ЖАК-ВИКТОР-ЭДУАРД ТЭБУ ДЕ МАРИНЬИ

ПУТЕШЕСТВИЯ В ЧЕРКЕСИЮ

VOYAGES FAITS SUR LA COTE DE CIRCASSIE EN 1818

Народы Кавказа населяют страну, расположенную между 43 и 45 градусами северной широты и 55-64 градусами восточной долготы. Она ограничена на севере Кубанью и Тереком, которые отделяют эту страну от черноморских и гребенских казаков; на востоке – Дагестаном; на юге – Имеретией, Мингрелией и Грузией; на западе – Черным морем. Высокая гряда Кавказских гор пересекает ее западную часть с северо-запада на юго-восток по всей ее длине и распространяет свои отроги до морских берегов. Затем она направляется к востоку, поднимаясь до пиков широкой стеной, которую природа в ее причудливых формах дала ей в качестве обрамления, и достигает своими пологими склонами Каспийского моря. Персы дали ей название Седди Искандер (Преграды Александра). Вершины Эльбруса и Мкинвари, или Казбека, вызывают восхищение. У подножия последней горы находятся знаменитые Кавказские ворота, где проходит дорога, по которой русские осуществляют свои операции среди оссетов, кистов, ингушей, гудамакаров и тушин для установления связей с Грузией.

К северу от Кавказа простираются прекрасные равнины, орошаемые бесчисленным количеством речек, которые после небольшого свободного течения пополняют воды Кубани и Терека, впадающие соответственно первая в Черное море, вторая – в Каспийское море.

Почва, вообще необработанная, весьма хорошая, плодородная, и на ней можно выращивать любые культуры, еще неизвестные местным жителям. Большая часть этой страны покрыта сегодня бесчисленными лесами, в которых произрастают прекраснейшие деревья строевого леса.

На побережье, которое предлагает мореплавателям хорошие якорные стоянки, климат теплый, так же как в глубоких долинах, которые разделяют на части длинную цепь гор и в которых текут небольшие речушки. Но на равнине за горами воздух весьма прохладный и зимы крайне суровые.

Было бы очень трудно точно узнать о происхождении местных народов; оно уходит в мрак веков и в великое множество вымыслов, которыми греческие поэты окутали страны, которые они осваивали. Однако многие античные историки ¹ единогласно помещают на Кавказе и у Каспийского [20] моря албан, иберов, хазар, массагетов, кадусиев, киссиатнов, мосхов, фтейрофагов, савроматов, гиркан, амардов, песков, дербиев и т. д., которые, по большей части укрепившись за недоступными скалами, постоянно оказывали упорнейшее сопротивление усилиям захватчиков, пытавшихся покорить их, одолев Кавказские ворота. Этот удивительный проход был защищен замком, называемым Кумания, который, как полагают, находился на месте нынешнего Владикавказа, напротив иберийского местечка Гармастия, на развалинах которого возведена осетинская деревня Ларс.

Колхи, гелоны, меланхлены, колики, кораксы, абазги, гениохи, ахеи, керкеты и синты населяли берега Черного моря. Соблазненные торговлей, они способствовали проникновению в их страну чужеземцев ², и многие из них склонили свою голову под игом римлян ³. Помпей ⁴ украсил ими свой триумф, а император Адриан ⁵ дал им царей. На их берегах находилась Диоскурия, или Себастополь ⁶, колония милетян, по Арриану; другие считают, что ее основали Амфит и Телхий, возницы Кастора и Поллукса, которые основали лишь местечко Искурия. Питиус, прозванный Великим, ныне лежит в развалинах Пицунды, недалеко от Сухум-кала; Боргис, Масетика, Гераклей были основаны в стране ахеев; Пагры, Гиерон и Синдика были построены местными жителями страны, которая простирается до Суджук-кала.

Мы в Европе знаем все эти народы под общим названием черкесов. Турки и русские называют их черкесами, а тех, кто живет к полуденной стороне от побережья Мингрелии – абазами. Турки же относят это название ко всем без различия. Интересно, что черкесы сами себя называют словом «адиге», которое совсем не встречается у известных нам античных авторов. Название народца «абазех» является искажением названия «абаза» и происходит, несомненно, от слова «абасса», так же как «чиркасы» или «черкесы» – от «керкетов», и, может быть, «нутахаи» (натухаи. – В. А.) происходят от «ахеев» ⁷. Аппиан Александрийский утверждает, что последние были греками, которые, возвращаясь из-под Трои, были заброшены штормом в Понт Эвксинский, где они подверглись многим притеснениям со стороны варваров; некоторые из них были отправлены на судах на родину, там они были встречены плохо и отвергнуты, что привело их в ярость, и они сами со временем приняли [21] обычаи скифов и стали обходиться безжалостно с теми чужеземцами, которые приходили к ним. Сперва всех причаливавших к их берегам они приносили в жертву, затем стали выбирать самого лучшего, и, наконец, жребий решал судьбу жертвы.

Черкесы сегодня представляют удивительную картину жизни свободного народа, который всегда сохранял своем обществе первобытное состояние всех его сообществ, хотя и был окружен более цивилизованными народами. Они рассеяны по вершинам самых высоких гор, разделяясь на племена со своими особыми названиями и образуя в то же время небольшие феодальные республики, вождями которых являются несколько князей. Только турки со времени завоевания Византийской империи поддерживают с ними торговые связи и, не пытаясь покорить их, довольствуются владением Анапой – крепостью, расположенной на крайнем севере побережья, почти напротив границ России, имея в качестве границы Кубань; они учредили свой рынок с черкесами, от которых они получают девочек и мальчиков в обмен на некоторые товары, доставляемые ежегодно из Константинополя и Анатолии. Эта торговля, которая приносит им чуму ⁸ и уносит их детей, является неизбежной причиной значительного уменьшения численности населения. Пылкая любовь к независимости и воинская доблесть, которая не поддается обузданию, делают их грозными для их соседей. Привычные с самого нежного возраста к суровой закалке тела, упражнениям с оружием и лошадью, они признают одну только славу победы над врагом, а стыдом – бегство от врага. Они также нарушают свои границы, чтобы напасть на соседей, ограбить их земли, похитить их стада и увести в рабство всех, кто попадется в их руки. Даже море не может помешать их грабежам. Погрузившись на хрупкие барки, они часто захватывают суда, которые приближаются к их берегам. Однако один вообще неведомый обычай, который можно обнаружить только у некоторых варварских народов, рассеивает страхи путешественника, посещающего их. Он состоит в выборе хозяина дома, называемого по-турецки «конак», имя которого обеспечивает ему безопасность. Этот человек впредь по отношению к соотечественникам становится гарантом всех поступков своего подопечного, которому он оказывает знаки величайшего гостеприимства и который пребывает в безопасности от любых обид ⁹. [22]

Вторжение черкесов к черноморским казакам и ответные меры последних поддерживают длительную войну на границах, которые Россия примерно 40 лет назад определила для своей империи. Это государство время от времени посылает войска, которые в малознакомой и труднопроходимой стране не добиваются каких-либо существенных выгод, и эти посредственные усилия ничуть не пугают людей, которые считают себя непобедимыми в своих горах. Со времени последней войны с Турцией Россия захватила в 1807 году Анапу и в 1811 году Суджук-кала – небольшой форт в 7 лье к югу, защищавшийся турками, и она имела бы больше выгод, если бы по миру 1812 года не была вынуждена вернуть их Великому Султану. Ныне Суджук-кала пребывает в запустении, а Анапа, которая увеличила свои укрепления, управляется пашой.

В течение 5 лет, пока русский флаг развевался над этой крепостью, несколько христианских торговцев попытались развить у ее стен небольшую коммерцию с черкесами.

Хотя их душа очень мало расположена к обмену, все же многие проявили желание вступить в связи с Россией и выразили надежду, что будет возможно достичь упрочения дружественных связей между этими двумя народами.

Госпожа Катарина Бухольц, жена генерал-коменданта Анапы и дочь одного черкесского семейства, из которого она была похищена в возрасте 14 лет, употребила все свои усилия для внушения доверия своим соотечественникам – настолько она была воодушевлена желанием ввести их в цивилизованный мир. Она оказала бы большую услугу России, если бы военные, которые ее окружали, не сочли бы химерическими ее проекты. Однако эта дама оказала добрый прием генуэзцу г. Скасси ¹⁰, который прибыл в Анапу в числе других коммерсантов, и устроила ему знакомство с некоторыми черкесскими князьями.

Введенный в эту страну под покровительством такой защитницы, он увлекся совершенно и был, может быть, полезен русским генералам ¹¹. В 1814 году, после сдачи Анапы, г. Скасси попросил у (русского) правительства строительства транспортного судна для доставки соли на рейд Пшата ¹², где он построил заведение под руководством двух комиссаров и использовал строевой лес для возведения арсенала имперских военных судов. Он добился своего, и под покровительством князя Мехмета Ендар-оглу, кунака г. Скасси, команда русского военного корабля «Дунай» [23] прибыла в Черкесию, где она была встречена доброжелательно.

Герцог де Ришелье ¹³, который стал душой этой первой экспедиции, задумал с тех пор проект сменить бесплодную войну на торговые связи с черкесами. Правительство одобрило этот проект, и г. Скасси, уже член департамента по делам иностранцев и инспектор границ Черкесии, был назначен руководителем. Он получил на это дело от императора в дар 100.000 пудов соли из солеварен Крыма.

В это время (в 1817) я строил в деревне Алушта, на южном побережье этого прекрасного полуострова, шхуну, которую г. Скасси счел пригодной для запланированных отношений. Она получила название «Черкес» и военный флаг пакетбота. Меня назначили командиром и директором этой экспедиции. В 1813 году я уже побывал в Анапе, а известия, которые я получал о внутренней жизни Черкесии, давно уже возбуждали во мне желание познать эту страну. Я был рад открывшейся возможности и присоединился к трудам г. Скасси.

ДНЕВНИК ПУТЕШЕСТВИЯ

29 апреля 1818 года, в 11 часов утра, я снялся с якоря в порту Керчи с грузом соли и железа. Порт Геленджик был моей первой предстоящей остановкой, а затем – рейд Пшата. В мои предписания входило также посетить, если смогу, побережье далее к югу для поиска новых портов, может быть лучших для торговли на якорной стоянке. Помимо экипажа я вез на борту двоих плотников из адмиралтейства, имевших целью рубить строительный лес, и одного переводчика.

Хотя юго-восточный ветер препятствовал нам, я надеялся найти более благоприятный выход из пролива, и мы прошли, лавируя, косу Павловскую, затем Таманскую. В три часа пополудни мы стали на якорь в карантине Керчи, называемом Амбелакай, чтобы представить наши документы брандвахтеру (начальнику морской охраны). Ветер сделался крайне слабым, чтобы плыть против течения, которое шло на север, и мы простояли ночь на якоре в ожидании спокойного кессата.

30 апреля. В 4 часа утра мы поставили парус под слабый запад-юго-западный ветер. В 9 часов он подул на юг [24] вместе с большой волной, шедшей в том же направлении, что и накануне. В 8 часов вечера мы бросили якорь в гавани мыса Таклы, имея 5 саженей глубины под килем. Ночью ветер успокоился.

1 мая. В 4 часа утра бриз с суши подул с юго-запада и мы снялись с якоря. Мы пошли к мысу на востоке. В полдень ветер повернул на юг, затем на запад и, наконец, на северо-запад. Мы следовали всем этим изменениям направления ветра. В 8 часов вечера на северо-востоке показались Анапа и мыс Суджук-кала. Ветер крепчал все более и более, и я счел нужным уменьшить паруса, чтобы не войти в порт Геленджик ночью. Контр-бриг, брамсель и гит были закреплены; мы пошли со скоростью 7 узлов. Ветер с суши не позволял нам подойти к берегу Черкесии; он дул на северо-восток сильно и порывисто, так что я мог убрать на ночь риф на бригантине. Течения, которые идут на север в этих местах всегда с удивительной скоростью, препятствовали нам продвигаться вперед, несмотря на силу ветра, и это стало причиной того, что мы в 4 часа 30 минут следующего утра оказались на траверсе залива Суджук-кала.

2 мая. Поставив все паруса и двигаясь под малым ветром, мы в 9 часов прошли мыс Тауба, который образует вход в Суджук-кала. Он очень возвышенный, похож на пик с белыми отвесными скалами и имеет форму треугольника. В 11 часов мы оказались напротив того места, где я должен был войти в порт Геленджик; один взгляд на побережье, которое мне уже описал один капитан из числа моих друзей, подтвердил эту мою мысль. Однако офицер, лоцман императорского военного корабля, находившийся на моем судне, не был согласен со мною. Он основывался на позиции этого порта на карте Черного моря русского лейтенанта Будищева, который помещал его в 25 милях от Суджук-кала, и он заставил меня отдать распоряжение обойти бухточку, расположенную между этим пунктом и мысом, который скрывал от нас побережье к югу. Эта бухточка, по моему мнению, была Яланджи Геленджик (ложный Геленджик) турков.

Заметив, наконец, одну черкесскую лодку, которая шла вдоль берега, я отправил к ней шлюпку с переводчиком и шестью матросами для разрешения наших сомнений. Черкесы сначала хотели уклониться от встречи, Но через полчаса они подпустили их к себе, и я услышал, как они поют свое любимое «арираша», что успокоило меня относительно [25] участия нашего эмиссара, который по возвращении подтвердил, что мы находимся напротив Геленджика. Слабый западный ветер помог нам войти в порт.

Наше появление собрало огромное количество черкесов на берегу; я счел необходимым отправиться к ним с переводчиком, который посоветовал мне оставить оружие в шлюпке, но я счел более удобным завоевать их доверие, предоставив им разоружить нас и полагаясь на их гостеприимство. По мере нашего приближения их ряды быстро увеличивались, сверкая всеми видами оружия.

Однако я не могу здесь удержаться от размышлений по поводу сложившейся для нас ситуации и признаюсь, что, может быть, озабоченность является тому причиной. Я выступил против дикого народа, в течение стольких веков известного своим варварством и не противящегося своей любви к грабежу, от которого меня могло спасти только одно имя совершенно незнакомого мне человека. Если я не ошибаюсь, именно чувство гостеприимства является для черкесов самым священным и почитаемым. У них это достоинство проявляется в действии, тогда как у нас оно встречается лишь в записках философов.

Сразу же после нашей высадки на берег они окружили нас и нетерпеливо потребовали назвать имя нашего конака, что должно было стать сигналом нашей свободы или рабства. Едва я произнес имя рода князя Мехмета Ендар-оглу, как они тотчас приветственно протянули нам руки и поспешили поздравить со счастливым прибытием.

Поскольку время было уже позднее, я удовлетворился тем, что спросил о нашем конаке и комиссионерах г. Скасси, к которым я отправил посыльного, пообещав ему две меры соли в качестве платы за его путешествие. По возвращении на судно я приказал, чтобы каждую вахту несла половина экипажа для надежности охраны, а также чтобы разбудили меня и переводчика при прибытии первого судна.

Бриз с юго-востока, который поднялся с заходом солнца, дул всю ночь.

3 мая. В этот день, как и накануне, наш флаг был поднят на корме, а генуэзский флаг – на фок-мачте. Этот последний должен был развеваться там все время по совету г. Скасси. Он полагал, что эта мера может оказаться полезной для нас на случай неожиданности, если бы эти люди оказались генуэзцами, которые сами себя называют «дженувез» [26] и считают себя их братьями, – свойство, которым они удостаивают также и французов ¹⁴. Но мне было нетрудно заметить, что эта предосторожность моего руководителя не могла все же служить большему, нежели утешению его соотечественников в смысле вторичного появления их флага на берегах Черкесии в момент, когда он исчезает из Европы. У этих диких народов нет никакого понятия на сей счет, и когда я хочу обратить их внимание на это, они едва могут понять, что же я хочу им сказать.

Я не знаю, что привязывает черкесов к нам, народу, о котором они ничего не знают ¹⁴. Что же касается тех, кого они называют генуэзцами, я думаю, что они ведут свое происхождение из империи, которая была некогда их республикой на Черном море, и из колоний, которые она основала на побережье абазов. Некоторые разыскания, которые нетрудно провести, могли бы пролить свет на этот вопрос, и, может быть, найдется несколько генуэзских слов в словаре черкесов-натухаев ¹⁵; их манера приветствовать других, снимая шляпу, единственная на всем Востоке, может послужить доказательством их связей с европейцами.

Однако все эти братские чувства, которые нас объединяют, не меняют наших взглядов относительно необходимости иметь кунака, ибо в 1813 году нескольких военных поляков, которые были отправлены в качестве пленных в Грузию после стычки с великой армией, шедшей в Россию ¹⁶, загорелись желанием вернуть свою свободу, выработали проект бегства через Кавказ и в числе 12 человек осуществили этот план. Через несколько дней они встретились с черкесами, которым они представились как французы. Те пригласили их в свои жилища, где обошлись с ними весьма гостеприимно, но, верные своим обычаям, когда поляки пожелали снова отправиться в путь, каждый из них был задержан там, у кого он гостил, с объяснением, что он более не свободен, но что в качестве их братьев они могут воспользоваться первым же случаем для продажи их торговцам, которые пристают к этим берегам.

Действительно, в мае 1813 года, когда я находился в Анапе после сдачи этого местечка туркам, один из тех, кто жил совсем рядом со мной, оказался из их числа. У меня было немного серебра, и я не смог дать ему столько, сколько он просил; мне было горько видеть, как этот несчастный возвращается в горы. Он был в отчаянии. Я старался внушить сострадание его хозяину, но корысть всюду [27] является могучей движущей силой некоторых душ, которые мне невозможно смягчить. Тогда я вспомнил, что у меня есть украшение из золота, которым я очень дорожу. Оно принадлежало моей дражайшей матушке, которую я потерял год назад, но цель жертвоприношения была достойна того, что представлял мне этот день; я не стал колебаться и имел удовольствие вернуть тому человеку свободу.

Война в Европе еще продолжалась, поэтому я не счел возможным взять его с собой до какого-нибудь порта в России и посадил его на турецкий корабль, шедший в Константинополь, где этот добрый поляк с усердием воззвал к щедрости некоторых послов, чтобы вернуть мне долг, несмотря на то, что я находился в России и ничего не требовал от него. Но этот человек, который во время своего пребывания в рабстве у этих варваров испытал чувство гордости, вызванное счастьем принадлежности к великой нации, оттолкнул тех, кто покровительствовал ему, и умер бы от голода в Константинополе, если бы не нашел себе средств к существованию. Досадно, что я забыл отметить его имя в моих записках; он был уланский унтер-офицер и уроженец Кракова. Позднее я узнал, что его товарищи все были выкуплены одним рагузийцем по имени Мирковик, который торговал в Анапе ¹⁷.

В 8 часов у входа в порт показался парус; это была барка, которая направлялась к нам. Четыре человека, которых она доставила к нам, с пением пересели на наше судно и после того, как приветствовали нас снятием своих шапочек, сказали, что проводят нас в Пшат к супруге нашего кунака, который, узнав о нашем прибытии, как можно скорее послал их предложить нам свои услуги. Я угостил их «водой жизни» (водкой. – В. А.), которой они выпили каждый по три рюмки, хотя никогда прежде не пили никаких спиртных напитков и не знали, что это такое и сколько его помещается в сосуде. Они проявили полное равнодушие к соленой рыбе и ели главным образом сыр. Через час мы погрузились на их лодку, чтобы добраться до берега; она была такой же, как и те, что я уже видел – плоская, без киля, обшивка закреплена гвоздями и несколькими тонкими деревянными штырями около шпангоутов. На носу возвышалась фигура в виде головы животного, которое трудно определить точно, но черкесы называли его козой. Не память ли это о баране, который находился на носу греческого судна, доставившего сюда Фрикса и которого эти люди [28] помнят до сих пор? Их весла, весьма короткие, были прикреплены к доскам необычайной длины; на дне лодки находилась маленькая деревянная поперечина для скоб. Они обходились одним рулем и небольшим прямоугольным парусом.

Некоторые из таких лодок могут вместить до 60 человек, и среди них есть те, которых они похитили некогда с невооруженных торговых судов, застав их врасплох недалеко от своих берегов. Древние называли их камарами ¹⁸.

Усевшись на свои места в лодке, наши гребцы-черкесы запели «арираша» – род рефрена, который они исполняли в два хора и сопровождали движениями весел, более или менее сильных соответственно различиям тонов напева; они прибавляют к этому пению очень смешные гримасы, которые считаются у них основным достоинством хорошего гребца.

Мы пристали к тому же месту, что и вчера, справа от небольшого ручья, вдоль которого стояли остовы трех хижин и плетень, которые служили в качестве складов.

Несколько черкесов вышли к нам навстречу. Среди них был один старый грек, поселившийся в этой стране 40 лет назад; его женой была черкешенка, которая нарожала ему много детей и умерла два года назад от холеры. Этот старик пригласил нас войти в один из складов, где у него находилось около 600 пудов соли.

Восхищенный находкой человека, с которым я мог бы поговорить, я принял его предложение и сел, хотя и с отвращением, на ветхие лохмотья, которые служили ему лежанкой. Искурив несколько трубок, он сообщил мне, что князь Ендар-оглу приглашен в окрестности Суджук-кала на годовщину смерти одного из его друзей; наши комиссионеры находятся с ним.

Один из них, по имени Мудров, похитил юную девушку Пшат ¹⁹, что возбудило большую часть жителей этой долины – событие, которое могло совершенно расстроить наше предприятие, и Ендар-оглу в качестве кунака должен был его защитить.

Пора было вдохнуть свежего воздуха и выйти из склада после долговременного вдыхания запаха отвратительного табака и не менее отвратительных испарений. Я потребовал дать мне спутника, чтобы прогуляться по местности, которая казалась мне величественной. Разрешение было дано, и назначен человек для сопровождения. [29]

Мы с ним вышли на очаровательную равнину, где змеился ручей в тени платанов, ясеней, грабов, груш и диких яблонь, по которым вился виноград до самых их верхушек. Пройдя некоторое время по этой волшебной местности, мы оказались у входа в густой лес, где наш проводник остановился и сказал, что воздух соответствует тому, чтобы мы выпили молока. Он держал саблю в руке и пистолет за поясом. Внезапный страх охватил нас; проводник и переводчик едва дышали и уже раскаивались, что отправились в эти незнакомые места ²⁰. Однако мягкость выражения его лица влекла меня за ним, а мои товарищи последовали за мной. Пройдя по узким тропинкам, пересекавшим лес в различных направлениях, мы пришли в хозяйство, состоявшее из четырех хижин, окруженных деревьями, и вошли в самую ближнюю, которая была отведена для приема путников.

Она состояла из одной комнаты, оштукатуренной изнутри и снаружи, и одного большого дымохода татарского типа в углу; по его бокам стояли две софы, покрытые циновками. Стены были украшены седлами, поводьями и оружием. Нам сказали, что мы находимся у князя – родственника вашего кунака, по имени Шаган Гери-оглу – Кошмита, отсутствующего по той же причине, что и Ендар-оглу. Один из его подданных, выступавший в роли интенданта, принял нас очень вежливо и хотел заказать для нас обед, но, видя, что нам необходимо уйти, пригласил нас на завтра.

Мы вышли на берег моря, где я возобновил беседу с греко-черкесом, чтобы узнать о торговле товарами. Он пожаловался на большие перемены, произошедшие в этой стране с того времени, как чума произвела здесь ужасное опустошение и унесла две трети жителей побережья. Это бедствие нанесло жестокий удар черкесам, и они предчувствовали новые горести, которые могли проистечь из связей с турками. Ни одно судно этого народа еще не пришло сюда со времени наступления прекрасного сезона и по всей вероятности больше не придет, потому что паша Анапы, заинтересованный в том, чтобы торговля с абазами велась в его крепости, был послан Портой для обеспечения туркам права торговли в других местах на этом побережье. Эта мера, которая вынудила жителей здешних местностей держаться подальше от того, что им было так необходимо, сильно настроила их против него.

Слабый ветер с юга, выходя в открытое море, умерял [30] дневную жару и делал прекрасными ночи; бриз с суши бальзамировал воздух ароматом тысяч растений, и только пение соловьев нарушало тишину, царившую в этих местах.

Внезапно пронзительные крики поразили наш слух. Они походили на крики тревоги черкесов, о чем нам уже говорили. Эти крики привлекли на палубу всю команду, которая решила, что на нее напали. Но нас быстро успокоил наш переводчик, сказав, что это шакалы. Эти животные, которых нет в Европе, похожи на волка и лису. Они большие воры и часто похищают башмаки и шапки у тех, кто ночует в лесу. Их шкура пригодна для изготовления меховой одежды. По ночам они иногда собираются в большом числе в лесу и испускают крики, похожие на те, что мы услышали. Черкесы утверждают, что это предвещает дождь; я не знаю, насколько справедливо это наблюдение, но точно то, что мы долго не смогли бы успокоиться, если бы один человек не объяснил нам различие между криком этих животных и криком людей, весьма похожих один на другой для таких неопытных ушей, какими были наши.

4 мая. В 8 часов утра мы пришли в район, куда нас приглашали. Там мы встретили третьего из сыновей Ендара-оглу, которого слух о нашем прибытии привел в Геленджик. Этот юный князь по имени Касполет (Казбулат) обращал на себя внимание своей очаровательной внешностью; его приятная физиономия настраивала в его пользу. Он был высок, хорошо сложен и весьма худощав, как и все черкесы. Его одежда, похожая на ту, что я уже видел прежде, не отличалась ничем особенным. На нем были широкие холщовые штаны; куртка или туника, которая служила также в качестве рубашки, опускалась до колен; поверх нее было серое драповое платье такого же покроя, на каждой стороне которого, на груди, имелась дюжина полых трубочек из сафьяна, которые служили для помещения в них патронов. Он носил длинные чулки из серой шерсти, без подошв, перевязанные в коленях широкими фетровыми подвязками; башмаки из сафьяна, весьма теплые, без подметок, и шапочку из бараньей шкуры. У него было ружье с албанским прикладом, которое он носил на перевязи в шерстяном футляре, огромный кинжал, украшенный серебром пистолет, сабля с рукояткой из того же металла, без эфеса, изготовленная в форме ножа, ножны с галунами были сшиты из многих кусков кожи разных оттенков. [31]

Вся роскошь черкесов состоит из хорошего оружия, с которым он обращается с величайшей заботой.

Они бреют голову, как турки, оставляя лишь прядь волос на макушке ²¹. Старики бреют бороду, но молодежь обычно только подрезает ее ножницами, и так делает большинство из них, что означает вступление в зрелый возраст. Все они носят длинные усы.

В 9 часов вассал, который приглашал нас к себе накануне, пришел к нам с приглашением к себе. Хотя я и счел довольно необычным идти обедать в столь ранний час, все же я решил пойти к нему. По дороге переводчик объяснил мне, что у черкесов нет определенных часов для еды, а принимают пищу тогда, когда почувствуют, что проголодались, и пища их состоит из куска хлеба или просяного пирога. Во время путешествий или вторжений к соседям небольшого количества заквашенной просяной муки хватает им на все путешествие. Они носят эту провизию в небольшом кожаном мешочке, подвешенном к седлу. Эта умеренность нарушается только для иностранцев или во время праздников; в этих случаях едят долго и обильно.

Мы оказались в том же доме, где были вчера, и вынуждены были сесть сразу же по прибытии, чтобы больше уже не менять место до самого отбытия. Этот неудобный обычай, который употребляется в церемонии приема иностранцев, крайне ограничивал меня, и чтобы вытерпеть его, я использовал свободу выбора любого места. И это не самое неудобное; в нем есть еще одна особенность, которая неизбежно употребляется на всем Востоке: садиться со скрещенными ногами и на пятки.

Черкесы при входе жильцов дома кладут на землю все свое оружие, которое тотчас развешивается на стене, и остаются только с кинжалом, с которым не расстаются никогда. В знак уважения к нам они все время стояли перед нами. Если бы мы не позволили им этого, они все сели бы, за исключением хозяина дома.

Нам подали воды помыть руки, после чего сразу же принесли обед на восьми маленьких круглых столиках, примерно трех футов в диаметре, которые были внесены один за другим с величайшей быстротой. На первом были различные сладкие и молочные блюда; на втором нечто вроде круглого пирога – он представлял собой тесто из вареного проса, в центре его была выемка в форме чаши, наполнении превосходным рагу из цыплят, подкрашенным большим [32] количеством красного перца. Я ел немного, потому что оно было очень горячее и нам не подавали вилок. Пирог из проса заменял нам хлеб. Остальная пища состояла из соленого мяса, которое ели с медом, пилава, яиц и т. д.; по окончании еды нам подали еще раз воды для омовения рук.

У черкесов считается позорным есть в присутствии иностранцев, а тем более с одного и того же столика с ними, поэтому наш хозяин, молодой князь, и его друзья не принимали участия в обеде во время десерта и тактично ушли во двор.

Мы принесли с собой платки и иголки в подарок хозяйке дома, но поскольку она не вышла к нам, я поручил передать их ей переводчику, которого она приняла так же приветливо, как ее муж нас.

Сын Ендара-оглу с удовольствием принял приглашение посетить наше судно. При нем постоянно находились несколько черкесов, которые проводили нас до берега моря. Хотя мы только что встали из-за стола, я пригласил их к обеду, который уже ожидал нас, и они нашли его приятным, так же как и несколько рюмок «воды жизни», которую они выпили в несколько приемов, и, по их обычаю, каждый по три рюмки.

Я говорил с ними на турецком языке, который они весьма невзлюбили после опустошений, произведенных чумой, потому что из-за нее купцам было запрещено торговать на их берегах. Следует сказать, что, без сомнения, связи с Россией дали бы им больше, если бы она уважала их свободу. Я убеждал их, что в цели этого государства не входит лишить их ее и что единственным его желанием было установить торговые связи, которые обеспечат им их потребности и гарантируют мир.

При отбытии князя мы отсалютовали ему тремя выстрелами из пушки. Он направлялся вместе с другими молодыми черкесами в окрестности Суджук-кала, где находился его отец, чтобы показать свое умение в пеших и конных состязаниях, которые во всеобщем употреблении на их похоронах.

Эти торжества обычно состоят в молитвах, которые произносятся на могиле усопшего, и в обильной пище, раздаваемой присутствующим. Большое количество тканей, уносимых быстрым всадником, должно вознаградить наиболее умелых наездников, которые, как и их лошади, не жалеют [33] сил для получения награды и уносят призы за скорость. Торжество заканчивается другими различными соревнованиями.

Ближе к вечеру мы подошли к берегу в одном кабельтове от складов, где было 5 саженей глубины.

5 мая. В этот день, в воскресенье, грек Димо попросил у меня разрешения помолиться на судне, перед крестом в каюте; я охотно разрешил. Он принес несколько свечей из желтого воска, которые черкесы, как и мы, используют в своих религиозных обрядах, и зажег их в знак нашего искупления. С ним пришел один местный житель, который во время молитвы хранил уважительное молчание.

После обследования залива, в котором мы находились, мне стал немного понятнее план, составленный офицерами русского линейного корабля, который пристал, здесь в 1811 году. Я решил составить его заново, используя все необходимые предосторожности, чтобы не возбуждать подозрительность черкесов ²². Это было сделано также по той причине, что мы не учли расстояние в 166 туазов от складов до одного небольшого замечательного местечка, где берег имел округлую форму. После измерения двух крайних точек, которые можно было видеть, наша третья позиция была установлена на судне.

После возвращения гонца, которого я посылал к нашим комиссионерам, мы узнали, что один из них, по имени Тауш, должен прибыть завтра.

В этот день я видел замечательный пример умеренности цены на скот. Вынужденный купить свежего мяса, я купил одного небольшого теленка стоимостью (в соли) в 5 турецких пиастров; две козы и несколько яиц обошлись мне в 2 пуда соли и один ок железа.

6 мая. Выстрел из пистолета известил нас о прибытии г. Тауша; он задержался в связи с делом Мудрова, подробности которого мне были настолько же неприятны, насколько и подозрительность местных жителей и их отчужденность по отношению к иностранцам, которые среди них вели себя презрительно к их законам. Мне стала ясна неизбежность возрастания и порождения новой ненависти. Однако я не мог еще составить справедливого мнения о преступлении нашего комиссионера, поскольку несколькими годами ранее слыхал в Анапе, что влюбленный черкес должен похитить ту, которой назначено стать его женой. Господин Тауш объяснил мне дело следующим образом.

Прекрасный пол, хотя и обречен вести многотрудную [34] жизнь, все же здесь меньше, чем у турок, пребывает в вечном затворничестве. Девушки особенно допускаются на все праздники, которые они украшают своим веселым нравом, и их общество является самым сладким развлечением мужчин, с которыми они ведут себя крайне непринужденно.

Как только молодой человек сделает свой выбор, он должен договориться с отцом о плате за его дочь. Эта плата состоит по большей части в одной кольчуге, саблях, ружьях, лошадях и нескольких быках. Совершив сделку, молодой человек похищает свою возлюбленную с помощью друга, который сажает ее на свою лошадь и сам садится на лошадь позади нее. Затем все трое мчатся галопом в жилище одного из их друзей. Приятель представляет там девушку, которую сразу же помещают в комнату, отведенную для новобрачных. Сидя в одиночестве, она терпеливо ожидает решения своей участи, поддерживая огонь в камине, который заменяет ей светильник. Когда все обитатели дома уснут, приятель идет искать жениха в лесу, чтобы отвести его к невесте. Жених, перед тем как предаться удовольствию бога, который их соединит, разрезает своим кинжалом корсет, который его жена носит с пяти или шести лет.

Этот корсет изготавливается из сафьяна и снабжается двумя деревянными дощечками, помещенными на ее груди. Дощечки своим давлением препятствуют развитию грудей. Эти части тела рассматриваются как атрибуты материнства, и было бы позором для девушки дать им развиться так, чтобы они обращали на себя внимание. Корсет также очень сильно сдавливает бюст от ключицы до пояса с помощью шнура, который пропускается через небольшие отверстия в сафьяне. Иногда этой же цели служат серебряные крючки. Она носит корсет днем и ночью и не снимает его до тех пор, пока он не износится, а затем заменяет его другим. По этой причине, можно сказать, талия черкесской девушки в день бракосочетания имеет те же размеры, какие были у нее в возрасте 6 лет.

Следует отметить, что г. де Лакруа, который в своем описании местностей между Каспийским и Черным морями излагает некоторые детали относительно черкесов довольно точно, был введен в заблуждение своими информаторами, вследствие чего он заявляет, что «плечи девушек сжимаются корсетами достаточной ширины, небольшие [35] размеры которых привлекают мало внимания при оценке красоты их груди». Один иностранец был шокирован видом плоских грудей юных черкешенок, и не счел, что замужние женщины, освободившись от девического корсета, позволяют природе проявить свои права. Никакая другая церемония, исключая некоторые развлечения, не делает брак законным.

Назавтра, на рассвете, муж покидает свою молодую супругу, которая переселяется в отдельный дом, построенный им самим в своем хозяйстве для нее, где он видится с нею только по ночам или с соблюдением величайшей таинственности, поскольку ему грозит нечто вроде бесчестья, если его увидят вместе с женой.

Коли муж богат, он платит своему тестю цену, которую они сочтут подходящей; в противном случае цена выплачивается понемногу в течение нескольких лет, пока долг не погасится.

Обычай не видеть свою жену не является следствием презрения черкесами прекрасного пола; я думаю, что, напротив, он оригинально устроен для того, чтобы продлить власть любви над супругами при помощи тех препятствий, которые влюбленные преодолевают, чтобы соединиться, и которые должны продлить эту иллюзию. Подобный же закон был установлен Ликургом для лакедемонян, и он может служить доказательством происхождения абазов ²³, или, скорее, основания нескольких пелопонесских колоний на их берегах, если не считать, что многие народы с колыбели имели похожие нравы. И сами спартиаты не настолько отличались от других греков, поскольку они сохраняли у себя институты варварского государства, от которых другие народы отказались в пользу своей цивилизации.

Мудров некоторое время назад познакомился с одной девушкой, в которую он страстно влюбился и был взаимно любим, но родители которой отказали ему, рассчитывая на богатую партию у шапсугов. Правда, любовь и у черкесов не освобождает от препятствий и огорчений, которые она причиняет и в других местах чаяниям и надеждам. Но также всюду изобильная в средствах, она вдохновила нашего [неразб]аса, который, несмотря на стесненность, в которой девушку держала ее семья, нашел способ удачно уведомить свою возлюбленную о дне, когда он должен будет увезти ее к себе, и, полная доверия к его отваге, она предложила ему похитить ее. Мудров – грек; чувствительный к несправедливости [36] и пылая местью, он собрал сыновей Ендара-оглу, объяснил им свою обиду, которую ему причинили за его любимую, которую он сердцем избрал себе женой, и попросил их помочь ему.

Положение кунаков обязывало их (помочь ему); в ту же минуту они расположились в засаде на дороге, где должен был проследовать кортеж, который был обращен в бегство его сторонниками, и юная Джантина, награда за победу, была с триумфом увезена к старому князю, где в тот же вечер возлюбленные соединились.

Господин Тауш подтвердил мне известие о запрете туркам Оттоманской Портой торговать на этом побережье в любом другом месте, кроме Анапы; это представило мне в весьма благоприятном свете установление наших коммерческих связей. Для подтверждения успеха следовало поспешить доставить черкесам все, что они получали от торговли с турками до сих пор, и Россия могла бы иметь весьма большую выгоду, поскольку она владела большей частью предметов первой необходимости, которые этот народ вынужден был искать в Крыму.

Я составил план отправки человека в карантин Бугаза, снабдив его письмом к г. Скасси, которого важно было информировать в данном обстоятельстве ²⁴.

Познания г. Тауша меня очаровали. Этот комиссионер был молодым немцем, которого обстоятельства вынудили перебраться на жительство к черкесам после занятий торговлей в Анапе, когда этот фонт перешел к русским. Он в совершенстве изучил их язык, и г. Скасси в своих первых испытаниях привязался к нему и назначил его позднее руководителем учреждения в Пшате. В течение 7 лет пребывания в этой стране он усвоил нравы и обычаи здешних жителей, которые его очень полюбили. Он был настолько полезен в наших операциях, что я не сумел бы отыскать никого, кто мог бы заменить его.

7 мая. Я воспользовался своим пребыванием здесь, чтобы посетить главным образом якорную стоянку Геленджика и осуществить мой план ²⁵.

Вход в этот порт, который местные жители называют также Кутлуци, имеет в ширину около 1 мили. Северная оконечность низкая, лишенная деревьев и окруженная с одной стороны известняковым камнем, широко выдвигающимся на юго-юго-запад примерно на 1,5 кабельтовых. Южная часть пологая, образована сланцем, расположенным [37] наклонными пластами; местные жители называют ее Тлиувиес. Ее край достигает высоты около 25 футов над уровнем моря и идет, возвышаясь, на юго-восток, в сторону долины Мезип. Здесь растут несколько кустов.

Эта якорная стоянка одинакова со всеми другими на этом побережье. Долина, где змеится ручей, впадающий в море возле складов, имеет около 1 лье в длину. С юго-востока, со стороны Мезипа, она ограничена высокими горами, с юга – холмом, который образует возвышение пункта Тлиувиес, наконец, с севера – цепью высоких гор, которые начинаются около Суджук-кала и пересекают большую часть этой области в направлении на юго-восток. В этой долине находится большая часть поселений Геленджика, разбросанных по лесу и отстоящих примерно на пол-лье друг от друга. Здесь видны несколько возделанных полей. Вся полуденная часть залива занята основанием гор, склоны которых крайне крутые и изрезаны лощинами. Деревья небольшие и рассредоточены, несомненно, из-за водопадов, которые в сезон дождей должны изливаться потоками. Берег моря покатый. Проторенных дорог здесь нет вдоль всего моря, и люди пользуются либо лошадью, либо идут пешком. Слева от порта, напротив складов, видна прекрасная равнина, покрытая лесом, около 1,5 лье в длину возле Суджук-кала.

Вся эта местность показалась мне очень плодородной; она покрыта множеством растений, которые заставили меня пожалеть, что я не ботаник; воздух здесь очень душистый.

Хотя черкесы испытывают отвращение к черепахам, они все же спокойно дают им размножаться на их землях, где их можно насчитать в колоссальном количестве. Водяные, хотя также очень распространены, но не в таком большом количестве.

То, что я уже говорил о внутренних областях и о пемзе, которую я нашел на берегу моря, похоже, свидетельствует о вулканах в этой стране.

Вообще, все побережье абазов весьма плохо очерчено на карте русского лейтенанта Будищева, хотя она неплохо знакомит с Черным морем; на ней есть одна удивительная ошибка относительно широты этого порта, расположенного на этой карте на 44°24', а после моих измерений должно быть 44°33'. Это различие в 9 минут смещает положение данного пункта на 15 миль.

8 мая. После известий, которые мы собрали, жители Пшата, казалось, отложили все средства к примирению; [38] только князь Мехмет, который прибыл в последнюю субботу, должен был решить вопрос о месте нашей разгрузки. Его сопровождал человек из его дома, который обслуживал нас за обедом.

После нашего прибытия я заметил, что появление судна, с большим грузом из России возбудило подозрительность черкесов. Я сделал все возможное, чтобы ее рассеять, но крайне необдуманные разговоры, о которых я не знал и которые поддерживались лоцманом и некоторыми матросами из числа рабов их нации, похищенных на Кубани и проживавших в Геленджике у разных господ, усиливали их подозрения. Сам переводчик подкреплял их, указывая на плотников, прибывших для рубки строительного леса, как на людей, нанятых (русским) правительством, вместо того, чтобы дать почувствовать черкесам, что связи с нами могут дать им много выгоды. Неразумность такого поведения вызвала у этого народа весьма пессимистические размышления о процветании наших дел. «Мы всегда знали только вооруженных русских, – говорили они, – и этот народ постоянно проявляет величайшее желание захватить нашу землю. Наша храбрость, соединенная с могуществом султана, успешно противостоит ему, и в 1812 году он был вынужден возвратить то, что захватил у нас. Но, несмотря на опасности, которым подвергает нас появление такого опасного врага, мы все же соглашаемся на то, чтобы они пользовались священным правом гостеприимства, чтобы их корабли заходили в Пшат под управлением Скасси-торговца, которого мы знаем уже несколько лет и который обменивает строительный лес на соль. Этот человек обещал нам все необходимое для выгодной торговли, но далеко даже не мечтает о нашем процветании; он получает под нашими крышами хлеб и соль и обещает в то же время передачу нашей независимости России, и для достижения этой цели он ежедневно увеличивает число своих агентов на наших берегах, где благодаря ему появляются военные, и мы нисколько не сомневаемся, что торговля является только средством, чтобы посеять раздоры среди наших князей и построить склады, которые вы в случае необходимости превратите в крепости». Все эти рассуждения могли быть легко переданы паше Анапы этим народом, который сам не испытывал недостатка в уме и проницательности.

9 мая. Вследствие того, что я узнал накануне, я приказал, чтобы шлюпка не отходила далеко от шхуны, как это [39] уже бывало несколько раз во время наших прогулок, без сопровождения кого-нибудь из черкесов.

Мой французский флаг рассеивал самые дерзкие подозрения; он поднимался на судне ежедневно, а иногда и во время обеда.

Один из черкесов, которого я прежде не видел и который в этот день появился впервые, радовался сделанному без моего ведома и показался мне храбрецом; он пригласил меня посмотреть свое хозяйство после полудня. Его свободный дух покорил меня, я принял приглашение и отправился с ним в назначенный час. Это был дворянин из свиты одного отсутствующего князя, брата Кошмита, носившего Имя Атиукай.

Позиция его жилища величественна. Оно расположено на расстоянии двух ружейных выстрелов от моря и окружено прекраснейшим английским садом, который только можно увидеть.

Было уже поздно; нас пригласили поесть с обычными церемониями. Уже усвоив черкесские обычаи, мы получали от них большое удовольствие, а живость характера нашего хозяина забавляла нас бесконечно. Я нашел блюда весьма соответствующими моему вкусу, хотя и плавающими перед предстоящим обедом в масле и меду. В 8 часов вечера мы расстались лучшими в мире друзьями с взаимными обещаниями увидеться снова.

Черкесы разделяются на три класса. Первый князья, которые считаются правителями страны и могущество которых зависит от численности подданных, родственников и тех, кого они могут поставить под ружье во время своих военных походов или для защиты от соседей. Их дочери иногда передают княжеское достоинство тем, за кого выходят замуж, но такое достоинство ниже того, что приобретаеися в ходе военных предприятий.

Второй класс – дворяне, из которых некоторые становятся очень могущественными, вступая в союзы с многочленными фамилиями. Они являются оруженосцами князей.

Подданные отличаются немногим от тех, что были в Европе во времена феодализма, живя от отца к сыну в подданстве князю, которому они обрабатывают землю в мирное время и которого защищают во время войны. Каждый из них владеет землей и скотом, на которые князь не имеет никаких прав; он не властен ни над самим вассалом, ни [40] над его семьей, которая в случае недовольства им свободна в переходе к другому господину. Князь имеет право наложить на них наказание в виде продажи в рабство, но в этом случае дело должно быть рассмотрено на совете.

Эти три класса немногим отличаются друг от друга в одежде и домашней жизни; между ними царит наиболее совершенное равенство.

К ним можно добавить еще четвертый класс – рабов, захватываемых во время походов и продаваемых туркам или оставляемых у себя; их дети становятся вообще подданными. Я думаю, что можно насчитать около 3000 русских, включенных в этот класс.

Я никогда не мог понять объяснения этих людей, что для них главное богатство – это свобода, поскольку сами они при этом решаются на продажу своих детей. Отец имеет такое право над своими родными, брат над сестрой, если у них нет больше родственников, и муж продает свою жену за супружескую измену. Нередко можно встретить странное желание красивой девушки занять место в турецком гареме, предпочитая его жизни в Черкесии. Там через несколько лет они получают свободу и возвращаются домой с небольшим состоянием. Однако редко можно увидеть, чтобы своих детей продавали князья.

10 мая. Черкес, которого я взял с собой, едва не упал в море, когда ставил ногу на трап, но я вовремя подхватил его. Господин Тауш поздравил меня и сообщил, что если бы он утонул, то я должен был бы заплатить за него его родственникам, которые, несомненно, заставили бы меня это сделать. Мое удивление по поводу этой странной манеры правосудия побуждает меня рассказать несколько анекдотов о том, как этот народ осуществляет такую процедуру, и на которые они ссылаются как на образцы величайшей справедливости.

Два черкеса сообща владели землей, на которой росло дерево. Один из совладельцев ободрал с этого дерева кору. Он же некоторое время спустя уступил свою долю (земли) товарищу, собираясь переселиться на новое место жительства. Дерево засохло, и чтобы его уничтожить, новый хозяин развел под ним огонь. Пока дерево горело, один, человек, желая зажечь от него свою трубку, подошел к нему и был раздавлен при падении дерева. Семья погибшего набросилась на владельца и потребовала от него заплатить цену за смерть родственника. Закон неколебим; кажется, [41] ему нечего возразить, но он вдруг собирает совет и объясняет, что развел огонь под деревом только потому, что оно засохло; штраф должен быть наложен на прежнего владельца, поскольку ничего не случилось бы, если бы он не содрал кору с дерева. Весь совет одобрил его слова и вынес решение в его пользу.

Один черкес увидел на своем поле козу и приказал слуге прогнать ее. Тот сломал ей ногу ударом камня и обернул эту ногу куском ткани. Животное, возвратись к своему хозяину, приблизилось слишком близко к очагу, отчего повязка загорелась. Боль заставила козу побежать через зерновое поле к дому, куда она внесла пламя, которое тотчас превратило все в пепел. Дело было рассмотрено судом, и тот, кто отдал, приказание, был принужден возместить весь ущерб.

Почти все дела рассматриваются в таком же духе народным советом, заседающим в лесу во главе с князьями, по своду древних обычаев, которые стали у этого народа священными законами.

Они считают бесчестьем отцеубийство, и противоестественным грех. Убийство должно оплачиваться значительной суммой, назначаемой советом. Это наказание налагается на всех возмутителей общественного спокойствия, которые прибегают к насильственным действиям.

Уличенный в воровстве осуждается на возмещение в многократном размере ценности похищенного, но ловкое похищение не влечет за собой бесчестья, поскольку оно причисляется к тому же достоинству, каким у нас считается хорошо организованная военная экспедиция. Это одно из особых качеств у этого народа, его основная наука и цель их предприятий. Самое сильное порицание, какое девушка может сделать молодому человеку, – это сказать ему, что он до сих пор не смог украсть корову. Но собственность опекается всеми, кого родство, дружба, гостеприимство или другие узы связывают воедино.

В этот день мы обедали еще у одного дворянина, где посетили пожилого русского драгуна, захваченного в плен в 1798 году на Кубани. Он был женат на черкешенке, от которой имел много детей. Его родной язык стал для него уже настолько чужим, что я с трудом понимал его. «Теперь я хорошо вижу, что ты француз,- сказал наш хозяин к концу обеда, – а раньше сомневался, видя тебя во главе этих русских; но легкость, с какой ты усваиваешь [42]

наши обычаи, вкус, который ты находишь в приготовленных нами блюдах, твоя свобода – все это доказывает мне, насколько я обманывался. Я видел русских в Анапе, Бугазе, Екатеринодаре, но гнушаюсь ими, потому что они очень богаты, презирают наши обычаи так же, как мы презираем их обычаи; надменные, они издеваются над нами в своих крепостях, почти как татары; мне невозможно их любить. Но если бы ты знал, какое мне удовольствие видеть француза! Ты приветлив к другим, мы тобой все довольны; ты даешь нам разум и учишь делать правильный выбор, которого мы не знаем. Мы знаем, насколько вы мужественны; слава вашего оружия дошла до нас ²⁶; вы – нация джигитов. Я обещаю каждому, кто придет от вас, лошадь, а тебе – прекрасную девушку, тонкую и гибкую, как молодой кипарис, и свежую, как яблоко».

О, моя отчизна! Блуждая вдали от твоих границ, я еще раз ощутил влияние твоей славы. Повсюду она обеспечивает твоим детям покровительство и уважение. Тот, кто называется французом, должен гордиться этим званием.

Вечером, прогуливаясь с г. Таушем, мы намеревались посетить черкеса, который вчера угостил нас обедом, и видели приезд троих чужеземцев, которых приняли с чрезвычайной обходительностью. Это были аталыки сыновей Ендара-оглу.

«Аталык» по-турецки означает «приемный отец». Каждый ребенок мужского пола похищается в момент его рождения, и часто без ведома его родителей, человеком, который назавтра приходит к ним и объявляет себя аталыком их сына. С этого времени он обязан обучать, одевать и кормить ребенка до того дня, когда его необходимо доставить домой к родителям. Обычно это бывает тогда, когда он достигает брачного возраста и его обучение закончено. Последнее заключается в различных физических упражнениях для развития силы и ловкости, в верховой езде, воровстве, военных походах, стрельбе из лука, ружья, пистолета и т. д. Они также обучаются красноречию и рассудительному правосудию; это обеспечивает им авторитет на народных собраниях. Время их возвращения в отцовский дом отмечается грандиозным празднеством, на которое приглашаются все родственники. После праздника аталык возвращается к себе, нагруженный подарками и наслаждаясь в дальнейшем в семье своего воспитанника званием отца, которое сохраняется за ним пожизненно и нерушимо. Этот [43] способ воспитания детей: настолько восхищал в старину татарских ханов, что они отправляли своих детей в Черкесию к аталыкам ²⁷.

Последние пользуются огромным уважением вследствие знатности их происхождения и многочисленности союзников, а также моральных качеств, которыми они всегда выделяются среди других. Я пригласил их посмотреть судно, и они ушли только вечером, после взаимных заверений в дружбе и нескольких рюмок водки, которой я их угостил.

11 мая. Дождь шел всю ночь и часть утра; черкесы утверждали, что это было предсказано несколько дней назад воем шакалов. После полудня мы гуляли с г. Таушем. Я предложил ему пообедать у князя Кошмита, где нас приняла жена его слуги, которой я поднес кое-какие подарки. Она приняла нас с большой сердечностью и любезностью, как я и ожидал, и угостила нас яуртом (створоженным кислым молоком), который мы поели в тени орехового дерева, лежа на циновках.

Возвращаясь на судно, мы пересекли поле, где было кладбище. Местами там на могилах стояли камни, поставленные на турецкий манер в изголовье. Два небольших деревянных памятника грубой работы стояли над останками двоих князей, и несколько раздвоенных стволов, предназначенных для привязывания к ним лошадей тех, кто приходил помогать во время погребения или на ежегодные поминки, виднелись в небольшом удалении от этого кладбищенского приюта.

Кажется, все церемонии по случаю смерти черкеса ограничиваются несколькими песнями в его честь и прощальным словом, произносимым над его гробом. Его тело, полностью завернутое в белую ткань, помещается в сводчатую яму с ветвями дерева, покрывающими дно. В течение года постель усопшего и его оружие сохраняются с благоговейной заботой в том месте, где они находились при его жизни. Его родственники и друзья, которые в определенное время навещают его, должны рыдать и бить себя в грудь. Жена также выказывает знаки величайшего отчаяния. Недалеко от кладбища и слева от складов находится батарея, построенная в течение ряда лет турками, которые бросили здесь часть железной пушки 24 калибра, без лафета, которую черкесы тщательно закрыли каменной кладкой. [44]

Узнав, что князь Мехмет должен прибыть вечером, г. Тауш прождал его до девяти часов, чтобы подготовить нашу встречу. По прибытии этот князь поздравил меня и пригласил прийти к нему завтра утром.

12 мая. В 6 часов мы встретились у складов, куда он пришел с двумя своими сыновьями – Ногаем и Исламом-Гери, и множеством черкесов. Среди них был и наш комиссионер Мудров.

Мехмет Ендар-оглу – высокий сухощавый мужчина, и хотя ему около 65 лет, он выглядит еще весьма крепким; во всем его облике видна широко известная благородная простота наших древних рыцарей; его голова высоко поднята, и звук его голоса показывает, что он обладает им для того, чтобы повелевать.

Ногаю, его старшему сыну, должно быть, около 30 лет; его телосложение и фигура те же, что и у Марса; он считается одним из храбрейших людей его страны. Его брат Ислам-Гери, которого я уже видел в Крыму, куда его вызывал г. Скасси, на корабле «Дунай», не столь силен физически, но его мудрость признана всеми его соотечественниками.

После знакомства мы подали друг другу руки в знак дружбы, я их поздравил от имени Скасси и пригласил позавтракать на шхуне. Они согласились, но, поскольку должны были отправиться в Пшат, скоро покинули нас, несмотря на ливень, говоря, что мы получим в их лагере амулет, который предохраняет от засухи. Я салютовал им несколькими выстрелами из пушки и сошел с Ендаром-оглу на сушу, поскольку он требовал жалованья, которое я мог дать ему при нынешних обстоятельствах. Он полагал, что я намерен отплыть в Пшат, и уверял меня, что дело Мудрова скоро уладится, что и в других делах я могу рассчитывать на его помощь и желание, чтобы наше дело процветало.

Мой план запрещения туркам посещать это побережье ²⁸ ему очень понравился; он утвердил меня в решимости потребовать у г. Скасси полный груз всех товаров, какие они закажут, и для ускорения осуществления плана, который, как он сказал, должен вознаградить нас титулом благотворителей его страны, он дал мне в товарищи своего доверенного человека, которого я сразу отправил в карантин Бугаза с письмом к г. Скасси.

После этого я тотчас поставил парус и снялся с якоря в два часа пополудни, пользуясь свежим ветром, который быстро [45] доставил нас в пункт Тлиувиес. Затем я повернул к мысу Абетсаи и прошел в трех милях от Мезипа, находящегося в заливе в четырех милях от входа в порт Геленджик. На мысе Абетсаи ветер начал дуть в обратную сторону; мы подошли к берегу, насколько это было возможно, несмотря на сильные порывы ветра, ежеминутно вырывающегося из долины Чанхоти. Ветер, который дул прямо на север, крайне затруднял наше продвижение; мы отошли к мысу Итокопасхе, отстоящему примерно в трех милях от Абетсаи, чтобы уклониться от скалистого дна, о котором г. Тауш, бывший с нами на борту, сказал, что оно скрыто под водой с южной стороны.

Начиная от Абетсаи берег крутой и замечателен утесами, образуемыми горными обвалами под воздействием моря, которые имеют белый цвет до Мезипа, а затем, приобретши красноватый цвет, тянутся до Мингрелии.

С мыса Итокопасхе мы увидели залив Пшата, от которого мы отстояли на расстоянии шести с лишним миль, но берег, который в этом месте углубляется на юго-восток, заставил нас сменить направление движения. Было свежо; мыс находился к юго-юго-востоку от нас, и порывы ветра значительно увеличивали наше отклонение от курса. Мы достигли места с глубиной 25 саженей в двух милях от берега и в четырех от Пшата. Свежий ветер держался всю ночь.

13 мая. Дождик утром прекратился, и я около часа пополудни поднял якорь, но тотчас же дождь с еще большей силой пошел с востока. Я хотел попытаться лавировать, но ветер столь стремительно понес нас на север, что мы были вынуждены снова стать на якорь напротив ущелья Накопш в одной миле от предыдущей стоянки. Сильный ветер дул всю ночь.

14 мая. Этот день был ужасен, и хотя берег был рядом, волны несколько раз накрывали нас. Небо было ясное, но облака быстро сгущались. Однако ночью ветер потерял свою силу, а затем совершенно улегся, и я приготовил все, чтобы воспользоваться первым же подходящим бризом.

15 мая. Действительно, в 5 часов пополудни легкий ветер с северо-востока позволил нам поднять парус, и мы дошли до Пшата, где стали на якорь в 8 часов вечера. Несколько выстрелов из ружей и пистолетов оповестили о нашем прибытии; я ответил выстрелом из пушки, эхо которого унеслось далеко в горы. [46]

Несколько человек Ендара-оглу тотчас приплыли на лодке сообщить нам от имени этого князя, что дело Мудрова вооружило против нас огромное число жителей этого ущелья, что один из его домов сожжен и что ввиду враждебных намерений против нас нам нужно не высаживаться на берег, а оставаться всю ночь на страже, будучи готовыми открыть огонь по любой лодке, которая к нам приблизится.

16 мая. В 6 часов утра он известил нас о своем прибытии, и через некоторое время показалась многочисленная свита, которая произвела несколько выстрелов из пистолетов, как было условлено между нами. Я поспешил сойти на берег, где сыновья нашего кунака усадили меня на лошадь, чтобы пересечь речку, протекавшую под углом к берегу.

После короткого переезда мы прибыли в местечко, где находились склады г. Скасси. Я встретился с князем, который попросил меня более не отходить от него, поскольку дело стало серьезным, чтобы я не подвергся какой-либо опасности.

Многие жители Пшата встретили нас с радостью, и по соглашению с Ендаром-оглу сделали все возможное, чтобы заставить своих соотечественников принять нас, но те, кто был связан кровью, дружбой или интересом, объединились с родственниками похищенной девушки, чтобы либо отомстить за оскорбление этой семьи ²⁹, либо из враждебности к русским, не желая допустить нас в их страну для торговли прежде, чем мы заплатим за похищенную девушку сумму, соответствующую оскорблению. На совете, созванном по этому вопросу, наш кунак выступил против первого требования.

«Как! – сказал он, – Я унижусь до величайшего позора измены своему долгу, который накладывает на меня звание кунака! Я допущу, чтобы мои подопечные были бы подвергнуты оскорблениям, тогда как я обязан обеспечить им защиту! Нет! Я никогда не допущу ни одного действия, которое могло бы поставить под сомнение искренность моего покровительства. Мудров соединился с той, которая составляет радость его жизни, и теперь невозможно их разъединить!»

Эти рассуждения – весьма забавная вещь в глазах европейца, привыкшего видеть власть внутри обширных сооружений, демонстрирующей показную важность. Здесь местом заседаний является лес; князь стоит в окружении людей, внимательно слушающих его рассуждения и молча [47] ожидающих своей очереди для ответа. Ни возраст, ни ранг не имеют здесь значения; слово всегда предоставляется тем, кто порядочностью и даром слова выделяется среди своих соотечественников.

Исход совещания был более благоприятен, чем мы предполагали: после долгих споров, ближе к вечеру, было дано разрешение выгрузить железо, в котором они нуждались. Князь дал нам в помощники много людей, которые отправились с нами на шхуну, и один из них поднялся на борт.

Через час мы отправили на берег шлюпку с железом в сопровождении одного человека, который по возвращении сообщил мне, что князь временно приостанавливает выгрузку и просит меня понять его. Я хорошо знаю обычаи этой страны; мои черкесские друзья очень милы и счастливы принимать у себя француза. Однако наши дела получили неприятный оборот. Ендар-оглу сообщал, что его обвиняют в заговоре с г. Скасси с целью содействовать проникновению русских в Черкесию, и что я сам не пришел бы с экипажем, состоящим из представителей этого народа, если бы не имел целью исследовать эти берега и выявить их наиболее уязвимые места, чтобы захватить их в соответствии с первой декларацией во время войны с Турцией, и что в то время, как его сын Ногай возглавляет дело, он сам защищает укрепления, возведенные в Геленджике и Пшате.

Переговоры были весьма энергичными. Ногай пришел в ярость и готов был смыть кровью несправедливость, которую ему причинили ³⁰. Мы с минуты на минуту ожидали увидеть огонь в наших складах и были вынуждены отойти от берега в море, чтобы спастись от этих ярых республиканцев, которых, как я полагаю, всегда подстрекал против нас паша Анапы. Его поведение в разных обстоятельствах дало мне право подозревать его, и я не знаю, как иначе объяснить прибытие в это ущелье байрактара (турецкого евнуха).

Князь отправил меня на судно, а г. Тауш остался с ним, чтобы принести вечером касающиеся нас вести. В 8 часов мы узнали, что после всех тягот мы все же получили разрешение на разгрузку, но прежде я должен переговорить с князем.

18 мая. Итак, я сошел на берег сразу же, как только был подан сигнал. Черкесы потребовали от нас предъявления права на ввоз товаров, которое не было оговорено и не рассматривалось на генеральном совете. Хотя я никогда [48] прежде не встречал в этой стране примера подобных претензий, я все же счел, что должен подчиниться, потому что это был единственный способ прийти к соглашению, и я нанял черкесские лодки для разгрузки шхуны.

Работа продолжалась уже более двух часов, когда черкесы снова собрались толпой, чтобы потребовать от нашего кунака поручиться за все, что мы сделаем во время нашего пребывания здесь, так же как и за оплату права ввоза. Этот вопрос был улажен, и мы провели остаток дня в стараниях устроить наши дела как можно надежнее.

19 мая. Две лодки трудились на разгрузке нашего судна, и Ендар-оглу, который пришел к нам со своими сыновьями, дал нам троих верных людей для нашей охраны и посоветовал никогда не отходить от них.

Невозможно представить себе, как сильно интересовался князь всем тем, что касалось нас, и трудностями, в которые ему обошлись наши дела. У меня вызывало восхищение его гостеприимство – святое чувство, к которому они проявляют большое уважение, почему ни один член фамилии Ендара-оглу, ни один вассал не стали бы колебаться, чтобы отдать свои жизни за нас, и чужеземец, будь он даже преступником, найдет в своем кунаке покровителя, который никогда не позволит проявления злобы со стороны его соотечественников. Мудров – яркий тому пример.

Ногай поднялся на судно. Мы салютовали ему несколькими выстрелами из пушки, что весьма приятно удивило его, и я подарил ему свою саблю, которая ему понравилась.

Когда все закончилось, я хотел было встретиться с лоцманом как можно более осторожно, но каково было мое изумление, когда вечером, сойдя на берег, я увидел его с ружьем в руках, исполнявшим русские военные упражнения в окружении толпы черкесов, в которой находились и сыновья князя Мехмета! Господин Тауш и я тщетно пытались заставить его прекратить это, он только отмахивался. Один из жителей ущелья сказал мне, показывая на свою саблю, что по первому сигналу он готов перерезать русских; вызванное этим поступком возмущение отразилось тотчас на многих лицах.

Вереницей интриг, слишком продолжительных, чтобы рассказывать о всех их деталях, я был обязан отношению ко мне этого лоцмана, одного из наиболее глупых людей, каких я знавал; только это соображение было причиной [49] того, что я не применил к нему всю суровость, какой заслуживало его неблагоразумное поведение. Не раз я имел случай пожаловаться на него, и я заметил, что его безобразная внешность не меньше, чем его русское происхождение, вызывает ненависть со стороны черкесов. Именно ему я обязан убеждением в такой великой истине: тщательно выбирать нанимаемых агентов, когда дело касается изменения мнения одного народа о другом, ибо первое впечатление неизгладимо.

Комментарии

Жак Виктор Эдуард Тэбу де Мариньи (1793-1852), француз, в 1809 году приехал в Россию и поступил на государственную службу. По заданию российского правительства в течение ряда лет занимался торговлей и военной разведкой в причерноморской Черкесии, о чем впоследствии написал воспоминания. Имеется несколько изданий его работы на французском языке и одно на английском. Полного перевода его сочинения на русский язык нет; в сборнике «Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов ХIII–ХIХ вв.» (Нальчик, 1974) помещен небольшой отрывок из сочинения Мариньи.

Настоящий перевод выполнен по французскому тексту, помещенному Г. Ю. Клапротом в книге Я. Потоцкого «Путешествие по Астраханским степям и по Кавказу» (Париж, 1829). К тексту был приложен французско-натухайский словарь в 135 слов и выражений, который мы здесь опускаем.

1. А именно: Гекатей Милетский, Гелланик Митиленский, Геродот, Скилак Кариандский, Палефат, Скимн Хиосский, Страбон, Диодор Сицилийский, Помпоний Мела, Иосиф Флавий, Плиний, Плутарх, Дионисий Периэгет, Арриан и другие древнегреческие и римские авторы.

2. Торговлей перечисленные племена «соблазнили» греки, основавшие с VII в. до н. э. на берегах Черного моря множество своих колоний и торговых факторий.

3. «Иго римлян» на кавказском побережье севернее Колхиды было номинальным.

4. Гней Помпей (106–48 гг. до н.э.) – римский полководец, разгромивший царя Понта Митридата Эвпатора (132–63 гг. до н. э.). Мариньи имеет в виду следующее свидетельство римского историка Аппиана (II в. н. э.): «Помпей же отправился к колхам... когда Помпей ходил по этим историческим местам, одни племена, которые были соседними с царством Митридата, пропускали его... В Рим он вступил в триумфальном шествии, между прочим, и за это. Среди же заложников и пленных было много женщин, имевших не меньшие раны, чем мужчины; считали, что это амазонки... С блеском и славой, как никто другой до него, имея от роду 35 лет, он в течение двух дней совершил триумф над многими народами из Понта, Армении, Каппадокии, Киликии, из всей Сирии и из албанов и гениохов, и ахейцев, живущих в Скифии, и из восточной Иберии. Впереди же самого Помпея шли все те, которые были сановниками, детьми или военачальниками побежденных царей, одни, будучи пленниками, другие, данные в заложничество, до 324 человек. Шел среди них и скиптроносец колхов Олтак...»

5. См.: Арриан. Объезд Эвксинского Понта, 15, 27, где говорится о том, что император Адриан (76-138 гг. н. э.) «дал» царей лазам, апсилам, абаскам, санигам и зилхам.

6. Диоскурия – по мнению ученых, на месте нынешнего г. Сухуми.

7. Эти отождествления – не более, чем домыслы Мариньи, построенные на созвучии этнонимов.

8. Чума в XVIII–XIX вв. неоднократно заносилась в Черкесию из Турции и унесла, по некоторым данным, две трети населения.

9. Обычай гостеприимства существовала не только у черкесов и не только на Кавказе; в разное время он бытовал у древних греков, римлян, русских и у многих других народов.

10. Рафаэль Скасси состоял на государственной службе в России и занимался в Черкесии примерно тем же, чем занимался и Мариньи. Он также оставил воспоминания о путешествиях по Черкесии; см.: Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII–XIX вв. Нальчик, 1974.

11. Намек на то, что Скасси собирал в Черкесии сведения военного характера для царских властей.

12. Пшат – местечко между нынешними Геленджиком и Архипо-Осиповкой.

13. Герцог де Ришелье, Арман Эмманюэль дю Плесси (1766–1822), в 1805–1814 гг. – генерал-губернатор Новороссийского края и градоначальник Одессы.

14. Генуэзцев черкесы называли также и «франками». Их симпатии к французам основывались, вероятно, лишь на созвучии слов «франки» и «французы». К этому можно добавить, что, как следует из дальнейшего текста, черкесы знали о войне Франции против России в 1812–1814 гг. и сочувствовали французам.

15. Это вполне вероятно, поскольку итальянцы (генуэзцы, венецианцы, пизанцы и др.) в течение трех столетий (XIII, XIV и XV) экономически господствовали на берегах Черного моря. Слова «сом» (рубль), «фок» (ружье) и «паста» (густо сваренная просяная каша), на наш взгляд, пришли в адыгский язык из итальянского.

16. То есть армией Наполеона.

17. Среди черкесов проживали многие поляки, дезертировавшие из русской армии или бежавшие к ним, находясь в ссылке на Кавказе. Они оказывали военную помощь черкесам в стычках с русскими войсками. Есть даже сведения о том, что некоторые польские национальные песни стали гимнами черкесов.

18. См.: Страбон. География, XI, II, 12.

19. Здесь, вероятно, нужно понимать как «девушка из Пшата», поскольку ниже приводится другое ее имя – Джантина.

20. Неясно, почему вдруг их охватил страх, как этот страх рассеялся, почему проводник держал в руке саблю и т. д.

21. Джорджио Интериано в XV в. объяснял это так: «...на темени они оставляют одну только длинную прядь волос для того, чтобы в случае, если голова будет отрезана, убийца, ухватясь за эту прядь, не осквернил бы и не загрязнил ее (голову) своей окровавленной рукой».

22. Очевидно, Мариньи занимался картографированием по заданию царских властей, поскольку простому торговцу в этом не было нужды, да еще с соблюдением предосторожностей.

23. Не может, поскольку обычай не встречаться супругам при посторонних людях существовал у многих других народов.

24. Это и другие подобные заявления Мариньи свидетельствуют, что торговля была лишь прикрытием истинных целей его пребывания в Черкесии.

25. То есть продолжение топографической разведки.

26. То есть черкесам было известно о победах французских войск в России.

27. Довольно подробно об этом пишет Д. К. Кантемир. См.: Аталиков В. Страницы истории. Нальчик, 1987. С. 138.

28. Очередное подтверждение истинных планов Мариньи.

29. Оскорбление состояло в том, что Мудров, будучи чужеземцем, которому оказали гостеприимство, во-первых, нарушил правила, связанные с обязанностями гостя; во-вторых, похитил девушку после того, как получил отказ со стороны ее родителей; в-третьих, похитил чужую невесту, которую уже везли к жениху. Князь Ендар-оглу, помогая Мудрову, становился соучастником нарушения древних обычаев, т. е. соучастником преступления, что не могло не вызвать осуждения его действий соплеменниками.

30. То есть Ногаю приписывалась измена родине.

(пер. В. М. Аталикова)
Текст воспроизведен по изданию: Тэбу де Мариньи. Путешествие по Черкессии. Фредерик Дюбуа де Монпере. Путешествие вокруг Кавказа. У черкесов и абхазов, в Колхиде, Грузии, Армении и Крыму, Том I. Нальчик. Эль-Фа. 2002