375. ОТНОШЕНИЕ НАМЕСТНИКА КАВКАЗА И ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО КАВКАЗСКОЙ АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛА ОТ ИНФАНТЕРИИ А. И. БАРЯТИНСКОГО ВОЕННОМУ МИНИСТРУ ГЕНЕРАЛУ ОТ АРТИЛЛЕРИИ Н.О.СУХОЗАНЕТУ ОБ УСПЕХАХ ЦАРСКИХ ВОЙСК В ДАГЕСТАНЕ И БЛОКАДЕ ГУНИБА

22 августа 1859 г.

Из телеграфической депеши, отправленной сего числа через адъютанта моего, поручика князя Витгенштейна, в Симферополь для передачи в Петербург, Вам уже известно, что весь Восточный Кавказ, от моря Каспийского до Военно-Грузинской дороги, пал к стопам Его императорского величества.

Итак, полувековая кровавая борьба в этой половине Кавказа кончилась; неприступные теснины, укрепленные природой и искусством аулы, крепости замечательной постройки, взятие которых потребовало бы огромных пожертвований, [473] 48 орудий, огромное число снарядов, значков и разного оружия сданы нам в течении нескольких дней без выстрела, силой нравственного поражения. Все это последствия действий предыдущих лет и предпринятого теперь наступательного движения с трех сторон.

После отправления последнего отзыва моего от 7 августа за № 296 покорение обществ и сдача неприятельских крепостей следовали с неимоверной быстротой. Ириб с 9 орудиями и большим числом запасов сдан Даниэль-беком, бывшим султаном Элисуйским, 2 августа, а сам он 7 числа явился ко мне без оружия, с повинной и чистосердечным раскаянием. От имени государя императора я объявил ему полное прощение.

8 числа я посетил Карату, никогда не видавшую у себя русских, никому еще не покорявшуюся и имевшую в глазах Шамиля особое значение, и был принят жителями с неподдельным восторгом. 10 числа я оставил Чеченский отряд и с кавалерийским конвоем отправился для обзора всего новопокоренного края.

Я посетил Тлох, Ичали, Чиркат, осматривал Ахульго — знаменитое осадой 1839 года — и через Ашильту проехал в Унцукуль и Гимры. Отсюда я отпустил бывший со мною 1-й дивизион нижегородских драгун, через Каранаевские высоты прибыл в Чирюрт, и с одними аварцами и койсубулинцами поднялся на Бетлинские высоты к Ахкенту.

Жители везде толпами встречали меня, выражая по-своему совершенную покорность и преданность.

Из Ахкента через Арах-Тау и Танус-Бал я прибыл в Аварию. Все население ликовало, благодарило за назначение ханом флигель-адъютанта Его величества Ибрагим-хана, и в особо поданном мне адресе выразило свою радость по случаю избавления от тяжкого ига, тяготевшего над Аварией 15 лет.

После ночлега в Хунзахе я опустился в долину Аварского Койсу к аулу Голотль, где явился ко мне Кибит-Магома с тилитлинцами, и в сопровождении их я прибыл в дом Кибит-Магомы в Тилитль, встречаемый с одинаковым торжеством. Отсюда через Куядинское общество я прибыл в Ругуджу, а 18 числа переправился через Кара-Койсу, осмотрел Чох — замечательное по искусной постройке сильное укрепление, и в сопровождении чохских жителей, восторженно меня принявших, прибыл на высоты к разоренному аулу Кегер, в лагерь Дагестанского отряда.

Здесь, в виду Гуниба, молодецкие батальоны Лейб-Эриванского гренадерского Его величества и Ширванского полков и два дивизиона северских драгун были представлены мне вместе с несколькими сотнями милиции различных племен и прошли прекрасно, бодро, церемониальным маршем.

В этот же день командующий войсками Лезгинской кордонной линии, по возвращении из главной квартиры проехав все покорившиеся общества, причисленные к району Лезгинской линии, и устроив везде управление, вступил с частью своих войск в Ириб, а оттуда 20 числа прибыл на позицию у Кегера, где я назначил общий съезд трех командующих войсками.

Так окончилась многолетняя война. Край, в котором, казалось, не суждено было утихнуть гулу выстрелов, умиротворен. Храбрым войскам левого крыла, Прикаспийского края и Лезгинской кордонной линии, после совершенных ими геройских подвигов, остается не менее великий подвиг: трудами рук своих упрочить власть нашу в новопокорившихся странах. [474]

Теперь, когда все эти горы, ущелья и долины, огражденные природой и искусством, когда воинственное, фанатическое население их, так долго не выпускавшее из рук оружия, вдруг нам покорилось, настала пора бесчисленных работ и усиленной деятельности для продолжения путей сообщения, для учреждения правильной, сообразной с духом народа, администрации, для избрания и занятия стратегических пунктов, одним словом, для приобретения такого положения, которое избавило бы нас в будущем от всех случайностей и вторичной кровавой борьбы.

С помощью Бога, с содействием моих отличных помощников, с теми несравненными войсками и средствами, которые государь император предоставил в мое распоряжение до исхода 1861 года, я могу надеяться достигнуть и этой цели для славы возлюбленного монарха.

Итак, теперь, когда весь огромный край от моря Каспийского до Военно-Грузинской дороги покорился нам, не склоняется еще перед могущественным оружием Его императорского величества один только Шамиль.

Видя быстрое, даже для нас так скоро неожиданное падение всех оплотов своей власти, он бросился сначала в общества Южного Дагестана, надеясь найти здесь где-нибудь крепкое убежище. Но враждебно встречаемый жителями, два раза его ограбившими, теряя каждый день большую часть бывших с ним приверженцев, наконец, испуганный ставшими на пути его войсками, он бросился в Гуниб, давно избранный им, как последнее убежище, хотя он не успел еще достаточно обеспечить его продовольствием. Достигнув, наконец, этого места, он присоединил к себе гунибских жителей и составил партию в 400 человек при 4 орудиях.

Не ограничиваясь природной крепостью Гуниба, Шамиль употребил все средства сделать его совершенно неприступным; он подорвал все скалы порохом, куда представлялась малейшая возможность добраться, он заградил все тропинки, ведущие на Гуниб от Кара-Койсу, Ругуджи и Хинди, толстыми стенами, башнями, двух- и трех-ярусными оборонительными постройками, везде заготовил огромные кучи камней для скатывания на атакующих; одним словом, приготовил оборону, какую только средства его и искусство в этом деле горцев могли представить.

К 8 августа Дагестанский отряд собрался в Куяде, на урочище Гуни-мээр; 9 числа, вследствии проведенного обзора местности, двинулся к подножию Гуниба и занял места для блокады, так что 10 числа 10 батальонов пехоты и 7 сотен туземной конницы учредили на всей окружности Гуниба, простирающейся до 50 верст, по возможности строгую блокаду; а 6 1/4 батальонов, Северский драгунский полк, 6 сотен туземной конницы при 14 орудиях расположены в Кегере у Гуниба и составили общий резерв.

Сначала с Гуниба по блокирующим войскам производились пушечные выстрелы, но безвредно, а наши стрелки разгоняли огнем нарезных ружей собиравшихся на гребнях скал для работы горцев.

С 15 августа огонь утих.

Итак, Шамиль остался в неприступном убежище, как обломок громадного здания, разом рухнувшего после долгого сопротивления. Однако, несколько дней, проведенных в Гунибе, окруженном нашими войсками и восставшим против Шамиля населением, дали ему время обдумать свое положение и, по-видимому, он стал убеждаться, что пора его власти прошла безвозвратно.

Он вступил в переговоры, избрав посредниками Даниэль-бека и полковника [475]

Алиханова, временно управляющего Койсубулинским обществом. Но после 4-дневных бесплодных переговоров я приказал прекратить их и приступить к предварительным работам для овладения Гунибом.

Если бы не упорство одного человека, то я имел бы счастье окончить великое дело без необходимости еще раз прибегать к оружию.

Спешу обо всем этом сообщить Вашему высокопревосходительству для всеподданнейшего доклада государю императору.

Помета: Собственною рукою Его величества написано: «Можно тоже напечатать, кроме зачеркнутого». 9 сентября 1859 г.

РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6609. Л. 22-23. Подлинник.