1841 г. марта 8, — Донесение главноуправляющего Грузией Головина военному министру А. И. Чернышеву о крестьянских волнениях в Осетии

Из донесений моих вашему сиятельству известно о происходивших в Осетии в продолжение протекшего года грабежах и убийствах, которые в конце прошлого лета возросли до того, что для прекращения их надо было послать военную команду, ибо осетины дальних ущелий, в надежде на неприступность жилищ своих, давали убежище разбойничьим шайкам и на требования местного начальства отказывались выдавать их.

Последствия двухкратной посылки небольших отрядов под начальством полковника князя Андроникова для поимки и истребления этих шаек вашему сиятельству известно из подробных моих донесений, так как и о том с каким усердием способствовали успеху этого предприятия грузинские князья Горийского уезда и с какими трудами и опасностями сопряжено было исполнение самого предприятия, стоившего нам: убитыми 8 человек нижних чинов и 5 милиционеров, в числе первых один юнкер и до 80 человек ранеными, в числе которых 2 офицера и 36 человек нижних чинов, а остальные милиционеры.

Ныне член Совета г. Легкобытов, при объезде вновь открытых уездов здешней губернии, собирая различные сведения, большею частью за прошедшее время, на обратном пути из Имеретин узнал, между прочим, в Горийском уезде, будто бы главнейшим поводом к происходившим в последнее время в Осетии беспорядкам было злоупотребление, власти бывшего местного там начальства и что, наконец, самый поиск против разбойничьих шаек, в осетинских горах укрывавшихся, сопровождался действиями, не вполне одобрительными.

Вследствие сделанного г. Легкобытовым формального донесения для дознания по всем собранным им сведениям, посланы были со взаимного нашего с бароном Павлом Васильевичем Ганом согласия полковники Вронченко и Викторов, которые, по сделанным ими расспросам у разных лиц, сведения эти подтвердили без положительных, впрочем, актов и доказательств, а потому я признал нужным, для ближайшего на месте [443] исследования истины дошедших таким образом до меня сведений, нарядить особую комиссию, о чем и предъявил в Совете главного управления.

Не успев с сим же фельдъегерем, отправляемым по делам довоенных распоряжений относящихся, сделать по настоящему делу подробного вашему сиятельству донесения, я почел долгом изложить предварительно письмом сим некоторые обстоятельства, заслуживающие особенного внимания, прося повергнуть оные на высочайшее воззрение.

Исключительное положение здешнего края, по чрезмерному разнообразию племен, его населяющих, и представляющей по свойству местности отличительный характер ее обитателей, поставляет главноуправляющего в крайнее затруднение по ответственности, на нем тяготеющей, за сохранение прежде всего спокойствия и безопасности.

Из гористых участков Закавказского хребта Осетия по географическому своему положению, находится ближе всего к сердцу Закавказских наших владений, прилегая ущельями своими к главнейшему нашему сообщению с Россией.

Страна эта подвергалась неоднократно беспорядкам, вынуждавшим бывших здесь до меня главноуправляющих прибегать, к военным экспедициям, с большим или меньшим успехом, как это видно из дел прошедшего времени. Таковые экспедиции предпринимаемы были в годах 1812, 1823 и 1830, самая же последняя была в 1836 году.

С тех пор как при моем предместнике бароне Розене, так и при мне неоднократно возникали там беспорядки, требовавшие содействия вооруженной силы, но меры эти по различным причинам были откладываемы.

Прошлый год ознаменовался для Закавказского края особенно бедственными событиями: начавшись успехами горцев на восточном берегу Черного моря, неблагоприятные происшествия следовали одно за другим. Вся Чечня подняла оружие под кровавым знаменем Шамиля; Северный Дагестан большею частью отложился вновь; вся Кабарда волновалась, и пламя всеобщего восстания между племенами, исповедующими исламизм» доходило уже до Владикавказа, так что надобны были пехотные пикеты для охранения мостов через Терек на Военно-Грузинской дороге, между Дарьялом и Ларсом. [444]

С другой стороны, дела наши египетского, волнуя Малую, Алию, угрожали Закавказским пределам нашим по всему протяжению границы их с Турцией.

В то же время чума, открывшаяся в Александропольском уезде, приблизилась на расстоянии 70 только верст от Тифлиса.

В таком положении края, среди беспрерывных тревог военных, нельзя мне было оставаться равнодушным к делам Осетии, где оказывалось также волнение умов, начинающееся обыкновенно покушениями открыто сопротивляться постановленной власти под предлогом, что сия последняя даст к тому повод неправильными поступками и злоупотреблениями. Нельзя мне было также терпеть укрывательства в горах Осетии разбойничьих шаек под защитою целых селений, и не полагаю, чтобы в таких обстоятельствах можно было отвергнуть необходимость принятия мер решительных, что с моей стороны и сделано было. Полковник князь Андроников с успехом исполнил данное ому поручение, преодолев неимоверные трудности суровым временем года и местностью противополагаемые. Но со всем тем две малые шайки грабителей, избегнув всех преследований, и поныне укрываются еще в вертепах Осетии между своими соплеменниками.

Знаю сколь болезненно чадолюбивому сердцу государя императора получать донесения о мерах строгости, необходимостью вынуждаемых и в порядке обыкновенном представляющихся суровыми; но положение главноуправляющего здешним краем в сем отношении, как я уже сказал, исключительно. Оно было таковым при моих предместниках и таковым останется, может быть, надолго еще при тех, кои заступят мое место.

При покорении Ахты и Ратула я мог в полной мере последовать милосердным видом государя императора: там правосудие ограничивалось одною жертвою, а именно: пожизненным заточением главнейшего нашего врага Аги-Бека Рутульского.

Смею думать также, что четырехлетнее управление мое гражданскою частью в царстве Польском не оставило по себе следов жестокости и несправедливости.

Но в здешнем краю, где народ вообще не сложил еще оружия, где самоуправство укоренилось обычаями, где нравы не смягчены еще ни благотворным светом учения евангельского, [445] ни правилами нравственности, где половина народонаселения одушевлена фанатическим духом исламизма, управление должно по необходимости сопровождаться иногда такими мерами, которые, будучи чужды нравам европейским, не подходят под обыкновенные понятия. Следует заметить, что лица, рассматривающие ход здешних дел, не разделяя бремени ответственности, тяготеющего на главноуправляющем, могут беспрепятственно, увлекаясь односторонним суждением и не заботясь о последствиях, предаваться похвальным чувствам великодушия и сострадания. Но если, руководствуясь такими побуждениями, допустить, что поднятие оружия против правительства, вынужденное злоупотреблением постановленной власти извинительно, то всякий заговор и бунт может легко найти себе оправдание.. А потому я с своей стороны полагаю, что меры строгости, на которые мне надобно было при возникших в Осетии беспорядках решиться и пожертовать несколькими отъявленными злодеями для ускорения действия правосудия, без соблюдения некоторых только форм, в настоящих обстоятельствах было необходимо, и что я исполнил долг мой, так как поднимающие оружие противу законной власти по всем законам подлежат и той же участи.

Считаю также долгом представить, что труды опасности понесенные малым отрядом полковника князя Андроникова при двоекратном его преследовании разбойничьих шаек по вертепам осетинских гор, как равно и усердие, при этом случае оказанное грузинскими князьями и дворянами, не должны быть оставлены без внимания, тем более, что всякая неудача этого предприятия могла бы иметь весьма худые последствия, ободрив людей злонамеренных.

Что же касается до беспорядков, кои при этом случае произойти могли, как это почти неизбежно там, где вооруженная сила признается единственным уже средством к восстановлению порядка и повиновения, то следствие должно открыть виновных в самопроизвольных насилиях и злоупотреблениях.

В заключение всего здесь изложенного и в дополнение содержания письма моего к вашему сиятельству от 22 минувшего января, осмеливаюсь повторить, что обрекаясь с полным самоотвержением на всякие личные пожертвования для [446] успешнейшего приведения к концу высочайше возложенного на нас обще с членом Совета бароном Ганом поручения, я со всею добросовестностью исполнил сию высочайшую волю; что затем дальнейшее пребывание здесь лица, столь высоким доверием и правами облеченного, не может уже быть иначе, как только вредно для действия правительственного, пока звание здешнего главноуправляющего остается в прежней своей силе, как это и сам барон Павел Васильевич признавал в бытность свою здесь с комиссиею еще в первый раз.

Благоволите, ваше сиятельство, повергнуть пред его императорским величеством сие откровенное объяснение на сорок втором году службы моей с живейшими чувствами верноподданнической преданности излагаемое.

С глубочайшим уважением и совершеннейшею преданностью имею честь быть вашего сиятельства покорнейшим слугою — Евгений Головин.

ЦГИАЛ, ф. 1268, оп. 1, 1841 г., д. 138, лл. 4-10, — Подлинник, рукописный.