241. ПИСЬМО ГЕНЕРАЛА ОТ ИНФАНТЕРИИ Е. А. ГОЛОВИНА КОМАНДИРУОТДЕЛЬНОГО КАВКАЗСКОГО КОРПУСА И НАМЕСТНИКУ КАВКАЗА ГЕНЕРАЛУ ОТ ИНФАНТЕРИИ М. С. ВОРОНЦОВУ С ИЗЛОЖЕНИЕМ СВОЕГО МНЕНИЯ НА ХАРАКТЕР ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ ПРОТИВ ГОРЦЕВ

24 января 1845 г.

Лестное для меня письмо Вашего сиятельства от 17 сего месяца я получил 20 вечером и поспешил отвечать на него, сколько мне то возможно было по важности его содержания, требовавшего некоторых соображений и справок.

Насчет военных действий последних двух годов на Кавказе мне достоверно известно только то, что по стечению обстоятельств мы должны были в конце 1843 г. оставить Аварию, где для дальнейших предприятий в Джарах занимали важную военную позицию. На чем остановились действия в минувшем 1844 г., мне еще менее известно, ибо сведения, которые доходят до меня почастно, при недостатке общей связи, ничего определенного не представляют, а потому самому мне трудно и даже невозможно сделать основательного замечания о последствиях, которые оставили по себе события последних двух лет на Кавказе.

По представленному мною на 1842 г. плану кампании со стороны Чечни и Северного Дагестана имелось главною целью завладеть обоими берегами Андийского Койсу против Чирката, но движения на Дарго и в Андию я тут вовсе не имел, оно заключалось предпринятой генералом Граббе экспедицией, которой последствия известны. Теперь, когда все пространство между обеими Койсу и Верхним Сулаком в руках неприятельских, движение на Андийское Койсу по прежнему моему плану было бы не только бесполезно, но даже невозможно.

Насчет путей, идущих на Дарго и к Андии, и к Чечне, и к Чиркею я могу сказать только то, что, по имевшимся при мне сведениям, к первому пункту ближайшая дорога из Чечни пролегает через леса Ичкеринские и туда в 1842 г. доходил отряд наш для взятия обратно находившихся в руках у горцев наших пушек. Впрочем, временное покорение и истребление Дарго, как место пребывания Шамиля, я никогда не считал делом важным: в горах много пунктов, которыми можно заменить Дарго еще с большими выгодами. Доказательством сего служит голая скала Ахульго (Имеется ввиду осада Ахульго в 1839 г. (Прим. сост.)), стоившая нам неслыханных пожертвований; в Андию, куда отряды наши еще не проникали, дорога из Чиркея идет через гумбетовские селения Аргуани и Мехельту и, как меня уверяли, довольно удобная, она назначена на картах. Но здесь я позволю себе изложить мнение мое, заключающееся в нижеследующем.

Экспедиции в горы могут иметь двоякую цель: или рассеять неприязненные нам скопища и наказать их лишением имущества через разорение домов и угон [334] скота, составляющего главное богатство горцев, или же, достигнув известного пункта, остановиться на нем и укрепиться с тем, чтобы, заслонив покорившееся нам народонаселение, защитить его от нападения и мести враждебной партии.

Экспедиции, предпринимаемые с первой целью, тогда только могут быть успешны, если они производятся с большой быстротою, сопровождаются глубокою тайною и поражают неприятеля неожиданностью, иначе и самый успех большею частью не вознаграждает пожертвований, сопряженных с предприятием заблаговременно открытым, ибо известно, как горцы умеют пользоваться местностью к вреду отрядов наших при их отступлении. В примерах того и другого на Кавказе недостатка нет.

Экспедиции, предпринимаемые со второй целью, то есть с намерением закрыть известные пространства земли и принять под защиту покорившееся нам народонаселение, при успехе своем представляют важные выгоды во всех отношениях.

Но при этом первейшим условием должно быть сохранение с укрепленным пунктом свободного и безопасного сообщения, без чего он подвергается всем неудобствам блокадного состояния. В мое время такого рода экспедиции было две под личным моим начальством: одна в 1839 г. против Ахты и Рутула, а другая в 1841 г. против Чиркея. Первая через постройку при вершинах р. Самура укреплений доставила нам господство над всею долиною сей реки и целым Самурским округом, до того мало покорным и для нас недоступным; а другая постройкою укрепления при Чиркее заслонила землю шамхала Тарковского от вторжения неприятеля и отдала в наши руки при этом важном пункте переправу через Сулак. Укрепления при Ахты и Чиркее, как и самый Хунзах в Аварии, сохранили в мое время совершенно свободное сообщение. Противное тому встречается на укрепленных пунктах Кавказской линии, как то: при Герзель-ауле и на новых линиях Сунженской и Лабинской, где сообщение не могло поддерживаться иначе, как под конвоями, более или менее сильными.

Обращаясь затем к главнейшему вопросу, а именно, насчет предстоящих Вам военных действий к низложению усиливающейся в горах власти Шамиля, я постараюсь объясниться со всею откровенностью, внушаемой мне долговременным чувством душевной моей к Вам преданности.

Два года миновало с тех пор, как я оставил Кавказ, и в продолжение этих двух лет произошло столько перемен, как в отношении военном, так и в духе жителей целого края, что и сам я теперь не вдруг бы там нашелся. Одного же оставления нами Аварии и измены генерал-майора Даниель-бека султана Елисуйского, при мне самого надежнейшего из горских владельцев, достаточно было бы на то, чтобы перепутать все прежние мои соображения. Шамиль не тот уже, что был при мне. Сила его с тех пор возросла до чрезмерности. Он имеет в распоряжении своем постоянное войско, снабжен артиллериею и если это не делает его страшнее для нас, то дает ему над горцами такую поверхность, которой никакое общество их противиться не может и которая делает его неограниченным властелином в горах. Нельзя, чтобы столь неблагоприятное для нас стечение обстоятельств не имело вредного действия и на закавказские наши владения, особливо в провинциях мусульманских, нам чуждых, при том влиянии соседских двух азиатских держав, всегда нам неблагожелательствующих. Одна надежда, что горские племена, доведенные до крайности, ожидают только случая, чтобы свергнуть железное иго мюридов, над ними [335] тяготеющее, тем более, что некоторые из них, как, например, Акуша, Цудахар и затеречная Чечня и другие под нашим покровительством наслаждались некогда таким благосостоянием, которое они забыть не в состоянии. Не утверждаю, чтобы не было и других неизвестных начал, которыми мы могли бы воспользоваться.

Итак, рассматривая Кавказский край в настоящем его положении и не будучи в состоянии определить степени предстоящих трудностей, могу ли я указать путь к восстановлению силы оружия нашего по прежнему взгляду и по соображениям другого времени? Заключение Ваше, что оставаться в сем году в бездействии было бы для нас крайне вредно, не подлежит ни малейшему сомнению. Я всегда убежден был, что всякое покушение ограничиться на Кавказе одною обороною или только отпором должно обратиться к нашему ущербу. Теперь это менее, нежели когда-нибудь, возможно. Но, не зная, как я уже сказал, в точности положение дел, ни принятой системы к успокоению неприязненной нам части Кавказа, ни самих способов, к тому предназначенных, как мне сказать мнение мое насчет действий на первый случай против Шамиля? Нет сомнения, что он будет уклоняться от встречи с нашими отрядами там, где выгоды будут не на его стороне, и его нелегко будет вызвать на бой. Из центрального своего положения в недрах гор, среди порабощенных им чеченских и лезгинских племен, Шамиль владеет всеми радиусами обширного круга и может всегда явиться там, где мы будем слабее; углубляться в горы для того, чтобы его там встретить, бесполезно и даже опасно. Горная война состоит преимущественно из засад и нечаянных нападений и этот характер она, по моему мнению, должна сохранять даже при действиях большими отрядами. В 1839 г. мы овладели считавшейся неприступною и защищенной 7-тыс. скопищем горцев Аджиахурскою позициею на Самуре безо всякой потери тем только, что накануне дня, назначенного для приступа, мне удалось с вечера сюрпризом отнять три верхние завала, господствовавшие над целым гребнем и составлявшие ключ всей позиции. Самый удачный, но открытый приступ стоил нам много людей. Так совершена с полным успехом в 1842 г. зимняя экспедиция генерала Фези на Гергебиль и все прекрасные дела Орбелиани и князя Аргутинского в Казикумухе в том же году сопровождались самыми малыми пожертвованиями, а надобно заметить, что горцы большие потери с нашей стороны, во всяком случае, даже и при самых неудачах своих, считают некоторым для себя торжеством. Последние годы начальства моего на Кавказе я усматривал необходимость переменить операционную базу и действовать с юго-восточного ската гор, то есть от Лезгинской линии, дабы отбросить нам враждебную партию на север. Там, встречая Россию, она не найдет себе соучастников, между тем, как распространяясь на юг, мюриды волнуют общества, смежные с Кавказскою областью, и возбуждают в их народонаселении, почти исключительно магометанском, дух ненависти и неповиновения против правительства. В горной стране между Лезгинскою линиею и Аварским Койсу обитают племена, которых еще не коснулась грабительная рука военных действий, и которые, избегая этого бедствия, охотно отдались бы нашему покровительству, если только мы будем в состоянии защитить их. Я имел тогда ввиду прорезать пути чрез горы в Аварию, чему занятие нами в 1842 г. вооруженною рукою ханства Кази-Кумухского могло бы много способствовать. Теперь все это должно измениться и даже установленное при мне летнее сообщение конною пехотою чрез Елису и Ахты с Дербентом, сокращавшее путь почти на 300 верст, едва ли существует. [336]

Вот все, что я со всею искренностью и со всем желанием ответствовать удовлетворительно на вопросы Ваши уделить мог. Если бы мне в подробности известно было настоящее положение дел, а также в чем состоят приготовления для действия в настоящему году, тогда, может быть, я был бы в состоянии сказать мнение мое определительнее.

Жаль, что Вы не поедете через Москву, ибо при личном свидании на словах легче объясниться и между разговорами могут родиться такие мысли, которые иначе не встретятся.

Для Вашего сиятельства весьма кстати, что теперь находятся в Петербурге многие лица, участвовавшие в экспедициях последних двух лет. С своей стороны, я позволю себе рекомендовать Вам генерал-майора Муравьева, бывшего начальника 3-го отделения береговой линии. Ему лестно будет служить под Вашим начальством и я смело поручусь, что его достанет для всякого места на Кавказе. Вы, конечно, сами оцените его, поговорив с ним о тамошних делах.

Еще позвольте мне напомнить о поручике Толстом, которого Вы знаете. Он теперь в отставке и готов опять служить на Кавказе. По своей расторопности, деятельности и знанию края он может быть с большою пользою употреблен по особым поручениям, так как был при мне и как хотел оставить его при себе А. И. Нейдгардт. На Кавказе есть еще молодой человек с большими способностями, а именно князь Лобанов-Ростовский, офицер Нижегородского драгунского полка. Он при мне, бывши еще юнкером, выучился татарскому языку и мог свободно на нем объясняться. При том он успел под татарскою одеждою побывать в глубине гор Дагестанских. Для успехов на Кавказе три важнейшие потребности: люди, люди, люди. Там не всякий годится... (Опущено несколько строк, не имеющих отношения к теме (Прим. сост.))

РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6164. Л. 1-4. Подлинник.