СОКОЛОВ А. Е.

ПУТЕШЕСТВИЕ МОЕ В ИМЕРЕТИЮ

Малая сия область, обитаемая народами разного исповедания, из коих Вера Христианская в ней господствующая, будучи окружена со всех сторон Могометанами и хищническими селениями, не могла, естественно, собственными своими силами существовать в безопасности, и рано или поздно, не подвергнуться разорению и хищничествам соседей своих.

Царь Ираклий, храбростью своею присоединивший Царство Карталинское к Кахетинскому, имел всегда более привязанности к сему последнему, как отечественному; но был столь благоразумен, что ни малейше не коснулся до обычаев, прав, чинов и достоинств присоединенного к державе Кахетинской Царства Карталинского, но оставил оные на основании, издревле существовавшем, нечувствительно при том предпочитал Кахетинцев, данным позволением Карталинцам переселяться в Кахетию, без исключения из сего преимущества и самих крестьян.

По мере престарелости Царя Ираклия ослабевало и управление во всех частях Царств, ему подвластных, и безопасность оных от внешних неприятелей исчезала.

Дагестанцы, завладевшие уже Чарами и Белаканами, всегда Кахетии повиновавшимися, чинили беспрерывные набеги не токмо на Кахетию, опустошая новые поселения выходцев Карталинских, но, снискав покровительство Паши Ахалцыхского, покойного отца Шериф-Паши, Сабуд-Пашу свергнувшего, пробегали даже чрез его область и в Карталинию.

Ереван и Ганжа, бывшие до того данники Царей Кахетинских, воспользовались внутренними ослаблением Царства, также отложились от обязанностей и платы дани.

Финансы сего царства начали совершенно истощаться чувствительным уменьшением доходов по поводу разорение рудников Лезгинцами, увлечения ими в плен нескольких тысяч душ и отклонности Ганжи с Ереваном; а расходы чувствительно должны были возрастать для содержания, при всех государственных издержках, размножившейся Фамилии Царской. [86]

Таковые критические обстоятельства влекли Царство к падению, при глубокой уже старости Царя Ираклия, который, сохранив себе токмо титуле Царской, вверил оное супруге своей, Царице Дарии.

Женщина сия, весьма хитрая, честолюбивая, привязанная к интересу в высшей степени, ненавидящая всего того, что хотя мало ей подавало вид противного ее желаниям, возымела варварскую систему для приобретения сокровищ с угнетением народа. Множество особ лучшего дворянства по ее проискам погибло, единственно для приумножения собственностей дому Царскому. Первые жертвы алчности ее были Князья Еристовы, древнейшая из Фамилий горских, поселившихся на реках Ксане, Лиахве и Арагве; все имение у них было отнято за измену, которая состояла в оказании усердия к Высочайшему Двору Российскому вспомоществованиями войскам Российским, бывшим в Грузии с Графом Тотлебеным.

Наконец нашествие Персидских войск Ага-Магмета-Хана, разоривших до основания столицу Грузии и все те места, чрез которые они следовали, и увлекших несколько тысяч душ с собою в плен, можно сказать, был последний удар, приведший Грузию в совершенный упадок.

Известно, что по просьбе Царя Ираклия, блаженные памяти Императрица Екатерина повелеть изволила вступить войскам в Грузию, для отражения Персиян, которые, под командою Полковника Сырохаева, исполнив что надобно было, возвратились паки в Россию.

Здоровье Царя Ираклия, ослабевая час от часу, угрожало его кончиной. Царица Дария сочла случай сей удобнейшим для утверждения наследства в своем поколении. Известная ее цель была та, чтоб, постановив на Царство сына своего, Юлона, самой неограниченно властвовать.

Употребив во зло слабость Царя, супруга своего, убедила она его сделать постановление о порядке наследственном но желанию своем так, чтоб старший сын Царский, Георгий, родившийся от первого брака, наследовал Полону, а по кончине Георгия достоинство Царское чтоб переходило наследственно братьям Георгия, ее сыновьям, постепенно до кончины каждого из них, и по кончине последнего, чтоб наследование поступило уже Царевичу Давиду. [87]

Вынудив сие постановление, Царица Дария на следующий день повелела, обнародовав оное, привести к присяге духовенство, дворянство и весь народ. Но Царь, будучи о том извещен, и чувствуя нескладность сего постановления, из него вынужденного злобою и супруги, написал письмо к сыну своему, Георгию, в коем пред ним признаваясь в том, уверял его и чтоб он не считал законным постановление, им по принуждению сделанное, но чтоб по себе поставил наследником старшего сына своего, Давыда, и о утверждении его прибегнул бы к Высочайшему Двору Российскому, а письмо сие чтоб хранил в тайне до кончины.

По кончине Царя Ираклия, в Телаве, случившейся в Генваре 1798 года, Царица Дария приступила было к приведена в действо, по завещанию супруга своего, но как некоторые из Князей, приверженных к Царевичу Георгию, были сведомы о письме, им от отца полученном, которое замыслы Царицы Дарии долженствовало опровергнуть, то, не взирая ни на какие неистовства, которые Царица бы в состоянии была сделать, Царевич Георгий был провозглашен Царем, а Царевичи, его братья, Юлон и Парнаоз, вознегодовав на то, разъехались по своим уделам, и Александр и Парнаоз, не имевшие еще собственностей, и долженствовавшие получить таковые по духовной Царя, их отца, из имения Царицы, их матери, воспользовавшись отсутствием их брата, Царевича Мириана, в России тогда бывшего, отправились в его деревни.

По вступлении на Царство, Царь Георгий немедленно отнесся к Высочайшему Двору Российскому с просьбою о утверждении его на Царстве, а по нем наследником сына его Царевича Давыда.

Самое начало царствования его было уже неблагополучно от разделения братьев его и интриг Царицы, его мачехи, а впоследствии приходило час от часу в состояние худшее.

Царевичи, братья Царские, разъехавшись в разные места, отклонились от повиновения власти Царской и вовлекли с собою в то же многих Князей и дворян. Царица Дария, переехав из Телава в Тифлис, завладела доходами, по закону принадлежащими супруге Царской.

Истощение доходов казны Царской было чувствительнее, чем при Царе Ираклии, а расходы во всех частях [88] приумножились; при всех издержках государственных долженствовали оные естественно возрастать, для содержания детей Царя Георгия, из коих Царевич Иоанн был токмо один, получивший еще при Цари Ираклии недвижимое имение.

Разделение Царства, на партии, от удалившихся в разные стороны Царевичей, угрожало оному междоусобной войной, и побудило Царя Георгия, под предлогом опасения от внешних неприятелей, водворить в Грузии несколько (7) тысяч Лезгинских войск.

Войско сие хотя и обеспечивало в безопасности особу Царя, но наиболее способствовало конечному разорению Грузии, по врожденной им склонности к разорениям, коих следы повсюду ныне остались.

Княжество и дворянство Грузинское, подпавшее в подозрение у Царя в единомышлении с братьями, подвергалось наказаниям отнятием и разорением имения, а пребывающие верны к особе Царской, не избегали мщения от Царских братьев; бараты, беспрестанно выдаваемые, разоряли купечество и поселян, а набогащали Есаулов, исполнителей оных.

Слабость здоровья Царского и бесконечные болезни препятствовали ему конечно заниматься делами, и не токмо Царица Дария, но и супруга его, Царица Мария, имевшая немало сообщников, употребляла то в свою пользу.

Весьма любопытна хитрость, Царицей Марией употребляемая в болезни Царя и не задолго до его кончины к приобретению лихвы на счет разорений.

Царь весьма любил последнего из сыновей своих, Ираклия, оставшегося на втором году возраста по смерти Царской Сего дитятю обыкновенно в некоторые часы приносили к Царю, который его всячески ласкал, давая ему играть кольцом, на котором нанизаны были именная и гербовая печати, употребляемые для прикладывания, по обычаю Азиатскому, вместо подписи на бумагах, от Царя выходящих. Нянька, состоящая в интересах Царицы, должна была всегда раздразнить ребенка до слез и, коль скоро он заплачет, то его в ту же минуту от Царя унести к Царице. ? тем временем, пока ублажают маленького Ираклия, Мдиваны Ее Высочества поспешнейшим образом прикладывают печати Царские на бараты и фальшивые грамоты, вперед заготовленные. [89]

Наконец критическое положение внутри Царства, раздорами фамилии Царской двух колен производимое, намерение Царевичей, братьев Царских, жертвовать, для своей пользы, отечеством соединенным войскам Персидским, Лезгинским и Имеретинским, побудили Царя Георгия прибегнуть к Государю Императору Всероссийскому с просьбой принять Царство его в Высочайшее покровительство и подданство.

??. Утверждают большая часть благомыслящего дворянства Грузинского, что Царь Ираклий уже таковое имел намерение, видевши пагубу своего Царства, но что Царица Дария возможный к тому употребляла препятствия, имея в мыслях управлять Царством супруга своего при жизни его, а по кончине еще более, и для того-то она настаивала у Царя о постановлении наследственного порядка, как выше показано: что Юлон во всем ей бы повиновался, не имея совсем способностей сам собою управлять.

В 1798-м году Царь намерение свое исполнил отправлением к Высочайшему Двору Российскому, с прошением о Всемилостивейшем Государя Императора воззрении на гибельное положение его и Царства от внутренних и внешних врагов, и о защите от оных войском.

Его Императорское Величество, удостоив внимания его просьбу, Всемилостивейшее повелеть изволил: Инспектору Кавказкой Инспекции откомандировать с Линии 17-й егерский полк, и оному следовать в Грузию с Министром, от Высочайшего Двора к Царю назначенным, Ст. Сов. Коваленским. Сей полк выступил с Линии в поход в Октябре месяце 1800 года. Приход оного в Тифлис того же года 26 Ноября весьма обрадовал Царя и всех ему преданных, но устрашил противников.

В скором времени разнесся слух по Грузии, что Российских войск в пределы оной вступило 3000 человек. В продолжение же времени, протекшего со дня отправления от Царя просьбы к Высочайшему Двору о присылке войск до прибытия оных в Грузию, внутренние и внешние обстоятельства Царства сего час от часу становились хуже, до того даже, что Царь со всей своей фамилией должен был опасаться лишении жизни: то и решился Его Высочество повергнуть оное в подданство скипетру Российскому. Для чего, до прихода еще войск, Его Высочество отправил к Высочайшему Двору трех послов: Князей Чавчавадзева, Асаулова и Палавандова, с коими егерский полк встретился в [90] Казбеке, и которых Царь, чрез курьера вслед за ними посланного, обратил в Тифлис. Причина сему их обращению была та, что Министр, услыхав об отправлении из Грузии послов, написал к Царю, чтоб он их, до прибытия его в Тифлис, не отправлял к Высочайшему Двору, а то, в противном случае, и сам обратно в Россию поедет и войска вернет.

Опасения Царя миновались с прибытием войск Российских в Грузию, и замыслы Царевичей и их единомышленных на некоторое время пресеклись. В Тифлисе занимались торжеством по случаю поднесения Российско-Императорским Министром инвеституры, от Высочайшего Двора присланной, и Высочайшей грамоты на утверждение в Царском достоинстве Царя Георгия, а наследником его, сына его, Царевича Давыда.

Неизвестно, по какой причине к торжеству сему не прибыли Царевичи, братья Царские, и посему они не были приведены к присяге.

Торжество сие было некоторым образом причиной вновь возникших неустройств в Царстве Грузинском по поводу утверждения Высочайшей грамотой наследником Царевича Давыда.

Царь, хотя и был обеспечен в безопасности особы своей и Дома своего, но мысли о уступке Царства своего не переменил. По окончании торжества вознамерился он отправить к Высочайшему Двору помянутых трех послов.

Имевши же множество неудовольствий от Министра, Г-на Коваленского, хотя сей и требовал сведения о предмете их к Высочайшему Двору отправления, но ему о истинном предмете знать не дано, а сообщено токмо, что они отправляются для принесения благодарения Его Императорскому Величеству за Всемилостивейшее подтверждение достоинства Царского в роде Георгия и за защиту Грузии войсками.

Царь Георгий, привыкнув уже видеть Г.-М. Лазарева и некоторую к нему иметь доверенность, призвав его однажды к себе, сообщил ему за тайну о своем предприятии, взяв, однако же, с оного клятву, под присягой, чтоб оную он хранил и от Министра, а что бумаги по предмету сему уже отправлены вперед в Моздок к одному Армянину, для взятия оных с собою послами оттуда.

Министр, уже имевший вражду с Князем Чавчавадзевым, и опасаясь его поездки к Высочайшему Двору, писал [91] Главнокомандующему Генералу Кноррингу, чтоб сих послов с Линии возвратить; но Главнокомандующий был уже от Царя предварен о его намерении, и Его Высочеству дал уверение в письменном ответе о том, что послам ни малейшего затруднения сделано не будет к достижению до С.-Петербурга.

Спокойствие в Грузии с прихода войск Российских продолжалось до весны, сколько по тому, что оных неблагонамеренные страшились, не быв в достаточных силах против оружия их что-либо предпринять, сколько и по времени зимнему, которое они, однако же, употребляли, как из последствия видно, к приготовлению чувствительнейшего удара отечеству весной.

Царь, между тем, надеясь на оружие войск Российских, начал мало помалу входить в свои права: отнял у Царицы Дарии половину токмо доходов, принадлежащих Царице-супруге. К примирению сих Цариц употреблен Министр, который в сем случае, держав сторону Царицы Дарии, дело более испортил, начав убеждать Царя оставить ее в покое из почтения, которое к ней он иметь должен; но Царь, сделав ей уступку половины доходов, повелел другою пользоваться супруге своей.

Сей подвиг Царя, сколь ни справедливый, был, однако же, поводом к продолжению раздоров.

С наступлением весны сильная партия неблагонамеренных начала торжествовать, будучи ободрена приближением войск Персидских к Еревану, предводительствуемых сыном Баба-Хана, Аббас-Мирзой, руководимого дядькой своем, Сулейман Сардарем. Устрашенные жители из окрестных селений Тифлиса стекались в сию столицу, от чего самонужнейшие жизненные припасы не токмо вздорожали, но и сделался в оных чувствительный недостаток. Уныние народа, обращавшегося в бегство в безопасные горные места к горам Кавказским, наводило более трепет и на войска Российские.

Внутренние распоряжения к защите города, поручил Царь, будучи весьма слаб, Министру, который в сем случае, как явствует, показал, что не за свое дело взялся; а в помощь ему отдал Царь сына своего, Царевича Ивана.

Министр выдумал нового рода укрепления: он выгнал за город до 4000 человек для рытья канала вокруг городской стены. Как кажется, мысль его была та, чтоб канал сей служил рвом, ограниченным с обеих сторон валом [92] из вырытой земли, для удержания нападения неприятельского на город, который бы со стен мог быть обороняем вооружением жителей; но канал или ров сей более бы еще мог благоприятствовать неприятелю, который из оного, конечно, сделал бы неприступный и безопасный ложемент (logement).

Рытье сего канала, вместе с теснотою городских жилищ, чрез меру наполнившихся стекшимся отовсюду народом, произвело поветрие от паров разрытых куч около стены городской, в которых, между всякой нечистотой, находилось множество сгнивших тел после чумы, несколько тому лет назад Тифлис опустошившей. Приумножение больных в деташменте Г.-?. Лазарева весьма наводило много беспокойств как сему начальнику, так и Царю в столь критических обстоятельствах, в продолжение которых вдруг получено известие о побеге Царевича Александра из деревни своей за границу.

? вскоре после сего прибыл к Царю посланец от Аббас-Мирзы с предложением ему, чтоб он по прежнему подвергнулся под покровительство Баба-Хана, и чтоб сему властителю Персии прислал в знак верности аманатом старшего сына своего. Посланцу сему дана была Царем в доме Министра великолепная аудиенция; неизвестно, какой он получил ответ, но токмо приметно было его неспокойствие от множества войска Российского. По отъезде посланца из Тифлиса, приблизились к столице сей с немалым вооружением Царевич Юлон, Вахтанг и Парнаоз, под предлогом тем, чтоб спасти Царицу Дарию, мать их, от угрожающей опасности.

Сколь ни благовидный предлог, но весьма не у места было вооружение тогда, когда войско Российское долженствовало защищать всю Грузию во всяком случае опасности; почему и должен был командующий Генерал сделать предположительное заключение на счет злого Царевичей намерения содействовать с неприятельскими войсками, которые, как известно было, ими приглашены для избавления их отечества от Россиян.

Г.-М. Лазарев хотел сам рассмотреть как их силу, так и место их лагеря, и для того испросил дозволение у Наследника, за болезнью Царя, ехать на место, где Царевичи с войском остановились, под предлогом свидания с Царевичем Вахтангом, по старому с ним знакомству. Приехав на место, [93] Г.-М. Лазарев, узнав о количестве собравшейся толпы, в коей было до 3000 вооруженных, испытывал и о причинах их приближения; но его уверяли, что не для чего иного, как для спасения Царицы Дарии из Тифлиса в Душет, или в Болот, в случае приближения неприятельских войск к столице.

Г.-М. Лазарев, отправляясь оттуда обратно в Тифлис, был провожаем Царевичами, с оказанием всех знаков учтивости и ласки.

Царь уже отправил на встречу сего Генерала одного чиновника с вопросом о замечаниях, им в лагере Царевичей сделанных; но Генерал Лазарев приказал донести Царю, что следующего утра явится сам с донесением. По прибытии же в Тифлис, сделал все нужные распоряжения для безопасности города, а притом и поставил секретные бекеты около дома Царицы Дарии.

Поутру в следующий день донес Г.-М. Лазарев Царю в подробности о всем, что заметил, и о заключении своем на счет истинного предмета сего вооружения. Чрез два дня потом Министр, по поручению Царя, ездил для переговоров с Царевичами за город, как заключить должно, для убеждения их отложить напрасные хлопоты. По полудни же явился к Г.-М. Лазареву Советник Грузинской артиллерии, Князь Назаров, с известием от имени Царского, что Царица Дария вознамерилась тайно уехать к Царевичам, а в след за сим Советником прибыл, с подтверждением того же известия, Секретарь от Министра, Карнеев, с предложением, чтоб Г. Лазарев брал нужные меры. В тот же час жилище Царицы было окружено батальоном егерей, караулы у всех выездов были удвоены. Царица весьма была тем озлоблена на Министра, которого Г.-М. Лазарев нашел у нее сидящего, а экипаж ее весь уже отправлен был в лагерь к Царевичам.

Спустя шесть дней после сего происшествия, Царевичи с вооруженной толпой ретировались по деревням, а чрез два дня потом получены были известия, что и Персияне от Еревана отступили к реке Араксу.

Когда видимая опасность отступлением войск Персидских миновалась, то жители из окрестных селений, в Тифлис для спасения собравшиеся, мало помалу из оного опять разошлись; остались же в столице токмо вооруженные Казахцы. [94] Инспектор, Г.-Л. Кнорринг, пребывая на Линии Кавказской, по-видимому, ни малейших сведений о происходящем в Грузии не получил, а токмо от Царя доходили до него письма с повторением требований о подкреплении деташемента войск; ибо прислал к Г.-М. Лазареву в течение сего времени нарочного с вопросами об обстоятельствах Грузии. Г.-М. Лазарев ему мог токмо преподать сведения о случившемся и о слухах, что Дагестанцы намереваются, под предводительством известного Омар-Хана Аварского, учинить впадение в Грузию.

Слухи о сем намерении Дагестанцев продолжались, Казахское войско из Тифлиса не распускалось; а между тем сделалось поветрие кровавого поносу, от коего наиболее потерпели Казахцы; Российский же деташемент ничего не потерпел.

По известиям, от Г.-М. Лазарева полученным, и по мнению его о подкреплении в Грузии деташамента, Инспектор откомандировал в Грузию мушкетерский полк с 4-мя орудиями Г.-М. Гулякова и 100 Казаками.

Полк сей еще не достиг Тифлиса, как Г.-М. Лазарев получил повеление о принятии дел от Министра, а сей отзывную грамоту. Вскоре после сего получил Царь известие, что Омар-Хан уже приближается с сильным вооружением к границам Грузинским.

Царь призвал, для совещания о принятии нужных мер к обороне, Г.-М. Лазарева, который Царю предложил об отправлении в Козак кого-нибудь из сыновей, дабы народ сей удержать в повиновении, и о написании к Царским братьям, чтоб они в своих поместьях собрали вооружение для содействия к обороне. На первое Царь согласился, а на второе отвечал, что приближение Омар-Хана суть плоды их произведений. Г.-М. Лазарев представил Царю, чтоб токмо сделать испытание, дабы из их исполнения, или отказа, тем лучше было можно о благонамеренности их судить. Царь и на сие согласился.

Как все сие в Тифлисе происходило, получил Г.-М. Лазарев курьеза от Инспектора с репримандом о неверности сведений, им сообщаемые, о намерении Омер-Хана впасть в Грузию, тогда когда он искал Высочайшего покровительства Его Императорского Величества и когда ему оное уже обещано; а от Царевича Ивана, в след за сим получил Г.-М. Лазарев уведомление, что Омар-Хан уже на границе. [95]

Г.-М. Лазарев, написав к Царевичам, Юлону, Вахтангу и Парнаозу, приглашение, по мере, положенной, по согласию Царя, выступил сам с 2-мя батальонами егерским и мушкетерским, с 4-мя орудиями и со 60 Казаками. Один же батальон егерей оставался в Тифлисе, по желанию Царя.

На втором марше Царевич Иван прислал к Г.-М. Лазареву гонца с уведомлением, что Омар-Хан с войсками уже переправился через Алазан и движение свое располагает к крепости Сигнахской. Г.-М. Лазарев, оставив с Г.-М. Гуляковым батальон мушкетерский и 2 егерские роты, со всеми притом обозами, поспешил сам к помянутой крепости с тремя ротами егерей, 2-мя орудиями и 40 Казаками форсированным маршем, а на другой день дошел и с ним соединился помянутый Г.-М. Гуляков.

В ночное время должно было судить по огням неприятельского лагеря, отстоявшего верстах в 30 от того места, куда пришли два Российских батальона, о силе неприятеля, которая была многочисленна.

По учреждении всего нужного к обороне против оного, Г.-М. Лазарев отправил к Омар-Хану нарочного с письмом, в коем ему изъясняя неблагонамеренный его поступок вторжением в границы области, Российскими войсками охраняемой, тогда еще, когда он снискивал себе покровительство Высочайшего Двора Российского, и в том уже получил уверение от Главнокомандующего Генерала, Г.-М. Лазарев приметил в оном Омар-Хану, что сей его поступок не может не навлечь на него справедливого гнева Его Императорского Величества, и что гораздо будет благоразумнее, если того избегнет и, не нарушив прав спокойствия соседственного, без кровопролития границы Грузии оставить; а что, в противном случае, оная будет усиленно защищаема войсками Его Императорского Величества.

Прошло уже два дня, посланный к Омар-Хану еще не возвращался; по сему Г.-М. Лазарев рассудил за благо сделать движение, чтоб к неприятельскому лагерю приблизиться, с тем намерением, что, если ответа от Омар-Хана не будет, то чтоб его атаковать. Намерение сие Г.-М. Лазарева не понравились Царевичу-Ивану, который тайно согласовался с предприятиями дядей своих. [96]

Посланный наконец воротился с ответом Омар-Хана, заключавшим уверение о его усердии и преданности к Его Императорскому Величеству, и заключение, что в том он не видит никакого нарушения, или неблагонамеренности, если он вспомоществует прибывшему к нему гостю, Царевичу Александру, против брата его Царя, делающего ему разные гонения и лишающего его прав, законно ему принадлежащих.

Донесения же возвратившегося нарочного состояли в том, что, по его замечанию, неприятельского войска по сию сторону, в лагере, находилось до 15000 человек; что расположены они по лесам, в местах весьма крепких; что он слышал от некоего Аджи, что на следующий день сие число будет умножено корпусом 10000 человек.

Г.-М. Лазарев, имея при своем деташементе тысяч до 13 Грузинского вооружения, предводительствуемого Царевичами Иваном и Багратом, подвинулся со всеми на расстояние 4-верстное к лагерю неприятельскому, с намерением оный на рассвет атаковать. Расположившись на сем месте, получил Г.-М. Лазарев от Царя нарочного, привезшего письмо от Царицы Дарии к Царевичу Александру, в коем она его увещевала обратиться от поступков своих ко вреду отечества, но заключала оное напоминанием, чтоб он не забыл, что он сын Царя Ираклия.

Г.-М. Лазарев не медля отправил сие письмо к Царевичу Александру с нарочным, при своем письме, коим, повторяя ему увещание его матери, обещал ему безопасность и примирение с Царем, его братом, уверяя его при том, что столь неблаговидными поступками своими он подвергается добровольно справедливому гневу Государя Императора.

С сим же посланным отправил Г.-М. Лазарев письмо и к Омар-Хану, с уведомлением о недальнем его с войском Российским расстоянии от лагеря и с уверением, что есть еще время ему отступить, буде хочет оное употребить в пользу.

Вместо данного Г.-М. Лазаревым срока, как Царевичу, Александру, так и Омар-Хану, 4-х часов, для составления ответа решительного, продержали посланного до утра, ночью отправляя всю пехоту по ущельям внутрь Грузии, а с рассветом и конница туда же двинулась. Грузинские войска в ту же ночь отретировались; осталась оных весьма малая часть с Царевичем Иваном. [97]

Г.-М. Лазарев, сняв свой лагерь, сделал движение со всем деташементом своим для преследования неприятеля и для пресечения ему пути. На другой день, догнав неприятеля, в четыре часа по полудни, Г.-М. Лазарев имел с ним сражение на реке Иоре, неподалеку от разоренной деревни Тахури, Ноября 27-го, весьма для неприятеля кровопролитное.

По сказаниям нескольких Грузинцев, от Царевича Александра бежавших в отечество, неприятельского войска было до 22 тысяч; до 4-х из них Россиянами побито, остальные же разными толпами обратились в бегство. Одни ретировались к Ганже, встречены были Ханскими войсками и потерпели великий урон; другие, шедшие на Чары и Белоканы, терпели голод, распродали оружие, лошадей, за малое количество хлеба и, со знатным уроном людей, едва могли добраться до своих мест чрез горы, всегда снегами покрытые.

Предводительствовавший ими Омар-Хан, вместе Царевичем Александром, бежали в Шушу.

Российских же войск на месте сражения находилось в строю до 700 человек, вспомоществуемых Грузинскими до 2100 человек конницы и до 900 пехоты.

На пути Г.-М. Лазарева с деташементом своем в преследовании неприятеля, возвратился в нему его посланный от Омар-Хана. Сей предводитель ответствовал, что он следует непременно для выполнения желаний своего гостя, Царевича Александра, а Царевич сей писал, что он идет в селение Маркоби, для свидания с братьями своими и, на чем с ними решится, обещал уведомить.

По малочисленности войска в команде Г.-М. Лазарева нельзя ему было делать наблюдений за поведением и намерениями Царевичей Юлона, Вахтанга, Парнаоза и Мириана, но впоследствии оные открылись. План их был тот, чтоб Лезгинские войска заняли обширное селение Загареджи в Кахетии, сами Царевичи, с вооруженной толпой Грузин, намеревались занять селение Маркоби, также в Кахетии; и, составив отряд соединенных сил, разделить оные на 2 части, из коих одна долженствовала освобождать Тифлис от Россиян, а другая расположиться на реках Ксане и Арагве, для воспрепятствования, на сем пути, от Кавказских гор к Тифлису ведущем, проходу войскам нашим, в том случае, когда б из России командировались оные, для подкрепления находившихся уже в Грузии. [98]

Имеретинский же Царек долженствовал занять своими силами Карталинию.

Радость в Тифлисе была неописанная при возвращении после сражения Г.-М. Лазарева в сию столицу с победоносными войсками Его Императорского Величества. Пушечная пальба и иллюминация продолжались чрез четыре дня; Царь одержим был в сие время тяжкою болезнью.

Весьма заслуживает замечания поведение в сем случае Царицы Дарии: когда батальоны выступали из Тифлиса в походах против Омар-Хана, то Ее Высочество усердно смеялась сему походу, оказывая сожаление, что ополчение Россиян, столь малочисленное, будет неизбежной жертвой победы Омар-Хана. Когда же ополчение сие вступало победоносно в Тифлис, то Ее Высочество с досады не хотела на оное смотреть, и сидела в доме своем все то время с закрытыми окнами.

После же того, как известно от ее приближенных, изволила она отправить ругательное письмо к Омар-Хану, с изъявлением в оном своего удивления: куда девалась его храбрость, что такая малая горсть Русских его могла устрашить?

Г.-М. Лазарев осыпан был от всего народа изъявлениями благодарности; Царевичи Юлон и Вахтанг поздравляли его также письмами с победой, извиняясь, что не могли к нему прийти с вооруженными подданными своими на помощь, по причинам: первый, что его люди заняты были рытьем канала, Министром выдуманного, вокруг городской стены, а второй, что, он опасался междоусобия, по известной вражде Тиунетских и Пшавских жителей между собой.

После происшествия сего прислан был к Царю от Тайного Совета Графа Пушкина горный Офицер, для негоциации с Его Высочеством по предмету уступки рудников, кои были осматриваемы пред тем самим Графом Пушкиным. Сей случай был первый, в который Царь торжественно объявил, что он не токмо рудники, но все свое Царство навечно уступает Его Императорскому Величеству, и просит токмо себе и детям своем пропитания.

После же сего торжественного объявления написал Его Высочество к Г.-М. Лазареву убедительное письмо по сему [99] предмету, в коем, изъявляя неустройства, во всем Царстве происходящие, которых он властью своей не в состоянии более привести о порядок, поручал Его Превосходительству взять на себя смотрение, дабы народ не претерпевал угнетение от Царевичей, Цариц, Царевен и Царедворцев его, повторяя ему неоднократно, что он обязан то исполнить и оказывать защиту народу Грузинскому, принадлежащему уже Его Императорскому Величеству. Г. М. Лазарев представил письмо сие Главнокомандующему.

Здоровье Царское между тем час от часу истаивало. Г. М. Лазарев имел уже предписание от Главнокомандующего с изъявлением Высокомонаршего повеления, чтоб, в случае кончины Царя, никто по нем преемником не избирался впредь до повеления.

Разделение на партии народа не проставило существовать, и тем опаснейших следствий ожидать надобно было, в случае кончины Царской, в рассуждении того, что в избрании Царя репрезентант народа не согласовались: признавали преемником старшего сына, Царевича Давыда, а другие требовали Царевича Юлона.

Надобно было опасаться волнения в народе и того, чтобы партия неблагонамеренных не покусилась похитить корону; почему Г.-М. Лазарев и должен был принять предварительно меры осторожности, приказав дежурному Майору быть при короне безотлучно, снабдив его при том особенными секретными повелениями, каким образом ему поступать в случае тревоги.

Спустя несколько времени после сего, явился к Г.-М. Лазареву дежурный Майор с донесением, что собирается у Царя множество духовенства для соборования его маслом. Ни мало не медля, Г.-М. Лазарев пошел к Царю, но его нашел в великой слабости, и который приходом его был обрадован. За Генералом Лазаревым пришел к Царю Наследник с некоим Князем Леонидзевым. (См. Историю о Кн. Леонидзеве.). Царь притворился спящим, хотя Князь Леонидзе и повторительно Его Высочеству докладывал: «Не угодно ли Его Высочеству чего приказать Наследнику о Царстве?» [100]

Г.-М. Лазарев, ушедши от Царя, остался на всю ночь в караульне, дабы быть свидетелем всего, что происходить будет, и быть в готовности на всякий случай. На рассвете следующего дня явились в караульню духовник Царский и придворный Священник Елефтерий, с требованием, чтоб Г.-М. Лазарев им позволил с собой переговорить наедине; а когда все люди были высланы из караульни, то они ему объявили о желании Царя, на духу якобы им изъявленном, чтоб, по кончине Его Высочества, назначен был его преемником Царевич Давыд. Сообщение сие воли Царской ни мало не сходствовало с той тайной, которую Его Высочество давно уже Генералу Лазареву открыл и письменно подтвердила и которая не была уже тайна после торжественного объявления по случаю негоциации с Царем горного Офицера о уступке рудников. Ответ сим Попам, Г.-М. Лазаревым данный, состоял в том, что он знает, что ему делать.

После сего, когда уже вход к Царю был возможен, Г. М. Лазарев, пришед к Его Высочеству, встречен был вопросом: «Не имеет ли он известия о возвращении Князя Чавчавадзева, которого он с величайшим ожидал нетерпением, говаривая всегда, что он не умрет спокойно, если еще при жизни своей не достигнет счастья того, чтоб его Царство было подвластно Его Императорскому Величеству».

Здоровье Царекое приметным образом ослабевало, так что ежедневно ожидали его кончины. Претендатели на Царство между тем старались время сие употребить в свои пользы.

Царевич Давыд рассылал своих эмиссаров по Кахетии, чтоб преклонить их на свою сторону, обнародовались манифесты о его наследствии и принуждаемы были жители во всех местах к учинению присяги по оному; для лучшего же успеха Царевич Давыд распустил в обращение по Кахетии, сочиненное Мдиваном его, Князем Леонидзевым, письмо, якобы от Г.-М. Лазарева, в коем изображалась Высокомонаршая воля на утверждение преемником Царевича Давыда.

Даже и в самом Тифлисе интриги сии были в действии. В один день, незадолго до кончины Царя, собраны были в Сионский Собор Князья и дворяне Грузинские Царевичем Иваном для учинения вперед присяги верности преемнику, Царевичу Давыду. Г.-М. Лазарев, о том известясь, внезапно приехал в [101] сей Собор, и тем разрушил замыслы их. Царевичи же, братья Царские, разъезжая по Карталинии, вооруженной рукой принуждали народ присягать Царевичу Юлону, распуская не токмо ложные письма, якобы от Главнокомандующего к ним писанные, чтоб она сего Царевича преемником себе избрали, но даже и Именные повеления от Государя Императора.

Г.-М. Лазарев всевозможные употреблял убеждения Царевичу Давыду лично, а сим чрез письма, чтоб они оставили столь предосудительные их чести поступки, но ничего не действовало: первый всегда отпирался, а последние простирали свои неистовства еще далее: разоряли деревни, не хотевшие им повиноваться, увлекали жен и детей у Князей, которые им противились и от страха спасались бегством в Тифлис, под защиту войск Его Императорского Величества.

Царевич Юлон ответствовал на письма Г.-М. Лазарева отданием, уверяя, что на него клевещут и что вооружения никакого не собирается, а при том просил, чтоб Царевича Давыда удержать от подвигов его в Кахетии. Сие письмо подписано было Царевичем Юлоном с титулом Наследника. Г.-М. Лазарев счел за нужное, при повторении ему всего того, о чем ему прежде уже писал, приметить, что с подобной подпиской писем от Его Светлости он принимать не будет; ибо знает токмо одного Наследника, Царевича Давыда, утвержденного в достоинстве сем Высочайшей Его Императорского Величества грамотой.

В течение сих обстоятельств, Царица Дария, призвав к себе Г.-М. Лазарева, показала ему подписку, ею сочиненную в том смысле, что народ избирает преемником Царства ее сына, Царевича Юлона, которую она намеревалась послать по всем местам в Грузии для собрания подписей, а потом просить об утверждении оной Его Императорское Величество. По требованию на то Ее Высочества от Г.-М. Лазарева мнения, он ей отвечал, что лучше бы сие намерение было оставить и ожидать спокойно Высочайшей воли Государя Императора, во 1-х, потому что Царь еще здравствуешь, а во 2-х, что не известно никому Высочайшее Государя Императора намерение; а что таковым поступком Ее Высочество более может Государя Императора огорчить. Царица, согласившись на сие представление, настоятельно требовала от Г.-М. Лазарева мнения: [102] кого он признает достойнейшим быть Наследником: Юлона или Давыда?

Ответ Г.-М Лазарева, Ее Высочеством вынужденный, состоял в том, что, по его мнению, ни тот, ни другой, достоинств отменных не имеют, но что ему бы казалось, Царевич Вахтанг, любимейший ее сын.

Сим приятным для нее ответом Г.-М. Лазарев ее совершенно успокоив, отклонил от предприятия собирать подписку, и заслужил особую ее доверенность на некоторое время.

? после сего получил Г.-М. Лазарев от Царевичей, Юлона, Вахтанга и Парнаоза, вынуждающими от Карталинцев подписку об избрании Царевича Юлона преемником, которую немедленно Г.-М. Лазарев представил к Инспектору.

Между тем Царевич Вахтанг выдумал новую хитрость: опасаясь, чтоб Г.-М. Лазарев не вывел наружу в рапортах своих к Инспектору все его шалости, останавливал в своем Душете курьеров, отбирал у них депеши, и оные распечатывать, а напоследок арестовал одного курьера, также отобрав от него депеши; но, к счастью, проезжал из России фельдъегерь, Туманский, который и курьера освободил и депеши спас.

Между тем достигали в Тифлис известия, что послы Грузинские уже на пути из России в Грузию, но что, доехав до Лаоса, возвратились в Моздок, опасаясь мести Царевича Вахтанга.

Кончина Царская последовала Декабря 28-го, 1800 года, после 10-ти дневной тяжкой болезни. С известием о том, весьма скоро повсюду разнесшимся, невзирая на всевозможные предосторожности, воинским начальником взятые, весьма увеличились беспокойства в народе, производимые в оном неистовствами искателей Царского достоинства.

Командующий Г.-М. Лазарев, в ту же минуту прибыв во дворец, просил Царевича Давыда приказать собрать в назначенное место Царевичей, духовенство, Князей и дворян, для выслушания Высочайшего Его Императорского Величества повеления.

Его Светлость, как заключить то было можно из его поспешности к исполнению предложенного Г. Лазаревым, полагал, что провозглашен он будет преемником, собрал всех весьма скоро. Не прошло часа, как все помянутые сословия собраны были вблизи стоящий дом от дворца, куда прибыл и Г.-М. Лазарев, имея при себе Князя Александра Чавчавадзева, [103] Князя Георгия Туманова переводчиками, и, в присутствии всех объявил о Высочайшем соизволении, чтоб, по кончине Царя, никто преемником Царства избран не был, до воспоследования на то Высочайшей воли Государя Императора. Все собрание, кроме Царевичей, приняло сию Высокомонаршую волю с восклицанием. В то же время как Г.-М. Лазарев, после сего объявления, отходил из сей залы, то Князь Леонидзев, вышед из числа собравшихся, поздравил Царевича Давыда в достоинстве Царском, что побудило Г.-М. Лазарева, в ту же минуту как ему о том сказали, воротиться в собрание и объявление повторить. По силе сего повеления, Царство оставалось без управления; ибо Главнокомандующий при том не снабдил Г.-М. Лазарева никакими по сему предмету наставлениями; почему Г.-М. Лазарев и решился поручить на время управление оного Царевичу Ивану, который при жизни Царя пользовался особенной Его Высочества доверенностью, и труды правления с ним разделял, и тем приличнее казалось то, что Царевич сей не имел ни малейшего права на преемничество. Но дабы его ограничить во власти и в том, чтоб, по привязанности к интересу, дела Царства не управлялись по лицемерству, то Г.-М. Лазарев предложил, чтоб в сем временном образе правления ни одна бумага по решению дел из оного не выходила, как за общими печатями Царевича Ивана и Г.-М. Лазарева; о чем, объявив в собрании, Г.-М. Лазарев публиковал письменно по всей Грузии. См. в Истории Князя Леонидзе о его чудесах после сего с Князем Чавчавадзе и Князем Тумановым.

Князь Леонидзе, носивший тогда звание Мдивана Царевича Давыда, не убоясь ничего, начал возмущать Тифлис, склоняя всех к тому, чтоб выбирали Царем Царевича Давыда, хотя и посланы были за ним люди для поимки, но он скрылся в дом к Царевичу Давыду. Без нарушения почтения к сему дому, нельзя его было насильственно из оного взять. В продолжение же времени, как гласно действовать он уже не мог; ибо знал, что повсюду за ним есть надзор, то употреблял тайные средства к возмущению; а при том наставлял к побегу Царевича Давыда, который, однако же, того не сделал: иные утверждают, что Царевич стыдился бежать, потому что состоял в Российской службе, а другие, что от недостатка духа решимости.

Царевичи Юлон, Вахтанг и Парнаоз, получив от Г.-М. Лазарева письма с примечаниями о непристойности присвоения Царевичу [104] Юлону титула наследника, отвечали ему одним изъявлением неудовольствия в том, что из них никого не сделали участниками в управлении Царством по кончине Царя.

На сие им было Г.-М. Лазаревым ответствовало, что причиной тому было токмо их отсутствие из Тифлиса, а что он почтет себе за особую честь, если угодно им будет разделять с ним и Царевичем Иваном труды по делам Царства. Ни один из сих Царевичей, однако же, не рассудил за благо в Тифлис по сему приглашению ехать, а за лучшее избрали собраться в Мухрани с вооруженной толпой, для сочинения там операционных планов и выдумывания разных чудес, к нарушению общего спокойствия.

Некто Князь Кайхосро Челокаев (ныне Советник Экспедиции Гражданских дел), также не хотевший повиноваться Высочайшей воле, Г.-М. Лазаревым объявленной, о не избрании преемника, ближний родственник неблагонамеренных Царевичей, оставив свою деревню, прибегнул к Царевичу Вахтангу с просьбой, чтоб он употребил свое старание, дабы полковые лошади, которые, по повелению покойного Царя, в его деревни паслись, из оной были выведены. Цель его была та, чтоб в сей деревне своей принять Царевичей, для совещания с ними и с несколькими их сообщниками из Князей Грузинских по предмету их предприятий. В течение сих смутных обстоятельств прибыли в Тифлис бывшие у Высочайшего Двора Грузинские послы с постановлениями о сем Царстве, которые ими торжественно были поднесены Наследнику, Царевичу Давыду, при собрании особ Царской фамилии, знатнейших Князей, дворян и духовенства, Генваря 14-го, 1801 года, исключая трех Царевичей: Юлона, Вахтанга и Парнаоза, которые, не токмо сами по приглашению в Тифлис не приехали, ниже Князья, их сообщники.

Все торжество обнародования Высочайших постановлений, в Царстве сем сделано было без сих трех особ. Послы долженствовали пробыть в Тифлисе не более положенного им на то срока: почему и поспешили, после сего обнародования, обратным их отправлением, с благодарственной грамотой к Его Императорскому Величеству от народа, который, с чувствами искреннейшей благодарности, повергал жребий свой Скипетру Всероссийскому. Скоп народа всякого звания у Г.-М. Лазарева, для приложения к благодарственной грамоте именных печатей, [105] был невероятный: трое суток денно и нощно являлись у него Князья и дворяне, отовсюду единственно для того приезжавшие.

По обнародовании же постановлены, Г.-М. Лазарев отправил оные к трем Царевичам, чрез своего Адъютанта, в копии засвидетельствованной Царевичем Давыдом, послами и им, Г.-М. Лазаревым. Адъютант, нашед их в Мухрани, вручил им пакет. Они же весьма озлобились, прочитав бумаги, в оном содержавшиеся, весьма тайно, не показав никому из Князей и дворян, в единомыслии с ними состоявших, и на другой день отправили к Г.-М. Лазареву его Адъютанта с изъявлением не удовольствия на то, что, не дождавшись их, сделано торжество и обнародование.

А по отправлении от себя Адъютанта сего, собрав войска свои, выступили, чрез реку Арагву, в Кахетию.

Коль скоро, о том дошли сведения до Г.-М. Лазарева, то немедленно взяты были меры к разрушению их предприятий, раскомандированием повсюду, куда потребно было, отрядов войск Российских, с присоединением к тому, который долженствовал поставлять преграду в Кахетии замыслам Царевичей, вооружения Грузинского, под предводительством Царевича Ивана. Особенно же надобно было обратить внимание на то, чтоб, при внутреннем в Грузии волнении, не пресеклась коммуникация из Грузии в Россию чрез горы Кавказские; но и сия опасность миновалась благоразумным распоряжением Г.-М. Лазарева, которое состояло в дозволении, Князьям Еристовым данном, вступить во владение Осетинских селений, у них отнятых при Царе Ираклии и отданных Царевичам Юлону, Парнаозу и Мириану.

Сим способом, с присовокуплением к тому двух егерских рот, долженствовавших конвоировать послов на обратном их из Тифлиса путешествии в Россию, обеспечен был сей край совершенно от замыслов мягежников.

А за несколько дней пред приездом к Царевичам Адъютанта Г.-М. Лазарева, имели они намерение, по совету некоего Князя Омара Амилахварова, завладеть крепостью Гори; но несколько часов прежде их пришедшая туда рота ниспровергнула сей их замысел; Царевичи же, видя таковую неудачу, ретировались в Мухран и на пути до сего места проведали, что другой Князь, Георгий Амилахваров, поехал в Тифлис, для участвования в общенародном торжестве, то, за таковую его приверженность, [106] к Россиянам, Их Светлости разграбили его дом, а жене его делали всякие ругательства. Сверх того пронесся слух, когда Царевичи, отправив от себя Адъютанта, пустились в поход в Кахетию, что якобы Юлон следует в Мцхет для коронования там себя; что имело некоторое правдоподобие; ибо во всех местах, кроме Тифлиса, в церквах читались поминовения о здравии Царевича Юлона; о чем Г.-М. Лазарев принужден был сделать примечание Католикосу, дабы духовенству то было запрещено, как противное Высочайшей воле. Но и в сем случае предприятие Царевича Юлона ни малейшего успеха иметь не могло, потому что две егерские роты, в Мцхете находившиеся, для конвоирования послов, были всякую минуту готовы сделать ему сильное отражение.

Царевич Вахтанг между тем не дремал в Душете: курьеров, из Тифлиса в Россию отправляемых, продолжал удерживать, разламывая при том мосты чрез Терек.

Вместе с известием о походе Царевичей в Кахетию разнеслись слухи о прибытии Царевича Александра из Шуши в Шамшадилы и о его намерении пробраться к Казахским Татарам, а также о собирающемся войске, пораженного в конце 1800 года, Омар-Хана, Аварского.

Царевичи добрались уже до селения Кахетинского, Маркоби, и в оном расположили было совет о дальнейшем походе, как получили тут гонца от Царицы Дарии с письмом, коим Ее Высочество их уведомляла о выступлении отрядов Российского войска из Тифлиса, для преследования их, и при том советовала им занять выгоднейшие места в Кизике. Царевичи Юлон и Вахтанг в ту же минуту, не окончив ужина, поскакали в Кизик. Роты, в селении Загареджи стоявшие, узнав о проходе их в Маркоби, выступили, для преследования за ними, столь удачно, что Царевичи успели только насильственно привести к присяге в верности к Царевичу Юлону две небольшие деревни, как роты сии их настигли. Видевши, что ничто им не удается, и что везде по следам их ходят отряды войска Российского, потеряли дух. Парнаоз ретировался в Карталинию, отправив при том гонца к Омар-Хану с уведомлением, что требованная помощь более им уже не нужна, и чтоб он о собрании сил своих попечение отложил до другого времени, а остался токмо один Мириан, которого Г.-М. Гуляков и Царевич [107] Иван хотя и увещевали возвратиться в Тифлис, но он все колебался нерешимостью, а между тем, как находившийся при нем Священник Царевича Вахтанга, довереннейший в их тайнах, то Царевич Мириан, объявив свое согласие возвратиться в Тифлис, ускакал ночью в Душет, для выполнения там сделанной ему братьями порученности не пропускать никого ни из России в Грузию, ни из Грузии в Россию. Г.-М. Гуляков, потеряв Царевича Мириана, преследовал двух Царевичей, уехавших в Кизик, но и там застал нескольких токмо из слуг их. А Царевич Александр между тем прибыл, с 500 Казахами, в селение Магканы, на помощь братьям, но, не нашед уже их, и распознав о всем, с ними случившемся, послал к Омар-Хану с тем же отказом, чтоб он войско до депеши не собирал. Казахи же, ведя, что Царевичи, преследуемые войсками Российскими, обращаются в бегство, отложились от Царевича Александра и спокойно разъехались в свои кочевья, а Царевич с 20-ю человеками служителей, последовал за братьями своими в Мухрань.

Царевич Мириан, приехав в Душет, весьма удивился, что оный занят уже был отрядом войска Российского. Пробыв в замке Царевича Вахтанга три дня, выехал из оного тайно в Мухрань же, к своим братьям. Хотя таким образом замыслы Царевичей и были разрушены, но, по поводу собрания войска Омар-Ханом на Алазани, надобно было в Кизике оставить довольно сильный деташемент. В сие время получил Г.-М. Лазарев повеление проектировать разделение Грузии на провинции. Царевичи Юлон, Вахтанг, Мириан, Парнаоз и Александр, пробыв несколько времени в Myхрани, после неудачного похода их в Кахетию, решились наконец разъехаться. Вахтанг и Мириан в Душет, а Юлон и Александр в Белоту. На пути, сии последние хотели разорить деревню Каралети, в коей находились Князья Еристовы, но были встречены оружием жителей, как неприятели; по сему, потеряв одного человека, не сделав деревне никакого вреда, приехали спокойно в Белоту, а оттуда написали к Г.-М. Лазареву, что предмет их похода в Кахетию был единственно тот, чтоб с ним, Г.-М. Лазаревым, видеться в селе Маркоби; но поелику они были преследуемы Российского, войска отрядами, купно с Грузинскими, то и решились удалиться в Кизик, из опасения [108] каких-либо с ними неблаговидных поступков от соединенных тех отрядов.

Г.-М. Лазарев должен был им на сие отвечать, что ее ли б имели они надобность с ним видеться и изъясняться, то стоило бы им токмо о том ему дать знать и назначить место, на которое он бы прибыль, по их приглашению. Что свидание могло бы быть и без собрания вооруженной толпы в такое еще время, когда Грузия ни с которой стороны неприятелем угрожаема не была и пр.

В самое то время Царевич Иван доставил Г.-М. Лазареву одно Армянское письмо, в коем было показано, что Царевичи отправили к Баба-Хану посланца, который уже достиг до Тавриса, с просьбой о подаянии им помощи. Г.-М. Лазарев между тем получил письмо от Князей Карталинских, коим они приглашали сего Генерала к ним приехать с Царевичем Давыдом в Гори, для принятия от них подписок о их желании быть подданными Российской Державы, объявляя при том, что они намерены были с сими предметами сами приехать в Тифлис, но опасались, что в отсутствии их Царевичи разорять их имения. Царица Дария, проведав о намерении Г.-М. Лазарева удовлетворить желание Князей Карталинских, просила Г.-М. Гулякова его от поездки в Гори отклонить. Г.-М. Лазарев счел за лучшее лично с ней о том объясниться, и для того, пригласив с собой Царевича Давыда, пошел он к Ее Высочеству.

Она начала их обоих уверять, что поход Царевичей, ее сыновей, в Кахетию ничего в предмете другого не заключал, кроме свидания их с Г.-М. Лазаревым, но что их злодеи о том растолковали в худую сторону; что же касается до собранного ими вооружения, то что она к ним напишет, чтоб они оное распустили; в заключение же сего просила она Г.-М. Лазарева и Царевича Давыда не ездить в Гори, по приглашению Князей Карталинских.

Г.-М. Лазарев Ее Высочеству отвечал, что он готовь ее желание исполнить, если ей угодно будет, во взаимности того, с своей стороны, удовлетворить его просьбу, состоящую в том, чтоб она изволила к сыновьям своем написать следующее:

1. Чтоб они в Карталинии селений не разоряли, к присяге своевольно никого бы не приводили, и бесчинств, званиям и достоинству их неприличных, не делали. [109]

2. Чтоб Царевичи, ее сыновья, без повеления Наследника, Царевича Давыда, вооружения никакого не собирали.

3. Чтоб Царевич Юлон не присваивал себе титула Наследника.

4. Чтоб Царевичи прибыли в Тифлис.

Ее Высочество весьма решительно на предложение сие Г. М, Лазареву отвечала: что 1-е, 2-е и 3-е, есть ложь, им выдуманная, а к последнему их никто принудить не может; что она поедет к Высочайшему Двору, для принесения на него жалоб, а наконец, оставя с ним свой разговор, обратилась с ругательствами к Царевичу Давыду, который, на нее прогневаясь, начал ей отвечать по-русски, чрез переводчика, что он, будучи Российским Генерал-лейтенантом и в Грузии Управляющими должен пещись о сохранении благоденствия, народу дарованного Его Императорским Величеством, и о истреблении всего, общую тишину и спокойствие нарушающего.

После сего приведен был к Г.-М. Лазареву пойманный дворянин, бывший с Царевичами во всех их предприятиях, который в допросе показал, что Царевичи пробирались в Кахетию, с намерением привести тамошних жителей к присяге в верности к Царевичу Юлону, подобно как то уже они сделали в Карталинии. Царевич Давыд, в то же время получил из Гори от Царевича Таймураза письмо, коим сей его уведомлял, что его дядя, Царевич Александр, чрез письмо просил Омар-Хана Аварского вспомоществовать ему войском, для освобождения его отечества от Россиян; а между тем разносились слухи о намерении Царевичей Александра и Мириана ехать в Россию.

В течение сих обстоятельств Царевич Вахтанг, опасаясь Г.-М. Лазарева, что он будет о всех его действиях рапортовать Инспектору, написал к последнему жалобу, что будто Казаки, ездившие от Г.-М. Лазарева в Россию курьерами, делают разные притеснения жителям Душетским. Инспектор предписал Г.-М. Лазареву, по жалобам Царевича Вахтанга исследовать; но Царевич ни на одного из проезжавших курьеров ясных доказательств представить не мог, а, напротив, давно уже Его Светлость изволил заниматься остановлением в Душете курьеров, отобранием и распечатыванием депеши, у них находящихся, в каковом виде оные однажды к [110] Г.-М. Лазареву привезены были обратно; а в другой раз курьер принужден был из Душета идти более 35 верст пешком до места, в котором квартировала команда Казачья, потому что Царевич запретил курьерам давать лошадей и за плату. По исследовании всего того, Г.-М. Лазарев донес в подробности Инспектору; но его донесения были сочтены нападками на Царевича Вахтанга.

В сие время Хойский Хан, в присланном к Г.-М. Лазареву письме, изъявил желание свое быть под покровительством Высочайшего Двора Российского с тем, что он не требует ни жалованья, ни войска, для защиты своей, но единственно желает иметь счастье пользоваться титулом покровительствуемого Россией; о чем Г.-М. Лазарев сделал представление Инспектору.

В то же самое время прибыл в Тифлис один Лезгинец, бывший всегда преданным Царям Грузинским, привезший следующее достоверное известие, что Аварский Омар-Хан находится в Белоканах и намеревается весной паки сражаться с войсками, в Грузии находящимися, но что, не надеясь на собственную свою силу, просил подкрепления у властвующего в Персии Баба-Хана и у Ахалцихского Шериф-Паши. Что от обоих Омар-Хан получил удовлетворительные уверения, а от Баба-Хана подарок, состоящий в богатом ружье.

Вскоре после сего прибыл в Тифлис Армянский Патриарх Иосиф, весьма много способствовавший к преклонению народа своего к повиновению скипетру Всероссийскому. Царевич Юлон, Александр и Парнаоз, всевозможное испытавшие к нарушению спокойствия народного и к постановлению на Царство старшего из своих братьев, но ни в чем успехов не имевшие, вознамерились наконец удалиться в Имеретию и отправили уже туда вьюки с большей частию имущества своего.

Г.-М. Лазарев, получивши о том известие, и соображая сие их намерение с прежними их поступками и сведениями, с границы полученными, о намерении Омар-Хана, заключил, что они имеют какое-нибудь новое предприятие, достигнув в Имеретию, набрать там войско и с помощью Ахалцихского Шериф-Паши и Омар-Хана, тем сильнее учинить нападение на Грузию, и вознамерился было им воспрепятствовать к побегу в Имеретию, расположив воинские отряды на границе, так чтоб [111] им пресечь путь; но Патриарх Иосиф отсоветовав Г.-М. Лазареву произвести в действие предположенного им плана, обещал обратить их на истинный путь другим способом. Царевичи же между тем, не довольствуясь решением, на ложную их жалобу о курьерах, сделанным, отправили к Инспектору другую, наполненную также ложью, что будто войска Российские, в преследовании их в Кахетии, разграбили их людей.

При сих обстоятельствах получил Г.-М. Лазарев от Инспектора письма ко всем Царевичам, заключавшие приглашение их в Россию, а к Царевичу Александру приказано было Г.-М. Лазареву написать уверения о милосердии Государя Императора, если оп принесет раскаяние в прежних своих поступках, и что в таком случае он надеяться может не токмо на Всемилостивейшее прощение, но и на всякое отличие и почести, его особе приличествующие.

Царевичам, в Тифлисе находящимся, Г.-М. Лазарев вручил письма сии, каждому лично, а отсутствующим отправил с нарочным. В то же самое время Г.-М. Лазарев получил нарочного от Царевича Юлона с письмом, со вложением в оном такового же от Инспектора к сему Царевичу, содержавшая в себе его совет, чтоб о Царстве они не беспокоились, и что Царем никто избран не будет.

Курьер, от Г.-М. Лазарева к Царевичам отправленный; их уже не нашел в Белоте; ибо они все трое, кроме Царевича Мириана, с семействами своими и со свитой, до 300 душ обоего пола, удалились в Имеретию.

Вскоре после получен в Тифлисе и Высочайший Манифест о присоединении Грузии к Империи Российской, который приличным образом был повсюду обнародован. Народ принял оный с знаками благодарности и с мольбами о здравии Его Императорского Величества.

После побега Царевичей в Имеретию, Князья и дворяне, с ними в единомыслии бывшие, стали мало помалу на путь истинный возвращаться. Г.-М. Лазарев, получивши обратно письма от курьера, не нашедшего Царевичей, отправил оные к ним в Имеретию; а между тем прилагал старание выпроводить из Грузии, вознамерившихся ехать в Россию, Царевичей: Мириана, Ивана, Баграта и Михаила. [112]

Главнейшее же обстоятельство, начальство воинское на то время занимавшее, касалось до принятия мер к охранению со всех сторон границ Грузии, безопасность коих, однако же, не совсем была сомнительна в рассуждении беспокойств, существовавших в соседственных с оной областях.

Со стороны Ахалциха очевидной опасности не было, хотя и ожидаем был туда Омар-Хан, для содействия с силами Шериф-Паши к освобождению Грузии от Россиян; но Шериф-Паша сам еще не был безопасен в похищенном достоинстве.

Карский паша быть в опасении от гнева Батал-Паши, за убиение во владениях своих некоего Муллы. Хан Ереванский оказывал приверженность свою к России, как по тому, что сносил гонения от Баба-Хана, так и по влиянию над ним Армянского Патриарха Иосифа, способствовавшего к убеждению Хана на искательство себе покровительства Высочайшего Двора Российского.

Хойский, Шамахинский, Нухинский, Ганжинский Ханы и Елисуйский Султан, искавшие покровительства России, опасны для Грузии быть не могли.

Оставались неблагонамеренными к России: Шушинский Ибрагим-Хан и Аварский Омар-Хан, защищавшие Царевича Александра; без сильной помощи Персиян, Лезгин и прочих соседей, собственными силами своими не могли устрашить малого количества войска Российского в Грузии.

Внутренее же положение в Грузии было преблагополучное. Народ уже не опасался мести Багратионов, будучи охраняем оружием храбрых россиян, наслаждался спокойствием и тишиною.

Одно тайное беспокойство питалось токмо в умах, а именно: неизвестность будущего их существования.

Царь Имеретинский не весьма, однако же, был доволен посещением своих дядюшек со столь многочисленный свитой, долженствовавшей отяготить бедный его народ; известно притом было, что вспомоществование войсками Царь им делать не хотел, или не мог.

Помянутый уже выше сего Князь Омар Амилахваров, сообщник Царевичей, будучи зятем Царевича Юлона, питал еще надежду, что сего Царевича можно будет возвести на Царство, но пребывал спокоен до объявления Высочайшего Манифеста [113] о присоединении Грузии к Империи Всероссийской, а после того начал было паки возмущать народ, который, однако же, не мог поколебаться; ибо надеялся на защиту роты, в Гори стоявшей. Царевич Давыд, проповедавший о подвигах Князя Отара Амилахварова, сообщил о том Г.-М. Лазареву, который отрядил в Гори Казачью команду для поимки его. В допросе, с него взятом, сделал он показания об операционном плане Царевичей в их походе в Кахетию. Они писали к Царевичу Александру, чтоб он прибыл к ним на помощь с вооруженными Казахскими Татарами и о том же просили Омар-Хана. Положено было у них на мере, что коль скоро Царевич Александр к ним бы прибыл, то, оставив при себе сикурс, им приведенный, его самого отправить в Шушу, для требования и оттуда подкрепления. По прибытии сего последнего располагались они, Юлон, Вахтанг и Александр, соединенными силами учинить нападение Тифлис, а Парнаоз долженствовал с Имеретинцами впасть в Карталинию.

По окончании же удачном сего плана, то есть, по истреблении Россиян, располагались все вместе следовать в Мцхет, для коронования Юлона; но когда они узнали, что их преследуют повсюду Россияне, то, не дождавшись Царевича Александра, двое из них отправились в Карталинию, написав при том и к Парнаозу, чтоб он поспешал к ним в Мухран; что Царевичи, услышав, что Князья Еристовы вошли в их владения, писали к Горцам, чтоб они им дали помощь, на что Горцы было и покусились, но, быв встречены Князьями Еристовыми и потеряв несколько человек, ретировались; Царевичи же, находясь в отчаянии и видя себя лишенными имуществ, предприняли побег в Имеретию.

4-го Марта отправились из Тифлиса в Россию Царевичи Иван, Баграт и Михаил.

Вахтанг и Мириан объявили Г.-М. Лазареву подобное же желание, с требованием денег на путешествие, о чем Г.-М. Лазарев представил Инспектору и по его предписанию им выдал по 150 червонцев каждому. Царевич Мириан отправился в путь, но Вахтанг переменил мысль и, взяв данные ему 150, остался в своем Душете.

Сие время Хан-Ганжинский счел удобнейшим к завоеваниям, хотя и показывал он вид искательства [114] Высочайшего покровительства России, однако же начал делать набеги на Шамшадилы и перевозить к себе целыми ватагами Татар. Г.-М. Лазарев делал о том неоднократные представления Инспектору, но ни какой резолюции не получал, сам же ни действовать оружием, ниже входить с Ханом в переписку, не имел, потому что сделано ему о том было от Инспектора запрещение.

В течение сего времени скончался в Тифлисе Армянский Патриарх Иосиф. Сему честному мужу отдают справедливость, что он, быв истинно привержен к интересам России, немало, в краткое свое пребывание в Грузии, способствовал к приведению на путь истинный заблуждавшихся. Князья Тархановы, до ныне усердствующие Россиянам, поймали одного посланца от Царевича Александра, из Имеретии к Баба-Хану посланного и оттуда уже возвращавшаяся и, отобрав у него до 20 писем из Персии к Царевичам, в Имеретии живущим, представили сего человека Г.-М. Лазареву. Содержание сих писем заключало отказ Баба-Хана вспомоществовать им на сей год оружием и обещание желание их исполнить на будущий 1802 год. Посланный же от Г.-М. Лазарева в Имеретию к Царевичам Грузинский Князь Мачабелов с письмами, содержащими приглашение их в Россию, возвратившись оттуда, привез Г.-М. Лазареву письмо от Царевича Юлона, коим сей ему ответствует, что поход в Кахетию он предпринимал по просьбе Князей Кахетинских, объявивших ему желание последовать примеру Карталинцев, учинивши присягу на избрание Царем его, Юлона, и просить Государя Императора о утверждении наследственная в Царстве Грузинском порядка, Царем Ираклием постановленного; что удаление его в Имеретию было якобы от страха, потому что он повсюду был преследуем отрядами Российского войска, и что он всегда пребывал верным к Его Императорскому Величеству.

Сие (письмо) Царевича Юлона кажется весьма явно противоречить прежним его Г.-М. Лазареву ответам, наполненным уверениями, что в походе своем в Кахетию он имел целью свидание в Маркоби с Г.-М. Лазаревым.

Князь же Мачабелов письмо от Царевича Юлона привезший, объявил, что Царевичи, в Имеретию бежавшие, ни малейшего намерения быть в России не имеют, что подтверждалось [115] письмом от Царя Имеретинского к Царевичу Давыду, сим же Князем Мачабеловым привезенным, в коем Царь его уверял, что он все силы употреблял, чтоб их уговорить ехать в Россию, но что они советам его не внимают.

Князь Мачабелов сообщил еще известия, им в Имеретии приобретенные, что Царевич Александр намеревается ехать, но не известно куда, к Баба-Хану ли, или к Омар-Хану, но что дожидается возвращения человека, им посланного к Баба-Хану (который уже содержался под арестом в Тифлисе, быв пойман Князьями Тархановыми). Царевич Давыд, носивший токмо звание Правителя, отчаявшись, по обнародовании Высочайшего Манифеста о присоединении Грузии к России, видеть себя когда либо на Царстве, занялся новыми проектами; начал преклонять лучших Князей к себе и их уговаривать, чтоб они обществом написали Государю Императору просьбу об утверждении Его на Царстве, вознамерившись тайно притом бежать в горы, в случае том, когда бы его потребовали в Россию. При всяком случае отзывался с неудовольствием, что ничего того не выполнено, о чем просил покойный Царь, его родитель. Для достижения же своей цели над слабыми рассудками соотечественников своих, управляя Царством, одарял он их имениями, незаконно лишая тех, кто не хотел ему повиноваться и кто еще имел привязанность к бежавшим в Имеретию его дядям.

По силе же Высочайшего Манифеста, Царевич Давыд лишился и, титула Правителя, а управление Грузии поручалось Г.-Л. Кноррингу, со званием Генерал-губернатора.

Жительствующие в Тифлисе Армяне восхотели от себя отправить депутацию для принесения благодарений Государю Императору, и просили на то дозволение у Г.-М. Лазарева, который о том Генералу-Губернатору хотя и представлял, но резолюции не получил.

В Тифлисе между тем начало открываться моровое поветрие, происшедшее от начавшихся многих строений и от разрытия развалин сего города, в коих, по разорению оного Ага-Могометом-Ханом, сохранялось множество трупов. Г.-М. Лазарев, в отвращение опасности от поветрия произойти могущей, счел за нужное запретить в городе производить строения до тех пор, доколе жары будут менее, а при том и [116] отнестись к Католикосу Царевичу Антонию, дабы он приказал духовенству отдавать отчет еженедельный о числе умерших в городе, с означением от продолжительной ли болезни, или скоропостижно.

Войско Российское в Грузии увеличилось в Апреле месяце прибытием 2-х батальонов Кавказского гренадерского полка и одного Казачьего полка, а в то же время получено в Тифлисе известие о восшествии на престол благополучно царствующего Государя Императора Александра 1-го.

Народ во всей Грузии пришел от сего известия в колебание, вообразив, что Царство сие получить первобытное образование, но успокоился, однако же, коль скоро помянутые батальоны и Казаки пришли.

Бежавшие же в Имеретию Царевичи вздумали было употребить и сей случай в пользу, начав распространять слухи о повелении Российским войскам, в Грузию посланным, чтоб они возвращались в Россию, и просили у Царя Имеретинского войска для впадения в отечество свое; но пришествие воинских команд в разные части Грузии успокоило народ и устрашало внутренних мятежников и Царевичей в Имеретии. В течение сих обстоятельств внутри Грузии, внешнее оной положение было так же смутно: в Белоканах скончался Аварский Омар-Хан; племянник его, подражающей ему храбростью, собрав до 4000 Дагестанских хищников, располагался идти к Ахалциху для вспоможения Сабуд-Паше, изгнанному Шериф-Пашей. Царевичи, в Грузии оставшиеся и в Имеретии укрывшиеся, вздумали волновать Горских народов, которые делали хищничества. Г.-М. Лазарев и о семь сделал представление Генерал-губернатору, но никаким повелением на оное не удостоен.

Хан Ганжинский, чиня набеги на Шамшидилы, перегнал в свою область несколько Татар. Генерал-Губернатор причитал потерю сего в оплошность командующему войсками в Грузии, Г.-М. Лазареву, и по-видимому запамятовал, что сей последний неоднократные ему по сему предмету делал донесения, не получая никакой резолюции. Изгнанный из Ахалцихи Сабуд-Паша в сие время прислал к Г.-М. Лазареву, чрез чиновника, Селим-Ага, изъявляя свою просьбу, чтоб он взял осторожные меры, дабы Лезгинцев не пропускать чрез Грузию, что совершенно согласовалось с намерением нашего воинского в [117] Грузии Начальства; а в то же время хищники сии изъявили свое желание быть под Высочайшим покровительством России, о чем Г.-М. Лазарев сделал представление Генерал-губернатору.

Селим-Ага, чиновник Сабуд-Паши, имел еще от него просьбу к Главнокомандующему о подании ему вспомоществований войском, для истребления бунтующего Шериф-Паши в Ахалцихе. Как в начале Мая месяца получено уже было в Тифлисе официальное известие о намерении Главнокомандующего прибыть в Грузию, то Г.-М. Лазарев и оставил сего чиновника прибытия его ожидать в Тифлисе.

Г.-М. Лазарев разослал повсюду оповещения о путешествии Главнокомандующего в Грузии, с приглашением Дворянства и духовенства прибыть в столицу для встречи Генерал-губернатора, который в Тифлис въехал Мая 22-го, 1801 года. Главнокомандующий известен уже был о деяниях Царевича Давыда, но, по прибытии его в Тифлис, некоторые из Князей, по-видимому, хотя ему подслужиться, донесли ему о том подтвердительно. Главнокомандующий, по-видимому, хотел испытать сим случаем вероломство и трусость умов Грузинских. Выслушав их, спросил, будут ли они в состоянии сказать то же самое лицу, о котором доносят? Единогласное «Диах-Кар», хотя бы и могло Главнокомандующего заставить иметь веру к их показаниям, однако же он поручил Г.-М. Лазареву идти с ними к Царевичу, чтоб быть того свидетелем. В следующее утро, когда Г.-М, Лазарев собирался с ними идти, то они стали отказываться от данного ими слова, говоря, что, по их обыкновению, подобных истин бывшему их Властителю говорить некстати.

Главнокомандующий, подъезжая к столице, был встречен всеми степенями Грузин и Армян, исключая Агаларов Татар Бамбацких; в то время еще, когда Г.-М. Лазарев рассылал циркуляры о приезде Главнокомандующего, с приглашением всех званий для его встречи, то наместник Моурава их, Князь Арслан Орбелианов, Г.-М. Лазареву дал на замечание о своем сомнении, чтоб Бамбацкие Агалары тому повиновались, говоря, что они поучаемы Ханом Ереванским на переселение в его области. Г.-М. Лазарев, будучи известен однако же, что Алагары Бамбацкие сего Князя Орбелианова не терпят и Моуравом у себя иметь не желают, полагал, что Князь [118] сей желал доносом своем на них им отомстить. В бытность же Главнокомандующего в Тифлисе Князь Арслан повторил Г.-М. Лазареву свое донесение о неповиновении Агаларов, с присовокуплением, что войска Хана Ереванского приближаются к области Бамбацкой. Главнокомандующий, получив о том донесение Г.-М. Лазарева, приказал ему написать к Хану Ереванскому и его вопросить о предмете движений войска его к границам Грузии.

За сим же изгнанный из Ахалциха Сабуд-Паша просил чрез письмо Главнокомандующего, чтоб удержать Хана Ереванского и Татар, в Грузии обитающих, от намерении вспомоществовать похитителю его достоинства, Шериф-Паше.

Пребывание Главнокомандующего в Грузии было весьма кратковременно, по той причине, что он поспешал в С.-Петербург по повелению, на то им полученному.

К обозрению сей области, к Империи присоединенной, он времени ни сколько не имел, прожив все то время в Тифлисе. Поелику же беспрестанно до него доходили ропоты на правление Царя Давыда, то Главнокомандующий решился Царевичу от управления отказать и постановить временное Правительство, состоящее из 4-х Князей Грузинских, над коими председательство имел Г.-М. Лазарев.

К преподанию же правил, по коим поступать долженствовало временное сие Правительство, принято за основание Высочайшее Его Императорского Величества повеление, чтоб все оставалось впредь до учреждения в Царе Грузинском образа Правления в том положении, как было при последнем часе до кончины Царя Георгия.

Постановив сие Правление данными инструкциями Г.-М. Лазареву, Главнокомандующий отправился из Тифлиса в Россию.

До прибытия еще Главнокомандующего в Грузию вдовствующая Царица Имеретинская, Анна (коей супруг, Царь Давыд лишился Имеретинского Царства происками Царицы Дарии, супруги покойного Царя Грузинского, Ираклия, восхотевшей возвести на оное своего внука, нынешнего Царя Саломона, и коей сын, Царевич Константин, содержится в крепости Мухури), писала Г.-М. Лазареву и просила вспомоществований для предохранения ее от поданных Царя Имеретинского, покосившихся, по его повелению, на ее жизнь и на лишение ее [119] деревень Хепишь-Хсобской области, жалованной ей покойным Царем Ираклием, на границе Имеретинской лежащей.

Некто Князь Пипея-Швили Абашидзев, подданный Царя Имеретинского, живущий в деревнях своих в Имеретии, смежных с Хепишь-Хсобью, по повелению Царя, не токмо делал набеги на сито область, присвоил оную себе, но и неоднократно покушался Царицу убить.

Г.-М. Лазарев делал о том представления Главнокомандующему, но оставался без резолюции. В бытность же его в Тифлисе докладывал ему о том же повторительно, но Главнокомандующий молчал. Г.-М. Лазарев считал, однако же, долгом своим дать предписание стоящему в Сураме Кавказского гренадерского полка с ротой Капитану Бартеневу, чтоб он наблюдал осторожность и делал бы преграду на бегам Имеретинского Князя Абашидзева на область Хепишь-Хсобскую, в границе Грузии лежащую. Вскоре по отбытии Главнокомандующего из Тифлиса в Россию, дошли до Г.-М. Лазарева письмо от Царицы Анны и рапорт Капитана Бартенева.

Первая писала, что она, быв в доме своем атакована Князем Абашидзе и, потеряв в обороте 2-х человек убитыми а 3-х раненными, спаслась в лес, с 2-мя служительницами и с Священником, где, отдохнув, прибегла в Сурам под защиту войск Российских и вскоре намерена быть в Тифлисе.

Капитан же рапортовал, что посланная от него патрульная команда из 24-х человек гренадер при Офицере, по дорогам, коими прокрадываются хищнические партии Лезгин, нашла в лесу на Царицу Анну, с несколькими, ее сопровождающими, в жалостнейшем положении, спасавшуюся из дома своего, и что Ее Высочество с несколькими гренадерами препровождена, по желанию ее, в Сурам.

Вскоре же по отбытии Главнокомандующего из Тифлиса получил Г.-М. Лазарев письмо с чиновником от Сабуд-Паши, коим сей Паша: извещал о своем прибытии к границам Грузии, для свидания с Г.-М. Лазаревым, в котором заключаться будут предметы важнейшие, до интересов Государства относящиеся. Г.-М. Лазарев отправил сего чиновника обратно к Паше, написав к нему, что он весьма удивлен внезапным прибытием его в границы Грузии, не быв предварительно о том извещен; что хотя без соизволения Главнокомандующего [120] свидание с ним иметь он и не может, но, будучи к тому убежден важностью предметов, до интересов Государственных относящихся, назначает он для свидания с Пашей без отлагательности урочище Саганлу, в 15 верстах от Тифлиса лежащее. В назначенный день съехался Г.-М. Лазарев в помянутом урочище с Сабуд-Пашей, коего сообщения состояли в уверениях его преданности к России, в показания Г.-М. Лазареву Фирмана Султанского, коим ему предписывалось собрать войско для изгнания бунтующего Шериф-Паши в Ахалцихе и его свергнувшего, и чтоб он, по истреблении сего бунтовщика, прислал к Султану его голову; что он, будучи не в силах, с малым числом преданных ему Могометан, того исполнить, просить Г.-М. Лазарева, чтоб он, до получения от Главнокомандующего повеления о вспомоществовании войском Российским, дозволил Грузинским войскам с ним соединиться для прогнания из Ахалциха Шериф-Паши. Ответ Г.-М. Лазарева состоял в том, что оп, Паша, должен быть известен от чиновника своего, Селим-Ага, об ответе Главнокомандующего о невозможности ему вспомоществовать войсками Российскими; что Грузинских он, Г.-М. Лазарев, на то употребить равным образом не имеет власти без позволения Главнокомандующего, по что обо всем не оставить ему донести, а его, Пашу, просить, оставя Грузию, ехать к приятелю своему, Карскому Паше; ожидать его, Г. Лазарева, ответа, каковой в состоянии он будет ему дать по получении от Главнокомандующего разрешений.

На другой день после сего свидания получил Г.-М. Лазарев известие о присланном от Хана Ереванского Есауле в область Бамбацкую для требования подати; что Агалары сих Татар, вместо собрания податей, отправились сами к Хану, для поднесения подарков, и что некоторые из них, по повелению Хана, посажены в крепость.

Г.-М. Лазарев собирался уже объезжать границы Грузии, а по тому оставил отношения свои по сему предмету с Ханом Ереванским до тех пор, когда сам будет в Бомбаках.

В то же время Царь Давыд сообщил Г.-М. Лазареву полученное им от родственника своего, владетельного Князя Дадиана, письмо с просьбой о Высочайшем Его Императорского Величества покровительстве и защите от нападения на его владения Царя Имеретинского. Г.-М. Лазарев, будучи обременен в [121] в Тифлисе делами всякого рода, должен был на несколько дней отложить путешествие свое для обозрения границ; а из Бамбак беспрестанно доходили до него сведения о насильствах, Татарам делаемых Ханом Ереванским, то и счел он за лучшее отправить к ним Князя Арслана Орбелианова, наместника Моуравского, для успокоения их и для уверения, чтобы они полагались на защиту Россиян. Князь Орбелианов, по-видимому, устрашась того, что они его не терпят, приказанию Г.-М. Лазарева не повиновался, отвечав, что он без оружия ни в чем не успеет.

Царевич Давыд, питая в душе огорчение на то, что он ни когда уже участия в правлении Грузии не имеет, начал выдумывать себе упражнения. Занимала его иногда переписка с Царем Иваном. Но, по-видимому, Царевич Давыд опасался, чтоб его письма каким-нибудь образом не терялись в Моздоке, то, для обеспечения корреспонденции своей, отправил он на жительство в Моздок Грузинского Князя, Беглара Орбелианова, которого снабдил циферным ключом.

Уже под рукой было известно Г.-М, Лазареву о секретной сей переписке, но надобно было что-нибудь изловить, что и действительно удалось, Перехвачено было письмо, содержавшее в себе следующее цифирями:

«Четыре плута и один дурак правят всей здешней землей; сей дурак, поймав 2-х Лезгинских мальчиков из Чар, прогнал их сквозь строй; за то Лезгинцы поймали одного солдата, отрубили ему обе руки, отрезали нос и так отпустили. Сие Лазарев скрывает. Сверх же сего Русские обижают, на базаре воруют, Князей бьют. Князья валяются по улицам. Учреждены какие-то билеты: у кого билета нет, того к себе не пускают. Ивану напиши, что если будет у них так до Сентября, и после остановится Губерния, дела испортятся навсегда непременно. Напиши, чтоб сменили от нас собачьего сына».

Текст воспроизведен по изданию: Путешествие мое в Имеретию с линии кавказской, мое там у царя пребывание, с ним сношение и обратное оттуда путешествие в Грузию // Чтения в императорском обществе истории и древностей российских, № 4. 1873