БРИММЕР Э. В. СЛУЖБА АРТИЛЛЕРИЙСКОГО ОФИЦЕРА,воспитывавшегося в I кадетском корпус и выпущенного в 1815 году. DrevLit.Ru

Состав наблюдательного отряда следующий:

Состав наступательного отряда следующий:

В состав оного входят:


Жалованье для сотни и командира ее		445	р.	—	к.
Фураж	ячмень по 3 руб.	1062	"	75	"
	сено по 45 коп.
Мясная порция по 1-му р. 40 к. п.		73	"	50	"
Мука по 38-ми коп. пуд		93	"	60	"
Итого:		1613	р.	85	к.

К этому прибавить еще 30 человек, потому что в сотне считалось 130 всадников, то выйдет еще до 400 рублей. Итого на сотню: 2013. Сумма эта увеличивается или уменьшается, смотря по справкам на муку, фураж и мясо.

Таблица высот над уровнем моря разных мест и в г. Карсе и окрестностях.

№	Название мест и укреплений	Футы
1.	Река Карс-чай у моста при д. Чивтли-гая	5426
2.	Лагерь на левом берегу Карс-чая	5437
3.	Палатка главнокомандующего	5490 [504]
4.	Редут № 9 (Сувари-табия)	5501
5.	Редут № 4 (Хафис-паша-табия)	5542
6.	Башня в Карсе	5572
7.	Скала, на которой орудие	5579
8.	Гора, где саперный лагерь	5611
9.	Цитадель в Карсе	5710
10.	Скала на шорахской горе	5811
11.	Редут № 2, правый (Зиарет-табия), на Карадахе	5812
12.	Редут № 2, левый (с флагом), там же	5848
13.	Редут № 13 (Вели-паша-табия), на чахмахской горе	5858
14.	Стол гора	5871
15.	Редут № 1 (Араб-табия) на Карадахе	5896
16.	Развал. креп. на шорахской горе	6038
17.	Обсервационная гора	6051
18.	Редут № 14 (Гяурдах-табия) на шорахской горе	6061
19.	Редут № 15 (Тахмас-табия), там же	6100
20.	Гора Ах-баба	6573

Примечание. Высота над уровнем моря р. Карс-чая, у моста р. Чивтли-гая, определена по барометрическим наблюдениям, а возвышение всех прочих пунктов над этою рекою исчислено по геодезической нивелировке.

Приказы по артиллерии Отдельного Кавказского корпуса, отданные ген. Бриммером.

Октября 12-го дня 1853 года, г. Тифлис. № 292.

Объявляю по вверенной мне артиллерии о движениях горных орудий батарей № 2 и № 4.

Движения эти происходили с отрядом генерал-адъютанта князя Аргутинского-Долгорукого, шедшего в тыл Шамиля, нахлынувшего на Джаро-белаканскую область в конце прошлого августа месяца.

28-го войска выступили от Турчидага и 31-го двинулись чрез [505] Куртидагский хребет; тут еще не было русской пяты и потому не было проходимой дороги, лишь горец с ослом своим ходил по узкой шиферной дороге, проложенной близ пропастей. Ночь застигла медленное движение по осыпавшейся тропе; усилившийся ветер нанес сильный снег, извилистая тропа не была видна, но артиллерия, взятая на вьюки, двигалась близ обрывистой скалы и к раннему утру пришла на вершину Куртидага. Войска стянулись, и после томительной усталости новые труды служили отдыхом. 1-го сентября двинулись к подошве Дельтидага, высокого отрога снегового хребта Кавказа; та же трудная дорога, но благоприятная погода оживила усталых.

2-го сентября — подъем на Дельтидаг и спуск с него.

Вчерашний переход служил отдыхом и ныне к перенесению новых трудов требовались оживленные силы; их нашли русские не в сочной пище, не в крепком вине, не на мягкой постеле: их нашли неутомимые воины в усердии к службе и в непреклонной воле исполнять долг свой.

Та же извилистая, крутая тропа над обрывами и пропастями; но теперь порывистый ветер с густыми хлопьями снега делал ее скользкою, и промокшие воины, сделав слишком 10 верст, дошли до вершины; тут надо было стянуться отряду — час времени, и холодный ветер леденил члены неутомимых на вершине Дельтидага; 7 верст крутого спуска близ обрывистых скал, но мокрому глубокому снегу, привели артиллерию в полночь к верховью р. Самура, где разобранный аул согрел молодцов.

5-го отряд двинулся вверх по Самуру к снеговой горе Гудурдах и оттуда в Ганзагору. Незачем повторять трудностей преодоленных при этом движении — из вышеописанных всякий поймет их.

Неприятель, видя в тылу себя наш отряд, перешел к Месельдигеру и, по неудачной попытке взять неоконченное укрепление, бросив сотни убитых, бежал скрыться в горы.

В стройном исполнении трудных движений но горным [506] тропам снегового Кавказа, при бурной погоде, при всех лишениях — должно признать хорошее состояние частной горной артиллерии и бодрый дух ваш, артиллеристы.

Не забуду и товарищей ваших лезгинского отряда, горных № 1 и 3 батарей, которые, чтоб противустать толпам горцев в разных местах, после утомительных переходов от 40-70-ти верст в знойное время августа месяца, в бою находили отдохновение, а стойкостию и меткою стрельбою похвалу начальника и собратий своих — истинную награду воинов.

Благодарю вас за добрую службу, за усердие и знание своего дела, артиллеристы горных батарей! И я стяжаю честь от службы подчиненных мне, и потому, признательный к ней, благодарю вас.

Гг. командиры батарей и гг. офицеры, убежденные, что только с исправно содержимыми и хорошо обученными частями можно совершать труды и добывать честь, потщатся еще с вящим усердием содержать вверенные им части в должной исправности.

Приказ сей прочесть при собрании батарей и частей и вместе со мною крикнуть "ура" горным артиллеристам.

Октября 21-го дня 1853 года, г. Тифлис. № 310.

В настоящее время по случаю сбора артиллерии в действующий корпус на турецкой границе, считаю нужным просить гг. бригадных командиров предложить гг. командирам батарей и офицерам, заведывающим отдельно частями артиллерии, иметь всегда в виду благоразумное употребление зарядов в действии против неприятеля, помня что всякий снаряд, выпущенный из артиллерийского орудия и попавший по назначению, производит не только физический вред, но и моральное действие, и что, напротив, если снаряды не будут попадать в цель, то неприятель, видя дурное действие артиллерии, потеряет уважение к оружию нашему; но прошу помнить, что я говорю о благоразумном сбережении зарядов, а не о том, чтобы скупиться [507] ими там, где надо; лучший судья в этом есть всегда сам господин опытный офицер. И потому я надеюсь, что в предстоящую войну гг. командиры частей и офицеры дельною стрельбою скоро заставят неприятеля уважать наше благородное оружие. Причем полагаю не лишним, если я буду просить гг. артиллеристов на первый раз: чтобы неприятель ближе познакомился с нами, предпочтительно действовать с ближней дистанции, и для того во всякое время, на месте и в движении, наблюдать, чтобы орудие при снятии с лафета имело горизонтальное положение.

Приказ сей прочесть при собрании артиллерийских частей, дабы и нижние чины знали, что я прошу от артиллеристов.

Согласно прежних распоряжений, о каждом деле с неприятелем офицер, командующий отдельною частью артиллерии, прямо доносит г-ну начальнику штаба инспектора всей артиллерии и копию с этого донесения в то же время представляет ко мне. Описание действий должно быть кратко и ясно, со всею справедливостью, без всяких преувеличений, означая время и место действия, число и род выстрелов, на какой местности орудия действовали, с какой дистанции, под каким углом возвышения и какой успех был действия; число убитых, раненых и контуженых воинских чинов и лошадей; повреждения в артиллерии; особенные отличия оказанные кем-либо в деле; замечательные движения артиллерии по трудным дорогам, и обо всех случаях, достойных внимания и относящихся до артиллерийской службы. Затем представление таковых сведений, по истечении каждого месяца, как назначено было циркулярным предписанием от 25-го апреля 1852 года, вовсе отменяется.

Гг. командующие артиллериею в отрядах, по окончании военных действий и роспуске отрядов, представляют ко мне подробный журнал движений и действий артиллерии, со включением в оный всех обстоятельств, приведенных выше, и с общим выводом о числе выпущенных во все время боевых зарядов, числе убитых, [508] раненых и контуженых воинских чинов и лошадей, стараясь вообще не упускать из виду предметов, относящихся до службы в артиллерии, чтобы практические выводы и наблюдения с пользою могли быть применяемы к делу другими.

В настоящем случае, в предстоящую кампанию, ведение таковых журналов и представление ко мне по команде возлагается мною непосредственно на командиров батарей и отдельных частей, для составления, по окончании кампании, общего отчета обо всей артиллерии.

Ноября 7-го дня 1853 года, кр, Александраполь. № 1.

На другой день приезда своего к войскам, г-н командующий корпусом отрядил часть войск для занятия сел. Баяндура близ арпачайской переправы. В отряде этом, составленном из 6-ти баталионов пехоты, большею частью гренадерской бригады, были две батарейные батареи и 1-я легкая кавказской гренадерской бригады и дивизион донской № 7 батареи, под командою генерал-маиора князя Орбелиани.

2-го ноября, в час пополудни, отряд двинулся к сел. Баяндуру, в 10-ти верстах от лагеря. По приближении к возвышенности в 2-х верстах от селения, показались толпы неприятельской кавалерии. Войска, выстроившись в боевой порядок, имея три баталиона в первой линии и между ними две батарейные батареи, поднялись на возвышенность. и артиллерия одною очередью выстрелов очистила поле, свалив несколько всадников и лошадей; затем она следовала далее.

На расстоянии 450-ти сажен от селения неприятель открыл сильный артиллерийский огонь. Наши батареи снялись с передков и действовали по их батареям. Показались баталионы в стройном порядке, видимо готовившиеся к атаке, но сбитые, расстроенные огнем нашей артиллерии, скрылись в лощине, не выдержав и 10-ти минут огня, и артиллерия неприятельская подвинулась назад.

При появлении пехоты, и легкая № 1 батарея была поставлена на правый фланг первой линии. В это время, отброшенные [509] драгунами, конные толпы были поражаемы четырьмя орудиями 7-й конной батареи, быстро снявшимися с передков.

Несмотря на потери наши от сильного, учащенного артиллерийского огня неприятеля, войска двинулись вперед на третью и последнюю позицию, на расстоянии 400 сажень от неприятеля, и тут хладнокровною, меткою стрельбою отвечали на сильную канонаду неприятеля. Его орудия стояли выше наших, многие были закрыты, несколько орудий стояло на горе, отчего позиция его артиллерии была значительно выгоднее, но несколько совершенно разбитых, уничтоженных орудий его, множество перебитых лафетов и прочего, слишком 1000 человек убитых и множество лошадей, при чем крепко пострадала его регулярная пехота, свидетельствуют о хорошей, меткой стрельбе гренадерских батарей.

Но не о меткой стрельбе, свойственной обученным артиллеристам, хочу говорить я, но о стойкости под сильным пятичасовым, учащенным артиллерийским огнем, о хладнокровии, о порядке, о деятельности как Гг. офицеров, так и всех чинов; о том, что каждый думал только хорошо исполнять свою обязанность; о том, что отводившие раненых не хотели весть их далее первых ящиков, передавали другим и бегом возвращались к своим местам; о том, что много раненых и почти все сильно контуженые не оставляли мест своих; о том, что все повреждения исправлялись деятельно и в порядке. На это на все надобна сильная душа русского артиллериста, которому жизнь нипочем, а служба — все!

Спасибо вам, артиллеристы гренадерской бригады. 30 лет знаю я вас и также, как в прежние войны, вы доброю службою радуете начальство.

Но, принимая мою душевную благодарность, всякий из вас в совестном сознании исполнения своих обязанностей воина-артиллериста, отыщет награду в самом себе.

Приказ сей прочесть при собрании батарей, с троекратным криком ”ура"! артиллеристам гренадерской бригады. [510]

Ноября 26-го дня 1853 года, кр. Александраполь. № 10.

Поздравляю вас, артиллеристы, с славною победою 19-го ноября на Кадыклярских высотах, в Турции.

У неприятеля было 22 баталиона регулярной пехоты, 4 тысячи регулярной кавалерии, столько же курдов, известных наездников, и 24 орудия артиллерии; всего корпус войск его был в 30 тысяч человек. Нас не было и 10-ти тысяч. В сознании своего числительного превосходства, он принял сражение и был разбит наголову! Артиллеристы! под сильным перекрестным артиллерийским огнем в начале боя, вы в порядке переменили направление линии, в порядке снялись с передков на ближней дистанции; в продолжении сражения вы подбегали к стройным баталионам его на близкую дистанцию картечного выстрела и когда, после беглого убийственного огня, баталионы его двинулись на вас с барабанным боем и трубами — артиллеристы! вы выехали е нему навстречу лицом к лицу и ударили картечью часто и сильно.

Дрогнул, не вынес, обернулся, побежал, рассеялся турок!

Два его лагеря со всеми запасами мундирными и зерновыми, с артиллерийскими складами и вся артиллерия, взятая с бою на поле сражения, достались победителям.

Поздравляю вас, артиллеристы! Мы все делали дело как следует, и доблестию вашею вы порадовали Государя.

Обратимся с теплою молитвою признательности к Богу сил за дарованную победу. Да укрепит Он нас в будущности на новые подвиги и страх врагам!

Как начальник ваш, благодарю все чины батарей: батарейной № 2 и легкой № 1 кавказской гренадерской артиллерийской бригады, батарейной № 5 батареи 21-й артиллерийской бригады и донской конной № 7 батареи.

Доблести ваши приветствую нашим воинским кликом "ура"!

Приказ сей прочесть во всех батареях вверенной мне артиллерии при собрании всех чинов. [511]

Мая 9-го дня 1854 года, гор. Александраполь. № 17.

Высочайшим приказом, отданным по военному ведомству в 5-й день апреля сего года, Государь Император в ознаменование особенного Монаршего благоволения к отличным подвигам, оказанным нижепоименованными батареями в сражениях против турок, Всемилостивейше жалует:

1) батарейной № 1 и батарейной № 2 батареям кавказской гренадерской бригады и донской № 7 батарее Георгиевские трубы с надписью: первой — "За отличие в сражении с турками 2-го ноября 1853 года при сел. Баяндуре", а последним: "За поражение турок 19-го ноября 1853 года на Баш-Кадыклярских высотах."

2) Легкой № 1 батарее кавказской гренадерской бригады — золотые петлицы на воротники и обшлага штаб и обер-офицеров.

и 3) Батарейной ,№ 5 батарее 21-й артиллерийской бригады — знаки на шапки с надписью "За отличие."

Артиллеристы кавказского корпуса! Добрая служба ваша, постоянно обращает на себя внимание нашего Всемилостивейшего Государя! Только исполняя долг свой с честию и усердием, свойственным каждому военному человеку, мы получаем награды, которые возвышают нас в глазах сослуживцев и облекают блеском достоинства посильную службу нашу.

Блестящие награды, дарованные сказанным батареям, да послужат к вящему поощрению службы их, а другие батареи, радуясь за товарищей, да соревнуют им при случае, чтоб обратить милостивое воззрение Государя и на свою службу.

Напоминаю всем, что только с благоустроенными батареями, хорошо содержимыми и отчетливо обученными, можно во время сражения служить с отличием и обратить на батарею внимание начальства и войска.

Будьте холодны и бесстрашны, артиллеристы, как всегда были в сражении — и опять заслужите радостное спасибо нашего Отца-Государя.

Приказ этот прочесть при собрании всех чинов в батареях [512] Отдельного Кавказского корпуса и прикомандированных к нему 13-й и 18-й артиллерийских бригад.

Июня 20-го дня 1854 года, лагерь при деревне Кизил-Чахчах. №26.

Из донесения генерал-лейтенанта князя Андроникова г-ну командующему Отдельным Кавказским корпусом видно, что гурийский отряд разбил турецкий корпус войск в кобулетском санджаке, взял три лагеря, все запасы, 35 значков и 14 орудий. Из артиллерии в этом славном деле участвовали: горная № 1 кавказской гренадерской бригады и легкая № 1 батареи 13-й бригады и, как видно из хода дела, обе батареи действовали с неустрашимостью и полным успехом и тем заслужили одобрение начальства.

Дивизионы горной батареи шли по флангам и ни трудная местность, ни многочисленность неприятеля не останавливали их; пришед на место, холодно выдерживали частый убийственный огонь и метким действием редили строй неприятеля.

Легкая № 1 батарея 13-й бригады, в разгаре боя на флангах, двинулась с линиею вперед, подскакав на картечный выстрел и сильным действием расстроив изумленного неприятеля, она очистила штыкам нашим простор. Все бежало и вышеозначенные трофеи радуют победителей.

Спасибо вам, артиллеристы! Вижу, что вы сочувствуете приказу моему прошлого года октября 21-го за № 310: холодная стойкость в сильном огне, меткая стрельба и благородный порыв на картечный выстрел — вот служба артиллериста, которою он добывает честь своему оружию.

Еще раз спасибо вам, горная № 1 гренадерской и легкая № 1 батареи 13-й артиллерийских бригад; поздравляю вас с добрым делом. Все батареи Кавказского Отдельного корпуса приветствуют вас нашим воинским возгласом "ура"!

Приказ сей прочесть во всех батареях при собрании воинских чинов. [513]

28-го июля 1854 года, лагерь при деревне Кюрук-дара. № 36.

Артиллеристы Кавказского корпуса! 24-го числа сего месяца было у нас сражение с турками, где корпус, под предводительством генерал-лейтенанта князя Бебутова, одержал славную победу над более чем втрое сильнейшим неприятелем.

Скажу нам как действовала артиллерия.

Узнав, что неприятель снялся с укрепленного лагеря, приказано было 23-го числа отправить палатки в вагенбург, и с рассветом корпус войск выступил на рекогносцировку по карсской дороге. Отошед верст шесть, мы увидели турецкую армию, расположенную полукругом на пространстве около четырех верст, занимая все возвышенности, имея на флангах большие массы кавалерии и регулярную пехоту с артиллериею, а в центре, на возвышенности, стройно стоявшую сильную регулярную пехоту при 20-ти пушечной батарее и сзади полки регулярной кавалерии.

Центральная позиция эта с правого боку была защищаема двумя батареями в 10 и 6 орудий, с прикрытием пехоты и кавалерии.

По верным известиям от значительных лиц, взятых в плен, армия турецкая имела 48 баталионов, из коих 6 стрелковых с штуцерами, 16 полков регулярной кавалерии, 82 орудия и более 10 тыс. иррегулярной кавалерии; всего более 50 тыс. войска. У нас было 19 баталионов пехоты, 26 эскадронов драгун, до 3-х тыс. иррегулярной кавалерии и 64 орудия (не более 18 тыс.).

Вот батареи, кои участвовали в славной битве: кавказской гренадерской бригады — батарейные № 1 и 2 и легкая № 1; 18-й бригады — батарейная № 4, легкая № 7, взводы легких № 6 и 7 и дивизион линейного войска № 15.

Нельзя описать мне здесь действия всех батарей отдельно; скажу вам только, что, по несоразмерности войск наших с неприятельскими, на артиллерии лежала обязанность: не допустить неприятеля обхватить нас с обоих флангов и расстроить силу турецкую.

С честию исполнила артиллерия эту почетную долю. Легкая № 7 [514] батарея 18-й бригады на крайнем левом фланге была действием своим гибельна неприятелю, громила ряды его, взорвала несколько ящиков горной артиллерии его, не позволяя спуститься с занятой им горы.

Легкая № 1 батарея, противупоставленная неприятелю при движении левого фланга его в обход войск наших, с двумя баталионами Тульского полка, с первых выстрелов остановила напор его и, когда устроенный правый фланг наш сбил неприятеля, то, двигаясь стройно дивизионами, расстраивала пехоту, покуда не встретилась с турецкою батарейною батареею, которую метким огнем заставила сняться с позиции.

Вправо от нее действовали взводы легких № 6 и 7 батарей с двумя баталионами Ряжского полка и, равно как и легкая № 1, заслужили одобрение корпусного командира.

Конные батареи быстротою изумляли неприятеля и наводили на пего страх. Донская № 7, поставленная на левом пашем фланге, подъезжала несколько раз к штуцерным кареям, расстраивала их, имела сильную потерю; но возобновляла атаки при преследовании неприятеля; орудийная прислуга рубила турок, пока не останавливались орудия. Донская № 6 с дивизионом № 15 действовала на оконечности правого фланга и вторым взводом батареи № 15 линейного войска взяты два значка. Вообще же вся прислуга конных батарей во время преследования рубила турок.

Трем батарейным батареям начальство дало почетную обязанность сломить центральную позицию неприятеля. С прикрытием гренадер и карабинер двинулась грозная линия; три раза останавливалась она, чтоб громить турок: первый раз на 450 с., второй па 300 с. и третий на 70 с., чтоб картечью сокрушить его. Презирая огонь боковых батарей, наносивший ей вред в особенности на второй позиции, она бросала смерть перед собою в ряды турок. На 70-ти саженях остановившись под убийственным ружейным и артиллерийским огнем, потеряла офицеров, прислугу, лошадей и ринувшиеся на нее баталионы неприятельские редила картечью! Тут [515] пошла штыковая работа в 30-ти саженях от батареи,— она умолкла и, когда уложили турок и батареи по трупам взъехали на возвышение, где так грозно стояла сила неприятельская, мы увидели позицию, устланную трупами, а поле, усеянное бегущими. На одном этом месте сосчитано более 800 убитых турок.

Батарейные батареи сломали центр. Г-н корпусный командир сказал, что артиллерия была главною виновницею победы.

Спасибо вам, артиллеристы, бывшие в сражении 24-го июля сего года! Приветствую славную службу вашу троекратным русским победным возгласом: Ура! Ура! Ура!

Артиллеристы Кавказского корпуса! Вы службою своею Великому Государю добываете чести оружию нашему, слава войску!

Потеря неприятеля в этом сражении: более 3000 убитых; в плен взято: 1 полковой командир, 2 баталионных, 84 офицера, 1980 рядовых; о их раненых неизвестно. Взято с бою 15 орудий, 17 зарядных ящиков, до 1500 артиллерийских зарядов, много патронных ящиков, два полковых знамени, 6 баталионных, штандартов 4, ружей 924 и много музыки. Убит ядром командовавший на центральной позиции Гассан-паша; вся иррегулярная кавалерия разбежалась и часть пехоты.

Наша потеря: 568 убитыми, 1861 ранеными. В артиллерии потеря, убитыми: капитан Беклемишев, нижних чинов 12; ранены: адъютант мой капитан Тальгрен, подпоручик Кирсанов, штабс-капитан Григорьев; нижних чипов 61, из вольноопределяющихся фейерверкер Величкин, которому оторвало обе ноги, и пять сильно раненых остались на месте; впрочем все раненые до конца битвы не отходили от батареи. Честь храбрым!

Приказ сей прочесть при собрании батарей и команд.

24-го ноября 1855 года, стан Владикарс. № 108.

Части войск гурийского отряда 25-го прошлого октября месяца, [516] привелось защищать переправу р. Ингура противу вдесятеро сильнейшего неприятеля, причем, по свидетельству начальства и товарищей, четыре орудия легкой № 1 батареи 13-й бригады действовали во все время с особенным хладнокровием. Шесть рот линейных баталионов и эти четыре орудия были окружены со всех сторон неприятелем, штуцерные которого из-за деревьев перебили буквально всех лошадей при орудиях и ящиках, но и в этом положении, несмотря на убитого офицера (подпоручик Шкляревский), на получаемые раны, артиллеристы действовали неумолкно, и кто из раненых мог стоять на ногах, не отходил от места, Когда все начальство было перебито и неприятель усилил пехоту до 10-ти тысяч, тогда наши тронулись назад, таща с собою на руках орудия, пробились на дорогу и были приняты двумя баталионами князя Воронцова полка, спешившими с четырьмя орудиями батарейной № 1 батареи 13-й бригады; но, баталионы неприятеля напирали сильно; толпы его ложились от картечи, но он не отставал, видя малочисленность нашу. И в другом дивизионе убит офицер (поручик Высоцкий), перебиты люди и лошади; при отходе в гору, изнуренные пятичасовым боем, люди не могли более тащить орудия и ящики, три легкие орудия, заклепанные, и пять ящиков были оставлены на месте.

Не огорчайтесь, храбрые товарищи! Кто совестно, по присяге, исполнил долг свой, как вы, тот всегда на поле битвы добывает общее уважение; тяжело раненые, вы не оставляли мест своих, не теряли хладнокровия — первой добродетели артиллериста — и укладывали ряды турок картечью. Благодарю вас за добрую службу.

Убыль в артиллерии, участвовавшей в бою при переправе турок чрез р. Ингур, 25-го октября, т. е. в дивизионе батарейной № 1 батареи, дивизионе легкой № 1 батареи 13-й артиллерийской бригады и во взводе горной № 1 батареи кавказской гренадерской бригады, пришедшем с баталионом Литовского полка, убитых: офицеров 2, нижних чипов 20; раненых: нижних чинов 40; контуженых: ядром, прапорщик Авеликов, нижних чинов 2; [517] артиллерийских лошадей убито 100. По верным известиям, у неприятеля потеря свыше 2000.

Приказ сей прочесть при собрании батарей.

24-го мая 1855 года. Г. Александраполь. № 29.

Господин главнокомандующий в проезд свой по кавказскому краю, в бытность свою при войсках гурийского отряда и осмотрев 21-го числа войска действующего корпуса, изволил мне лично объявить, что артиллерию Отдельного Кавказского корпуса он нашел везде в совершенной исправности. Сегодня, при выступлении войск этого корпуса за границу, сказал мне, что ни об одной части войск не выражался в донесениях своих, как об артиллерии здешнего корпуса.

Глубоко тронутый такими лестными отзывами и признательный к начальническому вниманию г. главнокомандующего, я спешу с искренним удовольствием объявить о том по вверенной мне артиллерии.

После такого свидетельства мне дозволено душевно благодарить гг. бригадных и батарейных командиров, гг. офицеров и нижних чинов за исправное состояние частей тем более, что для смотров этих не было никаких предварительных приказаний от меня, никаких особенных усилий от командиров бригад и батарей, и артиллерия представлялась на смотр его высокопревосходительства в том виде, в каком она постоянно содержится.

Я убежден, что все артиллеристы вместе со мною чувствительны к чести, оказанной нам г. главнокомандующим лестными отзывами об артиллерии здешнего корпуса, и в нынешнее боевое время потщатся усугубить усердие к службе Государя Императора, в чем да поможет нам Бог.

Приказ этот прочесть во всех батареях и отдельных частях, при собрании всех нижних чинов. [518]

Приказ по Отдельному Кавказскому корпусу.

Мая 26-го дня 1856 года. В Тифлисе. № 234.

Высочайшим приказом, состоявшимся 5-го мая, начальник артиллерии Отдельного Кавказского корпуса, генерал-лейтенант Бриммер, назначен первым комендантом Новогеоргиевской крепости, а начальник 5-й артиллерийской дивизии генерал-маиор Мейер 1-й начальником артиллерии Отдельного Кавказского корпуса.

Разрешая генерал-лейтенанту Бриммеру отправиться к месту нового назначения и поручая, впредь до прибытия генерал-маиора Мейера на Кавказ, начальнику артиллерийских гарнизонов грузинского округа генерал-маиору Годлевскому временное командование артилериею Кавказского корпуса, предписываю генерал-лейтенанту Бриммеру сдать, а генерал-маиору Годлевскому от него пришить на законном основании помянутую должность и вступить в отправление оной до приезда генерал-маиора Мейера.

Делая о сем известным по Высочайше вверенным мне войскам, считаю обязанностью при сем случае объявить по Отдельному Кавказскому корпусу и прикомандированным к оному войскам, что со времени прибытия моего на Кавказ, в начале прошлого года, я постоянно и везде находил артиллерийские батареи, вверенные командованию и попечению генерал-лейтенанта Бриммера, в отличном состоянии.

Главнокомандующий генерал-адъютант Муравьев.

Приказ по артиллерии Отдельного Кавказского корпуса.

Мая 26-го дня 1856 года, в г. Тифлисе. № 266.

Высочайшим Его Императорского Величества приказом 5-го числа сего месяца назначенный первым комендантом Новогеоргиевской крепости, я оставляю начальствование артиллериею кавказского корпуса.

Артиллеристы! Усердием, доблестным исполнением обязанностей [519] в мирное и в военное время, вы облегчали начальнику службу его; неусыпными трудами в дни мира, вы успешно готовили себя для военного времени. Душевно, искренно признателен я вам, гг. бригадные и батарейные командиры, гг. офицеры и все чины артиллерии.

Прошед все звания от взводного командира до начальника артиллерии в среде вашей, с прискорбием оставляет вас старый товарищ. Да укрепит вас Бог на постоянно верную и честную службу Великому Государю нашему!

Начальник артиллерии генерал-лейтенант Бриммер.

________________

Памяти Эдуарда Владимировича Бриммера.

25-го сентября хоронили в Петербурге одного из немногих известных боевых людей России и кавалеров св. Георгия 3-й степени прошедшей эпохи, доживших до наших дней, генерала от артиллерии Эдуарда Владимировича Бриммера. Жизнеописание этого храброго воина займет, надобно надеяться, подобающее ему место в военных изданиях. Я не имею в виду описывать жизнь и службу покойного, но, знав его близко, находившись под его начальством и стояв рядом с ним не в одном бою, хочу высказать чувства, которые все мы, люди кавказской и последней турецкой войны, питали к нему как к генералу и человеку.

Покойный Эдуард Владимирович был одним из тех боевых начальников, в которых солдаты верят в силу поговорки: "сердце сердцу весть подает," под рукою которых они идут вперед, не считая врагов. Покойный генерал был начальником артиллерии отдельного кавказского корпуса и только временно, в 1855 году, прямо начальствовал пехотою в качестве командующего корпусом войск, действовавших в азиятской Турции. Но и прежде сердце его всегда рвалось в бою от пушек, бьющих издали, к штыкам, наносящим прямой удар, несмотря па то, что и пушками он владел с умением, что он обращал их в средство [520] почти прямой атаки, подводил батареи в решительный миг так близко к атакуемой линии, что каждое ядро без промаха пронизывало неприятельскую колонну — очевидцы помнят действие батарей в битве под Кюрук-дара. Тем не менее, в последний час генерал Бриммер бывал всегда перед пехотою, знавшею его будто своего прямого вождя. Эта черта — нетерпение сердца, заставляющее артиллериста бросаться в рукопашный бой — воспроизводилось не раз в нашей военной истории: начальник всей действующей артиллерии граф Кутайсов пал под Бородиным также в голове пехотной колонны. На военном совете перед баш-кадыклярским боем генерал Бриммер говорил, что артиллерия его сделает свое дело, но что, при чрезвычайном превосходстве неприятеля в числе людей и пушек, мы должны полагать свою надежду только на штыки, перед которыми турки не устоят, "сколько бы их ни было. "Хлопочите об артиллерии, сказал ему один пехотный генерал, а пехоту поведем мы."— ”Ну уж извините, отвечал начальник артиллерии, я поведу ее вместе с вами." Верхом в голове войск, генерал Бриммер становился настоящим Марсом: при своем высоком росте, с пылающими глазами, с развевающимися седыми волосами, обращаясь к войску с короткими, полными энергии, понятными словами, он производил на солдата чарующее действие. Один из участников битв того времени сказал раз: "Знаете ли, чем представляется мне этот генерал в огне? Живым знаменем. Если б знамя могло вдруг ожить, если б у него выросли ноги и оно пошло бы само собою в голове колонны, оно увлекло бы солдат именно таким образом, как увлекает их теперь генерал Бриммер."

Соединенными войсками трех оружий покойный генерал командовал по праву только раз в большом деле, в последний час кровавого карсского штурма. Главнокомандовавший генерал Муравьев, сидевший все время этого страшного боя на горе, прозванной Мухой, и ни разу не подъезжавший к линии огня, передал начальство над бившимися войсками генералу Бриммеру, с разрешением — поступить по усмотрению. Но усматривать тогда было уже нечего. Войска, [521] двинутые на приступ безо всяких пособий, необходимых для приступа — без лестниц, фашин и перекидных досок — были отбиты, несмотря на истинно львиные усилия. Триста или четыреста офицеров (не помню в точности) и семь тысяч нижних чинов завалили своими трупами вершину и скаты карсской горы; ружейный и пушечный огонь турок, спрятанных за укреплениями, сбивал в упор все, что подымало голову на этой горе смерти. Оставалось только одно: собрать и свести вниз уцелевших людей, залегших и перемешавшихся в траншеях, отбитых нами с самого начала, не покинув ни одной части на жертву неприятелю — что оказывалось чрезвычайно трудным, так как отдельные кучи солдат были разобщены между собою во всех направлениях. Генерал Бриммер исполнил однакож эту задачу: он собрал и отвел остатки штурмовых колонн, не оставив в руках неприятеля ни трофеев, ни пленных. Влияние его на солдат пригодилось в пору. Но для того, чтобы сомкнуть их, ему пришлось долго разъезжать под самыми укреплениями неприятеля, служа мишенью сотням штуцеров на несколько десятков шагов. Как только он уцелел!

Я не буду говорить много о деятельности генерала во время продолжительного командования его кавказскою артиллерией. Он был настоящим военным начальником, какие тогда водились — хотя не все были такими — самостоятельным, точным, строгим когда нужно и вполне главой семейства в своем ведомстве во всякое другое время. Никто не видел, чтобы он заискивал популярности у подчиненных; он всегда обращался с ними как властный начальник, скорее был даже суров в своем тоне, и со всем тем был популярен. Всякий знал, что найдет у него и справедливость, и снисхождение, если имеет на то какое-нибудь право. Армейская артиллерия была в то время — не знаю, как теперь — сгруппирована в виде семьи, и — странно сказать! — обязана этим Аракчееву. Батарейный командир представлял нечто вроде дядюшки, все офицеры постоянно у него обедали; начальник артиллерии был настоящим дедушкой; его окружало почтение, напоминавшее далеко не одне [522] дисциплинарные отношения. Все от старшего до младшего были своими между собою, честь каждого составляла общее достояние, каждый обращался к начальству, даже высшему, когда приходила надобность, как своему домашнему начальству. Дисциплина, исполнительность и дух оружия много выигрывали от этой тесной связи. Не даром даже на Кавказе, где дух многих полков стоял так высоко, артиллерийским офицерам и солдатам, с общего голоса, отдавалось первое место. Генерал Бриммер умел превосходно поддерживать эти отношения между подчиненными. Ему, впрочем, не трудно было применяться к ним. Как начальник, взросший в строю, он следовал не инструкциям, а понятиям и приемам, в которых окреп с юношеских годов. Тогда было время, когда военные нравы и порядки развивались из корней, а не сочинялись.

С окончанием турецкой войны генерал Бриммер оставил Кавказ и боевую службу. Несмотря на свое немецкое имя, покойный был, как многие из прежних ветеранов, чисто-русским богатырем в бою и чисто-русским человеком во всех действиях, вкусах и привычках своей обыденной жизни (Ростислав Фадеев. Газ. "Русский Мир" 1874 г. 29-го сентября № 267).

Генерал от артиллерии Э. В. Бриммер.

(Некролог).

(Составлен А. фон-дер-Ховеном, в 1874 году, по подлинным запискам Э. В. Бриммера, по разным статьям Артиллерийского Журнала за 1872-73 годы и по газете Русск. Инв. № 220, 1874 г.)

Минувший год был вместе с тем годом смерти нескольких замечательных артиллерийских генералов. Считаем своим долгом почтить память одного из них, генерала от артиллерии Эдуарда Владимировича Бриммера.

Эдуард Владимирович скончался на 78-м году жизни, проведя на службе пятьдесят девять лет. В продолжении этого, более чем [523] полувекового периода служебной деятельности покойный ознаменовал себя рядом блестящих боевых подвигов, состоя в рядах артиллерии и участвуя в военных действиях на Кавказе и в Азиятской Турции. Замечательная храбрость покойного, хладнокровие в бою, распорядительность и находчивость в затруднительных случаях составили ему вполне заслуженную репутацию безусловно храброго, неустрашимого офицера и разумного вождя, с которым войска доверчиво шли в бой, предвидя верную победу.

Обратимся к имеющимся у нас сведениям о покойном и проследим краткую характеристику его, как замечательного боевого артиллериста.

Эдуард Владимирович Бриммер родился 27-го декабря 1797 г., в Петрозаводске, где отец его, в чине подполковника, был в то время комендантом. Вскоре отца назначили директором города Павловска и шлос-гауптманом дворца Императора Павла Петровича; но должность эту он занимал недолго: в 1803 году, заболев после страшного пожара павловского дворца, он скончался, а чрез несколько времени все сыновья его, в том числе и Эдуард Владимирович, по милостивому вниманию Великого Князя Константина Павловича, приняты были на воспитание в 1-й кадетский корпус.

В начале 1815 г., по окончании курса, Эдуард Владимирович был выпущен в артиллерию, прапорщиком в 9-ю артиллерийскую бригаду, которая, по обстоятельствам военных событий того времени находилась на марше в пределах Франции. Молодой воин рвался в ряды своей бригады, и когда, при проезде чрез Варшаву, его хотели задержать в резерве, он усиленно просил оставить за ним прежнее назначение. Просьба была уважена и Бриммер догнал свою бригаду в Нанси, с которою в начале августа и принимал участие в знаменитом смотре Императора и других государей у селения Вертю, в Шампани, где в то время собралось до 160,000 русских войск. После смотра вся армия выступила по разным направлениям в Россию, но 9-я артиллерийская бригада оставалась еще во Франции до ноября 1818 г. Возвращение в Россию было приятным событием [524] для молодого прапорщика; не долго думая он отправился в отпуск и прибыл в Петербург, где, по воле Его Высочества Великого Князя Михаила Павловича, в 1820 г., был прикомандирован к гвардейской артиллерии, а затем зачислен в учебную артиллерийскую бригаду. В это время Алексей Петрович Ермолов, собираясь командовать армиею, назначенною для действий в Италии, проездом с Кавказа был в Петербурге. Все офицеры, служившие когда-либо под его начальством, ездили к нему представляться. Молодой Бриммер, произведенный тогда уже в чин подпоручика, хотя и не был его прямым подчиненным, но, состоя в 9-й бригаде, входившей в состав авангарда, которым командовал генерал Ермолов при Краоне, в 1814 и 15 гг., тоже, в числе других, счел долгом к нему явиться. При этом, в близком созерцании этой светлой личности, отличавшейся прямою воинственной осанкой и представлявшей тип закаленного в боях воина, Бриммер не мог не поддаться чувству, которое близко было к обожанию. Известная простота обращения Ермолова, задушевность речи его и знаменательная фраза, с которою обратился он на этот раз к представлявшимся ему офицерам: ”А, кровь моя, артиллеристы", возбудили в Бриммере решимость добиться возможности служить под его начальством. В начале 1822 г. Его Высочество Великий Князь Михаил Павлович был так милостив, что снизошел на просьбу подпоручика Бриммера и перевел его на Кавказ, в легкую № 3 роту кавказской гренадерской артиллерийской бригады, где Бриммер тотчас же попал в отряд, назначенный для экспедиции в Кабарду. Уже в этой первой экспедиции Эдуард Владимирович много раз выказывал свою отвагу и распорядительность и заслуживал "Ермоловское спасибо", которое в былые времена составляло гордость Кавказа. Затем в Гомборах, где были расположены 1-я батарейная и 2-я легкая роты кавказской гренадерской бригады, потом на персидской границе, в Тифлисе и в экспедиции в Чечню, в 1825 и 26 гг., Эдуарду Владимировичу выпадало на долю счастье участвовать в отрядах, лично предводимых генералом Ермоловым, и часто быть обласканным им. [525]

К этому времени относятся многие поручения и командировки, исполненные Бриммером, тогда уже штабс-капитаном. Наиболее серьезною была командировка для покупки на Дону 400 ремонтных лошадей, так как для этого требовались не только специальные познания, но и доверие со стороны начальства. Благодаря энергической распорядительности Бриммера все лошади были куплены дешево и, после трудного перехода табуна по степям и горам, доставлены в отличном виде. Тотчас после сдачи этого ремонта, Бриммер принял участие в персидской кампании 1826 и 27 гг., состоя в отряде князя Эристова, которым был занят Тавриз. За Тавриз штабс-капитан Бриммер награжден орденом Св. Анны 3-й ст. с бантом.

Затем началась турецкая кампания 1828 г., в которой Бриммер, командуя вначале батарейною ротою № 1, за болезнию ее командира, а потом легкою № 2 ротою кавказской гренадерской бригады, заявил себя отважным и храбрым артиллеристом. У Ардагана, Ахалкалак, Хертвиса, Каинлы, Арзерума и Харта он с замечательной храбростью громил турок картечью. Под Ахалцыхом, 9-го августа, Эдуард Владимирович с своей артиллерийской ротой много способствовал успеху отражения двукратной атаки турецкой кавалерии; затем блестящим образом действовал во все время осады Ахалцыха, с 9-15 августа, рассеивая толпы турок и сбивая крепостные пушки. Высочайшею грамотою шт.-кап. Бриммеру за Ахалцых пожалован был орден Св. Георгия 4-й ст., а за другие боевые подвиги он получил Св. Владимира 4-й ст. с бантом и Св. Анны 2-й ст. Батарее же, которою он командовал, пожалованы были за отличие золотые петлицы.

Возвращение войск из похода в мирную Грузию направило деятельность Бриммера на внутреннее благоустройство его роты. Когда в Тифлисе и его окрестностях свирепствовала холера, в Гомборах, где в числе других стояла и рота, командуемая Эдуардом Владимировичем, болезнь не произвела таких ужасных опустошений, как в других местах, только благодаря особой заботливости и принятым им мерам, в качестве старшого между артиллеристами. Случаи [526] заболевания здесь нижних чинов были вообще довольно редки, и вскоре совсем прекратились.

Утомленный постоянными походами и боевою деятельностью, в 1831 г. Эдуард Владимирович подал прошение об увольнении в 4-х месячный отпуск и, получив его, тотчас же отправился чрез Петербург в Ригу. Проездом чрез столицу, Бриммер имел счастие представиться Государю Императору и Великому Князю Михаилу Павловичу и был удостоен всемилостивейших отзывов за свою боевую службу на Кавказе. В феврале месяце он прибыл вт. Ригу, но тут, вместо отдыха, принял на себя новый труд. Узнав, что для усмирения мятежников в Литве потребованы пехотные полки, стоявшие в Риге, и при этом не оказывалось артиллерии, Эдуард Владимирович тотчас же вызвался участвовать в сформировании какой-либо артиллерийской части. Рижский военный губернатор, граф Пален, воспользовался предложением Бриммера — и чрез несколько дней батарея из двух 4-х пуд. единорогов и двух 6-ти ф. пушек, при двойном комплекте картечи, вместо гранат и ядер, шла уже под командой Эдуарда Владимировича в Литву. Под селом Янишки и у Россиен Бриммер с своей батареей успешно поражал мятежников; вскоре весь край успокоился, и тут только Эдуард Владимирович мог воспользоваться частью отпускного времени для отдыха.

За оказанные отличия при усмирении мятежников Бриммера, бывшего тогда еще в чине обер-офицера, представили к ордену Св. Владимира 3-й ст., но ордена этого он не получил, а произведен был в подполковники.

В начале августа 1832 г. он уже снова был в Тифлисе и выступил в горную экспедицию, предпринятую бароном Розеном и генералом Вельяминовым в Чечню, Ичкерию, Салатавию и Гимры. Излишне было бы перечислять множество стычек и сражений с горцами в эту кампанию; довольно сказать, что артиллерия исполнила свое дело замечательно хорошо и оказала большое влияние на успех экспедиции, в особенности на взятие Гимры, куда доступ артиллерии [527] считался почти невозможным. В доказательство отличных действий артиллерии можно указать на то, что за боевые отличия в этой экспедиции Эдуард Владимирович получил ордена: Станислава 2-й ст. и Анны 2-й ст. с Императорскою короной и чин полковника.

Возвращением в Гомборы окончился поход этой экспедиции, и затем 1833 и 34 гг. прошли для Эдуарда Владимировича вне походной боевой жизни. Но он в эти годы не отдыхал, не покоился на лаврах, а деятельно занялся улучшением хозяйства вверенной ему артиллерийской части, и плодом этой деятельности были новые постройки в штаб-квартире, новые казармы для нижних чинов, офицерский дом и разные хозяйственные удобства, необходимые для мирной жизни боевой семьи не менее как и для всякого мирного гражданина.

В 1834 г., при переформировании артиллерии, Эдуард Владимирович был назначен командиром батарейной № 2 батареи Кавказской гренадерской бригады, местом расположения которой назначалось ур. Белый Ключ; но ему недолго пришлось командовать этой батареей, так как, по представлению начальника артиллерии, его назначили вскоре командиром 20-й артиллерийской бригады, хотя в то же время в кавказской артиллерии было двое штаб-офицеров старше Бриммера.

В апреле 1835 г. войска стали стягиваться к Ольгинскому укреплению, против Черномории, на левом берегу Кубани; в числе частей войск была и бригада, которою командовал Эдуард Владимирович, принявший участие в экспедициях этого и последующих 1836 и 1837 годах. К сожалению, постоянные походы, частые фуражировки, работы по возведению новых укреплений и климатические условия Черномории расстроили его здоровье, и он принужден был просить перевода в другую бригаду, с единственною целию переменить климат береговой кавказский на климат средней России. Просьба эта была уважена, и в апреле 1838 г. полковник Бриммер был назначен командиром 7-й артиллерийской бригады, стоявшей тогда в Малороссии. Но начавшаяся еще во время службы в [528] Черномории лихорадка, возвращаясь каждую осень, продолжала мучить Эдуарда Владимировича и здесь. Пришлось взять 4-х месячный отпуск, который, к счастью, оказал благодетельное влияние на здоровье Эдуарда Владимировича, так что, возвратясь к своей бригаде, он мог заняться подготовлением ее к предстоявшему в 1840 г. высочайшему смотру. За отличное состояние артиллерии полковнику Бриммеру пожалована была тогда аренда в 800 руб. Но черноморская лихорадка вскоре возобновилась, и Эдуард Владимирович, в 1843 г., вынужден был вновь ехать в отпуск, уже за границу. Однако проведенные им за границею 8 месяцев не доставили облегчения, и он вернулся едва ли не в худшем состоянии. Затем он был назначен в распоряжение начальника артиллерии действующей армии, и находился в Варшаве с 1844 по 1847 г., исполняя различные поручения но артиллерийской части, к числу которых следует присоединить и двукратное временное исправление им должности начальника штаба артиллерии, за отъездом сего последнего. Наконец, в 1847 г., за отличие но службе, Эдуард Владимирович был произведен в генерал-маиоры.

Пребывание в мирной служебной деятельности в то время, как на Кавказе шли ежегодные экспедиции своим чередом, не было вполне по душе Эдуарду Владимировичу. Кавказ, экспедиции, боевая служба манили его к себе, и мысль вернуться к прежнему месту своего служения, к кавказской артиллерии, не покидала его. Желание это скоро исполнилось. Открывшееся место командира 1-й бригады 21-й пехотной дивизии, расположенной в Дагестане, было предложено Эдуарду Владимировичу, и он не колеблясь принял его. Странно однако было ему вначале считать себя не артиллеристом, после того как он прослужил в рядах артиллерии 32 года; но сознание, что это дает возможность вернуться на Кавказ, устранило противоречия. В ноябре месяце генерал Бриммер был уже в Тифлисе и тотчас же принял участие в экспедиции дагестанского отряда, под командою князя Аргутинского-Долгорукого. С Ширванским полком, 8 орудиями и сотнею казаков генерал Бриммер выступил через [529] Кумых к Гергебилю, занятому горцами. Вскоре е атому отряду присоединились и части войск, пришедшие с князем Аргутинским. Удачное дело под Гергебилем окончилось взятием крепости и бегством горцев. За эту экспедицию генерал-маиор Бриммер награжден был орденом св. Станислава 1-й степени. К тому же времени относится эпизод, столь известный в военной истории Кавказа, именно: осада крепости Ахты скопищами Шамиля. Генерал-маиор Бриммер, получив сведение об опасности, которая угрожала крепости, немедленно распорядился послать туда 5-ю гренадерскую роту Ширванского полка, вовремя поспевшую в Ахты и составившую главную, существенную силу гарнизона крепости, геройски выдерживавшего страшные штурмы горцев до тех пор, когда князь Аргутинский разбил неприятеля при Мискенджи и освободил осажденных. Вот два эпизода, в которых Эдуард Владимирович участвовал как пехотный генерал.

В ноябре 1848 года генерал-маиор Бриммер высочайшим приказом был назначен начальником артиллерии Отдельного Кавказского корпуса, и, прибыв 10-го января 1849 г. в Тифлис, вступил в свою новую должность по любимой им артиллерии.

Период пребывания Эдуарда Владимировича в должности начальника артиллерии, от 1848 до 1856 года, бесспорно составляет блестящую эпоху его деятельности, отличающуюся заботливостью о внутреннем устройстве кавказской артиллерии и блестящим, полным геройских подвигов участием в военных действиях в Азиятской Турции в период 1853-1856 годов.

Прослужив так долго в рядах артиллерии Кавказа, узнав ее до мелочей, сроднившись с духом и привычками кавказского солдата, Эдуард Владимирович сразу охватил все стороны управления этою артиллериею, и прежде всего отдался неусыпной деятельности к ее обучению и устройству в ней материальной части.

Памятниками его заботы о лучшем обеспечении быта солдата и офицеров были: устройство прочных и удобных помещений для артиллерии и отлично заведенное хозяйство батарей, причем Эдуард [530] Владимирович, зная хозяйственные потребности каждой артиллерийской части, самый наряд артиллерии в экспедиции составлял так, что части, незанятые постройками, отправлялись иногда в чужой район военных действий и, наоборот, части, которые занимались постройками, оставались на время в штаб-квартирах. Объезжая каждый год штаб-квартиры артиллерии, генерал Бриммер настойчиво требовал от частных начальников улучшений в хозяйстве во вверенных им частях. Много внимания уделял Эдуард Владимирович н на обучение солдат в батарейных школах; но его же плану учреждена была в Тифлисе дивизионная школа для образования артиллерийских фейерверкеров. Школа эта принесла огромную пользу, и уже с 1851 года из нее начали выпускать дельных, вполне подготовленных фейерверкеров.

В оценке репутации своих подчиненных Эдуард Владимирович был особенно щекотлив: он знал всех без исключения офицеров не только в лицо и по фамилиям, но даже по характеру и способностям. Каждый вновь выпущенный офицер пользовался особою его заботливостию и вниманием. Во время объездов своих по батареям, Эдуард Владимирович пользовался случаями ближе сходиться с офицерами и узнавать их способности. Бывало, если начальники отрядов не упоминали в своих донесениях о действии артиллерии в экспедиции, Эдуард Владимирович непременно спросит, довольны ли они действиями артиллерии и службою гг. офицеров, и если довольны, то просил донести о том главнокомандующему дополнительно. Результатом этих запросов были конечно отличные отзывы об артиллеристах и вслед затем появлялся особый приказ по корпусу, в коем главнокомандующий уже благодарил отдельно только одних артиллеристов.

Забота Эдуарда Владимировича о приобретении артиллерийскими частями местного леса из первых рук, а не через подрядчиков, и вообще о средствах арсеналов и мастерских, много способствовала улучшению и удешевлению изготовления предметов материальной части артиллерии. В этом отношении видимо достигнуто было больше, [531] чем можно было ожидать, судя по тому, что например в мастерской грозненского артиллерийского гарнизона, в 1852 году, построены были для опыта три дивизиона лафетов — батарейный, легкий и горный, что не считалось возможным исполнить даже в кавказских арсеналах того времени. На запрос артиллерийского департамента, в 1852 году: нельзя ли в кавказских арсеналах изготовлять полевые передки, получая железные оси из России, генерал Бриммер смело ответил, что не только передки и зарядные ящики, но даже и лафеты всех родов можно изготовлять на месте, за исключением некоторых оковок, которые необходимо было бы высылать из России. Все это характеризует многостороннюю заботливость Эдуарда Владимировича о пользах казны и благоустройстве вверенной ему артиллерии.

В 1851 году Государь Наследник Цесаревич, ныне благополучно царствующий Государь Император, осчастливил Кавказский край своим приездом и, между прочим, после осмотра артиллерии, изволил отозваться в следующих милостивых словах, обращенных к генерал-маиору Бриммеру: "Артиллерию, Мною виденную, Я везде нашел в отличном состоянии, и уверен, что если бы покойный Великий Князь Михаил Павлович видел ее, то и он был бы доволен". Вскоре генерал-маиор Бриммер был награжден орденом св. Анны 1-й ст. при грамоте, которою засвидетельствованы блестящие результаты его попечения о кавказской артиллерии.

Вполне осязательно подтвердились на деле результаты этой заботливости в 1853 году, когда кавказская артиллерия, несмотря на свою малочисленность, постоянные походы против горцев и неожиданность объявления турецкой кампании, бодро, в отличном порядке выступила за границу и с первых же сражений с турками заявила, что с такою артилериею можно идти куда угодно, не опасаясь преимущества неприятеля. Особой находчивости, практичности и распорядительности Эдуарда Владимировича следует приписать бывшее тогда замечательно скорое приведение в оборонительное положение пограничных крепостей и быструю постановку полевой артиллерии в полную готовность встретить врага. [532]

Последнее напоминание перед выездом своим из Тифлиса, для личного командования артиллериею выступившею в Азиятскую Турцию, генерал-маиор Бриммер объявил собранной на границе артиллерии в приказе от 21-го октября 1853 г. № 310. В приказе этом говорилось о благоразумном употреблении зарядов, без расточительности, но и без скупости в крайних случаях, о содержании донесений, касавшихся военных действий, и наконец давался следующий совет, вполне характеризующий геройские основы Эдуарда Владимировича: "Чтобы поближе познакомиться с неприятелем во время сражений и до того, надобно действовать предпочтительно с ближних дистанций" — писал он в своем приказе. Лично же он всегда исполнял это правило в каждом бою, подводя батареи на самые ближние дистанции и осыпая неприятеля картечью.

Никто не станет оспаривать того мнения, что артиллерия в боях с турками в 1853, 1854 и 1855 годах вынесла на себе самые тяжелые моменты сражений, оказывала своим действием существеннейшее влияние на их благоприятный исход и, руководимая лично генералом Бриммером, проявляла чудеса храбрости и неустрашимости.

Сам генерал Бриммер прибыл в действующий отряд 27-го октября, т. е. незадолго до сражения при Баяндуре.

В первое же, не вполне удачное для нас баяндурское дело, 2-го ноября, состоявшееся под начальством командира гренадерского Его Высочества Великого Князя Константина Николаевича полка князя Ильи Орбелиани, артиллерия наша заявила себя с отличной стороны. С 2 1/2 час. до 6 1/2 час. вечера продолжалась канонада с обеих сторон. Малочисленная артиллерия наша геройски держалась противу двойного числа скрыто поставленных турецких орудий; выстрелы наши были необыкновенно метки и вынуждали многие неприятельские орудия прекратить действия. В продолжение 5-ти часов каждое орудие выпустило по 2 ящика зарядов. Князь Бебутов, в рапорте главнокомандующему, отозвался, что "артиллерия действовала в этом бою выше всяких похвал, ибо турецкая кавалерия и пехота [533] на опыте узнали, каких потерь стоит атака войск, в рядах которых находится подобная артиллерия."

Потерпев, в свою очередь, от огня турецкой артиллерии, батареи наши, без пособия арсеналов, единственно благодаря энергическим распоряжениям генерал-маиора Бриммера, быстро исправились и в полной готовности вступили в бой под Баш-Кадыкляром, 19-го ноября.

Уже в начале движения наших войск корпусный командир князь Бебутов воспользовался советом генерала Бриммера — идти прямым путем на Озуглы, а не двигаться во фланг неприятеля, как это предположено было князем Бебутовым. Подготовив атаку отличными действиями артиллерии, видя, что канонада продолжается около часа и что в обеих линиях наших войск падают убитые и раненые, генерал Бриммер с досадою вскрикивает: "Да это опять баяндурское сражение," и тотчас же едет к князю Бебутову. Последствием этого свидания было приказание гренадерским полкам идти на центральную турецкую батарею. Генерал Бриммер несется к остальным баталионам первой линии и смежным к ним батареям и, с возгласом: "вперед, братцы! с Богом за артиллерией," командует пехотою и ведет ее на батарею. Вскоре 22-х орудийная турецкая батарея переходит в руки наших героев. Баш-кадыклярское сражение было выиграно; турецкие войска, расстроенные картечью, быстро уходили с поля сражения, оставив весь свой лагерь в руках победителей. Неотъемлемые заслуги генерал-маиора Бриммера в Баш-кадыклярском сражении состоят в том, что, во-первых, исключительно по его требованию войска наши перешли из обороны в наступление, и во-вторых, он лично вел всю атаку на Озуглы. За это сражение, без всякого ходатайства со стороны князя Бебутова, по одной только реляции, генерал-маиор Бриммер высочайшим приказом от 4-го декабря 1853 года был произведен в генерал-лейтенанты.

Пример безусловно геройской отваги показал генерал-лейтенант Бриммер в бывшем потом сражении при Кюрук-дара [534] 21-го июля 1854 года. Командуя войсками, которые должны были прорвать центр густых линий неприятеля, он приказал пехоте равняться по трем батарейным батареям и повел эти части на неприятеля. Баталионы, воодушевленные примером храброго начальника, шли не отставая за артиллерию, которая под убийственным огнем турецких батарей и под градом ружейных пуль их пехоты, спокойно переменяла позиции, подходя все ближе и ближе к неприятелю. Когда батареи подошли к туркам на расстояние около 450-ти сажен, генерал-лейтенант Бриммер приказал сняться с передков и редким, но метким огнем отвечал неприятелю. Между тем турки поражали двигающиеся наши войска из 18-ти орудий, стоявших прямо против, на возвышенности, и еще из 12-ти орудий, поражавших наши войска косвенно. Когда же генерал-лейтенант Бриммер, простояв на этой позиции около часа, под страшным огнем турецкой артиллерии, двинулся вперед, то турки поставили противу левого фланга наступающих еще 6 орудий. Пройдя полверсты, Эдуард Владимирович, с обычным ему хладнокровием, остановил артиллерию и пехоту на второй позиции, и батареи наши вновь открыли огонь, поражаемые сильным ружейным и артиллерийским огнем со стороны турок. Потери наши были значительны. На этой второй позиции войска простояли еще около получаса, и тут же получено извещение, что в резерве нет ни одного баталиона пехоты и никакой части кавалерии. Весть эта конечно не могла быть утешительна; но Эдуард Владимирович не смутился духом, с истинно-геройскою отвагою и полною верою в мужество и храбрость вверенного ему отряда, он быстро повел его вперед и в 60-ти саженях от линии турецких батарей в последний раз снял орудия с передков и грянул картечным залпом из 20-ти орудий. Картечь сделала свое дело: поле сражения мгновенно покрылось неприятельскими трупами. "Братцы, смотрите же, дружно работать штыками", сказал тогда генерал Бриммер, обратясь к гренадерам. Дружное "ура" было ему ответом. В это время турки, ударив в наши ряды картечью, продолжали осыпать нас беспрерывно [535] ружейным огнем. Момент был страшный. Но атака со стороны русских была уже решена. Наконец минута эта наступила: два неприятельские баталиона бросаются на наши батареи, их встретили картечью и, вслед за выстрелами, шесть рот гренадер ринулись к ним навстречу. В 20-30 саженях впереди наших орудий скрестился русский штык с вражеским. Остальные части пехоты бросились также на турок, выдержали несколько контратак неприятельской кавалерии — и поле сражения осталось за нами. Турки бежали, ошеломленные и расстроенные действием картечи и русского штыка.

За геройское дело под Кюрук-дара генерал-лейтенант Бриммер был награжден орденом св. Георгия 3-й ст., причем высочайшею грамотою был признан "главным виновником поражения неприятельской пехоты".

Личная храбрость, постоянное мужество и находчивость в трудные минуты были неотъемлемыми качествами генерала Бриммера и снискали ему неограниченное доверие и любовь и рядах кавказцев, которые, идя с ним в бой, заранее уверены были в победе; в критические минуты слово его одушевляло солдат. Он был популярным, любимым начальником как артиллеристов, так и пехоты. Последняя его называла "своим генералом", верила в него и всегда дружно шла с артиллериею на врага. Во многих сражениях, на зов его, пехотинцы охотно спешили к орудиям, при которых прислуга бывала перебита, и так одушевленно работали они у орудий, под градом неприятельских выстрелов, точно бывалые артиллеристы, и геройски находили смерть тут же, у орудий. Один из участников битв того времени выразился об Эдуарде Владимировиче так: "Он представляется мне в огне живым знаменем. Если бы знамя могло вдруг ожить и пошло бы само собою в голове колонны, оно увлекло бы солдат именно таким образом, как увлекает их генерал Бриммер".

В 1855 году генерал-лейтенант Бриммер был назначен командующим действующим корпусом на кавказско-турецкой [536] границе. Вскоре войска наши выступили к Карсу, при штурме которого на долю генерала Бриммера выпало исполнение самой ответственной и требующей огромного самоотвержения задачи. Главнокомандующий, генерал Муравьев, в самый последний час штурма, когда уже несколько атак наших остались безуспешными, приказал ему ехать к укреплениям и принять начальствование над остатками частей войск, разрешив взять два баталиона из резерва. При этом генерал Муравьев предоставил генералу Бриммеру действовать совершенно по своему усмотрению, как он найдет лучше, и в случае надобности отвести войска. В 9 1/4 часов Бриммер поехал к месту сражения и застал части войск в таком положении, что нечего было и думать о новой атаке. Во рву, около знамен, в разных местах сгруппировались толпы нижних чинов и офицеров разных полков, а вершина и скаты горы покрыты были телами убитых и раненых. С невозмутимым хладнокровием проехал он вдоль рва, переспрашивая находившихся там командиров о положении частей войск, в надежде найти средства принять атаку. Проезжая, таким образом, вдоль самых брустверов турецких укреплений, генерал Бриммер во всякую минуту подвергался опасности; наконец, когда ранена была его лошадь, он продолжал идти пешком, в 46-ти шагах от турецкого редута, из-за бруствера которого виднелись красные фески и смуглые физиономии турок. Придя окончательно к убеждению, что возобновление штурма было бы безрассудно и повело бы к излишним потерям, генерал Бриммер решил, под убийственным огнем турок, отвести войска, и выполнил это столь блистательно, что не оставил неприятелю ни одного пленного.

После сдачи Карса, генерал Бриммер недолго оставался в Александраполе, заботясь о больных, раненых, пленных, осматривая госпиталь и распоряжаясь об отправлении больных турок из крепости. В средине декабря месяца он был уже в Тифлисе.

За отличие в сражении 17-го сентября под Карсом Эдуард Владимирович награжден был орденом св. Владимира 2-й степени с мечами. [537]

В следующем, 1856 году Эдуард Владимирович был назначен первым комендантом крепости Новогеоргиевска, куда и прибыл в августе того же года. Перед его отъездом с Кавказа признательные сослуживцы и подчиненные, в общей артиллерийской семье, простились с своим любимым начальником за обычным хлебом-солью.

Прощальный обед, данный артиллеристами в честь генерала Бриммера, состоялся в Тифлисе 31-го мая 1856 года. Многие высшие лица военного, духовного и гражданского ведомств, ближайшие знакомые Эдуарда Владимировича и артиллеристы всех чинов собрались выразить ему свою глубокую признательность. Много неподдельно теплых, задушевных слов было высказано тут отъезжающему; были воспоминаемы и боевые подвиги его, и заботы о внутреннем благоустройстве кавказской артиллерии. Князь В. О. Бебутов, как очевидец блестящих подвигов артиллерии на поле битвы, свидетельствовал, что артиллерия во многих боях заменяла малочисленность наших войск, по отношению к численности неприятеля, и своим искусным действием и уменьем начальника употреблять ее, поднимала дух пехоты. Припомнили, между прочим, и тот торжественный момент из жизни Бриммера, когда он, после Кюрук-дарского боя, перед лицом богатырских батарей, обнял, со слезами на глазах, израненного ветерана-артиллериста; указано было на созданную Эдуардом Владимировичем дивизионную школу фейерверкеров, на устроенные им казармы и т. п. Подобные минуты в жизни не каждому выпадают на долю; неподдельная любовь и уважение к Эдуарду Владимировичу его сослуживцев звучали в каждом слове.

В заключение общим, единодушным мнением было положено: испросить разрешение высшего начальства на поднесение генерал-лейтенанту Бриммеру картины, изображающей подвиг его при Кюрук-дара и на отлитографирование его портрета, для передачи всем служившим под его начальством. 2-го июня 1856 года выехал Эдуард Владимирович из Тифлиса, далеко провожаемый артиллеристами по пути. Наконец генерал-лейтенант Бриммер простился [538] с дорогими его сердцу кавказскими артиллеристами, выпил последний бокал шампанского и, бросив его на землю, со слезами на глазах сказал: "Не бывать мне более на Кавказе; не своя семья, не кавказцы закроют мне глаза!" и пустился в дальний путь, на новую жизнь, на честную и мирную деятельность. Сбылись слова Эдуарда Владимировича: далеко от Кавказа покончил он свою жизнь, но кончил он ее не в бою, при громе орудий, а в тишине частной жизни, измученный продолжительною, тяжкою болезнию.

Двенадцать лет служил Эдуард Владимирович в кавказской гренадерской артиллерийской бригаде, батарейную № 2 батарею сам сформировал, лично водил ее в бой, за что она заслужила отличие на головной убор и петлицы. Вот этой-то батарее хотелось Эдуарду Владимировичу оставить что-либо на память о себе, и он послал ей из Москвы большую серебряную вызолоченную лампаду к батарейному образу.

Воспоминания о времени, предшествовавшем отъезду с Кавказа, до последних дней жизни трогали Эдуарда Владимировича до глубины души. Он дорого ценил доказательства доброго расположения к нему всех боевых товарищей, сослуживцев и подчиненных. Множество полученных им писем со всех сторон Кавказа от знакомых и сослуживцев, с выражением сожаления, что он оставляет Кавказ, ярко свидетельствуют о той любви и уважении, которые питали к нему все знавшие его.

В Новогеоргиевске служебная деятельность его пошла обычным путем; между другими занятиями он особенно усердно относился в устройству русских колоний, расположенных близ крепости, заботился об арестантах, о перенесении в крепость слободки женатых нижних чинов и проч.

В 1859 году генерал-лейтенант Бриммер был награжден орденом Белого орла. Следующие годы провел частью в Новогеоргиевске, частью за границей, для излечения болезни глаз. В 1861 году, по случаю увольнения в 11-ти месячный отпуск, Эдуард Владимирович был отчислен от должности первого коменданта [539] Новогеоргиевска, а затем назначен состоять при Его Императорском Высочестве Генерал-Фельдцейхмейстере, с оставлением по артиллерии. В 1862 году он награжден был орденом св. Александра Невского, алмазами украшенном, а в следующем году был назначен помощником командующего войсками Одесского военного округа. В 1865 году за отличие по службе произведен в чин генерала от артиллерии, с зачислением по запасным войскам.

Между тем болезнь глаз все более н более подтачивала здоровье Эдуарда Владимировича; лечение за границею не помогло, болезнь развивалась и причиняла невыносимые страдания, губительно действовавшие на организм. Живя в Царском Селе, генерал Бриммер имел счастье несколько раз удостаиваться милостивого внимания Государя Императора, изволившего осведомляться о здоровьи храброго ветерана.

До последних дней своей жизни Эдуард Владимирович интересовался всеми переменами и усовершенствованиями в артиллерии, следил за ее успехами и горячо любил этот род войска.

В частной жизни Эдуард Владимирович был необыкновенно добр, всегда охотно помогал ближнему; многие бедняки, нуждавшиеся в пособии, помнят добро, оказанное им Эдуардом Владимировичем.

В 1874 году, возвратившись из-за границы, Эдуард Владимирович скончался у себя дома, в Царском Селе, на руках своей супруги и среди преданных ему родственников. Последние часы жизни Эдуарда Владимировича протекли тихо, без предсмертной агонии, и он спокойно отдал Богу свою душу. Для похорон он был одет в мундир кавказской гренадерской бригады, в коей так долго прослужил; тело Эдуарда Владимировича покоится на лютеранском кладбище в деревне Поповке, близь Павловска, возле могилы его отца.

Мир праху твоему, доблестный воин, возвеличивший славу русского оружия и оставивший по себе память начальника справедливого, разумного и внимательного к нуждам своих подчиненных!

Текст воспроизведен по изданию: Приложения к запискам Эдуарда Владимировича Бриммера "Служба артиллерийского офицера, воспитывавшегося в I кадетском корпусе и выпущенного в 1815 году" // Кавказский сборник, Том 20. 1899

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

<<-Вернуться назад