№ 423

1808 г. декабрь. — Рапорт И. В. Гудовича Александру I о сражениях за взятие Еревана и Нахичевана

/л. 44/ В продолжение всеподданнейшего донесения моего от 29-го октября сего года о происшествиях, случившихся по вступлении моем с войсками в Ериванскую область, дерзаю всеподданейше донести в. и. в. [480]

1-го числа ноября я получил рапорт ген.-м. Небольсина, что он 28-го октября, следуя с отрядом ему вверенным по предписанию моему прямо из Карабагского ханства к Нахичевану и находясь от онаго в осмнадцати верстах, был на марше своем встречен при деревне Кара-баби Баба-хановым сыном Аббас-Мирзою, намеревающим подать сикурс Еривану и имевшим с собою персидских войск 3 000 пехоты, в том числе российских пленных и беглых до 200 человек и до 10 тыс. конницы с 12-ю орудиями и 60-ю фалконетами.

Персияне, заняв выгодные высоты в ущелье, первые атаковали отряд ген.-м. Небольсина. Сражение было сильное и весьма упорное. Но наконец победоносным оружием в. и. в. неприятель был сбит с занятых им высот и опытный ген.-м. Небольсин, имея при себе двух отличных и храбрых полк. Лисаневича и Котляревскаго, совершенно разбил Баба-ханова сына и обратил в бегство персиян, которые, потеряв в сем сражении один 8 фунтовой единорог и две пушки, одну 8 фунтовую, а другую 3-х фунтовую, так же много убитых людей и лошадей и взятых в плен, бежали в /л. 45/ чрезвычайном беспорядке к Нахичевану, кидая по дороге своих раненых. С нашей стороны урон состоял в 37 убитых и в 6-ти без вести пропавших, также в 6-ти раненых обер-офицерах и в 66-ти нижних чинах. После чего ген.-м. Небольсин оставя в деревне Карабаби вагенбург, пошел тотчас к Нахичевану, где рассеянный неприятель остановился было лагерем. Но усмотрев движение его отряда и устрашенный первою неудачею, немедленно ретировался за Араке по дороге к Хое, оставя нахичеванскую крепость гарнизоном и пушками незанятую. Почему ген.-м. Небольсин овладел Нахичеваном без всякаго сопротивления и послал тотчас прокламации к жителям Нахичеванской области, уведенным персиянами за Араке, которые и возвратились в свои места.

Сии успешные действия войск в. и. в. и за владение целыми двумя провинциями впереди ериванской крепости, лежащими, то есть Нахичеванскою областию и всеми Ериванскими деревнями, куда жители мною обласканные сами добровольно возвратились, долженствовали бы Ериванскую крепость, со всех сторон отрезанную, принудить к сдаче. Но за всем тем я нашел непреодолимое упорство, хотя весь Адибержан был крайне оными устрашен и даже сам Баба-ханов сын по известиям полученным чрез пленных и от шпионов, отправил все свои тягости из Хои в Тавриз, оставшись сам с войском только налегке. Между тем, когда персияне ясно видели, что помощи крепости никак подать не могут и сами подвинуться ко мне не смеют, прислан был ко мне секретарь французскаго в Персии посольства Лажар с письмом от французскаго посла ген. Гардана и от Баба-ханова сына Аббас-мирзы, также от его перваго министра Мирзы Безюрка и от визиря Баба-ханова Мирзы Шефи, присланными с особыми от них чиновниками, причем и переводчик мой прапорщик Балуев, посыланный в Персию с решительными моими предложениями и там задёржанный, был по требованиям моим возвращен и прибыл вместе с Лажаром. Письма сии также как и прежние, не заключали в себе ничего решительнаго, почему я на другой день и отправил персидских чиновников с моими ответами, которые вместе с письмами от них полученными я в копиях препроводил с сим же фельдегером к товарищу министра иностранных дел в. и, в. гр. Салтыкову. [481]

Цель, с каковою приехал ко мне секретарь французскаго посольства, впоследствии обнаружилась. Подробность перваго моего с ним разговора я теперь же сообщил товарищу иностранных дел министра. Здесь же имею счастие присовокупить только, что сия присылка его имела основанием со стороны Персии то, чтобы уговорить меня оставить военные действия и выйти с войсками из Ериванской области, тогда как я силою оружия в. и. в. имел уже в своих руках, кроме одной Ериванской крепости, все те границы, кои по высочайшему в. и. в. повелению были мною требованы от Персии. Но я успел показать Ланжару весь ход наших дел с Персиею и заставить его почти признаться, что в сем случае находил он и сам некоторую ошибку своего министра ген. Гардана и сам даже вызвался написать к коменданту Ериванской крепости, что хотя он и прислан был ко мне с тем, дабы уговорить меня оставить военные действия с войсками из Ериванской области, но так как он встретил со стороны моем решительное на то несогласие, то потому бы крепость более на него и не надеялась и что он не может больше действовать к ее пользам.

Письмо сие я отправил в крепость вместе с последнею моею прокламациею, в коей упомянув о поражении Баба-ханова сына и о покорении Нахичевана, я требовал сдачи Ериванской крепости, которая быв со всех сторон отрезана, не могла ожидать себе не только никакой помощи, но ни же сообщения. Однако же и за сим в ответ получил решительное несогласие на сдачу и между прочим мой посланный в виду войск осаждающих крепость /л. 47/ под самыми стенами разговаривавший по моему приказанию с ериванским чиновником, вынесшим из крепости ответ на мою прокламацию, возвратясь назад уведомил меня, что он пересказал ему все мои поручения. Однако же ему было ответствовано, что весь гарнизон скорее ляжет на месте, нежели сдаст крепость. Ибо весь гарнизон состоит из выбранных стрелков, взятых из отдаленных внутренних персидских провинций, как то из Мазандрона, Шахсеванаи из других, где оставлены их семейства под присмотром и что для них лучше умереть, нежели потерять и свои семейства, коих погибель неизбежна, если они не будут защищать крепости.

После сего завладевши уже вооруженною рукою почти всеми теми границами, кои постановлены основанием к миру, кроме одной крепости и держал оную шесть недель в теснейшей осаде на ружейный выстрел, так же сделав в стенах бреши, я должен был принять решительные меры, тем более, что и позднее уже время не позволяло мне более держать войска под стенами Еривана.

Итак, 17-го по полуночи в 5 часов предпринят был штурм крепости Ериванской. Но предприятие сие не было увенчано успехом, сколь ни храбро и сколь ни охотно войски в. и. в. бросались в ров и даже на стены по причине всех тех мер, которые неприятель в осторожность свою употребил. Ибо, как скоро приметил движение войск, скинул тотчас подсветы, которые осветили как днем. Потом произведши сильную ружейную стрельбу, особливо чрез разрыв закрытых бомб, во рву остановил главную колонну, шедшую к пролому, брешь батареею сделанному и которая состояла с резервом из 1100 человек. Но несчастливее всего было то, что при взлезании на первую стену, храбрый и достойный полк. Симонович, ведший колонну, был тяжело ранен. Вступивший на его место 9-го егерского полка майор Вылазков, как скоро подошел к стене, [482] тоже был ранен. Другая колонна, состоящая /л. 48/ из Тифлискаго гранодерскаго баталиона, взлезши на первую стену много переколола неприятеля штыками и когда пошла на другую степу предводивший оную, храбрый майор Новицкий был тяжело ранен и чрез 10 дней помер. Затем, когда на его место собственною своею охотою находившийся с резервом в той колонне Борисоглебскаго драгунскаго полка полк. Булгаков пошел на последнюю стену, то тогда был тяжело ранен так, что чрез несколько часов помер. Невзирая однако же на то, некоторые офицеры с гранодерами вошли внутрь города и дрались как львы. Но поколику другие колонны были отбиты, хотя и в то самое время послал резерв Херсонскаго гранодерскаго полка, дабы отвлечь неприятеля от сильнаго стремления на Тифлисскую колонну, на которую большая часть гарнизона кинулась внутри крепости. Но и через сие помочи подать не мог. Ибо резерв оной колонны нашел во рву две пушки, из которых неприятель стрелял картечьми и притом кидал зажженные гранаты и бомбы и предводивший оную колонну по болезни штаб-офицера храбрый кап. Чилищев был убит. Четвертая колонна Саратовскаго гранодерскаго баталиона разделясь на двое, одна пошла в обход, переправясь ночью на казачьих лошадях чрез реку Зангу, а другая половина на мост под самыми близкими ружейными выстрелами. Но храбрый майор Борщов едва приставил лестницы и некоторые гранодеры, взлезли на стену, то неприятель встретил ружейною стрельбою, киданием бомб, гранат и каменьями и майор Борщев был ранен. А с другою половиною майор Плешков, хотя и приставил лестницы, но лестницы были коротки, хотя и были 5-ти саженные и по известиям от жителей казались достаточными.

Сия же самая колонна меньше всех имела урона.

Таким образом колонны, будучи отбиты, отретировались в свои места и я, находясь с большим резервом, состоявшим из двух баталионов на пушечный выстрел, приказал осаждающим баталионам держать крепость /л. 49/ по-прежнему в осаде. Между же тем послал нужные повозки и, дождавшись уборки раненых, отошел на прежний свой лагерь в трех верстах от города в виду онаго, держа город в таковой-же тесной осаде, как и до штурма.

Из всеподданнейше подносимой при сем диспозиции мною сделанной для штурма Ериванской крепости и из дневной записки здесь же прилагаемой, в. и. в. усмотреть изволите, что я все то исполнил, чего требовала от меня моя обязанность, военные правила и неограниченное усердие к пользам службы в. и. в. Но всевышнему неугодно было на сей раз увенчать успехом мое предприятие.

О числе убитых и раненых при штурме Ериванской крепости при сем же дерзаю всеподданнейше поднести ведомость в. и. в.

Крепость Ериванская укреплена по всем европейским военным правилам, имея две стены и впереди их ров и гласис. Во рву поставлены были пушки и действовали картечью, чего прежде персияне никогда не делали, также были фугасы и бомбы с подведенными штапинами. Почему и нельзя больше сомневаться о причине нарочной присылки в Ериван и Эчмиадзинской монастырь французскаго инженернаго капитана, который был в сих местах до приходу моего с войсками в Ериванскую область и о чем я еще прежде сообщал иностранных дел министру в. и. в. [483]

Итак, соображая сии причины и видев отчаянность, с каковою во все продолжение осады крепости, так же и при штурме защищался ериванский гарнизон, хотя был без всякой надежды иметь себе помощь. Более же всего получил известие, что по дороге в Бамбаки на 65 верстах выпал чрезвычайный /л. 50/ снег на Абарани и по Ортновскому ущелью и что хребет гор разделяющих ериванское владение от Бамбак глубоко оным покрыт, я вынужден был решиться снять осаду крепости, потому что продолжение оной поставило бы меня в совершенную невозможность возвратить войски в Грузию до весны, хотя бы даже взята была и крепость. Почему 30 числа в ночь осада была снята, а ген.-м. Небольсину еще прежде было предписано на то же число оставить Нахичеванскую область и возвратиться со всем отрядом по прежней дороге к Елизаветополю. Но дабы показать неприятелю, что я не намерен отступить от крепости и что осада так же сильно продолжается, то до самого снятия оной осаждающие войски находились в прежнем своем положении и сверх того кап. Островский с гранодерскими саратовскаго баталиона послан был разломать мельницу, стоящую под самыми стенами на берегу Занги, противу саратовскаго баталиона и нужную для гарнизона, что им и исполнено в точности, несмотря на сильный огонь из крепости, производимый чрез несколько часов.

Всемилостивейший государь, напрягая последние мои силы и неограниченную ревность к исполнению священной воли в. и. в. и имея столь малые способы, при двух сильных неприятелях, кажется не мог я улучить удобнейшаго времени к завладению Ериванской и Нахичеванской области. Ибо как я уже всеподданнейше доносил, что турки скорым моим вступлением в Бамбаки устрашены, а притом уверены, что я перемирие сохраню и по позднему времени своих войск собрать не могши, остались спокойными и никакого помешательства мне сделать не могли. Баба-хан с войсками наполовине дороги к Араксу /л. 51/, стоявший в Султании возвращался назад в Тейран и войски при нем бывшие потому отпущены. В Ериванской области войск собранных было немного и по известиям ко мне доходившим не более 7 тысяч. Кроме пехотнаго гарнизона ериванского, состоявшего будто по показаниям жителей до 2000, но опознавшагося более 3000 кроме жителей, Баба-ханов сын находился в Хои так же с небольшим числом войск. Зная притом по известиям, что по урожаю Нахичеванской области можно найти достаточно провианта и фуража, как и действительно нашлось. Ибо во всю двухмесячную осаду крепости войски довольствовании были изобильно не только провиантом, сеном и частию ячменя, но еще и с некоторою выгодою сарачинским пшеном даром взятым из деревень нижними чинами, в кои жители еще не возвратились и мясною порциею. Я, хотя с малыми способами к овладению крепости без осадной артиллерии, кроме двух мортир и с небольшим числом войска, вступил в Ериванскую область — имел успехи прогнать везде персиян в поле за Араке и даже преследовать в некоторых местах за Араксом, в чем и сообщение мое с Грузиею было надежно до упавшего между гор и на горах большаго снегу. Осадил крепость ближе ружейного выстрела, к чему способствовали в некоторых местах форштат и садовые стенки, а на экспланад, где были устранены брешь-батареи, а проши сделанные турами. Сделал перво одну брешь-батарею из [484] 6-ти — 12-ти фунтовых пушек в 70-ти саженях, потом по усмотрению удобности другую ближе еще в 50 саженях, которая сделала большей пролом в первой стене, а во второй сбила оборону. Крепость была совершенно отрезана от всякаго секурса, который хотя и покушался /л. 52/ от неприятеля приближаться, но ближе 40 верст никогда не мог подойти и всегда был прогоняем посыланным и во все время в той стороне находящимся отрядом. А я сам стоял в виду крепости в увеличенном лагере.

Баба-ханов сын был разбит и прогнан за Араке. О чем и крепость известна была. Невзирая на то, неприятель защищался отчаянно, производя пушечную и ружейную стрельбу почти беспрерывно день и ночь во все время двумесячной осады, имея запасов довольно, хотя кроме штурма, с ничего незначущаго с нашей стороны потерею. Ибо войски большею частию расположены были в форштате, в домах и застенками, кроме одного Херсонскаго баталиона по неимению там форштата, который был только на пушечном выстреле за садовыми стенами и который за два дни до штурма из сделанной батареи с ложаментом был приближен на ружейный выстрел.

Неприятель же туда днем проходить не мог, имея против того места мой лагерь, а ночью поставлены были особливые еще секретные пикеты, дабы никто в крепость с известиями проходить не мог.

После неудачнаго штурма держал еще две недели крепость в такой же тесной осаде без малейшаго сообщения с Персиею. Но по холодному времени, по трудности осады на ружейный выстрел, и что и фураж уже отдален сделался и по продолжавшимся дождям и снегам окружен будучи оным как на Арарате так и по другим горам, лошадям стало тяжело, а наипаче получа известие, что по дороге к Бамбакам по горам и между оными упал такой большой снег, что считали невозможным переходить, опасаясь по наступившему зимнему времени, дабы совсем сообщения с Грузиею не лишиться. Ибо когда бы и крепость взята была, то всем войскам в Ериванской области /л. 53/ на зимних квартирах оставаться было неможно — принужден я был (хотя с крайним приспособлением), завладевши двумя провинциями, кроме одной крепости, снять осаду и оставить оные, дабы к будущей весне не изнурить войски, сделать неисправными по невозможности зимнего сообщения и не подвергнуть Грузию без защиты. Осада крепости была чрезвычайно тяжела, но переход по глубокому снегу, вьюге и стуже, был еще труднее, который однако же с помощию, доставленною по предписанию моему из Бамбак и мною самим, поспешив с последняго перехода 6-го числа сего месяца, благополучно окончен и войски, хотя в тесные контонир-квартиры вступили, откуда по частям на винтер-квартиры отправили.

Персияне сколь слабы в поле, столь отчаянно защищались в крепости, будучи там устрашены по собственным их разговорам с ответными письмами, высыланными людьми, что им все равно умирать в крепости, но семьи их будут целы, а ежели бы оную добровольно сдали, хотя и признавали себя в крайнем стеснении, то не только они, но и семьи их обещано Баба-ханом без изъятия казнить смертию. По сему происшествию в. и. в., всеподданнейше донести дерзаю, что с сими способами и с тем числом войск, кои я имел в летнее время, когда неприятель может быть в большем [485] собрании и отрезывать своею Многочисленною конницею сообщение, Ериванскою крепостию завладеть не можно. А ежели в. и. в. благоугодно непременно взять оную, то нужно прибавка полков пехоты, как на сухом пути, так и высадки на берегах и легких войск с 20 осадными орудиями, коими бы можно было повалить стену. Вслед за сим по приезде моем в Тифлис дерзну представить подробное мое всеподданнейшее донесение.

Ген.-от-кав. Тормасов поспешил ко мне приехать под Еривань, был мне усердный /л. 54/ и ревностный помощник по службе в. и. в. Ген.-лейт. барон Розен во все время осады находился под крепостью при осаждающих баталионах.

Все генералы штаб и обер-офицеры и нижние чины поступали храбро и неустрашимо. А ген.-м. Портнягин, употребляемый мною с отрядом на прогнание секурса, несколько раз искусно и храбро разбил и прогонял за Араке, преследуя два раза и за Араксом.

Особливым попечением и старанием своим, будучи шеф храбраго Нарвскаго полку, привел полк в кантонир-квартиры в таком исправном состоянии, что оный и еще компанию мог бы прослужить, кроме самого малаго числа испорченных лошадей форсированными маршами при разбитии неприятеля.

Я осмеливаюсь, хотя при неожидаемой неудачи, сделанной мною экспедиции, представить в высочайшее воззрение перенесших столь усердно трудную компанию и дерзаю всеподданнейше просить всемилостивейшаго позволения представить к награждению отличившихся при разбитии несколько раз неприятеля.

В заключение же приемлю смелость всеподданнейше присоединить, что когда я с войсками двинулся под Еривань и приказал ген.-м. Небольсину с отрядом ему вверенном идти к Нахичевани, то в то же время предписал я и эскадре бакинской, хотя с двумя или тремя судами, посадя на оные десант из бакинскаго гарнизона, идти к берегам Гиляна и сделать диверсию. Впрочем от капитан-лейтенанта Степанова, командующаго эскадрою, я не имею еще сведения, что им по сему исполнено.

Ген.-фельдм. гр. Гудович

ЦГВИА, ф. ВУА, 1808 г., д. 4265, лл. 44-54 об. ЦГИА, Груз. ССР, ф. 2, д. 183, лл. 72-81 об. Копия.