ЮЛИУС КЛАПРОТ

ОПИСАНИЕ ПОЕЗДОК ПО КАВКАЗУ И ГРУЗИИ

В 1807 и 1808 ГОДАХ

Глава 12

Отъезд из Григорипола, или Кумбалея. — Потемкинский редут, ныне разрушенный. — Прибытие на Терек. — Камни в этой реке. — Ее разные грузинские названия. — Терги. — Ломкие. — Мдинар. — Арагви. — Особенность последнего названия. — Владикавказ, или Терк-Кала. — Граф Ивелич. — Предложение об учреждении новой военной линии вдоль Кубани и Сунжи. — Описание Малой Кабарды. — Пересекающая ее двойная цепь гор. — Реки. — Возвышение степи и ее плодородие. — Села в Малой Кабарде. — Частая перемена их расположения и названий. — Их прежние расположения. — Узкий проход на реках Насиран и Сунжа. — Сохранившиеся тела. — Древняя татарская гробница на Яман-куле.

Утром 23 декабря мы покинули наш холодный лагерь и были наделены более многочисленным сопровождением, состоявшим из казаков и егерей, ибо ингуши и чеченцы превратили дорогу от Кумбалея до Владикавказа в весьма опасную. Близ Григорипола и в 7 верстах к югу от этого места, у Терека, вы видите огромное число карликовых дубов, рассыпанных по степи. На полпути к Владикавказу прежде стоял небольшой Потемкинский редут, от которого ныне можно видеть часть земляных валов. Земля здесь смотрится чрезвычайно плодородной и, будучи возделанной, могла бы давать превосходные урожаи зерна. Воды Терека чисты, зеленовато-голубого цвета; они быстро текли через огромное множество камней разных кавказских горных пород, среди которых я заметил серый и очень плотный базальтовый порфир, чуть темнее и менее плотный сорт буро-красного порфира, основная масса которого соединена с базальтом, а также более яркого цвета пористый кремнистый сланец, грубый черный сланец и разных цветов известняк.

Терек носит одно и то же название среди всех соседних племен, а грузины ныне тоже именуют его Терги, хотя прежде он назывался ими Ломк'ис-мдинар, что означает «река Ломк'и». Но весьма примечательно, что его верхнюю часть от истоков до места, где Терек оставляет Кавказские горы и вступает в равнину Кабарды, они именуют Арагви, как и реку, что начинается близ его истоков, но течет в прямо противоположном направлении на юг и пересекает Кавказ с юга на север, тогда как иные пересекают горный район на противоположном склоне с севера на юг и впадают в Куру близ Мцхеты.

Подобным же образом Фазис античных авторов именуется грузинами Риони; а Урух, или Иреф, берущий начало напротив его истоков на другом [236] склоне снежного хребта, на территории осетин, и протекая на север, впадает в Терек, тоже именуется на грузинских картах Риони ¹⁹.

Наш путь теперь лежал к правому берегу Терека, к ныне важной крепости Владикавказ, именуемой черкесами Терек-Кала и расположенной на возвышенности, что постепенно клонится к реке. В крепости едва ли есть иные жители, кроме солдат и казаков, если исключить немногих осетин в окрестностях и русских, туда приходящих, дабы доставлять гарнизону провиант. Дома отстроены из дерева; но они опрятны и побелены снаружи, так что у города с его довольно широкими улицами очень приятный вид. Его комендантом ко времени моего визита был черногорец граф Ивелич, сердечный друг и защитник всех соседних князей-разбойников, с коими он договорился делить награбленное у русских добро. Это постыдное поведение он не менял здесь несколько лет, покуда наконец, перейдя все границы, не был предан военному суду и не понес достойное его злодеяниям наказание.

Владикавказ находится в 23 верстах от Григорипола и может считаться ключом к Кавказу и дорогой в Грузию, будучи расположенным на краю долины Терек. Если Линия будет лучше упорядочена и расширена, эта крепость обретет еще большее [237] значение. В целом есть лишь одна возможность обеспечения безопасности русских территорий на этой стороне против беспрестанных нападений горцев и удержания кабардинцев в страхе; и она заключается в том, чтобы попытаться, сколь возможно, подорвать сношения между жителями Кавказа и турками. Для достижения этой цели может быть исполнен следующий план: необходимо установить кордон вдоль Кубани от редута Недреманный к каменному мосту через эту реку; необходимо на ней воздвигнуть форты, кои могли бы содержаться без каких-либо больших затрат, если бы в них были организованы склады соли, в коих племена, живущие близ Кубани, получали бы соль по цене 1 рубль 60 копеек за пуд. Хотя это и очень высокая цена, горцы тем не менее будут согласны уплатить ее, так как они вынуждены покупать этот товар у контрабандистов по более дорогой цене; но в этом случае необходимо обращаться с ними с самой большой строгостью и бдительно следить за торговлей солью.

Для защиты этой Линии необходимо употребить часть войск, ныне расположенных на Тереке, все войска, расквартированные на Малке и на реках Кура, Кума и Подкумок, а также несколько эскадронов ставропольских драгунов. Таким образом, любая связь между кабардинцами и закубанцами будет прервана и последние более не смогут укрывать и получать награбленную на Линии добычу. Сами закубанцы вынуждены будут столкнуться со значительно большими препятствиями в намерении совершать набеги на русскую территорию, и им будет невозможно переправлять своих русских пленников на побережье Черного моря, дабы продать их иноземцам. Кроме того, ногайцам на Бештау будет воспрепятствовано в поиске убежища близ Кубани, где они совершали бы грабежи на русской стороне, что ныне привыкли делать. [238]

С другой стороны, было бы целесообразным принять план, разработанный полковником Рузеви, под командованием князя Цицианова, который заключается в том, чтобы провести Линию вдоль Сунжи от ее впадения в Терек, близ Брагуна, до Владикавказа. Тем самым кабардинцы лишатся возможности продавать свою добычу чеченцам и кумукам. Чеченцы тоже не смогут более наводнять дорогу из Моздока во Владикавказ; они также не смогут угонять скот, людей, уносить имущество. Кабардинские флибустьеры, кроме того, коль русские будут настаивать на их покорности, не смогут найти убежища среди чеченцев, кои охотно укрывают всех врагов России и часто используют их в роли проводников в дальних походах против Линии. Кабардинцы тем самым будут полностью окружены русскими и окажутся в их власти. Войска, ныне расположенные на Тереке от Моздока до места впадения в него Сунжи, а также Наурский полк будут служить защитой этой второй Линии. Если и после этих приготовлений кавказские разбойники рискнут проникнуть незамеченными на русские территории, необходимо устроить дозоры против их возвращения, дабы лишить их награбленного и наказать их, ибо войска будут находиться очень близко к их поселениям.

У Владикавказа заканчивается степь, известная под названием Малая Кабарда. Малая и Большая Кабарда являются разделениями народа и территории, с коими сами черкесы незнакомы и кои употребляются лишь среди русских. Что касается Верхней и Нижней Кабарды, как упомянуто Гарбером, то эти названия совершенно незнакомы им. Они знают лишь одну Кабарду, а та часть, что обычно именуется Большой, на их языке носит то же название. Малая Кабарда, являющаяся предметом нашего настоящего подробного рассмотрения, ограничена на севере Тереком, на востоке — Сунжей (на чеченском [239] языке — Сольч), на юге — речкой Кумбалей (именуемой ингушами Гагун), а на западе — рекой Лескен, которая, соединившись с Аргуданом, впадает в левый приток Терека. Она имеет форму почти прямоугольного треугольника, северная сторона которого составляет 140 верст, на юге — лишь 60, а с севера на юг — 70 верст. Восточная часть именуется Жиляхсаней (на татарском — Жиляхстан) и принадлежит князю Жиляхсану, сыну Кайтуко, чьи главные села на речке Пседахе называются русскими Ахловы Кабаки. Западная часть называется Талтостаней (на татарском — Тау-Султан, что означает «Властитель горы») и принадлежит князю Али Мажид Мудароко, сыну Алхаса. Он проживает в селе Пшиткау, на маленькой речке Псип-пша, или «Черная вода», которая называется также Талтостаней, а русскими — Кабаки Тау-Султана. Название Анзорей дано селам богатого узденя между левым берегом Терека и рекой Лескен. Две гряды узкоконечных гор, коим русские дали подходящее название Гребень, но именуемые черкесами Арак или Арек, протянулись с запада на восток через широкую равнину Малой Кабарды, параллельную Тереку, бегущему в восточном направлении к отрогу главной цепи гор. От Терека, выше его слияния с Малкой, северные горы, тоже именуемые Ахловян Гребень, протянулись на расстояние от 10 до 15 верст, заканчиваясь на западе у Джулата, а на востоке близ Брагуна, у впадения Сунжи. Вторая гряда, именуемая Беланча, протянулась параллельно предшествующей приблизительно на 10 верст к югу и 30 к северу от цепи Кавказских гор. Она заканчивается к западу у реки Урух, а к востоку — у Сунжи, напротив чеченского села Алда. Первая, шириной приблизительно в 5 верст, а вторая — 10, и обе в своих самых высоких частях достигают 360 футов над уровнем Терека. Подножье является крупным, пористым [240] песчаником, покрытым серовато-желтой глиной. В них не обнаруживаются следы минералов, за исключением нафты и горячих источников в их восточной оконечности, где встречается и природная сера. Их центральная часть полностью лишена ручьев и рек, но на западе вы сталкиваетесь с несколькими из них, особенно на втором Гребне. На его северном склоне, от Терека на расстоянии в 35 верст на запад, текут 9 следующих речушек: 1. Псугабш; 2. Сар-Су (с татарского — Желтая вода); 3. Мандох; 4. Асокай; 5. Яман-куль (с татарского — Убогий крестьянин) — между двумя последними расположены села Боташева; — 6. Курп, самая широкая и единственная из этих рек, что не исчезает на равнине, а течет прямо на север через Ахлоян Гребень и впадает в Терек напротив села Александрия; 7. Кискен; 8. Жаруко и 9. Пседахе. Русло всех этих рек не превышает в ширину десятка шагов, но берега их крайне круты и достигают в высоту нескольких саженей. Их дно состоит из серовато-желтой глины, а вода в них постоянно мутная. В противоположность этим рекам речушка Кержин течет вдоль южного подножья второго Гребня с востока на запад и впадает в Кумбалей чуть выше места впадения последней в Терек.

По течению Терека в него справа впадает несколько речушек и, в частности, речка Сеюка, воды которой очень прозрачны. Между двумя Гребнями на их западных оконечностях, простирающихся до Терека, текут речки Бдая и Акбаш (с татарского — Белая голова), имеющие одно общее место впадения в Терек и чистые, прозрачные воды, текущие по усыпанному гравием дну. Наконец, Коян — речушка, что начинает свое течение в западной оконечности первого и самого северного Гребня и что теряется через несколько верст в степи. Они знамениты их великолепным лососем. Между Гребнем, Тереком и отрогом главного горного хребта вся территория [241] ровная и представляет собой то, что именуется степью; однако же возвышается приблизительно на 9 футов над горизонтальным уровнем Терека и мало-помалу, незаметно повышается в сторону гор.

Степь эта очень плодородна, и даже в конце июля вы обнаруживаете все растения и травяной покров в их ярком зеленом состоянии, так как они оживляются парами многочисленных речушек и прохладным горным воздухом; тогда как на равнине, простирающейся от северного берега Терека, вся растительность в этот период года сохнет от жары и засухи.

Близ вышеупомянутых речек расположен очень маленький лес. Западная половина северного Гребня совершенно голая; но южная весьма лесиста, покрыта строевыми деревьями, главным образом Quercus robur, Carpinus betulus и Fagus sylvatica, коих северная половина полностью лишена. Совсем наоборот на восточных оконечностях этих гор, близ Сунжи, но липы там все же встречаются.

Этому геологическому и географическому описанию Малой Кабарды я добавлю перечисление сел, следуя их местоположению до недавней чумы в 1806-м и 1807 г.; так как большая часть их была покинута или разрушена после этого происшествия, произведшего огромное опустошение среди жителей Малой Кабарды, так как черкесы, не обращая внимания на опасность заражения, тотчас же присваивали себе имущество тех, кто умер. Самыми южными у подножья Главного Кавказского хребта являются села Эльмурзина и Барукина: первое — на речке Хитегипс, впадающей в Ордан (на осетинском Аре-дон — «Бешеная река»); второе — на Поге, или Фиаге, называемой русскими Фок или Фока. Самым западным селом является Анзорей на Лескене, у северного подножья южного Гребня. Это три самые крупные села, каждое из которых может [241] насчитывать приблизительно 500 семей. На восточном берегу Терека находятся еще три села; два из них расположены друг от друга на расстоянии в каких-то 500 шагов и лежат напротив Тартарупа. Южное называется Тузарха, а северное — Желтуха; третье, приблизительно в 20 верстах от последнего, называется Какульдукуах; каждое из них может включать около 80 семей.

На речке Бдажа, на расстоянии приблизительно в 6 верст от ее истоков, расположены 8 равноудаленных друг от друга сел, именуемые все Шалох; они могут насчитывать в среднем по 40 семей в каждом, в целом составляя 320 семей. На той же речке через 2 версты севернее лежит село Пшиткау, а еще через 2 версты село Дышнога, в коих приблизительно по 40 семей; в 4 верстах к северу от последнего, на Ак-баше, находится село Кумбеккуаже, насчитывающее около 100 семей и являющееся последним в этом направлении. У подножья южного Гребня, на речке Асокай, расположены три села в каких-то 2 верстах друг от друга, и каждое насчитывает приблизительно по 50 семей. Наконец, на обоих берегах речки Яман-куль расположены большие села под названием Боташево, вместе насчитывающие около 500 семей и являющиеся самыми восточными в районе Тау-Султан. Следуя этому приблизительному подсчету, население доходило в своей численности до приблизительно 2690 семей вплоть до недавней чумы, после которой, как утверждают, сократилось наполовину.

Названия вышеупомянутых сел столь же неустойчивы, что и их расположение; каждое из них обычно обретает свое название от главной семьи, коей оно принадлежит, и часто также от старшего узденя, или дворянина, после смерти которого оно меняется на имя следующего наследника. Расположение села еще более изменчивое; так как по [243] истечении нескольких лет, когда земля вокруг слишком истощается, а лес поблизости истребляется, поселение переносится на какое-нибудь иное место. Около 50 лет назад все эти села располагались южнее, на реках Кизил, Меремедык, Ордан и Псехуж; но тревожимые племенами, живущими в горах, они переместились на большее расстояние от этих флибустьеров к южному Гребню и, наконец, даже за эту цепь гор. Ко второму району Малой Кабарды, называемому Жиляхсан, принадлежит лишь одно большое село с несколькими подчиненными поселениями; первое расположено на северо-восточной стороне южного Гребня и тоже называется черкесами Жилясан. В этом месте проживают главные княжеские семьи Ахлау и Мудар со своими подданными, кои могут насчитывать 500 семей. Русские прежде называли это село Кургокино, от князя Кургок Ахлау; потом Койтуко, от князя Койтуко Ахлау; а ныне именуют его Ахловы или Ахлау Кабак. Эта семья черкесских князей привычно жила на Сунже близ речки Назрань, или Насиран, откуда переселилась сюда где-то 80 лет назад, ибо крайне докучалась соседними чеченцами и карабулаками. Насиран является маленькой рекой, текущей с северо-востока и окаймленной болотистой местностью с камышами и кустарниками; вода в ней прозрачна, но дно мутное, по причине чего ее можно пересечь вброд. Она впадает в Сунжу с левой стороны, у подножья восточного склона второго Гребня, и имеет близ устья горячие источники, именуемые источниками Павлова. Сложность преодоления, возвышенности и сама Сунжа, омывающая подножье лесистых гор, образуют здесь очень трудный и узкий проход, который мог бы стать после Тартарупа еще одним постом, с помощью которого могут контролироваться горцы: кабардинцы и чеченцы; благодаря окружающей природе и своему расположению это место обладает неприступностью и всем [244] необходимым для того. В нескольких верстах от северной стороны Насирана и близ западного берега Сунжи, на большой возвышенности, находится погребальный памятник, шестиугольное сооружение, имеющее куполовидную крышу и каждая сторона которого 6 футов ширины и 9 — высоты. Вход, обращенный на юг, имеет ширину в 3 фута, но едва достигает в высоту человеческого роста; сбоку, для защиты от дождя, выступают стены толщиной более фута. Внутренний диаметр сооружения составляет приблизительно 12 футов, а ниже уровня земли расположен склеп такого же диаметра, что и верхнее сооружение, и глубиной в 7 футов; у восточной стороны склепа имеется другая кубическая полость шириной в 3 фута. Проход в этот склеп находится в круглом проеме в междуэтажном перекрытии, который тоже шириной в 3 фута, ниже сужаясь, вероятно, чтобы соответствовать камню, прикрывавшему этот проход, но ныне отсутствующему. Сооружение из вытесанного камня, скрепленного известковым раствором, и выстроено в строгом стиле соразмерно установленным правилам, поверх входа высечена надпись в три строки; но она столь неясно представлена в книге Гюльденштедта, что невозможно разобрать даже буквы. Следуя переводу, что дали его спутники, это был мавзолей некоего Малека Санаби, а надпись была сделана Али-Султаном. Он обнаружил в склепе шесть расположенных в ряд тел, под которыми лежали многие другие; тела были положены в гробы, сделанные из пяти ровных дубовых досок: одна внизу, две перпендикулярно по сторонам, две наклонно друг другу, образуя крышку, так что два конца гроба обретают пятиугольную форму. Тела лежат на спинах, головы повернуты на запад, и почти все не подверглись гниению. Некоторые были целыми, но руки и ноги отделены от тел. Все одеты в саваны, стиль которых не может быть точно [245] различим, но отчетливо видно, что одеяние начинается на шее и, не покрывая голов, свободно спадает до ног. Некоторые из этих одеяний были сделаны из белой хлопчатобумажной ткани, а другие — из шелка; одно из них было совершенно желтым, второе — красным, украшенным золотыми и иными цветами. Тела были обоих полов и до такой степени высохли, что кажется, что скелеты покрыты лишь кожей. С восточной стороны в стене находилось квадратное отверстие, где, таким же образом высушенные, лежали в позе бегущих заяц и борзая, оба были лишены шерсти, а первый потерял пол-уха, но в остальном не пострадал. Предание, что заяц, преследуемый борзой, пытался найти убежище в этом склепе, куда за ним последовала собака, и оба сохранились, подобно человеческим телам, благодаря свойству этого места, было более невероятным, чем предположение, что собака, почувствовав голод, едва ли удовлетворилась тем, что откусила лишь половину заячьего уха, не тронув у маленького животного и остального.

В стройности и сухости конституции жителей этого края, в высокогорном характере местности, в сухости почвы и атмосферы и в жарком климате мы можем найти достаточное объяснение сохранения этих тел от разложения. Не существует преданий относительно времени строительства этого монумента, названного Багрунка-Кечанах, или «Местом погребения неразложившихся тел». Однако те выглядят останками мусульман, если судить по надписи арабскими буквами и именам Малек, Санаби и Али-Султан, хотя характер их захоронения отличается от того, что обычно соблюдается мусульманами. На расстоянии в несколько верст вокруг этого мавзолея, как и на противоположных возвышенностях на левом берегу Сунжи, встречаются могилы, покрытые множеством камней или грубыми каменными кладками в форме пирамид, при этом, как [246] я уже отмечал, край этот населен был в последние 80 лет кабардинцами. Приблизительно 10 верстами ниже, на небольшом холме в степи, на Сунже, все еще стоит песчаник, толщиной в несколько дюймов, на котором высечен крест в форме розы.

Самым примечательным и, по всей вероятности, самым древним погребальным памятником в Малой Кабарде является тот, что расположен на восточной стороне речки Яман-куль, в 3 верстах от Боташева Кабака, на равнине у северного подножья второго Гребня. Это сооружение из вытесанного камня, а вокруг него находятся около сотни земляных холмиков, прозванных буграми, которые, вероятно, обозначают могилы князей. Сооружение восьмиугольное, каждая сторона которого измеряется 6 футами. Арочная дверь обращена на юг, а по обеим сторонам ее, на расстоянии в 2 ярда, простираются стены. С восточной и западной сторон в 9 футах над землей расположены два схожих друг с другом окна. Высота стен составляет около 12 футов. В нижней части строения находится глубокий склеп, каменные опоры которого упали, так что более не видны правильные стороны центрального проема, ведущего в склеп. Это место столь загромождено камнями, что нельзя обнаружить никаких останков тел. Почти вся западная сторона сооружения пребывает в руинах, а стена там толщиной не превышает 2 футов. На камне, помещенном у двери, вырезана в три строки татарская надпись, в которой можно разобрать лишь следующие слова: «Кобан-Хан, сын Берды-Бега, в 860 году». Берды-Бег был ханом Кабушака и сыном и наследником Джани-Бега, но правил лишь с 1357-го по 1359 г. Если Кобан-Хан, упомянутый в надписи, был сыном этого Берды-Бега, он должен был жить более 100 лет; обстоятельство отнюдь не редкое среди кочующих татар. [247]

Во всей Малой Кабарде для земледельцев и пастухов привычно рыть небольшие траншеи и возводить деревянные навесы, дабы защитить себя от враждебных нападений. Эти укрепления, неприступные для всех горцев, состоят из двойных плетеных изгородей выше человеческого роста, возведенных на расстоянии в 4 фута; промежуточное пространство, исключая места, где созданы амбразуры, наполнено землей. Во внутреннем ярусе находится соломенная крыша, где они хранят свое посевное зерно и земледельческие орудия и даже порою спят. Узкий проход блокирован их двухколесной повозкой (арбой). Их пастухи сооружают хижины из балок, положенных друг на друга, на четырех столбах, на высоте в 24 фута от земли, тоже снабженные амбразурами.

Глава 13

Джорджио Интериано и его описание черкесов. — Греки их именуют зихами. — Расположение их территории. — Христианство. — Разные среди них классы. — Нравы и обычаи. — Многие черкесы, проданные как рабы, доставляются в Египет. — Одежда. — Обычаи на войне. — Щедрость и гостеприимство. — Войны с татарами. — Присущая им красота. — Их жилища и поселения. — Похороны. — Необычные в таких случаях обряды.

Народ, именуемый на итальянском, греческом и латинском языках зихами, татарами и турками — черкесами, а на его собственном языке — адыгами, населяет все морское побережье выше Лазии от реки Танаис, или Дон, до Киммерийского Босфора, ныне именуемого Восперо или Бока Устьем Св. Иоанна, морем Чаабати или Тана, в древние времена носившего название Палус Меотис; и далее, вдоль морского побережья до мыса Бусси по направлению к реке Фазис; и здесь они соседствуют с Авогасией, районом Колхис. Протяженность побережья, ими обладаемого, с Палусом и без оного, может достигать 500 миль. Их территория простирается на 8 дней езды внутрь страны, на восток, будучи в этом направлении самой широкой. Они живут в селах, разбросанных по всему краю, не имея никаких, обнесенных стенами городов. Их самым большим и наилучшим местом поселения является маленькая долина, расположенная в центре области, именуемой Кромук, более густонаселенной, чем любая иная часть. С суши они граничат со скифами, или татарами. Их язык абсолютно отличен от языков соседних народов, а произношение у них очень гортанное. Они исповедуют христианскую веру и имеют греческих священников. Они совершают обряд крещения, лишь достигнув 8 или более лет, и обряд этот состоит в простом окроплении освященной водой и коротком благословении совершающего богослужение священнослужителя. Дворяне никогда не ступают в церковь, покуда не достигнут шестидесятилетнего возраста; ибо, живя грабежом, считают, что их присутствие осквернит святое место. Когда они достигают вышеупомянутого возраста, то прекращают грабить и отправляются на богослужение, на котором присутствуют, оставаясь на улице, но не иначе как сидя на коне. Их жены рожают на соломе, которая, говорят они, должна [251] быть первым ложем человека. Затем они несут детей к реке и там омывают их вопреки холоду, присущему этим краям. Они дают ребенку имя первого незнакомца, вошедшего в дом после его рождения; и, будь имя греческим или латинским или любой иной чужеземной державы, они всегда добавляют к нему окончание «ук»: так, Петр преобразуется в Петрук, Павел в Павлук и т.д. Они не употребляют письма, ни родного, ни инородного. Их священники исполняют богослужение по-своему, на греческом языке, не понятном им. Когда они отсылают письмо кому-либо, что делают крайне редко, его пишут им евреи еврейскими буквами; куда более обычным делом является отправление друг другу устных посланий.

Среди этого народа есть дворяне, вассалы, слуги, или рабы. Дворяне высоко почитаемы и проводят большую часть своего времени верхом на конях. Они не позволяют своим подданным содержать коней; и, если один из их вассалов вырастит жеребенка, они отбирают его у него и взамен отдают ему быка со словами: «Это достойно тебя, а не конь». Многие из этих дворян являются лордами вассалов и признают выше себя лишь Бога. У них нет ни чиновников для отправления правосудия, ни писаных законов. Их споры заканчиваются насилием, благоразумием или размышлением. Среди дворян делом обычным является ради одного родственника или одного брата убить другого; в последнем случае убийца спит следующую ночь со своей невесткой, женой покойника; ибо среди них позволено иметь несколько жен, все из которых считаются законными.

Когда сын дворянина достигает двух или трехлетнего возраста, он вверяется заботам вассала, который занимается с ним ежедневно верховой ездой, дает ему в руки лук и учит его стрелять сперва по курам, свиньям или иной птице и животным, что [252] встречаются на его пути. Когда мальчик становится старше, он сам отправляется на поиски этих животных и птиц в селах, и ни один вассал не смеет противиться ему. Достигнув зрелого возраста, он вместе с наставником снова и снова охотятся на диких и домашних животных и даже похищают людей.

Их край большей частью болотистый, покрытый камышом и тростником, из чьих корней добывается благовоние (calmus). Эти болота возникли от больших рек, каковыми являются Танаис, еще носящая это название, Ромбит, иначе именуемая Копро, и нескольких других больших и малых рек, имеющих несколько устьев и, как о том уже было сказано, образующих почти беспредельные болота, среди которых были созданы многие броды и проходы. Этими тайными путями они скрыто нападают на бедных крестьян, коих похищают вместе с их скотом и детьми, увозят их в иные края и там продают или обменивают их. Так как в их стране нет денег, они осуществляют все свои сделки с помощью кусков льняного полотна, глаженых и измеренных, достаточных для пошива одной рубашки; и таким вот образом во всех своих торговых сделках они исчисляют стоимость своих товаров с помощью высококачественного полотна. Большая часть ими проданных рабов поставляется в Каир, в Египет; и там судьба возводит их от низшего звания до наивысших почестей, достоинств и званий султана, эмира и т. д.

Их верхняя одежда сделана из фетра наподобие священнического одеяния (peviale di chiesa); они носят его открытым с одной стороны, дабы правая рука оставалась свободной. На голове они носят шапку, тоже фетровую, с конусообразной тульей. Под вышеупомянутой накидкой они носят терлики (terlicci), как они их называют, из шелка или льна, со складками ниже талии, почти как у юбок древнеримских [253] военных тог. Они носят ботинки и высокую обувь со шнуровкой, одетые поверх друг друга и очень аккуратные, а также широкие полотняные штаны. У них очень длинные усы, и они никогда не выходят из дому без огнестрельного оружия, висящего на боку, в футляре из гладкой кожи, что изготовлен и отделан их женами. При себе они носят бритвы и камень, чтобы затачивать их на нем, и ими они бреют друг другу головы, оставляя лишь длинный, заплетенный пучок волос на макушке. Некоторые утверждают, что это делается, дабы иметь возможность крепко ухватить голову, если ее отрубят, чтобы лицо не оказалось запачканным грязными и окровавленными руками убийцы. Они также сбривают волосы на груди, когда отправляются в бой, ибо считают позором, чтобы волосы были видны на этом месте, после того как они погибнут. Они с помощью факелов предают огню дома своих врагов, кои все сделаны из соломы. В их домах, по крайней мере домах состоятельных людей, есть большие золотые чаши стоимостью от 300 до 500 дукатов, а также серебряные, из коих они пьют с особой торжественностью, имея на то множество поводов; ибо всегда пьют или во имя Бога, или святых, или своих умерших родственников и друзей, в то же время рассказывая о самых удивительных поступках или обстоятельствах их жизни, со всеми возможными демонстрациями почитания и уважения, сняв головной убор.

Когда они ложатся спать, то кладут свои доспехи, состоящие из железных пластинок, под свои головы, вместо подушки, а оружие рядом с собой; но когда просыпаются, надевают свои латы и вновь берут в руки вооружение. Муж и жена лежат в постели головами к ногам; а их ложе состоит из кожи, наполненной полевыми цветами или камышом.

Они держатся того мнения, что ни один человек не является благородных кровей, если известно, что [253] его семья когда-то была низкого происхождения, даже если и произвела затем на свет несколько царей. Они настаивают, что дворянин не должен иметь ничего общего с торговлей и деньгами, разве что распоряжаться своей добычей; и утверждают, что единственными занятиями, приличествующими дворянству, являются управление и защита народа, охота и боевая подготовка. Они большие поклонники щедрости и охотно дарят все, чем владеют, за исключением коней и своего оружия. В отношении к своей одежде они не только щедры, но и расточительны; и по этой причине внешне в основном выглядят хуже своих вассалов. Всякий раз, когда они надевают новую одежду или повседневные шелковые рубашки малинового цвета, их вассалы немедля просят их подарить им эти одеяния; и считалось бы большим позором, если бы они отказались или выглядели бы несклонными исполнить подобную просьбу. Если поэтому кто-либо просит подарить ему одежду, они тотчас же снимают ее и меняют ее на одеяние самого бедного просителя, будь это одеяние даже самым убогим. Таким образом, дворяне почти всегда хуже экипированы, чем простые люди, исключая обувь, оружие и коней, с коими они никогда не расстаются и в коих заключена их главная гордость.

Они часто отдают всю свою движимую собственность за коня, который им понравился, и нет ничего на свете, что они так же столь высоко ценят, как превосходного скакуна. Когда они овладевают золотом или серебром, будь то с помощью разбоя или любым иным способом, они сразу тратят их на покупку вышеупомянутых чаш, сбруи или военного снаряжения. Дома привычки этого народа, особенно тех, кто живет в глубинке, не столь расточительны, как у тех, кто живет близ моря и кто более развращен торговлей. [255]

У них ежедневные сношения с татарами, коими они почти со всех сторон окружены. Они также пересекают Босфор в направлении Таврического полуострова, на территории которого расположена Кафа, колония, основанная в далекие времена генуэзцами; и они пересекают пролив зимой, когда море замерзает, дабы похищать скифских жителей. Небольшое их число способно обратить в бегство крупный отряд последних, так как они более быстры, лучше вооружены и демонстрируют большую храбрость. Шлемы, что они носят, напоминают те, что представлены на античных памятниках, и имеют ремни, что закрывают щеки и скрепляются под подбородком на манер древних. Татары, напротив, до удивительной степени приучены ко всякого рода трудностям, причем, что часто обеспечивает им победу; ибо по возможности они отступают в отдаленные болота или места, покрытые разве что снегом и льдом, и обычно побеждают благодаря своему упорству и своей стойкости.

Зихи, как правило, хорошо сложены и красивы, а среди мамлюков и эмиров в Каире (кои, как уже о том было отмечено, главным образом и принадлежат этому народу) можно обнаружить необычайно симметричные фигуры. Схожее наблюдение относится и к женщинам, кои даже в своем собственном крае весьма фамильярны с чужестранцами. Они исполняют обязанности гостеприимства самым скрупулезным образом, а хозяин и его гость величают друг друга «конаками», что является синонимом «hospes» на латинском языке. При отъезде последнего, хозяин сопровождает того до следующего жилища, охраняет его, а если необходимо — рискует своей собственной жизнью, защищая своего гостя. Хотя, как было уже отмечено, грабеж столь привычен в этом крае, что может рассматриваться в качестве постоянной профессии, они тем не менее проявляют наивысшую [256] преданность своим конакам или гостям и расточают по отношению к ним самые нежные ласки как дома, так и вне его. Родители позволяют им, даже в своем присутствии, всякие вольности по отношению их незамужних дочерей, запрещая лишь спать с ними. Эти женщины прилюдно купаются нагими в реках, и вы можете поэтому любоваться бесконечным числом самых прекрасных и самых изящных фигур.

Они главным образом кормятся рыбой, все еще именуемой anticei, как у Страбона Старшего; это, собственно говоря, разновидность осетра, разве что более короткого и более жирного, чем его обычный вид. Они пьют воду из своих рек, что способствует пищеварению. Они также едят мясо всех домашних и диких животных. У них нет пшеницы или винограда, но имеется большое количество проса и тому подобного зерна, из которого они изготавливают хлеб и иного рода провизию, а также напиток под названием боза. Они еще пьют мед.

Все их дома из соломы, камыша и дерева; и было бы большим позором для князя или дворянина, если бы он построил крепость или жилище с прочными стенами; такой человек мог бы прослыть трусом, неспособным защитить себя. По этой причине все они живут в вышеупомянутых домах и селах; во всем крае не встретишь ни одного укрепленного поселения; но так как все еще остаются некоторые древние башни и стены, они используются местными жителями в тех или иных целях, в то время как дворянам стыдно занимать их. Свои стрелы они изготавливают сами и делают это даже сидя верхом; стрелы эти весьма хороши, с железными наконечниками удивительной прочности, и едва ли найдется даже самое малое число тех, кто сравнится с ними в их изготовлении. Жены дворян заняты вышивкой; они также изготавливают кожаные футляры для [257] огнестрельного оружия и пояса, в высшей степени элегантные.

Их похоронные обряды чрезвычайно своеобразны. По случаю смерти дворянина они сооружают высокое деревянное ложе под открытым небом, на которое помещают тело умершего в сидячем положении, пред тем удалив из него все внутренности. Здесь, в последующие восемь дней, его посещают родственники, друзья и вассалы, приносящие ему дары в виде серебряных кубков, луков, стрел и других вещей. По обе стороны смертного ложа стоят два родственника, следующие за ним по возрасту, опираясь одной рукой на палку; а с левой стороны ложа стоит незамужняя женщина со стрелой в руке, на конце которой привязан шелковый платок, дабы отгонять мух, даже если стоит холодная погода, которая обычно и сохраняется целый год. У изголовья умершего сидит первая из его жен, пристально смотрящая на своего покойного мужа, но не проливая при этом слез; что считалось бы неблагопристойным. Это продолжается большую часть дня в течение всех 8 суток, после чего умершего хоронят следующим образом. Они берут очень толстое дерево и от самой большой части ствола отпиливают длинный кусок, раскалывают его на две половинки; делают в них углубления, достаточные, чтобы поместить тело покойника и часть упомянутых выше даров. Затем они помещают труп в углубление, и в этом, грубо сделанном гробу тот относится к месту, выбранному для захоронения, где собирается огромное число людей, которые возводят над погребением холм; и чем выше было положение умершего и больше имел он друзей и подданных, тем крупнее и выше те делали холм. После того как ближайшие родственники собрали все дары и взяли на себя расходы по гостям, они хоронят вместе с телом большую или меньшую часть вещей, что были подарены, в соответствии со [258] степенью любви и уважения к покойному. Через несколько дней после похорон во время принятия пищи они выводят самого лучшего коня умершего и отсылают с ним слугу к могиле. Этот слуга трижды обращается к своему прежнему хозяину по имени и приглашает того от имени родственников и друзей к трапезе. Так как тот, конечно, не отвечает, слуга возвращается с конем и сообщает семье, что тот не дал ответа. После того родственники считают, что долг свой исполнили, и принимаются за еду без дальнейшей церемонии.

Глава 14

Отъезд автора из Моздока. — Переправа через Терек. — Возвышенности Арака. — Ахлау-Кабак. — Григорипол, крепость на реке Кумбалей. — Шалха, поселение ингушей на Кумбалее. — Поселения ингушей. — Их простые водяные мельницы. — Образ жизни и нравы. — Ингушские вельможи, или старейшины. — Узкое ущелье. — Дорога к Верхнему Тереку. — Галга, первоначальное местожительство ингушей. — Священная скала на реке Ассай. — Дорога к ингушам в долине Шалха. — Пещера с железным крестом. — Красота долины. — Их земледелие и домашнее хозяйство. — Обычаи. — Их отвага, сдержанность, клятвы. — Браки после смерти. — Их женщины и их одежда. — Танцы ингушей. — Их отвращение к чужеземным религиям. — Религиозные обряды, исполняемые в древней церкви на Верхнем Ассае. — Описание этого сооружения. — Первосвященники ингушей. — Манеры ингушских старейшин. — Имена, данные ингушами себе и своим соседям. — Их семь племен.

Приблизительно в 9 часов утра воскресенья 22 декабря мы наконец покинули Моздок с эскортом из 50 донских казаков. Мы переправились через Терек на двух дуплистых деревьях, или «каюках», как они именуются, кои связаны плетнями из ивы. Плот, столь непрочно скрепленный, подвержен частым случайностям; и в таких случаях багаж, на него погруженный, обычно погибает, хотя люди и лошади могут, конечно, спасти свои жизни, переплыв реку. В июле и августе, когда вода глубокая, паром вынужден проделывать частые поездки туда и назад; и, так как за раз обычно можно перевезти не более трех лошадей, переправа через Терек неизбежно занимает немалое время. Мы вынуждены были долго ожидать на левом берегу реки, покуда вся наша команда и багаж не были переправлены. На этой стороне находится маленький редут, снабженный четырьмя пушками для защиты коммуникации.

Наконец около 4 часов мы вновь отправились в путь и взошли по пологому подъему степи, который в этом месте возвышается приблизительно на 60 футов над рекой. Путь сперва пролегал через лес; но, когда мы его миновали, перед нами предстала красивая и плодородная равнина Малой Кабарды. Преодолев 20 верст, мы достигли холмов Арака, покрытых лесом; на холмах, слегка спускающихся к северу, встречаются песок, глина и мергель. Где-то через милю мы достигли села Ахлау-Кабак, или Жиляхстаней, которое раньше являлось столицей и резиденцией жиляхстанейских князей Малой Кабарды, но ныне обезлюдело по причине чумы. Оно расположено у северного подножья второй цепи холмов, в точности напоминающей предшествующую, на плодородном участке, омываемом тремя небольшими речками, именуемыми Пседахе. Через версту, слева от нас, лежит черкесское село Кургоко, собаки [262] которого набросились на нас и навели немалый ужас на наших казаков, умолявших нас быть спокойными и по возможности ехать тихо. На северном склоне второй цепи Арака лежит ныне покинутый редут Григорипол, а слева от него находится безымянная речушка. В полночь, сильно уставшие и очень томимые жаждой, ибо не нашли по пути свежую воду, мы прибыли в крепость Григорипол (от названия реки), на левом берегу которой эта крепость и расположена. Пересекая реку в темноте, намокли не только мы сами, но и наш багаж.

Расстояние от Моздока до Григорипола составляет 60 верст; и, действительно, не очень приятно совершать поездку в середине декабря, отчасти ночью, через степь, покрытую изморозью, и, кроме того, шагом. Мы утешались мыслью, что, по крайней мере, следующим утром уже будем находиться и согреемся в Григориполе, но оказались горько разочарованными; так как по причине позднего часа мы не были допущены в крепость и вынуждены были провести ночь под открытым небом. Голодным, томимым жаждой и окоченевшим от холода, нам осталась лишь одна возможность подкрепиться чаем, сухим печеньем и французским коньяком; а затем, накрывшись своими великолепными лезгинскими фетровыми плащами, лечь спать на промерзшей земле. Ночь была тяжелой и ветреной, но следующим утром мы нашли себя более окрепшими, чем могли того ожидать.

Крепость, кою я потом посетил, хорошо отстроена, будучи занимаемая гарнизоном из числа егерей и донских казаков и вооруженная 12 пушками; ее единственными жителями являются гарнизон и несколько маркитантов, почти все из которых живут в земляных или подземных бараках, с крышами, едва выступающими над землей, с маленькими окнами для доступа света. Эти жилища крайне сырые и [263] неуютные; и в них вскоре портятся и одежда, и продукты. Было бы нетрудно при разливе реки сплавить строевое дерево с верховьев Кумбалея вниз по реке в Григорипол и использовать его в возведении нормальных домов, если бы не препятствие, что тому чинят ингуши. Кумбалей, как он именуется черкесами, кистинскими племенами называется Галуном и берет начало в сланцевых горах в 3 милях к востоку от Стефан Цминды, или Казбека, на Верхнем Тереке, и течет через долину, населенную большими ингушами, или, как называют их русские, старыми ингушами. Цепь холмов, что окаймляют ее, высокая и лесистая; река сперва простирается на север, а затем обретает северо-западное направление через равнину в 40 верст, пока не достигает второй цепи, Арака, в Малой Кабарде; мимо подножья которой она продолжает свое течение почти на запад, покуда не впадает в каких-то 4 верстах выше Тартарупа справа в Терек. Ее русло ровное и каменистое; течение, когда вода спадает, не очень быстрое, так что во многих местах реку можно перейти вброд верхом; но как и у всех рек на равнине, здесь мало, а в иных местах совсем нет, деревьев, так как те часто уничтожаются ее меняющимся течением.

Где-то 40 лет назад колония ингушей, названная Шалха, обосновалась у подножья холмов на Кумбалее. Их увеличивавшееся население в долинах, не особо плодородных, вынудило их переселиться на равнину. Обширная равнина Кабарды давно бы была схожим образом заселена и возделана осетинами, если бы ненасытность и жестокость кабардинцев не удерживали бы горцев в их суровых долинах, дабы не оказаться проданными в качестве рабов и отданными в зависимость кабардинским крестьянам. Вероятно, они могли бы расселиться и в Кабарде, если бы недоступные скалы и любовь к независимости не заставляли бы их делиться на небольшие общины [264] и соответственно не ослабляли их. Колония Шалха, которая по причине своей храбрости и численности способна была оказывать более действенное сопротивление, неоднократно сбрасывала ярмо, что кабардинцы пытались наложить, и решительно защищалась от этих притеснителей.

На левом берегу Кумбалея, прямо у подножья холмов, проживают около двух сотен семей, кои достаточно защищены с противоположной стороны реки крутым обрывом. Другие села расположены на равнине, на правой стороне, близ маленьких ручейков, на которых почти каждая семья имеет свою водяную мельницу, конструкция которой чрезвычайно проста. Я не знаю, есть ли еще такой народ, который мог бы столь действенно сотворить из плохих материалов и немногих деталей предмет, дабы иметь возможность относить его с собой домой и, когда потребуется, вновь его устанавливать. Маленький жерновой камень быстро поворачивается валиком маленького горизонтального колеса, на которое из выдолбленного дерева или желоба, под тупым углом, выливается вода. Колоколообразная загрузочная воронка из березовой коры, когда требуется, сотрясается палочкой, прикрепленной к ней и соприкасающейся с камнем. Остроконечный камень, двигающийся в полости другого, служит вместо железного штыря для колесного вала, а жерновой камень поднимается или опускается с помощью вилкообразной подпорки и камня, помещенного ниже ее. Весь механизм сконструирован без железа; за мельницами ухаживают женщины, которые также должны исполнять все работы, как в поле, так и дома, и шить одежду как для себя, так и для членов семьи.

Этот народ может быть назван богатым в сравнении с другими горцами; так как у них много скота и хлебного зерна, хотя живет он очень умеренно. Для [265] каждой трапезы ингуши пекут маленькие мучные лепешки, овсяную или ячменную еду. Тесто приобретает требуемую форму, кладется на круглый камень и, будучи наполовину запеченным, покрывается горячим пеплом до полной готовности. Это непропеченный и тяжелый, но легко усваиваемый умеренными желудками ингушей продукт. Они также, подобно осетинам, для исключительных случаев варят великолепный сорт пива, напоминающий портер. Они одеваются по той же моде, что и остальные кавказцы, но их одежда и оружие лучшего качества. Они одни среди всех своих соседей сохранили использование щита. Эти щиты деревянные, покрытые кожей и укрепленные овальными железными полосками. Их короткое сучковатое копье не только используется для защиты, но, когда острием своим оно воткнуто в землю, рогули служат опорой для ружья и таким образом позволяют им лучше прицеливаться. В противоположность обыкновению горцев они привычнее всего сражаются верхом и с восхитительной ловкостью пользуются щитом. Дерзкое слово рассматривается ими как самое большое оскорбление и часто искупается самой жизнью. Вы могли бы предположить, что в стычках многие из них окажутся, по крайней мере, опасно раненными; но они с такой ловкостью отражают удары сабель, что лишь немногие из них получают самые незначительные повреждения.

По малейшему поводу они хватаются за саблю, но прибегают к ружьям лишь в самых настоятельных случаях, как то ради кровной мести или отражения нападения противника. Социальная связь поддерживается среди людей старейшинами, известными своим богатством или влиятельностью своих родов; но они обладают большим влиянием на низшие классы на равнине, чем в горах, где всеобщая бедность более уравнивает людей разных классов. [266]

Жилища ингушей на равнине представляют собой жалкие деревянные хижины, которые они покидают, так как те не укреплены. Они поддерживают самые тесные семейные связи с живущими в горах племенами и весьма стремятся оставаться с теми в дружеских отношениях, ибо могут заполучить в случае необходимости у них убежище. Когда они переселяются на равнину, то оставляют земли и дома, кои покидают в горах, своим родственникам или же отдают их в дар самым бедным людям, тем самым становящимся их вассалами.

Дорога к долине Больших ингушей лежит через лесистые холмы, сперва на несколько верст по правому, а затем — по левому берегу Кумбалея. Путь может в ширину составлять 80 саженей, а в длину — 6 верст; повсюду он ровный, проходимый для экипажей, а кое-где встречаются деревья. По обеим сторонам расположены высокие, крутые, лесистые холмы, на вершинах которых растет красивое красное дерево taxus, или тис. В конце ущелья находится каменное изваяние, установленное на скале, коему они молятся и приносят жертвоприношения. Здесь открывается долина Больших ингушей, что простирается на юго-восток более чем на 6 верст, шириной в 4 версты. Большинство сел расположено на северной стороне долины, частично на склоне холма и частично у реки. На западной стороне речки Герг тоже расположены несколько сел. У входа в долину стоит башня, окруженная стенами, могущая служить защитой ущелья. Сама долина ровная и предоставляет достаточное количество подножного корма для скота жителей; она омывается речками: на восточной и северной сторонах извивается Кумбалей, на южной и западной — Герг; и обе сливаются в ущелье, заполучив до того воды нескольких маленьких ручейков. Герг начинает свое течение на юге, среди очень высоких снежных гор, и стремительно устремляется [266] вниз по неровной возвышенности на южной стороне долины. Вдоль этой реки пролегает тропинка к Стефан Цминде, что на Тереке.

Пахотные земли Больших ингушей лежат в основном на южном склоне северной гряды холмов, а своих баранов они держат на южной и восточной лесистых сторонах хребта. У подножья западных холмов расположено село Вапи, на речке, именуемой осетинами Макалдон, впадающей в Терек с правой стороны на полпути между Балташом и Ларсом. Кумбалей начинает свое течение с восточных холмов двумя реками; на правой стороне реки пролегает дорога в долину реки Ассай и к Средним ингушам. Тропа между восточными и северными грядами ведет к Шадиго и карабулакам.

Продвигаясь еще выше от истоков Кумбалея и преодолев холмы, что отделяют эту реку от долины Ассай, или Шаджир, вы достигаете, недалеко от нее, места под названием Галга, которое считается исконным обиталищем ингушей и которое лежит в каких-то 7 милях южнее истоков Сунжи. От этого места утомительный путь ведет через жалкий мост на правый берег Ассая, здесь зажатого среди холмов, где его течение самое быстрое и наполнено осколками скал. Он часто омывает отвесное скалистое основание недоступного холма и вынуждает вас менять ваш путь с одной на другую сторону. Недалеко от священного утеса, на котором ингуши в силу набожности бросают рога животных и палки, находится второй мост, ведущий на левый берег. Места, где происходят схожие жертвоприношения, встречаются во многих опасных ущельях в горах. Из-за отсутствия мостов вы следуете по тропе на склоне западных холмов, которая в обрывистых местах пролегает по узким фашинам, покрытым землей, едва способным выдержать одного человека, но через которые переправляются и перегруженные ослы и [268] мулы. В 10 верстах южнее вы постепенно спускаетесь к реке, где обнаруживаете наполовину оказавшуюся в руинах стену, с башней, не более 40 ярдов в ширину, построенной как раз поперек узкого пути между неприступными возвышенностями. К юго-западу от этого прохода теперь открывается обширная долина ингушей, именующих себя также шалха. На западной стороне — село Вапила, перед тем как вы вступаете в него, вы можете увидеть, что в середине отвесной скалы, находится пещера с железным крестом, куда в июне месяце осуществляется общее паломничество. На скале видны следы прежних жилищ. Долина широкая, неровная и населена вдоль склона возвышенностей. Виды, что здесь открываются, действительно приятны и романтичны: древние замки на скалах и над пропастями, подобно пирамидам конические башни, покатые поля на склонах самых высоких холмов, стремительные потоки, мчащиеся вниз между ними пенящими каскадами, и пышные луга, где в целях орошения вырыта тысяча каналов, — такова панорама, что повсюду открывается вашему взору. В скалах, чьи самые высокие утесы с вечными снегами нависают над этой долиной, летом кажется, что здесь слились все четыре времени года. Поля окружены камнями, и ингуши столь страстно желают обработать каждый клочок земли, что даже жалеют тропы, и ради одного фута земли целые семьи часто истребляют друг друга. Они постоянно заняты удалением со своих полей камней, что скатились на них с гор, рытьем новых каналов для орошения и улучшением малоплодородных почв. Несмотря на немалые усилия, что они прилагают в возделывании земли, она едва удовлетворяет нужды жителей; по причине чего многие из них переселились в долину Больших ингушей, а впоследствии — аж к подножью возвышенностей Шалхи. Стебель пшеницы никогда не [269] вырастает более фута длины, но колосья большие и грузные.

Ингуши трудолюбивы, особенно женщины, которые не только исполняют домашние дела, но шьют одежду своим мужьям, приносят часто дрова для дома с расстояния в 8 верст и носят очень тяжелые ноши через холмы. Почти все высокогорные долины лишены леса, и потому он должен с большим трудом доставляться с высоких гор. Это, как я предполагаю, является главной причиной того, что их дома с плоскими крышами построены из камня. Они белят наружность своих строений и башен, хотя внутри них не очень беспокоятся о чистоте. Они строятся вместе, семьями и часто укрепляют свои села стенами и коническими башнями высотой от 60 до 90 футов. Их поля лежат близко к их жилищам; в числе животных, коих они держат, — свиньи, бараны, ослы, мулы, немногочисленные лошади и крупный рогатый скот; по причине нехватки пастбищ коней и рогатого скота у них мало. Что касается остального, их потребности невелики. Жалко одетые на татарский манер, закутанные зимой и летом в фетровые мантии, они часто кормятся лишь сырыми кореньями и тем не менее остаются очень умеренными, когда охота предоставляет возможность пиршества. Самые старые члены семьи приступают к трапезе первыми и оставляют тем, кто за ними следует, лишь объедки, часть которых достается детям. В соблюдении правил гостеприимства, в совместном владении собственностью, в справедливом разделе того, что удача или случай даруют им на их пути, они утрачивают видимость первобытного существования и выглядят побуждаемыми куда большими человеческими чувствами, чем мы, жадные европейцы, именующие себя изысканными и цивилизованными. Они очень худы, но весьма высоки, быстроноги, физически сильны и неутомимы. В их наружности [269] отражаются независимость и степенность. У них неистовый нрав, но скоро вновь успокаивающийся; а все их взрывы чувств демонстрируются открыто и необузданно. Они считают презрение к жизни достоинством, а малейшее проявление страха — самым большим недостатком; по причине чего они скорее предпочтут покончить с собой, чем покориться воле другого. Их женщины демонстрируют ту же геройскую решительность, с образчиком которой и познакомился во время своего пребывания на Линии граф Ян Потоцкий. Один ингуш отвез молодую девушку из родных краев в Эндери с намерением продать ее. Еврей из Ширвана предложил за нее 240 рублей персидскими деньгами, и сделка была заключена. Покупатель и продавец на короткое время удалились, дабы взглянуть на товары, после чего девушка обратилась к свидетелям происходящего со следующими словами: «Я лишь несчастная сирота, которую всякий может безнаказанно оскорбить. Человек, меня сопровождающий, обещал жениться на мне, а теперь продает меня, дабы заиметь для себя шелковую одежду. Но я позабочусь о том, чтобы он никогда не носил ее». С этими словами она вышла в сад и повесилась на дереве.

Охота, война и грабежи считаются ингушами самыми достойными уважения занятиями юности; и они грабят в равной степени как во имя славы, так и по причине бедности. Главы семей у них безвластны, а какое-нибудь влияние на них имеют лишь красноречие и способности. Они абсолютно незнакомы с законами и отказываются от всякой покорности; а во всех своих взаимоотношениях руководствуются исключительно древним обычаем. Отец вооружает своего сына сразу же, как тот обретает способность защищать себя, и после оставляет того на произвол судьбы и его наклонностей. [270]

Ингуши заимствуют свои имена от животных: так, один именуется Устом (бык); второй — Чаком (свинья); третий — По (собака) и так далее. У женщин еще более необыкновенные имена, к примеру, Ассир вачара (та, которая скачет на самке) и т.д. Если какой-нибудь ингуш оказывается в долгу перед человеком, принадлежащим какому-нибудь соседнему племени, и не платит ему, кредитор отправляется к его кунаку или гостю, живущему среди ингушей, знакомит того с обстоятельствами случившегося и добивается уплаты долга со следующей угрозой: «Если ты не согласишься, я приведу с собой собаку, которую убью на могилах твоего рода». Каждый ингуш трепещет при этой угрозе; и, если должник отрицает долг, он обязан поклясться, что к нему не имеет отношения. По этому случаю собачьи кости смешиваются с экскрементами тех же животных и относятся к священной скале Жерда. Здесь человек, обвиняемый в долге, произносит громким голосом: «Если я говорю неправду, пусть покойники моего рода носят на своих плечах покойников рода моего обвинителя и при том находятся в пути под дождем и палящим солнцем!» Схожая церемония имеет место в случае обвинения в воровстве, так как ингуши чаще воруют, чем дают взаймы. Если у человека умирает сын, другой, потерявший свою дочь, идет к отцу и говорит: «Твоему сыну в ином мире понадобится жена; я отдам ему свою дочь; заплати мне за невесту». Подобная просьба никогда не отвергается, даже если стоимость невесты доходит до 30 коров. Они берут 5 и более жен, а после смерти отца самый старший сын женится на них всех, исключая свою собственную мать. Если этот скандальный обычай осуждается в присутствии ингуша, он отвечает: «Мой отец лежит с моей матерью, так почему же я не буду лежать с его женой?» [271]

Женщины кистов и ингушей маленькие, физически сильные и довольно красивы; девушки, украшенные румянцем здоровья, очень живые, любознательные и веселые создания. Их волосы спереди пострижены столь коротко, что прикрывают лишь половину лба, который они с особой тщательностью смазывают, в том числе и свинцовыми белилами. На задней стороне головы они заплетают несколько кос, спадающих на плечи и ниже поясницы; но замужние женщины имеют лишь две косы, каждая повязана шелковой, шерстяной или хлопчатобумажной лентой. Их головной убор состоит из черкесской шляпки, медных или стеклянных серег. Женская сорочка украшена на плечах и груди шелковыми или шерстяными нитками разных цветов, толщиной в пять дюймов. Поверх ее они носят жакет, достигающий талии и перевязанный поясом, а под сорочкой — длинные штаны. Эти штаны указывают на их положение; замужние женщины носят красные, вдовы и пожилые женщины — синие, а молодые незамужние женщины — белые штаны; но все они на лодыжках украшены множеством цветов, имеющих черную кайму. Зимой женщины всех классов носят ботинки, а летом ходят босиком. Когда завершаются их работы по дому, они занимаются производством ковров или войлочно-фетровых изделий. Они изготавливают также тонкую шерстяную материю (зока), которая используется в шитье одежды для них самих, а также мужей и детей.

У них свой собственный стиль танца, небывалый среди остальных жителей Кавказа. Один участник, сидя в большом круге, поет и в сопровождении габоев или волынки призывает самых молодых и самых способных танцоров продемонстрировать свою активность. После этого пожелавшие принять участие в танце принимают разнообразные угрожающие позы и исполняют друг за другом разного рода гримасы. [273] Когда все танцоры поочередно сделают это, среди громких и общих аплодисментов они соединяют руки, поют и танцуют, выстроившись в длинные ряды. Они часто с большим проворством образуют один широкий круг, вновь и вновь то смыкая, то размыкая его, и завершают танец теми же угрожающими гримасами, коими и начинали его. Так как прекрасному полу не запрещено участвовать в подобном развлечении, девушки находят слепого музыканта, с коим приятно проводить время в некотором удалении от мужчин, не нарушая обычая, запрещающего им демонстрировать свою внешность незнакомцам иного пола.

Искусство письма рассматривается ингушами как чудо, дарованное христианской и магометанской верой людям, их исповедующим, тем не менее они продолжают питать антипатию к этим религиям, хотя русские миссионеры, работающие в Осетинской Комиссии, прилагали огромные усилия, дабы обратить их в православную веру. Два брата из этого народа были проданы рабами туркам, приняли магометанское вероисповедание, посетили Мекку и, в конце концов, вновь обрели свободу. Возвратившись на родину, они нашли свою мать еще живой и, обратив ее в свою веру, стали с набожным рвением проповедовать против почитания их соплеменниками священных скал. «Вы проповедуете учение, — заявили им ингуши, — которое узнали, будучи рабами; нам до него нет дела; поэтому убирайтесь отсюда и никогда более не появляйтесь здесь». Двое братьев невредимыми ушли в другие края; что свидетельствует о том, что религия ингушей значительно более терпимая, чем христианская.

Религия ингушей предельно проста; так как они поклоняются одному Богу, чье имя — Дал, но у них нет ни святых, ни иных выдающихся образов. Они празднуют воскресенье не по религиозному [274] отправлению обрядов, а в качестве отдыха от работы. Весной они соблюдают долгий пост, а летом еще один, менее продолжительный. У них нет особых обычаев кроме тех, что исполняются при рождении или смерти человека, но ежегодно они устраивают общие паломничества к святым местам, большинство которых являются руинами христианских церквей, воздвигнутых во времена знаменитой грузинской царицы Тамары, правившей с 1171-го по 1198 г. н.э., покорившей большинство кавказцев и обратившей их в православие. В этих случаях они приносят в жертву баранов, пиво и т.д. Старый человек, известный своей безгрешностью, коего они называют Занин стаг, или «чистый человек», являющийся их единственным священнослужителем, лишь один имеет право приносить в жертву и возносить молитвы в святых местах. Такого рода празднество справляется общим пиром из жертвенных животных. От христианства они сохранили лишь почитания древних церквей и презрение к магометанской религии. Те, кто жил ближе всего к равнине Кабарды, принуждены были креститься во времена русских миссионеров, но после приостановления деятельности Осетинской Комиссии все это полностью прекратилось.

На только что описанной, южной стороне долины ингушей, на возвышенности, у подножья которой соединяются два рукава Ассая, находится древнее сооружение — место больших ежегодных паломничеств всего народа. Цанин стаг, или «святой старец», живет близ него и забивает жертвенных животных, съедаемых паломниками; сохраняя в постройке разве что голову, рога и кости. Эта постройка частично погружена в землю и имеет в длину 23 шага, ширину — 7 футов, а высоту — 18 футов. Здание сооружено из гладкого тесаного камня, но его кровля рухнула. На западной и восточной сторонах виден маленький [275] внутренний двор. Вход через ворота находится на западной стороне, но теперь прегражден камнями. Ныне в здание можно войти через низкую дверь на южной стороне. Над главным входом расположена некая грубо сделанная фигура, высеченная в камне горельефом. Человек представлен сидящим на стуле, а над ним, слева, из облаков исходит рука, удерживающая свиток; рядом стоит другая фигура, держащая в левой руке крест, а в правой — саблю. На другой стороне еще одна фигура держит кисти винограда на своем плече; на этой же стороне расположены головы херувимов, вставленных по углам в качестве украшения. Над главной фигурой виден фасад греческой церкви; но древнегрузинские надписи, ошибочно принятые Палласом за готические, ныне совсем неразборчивы. На восточной стороне здания имеются два узких окна, а на южной стене вместо окон оставлены маленькие треугольные прорези. Внутренность здания темная, грязная и без пола; а в середине лежит куча золы, накопившаяся от жертвоприношений. Вдоль стен сложены головы с рогами, кости и сломанные стрелы. На восточной стороне имеются несколько арок, замурованных камнем, которые, как утверждают, сообщаются с хранилищами, с находящимися в них книгами и другими предметами, принадлежащими церкви. Эти места ингуши не позволят никому исследовать. Во время моего второго визита в Моздок, однако, я добыл два изорванных греческих манускрипта по литургии, на гладкой хлопчатой бумаге, привезенной одним капуцинским монахом, однажды проникшим в край ингушей; они, собственно говоря, принадлежали католической миссии, но были обменены у иезуитов на некоторые иные, более полезные им книги.

Большие ингуши значительно более гостеприимны и дружелюбны к чужестранцам, чем те, кто [276] проживает на Ассае и позаимствовали свои нравы и обычаи у осетин и черкесов. Во время приема гостей хозяин всегда прислуживает им и ест только то, что последние оставляют ему. Он одновременно ставит перед ними голову и грудинку; которые те должны отведать, но уши отдаются мальчику, дабы напомнить тому о долге послушания. Поев мяса, они пьют мясной бульон. Во время трапезы они сидят кругом на корточках и пользуются во время еды лишь своими пальцами. Их места захоронения являют собой склепы из наземной каменной кладки, с маленьким проемом на западной стороне, через который кладется труп; после чего проем закрывается камнями, а женщины прикрепляют к нему косы своих волос. Для людей, убитых молнией, они сооружают столбы, к которым привязывают голову и растянутую шкуру козла. Что касается времени их расселения в крае, в коем они ныне обитают, то они о том абсолютно не ведают; но разрушенная церковь на северных холмах, у которой совершают жертвоприношения те, кто не участвует в только что описанном паломничестве, свидетельствуют о достаточно далекой древности. Их стада и табуны значительны, и у них есть очень хорошая порода коней. Более состоятельные дают в долг свой рогатый скот и находят такой способ более безопасным и более выгодным для себя. 10 баранов с 10 овечками приносят каждые три года прирост в 8 голов, так что владелец должен получить назад 28 голов. Если арендатор имеет несчастье потерять баранов, он отдает вместо них каждые три года по корове, покуда не возвратит нужную стоимость баранов. За корову с теленком ежегодно отдается по барану; а за потерянную кобылу — корову вместе с половиной телят, что она дает; или в течение десяти лет трех баранов, кобылицу и половину жеребят, за это время рождающихся. Этот обычай имеет силу неоспоримого закона среди этих людей. В качестве [277] определенной платы они также берут под свою защиту бедного и беззащитного человека. Они придерживаются великого поста православной церкви, но этим исчерпывается их знание христианства. Они совершают паломничества к святым местам, а после жатвы — к пещере с железным крестом. Они рассказывают необычные истории, касающиеся этих святилищ; и среди прочего о склепе в долине Шалха, отстроенном из камня. Здесь проход ведет через 9 дверей в пещеру, где в целости и сохранности остались большие книги, золотой подсвечник, сундук, полный драгоценностей, и останки мужчины и женщины.

Галгаи, халхаи, или ингуши, именуют себя ламур, или горцами; а своих соседей:

Народ ингушей состоит из семи племен, носящих следующие имена: 1. Тергимха; 2. Аги; 3. Хам-хой-у; 4. Харотой; 5. Зимкай-бох; 6. Ге-ула-ву; 7. Вапи. Их легко завоевать добротой и снисхождением; и, пока вы не обманываете их, вы можете быть уверены в их доверии. Ныне они живут в достаточно дружеских отношениях с русскими, кои смотрят на них как на подданных. Эгоизм русских гражданских чиновников дает повод к немалому сопротивлению, а жульничество армянских торговцев — к многочисленным недовольствам.

Комментарии

19. См. «Общую карту Грузии и Армении», составленную в 1738 г. в С.-Петербурге и опубликованную в 1766 г. в Париже. На этой карте Урух представлен как впадающий в Баксан (Бассиани), который ошибочно сам в свою очередь впадает в Кубань. Происхождение этой удивительной карты таково: Иосиф Николай де Лиль, будучи в Петербурге в 1737 г., узнал, что один грузинский князь, находившийся в это же время в этой столице, привез с собой несколько карт своей страны. Ему посчастливилось добиться согласия у князя сделать их копии и получить перевод названий от его секретаря. Из этих материалов он и составил свою карту с вышеуказанным заглавием.

(пер. К. А. Мальбахова)
Текст воспроизведен по изданию: Юлиус Клапрот. Описание поездок по Кавказу и Грузии в 1807 и 1808 годах. Нальчик. Эль-Фа. 2008