137. ИЗ ВОЕННОГО ЖУРНАЛА О ДЕЙСТВИЯХ ГЛАВНОГО ОТРЯДА В ЮЖНОМ ДАГЕСТАНЕ С 27 МАЯ ПО 12 ИЮНЯ 1839 г.

[Не ранее 12 июня 1839 г.]

29 мая майор Карганов с вверенною ему табасаранскою и кюринскою милициею выступил из лагеря, который он занимал на левом берегу Самура против Хазров, к границам Ахтынского общества. На следующий день он был встречен лезгинами в числе 400 чел. на перевале хребта, который тянется до левого берега Самура. Они хотели преградить ему дорогу, но были сбиты и опрокинуты к сел. Хула, где, засевши в строениях, были подкреплены жителями из соседних деревень, которых число час от часа увеличивалось. Не видя возможности выбить силою лезгин из дер. Хула, Карганов отступил на перевал хребта. В этом деле урон милиционеров состоял из одного убитого, 4 раненых и 14 лошадей. Несколько тел неприятельских остались на поле сражения.

Действие сие заслуживает особенного внимания потому, что поселило теперь вражду между кюринцами и ахтынцами, с которыми первые были всегда в сношениях хороших. В достижении столь важного результата должно отдать полную справедливость майору Карганову. Офицер сей своими способностями и храбростью приобрел полное доверие кюринцев и казикумухцев и влиянием своим без содействия наших войск умел их вести в бой с соседями, с которыми прежде они были в связях и которых они даже боялись.

29 мая я выступил с войсками из сел. Хазры и в 4 верстах оттуда, от дер. Неджевкент, направил одну колонну с генерал-лейтенантом Фези влево на дер. Хиля и Гулюк, а с главными силами следовал прямо к сел. Зухул. Левая колонна состояла из двух сотен линейных и донских казаков и 100 чел. горской милиции, 1-й роты Кавказского саперного батальона, 4 батальонов Тифлисского егерского полка, 4 легких и 4 горных орудий; главные силы состояли: из 1 сотни горной казачьей команды, 155 чел. мусульманской милиции, 1 роты сапер, 1, 2, 3 и 4-го батальонов князя Варшавского полка, 1, 3 и 4-го Мингрельского егерского [188] полка, 6 легких, 4 батарейных и 4 горных орудий. Назначение левой колонны состояло в том, чтобы наказать жителей дер. Хиля и Гулюк, от нас отложившихся, и вместе с тем завладеть высотами, которые бы обеспечили левый фланг нашей позиции при Зухуле. Сел. Хиля было оставлено жителями, присоединившимися к сборищу лезгин.

Сел. Гулюк было занято неприятелем. Выгнав мгновенно лезгин из деревни, генерал-лейтенант Фези преследовал их по направлению к дер. Тагерджал. Лезгины, подкрепленные партиею, вышедшею отсюда, хотели держаться, но, опрокинутые кавалериею под командою подполковника Альбранда, обратились в бегство, оставив в наших руках 6 тел и двух пленных. Заняв высоты 3 батальонами Тифлисского егерского полка под командованием подполковника Борзуля при 4 горных орудиях, генерал-лейтенант Фези со всею кавалериею и одним батальоном Тифлисского полка спустился с высот через дер. Верхний Каланхур к главным силам, которые в то время подвигались на позиции перед Зухулом, предав пламени селения Хиля, Гулюк и Верхний Каланхур и отбив несколько штук рогатого скота.

Между тем авангард главной колонны под командою полковника барона Врангеля, не доходя двух верст до дер. Зухул, открыл неприятеля.

Лезгины на противной стороне р. Тагерджал-Чай, текущей по глубокому оврагу, заняли в значительных силах крепкую позицию около самой дер. Зухул, выслав на нашу сторону до 150 чел. смельчаков. Движение кавалерии вперед и посланная в обход рота его светлости князя Варшавского полка заставили их с такою поспешностью спуститься в крутой овраг для соединения с главными своими силами, что часть оружия, баранов и значок были ими брошены и взяты вышесказанною ротою.

Войска главной колонны, следуя по дорогам трудным, не могли вдруг стать на позицию, авангардом занятую, и подтягивались мало-помалу; для спуска же в овраг артиллерии надобно было разработать дорогу; а потому, приказав отряду расположиться здесь на ночлег, я подвинул 4 батарейные и 4 полевые орудия на самый край оврага; 2 полевых и 2 горных орудия под прикрытием авангардных баталионов спущены на нижний уступ оного, а вся кавалерия вправо, на долину Самура, — и перестрелка завязалась по всей линии. Неприятель своими ружейными выстрелами, коих пули, долетая даже до верхнего уступа, указали расстояние для выстрелов нашей артиллерии, и я приказал открыть огонь. Ядра, гранаты и даже картечь, падая в толпы лезгин и нанеся им большие потери, навели на них страх и ужас до такой степени, что, не ожидая нашего нападения, они с наступлением ночи бросили свою позицию около Зухула и отступили к урочищу Аджиахур.

4-й батальон Тифлисского полка на краю левого нашего фланга вел жаркую перестрелку с лезгинами, засевшими в кустах, но пушечные выстрелы горной артиллерии, с ним бывшей, и движение на штыки стрелковых резервов опрокинули и там неприятеля, и к рассвету левой колонне было приказано присоединиться к главным силам. Потеря наша во весь этот день состояла из одного убитого и 8 чел. раненых, неприятель же, кроме тел, оставленных в руках наших, и пленных должен был потерпеть весьма значительную потерю, в особенности от меткого пушечного огня и ружейного — спешенной на берегу Самура кавалерии. [189]

Урочище Аджиахурское по важности своей как главнейший оплот, на который лезгины полагали все свои надежды (Опущено географическое описание Шах-Дага (Прим. сост.))...

29 мая с рассветом кавалерия под командою подполковника Альбранда заняла оставленное неприятелем сел. Зухул и предала его пламени.

Устроив вагенбург на долине Самура близ сего селения и оставив при нем две роты Мингрельского полка, команду сапер и казаков и 4 батарейных орудия, я направил войска вперед двумя колоннами: правая, состоявшая из большей части кавалерии, 2 батальонов его светлости князя Варшавского полка, двух рот Мингрельского, 8 легких орудий и роты сапер, под командою полковника барона Врангеля следовала по долине Самура, левая колонна, при которой я сам находился, состояла из 2 батальонов его светлости князя Варшавского полка, 4 батальонов Тифлисского и 2 баталионов Мингрельского егерских при двух легких и 8 горных орудиях и следовала по направлению к дер. Мака. Изнурительный переход по горам и обработка дороги заняла целый день, так что я ночевал, не доходя двух верст до сего селения.

В продолжение дня горцы нигде не показывались в больших силах и пикеты свои, по вершинам гор расположенные, снимали по мере приближения войск наших.

30 мая в 5 часов утра войска под личным начальством двинулись вперед, а полковник барон Врангель со своею колонною соображался с сим движением.

Чрезвычайная трудность дорог, по которым артиллерия не могла следовать без разработки, замедляла движение главных сил так, что не прежде как к двум часам пополудни войска могли стянуться на первом отроге Куш-Дага, куда я с кавалериею и передовым батальоном прибыл поутру для обозрения вышеописанной аджиахурской позиции, покрытой по всему гребню толпами горцев.

Отсюда посланы были приказания правой колонне, а в левую сторону на высоты партии казаков для обозрения самой вершины Куш-Дага. Между главным отрогом Аджиахура и нами были еще два других отрога, из коих ближайший к Аджиахурскому, оканчиваясь также над Самуром обрывистою скалою, был занят передовыми толпами неприятеля. В 2 часа пополудни я двинул войска на всех пунктах: кавалерия правой и левой колонн быстро понеслась по крутизне перед обеими колоннами, подполковник Фрейтаг с третьим батальоном Тифлисского егерского полка и дивизионом горной артиллерии пошел вперед в центр позиции, полковник барон Врангель по берегу Самура приблизился к отвесной скале второго Аджиахурского отрога.

Передовые толпы неприятеля тщетно думали выстрелами удержать быстрое движение наших войск: конница понеслась прямо на них, егеря взбирались на высоты, не обращая внимания на выстрелы, третий батальон графского полка, высланный бароном Врангелем вперед под командою подполковника Ясинского, взобрался под выстрелами неприятеля на оконечность второго отрога. Неприятель, теснимый со всех сторон на левом нашем фланге, отступал поспешно к своим завалам.

Центр второго отрога против главной аджиахурской позиции остался открытым, но передовые толпы лезгин, не теряя еще надежды воспрепятствовать движению правой нашей колонны по берегу Самура, бросились в ту сторону. [190]

В это время выехал я на курган, находившийся в центре, откуда были видны оба фланга нашей линии.

Заметя усилия неприятеля против правой колонны, я приказал всей кавалерии броситься ему в тыл. В подкрепление сего движения направил две роты Тифлисского егерского полка и спустил туда же два горных единорога, приказав им открыть огонь во фланг неприятельских передовых завалов. Полковнику барону Врангелю послано в то же время приказание выбить неприятеля из завалов, перед ним находившихся.

Все исполнено с наилучшим успехом: передовые толпы неприятеля бежали и своим спасением обязаны только крутости оврага, разделявшего второй отрог от главного, в котором кавалерия могла их преследовать только выстрелами. Правая колонна бросилась к передовому завалу, но уже устрашенный атакою кавалерии в тыл, неприятель бежал к главной своей позиции, откуда на всем протяжении от берега Самура и почти до центра открыл сильный ружейный огонь. Ему отвечали спущенные вниз два горные единорога, две роты Тифлисского полка и вся спешенная кавалерия; а полковник барон Врангель, принужденный разбирать полевые орудия, чтобы перевести их через кручи над Самуром, при всех трудностях сего дела под огнем неприятеля устроил весьма скоро на ружейный от него выстрел батарею из 8 орудий, которая ядрами, гранатами и картечью обстреливала весьма удачно весь левый неприятельский фланг.

Между тем на левом нашем фланге в завалах неприятельских под скалистою стеною толпы лезгин сгущались.

Когда все войска левой колонны со всею горною артиллериею и двумя горными орудиями стянулись к центру, тогда приказал я открыть пушечный огонь по всей неприятельской территории, а второй бат. 2 Тифлисского полка под командою капитана Хвостокова с 2 горными единорогами, подкрепив батальоном Мингрельского, двинул влево против верхних лезгинских завалов, которые возвышались над всеми местностями и представляли ключ к аджиахурским позициям. Но предвидя, что открытый дневной приступ стоил бы нам много людей, я остановил войска сии в закрытом месте на ружейный от неприятеля выстрел. Под вечер, присоединив первый и третий батальоны Тифлисского полка ко второму, приказал подполковнику Борзулю атаковать неприятеля с наступлением ночи.

В сумерки неприятельский огонь на правом нашем фланге усилился. Легкая батарея у полковника барона Врангеля и цепь спешенной на верхней площадке кавалерии отвечали ему редко, но выстрелами меткими, а линейные казаки и тагаурцы заглушали песнями своими ругательства лезгин, в ближайших завалах сидевших. С наступлением ночного мрака огонь повсюду умолк. После пробития вечерней зори и молитвы начался приступ верхних завалов в величайшей тишине.

Труден, почти невозможен казался доступ к этим завалам, решительность и отважность егерей Тифлисского полка с помощью божиею все преодолела. Первая и четвертая егерские роты, пользуясь темнотою ночи, без всякого шума, поддерживая один другого, полезли в гору, задние помогали передним и таким образом доползли шагов на сто от завалов. Первая рота под командованием поручика князя Вахвахова и четвертая под командою поручика князя Туманова закричали «ура» и прилегли к земле; ужаленные лезгины, слыша победный крик русских под своими ногами, сделали удар из всех ружей, но пули их без всякого [191] вреда прожужжали над головами штурмующих. В это мгновение вся наша артиллерия открыла живой беглый огонь, а вся неприятельская линия, особенно противу нашего правого фланга, отвечала ружейными залпами; пока лезгины верхних завалов вновь заряжали ружья, вышеупомянутые роты Тифлисского полка еще более того к ним приблизились. Через несколько минут раздалось вторичное «ура», за которым со стороны лезгин последовал такой же безуспешный залп, а егеря были уже в завале, переколов все, что им противу стояло, и потеряв в этом месте только одного убитым и шесть ранеными.

Между тем вторая карабинерная рота того же полка под командою штабе-капитана Грабовского, подкрепляемая шестою егерскою, таким же образом подкрадывалась к другому завалу. Но егеря из занятого ими правого завала открыли огонь по второму. Устрашенные лезгины, не понимая, откуда же взялись русские, успели скатить, сколько могли, камней по всем направлениям и сами начали спасаться бегством, бросаясь с кручи вниз на другую сторону. Карабинеры заняли завал, причем до 30 чел. зашиблено каменьями, но большею частию неопасно.

В предположении, что неприятель будет еще держаться в своей крепкой позиции, с рассветом назначен был всеобщий приступ по сигнальной ракете: подполковник Борзуль из занятых им верхних завалов должен был сбивать лезгин с вершины гребня, Генерального штаба подполковнику Фрейтагу с первым батальоном фельдмаршала полка, 4-м батальоном Тифлисского и двумя горными единорогами положено было овладеть центром, а полковнику барону Врангелю приказано было опрокинуть левый фланг лезгин. Так как назначенные для действия против центра войска отделены были от неприятеля глубоким каменистым оврагом, то подполковник Фрейтаг еще ночью спустился в ущелье и дополз скрытым образом на полуружейный от завалов выстрел, дабы по сигналу вдруг броситься на них.

Все было готово, но лезгины, потеряв неожиданно верхний и главнейший свои завалы, в ночи бросили всю позицию, опору всех своих надежд и несбыточных мечтаний. Аджиахур считали они местом, для нас недоступным, и еще накануне боя дикими криками своими, музыкою и пляскою как бы вперед уже торжествовали наши неудачи. Уверенность их была так велика, что все имущество и семейства жителей Кара-Кюри, верстах в 4 от позиции находящегося, до последней минуты оставались в домах.

Отдавая полную справедливость необыкновенному мужеству и храбрости войска, нельзя не приписать успех этого предприятия особенному покровительству божьему, споспешествовавшему нам так легко завладеть господствовавшими над целою позициею крепчайшими завалами. Здесь, однако же, нужно сказать, что люди отряда (Слово неразборчиво (Прим. сост.)) ... воодушевлены такою решительностью и таким мужеством, с которыми всякое предприятие возможно; не забывая знаменитых побед и геройских подвигов своих предшественников, они поддерживают вполне славу Кавказского корпуса. Полки генерал-фельдмаршала и Мингрельский, завидуя счастию Тифлисского, которому досталось сорвать первые лавры, так сказать из под самых облаков, горят нетерпением доказать, что они не только сравняются, но даже превзойдут их. [192]

В приказе по отряду, отданному мною перед выступлением из Хазры, я упомянул о егерях Кабардинского и Куринского полков, о которых генерал-адъютант Граббе отзывался с величайшею похвалою. Офицеры, читая приказ нижним чинам, говорили, как приятно заслужить подобный отзыв. «Ничего, — отвечали тифлисцы, — дойдет до дела, об нас напишут лучше!»

Кавказской гренадерской бригады легкой № 1 батареи фейерверкер 2 класса Бадарин, наводя орудия на завал, был ранен в ногу, ему говорили, чтобы он шел на перевязку. «Я еще не кончил» — отвечал спокойно фейерверкер и, наведя орудие, сказал: «Теперь стреляйте, а я пойду». Перевязав рану, он явился на батарею. С такими солдатами легка победа и командовать ими есть величайшая честь для каждого военного человека.

Отдавая справедливость вообще войскам, под начальством моим находившимся и отличившимся, в особенности поименованным в журнале и в первом моем донесении: командующему Тифлисским полком полковнику Борзулю, того же полка поручикам князьям Вахвахову и Туманову и штабс-капитану Грабовскому, подполковникам Фрейтагу и Альбранду, полковнику барону Врангелю и майору Карганову, я не могу умолчать здесь, что при распоряжениях моих в день решительного поражения лезгин генерал-лейтенант Фези своею ответственностью в здешней войне и знанием местности был мне весьма полезен, а управляющий походным моим штабом обер-квартирмейстер полковник Менд много споспешествовал к успеху сего дела, приводя в исполнение начертанные мною планы военных действий и обозревая лично места для войск, назначенные на огромном пространстве по крутым горам. Он заслуживает особенного внимания и похвалы по своей неутомимой деятельности и по отличительным своим способностям, а равно за заботливость в обеспечении отряда продовольственными и огнестрельными припасами, при всех трудностях горных сообщений. Не могу также не отдать должной справедливости начальнику артиллерии генерал-майору Козлянинову, попечительностию коего и неутомимою заботливостию артиллерия вверенного мне корпуса может выдерживать трудные кавказские походы и следовать за войсками там, где едва только пеший человек пробраться может, отличаясь при том особенною искусностию своей упряжи и снаряженностию по части лабораторной.

31 мая с рассветом все войска главного отряда двинулись вперед, кавалерия, быстро переправясь через глубокий овраг, захватила в завалах несколько человек, из коих 8, оказавшие сопротивление, были убиты, 2 чел. взяты в плен, а прочие, пользуясь неприступностию, успели скрыться на высотах. Отряд остановился при сел. Кара-Кюри. Богатая и буйная эта деревня, оставленная только ночью жителями, которые не успели забрать всех своих пожитков, сожжена до основания. Свежий и здоровый воздух, удобные помещения лагеря, подвоз продовольствия и огнестрельных снарядов, разработка дороги по берегу Самура, отдых, необходимый солдатам после изнурительных переходов по горам, заставили меня отложить на несколько дней движение отряда вперед. Больных, благодаря Богу, весьма мало.

Признав нужным обеспечить сообщение с Кубинскою провинциею, как теперь с отрядом, так впоследствии и с укреплением, в Ахте предполагаемом, я приступил к возведению укрепления в Аджиахурской теснине и осмеливаюсь испрашивать высочайшего Его императорского величества соизволения, чтобы в память подвига егерей Тифлисского полка назвать оное Тифлисским. [193]

Майор Карганов, получивши подкрепление до 1000 чел. казикумухской милиции, двинулся опять к сел. Хула и, заняв его, приказал сжечь в наказание. Жители некоторых селений явились к нему с покорностию, прося ходатайствовать за них у меня. Между ними прибыли 10 чел. из Ахты, которые предлагали майору Карганову пропустить его через свои деревни, где устроен мост на Самуре, для открытия прямого со мною сообщения. Обещания свои они действительно исполнили, и он явился ко мне второго июня в лагерь Кара-Кюри с старшинами от Ахтынского общества, которые, раскаиваясь в своих проступках, просили пощады за себя и за их страну. Покорность их была принята и им объявлено прощение. Первого июня войска оставались в настоящем расположении, производилась разработка дороги и трассировка укрепления.

Второго июня, после благодарственного молебствия за одержанную победу над неприятелем при Аджиахуре, приступлено к работам укрепления при Аджиахурском ущелье.

3 июня, разорив сел. Кара-Кюри, оставленное жителями, которые, как мне известно, были главнейшими действователями в своих обществах во время бывших беспокойствий, я имел намерение истребить нивы их и все средства, оставшиеся в наших руках. Самое селение, заключавшее до 500 дворов, было уже предано пламени, частью истреблены также сады и хлебы, но когда явились ко мне старшины с просьбою о помиловании их и дозволении водвориться на пепелище свое, я объявил им прощение.

4 июня проливные дожди, продолжавшиеся 3 дня, препятствовали разработке дороги в Аджиахурском ущелье и движению транспорта, следовавшего к отряду, а потому оставался на месте при Кара-Кюри. Обстоятельства не требовали поспешности, ибо ни от кого нельзя было ожидать сопротивления. Оставаясь на месте, я давал время ахтынцам и рутульцам образумиться, в чем и не ошибся, притом надобно было получить 10-дневный запас сухарей.

5 июня, оставив при Кара-Кюри для построения укрепления один батальон полка его светлости князя Варшавского и один Тифлисского егерского, с двумя батарейными и четырьмя легкими орудиями и ротою сапер под начальством подполковника Ясинского, а также и все тяжести, с остальными войсками я двинулся к Ахте. Жители первого на пути сел. Мискинджи встретили войска Его императорского величества с хлебом-солью. Покорность и раскаяние их были, по-видимому, непритворными, и я от высокомонаршего имени даровал им пощаду. К вечеру отряд остановился неподалеку от сел. Ахты, куда прибыли ко мне вскоре старшины и обыватели ахтынские. Майору Карганову дано уже было приказание присоединиться ко мне в Ахте с командуемою им милициею, куда он и прибыл того же числа. 6 июня я осматривал сел. Ахты с окрестностями, чтобы избрать место для предполагаемого укрепления. Около полудня прибыл ко мне в лагерь Елисуйский султан Даниэль-бек, о действиях коего против рутульцев я не мог иметь сведений. Он донес мне лично о занятии и покорении им Рутула и вместе с тем просил о пощаде предавшегося нам известного Ага-бека, который тут же, повергшись на землю, вместе с другими просил о пощаде; не решаясь предать казни преступников, добровольно отдавшихся мне в руки, и соображаясь с высокомонаршим милосердием, даровал я им жизнь и свободу, предоставив себе впоследствии принять меры, чтобы они не были для нас вредны. [194] Впрочем, здесь у меня в первый раз самые важные преступники, раскаявшись в своих злодеяниях, были самыми верными и усердными слугами.

Таким образом, с помощию божию совершено благополучно покорение самурских обществ, волновавших долгое время не только весь Южный Дагестан, но даже и мусульманские смежные провинции. Этот вертеп не будет более служить убежищем всем мятежникам, преследуемым правосудием за все преступления. С 28 мая по 1 число июня вся потеря наша в людях состоит: из убитых нижних чинов — двух, милиционеров — двух, раненых: обер-офицеров — Кавказской гренадерской артиллерийской бригады легкой номер первой батареи подпоручик Соловцов, князя Варшавского полка прапорщик Мерлини, Кубанского казачьего полка сотник Нефедьев, нижних чинов 23 и милиционеров 9, контуженых и ушибленных каменьями: обер-офицеров — Тифлисского егерского полка поручик Бегтабеков и прапорщик Кериса, нижних чинов 45 чел.

Теперь уже не предвидится более никаких препятствий, кроме препятствий дикой природы, к устройству кратчайшего и безопасного сообщения между Дагестаном и Закавказскими провинциями по направлению, которое окажется удобнейшим. К этому важному предмету я приступаю чрез разосланных офицеров Генерального штаба для осмотра и съемки дорог, ведущих по разным направлениям из Ахты через горы в Джаро-Белоканскую область и Шекинскую провинцию.

7 июня избрано место для укрепления при впадении реки Ахты-Чай в Самур на правом ее берегу. Оно обстреливает селение Ахты, оба ущелья и мост на Самуре, который, кроме того, защищен будет особыми блокгаузами.

Для удобнейшего производства работ по укреплению при сел. Ахты и для прикрытия их 3-й батальон Тифлисского и 2-й Мингрельского егерских полков с двумя батарейными, двумя легкими и двумя горными орудиями расположены на речке Ахты-Чай.

В то же время устраивалось сообщение в тылу отряда до Кара-Кюри и вперед к Рутулу по левому берегу р. Самура, также начали поправлять мост на Самуре ниже впадения в него Ахты-Чая и строить новый на этой последней.

Около половины дня прибыли ко мне поверенные от сел. Бурч и Хно, жители коих поднялись противу отряда генерала Симборского. Они умоляли меня о прощении. Я ограничился пока наложением на них контрибуции в 1000 баранов.

8 июня продолжались работы мостов и дорог.

9 июня продолжалась постройка мостов и дорога через Аджиахурское ущелье окончена.

10 июня с утра приступлено к трассировке укрепления при сел. Ахты под руководством инженер-полковника Баумера и окончена дорога от сел. Кара-Кюри в Ахты. Теперь сообщение Кубинской провинции через теснины Самура уже открыто и артиллерия свободно следовать может до сел. Ахты.

11 июня по совершению молебствия заложено укрепление при сел. Ахты.

Генерал-лейтенант Головин

Управляющий походным штабом, обер-квартирмейстер полковник Менд.

РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6361. Л. 108-127. Подлинник.