|
№ 500
1813 г. декабря 22. — Письмо Н. Д.
Ртищева Мирза-Абул-Хасан хану о непристойных
действиях Мирзы-Безюрга и ереванского сардара
...Благорасположение мое к вам и прямое
усердие заставляют меня быть откровенным с в.
высокостепенством. Я не скрою пред вами, что
каймакам Мирза-Безюрг и эриванский сердарь
поступают очень нехорошо. Первый из них, сколько
по слухам ни умный человек и имеет достоинства,
но я не знаю, каким он следовал правилам, нагрубив
российскому ген.-л. Ротгофу, командующему
войсками в Талышинском владении, чрез письмо, в
самых пустых и оскорбительных
выражениях-писанное к нему по заключении уже
мира, тогда как дружба и доброе согласие должны
соединять подданных обеих высоких держав и когда
государственные чиновники даже и неприязненных
между собою держав обязаны всегда соблюдать
благопристойное обращение. Другой же, т. е.
эриванский сердарь, невзирая на нынешнее зимнее
холодное время, отправил из Эривани пленных
российских солдат без [641] теплой
одежды, без проводника и без всяких пособий, от
чего более 40 чел. ознобили себе руки и ноги и
сделались неспособными. Напротив того, с моей
стороны отправлены пленные персидские сарбазы
со всею возможною от меня помощью и призрением. Я
снабдил их всех теплою одеждою и провиантом до
Караклиса. В Караклисе же, откуда дорога в
нынешнее зимнее время весьма трудна, я, несмотря
на то, что обязан бы был заботиться о них только
до границы, приказал выдать еще провианта на 12
дней до самой Эривани и дать на каждаго пленнаго
по 1 р. с., ибо по моему мнению не только тесная
дружба и мир, возстановленный между двумя
державами, но и самое человеколюбие требуют, дабы
иметь попечение о пленных каждой державы, так как
об усердных защитниках своего отечества и людях,
претерпевших неприятности плена за честь и славу
своих государей.
Весьма также показалось мне странным,
что на письмо мое к в. высокостепенству, которое я
имел честь вручить вам в Гюлистане, касательно
участи царевича Александра, Ших-Али-хана и по
другим предметам, я получил ответ от сына
каймакама Мирза-Абуль-Касима, который пишет ко
мне, «что он письмо сие видел, уразумел
содержание онаго и так как в. высокостепенство
изволили отправиться в Тегеран, не могли мне
отвечать на оное, то он почитает долгом своим
сделать мне на то письмо ответ». Я же с моей
стороны полагаю, что дело сие не может ни от кого
более зависеть, как только от воли и решения
обоих великих наших государей, ибо как в.
высокост., будучи уполномоченный от своего двора,
изволили иметь со мною разсуждение по сим
предметам и отозвались мне, что на предложенныя
мною условия в разсуждении царевича Александра и
участи Ших-Али-хана сами собою не можете дать мне
решительнаго ответа, а представите все
объяснения мои с вами в волю и решение е. в.
Фетх-Али-шаха, о коем в свое время не оставите
меня уведомить, то и я с моей стороны также
представил обстоятельство сие на высочайшее
решение моего великаго г. и. Следовательно, как я
полагаю, ни один подданный какой бы то ни было
державы не может и не должен вмешиваться в
подобное дело без особеннаго на то высочайшего
повеления; кольми же паче несходно, кажется, с
правилами порядка и добра-го согласия то, чтобы
посылать фирман в дружественную землю с
приглашением прибыть в Персию такому человеку,
коего политическое состояние не решено еще волею
и согласием двух благоприязненных между собою
государей. Однако же я имею сему пример, ибо
прибывший ко мне в Тифлис высокост. Юсуф-хан с
поздравлением о вечном мире, возстановленном
между Российскою империею и Персидским
государством, снабжен таковым фирманом и
денежным пособием к Александру царевичу,
укрывающемуся в землях моего великаго г. и.
Впрочем, я крайнею обязан благодарностью е. выс.
Аббас-мирзе за благородный поступок его,
делающий честь его благоразумию и доброте
сердца, потому что он поручение свое приказал
Юсуф-хану объяснить мне с откровенностью и как
фирман, коего содержание было мне показано, так и
деньги к царевичу послать не иначе, как с моего
позволения. А потому, быв признателен е. выс. и
желая заплатить сие совершенным со стороны моей
уважением, я объяснил Юсуф-хану, что денежное
пособие, так как благодеяние или милостыня,
подаваемая ближнему, может быть отправлена им с
людьми царевича, [642] находящимися
при нем, и я даже прикажу препроводить их со всею
безопасностью до границ Дагестана, где он
скитается, но на отправление фирмана не имею ни
права, ни власти согласиться, доколе об участи
сего человека не последует решения по взаимному
согласию между великими нашими государями.
Все сие я сообщаю в. высокост., как
искреннейшему моему благоприятелю, почитая вас
за благородныя ваши правила и за преданность
вашу к своему государю и отечеству. По моему
образу суждения, кажется мне, что все таковые
поступки крайне отдалены от искренней дружбы и
добраго согласия, кои ныне должны связывать
взаимныя пользы обеих держав и что едва не
происходит сие единственно от
недоброжелательства возстановленному миру
некоторых людей в Адербайджане, руководствующих
там делами, и от зависти их, что сие столь важное и
спасительное дело приведено усердием к своему
государю великаго визиря Мирза-Шефи и
благоприятством в. высокост. до благополучнаго
окончания без их посредства и соучастия. Я
извещаю вас о сем как мужа совершенно достойнаго
доверия е. в. Фетх-Али-шаха и предоставляю все сии
обстоятельства в вашу волю, т. е. хотите ли вы
довести оныя до сведения своего государя или
оставить сие в молчании; однако же, имея полное
доверие к мудрой прозорливости великаго визиря
Мирза-Шефи и к преданности его пользам своего
отечества, я желал бы, чтобы сведения сии были ему
известны.
Акты, том V, док. 885.
|
