Осенью 1837 года в Осетии все было совершенно спокойно, как в том лично удостоверился полковник Вронченко, проехав без всякого конвоя из Джавы через Рук и Магландвалети на Военно-Грузинскую дорогу, в Коби. До него только доходили жалобы осетин на воровство некоторых из кешельтцев и послабления, делаемые им приставом Павленовым. Тогда же жители Нарского и других загорных ущелий, бывшие до того без всякого управления, просили, и уже не в первый раз, принять их под российское владычество и дать им пристава из русских. В таком положении оставалась Осетия еще несколько времени, несмотря на слабость управления приставов: Павленова и двух Тумановых. [422]

В 1838 году главным приставом назначен был капитан: Васильев. Действия управления его, как видно по всему, клонилось к одной только цели, к соблюдению собственных выгод.

Не говоря о пристрастии в разбирательстве частных дел, о подробностях, которые могли бы быть обнаружены только официальным следствием, здесь достаточно будет указать на неуплату денег за службу есаулам, которые имеют в том многие расписки, и на бесплатную разработку дороги из Цхинвала в Джаву, между тем, как на то отпущены были деньги, работали же осетины ближайших селений ущелья по три раза, а дальних — по два раза в год, понедельно, по человеку с каждого дома. Наибольшая же тяжесть легла на народ от пристрастия Васильева к князьям Мачабеловым, выдав за одного из них в замужество дочь свою, Васильев всеми силами стал способствовать к утверждению помещичьей власти Мачабеловых почти над всеми осетинами, живущими в окрестностях Большой Лиахвы. Прежде Мачабеловы просто обирали и иногда продавали только тех из них, которых улучался случай схватить в Карталинии, по селениям же требовать подати решались редко; при Васильеве же поддерживаемые его властью обзавелись в некоторых местах управляющими, стали взимать и увеличивать налоги. Не говоря ничего о законности или незаконности помещичьего права Мачабеловых, доныне еще нерассмотренного и непризнанного, нельзя не заметить, что взимание с народа столь бедного как осетины, всех налогов некоторые Мачабеловы объявляют притязания, решительно невозможно, это составило бы по переведении на деньги в два года около 40 руб. серебром с дыма: осетины народ бедный, они с трудностью уплачивают и подати казне.

Покровительствуя Мачабеловым, Васильев изыскал выгоды и из самого хищничества некоторых осетин, умышленно оставляя преступников ненаказанными. Примером служит вся история разбойника Бабе Кабисашвили, повешенного в 1840 году. Бабе был известен давно как пор и хищник. Вскоре, по вступлении Васильева в должность, он был пойман есаулами. Васильев даровал ему прощение (даже, как говорят, письменное) и сделал его есаулом, за что и получил от Бабе серого жеребца, которого продал казаку Якову Земцину. Будучи есаулом, Бабе [423] украл на Малой Лиахве 4 лошади; потом, возвращаясь из Тифлиса, куда сопровождал он Васильева, украл в деревне Аззи у дворянина Хманадзева 11 котелков и другие вещи.

Покрывая воровство Бабе, Васильев не платил ему за есаульство денег почти за два года, Бабе хотел идти в Гори с жалобою, но в билете было ему отказано. Потом пристав Эрастов поймал Бабе на каком-то воровстве и послал в Гори ва гауптвахту, но он дорогой бежал и стал скрываться, воруя, где что случалось. Когда Бабе был послан в Гори, в окрестность Джавы пришел его брат хлопотать о его освобождении. Васильев велел схватить брата, видя, что его берут безвинного, брат погрозил есаулам, что станет стрелять; один есаул выстрелил и ранил его, но тут же был ранен сам (и от раны потом умер); тут брат был схачен, сделавшись вдруг большим преступником.

Несмотря на подобные поступки Васильева, сам он для прекращения частых случаев воровства и разбоя не почитал нужным прибегнуть к посторонней силе до лета 1839 года, тут только в конце июня донес Васильев губернатору, что 9 семейств жителей деревни Мзив “непокорны русскому правительству”, грабят и разоряют соседних осетин, и что он тщетно принимал меры к искоренению этой “решительной независимости”. На чем основано донесение Васильева, из дела не видно, там нет ни одного донесения частного пристава и вообще нет ничего; большего вероятия заслуживает следующее изъяснение обстоятельств, делаемое осетинами, которые сами ходили против мзивцев и нимало к ним не пристрастны, равно как и другими людьми, знающими, мзивцы Тотошвиловы, были народ грубый и суровый, с соседями имели сношений весьма мало, иногда воровали, где что попадалось под руку. Мачабеловы при помощи Васильева простерли и на них свои помещичьи притязания, стали требовать с них подати. Мзивцы платить не хотели, стали даже противиться силою и, таким образом, сделались непокорными не российскому правительству, а произволу Мачабеловых. То же было с жителями Кешельтского ущелья, Кабисашвилевыми, тех и других Васильев принуждал к полному повиновению Мачабеловым, те и другие, не имея средств оградить себя от притеснений (не получая даже билетов, чтобы идти жаловаться), вынуждены [424] были вооружиться и запереться в Мзивах. Васильев в донесениях своих относил все это к непокорности правительству и говорил в таких выражениях, что главноуправляющий не мог не внять его голосу, тем более, что о грабежах, делаемых магландвалетцами, получены были два донесения от майора Авалова. Васильеву приказано прекратить беспорядки вооруженною рукою, взяв роту солдат и до 500 человек милиции.

Экспедиция Васильева, по рассказам солдат и милиционеров, происходила следующим образом: в первый день (ночевав на дороге) Васильев, послав вперед в Мзив часть милиции очень рано, а сам с остальною частью и с солдатами пошел туда, когда сделалось светло. В нескольких шагах пред Васильевым ехал один из бывших в экспедиции четырех Мачабеловых (по имени Бардзим). Верстах в четырех от Мзив сидели тайно в кустах в немногих саженях от дороги два мзивца, Тотошвилевы, оба они, когда Мачабелов с ними поравнялся, выстрелили в него каждый зарядом о двух пулях; все четыре пули попали Мачабелову в бок и убили его наповал. Тотошвилевы бежали тотчас же далее в кусты, а между тем подоспевшие солдаты стали стрелять наудачу в место засады; Тотошвилевы же сделали выстрелов шесть уже после, когда тело Мачабелова было несено назад, но не ранили никого по дальности расстояния.

Когда Васильев пришел в Мзив, там неприятеля уже не было: мзивцы, как скоро пришла первая часть милиции, изрубили несколько скота, зажгли в одной из трех частей деревни два дома, а сами рассеялись по горам. Оттуда они стреляли, чтобы отнять у нападавших охоту за ними гнаться. Погони днем не было, ночью же человек 20 солдат и милиционеры пошли было против бежавших, но воротились, не сделав ничего. Перестрелка издали продолжалась до следующего утра, почти безвредно для обоих сторон; во всем деле из мзивцев не ранен никто и тоже из солдат, ранено пять милиционеров и то при начале. Утром мзивцы стрелять перестали, отряд разорил некоторые немногие, впрочем, дома, сжег несколько хлеба в снопах, а в 3 часу пополудни, пробыв в Мзивах часов 30, пошел в Джаву, куда и прибыл на ночь. Скот из Мзив был забран, зарезано что было нужно для отряда, остальное, штук 30 быков и коров, [425] более 80 баранов и 7 лошадей, поступило в пользу Васильева” и Мачебеловых; хлеба тоже увезено не мало.

Эту часть экспедиции Васильев представил в донесении: своем преувеличенно и даже превратно, говоря о батальонном огне, о потере мзивцев, о разорении всех жилищ их, ничтожность дела видна, впрочем, из свидетельства, данного Васильевым офицеру, пехотою командовавшему, там значится, что каждый солдат выпустил не более 11 патронов, перестрелку же Васильев в рапорте губернатору называет трехарпочною. В сущности мзивцы были обобраны и только. Что касается до смерти Мачабелова, то это дело весьма неясное: пойманные впоследствии мзивцы объявили, что они хотели убить Васильева и потому стреляли в того, кто был в одежде с красным воротником. Васильева же лично они не знали, но почему Васильев надел вместо сюртука черкеску, почему не сделал того же Мачабелов — неизвестно.

Не заботясь более о мзивцах, Васильев пошел потом в Кешельтское ущелье с его солдатами (при 2 унтер-офицерах) и сотней осетин из Герского ущелья. Жители деревни Дамцвара (Сихта) бежали при приближении отряда к ним, равно и в другие деревни Васильев послал приставов с милициею и солдатами; сопротивления не было нигде, все возвратились в свои жилища, со всех деревень приходили к Васильеву по его требованию сказать, что они были и пребывают покорными, бежали только трое дамцварцев, дома которых были тут же сожжены. Три ночи ночевал Васильев в Дамцваре и потом возвратился в Джаву.

Всем, бывшим в экспедиции, известно, что из Дамцвары угнано много скота, сколько же именно, — сказать трудно, потону что угоняли по ночам, кешельтцы твердо стоят на том, что Васильев приказал доставить, под опасением разорения, с дыма по три коровы (в народе считают все на коров: пять баранов равны ценностью одной корове, а две коровы — одному быку). В ущелье же считается около 80 или 90 дымов. Сверх того, взято 9 лошадей. Таким образом, и кешельтцев, вовсе непротивившихся, постигла одинаковая участь с мзивцами.

В донесении об этом второй части экспедиции Васильев скрыл, что брал с собою солдат, увеличив число бежавших [426] кешельтцев, сказал, что ходил дальше во внутрь ущелья и что делал старшинам подарки, чего вовсе не было, об угнанном же для себя и Мачабеловых скоте упомянуть не почел за нужное. За экспедицию свою, имевшую последствием, а может быть и целью, только ограбление мзивцев и кешельтцев, Васильев весьма многих представил к наградам. Маломинерский и герский приставы были потом посланы на мзивцев с одной милициею но никакого вреда им не нанесли, четыре же милиционера были ранены за этот поход, приставы представили Васильеву к наградам 12 или 13 человек.

Зима прошла спокойно. Мзивцы жили в своей деревне, окрестные жители чуждались их, как людей, которые, воспротивясь силою экспедиции Васильева, сделались уже действительно преступниками, всякое с ними сношение почиталось преступлением. Так в феврале мамасахлис (староста) деревни Елбакианткари по имени Заза Елбакидзе объявил Васильеву, что один из его родственников имеет, сношения с Тотошвилевыми. Васильев взял от мамасахлиса письменное показание, в котором представил донос в ином уже виде, в бумаге этой сказано, что Тотошвилевы грабят, а Елбакидзевы с ними знаются, их покрывают, не слушают мамасахлиса, и потому он просит взять всех Елбакидзевых под стражу, пока не дадут аманатов. Потом в деле есть предписание джавскому приставу забрать всех Елбакидзевых; это не было однако исполнено — дело кончилось ничем.

Продолжая поддерживать Мачабеловых, Васильев заставил, между тем, кошкинских жителей внести им подати; сачукар, бегара, т. е. по столько-то скота с дыма. Кошкинцы повиновались, но, не платив прежде никогда Мачабелевым подати, пошли с жалобою в Тифлис к военному губернатору в числе шести человек почетнейших из деревни. Опасаясь обнаружения своих поступков, Васильев прибегнул к мере весьма резкой, жалобщиков он выставил в глазах начальства преступниками, написал и гражданскому губернатору (от 23 марта 1840 г.). “Мзивцы построили себе вновь жилища и разбойничают, жители же селений Кошки и Елбакианткари им помогают, доставляют продовольствие и известия о моих действиях, хотя и обязаны но моему предписанию не иметь с ними сношений. Теперь я слышу, что кошкинцы пошли в Тифлис с какою-то [427] жалобою, прошу заарестовать их и держать, пока родственники их не доставят Тотошвилевых, если же не заарестуете, то поймать их будет потом трудно”.

По сему рапорту губернатор прислал к Васильеву кошкинских старшин под стражею и предписал ему произвести следствие о том: 1) при пособии каких именно жителей селений Кошки и Елбакианткари мзивские разбойники поселились, вновь в Мзивах; 2) кто имеет сообщение с ними и доставляет им продовольствие и разные сведения.

Васильев продержал кошкинских старшин под стражею, три недели и отпустил не прежде, как взяв с них подписку, что они не будут впредь жаловаться ни на него, ни на Мачабеловых. Предписание губернатора надлежало, однако, исполнить. Не имея средств обвинить в чем-либо кошкинцев и елбакианткарцев, Васильев с примерною смелостью решился заменить их совершенно другими лицами, в деле находятся следующие показания жителей деревни Боргниси: 1) Реваз Бетешвили показывает, что он и сосед его, Созиро Бетешвили, знают о сношениях с мзивцами следующих своих соседей, жителей той же деревни, Боргниси: а) Ваша Бетешвили; б) Хетага Бетешвили; в) Кедже Бетешвили; что первые два ходили к мзивцам на вербной неделе, где Басила дал мне около в пуд., а Хетаг — араки и печеных хлебов, и все это видел Созиро, ходивший туда же как соглядатай; 2) Хетаг, Басила я жена ого, Кетевана, сознаются в этом, прибавляя, что знались с мзивцами давно, но совсем прервали теперь знакомство, опасаясь мщения, а ходили к ним занять для себя сена; 3) 10 жителей сел. Хвце показали, что о сношениях с мзивцами грех упомянутых лиц не знают, а только изредка носились о том слухи, что Кедже ходил в Мзивы к своему шурину, что псе трое были дурного поведения до покорения Осетии российскому правительству, с тех же пор ни в чем дурном: не замечены; 4) на очной ставке Реваз и Созира уличали Кедже, что он дружен с мзивцами, дал им после экспедиции Васильева несколько ячменя и уведомил их о приближении экспедиции. Кедже не сознался ни в чем, в показаних Басила написал еще оговор (в сношении с мзивцами жителей той же деревни, Боргниси, Пири и Чарска Бетешвилевых, но он вымаран, верно сочтен ненужным). [428]

Следствие это, незаключающее в себе ни слова о ком-либо из жителей селений Кошки и Елбакианткари, представил Васильев губернатору во исполнение его предписания, упомянутого выше, а трех обвиняемых отослал в тюрьму. О них йогом была взята справка у заседателя 1-го Осетинского участка, что доставляли они мзивцам порох, свинец и жизненные припасы. Спрошенные жители отозвались незнанием. Приговор обвиняемых послан на конфирмацию в конце прошлого года.

За несколько дней до представления следствия Васильев донес губернатору, что мзивцы угнали 8 штук рогатого скота и ранили человека из той самой деревни, Елбакианткари, жителей которой выставлял он за месяц перед тем соучастниками мзивцев. Рапорт заключается просьбою взять для вторичной экспедиции 100 человек солдат с уверением, что усмирить беспокойства невозможно с одними осетинами, ибо все они по ненастоящему совершенству в преданности, на всяком шагу изменяют. Это последнее выражение может служить мерилом точности донесений Васильева. Посланный начальством на место подполковник Веселитский нашел их преувеличенными, генерал-майор граф Опперман тоже не заметил в осетинах духа непокорности и полагал, что разбои происходят большею частью от бедности, неурожая в 1839 году и притеснений крестьян со стороны помещиков, что же касается до слухов о походе в Осетию Шамиля, о военных приготовлениях... паши и султана, тут достаточно сказать, что осетины независимости не искали и не ищут, к Шамилю и вообще к мусульманам, как к врагам своим по вере, ни малейше не привязаны, а египетского паши и султана весьма немногим из них известно самое существование, на месте может в том удостовериться всякий желающий.

Васильев доносил, однако, о волнении от слухов народа, о небезопасности джавского поста, который требовал усилить, и получил его в скорости. Такие, делавшиеся более и более важными обстоятельства и, вместе с тем, взятие осетинами в плен трех священников требовали со стороны высшего начальства мер скорых и действительных. Главноуправляющий приказал отправить на место беспокойств экспедицию и поручил начальство над нею полковнику князю Андроникову, а не Васильеву, [429] который действовал в 1839 году безуспешно и, однако ж, во всех; последующих своих донесениях домогался вторичного поручения, в том же роде.

Обстоятельства священников Благодатова, Борисова и Мекадзе, по рассказу двух первых из них, были следующие. Они трое отправились из Джавы для раздачи жалованья 2 прибыли в Кешельтское ущелье с одним проводником. Там было богомолье и по этому случаю — пирушка. Священники просили старшин дать им двух или трех проводников для дальнейшего следования. Старшины сперва просили их обождать до послеобеденного времени, а потом сказали, что по случаю пирушки проводником быть никто не хочет. Священники отправились далее с прежним одним проводником своим, когда отъехали от сечения версты четыре, им встретился Бабе Кабисашвили, о котором сказано выше, он взял за узду лошадей, повел всех священников в свою саклю и угостил ужином. Переночевав, священники увидели, что Бабе с товарищами своими ведет их в горы, и узнали поэтому, что они в плену. Бабе повел их по горам и привел в деревню Мзив. Мзивды и Бабе говорили им, что Васильев их ограбил, разорил, сделал нищими, Бабе, сверх, того, нарекал на неуплату денег за есаульство; все они толковали, что они люди безграмотные, не знают как и где жаловаться на притеснения, что, сверх того, им не дают для поездки в Карталинию билетов, что они через священников надеются довести до начальства свои обиды, вследствие чего (по поводу письма священников) верно начальство поручит кому-либо разобрать дело. И действительно, священники принуждены были жестокими угрозами написать от имени говоривших прошение к главноуправляющему с исчислением имущества, Васильевым забранного. Прошение взял Бабе, но отослал ли его, о том священники не знают. Впоследствии. Бабе, стал говорить, что не отпустит священников, пока не освободят из тюрьмы его брата (о взятии которого говорено выше), а потом начал требовать денежного выкупа. Священники на это отвечали, что выкупы запрещены, но что, они откупятся частным образом. Обращались с ними сначала хорошо, а потом дурно (особенно когда за неделю до экспедиции Андроникова бежал священник Мекадзе), ограбили их, поделив рубища. Накануне прибытия, [430]

Андроникова их хотели увести из Мзив, но они это отклонили обещаниями, на другой день, выкупа и были оставлены на ночь в скале под стражею трех человек, старшие не спали всю ночь, уснули к утру и проснулись, когда у деревни была милиция, тут они попытались увести священников в горн, но тотчас же, наткнувшись на милицию, оставили своих пленников и бежали одни, священники же присоединились к милиционерам.

Перед началом экспедиции Андроников послал к мзивцам письмо, в котором уговаривал их освободить священников и изъявить покорность, обещая разобрать дело о их неудовольствиях на Васильева, в противном же случае, грозя взятием или истреблением, как имеющий на то предписание начальства. Письмо было прочитано священниками, которые присоединили к тому и свои увещания. На все это мзивцы не согласились, говоря, что в мае месяце приезжал полковник (вероятно они разумели Веселитского), мы приняли его хорошо, рассказали ему дело, он обещал через двенадцать дней дать ответ или прислать распоряжение правительства о разбирательстве, но ничего этого не последовало, поэтому мы не верим и слову Андроникова, хотя нимало не сомневаемся в справедливости и добрых намерениях высшего начальства.

Начало экспедиции Андроникова, то есть действие против мзивцев, было неудачно: часть милиции пришла к деревне до рассвета, но не действовала в ожидании главного отряда, который появился с начальником тогда уже, как все мзивцы с семействами разбежались до единого по горам где преследование их было признано невозможным. Деревня найдена несколько попорченною во время экспедиции Васильева, но не разоренною. Отряд разорил ее, пустую, бежавшие имели время угнать скот, унести наибольшую часть имущества, найдены и взяты три лошади да еще кое-какие мелочи.

Не успев, таким образом, взять никого из мзивцев и найдя невозможным преследование бежавших, Андроников пошел в Кешельтское ущелье. Жители сперва разбежались, потом по приглашению его возвратилась их наибольшая часть, лучше же сказать, все, кроме немногих, угнавших с собою и свой скот, часть которого была забрана в горы отрядом нарской милиции, [431] шедшим из Нар. Жилища бежавших были отрядом разорены, из самих же их пойманы двое, из коих один убит, а другой взят. Потом Андроников возвратился в Джаву.

Второй поход Андроникова из Джавы направлен был в Магландвалети. Там взято человек 12, на хищничество которых жаловались жители окрестностей Военно-Грузинской дороги, остальные жители дали аманатов. Из Магландвалети отряд возвратился опять в Джаву через Кударское и Зругское ущелья к Царскому, в селение Тиб, не было до того, равно как и ущелье Мамисонское, в зависимости от российского правительства, селение разделяется на з части. Жители первой части изъявили покорность. Жители второй части заперлись в башне, между ними находился и старшина, имевший на односельцев своих такое влияние, что покорства ожидать было нельзя, пока он пребывал на воле. Старшина вышел для переговоров и был взят; сотоварищи его хотели было покориться, но услышав, что отряд намерен брать третью часть селения, решились противиться, башня взята приступом. Потом отряд подступил к третьей части, где заперлось в башне около 27 человек. В тот день овладеть ими по крепкости места было невозможно. Потом жилища всех непокорившихся были разорены; скота забрано не менее 120 штук и довольно много хлеба в зерне. Людей взято около 25 человек. Отряд был в ущелье всего 5 дней, потом пошел через Мамисонское ущелье (которое, устрашась примером тибцев, изъявило покорность), через Кудар и Кешельт в Джавы, в Кударо пойманы 2 человека.

Таким образом, экспедиция Андроникова в августе имела следствием покорение тибцев и мамисонцев, бывших до этого неподвластными, из мзивцев не взят никто; из хищников кешельтских взят один да один убит. Потеря отряда была значительная — убитыми и ранеными она составляла, говорят, около 80 человек.

По возвращении в Джаву Андроников получил повеление главноуправляющего повесить двух наиболее важных преступников в пример и страх другим, в Джаве и повешены двое из взятых во время экспедиции. Мнение народа называет одного из них злым разбойником, а другого — человеком ни в каких преступлениях незамеченным, в назначении обоих к смертной [432] казни Андроников руководствовался мнением Васильева как местного начальника.

Впоследствии мзивцы возвратились в свое селение, против них был послан с милицией Эристов, но ничего им сделать не мог и возвратился с одним раненым милиционером.

В октябре кошкинские жители (Гапа Гаглошвили с другими) обещали за небольшие деньги взять или истребить мзивцев, находившихся тогда в Мзивах в числе 12. Сделано было условие, чтобы уездный начальник находился в Джаве с собранными там людьми; кошкинцы же спрятали бы вооруженных людей у себя в саклях, пригласили бы к себе мзивцев, как друзей, и тут бы их заперши окружили. После чего должна была прийти подмога из Джавы для окончания дела. Мзивцы, не доверяя кошкинцам, пошли к ним только в числе 5 человек с тем, чтобы увериться в их приязни и потом пойти всем; на высотах же по направлению к Джаве поставили они в двух местах наблюдательный караул. Условленное время прошло. Уездный начальник и участковый заседатель, опасаясь за мзивцев, решились двинуться к ним, это увидели караульные и выстрелами дали знать о тревоге. Мзивцы из Кошки бежали. Схвачен был из пяти только один, пришедший в деревню, кроме пяти упомянутых. Таким образом, план не удался по недостатку единства в действии. За двух пойманных уездный начальник дал от себя четырем кошкинцам по 5 руб. каждому.

Кроме того, осетинами взяты и представлены следующие люди к уездному начальнику: мзивец, но не Тотошвили, Чоба Козашвили, Реваз Алиханашвили (Так в тексте), Хозра и Джана Багашвили; им за то обещана была Андрониковым награда и по поимке дано каждому по ю червонцев.

К заседателю 1-го участка — а) Хетаг Хепашвили представлен жителями деревни Залды: Данко и Чучуна Габарашвили; в) Кабула Ханашвили представлен кешельтцами, Хина и Датуа. Тигишвили; с) Дато Кабисашвили представлен 14-го Хетагуровым с двумя другими осетинами; д) Кока Зукашвили представлен мармазетцами, Бита Кобулашвили и Зало Валишвили.

К заседателю 2-го участка — а) Созо Кочишвили представлен нарцами: Тота Гусишвили, Мизора Хетагуров, Парсадан [433] Чочишвили, и тибцами, Дато Тедошвили, Соза Хачишвили и Махте Чочишвили: в) Чичо Тазашвили убит тибцами, Бесланом и Дато Тедешвили, за обещанные заседателем ю червонцев; с) магландвалетец, Джадга Кукашвили, убит своими одноеельцами.

Кроме означенных выше, осетины за поимку или истребление наград не получали.

Судя но числу людей, взятых, и по приблизительным числам истребленных и бежавших, выходит, что во время экспедиции оказалось преступников очень много. Перед самый началом экспедиции Андроников запрашивал Васильева, какие именно деревни и ущелья ему, Васильеву, непокорны; в ответе на это Васильев представил поименной список, в котором назвал: в дер. Мзивы — 9 чел., в дер. Чипран — I чел., в дер. Дасомаг — 4 чел. (отец и три сына), в дер. Кешельта — 4 чел., в дер. Дуадонастау — 1 чел., в дер. Дамцвары — 7 чел. (да один уже взят), в дер. Мармазет — 3 чел., в дер. Саболоки — 2 чел., в дер. Гвизжы — 1 чел. (бежавший из Гори), в дер. Бригаули — 2 чел.

Всего же навсего со включением мзивцев а кешельтцев из всей Осетии — 34 человека, прибавив к тому селение Тиб (против которого, однако, ничего небыло предпринято) да назвав деревни; Кешельта, Кошки, Урсджвар и Тиб (ту же, что названа выше) с пояснением, что через сии деревни мзивцы проходили на разбой и с разбоя в свое жилище.

Осенью мзивцы, оставив свои разоренные жилища, овладели деревнею Багианткари в Уреджварском ущелье. Человек 30 осетин из окрестных мест держали их там в оцеплении с их семействами.

Для предупреждения разбоев, которые неминуемо последовали бы с наступлением весны, предписано было Андроникову взять или истребить запершихся в Багианткари; отряд действовал успешно с самой незначительной потерей (3 убито и 16 ранено). Две башни, в которых шайка была окружена, разбиты и разорены; под развалинами одной погибли мужчины, женщины и дети, оставшиеся до этого живыми, башня, уже значительно разрушенная пушечными выстрелами, была внутри зажжена посредством набросанных в нее удобосгораемых веществ; огонь дошел до бывшего там пороха, последовало два взрыва, [434] и здание пало в развалины. Из другой башни 7 человек бросились по покрытой снегом крутизне в ущелье; они были взяты потом. По разорению Багианткари экспедиция возвратилась в Джаву.

Потом в Осетии все было совершенно спокойно, кроме редких и незначительных случаев воровства, как вдруг заседатель 2-го Осетинского участка донес уездному начальнику Четверикову от 8 февраля из Нар, что, когда он объявил повеление начальства разрушить в участке находящиеся башни, иные осетины на то согласились, иные же стали оказывать сопротивление; что число противящихся увеличилось и он, заседатель, находится в опасности. Вторым рапортом вслед за первым донес он, что должен был запереться в башне и дальнейших донесений делать будет не в состоянии потому, что сообщение осетинами пресечено.

Уездный начальник, получив оба рапорта 12 числа, тотчас донес о том начальству и в тот же день отправился в Осетию. В Джаве он уже застал заседателя Джавахова, только что туда прибывшего вместе с священниками Благодатовым и Борисовым. Священники объясняют дело следующим образом: с 20 числа января у осетин бывали сборища, на одно из таковых приглашены были и оба священника. Осетины им говорили: “Выпаши отцы, дайте нам совет. Джавахов не удовлетворяет нас в делах, не взыскивает цену крови с обидчиков, не хотим его, пусть дадут нам начальника русского”. Священники увещевали их идти, если имеют что против Джавахова жаловаться в Гори; они на то не согласились. Потом беспокойство усилилось; стали требовать, чтобы Джавахов удалился, 8 числа мамисонцы взяли от поручителей своих аманатов, говоря: “Зачем аманаты, мы верили царю и без аманатов”. 9 числа, когда Джавахов был уже в башне, собралось человек до 500, стали требовать с угрозами, чтобы он удалился; хотели вывести его силою. Тут хозяева башни стали защищать заседателя. Последовала драка, в которой иных даже ранили брошенными с обеих сторон каменьями. Четверо, наконец, ворвались в башню, взяли Джавахова под руки и вывели оттуда, приглашая удалиться. Священник Благодатов, защищая Джавахова, говорил: “Если вы хотите убить его, то сперва убейте меня”. Ему, священнику, на [435] то отвечали: “Мы — христиане и священников чтим, убить не хотим никого, а высылаем Джавахова. Если вы держите его сторону, то как хотите, можете удалиться и вы, хотя никто вас не принуждает”. Джавахов потом с несколькими человеками осетин отправился в Джаву и с ним оба священника, которые, имея у себя деньги на постройку церкви, остаться не решились.

О настоящей причине беспокойства и неудовольствия против Джавахова священники ничего верного сказать не могут потому, что осетины, почитая их друзьями Джавахова перед ними скрытничали. Еще священники говорят, что нарцы держали в одной башне в оцеплении три семейства тибцев, бежавших во время экспедиции в августе; 8 числа февраля их из башни выпустили.

Уездный начальник, послав наперед в Нары 3-х человек осетин, имеющих на народ влияние, сам же прибыл 5-го числа в дер. Джомаг. Туда к нему пришли 2 7 человек нарских старшин с священником, просили прощения в самоуправстве, изъявляли готовность повиноваться во всем предписаниям начальства, и подали прощение о своих неудовольствиях начальством, и подали прошение о своих неудовольствиях на Джавахова, жалуясь, что в билете для поездки с тою же претензией в Гори им было отказано.

Уездный начальник, окончив все дело мирно, устроил отправление в Гори аманатов, поручил участок помощнику заседателя Эристову и 20 числа возвратился в Гори. В донесении начальству изложил он подробности своей поездка, или лучше сказать путешествия потому, что значительное пространство дороги он должен был туда и обратно проходить пешком.

Прибавление.

1.

Для экспедиции в августе месяце из Горийского уезда наряжено было 300 милиционеров, но как милиция разделялась на сотни, которые редко находились вместе, то число людей, действительно ходивших в экспедицию, с точностью определить нельзя. [436]

Для экспедиции в декабре месяце милиционеров наряжено было 200, во время же похода их было около 160. Осетии было- 30, державших хищников в оцеплении в Багианткари, да еще- 30, пришедших с участковым заседателем по его вызову, других же никаких не было. Осетины не получали ни провианта, ни порционных денег, продовольствовал их, как мог, заседатель.

Для обеих экспедиции делались с Горийского уезда следующие наряды: а) за прогоны 35 арб от Гори до Джавы; в) без прогонов 30 арб от имеретинской границы до Гори 5 арб, от Джавы до Тифлиса 70 лошадей, в поход с отрядом в августе- 30 арб, к отряду в декабре 55 лошадей на 4 дня от Джавы до Багианткари.

15 лошадей от Багианткари до Джавы, 12 саней от Багналткари до Джавы, 200 человек рабочих на 10 дней для расчистки дороги, в декабре 20 человек на заготовление разных потребностей, в декабре для отряда 00 арб дров, с платою по 2о коп. за арбу, для сушения сухарей.

Из дел видно, что в экспедицию декабрьскую при высылке людей в милицию оказался недочет, состоявший человек из 3 0. Из каких именно деревень милиционеры были не высланы узнать не удалось, а потому я расспросов о том не сделано.

Князь Андроников сообщил уже по окончании экспедиции из Джавы от 27 декабря (получ. 29) уездному начальнику именной список 37 милиционеров бежавших.

По расспросам оказалось, что из поименованных в списке лиц некоторые отлучились во время экспедиции, а некоторые уже но окончании ее из Джавы, по до времени роспуска милиции. Служитель Мачабелова (помощи, киентского участ. засед.), Андрей, да Иван, служитель Андроникова, ездили по деревням и брали но ю руб. денег под предлогом найма других людей и даже под предлогом новой в людях надобности, например, дер. Плавы, Квиши, Земо-Арцеви и Плависмани.

Экспедиции еще подали повод к следующей проделке: князь. Андроников после первой экспедиции писал к гражданскому губернатору, что горийский помощник князя Иосиф Палавандов берется переловить разбойников, шатающихся по Карталинии почему Палавандов и получил открытый лист об оказывании [437] ему в том земского пособия и начал брать с деревень людей, окружась которыми, ездил по селениям, жил на счет селений сколько и как ему вздумывалось. Иногда потребовав людей, соглашался он брать вместо их деньги. Так взял он с дер. Вариани — 17 руб., Квемо-Никози — 11 руб., Земо-Никози — 12 руб., Цхинвал — 30 рублей.

Один и другой сборы делались, кажется, в деревнях многих, как видно из расспросов.

3.

Августа 17-го Андроников дал отношение Васильеву, предлагая ему употребить по секретным делам губернского секретаря Давида Тамашвили, привезшего наряды. На другой день 18-го числа Тамашвили представил донесение, в котором пишет, что ин отправился (не поясняя куда) и разузнал следующее: разбойники находятся в Мзивах; они намерены производить по войскам ружейные выстрелы, а потом прокрасться в Тиб через Нары; они в настоящем году чинили злоупотребления, ограбили и проч., и проч. Единственное сведение, в донесении заключающее, — намерение прокрасться в Тиб, было, как видно из дел, известно накануне, видимо, что донесение составлено для виду в Джавах из дел и слов Васильева.

4.

Список лиц, которых милиционеры-очевидцы считают отличившимися в экспедициях Андроникова:

1. Прапорщик Ячный

2. ,, Чижов

3. Штабс-капитан Анучин

4. Подпоручик князь Шаликов

5. Капитан князь Орбелианов

6. Артиллерии прапорщик Моро

7. Милиционеры: Горийского уезда князь Николай Эристов

8. Гражданин Ширмазанов

9. Осетинец из Джив Бибо

10. Кахетинец из дер. Схандаур

11. Гуриец

Имен двух последних милиционеров не знают. [438]

Список подсудимых осетин, о мере преступления которых: военно-судная комиссия забрала справки через Гражданское ведомство с августа месяца поныне.

Военно-судная комиссия требовала:

а) уведомить с оружием ли в руках захвачены или защищались при поимке их вооруженною рукою:

1. Джауза Кухишвили

2. Бабиса Абашвили

3. Савкуджа Кумариташвили

4. Сози Кочишвили

б) Сделать повальный обыск у:

5. Дато Кабисашвили

6. Левана Кабисашвили

е) Сделать повальный обыск и запросить свидетелей о:

7. Айтаги Чибирашвили

8. Базире Шавлохашвили

9. Кеке Губашвили

10. Шалве Губашвили

11. Дато Хугашвили

12. Кобле Хугашвили

д) Учинить дознание о продаже лошади:

13. Леван Сланишвили

4. Забе Сланишвили.

е) Произвесть законное доследование через опрос под присягою ближайших соседей о:

15. Василе Каджашвили

16. Бате Каджашвили

17. Хетаге Каджашвили.

Об остальных в Гражданском ведомстве и ни о ком в ведомстве Военном справок делано не было.

Верно: главноуправляющий Головин.

ЦГИАЛ, ф. 1268, оп. 1, 1841 г., д. 138, лл. 52-71. — Подлинник, рукописный.