|
№ 421 1808 г. декабря 11. — Отношение И. В. Гудовича товарищу министра иностранных дел А. Н. Салтыкову о неудачном штурме крепости Ереван /л. 432/ В продолжение ко всеподданнейшему донесению моему от 29 декабря, я с сим-же фельдъегерем имел счастие донести е. и. в. о последних происшествиях, случившихся во вступлении моем с войсками в Эриванскую область и о возвращении войск в наши границы, после неудачнаго штурма Эриванской крепости, чему причины в. с. усмотрите в подробности из того всеподданнейшею моего донесения. Здесь же почитаю за долг уведомить вас, милостивый государь мой, что препятствия, кои я до сих пор отгадывал и встречал в успешном окончании мирных переговоров с Персиею, о чем я неоднократно сообщал и министру иностранных /л. 432об./ дел гр. Николаю Петровичу Румянцову, более всего происходили от действий французскаго в Персии посла ген. Гардана. Я уведомлял гр. Николая Петровича, что, еще до прихода моего с войсками в Бомбакскую провинцию, был нарочно из Тегерана присылая для осмотра Эриванской крепости и Эчмиадзинскаго монастыря инженерный французский капитан. Последствие оправдало, что моя [477] отгадка и известие сие было справедливо, также обнаружило причину, для которой он был прислан, ибо многим здесь известно прежнее положение крепости. А теперь я нашел оную крепость укрепленную по всем военным европейским правилам, имея 2 стены и впереди их ров и гласис; во рву поставлены были пушки и действовали картечью, бросаны гранаты, чего прежде никогда не делали персияне. Также были фугасы и бомбы с подведенными штапинами. Следовательно, нельзя сомневаться, чтобы сии предосторожности не были взяты по указаниям французскаго капитана. Более-же всего уверился я в моих заключениях, что французское в Персии посольство действует противно интересам всероссийской империи /л. 433/ и что ген. Гардаи наклонен больше к интересам Персии, тогда как от него прибыл ко мне под Эриван секретарь посольства Лежар. При первом моем с ним свидании он подал мне письмо ген. Гардана, которое препровождаю при сем в копии и из коего вы, милостивый государь мой, усмотрите, что он пишет ко мне в сих самых выражениях, что я не соблюдаю связей, соединяющих Францию с Персиею, и что он для сообщения мне своих доверенных объяснений отправляет секретаря посольства Лежара, которому дана от пего вся доверенность и котораго слова он просит принимать как собственный его. По прочтении сего письма я спросил Лежара о причине его приезда и узнал от него, что он со стороны своего министра ген. Гардана и со стороны Персии был прислан ко мне с предложениями, дабы я остановил военный действия и вышел бы с войсками из Эриванской области. Я тотчас догадался, к чему сие клонится и видел ясно намерение персиян, чтобы посредством поддерживающаго их обещаниями ген. Гардана отдалить меня от крепости, которой по разбитии Баба-ханова сына и по занятии Нахичевани никакой уже помощи они не могли подать по позднему времени. Почему /л. 433об./ я тут же решительно отвергнул сии предложения и заметил ему, что посольство французское, конечно, должно быть известно о постоянных требованиях России в продолжении 2-лет, в разсуждении определения границ, коими я уже овладел силою оружию, кроме одной Ериванской крепости, и при том ген. Гардан из письма ко мне министра иностранных дел, которое по доверенности к нему препроводил в копии, видел уже решительную волю моего всемилостивейшаго г. и., по которой я теперь и действую. Следовательно, приобревши через оружие те места, кои должны составлять границу с Персиею, могу-ли я оныя оставить? Тут-же я прибавил, что от французскаго в Персии посольства, как от двора дружественнаго и союзнаго с Всероссийскою империею, я скорее ожидал содействия к пользам России, нежели старания о выгодах Персии. На сие он мне возразил, что трактатом, постановленным между Франциею и Персиею, Французская империя обязана соблюдать целость персидских провинций; а я отвечал ему, что таковая гарантия Франциею обещана была Персии тогда, как Россия и Франция находились в войне, и тут-же спросил его: разве и теперь франция будет поддерживать прежния /л. 434/ свои обещания? Ответ его был, что у них еще нет других особливых наставлений. Тогда я прибавил, что я уверен, что император Наполеон скорее предпочтет союз и дружбу Всероссийской империи, нежели во вред оной захочет доставить обещанные прежде выгоды Персии. После сего он, не находя далее никаких возражений, формально объявил [478] мне, что ему поручено от ген. Гардана протестовать противу меня, если я продолжу мои военныя действия в Ериванской области. Тогда сказал я, что ген. Гардан, известен будучи из копии с письма ко мне министра иностранных дел гр. Румянцова, по доверенности к нему отправленной, что я действую не сам собою, а по высочайшей воле великаго г. и., разве объявляет мне войну? Ибо протестовать на меня он не может и что объявление сего протеста должно быть разве против целой Всероссийской империи. Сим совершенно я его остановил и он просил меня дать ему времени до утра подумать, как ему решиться в разсуждении своей миссии. На другой день он объявил мне, что таковой протест не может теперь иметь места и что мне онаго не подает. Тут-же /л. 434об./ между прочими разговорами, где уже совсем переменился тон его речей со мною, он почти сам признался, что со стороны его министра ген. Гардана были сделаны ошибки в поведении относительно к делам, между Россиею и Персиею продолжающимся, и что конечно ему не должно бы было мешаться в такия дела. Затем сам вызвался написать к коменданту Эриванской крепости, что хотя он и был прислан ко мне, с тем дабы уговорить меня оставить военныя действия, но видя решительное мое на то несогласие, не может помочь осажденной крепости и для того она более и не надеялась, чтобы он старался о ея пользах. Письмо сие вместе с моею последнею в крепость прокламациею, в коей я упомянул о покорении Нахичевани, также что по сему крепость не может ожидать к себе никакого секурса, я отправил по прочтении с моим посланным. Потом Лежар по слабости своего здоровья просил меня для лучшаго покоя, коего при мне в лагере найти не мог, отпустить его в Эчмиадзинский монастырь, на что я и согласился. Когда же после неудачнаго штурма я снял осаду крепости, к чему наибольше принудило меня позднее /л. 435/ время и полученное известие, что по дороге к Грузии, которою мне должно было проходить, на 65 верстах выпал чрезвычайно большой снег и хребет гор, отделяющий Бамбак от Ериванской области, глубоко оным покрыт, который обыкновенно, лежа во всю зиму, мог еще прибавиться и остановить меня до самой весны, если-бы я продолжал осаду крепости, то он частию по своей болезни, а больше, как я примечаю, от страха персиян, видев уже ясно ошибку своего министра ген. Гардана и признавшись мне сам, что он опасается со стороны персиян о положении ген. Гардана, когда двор персидский увидит надежду свою обманутою уверениями, а может быть он, опасаясь и самого Гардана, не хотелось возвратиться в Персию и объявил мне свое желание ехать в Тифлис для поправления своего здоровья на горячих Тифлисских водах, в чем я и не могу ему отказать. Сообщив о сем вам, милостивый государь мой прилагаю здесь последнюю переписку мою с ген. Гарданом, также /л. 435об./ письма, полученный мною от персидского министерства и от Баба-ханова сына Аббас-мирзы с моими на оныя ответами, равным образом и последнюю в крепость прокламацию с ответом на оную, для доведения всего до высочайшего сведения е. и. в. чрез ваше посредство имею честь быть с особливым почтением. Помета: из Амамлов. ЦГИА Груз. ССР, ф. 2, д. 183, 1808 г., лл. 432-435 об. Копия. Акты, том III, док. 468. |
|