ПОТТО В. А.

КАВКАЗСКАЯ ВОЙНА

В отдельных

Выпуск II.

За Кавказом.

В то время как северные предгорья Кавказа были свидетелями победы цивилизованного христианского государства над дикими горными племенами, по ту сторону горного хребта иной христианский мир погибал в неравной борьбе с магометанством. То была старая борьба, имевшая позади себя уже целые тысячелетия. Исторические обстоятельства сложились так, что без помощи России этому миру не было спасения, и взоры его уже два столетия были обращены на север. И вот во времена Гудовича, когда Персия своим вероломством вызвала большой поход графа Зубова, за Кавказом возникает для России новый центр военных действий, который естественно и должен был привести к полному покорению всей той обширной страны. [206]

Русские были ждаными гостями не со стороны только христианского закавказского мира, и их появление в тех странах было как бы от века предрешено и предвидено. Поэтический древний Восток смотрел на девственные, снеговые вершины Кавказа, никогда не попираемые человеческою стопою, как на священную границу своих народов; за ней жили уже племена, не имевшие ни имени, ни истории для тогдашнего образованного света. Позже, самый коран указал на нее, как на последний оплот мусульманского мира. В одном месте его говорится, что за Кавказом живут народы Гог и Магог, и что — наступит время — они перейдут Кавказские горы и разрушат благословенные мусульманские царства. [207]

XVIII.

Грузия в ее историческом прошлом.

В северо-западной части Закавказья издавна жили христианские народы картвельского племени, составившие несколько самостоятельных государств: Грузию (Карталинию и Кахетию), Имеретию, Мингрелию и Гурию, то соединявшихся, то снова распадавшихся. Самую значительную и сильную часть картвельского племени всегда составляли грузины, занимавшие бассейн рек Куры и Алазани; история Грузии есть, поэтому, вместе с тем и история других картвельских народов, в тяжелые исторические моменты всегда соединявших свою судьбу с ее судьбами и своим отделением от нее в годины мира вносивших только династические и междуплеменные смуты.

Предания глубокой старины, записанные в историю грузинским царем Вахтангом VI, объясняют имя и происхождение картвельского племени именем Картлоса, праправнука Ноева (от [208] Иафета), которому достались земли, орошаемые бассейном Куры до слияния ее с Арагвою. Замечательно, что название Грузия и поныне несколько чуждо ее народу, оставляющему за собою преимущественное имя “картули''. Грузинами же, как полагают, его назвали в средние века арабы и турки, быть может произведя это слово от имени св. Георгия, по необычайному уважению, которым окружал его картвельский народ, а быть может и от испорченного имени реки Джур (Кура), от которой и самая страна названа ими Джурджистан, иначе Гурджистан, что значит: страна Куры.

Вековую жизнь Грузии в обширном смысле, в смысле всех картвельских племен, называют мартирологом, повестью страданий. И едва ли можно приискать для нее лучшее имя. С тех пор как история заметила эту страну, она служит центром притяжения для многоразличных народов, шедших к ней и с севера, и с востока, и с далекого запада и оставлявших за собою разрушительные следы. На обнаженных горах Карталинии и среди роскошной растительности Кахетии и Имеретии повсюду и доныне видны развалины старых замков и башен, массивных и своеобразных, служивших народу убежищем во времена вражеских нашествий. И едва ли найдется в мире еще страна, где было бы столько немых свидетелей народных страданий. В то время как в позабытых и самою природою замкнутых ущельях Кавказа дичала и крепла жизнь неведомых миру племен, на южной покатости горного хребта древняя Иверия в продолжение 14 веков отстаивала свет христианства и первые основания цивилизации от кровавых вторжений магометанства и даже язычества.

История Грузии восходит к древнейшим временам Востока и застает в ней разрушение патриархального быта с властью старшего в роде, мамасахлиса. Во времена великих народных передвижений в Азии, Грузия утрачивает свою самостоятельность, последовательно завоевываемая ассириянами, вавилонянами, персами. Под предводительством персидских царей народ грузинский с плетеными щитами и в деревянных шлемах бывал в походах против греков и скифов и знакомился с чужими [209] знаниями и обычаями. В то же время горные твердыни близлежащего Кавказа привлекают в Грузию толпы иноплеменников, бегущих от полчищ завоевателей, греки приезжают к ней за золотым руном, и эти международные сношения подготовляют в стране зачатки цивилизации.

Александр Македонский, как говорят, делает попытку уничтожить даже внешние признаки некоторой самостоятельности Грузии, поставив в ней, вместо мамасахлисов, своего наместника с отрядом телохранителей. Но эти-то крайние обстоятельства и вызывают в Грузии восстание во имя своей независимости. Под предводительством Фарнаоза, потомка последнего мамасахлиса, грузины изгоняют наместника, и страна вступает в эпоху царей. Первым царем и был Фарнаоз, за 300 слишком лет до Р. X.

Фарнаозу летописи приписывают устройство гражданского быта Грузии, введение письменности и наконец установление в стране религии Зороастра. Предание говорит, что на могиле родоначальника картвелов Фарнаоз поставил громадную статую идола Армаза, одетого в великолепные латы с золотым панцирем, в венце, осыпанном драгоценными камнями.

Во мраке следовавших за тем веков, наполненных борьбою с Арменией и другими соседями, мелькает лишь несколько славных имен, из которых одно, царя Адерка, замечательно тем, что в третий год его царствования родился Спаситель мира. К его времени относится и трогательная легенда о хитоне Господнем. Она рассказывает, что евреи, потомки поселенцев от времен пленения Вавилонского, жившие в столице Иверии, Мцхете, ежегодно посылали на пасху в Иерусалим своих представителей, через которых молва о чудесах Спасителя скоро распространилась по всей Иверии. В год крестной смерти Христа в числе посланных был и некто Елиазар, сын благочестивого семейства. Он присутствовал при событиях на Голгофе, был поражен всем виденным и приобрел от римского воина хитон Господень, доставшийся тому но жребию. Когда он возвратился на родину, по одним дочь, а по другим сестра его, пораженная вестью о распятии Спасителя, схватила хитон в руки и тут же упала мертвою. [210] Никакие человеческие силы не могли вырвать священную одежду из ее объятий, и она погребена была вместе с нею. Высокий кедр вырос над ее могилой и на долгое время укрыл святое место от изысканий человеческих.

Немного спустя, проповедь о Христе Спасителе пронесли по Кавказу апостол Андрей вместе с своим спутником Симоном Кананитом, и в Анакопии предание поныне указывает могилу последнего, бывшую всегда предметом благоговения для самых диких обитателей Кавказа. Но полною своею победой христианство обязано равноапостольной Нине.

Святая Нина была дочь римского полководца и сестры Иерусалимского патриарха. Она приходилась близкой родственницей великомученику Георгию, которого, так сказать, и сроднила с Грузией, поручивши его покровительству новое свое отечество. И святой Георгий как бы сообщил и воинские доблести и мученические свойства целому народу, который по имени своего покровителя и стал называться грузинами.

Нина еще в раннем возрасте любила внимать рассказам о дальней Иверии, куда унесен был хитон Господень, и мысль сделаться просветительницею этой страны и отыскать святую одежду всецело овладела ею. День и ночь молилась Нина пресвятой Деве, прося ее помощи. Богоматерь явилась ей в сонном видении, вручила крест, сложенный из виноградных лоз, и сказала: “Иди в Иверскую страну и благовествуй евангелие, я буду тебе покровительницей". Проснувшись и увидав в своих руках чудный крест, Нина со слезами облобызала его и перевязала своими волосами.

И вот, в начале IV века, при основателе династии Сассанидов, царе Мириане, современнике Константина Великого, святая Нина является на истоках неведомой ей реки (Куры) и, следуя по ее течению, достигает Мцхета в день празднования народом Армаза. На высокой горе стоял исполинский кумир, горевший золотом; по сторонам его два другие, поражавшие огнем, как говорит предание, всякого дерзавшего подступать к ним без воли жрецов. Гремели трубы, курился фимиам, текла кровь жертв; царь Мириан со всем народом [211] распростирался ниц перед идолами, и только одна чуждая, никому неведомая дева не преклонила колена. Внезапно, среди ясного дня, разразилась страшная буря с молниями и громом; капище рушилось, и среди развалин его лежали остатки разбитых, поверженных кумиров. В ужасе бежал народ, и на развалинах осталась одна Нина, спокойно смотревшая на возникшую и утихшую около нее бурю стихий. Это было 6 августа, и день Преображения Господня стал для Иверии днем, сменившим тьму язычества на свет христианской истины.

С этого дня начинается ряд подвигов и чудес Нины, память о которых сохранилась в местных преданиях, записанных и царем-летописцем.

В царском саду, у таинственного кедра, укрывавшего хитон Господень, часто молилась св. Нина, и там посещали ее дивные пророческие видения. Однажды стая черных птиц, омывшись в водах Арагвы и ставши белыми, как снег, села на ветвях кедра и огласила весь сад райскими песнями,— это был символ крещения народа иверийского. В другой раз видела она страшное падение окрестных гор Армаза и Задена с их идолами, слышала звуки битв и вопли бесовских полчищ, во образе персидских воинов, как бы вторгавшихся в столицу Грузин, и страшный голос царя их, повелевавшего все истребить. Пораженная видением, св. Нина подняла знамение креста и тихо сказала: “кончилось владычество ваше, ибо вот победитель" — и все исчезло. Св. Нина исцелила жену царя Мириана, лежавшую уже на смертном одре, и одного из родственников персидского царя, заболевшего в доме Мириана; оба они из первых просветились крещением. Сам царь еще колебался. Но раз, когда он был на охоте в соседних горах, его настигла страшная буря, и царь вдруг ослеп. Пораженный, он нал на колена, восклицая: “Ты Бог над богами, Господь над властителями, Бог Нины" — и в то же мгновение прозрел. Вся царская семья и народ, узнав о чудесном событии, вышли царю навстречу. “Славьте Бога Нины, Бога вечного" — говорил он народу, и, не заезжая во дворец, посетил хижину Нины, пал на колени перед животворящим ее крестом и исповедовал [212] Христа. Нина осенила крестным знамением воды Куры и Арагвы, и в них крестился и царь, и грузинский народ. Один из потомков Елиазара, среди которых еще жило предание о хитоне Господнем, указал место его хранения. Таинственный кедр был срублен, и на его месте воздвигнут соборный храм. в котором и была положена святая одежда.

Утвердив веру в Карталинии, св. Нина поселилась в Кахетии, и там, после 35-летнего апостольского подвига, скончалась, близ нынешнего города Сигнаха. Царь и епископ желали перенести останки ее в соборную церковь Мцхета, где она так часто любила молиться над хитоном Господним. Тогда совершилось новое чудо: никак не могли сдвинуть иссохшего тела подвижницы с избранного ею места для своего успокоения. Для Карталинии ею сделано было много, и она как бы хотела своим присутствием утвердить в вере вновь обращенную Кахетию. Царь Мириан соорудил здесь первую церковь во имя св. Георгия, в приделе которой и положил мощи святой проповедницы. Впоследствии при этой погребальной церкви учредилась митрополия Бодбийская, старшая во всей Кахетии, и оттуда распространилась евангельская проповедь в горы Кавказа. Первое житие св. Нины описано было почти современным ей историком Руфином, который повесть о ней слышал от сына Мириана, грузинского царевича Бакура, живо помнившего еще рассказы о ней от отца и его приближенных.

Христианство, конечно, утвердилось в Грузин не сразу. Были цари отступники; персы упорно стремились изгнать его и заменить огнепоклонством. Так, когда при царе Мирдате IV (408 г.) они овладели Грузией, жители ее принуждены были спрятать кресты, и обожаемый персами огонь запылал во всех церквах. спасшихся от разорения. Дань персам лежала тяжелою ношею на грузинском народе, и при внуке Мирдата Арчиле I-м, он восстал и нанес врагам на берегах Лиахвы страшное поражение.

Но времена могущества и славы настали для Грузии при царе Вахтанге Первом, царствовавшем 53 года с 446 по 499. Персы прозвали его Гург-Асланом (волк-лев), потому что он отличался доблестною храбростию, и не даром носил на шлеме [213] изображение спереди волка, а сзади льва. Всегда впереди своих воинов, Вахтанг был лично известен врагам и, увидев знакомый шлем, персы обыкновенно кричали: “Берегись — Гург-Аслан!" Название это так и осталось за ним в грузинской истории.

Соединяя мудрость правителя с доблестями полководца, Вахтанг оставил стране многочисленные памятники своей деятельности. Заботясь о просвещении народа, он основывал школы, повелел исправить и вновь перевести церковные книги и издал кодекс. Защищая независимость страны, он окончательно свергнул персидское иго, завоевал Мингрелию, Абхазию, победил печенегов, овладел Арзерумом и простер славу своего имени до самой Индии. На стенах одной из древних церквей, развалины которой и поныне видны в горах Алагирского общества, есть надпись, передающая следующие подробности о борьбе Гургаслана с Осетиею. Осетинский владелец Ос-Богатар похитил у царя Вахтанга сестру его, и этим вызвал страшную войну, в которой победа долго не склонялась ни на ту, ни на другую сторону, не смотря на помощь, поданную Ос-Богатару Тарханом с печенегами. В одной из битв Гургаслан убил Тархана собственною рукою, но Богатар продолжал борьбу, геройски отражая грузин и даже сам производя на них набеги. Гургаслан увидел, что ему не одолеть осетин, пока во главе их стоит Богатар, и прибегнул к хитрости. Он предложил мир на условии, чтобы Ос-Богатар женился на его сестре, а для переговоров пригласил его в свой лагерь, отделенный от осетинского рекою Арагвою. Не подозревая коварства, осетинский вождь отправился на свидание. Но во время переправы через реку, осыпанный изменнически тучею стрел, Ос-Богатар упал в воду и погиб. Тогда Гургаслан напал на врагов, и осетины были покорены. Надпись оканчивается словами от имени Ос-Богатара и его девяти братьев: “кто прочитает эти строки, пусть скажет нам вечную память''.

Но не одни безмолвные развалины — печальные остатки прошлого величия — хранят для Грузии память о ее Гургаслане. Великолепные соборы двенадцати апостолов в Мцхете, Сионский и [214] Метехский в Тифлисе — суть памятники славного царствования Вахтанга. Он основал и самый Тифлис, куда впоследствии сын его перенес столицу, затмившую древнюю славу Мцхета. Недалеко от Тифлиса, в развалинах древнейшего из монастырей Иверии, Марткопского, на двух столбах главного храма, поддерживавших все здание и купол, нарисованы во весь рост два грузинские царя: один из них Вахтанг Гургаслан, основатель этого храма, другой — славный Давид Возобновитель.

После Гургаслана, умершего от ран уже в преклонных летах, слава Грузин снова померкла и притязания Персии возобновились; а скоро, в конце VI века, и самая династия Сассанидов уступила свое место Багратидам, в лице Гурама I.

Династия Багратидов, царствовавшая целое тысячелетие и закончившая собою ряд грузинских царей, ведет свой род от иудейского царя и пророка Давида. На фамильном гербе Багратидов, поныне сохраняемом в доме их потомков, князей Грузинских, изображается праща, убившая Голиафа, гусли Давида, весы — символ царственной правды и мудрости, и хитон Господень; герб окружен надписью из псалма 131-го: “клялся Господь Давиду в истине и не отречется ея: от плода чрева твоего посажу на престоле твоем".

При этой династии однообразие исторической борьбы с персиянами было нарушено нашествием новых завоевателей — аравитян, которые с огнем и мечом проповедовали коран там, где еще не успели потухнуть жертвенники огнепоклонства. В половине века полководец Омара, Халид, называемый “мечом Божиим", послан был для завоевания севера, покорил Грузию,— и Тифлис на 400 лет сделался местопребыванием наместников арабских. Владычество арабов не мешало однако развиться в стране бедственным племенным и династическим раздорам, прерываемым набегами хищных соседей, пока турки-сельджуки не появились на сцене истории. Сделавшись в половине XI века властителями всей западной Азии, они превратили могущество багдадских халифов в одну призрачную тень и снова внесли дух завоеваний в мусульманский мир. Сельджукский султан Альп-Арлслан с сто тысячным войском [215] двинулся в Армению и, разослав оттуда отряды во все стороны, подверг и Грузию всем бедствиям вражеского нашествия. Три года спустя нашествие повторилось; никакое войско не могло устоять против сокрушительного натиска турок. Подобно опустошительному горному потоку, неудержимо разливались они по трепещущим странам; пылавшие города и селения обозначали путь их. Кахетия и Карталиния были опустошены, Тифлис взят и разрушен. Подобные нашествия повторялись периодически, и 10 лет спустя, в 1078 году, Тифлис снова должен был испытать все ужасы турецкого варварства, а по берегам Куры и Алазани тогда же поселились хищные орды татар, беспрерывно грабивших города и села.

К бедствиям от турок присоединились страшные явления природы, которые народ принимал за явный знак кары Божией за то, что люди в это время оставляли истинный закон, принимали магометанство и предавались порокам. Однажды, в самый день Воскресения Христова, по словам летописца, было такое землетрясение, что высокие горы и крепкие скалы разметались в прах, города и селения рушились, дома делались могилою своих обитателей и погибло множество людей. Громадные бедствия страны прекратил великий Давид II Возобновитель, сумевший поставить Грузию опять на высокую степень могущества и славы.

Когда Давид Возобновитель (1089-1125) вступил на престол 16 лет от роду, вся Карталиния лежала в развалинах, Тифлис и многие области были заняты турками, в Имеретии самоуправно властвовали греческие императоры под тем предлогом, что они единственные покровители единоверного царства,— и лишь горы и ущелия Абхазии были безопасным убежищем для царя и народа, а царскою резиденциею был Теагулистав у горы Лихи. В то же время буйные орды мусульман, завладевшие плодоносными урочищами вокруг Тифлиса, неистовствовали в Карталинии и Кахетии. Персы терзали окраины царства и даже армяне делали беспрестанные набеги в пределы единоверной страны. Цветущие местности превратились в пепелища, плодоносные поля в пустыни. И царю предстояла великая задача [216] залечить тяжелые раны царства. На помощь к нему пришли начавшиеся тогда крестовые походы, отвлекшие полчища турок и давшие возможность развернуться собственным силам отдохнувшей Иверии.

На опустошенные врагами равнины Давид пригласил горных осетин, и те охотно согласились променять свои бесплодные скалы на плодоносные земли Грузии. С помощию их он и совершил великое дело освобождения родины. Как только узнал он, что франки овладели Иерусалимом, он тотчас сбросил позорное иго турок, перестав платить им дань. И это был истинный подвиг, совершенный Давидом в самом начале царствования. Но не вдруг и не так легко отказались турки от своих притязаний на Грузию, и освобождение ее стоило много крови и им, и Давиду. С малым числом своих войск он поражал сильных врагов и, начав с Абхазии, окончил свои подвиги в Дербенте, сломив железные ворота, устроенные там со времен халифата. Нашествия врагов во все время его царствования следовали одно за другим непрерывною чередою,— но в ужасе обращали перед ним тыл вожди сельджуков и персов, не знавшие дотоле поражений, и оставляли в руках его пленных и сокровища, которыми он обогатил свое царство. Так, когда осенью 1121 г. несметные арабские полчища вторглись в Триолетскую область, одной битвы достаточно было, чтобы их рассеять, и весь стан Давида наполнился золотом, серебром, великолепными чашами пиршества, драгоценными коврами и оружием; арабские кони сделались обыкновенными — так их было много в грузинском лагере; сирские вожди доставались пленниками простым поселянам.

Тифлис, столица Грузии, однако долго еще оставался в руках сарацинов, крепко сидевших в его цитадели. Но Давид и не заботился об этом, зная, что прочно утвердившись в стране, не трудно овладеть столицей, и уже только в конце своего царствования, в 1122 году, внезапным нападением захватил Тифлис в свои руки. И тогда от моря Черного до моря Каспийского все покорилось его владычеству. И силы страны [217]

настолько возросли, что она могла отрядить уже своих сынов в далекую Палестину на борьбу с врагами креста. Бурное море поглотило первых доблестных ратников Грузии; но бедствие не охладило ревности новых избранников, которые благополучно достигли Святой земли и заодно с крестоносцами подвизались там за освобождение гроба Господня из рук неверных.

Лично Давид, отличаясь мужеством, никогда не оставался позади дружин и первый устремлялся в битвы. Он был исполин и силач. В гелатском храме (близ Кутаиса) поныне хранится перстень царя, в который свободно входят два пальца обыкновенного человека. На стенах и этого монастыря — также, как марткопского — сохранился портрет Давида; длинная борода отличает его от ликов последующих царей, и по сравнению с ними заметен исполинский рост царя Возобновителя.

Гелатский храм и монастырь во имя Божией Матери Давид соорудил в благодарность Богу, помогшему ему соединить под своею властию все древнее царство Багратидов. Обширностью, красотою, обилием мраморов здание это превосходило все, что до того времени было сооружено в Иверии. В нем Давид впоследствии поставил древние престолы побежденных им персидских царей Хозраидов, их золотые светильники, венцы, ожерелья, а также чаши царей арабских, взятых им в плен.

В Дарьяльском ущелье, на высокой скале, угрюмо нависшей над самою военно-грузинскою дорогою, видны развалины древних ворот, запиравших некогда вход в грузинские земли. Эти ворота, основанные задолго до Рождества Христова царем Мирваном и потом разрушенные, были возобновлены Давидом и составляют один из памятников, оставленных им Грузии.

Проводя всю свою жизнь в тревогах ратных, одною рукою сокрушая врагов и другою подымая опрокинутое ими, Давид умел владеть не одним мечом: он был величайшим богословом своего времени. Ничего так не любил победоносный царь, как чтение священного писания. При нем было два собора для исправления церковных книг, а на добытые от [218] врагов сокровища строились церкви и при них учреждались школы для образования юношества.

Давид умер во цвете сил, 53 лет, оставив свое царство могущественным и спокойным. Народ грузинский прозвал его Возобновителем, а церковь причислила к лику святых. Умирая, Давид избрал местом своего успокоения порог созданной им гелатской церкви, для того, чтобы всякий, переступающий через могилу царя, помолился за душу его. Над могилою своею он повелел поставить некогда плененные им железные Дербентские ворота, которые, замыкая храм, служили царю надгробным мавзолеем. На церковном пороге и поныне лежит большая гранитная плита, а на ней большими грузинскими буквами начертано: “Се покой мой во век века, зде веселюся, яко изволих и''. Одной половины железных ворот уже нет; как говорят, она употреблена для гвоздей на церковную крышу. Но другая половина существует и поныне. Арабская куфическая надпись на ней гласит, что ворота были скованы во имя Бога благого и всемилосердного славным Эмиром Шавиром, сыном Эль-Фазла, в 455 году геджры, в 1077 г. христианской эры.

Но кости святого царя не долго оставались в назначенной им могиле: Соломон Великий впоследствии перенес их в тайное место под своды соборного жертвенника, чтобы спасти от хищных лезгинов.

Период могущества Грузии продолжался 120 лет, от Давида до кончины правнуки его Тамары. Грузинские летописи не находят никого равным этой великой царице, кроме Вахтанга Гургаслана и Давида Возобновителя, и называют ее не иначе, как царем, а не царицею. Народ в течение семи веков горделиво хранит память великой жены, подарившей его некогда могуществом и славой, и окружает ее имя ореолом поэтических легенд, приписывая царице Тамаре все славные дела и величавые памятники Грузии. В каждой местности страны полумифический образ великой царицы принимает свой особенный оттенок, выражающий представление народа о чем-то высшем, недосягаемом. Так, в Сванетии, где имя Тамары осталось единственным [219] памятным для народа историческим именем, из воинственной жены она сделалась предметом суеверного религиозного почитания и вместе с тем идеалом чарующей волшебной красоты. Песни сванетов увенчивают смертную, подверженную страстям своего пола, обожаемую царицу золотою диадемой, одевают ее в светоносные одежды и украшают драгоценными каменьями, — и это высший образ, до которого могла дойти наивная народная фантазия. Предания рисуют Тамару великодушною и щедрою, и одна из легенд рассказывает следующее. В торжественный день, когда царица собиралась в гелатский собор и прикрепляла драгоценные лалы к царской повязке, ей пришли сказать, что нищая просит милостыни у дверей ее монастырского терема. Царица велела ей подождать, а когда вышла, то нищей уже не было. Смущенная Тамара, упрекая себя, что отказала убогой в милостыне, сняла с себя бывшую виною ее замедления повязку и надела на венец Богоматери.

Достоверная история, переплетенная легендарными преданиями, в следующих чертах рисует судьбу и деятельность царицы Тамары (1184-1212). По свидетельству русского историографа, она вышла замуж за сына Андрея Боголюбского, Георгия, который в первое время ознаменовал себя славными победами. Однако, по причинам, о которых нет достоверных известий, брак этот скоро был расторгнут, и Георгий удалился в Константинополь. Когда по настоянию народа Тамара должна была выбрать себе второго мужа, то из многочисленных искателей ее руки, в числе которых предание называет сыновей греческого императора и султана испаганского, она остановилась на осетинском князе Давиде Сослане (т. е. прекрасном), происходившем также из рода Багратидов. Но Георгий не мирился с потерею трона и скоро появился в Грузии с греческим войском. Он нашел в стране не много приверженцев, и скоро, разбитый, был выдан в руки царице. Великодушная Тамара дала ему свободу под условием оставить навсегда Грузию.

Между тем Грузии предстояла борьба с персами, сарацинами и турками, никогда не оставлявшими своих притязаний и набегов даже во времена ея наибольшего могущества. Сослан [220] ходил в Персию, одержал много побед и, взяв Ганжу, овладел огромною добычею; множество пленных, лошадей, верблюдов, золотых и серебряных сосудов были наградою победителей, а вслед затем Тамара послала войска выгнать турок из Карса, и при появлении грузин неприятель бежал, оставив крепость без бою. Тогда знаменитый султан Алеппо, Нурредин, удивленный победами иверийцев, послал против них восьмисоттысячную армию, в которой было 100,000 одной кавалерии. Рыцарственный Нурредин известил Тамару о нашествии, обещая милость ей, в случае согласия быть его женою, и каждому, кто примет ислам. Но когда посланник объявил эту волю султана, то, как говорят, воевода Захария Мхарзели (Долгорукий) ответил ему пощечиной, повергшей его замертво на землю. Вызов был принят, и война началась. Грузины, встретив необъятный лагерь султана в Бассионе, первые начали кровопролитнейшую из битв и нанесли туркам решительное поражение. Пленных, по преданию, было взято так много, что на каждого грузинского воина их приходилось по 20; сокровища переполнили лагерь победителей, и при царском столе с тех пор не употребляли других сосудов, кроме серебряных и золотых; драгоценные же камни и жемчуг мерили мерами.

Несметные богатства, приобретенные Тамарою в войнах, послужили поводом к столкновению Грузии с Византиею. Корыстолюбивый император Алексей Ангел, узнавши о богатых дарах царицы монастырям, однажды приказал ограбить монахов, проходивших из Грузии через Константинополь. Разгневанная Тамара начала с императором войну и овладела Трапезонтом и другими областями по северному побережью Черного моря. Из них Тамара впоследствии и образовала Трапезунтскую империю, с целью затруднить распространение магометанства на малоазийских и кавказских берегах.

На 24 году царствования Тамара овдовела; но личное горе не мешало царице вести Грузию по пути развития и славы, и военные дела ея не прекращались до самой смерти. Ее политическая выдержка и воинская отвага ярко выражаются в следующем эпизоде. В 1208 году султан Ардебильский, в великую субботу [221] когда все были в церкви, внезапно подступил к Ани, ворвался в город и произвел страшное кровопролитие. 12,000 жителей были убиты и город разграблен. Тамара решилась отплатить султану совершенно подобным же поступком. Она дождалась мусульманского поста, и в самую ночь полнолуния, лишь только крик муллы с минарета пробудил правоверных, войска Тамары ворвались в Ардебиль и мгновенно овладели им. 12,000 жителей, как в Ани, были убиты, город разграблен и разрушен, а султан с женами и детьми отведен в плен. В последовавшем затем походе на Иран, грузинское войско, овладевши Тавризом и разграбивши в Хороссане Гургану, взяло столько добычи, что не могло уже продолжать поход и возвратилось домой. Города и селения по дороге выносили победителям дары, и грузины с торжеством вступили в Тифлис.

Влияние царицы распространилось далеко в Осетию, за хребет Кавказский; непокорные горцы смирялись перед ее оружием и принимали крещение. Следом за грузинским воином шел грузинский священник и армянский купец — и по течению Куры, Алазани, Лиахвы и Терека развивалась деятельная жизнь и христианская гражданственность.

Эпоха Тамары не была только эпохой военного могущества, а почитается и золотым веком литературы и просвещения. В ее время жил знаменитый Иван Руставели — Гомер Грузии, оставивший после себя бессмертную поэму “Барсова Кожа", стоящую во главе грузинской поэзии.

Легендарная история, приписывающая Тамаре все замечательные памятники Грузии,— не далека от истины, потому что множество памятников оставлено именно ею. Тамара повсюду оставила после себя неизгладимые черты своей деятельности и, как выражается один из историков: “написала свое имя каменными твердынями па горах и долинах Грузии". Церкви и кресты на неприступных скалах, внутри самых диких ущелий на Черном и Каспийском поморье и даже по ту сторону гор — немые свидетели ее величавой эпохи.

В Карталинском ущелье поныне видны развалины одного из храмов, созданных Тамарою, особенно памятного тем, что [222] в нем хранилась некогда чудотворная икона Иверской Божией Матери, драгоценный дар Тамары осетинскому народу— родственному ей по мужу. Храм этот два раза был разрушен пожаром, и два раза икону Богоматери находили под грудою развалин и пепла невредимою. 600 лет пребывала икона в Карталинском ущелье. Но когда магометанство ворвалось в Кавказские горы, а русское правительство пригласило горцев христиан за Терек, к Моздоку,— святая икона Иверии становится русскою святынею. Сохранилось предание, что когда, в 1798 году, партия горцев прибыла к Моздоку с иконой, и тогдашний епископ моздокский, встретив ее с крестами и хоругвями, внес в собор, то Богоматерь особенным чудом известила, что икона должна остаться вне города, в том месте, где она остановилась и провела ночь на смиренной черкесской арбе. Там соорудили часовню, а впоследствии воздвигли деревянный храм во имя Успения Божией Матери. И ныне русские паломники стекаются сюда на поклонение иконе со всего Кавказа и из самых отдаленнейших мест русской земли.

Самый поэтический памятник Тамары — Вардзия, “Замок Роз”. Верхнюю Карталинию Тамара почитала лучшим перлом своего венца, и там, в окрестностях Ахалцыха, в крутой обрывистой скале, она вырубила этот роскошный дворец, вмещавший в себе до 360 покоев. Путешественник и поныне может видеть остатки этого величественного царского жилища, в котором среди келий и коридоров в недрах земли сохранился храм огромных размеров, украшенный фресками, и посреди этих фресок какое-то странное и волнующее впечатление производит изображение самой древней полумифической царицы, во весь рост стоящей перед зрителем. Тут же, в боковом приделе церкви, виден каменный балдахин, под которым вероятно была похоронена Тамара, скончавшаяся в своем любимом “Замке Роз" в 1212 году. Но настоящая могила ее остается неизвестною. Есть мнение, что царица похоронена в Гелатском монастыре; другие указывают ее могилу в Сванетии. Грузинские племена неохотно расстались с своей умершей царицей, и каждое хотело бы найти у себя место ее вечного [223] успокоения. Грузинская церковь празднует память Тамары в неделю Мироносиц.

Невольно останавливает на себе внимание тот факт, что в Грузии, стране полувосточной, где женщине в общественном строе отведено такое незначительное место, высший идеал человека нашел себе олицетворение в образе женщины. Святая Нина — идеал высоты нравственной, царица Тамара — идеал героя и мудрого правителя. Нина и Тамара самые любимые имена грузин.

С кончиною Тамары все изменилось, как будто она унесла в могилу счастливые дни своей родины. Два последующие царствования — сына и дочери ее, полные внутренних смут и безурядицы, служили как бы предвестием страшному бедствию, скоро охватившему всю страну. Уже во время бесславного царствования Георгия IV, сына Тамары, показались передовые отряды монголов. Одно из полчищ Чингиз-хана заходило в Грузию, и на реке Берджудже грузинское войско, во время Тамары не знавшее ничего кроме побед, понесло страшное поражение. Но татары, не имея повеления завоевывать Грузию, прошли грозою по стране и скрылись на время в глубину азиятских степей. Но не прошло и десяти лет, как преемник Чингиз-хана, Гаюк-хан, наводнил полчищами всю Азию и татары снова появляются в несчастной Грузии, только что перед тем опять опустошенной нашествием арабов под предводительством Джеллаладдина. Как Божий бич прошли монголы через страну, налагая “слой монгольского варварства'' на все народы и царства Кавказа. За Гаюк-ханом следовал страшный Батый, уже подчинивший Грузию правильному игу: он сделал перепись и обложил народ тяжелою данью. К бедствиям монгольского нашествия присоединилось в 1259 г. чреватое бедою, вызванное хитрою татарскою политикой, первое разделение Грузии на два независимых царства: собственно Грузию и Имеретию.

Рабство скоро принесло свои обычные плоды: как некогда на Руси, худшие из царей, из личных своих видов в династических раздорах, жертвовали благом страны; лучшие, ратовавшие за дело отчизны, становились жертвами произвола [224] ханов. Подобно русским князьям, замученным в Орде, погиб грузинский царь Димитрий, названный Самопожертвователем. Вследствие интриг заподозрив его в неверности, хан Аргун, стоявший уже на границе Грузии с целию мстить народу за мнимую измену царя его, потребовал Димитрия к себе. Димитрий, зная причину ханского гнева и несправедливость клеветы, решился лучше пожертвовать собою, чем вызвать страшное нашествие на родину. Чтобы обезоружить подозрения хана, он взял с собою и малолетнего сына своего Давида. По ничто не могло смягчить подозрительного деспота — Димитрий был заключен в тюрьму и обезглавлен (1289 г.). Бывшие с ним грузины ценою золота купили тело царственного мученика у стражей и тайно перевезли в Мцхет.

Это была та же судьба, которую пришлось испытать и русскому народу. И потому-то “из всех национальностей, вошедших в круг русского отечества — говорит один писатель ³³ — не найти нигде русскому человеку столь искренней и братской дружбы, как в сердце грузина. И Русь и Грузия подружились еще в те дни общей скорби, когда с поникшим челом носили ясак в Золотую Орду, и там встречались. А дружба, завязанная в общем несчастии, глубока и несокрушима, как братство".

Бедствия монгольского ига продолжались вплоть до Георгия V (1318-1346), прозванного Блистательным, напомнившего собою эпохи лучших венценосцев Грузии. Первым делом Георгия было наказать осетин, пользовавшихся несчастием страны и беспокоивших ее своими набегами; он сделал их своими данниками. Вслед затем, прекрасно понимая ослабление Монгольского царства, раздробившегося на части, он смело поднял оружие и выгнал татар из пределов Грузии. Между тем междоусобные раздоры слабых претендентов на престол Имеретии дали ему возможность совершить другое великое дело. Помня, что сила страны заключается в единстве, он воспользовался благоприятными обстоятельствами и, присоединив к [225] своим владениям Имеретию, стал снова единым царем всей Иверской земли.

При Георгии V и его наследниках уврачевывались язвы страны, возникли из развалин города, строились церкви, возобновлялись крепости. Казалось, многострадальной Грузин дано было отдохнуть от ее зол, но только для того, чтобы собраться с силами для перенесения новых испытаний. Готовилось нашествие страшнее монгольского: Тамерлан явился на горизонте испуганной Азии. При внуке Георгия Блистательного, Баграте Великом, необыкновенно счастливо царствовавшем уже 25 лет, гроза, сокрушившая и дальние и близкие царства, надвинулась на Грузию. Но грозный завоеватель встретил здесь столь сильное сопротивление, какого он, по свидетельству самих монгольских сказаний, не встречал при разорении могущественнейших государств Китая, Кабула, Бухары и Персии. Тамерлан вступил в Карталинию в 1387 году со стороны Карса со всеми ужасами варварства, разрушая все крепости, не оставляя целою ни одной башни; путь его побед обозначался дымом пожаров, развалинами, грудами мертвых тел и пирамидами из многих тысяч голов. Царь Баграт, видя себя не в силах бороться с страшным завоевателем в открытом иоле, заперся в тифлисской крепости. Кровопролитна была полугодовая осада; но сила одолела мужество: царь очутился пленником перед Тимуром. Оставив в Тифлисе гарнизон, Тимур отправился в Карабах, ведя за собою пленных и караваны добычи. Из Карабаха он снова отправил войско в Карталинию, приказав ”не щадить никого и ничего, и разрушить все до основания". Пока татары в точности исполняли приказание своего повелителя, Тимур с огнем и мечем прошел весь Дагестан и поселил у подножья Кавказа магометанские племена, чтобы их влиянием удержать в зависимости обширный край. С тех нор стало там угасать христианство, насажденное с таким успехом Давидом и Тамарою.

Чтобы освободиться из плена, Баграт притворно принял магометанство и даже предложил Тамерлану обратить к исламу всех своих подданных, для чего и просил у него войска. [226]

Обрадованный Тамерлан осыпал царя дарами и отпустил с ним 12-тысячный отряд. Но по тайному уговору Баграта с сыном этот отряд был поголовно истреблен на берегах Берджуджи. Тогда раздраженный Тимур с огромным войском сам двинулся на Грузию. В окрестностях Тифлиса произошла кровавая сеча, в которой погибла пятая часть тамерланова войска, но грузины все же не могли продолжать открытой борьбы и скрылись в горы. Баграт вскоре умер, но сын и наследник его, Георгий VII, энергически продолжал борьбу. Еще несколько раз Тамерлан вторгался в Грузию и ни разу не встретил покорности — грузины уходили в горы, вели партизанскую войну и при каждом отступлении неприятеля отнимали у него обозы и награбленные сокровища. Наконец, при посредстве одного из любимцев Тимура, Георгию удалось примириться с завоевателем ценою незначительной дани.

Разорение страны после нашествия Тамерлана было громадно. Тогда разрушен был до основания Мцхетский собор, и многие церкви с тех пор так и не восставали из развалин. Чем был Тимур для покоренных им жителей, могут служить оставшиеся на Кавказе следы его нашествий и предания. Не доезжая двух верст до Закатал с мугамлынской переправы, недалеко от дороги с левой стороны, набросана огромная конусообразная куча камней, печально осеняемая несколькими тутовыми деревьями. Это — след страшного истребления всего, что не успело спастись тогда в горы. Тимур-Ленг имел обычай, после поголовного избиения жителей какой-нибудь страны, собирать в одно место головы убитых,— их количеством он измерял свое могущество и царское величие. И в тот раз головы убитых были собраны и сложены пирамидально на то именно место, где находится теперь куча камней, и место это поныне называется Баш-кала, т. е. башня из человеческих голов.

Уничтожая взрослых, Тимур но оказывал никакой пощады и молодой жизни. Однажды он приказал перевязать и уложить малых детей так, как татары обыкновенно укладывают хлеб для молотьбы. Орудием для этой работы служит особого устройства доска, нижняя сторона которой усажена мелкими, острыми [227] камнями; везя эту доску по снопам и выбивают зерна из колосьев. Этим-то варварским способом были истреблены дети. Зверский поступок Тамерлана создал у лезгин даже поговорку: ”с тобой надо сделать так, как Тимур делал сахирман (ток)". В другой раз, как рассказывает один из очевидцев той эпохи, жители какого-то города, навлекшие на себя гнев Тамерлана, выслали для умилостивления его своих детей. При виде малюток, шедших с песнями из корана, в Тимуре возгорелся дух истребления. Он помчался на них на коне и приказал скакать за собой своей коннице. Несчастные родители, стоявшие на городских стенах, были свидетелями ужасной гибели своих детей, растоптанных татарскими конями.

Недаром Тимур пользовался на Востоке страшной славой, и недаром с самым рождением его связана страшная же легенда. Она говорит, что младенец Тимур появился на свет с куском запекшейся крови на руках и с белыми как у старца волосами.

После Тамерлана, Георгий, а потом брат его Константин тщетно старались восстановить силы страны, а последний, вмешавшись в дела турок, попал даже в плен, и был замучен с варварскою жестокостью. Не лишнее сказать, что тело его покоится в пещерном храме Вардзии, построенном Тамарою, и некоторые принимают могилу его за гроб великой царицы.

Но в сыне Константина, Александре I (1414-1442), снова возрождается доблестный дух древних грузинских царей. Победоносный над врагами, он сделал много и для уврачевания ран страны и для народного просвещения; ему же принадлежит и заслуга восстановления из развалин великолепного Мцхетского собора. Но на конце своих дней, утомленный царственными заботами, Александр удалился в обитель и принял иноческий сан, передав престол сыну своему Вахтангу IV. Какая обитель приняла под мирную сень свою царственного труженика — неизвестно. В пустыне Гареджийской показывают могилу царя-инока Александра; но и в грамотах Мцхетского собора записано также, “что смиренный царь Александр устроил [228] для себя особый погребальный придел, не смея возлечь в обновленном им соборе".

Три года спустя Александр умер, а вслед за ним сошел в могилу сын его Вахтанг — и Грузия осиротела. Начинается эпоха не тех бедствий, которые воспитывают дух единства и любви к родине, не нашествие иноплеменных и борьба против них,— настает время разделения, воспитавшего дух раздоров, соперничества царей и кровавых междоусобий. Не прошло и десяти лет, как против второго сына Александра, Георгия VIII, начались восстания, и царство распадается на четыре царства, приготовляя почву для внутреннего истощения сил страны и народа. Среди возникших междоусобий и сам Георгий едва не погибает жертвою кровавого изменнического заговора. Он спасся исключительно благодаря доблестному самопожертвованию Иофама Зедгинидзе, который, угадывая намерение заговорщиков, лег на царскую постель и был ими изрублен.

И вот возникают четыре независимые государства: Баграт основывает Имеретию, Давид — Кахетию, эристав Кваркваре — атабекство Самхетское, и Георгий остается царем только Карталинии. Рядом с этим стремятся к независимости и еще четыре княжества, из которых Сванетия и Абхазия управляются князьями из рода Шервашидзе, а Мингрелия и Гурия получают правителей с наследственными титулами Дадианов и Гуриелей, обратившихся впоследствии им в фамилии. И с этих пор некогда единая грузинская земля становится не поприщем защиты самобытности народной, а ареной борьбы турок и персов, из которых каждый претендует на влияние и обладание Грузией. Ряд незначительных царей отдельных земель следует за новым рядом, междоусобия сменяются междоусобиями, периодически перерываемыми нашествиями то персов, то турок, уже не встречающих прежнего доблестного сопротивления в энергии и чувстве независимости народной; и все чаще и чаще народы Грузии обращают взоры на север, ища покровительства и защиты России. Из повести доблестей история Грузии становится историей только нашествий.

Впоследствии Грузия сделалась постоянным яблоком раздора [229] между персами и турками. Турки стремились в нее со стороны Имеретии и черноморского побережья, персы — со стороны Кахетии и Карталинии,— и эта борьба между ними отражалась на стране так, что освобождение от одних обозначало нашествие других. Так, в 1518 году Тифлис берут, разоряют храмы и ставят в нем мечети персы; в 1578 г. то же делают турки, воюя с персами и изгоняя их из Грузии. И так далее. К довершению бедствий старые враги, лезгины, пользуются слабостию страны и набеги их становятся беспрестанными. Десятки тысяч суровых питомцев гор ежегодно спускаются в долины и грабят Грузию с двух сторон: или переправляясь через Алазань у Сигнаха и опустошая Кахетию, или же пробираясь горами Ганжийской и Эриванской области в Ахалцых и вторгаясь в Самхетию и Карталинию.

В целом ряде царей, если и являются светлые личности, как напр. Леван I Кахетинский (1520-1574), доставивший своему царству несколько лет благоденствия, то и они не изменяют общего хода дел и бессильны освободить страну от вражеских нашествий и внутренних раздоров.

Из событий этой мрачной эпохи выдвигается разве странный и по поводам и по исполнению крестовый поход с целью защиты святого гроба от одной магометанской секты в пользу другой. Поход этот был совершен в 1524 г. но просьбе турецкого султана Солимана, призывавшего грузинских царей в Иерусалим для освобождения Господнего гроба “из рук неверных"; он вероятно разумел под именем неверных — мусульман шиитов. Грузинская летопись говорит, что главным военачальником похода явился Леон, царь кахетинский, и что ему содействовали своими силами цари Имеретии и Карталинии. Крестовый поход этот несомненен, потому что имя великого Леона записано на мраморе Голгофы. Летопись же поясняет коротко, что святой гроб был освобожден, и “цари, осыпав своими благостынями святые места, со славою возвратились в отечество".

Дни несчастий, последовавших за разделением царства грузинского, очень скоро сделали необходимым обращение [230] грузинских царей к России, и уже третий кахетинский царь, Александр I (1492-1511), искал защиты в русском царе Иоанне III, называя его “надеждою христиан и подпорою бедных''. Столетие спустя, Александр II Кахетинский (1574-1605), опасавшийся мщения Персии за склонность к туркам, тайно посылал в Москву духовных и светских лиц с слезною просьбою к царю Федору Иоанновичу, прося принять Кахетию под свою высокую руку и тем исхитить ее из рук неверных. “Настали — писал он,— времена ужасные для христианства; мы, единодушные братья христиан, стенаем от злочестивых; один ты, венценосец православия, можешь спасти нашу жизнь и душу; бью тебе челом до лица земли, да будем твои во веки веков".

С Александром II мы вступаем в эпоху персидского шаха Аббаса Великого, напомнившего Грузии времена Батыя и Тамерлана.

Комментарии

33. И. Д. Попка.

Текст воспроизведен по изданию: Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях. Том I, Выпуск 2. СПб. 1887