1830 г. июня 1. — Рапорт горийского окружного начальника грузинскому гражданскому губернатору об убийстве джавского пристава крестьянами

Имею честь донести вашему сиятельству, что джавский осетинский пристав подпоручик князь Росеб Амираджибов 25 числа мая месяца... полуночи скончался от раны, изменнически, от неизвестного злодея, в лесу скрывавшегося, ему причиненной пулею, выстреленною из ружья в то время, когда он, возвращаясь 24 числа того мая в полудни из Кешельтского [321] ущелья подъезжал уже к маленькой деревне Тонтобет, находящейся только в двух верстах от селения Джава, в котором имел он свою резиденцию.

Получив 25 числа в 3 часа рапорт от командующего ротою Херсонского гренадерского полка, в селении Джава расположенною, г. капитана Наплющица о таковом поранении его, Амираджибова, я по истребовании от означенного полка полкового медика (по неимению в настоящее время в Горийском уезде врача гражданского) и, прихватив с собою исправляющего должность уездного стряпчего, 26 числа отправился в Джаву для освидетельствования раненого и произведения законного дознания о самом происшествии, но в то же время узнал, что раненый князь Амираджибов еще 25 числа помер и тело его, взятое из Осетии, везется в поместье его, селение Горийского уезда Абиси, для предания земле, поспешил я с медиком и стряпчим в сие селение, в котором и застал тело умершего уже привезенным. По освидетельствовании оного найдено, что ружейная пуля, войдя в тело несчастного Амираджибова по левой стороне груди, ниже титьки, между ребер и, пройдя сквозь легкие, достигла спинного канала, где и остановилась под кожею, которую потом осетинские лекари вырезали, предполагая подать помощь раненому.

После сего, отпустив медика в Гори, я с стряпчим отправился в Джаву для произведения законного дознания об обстоятельствах сего происшествия, о виновниках оного и о прочем, каковое и учинено мною.

По дознанию сему открылось следующее:

Крестьяне прапорщикам князьям Бардзину и Григорию и князю Ивану Мачабеловым принадлежащие и жившие в селениях: 1. Сабацминда — Пипи Кочишвили, 2. Заре — Болотика Кочишвили и 8. Гвердцеви — Ходжа Кочишвили, жалуясь покойному джавскому приставу, подпоручику князю Росебу Амираджибову, на родственников своих, Кешельтского ущелья в селении Кола проживающих, что около десяти лет назад тому отцы сих родственников их, уже умерших от ран, полученных им частию еще до экспедиции в 1830 году, против осетин бывшей, а некоторые во время оной, убив одного из сих жалобщиков и выгнав их самих из Кола, завладели их имениями, просили удовлетворения. [322]

Князь Амираджибов вследствие сего и, заметив ослушание оных жителей Кола противу него и самого правительства, вознамерился наказать их за сие и, схватив их всех, представить начальству как непокорных и вредных соседям для поступления с ними по законам. А потому, пригласив с собою прапорщика князя Григория Мачабелов и собрав до сорока пяти человек из осетин в конвой для себя, послал передовыми в Колу означенных жалобщиков Кочишвилевых с другими многими для исполнения помянутого предположения своего. Хотя все сие делалось тайным образом, но жители Кола узнали предварительно о сем предпринятом посещении, и потому успели с семействами выбраться из домов своих в леса, исключив некоторых мужчин и остававшихся еще там, и одной женщины, которая от учиненных сим передовым конвоем пристава Амираджибова ружейных выстрелов в дома оных Кочишвилевых оказалась впоследствии времени убитою, но, когда выстрелы сии начались, тогда и остальные жители же убежали.

Пристав Амираджибов приехал в Кола уже тогда, когда не было никого там из Кочишвилевых, которых он схватить намеревался, а потому приказал забрать скот убежавших Кочишвилевых, какой там найден, и часть оного там же зарезана для довольствия конвоя, а часть отдана помещику тех крестьян, князю Григорию Мачабелову. Сакли (дома) же, оставленные ими, и имение недвижимое поручены в распоряжение жалобщиков Кочишвилевых, которые посему и поместились в них на жительство. Князь Амираджибов за сим, возвращаясь ночью в Джаву, остановился в деревне Кемульта ночевать, а на другой день, распустив от себя весь конвой и оставя только осетин: бузальского — Тедо Джиошвили, [н]арского — Гавриила Хетагурашвили, цунарского — Соло Хасишвили, Савлохова, мсхлебского — Тето Цховребашвили, хвцевского — Гутика Хасишвили и морговского — Бурка Губашвили, расположился там обедать, куда прибыл из Джавы к обеду к Амираджибову для своей надобности Горийского уезда помещик 14 класса князь Кайхосро Бортишвили, а после обеда отправились все они, то-есть: князь Амираджибов и князь Кайхосро Бортишвили с вышеупомянутыми конвойными осетинами и двумя служителями Бортишвили далее в Джаву и, доехав до деревни Гвердцеви, [323] остановились закусывать, а после сего занимались стрельбою из ружей в цель до того, пока ни одного заряда ни у кого не осталось. Наконец, сев на лошадей, следовали далее, но на пути, близ селения Тонтобети, в двух верстах от селения Джава отстоящего, встретили они двух женщин-осетинок неизвестно из какого селения, и как они были очень стары, то князь Амираджибов, поровнявшись с ними и, удерживая немного лошадь свою, говорил им кое-что, шутя над их прежней молодостью и настоящей старостью. Князь же Кайхосро Бортишвили ехал немного впереди его, Амираджибова. Помянутые женщины, не останавливаясь, шли далее, а князь Амираджибов ехал за ним, Бортишвилевым, но едва отъехали на саженей шестьдесят от тех женщин, как вдруг произведен от неизвестного выстрел. Лошади, вздрогнув, помчались было, но были удержаны, и когда князь Амираджибов сказал, что он ранен, то следовавшие беспечно и в россыпь по дороге сзади конвойные, равно как и впереди ехавший князь Бортишвили, бросились было в кустарники, откуда произведен выстрел, для поисков злодея, но не могли уже никого найти и заметить, потому что место сие от дороги такою чащею мелкого леса растущего и колючкою перемешанного заграждалось, что очень трудно было сквозь него пробраться к оному. Впрочем, и поисков сих долго производимо не было, ибо сильный дождь с градом полившийся и положение, в каком находился раненый князь Амираджибов, прося об оказании ему помощи, не дозволяли сего более делать.

Прапорщик князь Григорий Мачабелов оставался в Кемульте после обеда для разбора споров между крестьянами его, там живущими осетинами, бывших, и, догнав их уже тогда, когда князь Амираджибов, будучи снят князем Кайхосро Бортишвили и другими с ними бывшими людьми с лошади, лежал на бурке приготовленной, чтоб несть его на оной в ближайшую деревню Жижойта. После сего он и был перенесен в оную деревню в дом осетина Дохчико Джижошвили, где призваны были осетины в лечении наружных ран искусные, вырезав нулю, осмотрев рану несчастного Амираджибова и обмыв ее, перевязали, но на другой день к утру, как и выше описал я, он скончался, поручив осиротевшее семейство свое покровительству всемилостивейшего государя императора всероссийского, для [324] службы которого никогда не щадил он, князь Амираджибов, жизни своей, которой наконец и лишился.

Сопровождавшие князя Амираджибова князь Мачабелов, Бортишвили и вышеупомянутые осетины под присягою показали, что они столь беспечно и, не думая ни о какой опасности, поехали кучками где двое, где трое вместе и одни от других на довольном даже расстоянии, что, услышав выстрел, все полагали, что оный произведен был самим князем Амираджибовым из пистолета, при нем бывшего, а потому сначала никто и не обращал на то внимания, но, когда он, Амираджибов, закричал, что он ранен из лесу неизвестно кем, тогда уже занялись они сим обстоятельством.

Князь Амираджибов при жизни своей, как присяжные свидетели показывают, говорил,, что произведенный в него ружейный выстрел учинен кем-либо из преступников, давно уже укрывающихся в лесах осетинских от правительства, преследующего их за преступления разные, как-то: за разбой, убийства и воровство, кои суть мсхлебские жители Беко и брат его Бибо Цховребашвили и хвцевские — Хучо и Бурко Харебашвилевы, тоже самое думают ныне и присланные и без присяги спрошенные свидетели, присовокупляя к тому еще и пятого разбойника, так же в бегах находящегося, мугутского жителя Бота Галаванишвили и, наверное, полагая, что означенный злодейский поступок учинен кем-либо из них. Но чтобы в злодеянии сем были другие участники, того неизвестно и по следствию не открылось.

Определив на место покойного князя Амираджибова джавским приставом избранного из среды помещиков вверенного управлению моему Горийского округа и признанного мною способным и достойным к занятию сей должности прапорщика князя Биция Палавандова и снабдив его от себя предписанием, чтоб он отправился в Джаву и вступил немедленно к исправлению оной должности, я имею честь сие распоряжение свое почтеннейше представить на начальственное усмотрение и утверждение вашему сиятельству; докладывая, что: 1. произведенное мною о вышеизъясненном происшествии дознание вместе с сим передано в Горийский уездный суд и 2. новому джавскому [325] приставу князю Палавандову предписано от меня по вступлении им в должность сию постараться сколько возможно будет при содействии доверенных и благонадежных осетин переловить всех тех разбойников и убийц, на которых возводится подозрение в убийстве князя Амираджибова и которые, шатаясь по лесам и скалам гор осетинских, скрываются давно уже от преследования правительства, и потом: представить их ко мне за строгим караулом связанных, для поступления с ними по законам. А дабы лучший и вернейший имел успех в поимке оных преступников, я рекомендовал ему, князю Палавандову, обязать подписками старшин тех селений, в коих имеют оные преступники дома и родных или семейства, чтоб старшины сии неослабно наблюдали, не появятся ли они в их селениях, и в таком случае немедленно задерживали бы они их и потом представляли к нему на дальнейшее распоряжение под опасением за неисполнение в точности сего — строжайшей с них самих, то есть с старшин, ответственности по законам.

Надворный советник — (подпись)

ЦГИА Гр.ССР, ф. 16, д. 471, лл. 13-16.