№ 207

1827 г. сентября 28 — октября 4 — Военный журнал Отдельного Кавказского корпуса

28 сентября. В ночи на сие число привезены и поставлены на батареи правого фланга траншеи 6-ть осадных орудий, на левом же фланге устроена кессель-батарея на две мортиры, по точнейшем измерении оказалось расстояние от крепости батареи левого фланга 180 сажень, а правого — только 150.

Утром осадные орудия начали сбивать оборону Юго-восточной башни, куртины, к оной по восточному фасу примыкающей, и башни, на другом конце сей куртины находящейся.

К вечеру стена куртины и последней башни была сбита почти на сажень от вершины. Сию же ночь сделано сообщение правой батареи с форштатом, которого не успели окончить в предыдущую ночь, а орудия были провезены без коммуникационной линии, несмотря на сильную с крепости пальбу.

Неприятель утром производил пушечный огонь и бросил несколько бомб, но наша артиллерия скоро заставила сто замолчать. Днем продолжал он стрелять изредка из ружей.

Сего числа ранен лейб-гвардии Преображенского полка шт.-к. Загряжский.

Выбежавшие из крепости жители показали, что будто бы Гассан-хан, видя разрушительное действие артиллерии нашей, намеревается бежать. Для удержания его я предписал ген.-лейт. Красовскому, дабы он ночью занимал северный форштат баталионом пехоты, дивизионом улан и двумя козачьими полками с 4-мя конными орудиями.

Для сего же на другой стороне Занги составлен отряд под начальством ген.-м. Шабельского: из двух полков козачьих, Нижегородского драгунского, четырех Донских орудий и татарской конницы.

С транспортом, прибывшим из Джелал-Оглу, возвратился сюда баталион Севастопольского полка, бывший в Гумрах, сие усиление войск осадных позволило мне отделить баталион 7-го карабинерного полка с 6-ю легкими орудиями, чтобы занять Ираклиеву гору, лежащую на правой стороне Занги в 350-ти саженях от крепости и совершенно оною командующую.

С сего числа я приказал прикомандировать на все время в траншею для выслужения вины их всех офицеров, находящихся здесь за наказание и всех разжалованных за преступления.

29 сентября. В ночи на сие число на правом фланге построена на 6-ть батарейных орудий батарея для уничтожения обороны куртины и башни, обстреливающих по восточному фасу юго-восточный угол крепости; также проведены с правого и левого флангов первой параллели траншеи летучею сапаю длиною каждая около 50-ти сажень по направлению к капители юго-восточной башни.

В сию же ночь поставлены 10 кегорновых мортир, которые и действовали для прикрытия рабочих.

Днем траншеи были продолжаемы, к вечеру означенные куртина и башня были демонтированы. На левом фланге брешь-батареи поставлены легкие орудия для анфилады южного рва и для прекращения оружейного огня неприятельского с восточной стороны.

В прошедшую ночь неприятель возобновил амбразуры и сделал несколько выстрелов гранатами и картечью, но меткость нашей артиллерии скоро прекратила огонь его. [381]

Узнав, что неудовольствие против Гассан-хана жителей Эривани возрастает, я послал им приглашение передаться к нам и уговорить к тому и сарбазов, обещая им полное покровительство.

Между тем и Гассан-хану сделал я самые выгодные предложения для сдачи крепости, ибо теперь выиграть время всего для нас важнее, уже приближается осень, а с нею дожди, делающие здешние дороги почти непроходимыми для тягостей.

Ген.-лейт. кн. Эристов от 24 числа сего месяца из лагеря при Нахичевани доносит следующее.

17 числа сего месяца, преследуя Аббас-Мирзу, подвинулся он из Назика к селению Каразиадину. Неприятельские пикеты наблюдали за движением его с высот, на правой стороне дороги находящихся, но по приближении к оным двух сотен козаков, они немедленно удалились, а вместе с ним скрылся и всякой след неприятеля.

Для открытия оного влево к стороне Марандта, прямо по Хойской дороге и в право к Корульскому ущелью были посланы отряды, по первым двум направлениям ничего не замечено, но при входе в Корульское ущелье ген.-м. барон Остен-Сакен 1-й, отряженный с баталионом Херсонского гренадерского, дивизионом Белгородского уланского полков, четырьмя орудиями артиллерии и двумя стами козаков, встретил 600 человек неприятельской конницы, расположившейся на высотах, но оная скоро была сбита удачным действием двух конных орудий с приметным уроном, спешившиеся же неприятельские стрелки, оставшиеся за каменьями, продолжали огонь до приближения стрелков Херсонского гренадерского полка, от которых они немедленно ускакали; после чего рекогносцировка сия продолжалась несколько верст далее, но неприятеля уже не было видно. По полученным же известиям, Аббас-Мирза находился уже в Хое, прошедши туда чрез Корульское ущелье по весьма трудной дороге.

По показаниям же захваченных в Каразиадине трех пленных, неприятель, от самой Эривани отступая с большею поспешностию по дурным дорогам и терпя недостаток в продовольствии, потерял много людей бежавшими, лошади же его находятся в самом худом состоянии и больных сарбазов чрезвычайно много.

Ген.-лейт. кн. Эристов намеревался из Каразиадина пройдти около 20-ти верст до селения Маракен, дабы, угрожая чрез то Тавризу, заставить Аббас-Мирзу перейдти на дорогу к столице сей и тем обеспечиться от покушений его к стороне Эривани; но не имея с собою обозов, оставленных для ускорения движения в Нахичевани, он принужден был по недостатку продовольствия возвратиться к Аббас-Абаду, куда и прибыл 19 числа.

Там узнал он, что неприятельская конница в числе 500 человек 16 числа отогнала из деревни Неграм, в 7-ми верстах от Аббас-Абада находящейся, до 200 штук рогатаго скота, жителям принадлежащего. Посланная из крепости команда не успела догнать оной.

16 же числа вечером по известию, что Алаяр-хан и Керим-хан с 3000 конницы прибыли в деревню Араксим, в 18-ти верстах от Аббас-Абада находящуюся; командовавший в сей крепости Тифлисского пехотного полка м. Степанов выступил к нему навстречу с 270 человек пехоты, 70-ю козаками и двумя орудиями, оставя в Аббас-Абаде около 500 человек, могущих быть под ружьем.

За полторы версты от места ночлега неприятеля пикет его открыл м. Степанова, после чего вся неприятельская конница поспешно [382] удалилась; м. же Степанов на другой день возвратился благополучно в Аббас-Абад.

По полученным чрез лазутчиков известиям, оба сии ханы поспешили перейдти из Гергер в Хою для усиления отряда Аббас-Мирзы.

По возвращении в Аббас-Абад ген.-лейт. кн. Эристов поставил кавалерию лагерем в 20-ти верстах от крепости у реки Аланджи, где, кроме хорошего подножного корма, можно еще покупать несколько ячменя.

Так как уже снега начинают покрывать вершины гор между Герюсами и Карабабою, чрез что дороги становятся затруднительнее, а между тем 3000 четвертей хлеба, назначенных мною для усиления запасов в Аббас-Абаде, по случаю движения моего сюда, еще не доставлены в Герюсы, то по предложению управляющего должностью ген.- интенданта 5-го класса Жуковского усилить покупку хлеба в окрестностях Нахичевани, прикрывая для того войсками нужные пункты, ген.-лейт. кн. Эристов 23 числа откомандировал в Урдабад подполк. Высоцкого с баталионом Тифлисского пехотного полка, двумя орудиями и 100 козаками, в помощь Ших-Али-беку, который взялся поставить в Аббас-Абад 1200 четвертей пшеницы.

24 же числа намеревался ген.-лейт. кн. Эристов выступить с отрядом к тому месту, где расположена наша кавалерия и отправить оттуда сильный авангард для занятия Дарадиского ущелья, в 15-ти верстах от Аракса, по Тавризской дороге находящегося, которое почти совершенно неприятелем оставлено.

Заняв оное, ген.-лейт. кн. Эристов предполагает поправить дорогу и, соображаясь с обстоятельствами, двинуться к Маранду, и дабы более отклонить силы неприятеля на Тавризскую дорогу, заставив его думать, что мы теперь уже предпринимаем туда движение, он предложил командующему в Карабахе ген.-м. кн. Вадбольскому с своей стороны сделать движение за Араке к Агару.

Одобряя вообще сие предположение, но считая опасным большое удаление от границ ген.-лейт. кн. Эристова и ген.-м. кн. Вадбольского, я предписал первому не сходить далее Дарадиского ущелья, а второму сделать не более 2-х или 3-х переходов к стороне Мишкина, куда дорога удобнее, нежели к Агару.

30 сентября. Апроши к юго-восточной башне крепости продолжены в сию ночь с каждой стороны на 55 сажень летучею сапою.

Неприятель, приметя работы, уже только в 60-ти саженях от гласиса производившиеся, открыл сильный ружейный огонь, который однако же не прекратил оных. Во всю ночь батареи не переставали действовать, равно как и кегорновы мортиры.

По утру неприятель вновь открыл пушечный огонь из возобновленных ночью амбразур, но вскоре принужден был замолчать действием наших батарей, ружейная же пальба его продолжалась, но к вечеру стрелки неприятельские были совершенно согнаны со стен картечными выстрелами легких орудий и удачною пальбою из головы траншеи застрельщиков Грузинского гранадерского полка.

Около половины дня неприятель открыл огонь из мортир по нашей главной батарее; наши мортиры были немедленно обращены против его кессель-батареи, которая скоро умолкла.

Сего числа пускаемы были конгревовы ракеты, заготовленные в Тифлисе, и хотя они довольно удачно летали, но большого действия их в крепости не замечено. [383]

Наши батареи продолжали действовать по прежнему, оборона юго-восточной башни на наружной стене совершенно уничтожена, а куртина, к оной примыкающая, почти сравнена с гласисом. Оборона юго-восточной башни на второй внутренней стене также весьма ослаблена, а куртины вовсе уничтожены. Конгревовы мортиры действовали с обоих флангов траншеи.

Работы саперные продолжались в сей день с большим успехом, будучи производимы только в 50-ти саженях от крепости. Прибывши в траншею и заметя, что огонь неприятельский иногда утихал, я приказал, пользовавшись сим, ставить вдруг по 7-ми и 10-ти туров, что и позволило к вечеру соединить апроши от обоих флангов траншеи, на капитель направленныя.

Гассан-хан прислал ко мне весьма учтивое письмо, в котором просит послать к Аббас-Мирзе и к брату своему, дабы получить от них позволение сдать крепость; я ему отвечал: без посылок к Аббас-Мирзе, ни к кому-либо другому, сдаться безусловно тотчас или узнает силу российского оружия.

Сего числа получил я ответ от паши Баязетского на письмо мое о возвращении эриванских жителей, переселенных нынешнею весною на Баязетскую землю. Он отвечал мне, что все до одного семейства будут отпущены, коль скоро он получит испрашиваемое им на то разрешение от сераскира Арзерумского, с ведома которого они переведены туда сардарем Эриванским.

Сего числа ранен Херсонского гренадерского полка шт.-к. Высоцкий.

1 октября. Так как к вечеру вчерашнего числа пальба неприятельская вовсе утихла, то я приказал продолжать летучею сапою приближение траншеи к юго-восточной башне, причем наши туры поставлены были даже на гласисе.

Но неприятель, заметя стрелков и рабочих на краю рва и воображая, что мы идем на приступ, вдруг покрыл все башни и стены и начал производить сильнейший ружейный и пушечный картечью, ядрами и гранатами огонь, что и продолжалось около 1 1/2 часа, к щастию, все выстрелы почти шли над нашими головами.

С наших батарей также произведен был огонь, нанесший, как после узнано, большой вред неприятелю. Особенно ужасны ему были картечные выстрелы из осадных орудий, направленные в куртины и башни, полуразрушенные для бреши. Я велел остановить летучую сапу и продолжать работать медленною сапою, которою под сильным неприятельским огнем голова траншеи к утру доведена была на гласис на 13-ть сажень от Края рва: также кончена вторая полу-параллель с ложементом на правом фланге.

По утру неприятель открыл по сапе пушечный и ружейный огонь, но орудия его нашими батареями скоро принуждены были замолчать, ружейная же пальба его продолжалась, хотя слабо, ибо наши стрелки не позволяли неприятельским засесть на стенах.

В 8-мь часов утра огонь с крепости несколько утих и 7-го пионернаго баталиона пор. Шефлар, вышедши из сапы, начал измерять шагами, сколько осталось до рва, по нем просвистали несколько пуль, как вдруг на юго-восточной башне и восточном фасе показалось некоторое число жителей, они выставили белый платок и махали шапками, и по приглашению некоторых офицеров, вышедших из сапы на гласис, спустились вниз по бреши. [384]

Увидя возможность прохода, и хотя неприятель с южной стороны продолжал стрелять по рабочим, бывший дежурным в траншее ген.-м. Лаптев послал полк. Гурко и Шипова с 6-ю ротами лейб-гвардии сводного полка, находившегося в прикрытии работ, занять юго-восточныя башни первой и второй стены и примыкающие к оной куртины, что и исполнено ими с решительностию и быстротою: сам же ген.-м. Лаптев с остальными ротами лейб-гвардии сводного полка, рабочими, бывшими в траншее от 39-го егерского полка и пионерными ротами поспешно пошел к северным воротам крепости, дабы стараться занять оныя и не позволить никому из крепости выйти.

Ген.-лейт. Красовский также прибыл туда с баталионами: Крымским. Севастопольским и 39-м егерским. Будучи сам в голове колонны, он приказал пионерам разломать ворота, причем фалконетным выстрелом убит находившийся возле него аудитор 20-й пехотной дивизии 9-го класса Белов, и в воротах ген.-лейт. Красовский никого уже не застал, почему и приказал войскам своим занять ближайшие башни и куртины, а ген.-лейт. гр. Сухтелен с двумя ротами лейб-гвардии сводного полка направился к мечети, в коей, по показанию жителей, находился Гассан-хан.

Взошедши туда, он увидел до 200 вооруженных людей, готовых стрелять, но когда рота выстроилась перед ними и взвела курки, то они бросили оружие и сдались: ген.-лейт. же гр. Сухтелен сам обезоружил Гассан-хана. Сарбазы, еще колебавшиеся, видя город занятым, положили также без сопротивления оружие.

Должно удивляться, что войска наши, ворвавшись с одной стороны в пролом, а с другой — отбивши ворота, не предались буйству, обыкновенно сопровождающему подобные случаи: чрез два часа все было спокойно в городе, как будто бы мы чрез условие заняли крепость. Такова сила порядка, дисциплины и присутствия начальников на своих местах.

Столь внезапное занятие Эривани произошло от следующего: я уже упоминал о письме, посланном мною к Хаджи, то-есть старшинам города, в котором я приглашал их для избежания совершенного истребления принудить Гассан-хана к сдаче или склонить к возмущению гарнизон, — оно произвело свое действие. Старшины, собравшись, хотели принудить Гассан-хана покориться, и, увидя, что гарнизон, особенно устрашенный потерею, понесенною им на стене в прошедшую ночь, колеблется — они бросились к пролому и на башни, дабы нас о том известить, следствием чего и было взятие города.

В крепости найдено 35-ть пушек и единорогов, две гаубицы и восемь мортир, между пушками четыре батарейных орудия, ныне оставленных Аббас-Мирзою: три знамя бывших здесь баталионов: Гвардейского. Марандского и Тавризского и одно кавалерии Гассан-хана; пороха до 1500 пудов и много артиллерийских снарядов; хлеба в зерне не так много, но значительное количество сорочинского пшена, так что всего можно положить до 10.000 четвертей, сверх того различного имущества сардарьского на значительную сумму.

В плен взяты: Гассан-хан, сардарь Сер-Аслан, Суван-Кули-хан, бывший комендант крепости и зять сардаря Эриванского Касум-хан, командир гвардейского баталиона, Алимардан-хан, командир Тавризского баталиона Джафар-Кули-хан, командир Марандского баталиона Аслан-хан Араклинский, Фетали-хан, начальник артиллерии и литейной и разных других почетных ханов и сарвазских штаб и [385] обер-офицеров, сарвазов и Араклинских стрелков более 3000 и сверх того приводятся беспрестанно отыскиваемые в городе.

Число убитых и раненых сарвазов и жителей весьма значительно, бомбы, коих брошено более 1600, произвели ужасное разрушение — весь город покрыт развалинами; других зарядов выпущено около 4000.

С нашей стороны во все время осады убито и ранено 52 человека, в числе коих офицеров убитых один и раненых три.

По благости божией мы спаслись в сей день от большого нещастия: по вступлении войск наших в крепость, были приставлены немедленно караулы к пороховым погребам и из главного вынут зажженный фитиль лейб-гвардии гренадерского полка подпор. Лелякиным.

В воспоминание взятия крепости в день покрова пресвятыя богородицы я положил освятить одну из здешних мечетей для церкви гарнизона.

2 октября. Сего числа совершено благодарственное молебствие, все войска в отряде находящияся, были в строю, в полной аммуниции. Парад был против южных ворот крепости, возле траншей и пролома,

Я весьма доволен как духом, так и трудами всех войск, в осаде бывших, особенно отличила себя артиллерия, которая, будучи в полу оружейном выстреле от крепости, сделала в три дня совершенное опустошение в городе и проломы в двух стенах, наиболее же я доволен инженерами и пионерами, которые продолжали работы, несмотря на беспрерывный огонь неприятельский.

Г. г. генералы, штаб и обер-офицеры подавали пример неустрашимости, но более всех отличали себя по части инженерной ген.-м. Трузсон, бывший бессменным по траншеям дежурным полк. Гурко, начальник артиллерии, ген.-м. Унтилье и под ним командовавший брешь-батареею полк. Гиллен-Шмидт, подполк. Бухарин, Кузнецов, командовавший кессель-батареею гвардии шт.-к. Философов, демонтир-батареею на кургане против восточного фаса к. Соболев и такою же на левом фланге — к. Цебриков.

Днем и ночью работами заведывали г. г. полк. Евреинов, Литов и подполк. Певцов. С особенным отличием командовали в сапах гвардии пор. Бухмейер и пионерные офицеры: штабс-кап. Иванов и пор. Венедиктов и примерную храбрость оказали рядовые: Пущин ⁸⁹ и Коновницин ⁹⁰, бывшие всегда в голове сапы при осадах трех крепостей и Дорохов, который и ранен.

3 октября. По взятии крепости Эриванской жители в множестве начали возвращаться в деревни свои, купцы уже приезжают из турецких земель, несколько из них встретили одного известного здесь своим буйством хана, и хотели бежать: «Не бойтесь ничего», — сказал он им, — «все теперь спокойно, Эривань взята и я уже подданный Российского императора».

Генерал-адъютант Паскевич

ЦГВИА, ф. ВУА. д. 4312, лл. 197-202 об. Подлинник.

Комментарии

89. Пущин, Михаил Иванович (1800-1869) — младший брат известного декабриста и одного из близких друзей А. С. Пушкина — Ивана Ивановича Пущина. Привлеченный по делу декабристов, в конце 1826 г. он был отправлен в Отдельный Кавказский корпус. В составе 8-го пионерного (саперного) батальона принимал участие во всех военных действиях в районе Эчмиадзина, Еревана и Сардарабада. В марте 1828 г. получил чин прапорщика, а в 1831 г. был уволен с военной службы.

90. Коновницын, Петр Петрович (1802-1830) — офицер, декабрист, член Северного общества. В конце 1826 г. был отправлен в Отдельный Кавказский корпус, служил в 8-м пионерном (саперном) батальоне. Участвовал в сражениях под Эчмиадзином, Сардарабадом и Ереваном. Принимал активное участие также в русско-турецкой войне.