|
№ 397 1808 г. марта 7. — Донесение И. В. Гудовича о деятельности английской и французской миссий в Персии Имею честь уведомить в. с., что почтеннейшее отношение ваше от 20 декабря прошлаго года, с препровождением нескольких печатных деклараций о последовавшем разрыве между [448] всероссийскою империею и Англиею, я получил и как вы изволите сообщать мне, что оныя следуют для сведения моего и для исполнения по оным высочайшей воли е. и. в., то я долгом поставляю сообщить здесь, что о сем разрыве я был уже прежде известен, получа таковыя же декларации еще в исходе прошлаго года из Правительствующего Сената и из Военной Коллегии, по коим и сделано уже от меня надлежащее исполнение. Известие, сообщенное мне в. с., что английское правительство имело отправить Гарфорта Жонеса 194 посланником в Персию, не может не обращать на себя большаго внимания по тому влиянню, какое посольство сие может иметь на дела здешняго края. Без сомнения оно будет иметь в предмете вредныя для России внушения Баба-хану, дабы подвигнуть онаго на дальнейшую вражду к России и побудить на продолжение воинских предприятий против Грузии. В таком случае необходимо нужно обратиться заблаговременно к таким мерам, кои бы могли возыметь важный перевес над внушениями англичан и сделали бы Баба-хана равнодушным ко всем их обольщениям. Надежнейшим же средством, по мнению моему, о коем покорнейше прошу вас, м. г. мой, довести до высочайшего сведения, я полагаю следующее: По собственному признанию персиян известно, что продолжаемые мною переговоры с ними о мире никогда бы не имели встречаемой доселе медленности и затруднений, если-бы Баба-хан не опирался на тех обещаниях, кои деланы были оному от Франции при существовавшей войне с Россиею. Ожидание персиян, что в силу тех обещаний возвращены им будут все места, завоеванные Россиею в здешнем краю, удерживает их и теперь согласиться на мир с теми пожертвованиями, коих требует от них Россия и который они сами, как мне известно, ценят не очень дорого, ибо персияне сами признаются, что часть Адербайджана, находящаяся ныне под владением России, всегда им ненадежна была. Следовательно Баба-хан, давно чувствуя, что союз с Россиею принесет ему ощутительную выгоду, нежели война и пожертвования от Персии, требуемыя, кроме Эривани, почитывая не столь важными, давно бы может быть согласился на мир, если-бы персияне по невежеству своему не ожидали еще и теперь, что обещания Франции, во время войны их с Россиею деланныя, будут исполнены оною. Итак, чтобы дать успешнейший ход продолжающемуся с Персиею трактованию о мире, то должно прежде употребить такия действия, кои бы ясно убедили Баба-хана, что при существующем теперь дружественном союзе между всероссийскою империею и Франциею, обещания сей последней, прежде предложенный Персии, ныне никак не могут быть ни исполнены, ни поддерживаемы Франциею. Держась такого основания, я потому, не прося французскаго посланника генерала Гардана взять на себя сих внушений Аббас-мирзе, Баба-ханову сыну, упомяну только в письме моем к нему, что я надеюсь, что он при существующей теперь дружбе и тесном союзе между империями Российскою и Французскою не только не будет поддерживать тех обещаний, кои Франция сделала Персии во время войны с Россиею, но при требованиях, кои, конечно, Баба-хан будет делать об исполнении сих обещаний, объявить, что теперь оныя не могут быть исполнены и Франция при [449] нынешнем дружественном союзе не станет действовать против польз России, и если письмо сие застанет его еще в Тавризе и если также он внушит о сем Аббас-мирзе или его министрам, то можно ожидать, что таковое объявление французскаго посланника немалое будет иметь влияние на персиян. Однако-же, чтобы совсем решить Баба-хана на согласие в требованиях России и воспрепятствовать англичанам предуспеть в своих намерениях, то, по мнению моему, ничто столько не придало бы успеху сему делу, как если-бы от стороны Франции прямо открытым сношением объявлено было Баба-хану, что оная по возстановленной дружбе и тесному союзу с Российскою империею не может исполнить тех обещаний, кои не будут согласны с пользами России, или бы французский министр, в С.-Петербурге находящийся, от себя дал о сем знать генералу Гардану, чтобы он таким образом объявил Баба-ханову сыну. Объявление сие, я уверен, более всего убедило бы Персию без дальнейшаго отлагательства склониться на мир и на требования России. Почему если сие мое предложение не может быть противно правилам, кои министерство е. и. в. наблюдает в нынешних дружественных сношениях с двором французским, и если можно-б было ожидать, что император Наполеон склонится на формальное о сем объявление Персии, то я прошу покорнейше в. с., по благорасположению своему ко мне, исходатайствовать на сие высочайшее е. и. в. соизволение и с эстафетою почтить меня вашим уведомлением, каковое воспоследует на сие высочайшее разрешение. Изложив здесь прямой, по мнению моему, способ к скорейшему достижению намерений наших в разсуждении Персии, побуждаюсь также сообщить в. с., что для меня сомнительно то, дабы посредством подарков можно было получить успех в сем деле. Неоспоримо, что для подкрепления тех внушений, о коих вы изволили меня уведомить, может быть и нужны будут оные для некоторых из окружающих Аббас-мирзу, но утвердительно могу сказать, что никакой подарок не подействует над самим Аббас-мирзою, который, будучи весьма богат и признан отцом своим наследником Персии, верно ничем не обольстится. Даже я не надеюсь, чтобы и над приближенными к нему могли оные действовать, ибо я сие видел уже на опыте, делав некоторые подарки как присланным ко мне от Аббас-мирзы посланцам, так и тем, кои при нем имеют участие в делах, обещевая также им из-под руки, что старания их не останутся без значущей признательности. Но все сие доселе не сделало никакого благовиднаго для нас оборота в деле, продолжаемом мною с Персиею. При том-же я и не могу так свободно приступить к предложениям о подарках, имея еще персиян неприятелями, как могут делать оные посланники, приезжающие в Персию от других держав, находящихся с ними в союзе и там живущих. Впрочем я не упущу из виду никаких средств к тому, чтобы внушения те привести в желаемое действие. Имея чрез посредство в. с. в полной мере высочайшее разрешение, чтобы изъявить формальное согласие высочайшаго двора е. и. в. на признание Баба-хана шахом при заключении мира, я не премину сие важное обстоятельство довести приличным образом до сведения Аббас-Мирзы, которое при внушениях, что и ему, как законному наследнику Персии, обещана будет могущественная [450] защита России в случае, буде бы непредвидимыя какия обстоятельства того потребовали по кончине его родителя, надеюсь произведет над ним некоторый действия и тем больше еще расположить его стараться о сближении к дружественному согласию, что чрез то сильнее утвердится он сам в данном ему Баба-ханом праве наследника Персии, которое, как известно, должно бы было принадлежать старшему его брату. В заключение же поставляю долгом уведомить вас, м. г. мои, что две высочайшия грамоты на данное мне полномочие трактовать о мире с Персиею и на заключение онаго, одна за собственноручным е. и. в. подписанием и с приложением государственной печати, а другая с одною печатью без подписания е. в., получены мною в совершенной исправности. В сих полномочных грамотах хотя и сказано мне трактовать с визирем Баба-хана Мирза-Шефи, но как от Баба-хана предоставлено сие сыну его Аббас-мирзе, с которым доселе я и продолжал переговоры, то признавая со стороны моей, что гораздо будет выгоднее, если полномочие на заключение полнаго мира дано будет Аббас-мирзе, я, как в. с. изволите усмотреть из другого отношения моего, и буду писать к Баба-ханову сыну, что когда будет дано ему письменное от Баба-хана полномочие, то чтобы в то время визирь Баба-хана Мирза-Шефи письменно уведомил бы меня, что сие полномочие от владетеля персидских провинций дано сыну его Аббас-мирзе. Акты, том III, док. 826. Комментарии 194. Джонс Харфорд (1764-1867) — английский дипломат, резидент в Багдаде, в 1807-1811 гг. английский посланник при персидском дворе. |
|