрецы не умели ни читать, ни писать и ограничивались тем, что повторяли некоторые формулировки из молитв, которые они затем передавали своим преемникам в том виде, в каком они слышали их от своих предшественников.

Во все времена народы Кавказа склонялись к друидизму (Прокоп де Белло Гот., кн. IV, стр. 471, недвусмысленно утверждает что абасгины в его времена еще поклонялись лесам и полянам причисляя деревья к числу богов), то есть во все времена они питали наибольшее уважение к старым деревьям, поскольку считали, что в них обитают невидимые божества.

В большей или в меньшей мере это сохранившееся с античных времен уважение и поклонение деревьям соединялось с христианством. В Колхиде нет ни одной церкви или часовни, которую бы не окружали и не прятали в своей тени деревья. Абхазцы, которые сохранили больше черт христианства, чем черкесы, также имеют священные деревья.

Можно допустить, что апостолы христианства, использовав это уважение к деревьям, вырезали на коре деревьев кресты; не исключено, что построенные поблизости деревянные часовни исчезли, п таким образом получилось, что обычаи христианства ассимилировались с древним друидизмом.

Еще сегодня, если верить рассказу Тэбу де Мариньи (Тэбу де Мариньи, изд-во Клапр., т. I, стр. 308 и далее), в окрестностях Геленджика священники, одетые в простую «бурку» (накидка из фетра), простирая руки к кресту, освящающему лес, посреди толпы, хранящей глубокое молчание, шлют свои молитвы создателю, прося его охранить их поля, дать богатый урожай и избавить их от чумы. К кресту прикрепляется множество маленьких свечей. С помощью одной из этих свечей священник слегка прижигает шерсть быка и льет ему на голову бузу; этот бык приносится в жертву; приношением богу является также буза и пресный хлеб с сыром внутри. Церемония завершается пиршеством, на которое каждый житель приносит яства по мере своих возможностей, затем следуют танцы и игры.

Эти жертвоприношения представляют собой одну из особенностей христианства у всех народностей Кавказа; ими сопровождаются все большие праздники в Осетии, Раче, Мингрелии. Абхазии; даже армяне сохранили этот обычай; это не есть в прямом смысле слова жертвоприношение: поскольку все эти праздники предваряются длительным постом, принесение быка в жертву в день праздника рассматривается как своего рода благословение первого мяса, которое будет съедено; то же самое делают греки, католики в Литве, Польше и т. д.

У черкесов есть подчиненные божества, или своего рода святые, привитые к языческим божествам. У них есть [451] Мерисса, защитница пчел. Они утверждают, что когда все пчелы погибли, в живых осталась только одна, которая спряталась в рукаве Мериссы, и та ее спасла, после чего от той пчелы произошли все пчелы, которые сейчас существуют. Этот праздник отмечается летом (Тэбу де Мариньи, изд-во Клапр., т. I, стр. 308 и далее).

Это божество называется также Мереим, и ее считают матерью бога.

Сеосерес был великим путешественником, которому подчинялись все ветры и воды. Он особенно почитаем у шапсугов и натухаев. Его образ — молодое грушевое дерево, которое черкесы вырезают в лесу, обрубают сучья и хранят в доме как божество, охраняющее стада. Почти в каждой семье имеется эта реликвия; к осени, ко дню его праздника, образ Сеосереса с большими церемониями вносится внутрь дома, его счастливое появление встречается грохотом различных инструментов и радостными криками всего населения. Грушевая ветвь украшена маленькими свечками, сверху на нее надета головка сыра; вокруг нее пьют бузу, едят, поют, после чего ее спроваживают, устраивают во дворе, где она проводит остаток года, прислонен паи к изгороди, без всяких признаков почитания.

Тлиебсе, король, покровитель кузнецов. В день праздника в его честь совершают возлияния на лемехе и топоре.

Ноакаче, Йемик и Месте — вот еще святые или полубоги, каждому из которых посвящается свой особый день.

Черкесы, у которых нет бога-громовержца, считают смерть от удара молнии признаком святости: этот знак благословения приносит ангел, и погибшего от молнии хоронят самым торжественным образом, а родственники умершего поздравляют друг друга с выпавшим на их долю счастьем. Люди толпами выбегают на улицу, заслышав шум, который производит этот ангел на своем пути в небесах, и когда он долго не дает о себе знать, люди обращают к нему молитвы, прося его вернуться.

Похороны

Ритуал похорон у черкесов меняется в зависимости от местности и, как и повсюду, от степени зажиточности умершего.

У натухаев тело, обернутое в белое полотно, после песнопений в честь умершего и своего рода надгробного слова опускают в могилу, схожую с теми, которые я описывал выше; тело укладывают головой к востоку и на бок как у мусульман.

В церемонии принимает участие мулла, если таковой имеется. В течение года постель покойного и его оружие сохраняются в [452] священной неприкосновенности, на том самом месте, что и при жизни покойного. В установленное время родственники и друзья умершего собираются, чтобы рыданием и ударами в грудь выразить свое отчаяние: вдова выражает свою скорбь, расцарапывая до крови лицо и руки (Кабардинцы, чтобы оставить следы, напоминающие о пережитой ими утрате, наносят себе удары хлыстом по лицу: проливать кровь для демонстрации душевной боли — обычай, широко распространенный у народностей Кавказа. Считают, что древние скифские племена в Крыму имели обычай наносить на тело раны острыми кусками кремня, которые бросали затем в месте захоронения; впоследствии их находили в курганах на месте захоронения).

Один из дней предназначается для большого пиршества, которое должно обязательно сопровождать похороны: богатые, у которых все имеется в изобилии, организуют его вскоре после погребения; менее же состоятельные откладывают его иногда на несколько месяцев, пока не соберут достаточное количество провизии. Пища готовится в самом обильном количестве; на подобных пиршествах собираются иногда до четырех сотен приглашенных; пиршество проводится в священном лесу, под деревьями, где, как я уже говорил, проводятся и все другие религиозные церемонии... Большинство людей готовят только мясо и просяную кашу: в этом и состоит все пиршество, но и это следует уже считать большой роскошью, так как черкесы обычно воздержанны в пище и удовлетворяются кашей или запеченным в форме лепешки тестом с просяной кашей.

Пиршество сопровождается играми и розыгрышем призов, устанавливаемых в память об усопшем, как на похоронах Патрокла; несколько кусков ткани, которые держит в руке быстрый всадник, становятся наградой самым ловким всадникам, которые на своих лошадях стараются его догнать и отнять этот символ признания их превосходства в скорости. Соревнования бегунов и подобные упражнения завершают празднество (Среди подобных игр Интериано называет одну, существовавшую во времена его путешествия, которую я не решаюсь здесь описать, настолько она может шокировать наши нравы; те, кто хотел бы знать о ней, пусть прочтут об этом — Рамузио, Ракольти ди Вьяджи, статья Интериано, т. II, стр. 197).

Райнеггз сообщает еще об одном обычае, распространенном среди черкесов, — приносить в жертву душам усопших родственников и друзей пленников и рабов, как делал это Ахилл на могиле Патрокла (Райнеггз, т. I, стр. 259.). Разумеется, такого обычая более не существует, и мода на него прошла со времен этого путешественника, который уверяет, что черкесы из числа его друзей убеждали его в том, что считают пролитую кровь весьма благотворной для успокоения душ усопших.

Тела погибших на войне выкупаются; этим занимаются [453] посланцы, которые приезжают обсуждать сумму выкупа за погибшего, предлагая в обмен быков, лошадей и другие предметы: здесь можно вспомнить еще Гомера, который описывает сцену выкупа тела Гектора.

Письменность

Черкесы знакомы с письменностью не лучше, чем во времена путешествия Интериано; их традиции и воспоминания о выдающихся событиях в их истории сохраняются в песнях. Имея лишь слабо развитые торговые и экономические связи, они не ощущают потребности в этом великом средстве коммуникации, нарочный служит для них живым письмом... Когда это средство связи оказывается недостаточным, они обращаются к помощи турецких мулл, которые живут среди них и оказывают им эту услугу. Единственные иероглифы, известные черкесам, это те, что используются для клеймения лошадей.

Кроме черкесского языка князья и дворяне страны, которые собираются в сентябре вместе со своими приближенными в набеги, пользуются в разговорах между собой для конспирации совершенно особым языком, который они называет «шакобза» и который не имеет никакого сходства с черкесским. Простому народу говорить на этом языке не разрешается. Райнеггз (т. II, стр. 248) — единственный, кто приводит несколько объяснений выражений из этого жаргона, который, вполне вероятно, может оказаться самостоятельным языком и служить, таким образом, для нас доказательством того, что в черкесской нации существуют несколько этнических элементов и что черкесские князья и знать являются пришельцами...(Потоцкий Ян. «Путешествие...», т. I, стр. 168). Но откуда они пришли?

Промыслы. Торговля

Промыслы и торговля почти полностью отсутствуют у черкесов. Отношения, которые они имели до сих пор с турками, представляли собой не более чем товарообмен в зачаточном состоянии. Его основной статьей всегда были рабы; я не буду повторять то, что я уже говорил выше по этому вопросу. Основное занятие черкеса до настоящего времени касается того, как бы раздобыть денег на хлеб насущный — либо посредством набегов на территории русских или враждебных племен, либо пиратством на море. Это последнее средство остается все тем же, что и во времена Страбона, хотя с тех пор прошло вот уже скоро девятнадцать столетий. Военное судно, на борту которого я был принят и которым командовал капитан Вульф, дважды [454] получало приказ преследовать черкесские галеры и пиратов на них, так что я имел удовольствие их наблюдать собственными глазами. Единственное изменение, которое я заметил, это то, что галеры стали больше и число людей на борту обычно также больше: их набирается человек до 60 — 70 (Эти галеры называются по-черкесски «каф» или «куафа», а также «камара»; по-абхазски «ахбат», по-ногайски — «гемет»). Они идут только на веслах и скользят вдоль берега, чтобы не быть замеченными: порт Мамай, еще в древности известный своими пиратами, все еще остается главным пристанищем черкесских корсаров.

В каждой семье женщины занимаются изготовлением предметов первой необходимости в хозяйстве: из светлой пряжи они ткут нечто вроде сукна буроватого или серого цвета, они умеют также выделывать фетровые манто (бурка по-русски или джако по-черкесски); они шьют обувь и одежду ; они занимаются даже выделкой седельных подушек, привязных ремней, ножен для сабель и чехлов для ружей.

В целом потребности черкесов не слишком велики.

Ввоз товаров

В чем они испытывают острую нужду — это в соли, которую он и могут получить только в Керчи, так как в их стране нет ни малейшего признака этого продукта. Со времени начала войны, которую им объявила Россия, они совершенно не имеют соли и начинают, как говорят, привыкать обходиться без нее, однако сильно раздражены этим лишением.

Турки ввозят к ним грубые полотна, шелковые ткани, хлопчатобумажные ткани, порох, свинец, ружья, сабли, пистолеты, сафьян, поскольку черкесы не производят сами ни одного из этих предметов.

Единственный промысел, который у них развит довольно высоко, это выделка золотых и серебряных изделий. У них есть очень искусные мастера, особенно по обработке серебра и рисунку на черненом серебре; черненым серебром они покрывают рукоятки пистолетов, сабель, ножны кинжалов; они умеют также насекать узоры (выделывать дамасскую сталь) на стволах ружей... Они делают прекрасные табакерки, бляшки к поясам, пряжки, перстни, кубки, чаши и т. п.

Искусство выделки кож не развито дальше протягивания кож между двумя бревнами; кожи натираются жиром для смягчения; такая кожа служит на все случаи жизни, из нее делают портупеи, обувь и т. п.; кожа эта исключительно прочна и долговечна. [455]

Вывоз товаров

С берегов Черкесии вывозятся мед, воск, бычьи и козлиные шкуры, пушнина, зерно — рожь, пшеница, ячмень, кукуруза, которые турки транспортируют в Анатолию. Во многих местах побережья произрастают прекрасные строительные леса, такие, как дуб, бук, сосна. В районе Гагры широко встречается самшит.

У черкесов много скота — лошадей, быков, коров, овец и особенно коз. Некоторые собственники имеют более тысячи овец, пятисот лошадей, но все они мелкорослы. У них есть также овцы с большим курдюком (чамтухом), различной окраски и с полутонкой шерстью. То здесь, то там встречаются отдельные головы крупного рогатого скота, украденного в Анапе, но использовать этот скот черкесы не умеют.

В больших количествах у них встречаются дикие грушевые и яблоневые деревья. У них есть также дикие сливы, по совершенно нет вишни. Повсеместно растет дикий виноград, дающий мелкие плоды; натухаи не делают вина; только ближе к Абхазии, у убухов, сахов и других племен эта отрасль хозяйства получила развитие; вино, которое делается у этих племен, хорошего качества.

Пища

Обычная пища у черкесов — густая просяная каша (раnicum miliare), сходная с полентой или кашей, употребляемой в пищу у поляков и вообще славян (Есть одна примечательная вещь, которую следует отметить — удивительное сходство основных блюд в рационе всех кавказских и славянских народностей, расселившихся вплоть до побережья Адриатики; это сходство можно даже проследить до Индии. Весь центр Азии, до Армении и Грузии, использует в качестве основного блюда в своем рационе вареный рис в форме плова. Народности Колхиды питаются густой кашей из итальянского проса (panicum italicum), называемой «гоми». Черкесы употребляют обычное просо (p. miliare); все казацкие и польские народности употребляют подобное же блюдо, «кашу», но из пшена или «гречихи; литовцы и летты используют в пищу более жидкую кашу из ячменной крупы («дишгрюц»). Южные славяне, проживающие в районе до Иллирии, также употребляют эту «кашу» или «гоми» из пшеничной муки из Турции; повсеместно этo — основное и национальное блюдо), которую дополняет жареная лепешка из пресного теста, как в Грузии. В качестве напитков используются буза (Буза — просяное пиво), мед и кислое молоко. Однако по большим дням рацион дополняется вареным или просто поджаренным мясом (Один из способов приготовки жареного мяса — мясо режется на кусочки, нанизывается на маленькие железные вертела и поджаривается над горячими угольями. Татары называют это блюдо «чишлик» (tchislik)). [456]

У князей вкусы более утонченные; они едят плов (plaf), различного рода рагу, блюда из меда и масла и т. д... Однако ни у одних, ни у других нет определенных часов для приема пищи: всяк ест, когда почувствует голод — отец с одной стороны, мать — с другой, а дети каждый в своем углу; только когда в доме чужие, прием пищи приобретает более церемонный характер. Следует сказать, что черкесы, блестяще принимающие гостей, считают постыдным и невежливым приступать к еде раньше гостя.

Во время путешествий черкесы необычайно воздержанны в пище: немного кислого просяного теста, замешанного на меде, в кошеле, притороченном к седлу, служит им для пропитания в' течение нескольких дней.

Черкесы неприхотливы во всем, не только в пище. Простой народ спит прямо на земле, подстелив бурку, которая заменяет им постель; зимой располагаются у огня; места поближе к теплу являются почетными и предназначаются для главы семьи и для иностранцев, остальные спасаются от холода кто как может (Лаэрт, отец Улисса, также спал зимой, завернувшись в драный плащ, в окружении рабов, в пыли у огня. — Одиссея, п. XI, стр. 189).

Как много общего в нравах с античной Грецией, Грецией Гомера находим мы у черкесов!

Разве не сходны феодальные порядки Скептухов (Skeptbu-khes) в Древней Греции с порядками в сегодняшней Черкесии? разве не одинаков феодальный строй, основу которого составляли рабы и пленники? Агамемнон, Улисс, Ахилл, которые на своих быстроходных судах обрушивались внезапно на богатые города, чтобы ограбить их и увести их жителей, обнаружили бы множество своих живых портретов среди современных черкесов из Мамай или Джубуху.

Парис, похитивший Елену и сидонянок, поступал так же, как поступают и доныне в Черкесии.

Все, что я говорил о воспитании мужчин и женщин, о женском труде, о постыдности для мужчины появиться на людях со своей женой, о пище, похоронах, могилах, о друидизме и т. д.', все это возвращает нас в Грецию и заставляет согласиться с тем, что должна была быть колонизация в какой-то форме, должны были быть частые связи в античные времена для того, чтобы черкесы могли сохранить столько черт примитивных нравов греков. Но, как я уже говорил, вопрос в том, какая из наций оказывала влияние и какая была восприемницей? (..)

Амазонки

Наконец, не покажется ли необычным обнаружить у черкесов это столь странное разделение между мужчинами и [457] женщинами, здесь, в этом краю, который в античные времена принято было считать прибежищем амазонок и покоренных гуннами савроматов.

Какой бы абсурдной ни показалась эта история или сказка об амазонках, для нее должны быть какие-то основания; Страбон уже убежден в ее правдивости, а сохранившиеся у черкесов предания также служат ей подтверждением. Вот это предание, сообщенное Райнеггзом (т. I, стр. 238), которое правдолюбец Ян Потоцкий дал себе труд проверить.

В те времена, когда наши предки, рассказывают кабардинцы, жили на берегах Черного моря, они часто воевали против эммечей, народа женщин, который занимал горный район между Черкесией и Сванетией вплоть до нынешней маленькой территории Кабарды. Они совсем не желали иметь среди себя мужчин, но принимали любую смелую женщину, которая хотела принимать участие в их походах и войти в их сообщество. После длительной, с переменным успехом войны две армии вновь встретились, чтобы начать битву, как вдруг командующая эммечей, которая обладала даром прорицания, потребовала секретной встречи с главой черкесов Тхульмом, обладавшим тем же даром. В поле между двумя армиями поставили шатер; прорицатель и прорицательница встретились там; несколько часов спустя прорицательница вышла из шатра и объявила своим соратницам, что она была побеждена, что хочет взять Тхульма себе в супруги и что, прекращая вражду, она советует поступить таким же образом и выбрать каждой себе по мужу во вражеском стане. Так и было сделано, и черкесы, наши предки, радостные возвратились в свои жилища с новыми подругами.

Это предание о существовании эммечей подтверждается фактом, который сообщает П. Ламберти (П. Аршанж Ламберти. Сборник о путешествиях на Север, т. VII, СТр. 180-181. Сравните также то, что рассказывает о черкесских женщинах де ля Мотрей, т. II, стр. 84): в его времена Дадиан, ведший войну против высокогорных народностей в районе к западу от Эльбруса, обнаружил среди мертвых противников большое число женщин, вооруженных и одетых в латы. Дадиан предлагал большую награду тому, кто приведет живьем одну из этих воительниц.

(пер. А. И. Петрова)
Текст воспроизведен по изданию: Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII-XIX вв. Нальчик. Эльбрус. 1974