1805 г. января 27. — Рапорт майора Севастопольского мушкетерского полка Меллы князю Цицианову о причинах разгрома отряда царских войск в 1804 г., посланного на усмирение восставших южных осетин

(Точная дата составления этого документа не определена)

На предписание вашего сиятельства от 19 числа сего мая под № 146, мною полученное, почтеннейше имею честь донести: с начала моего с одною ротою и одного орудия откомандирования, сходно предписания вашего сиятельства в команду господина подполковника князя Элизбара Эристова, отряженного с частию грузин для укрощения тагаурцев, получа от него, господина Эристова, повеление, дабы я соединился с ним в селении Степанцминда, куда я прибыл прошлого 1804 года июня 1 числа, а на другой день и он, Эристов, оставя всех, с ним бывших вооруженных грузин, в Коби, а сам с братьями его, подполковником Шанше и майором Торнике Эристовыми, туда же прибыл, объявил мне, что еще ожидает прибытия некоторого числа арагвских жителей, отправился обратно в Коби, куда я на другой день был позван обще с майором Казбеком для советования с Эристовыми, по которой бы дороге нам [243] способнее идти к тагаурцам, но прибыв в Коби, узнали, что ожидающие к нам в помощь арагвские жители, не доходя до оной, учинили мятежничество и обратились назад, но через, час узнали, что они ж напали на кайшаурский казачий пост и вырезали оный, о чем мы тогда же рапортовали вашему сиятельству чрез посланного господина подполковника Элизбара Эристова, но, не получа никакого разрешения, немалое время были под сомнением, что посланный от нас с тем донесением мог быть бунтовщиками захвачен, я же с майором Казбеком и господами Эристовыми того июня — 3-на вечере с некоторым количеством грузин возвратились обратно в Казбек и в следование наше из грузин, бывших при нас для помощи российским войскам, половинная часть разбежались. Сии видимые изменнические обстоятельства умножили наше подозрение, тем более, что те же бунтовщики, как мы после узнали, прибыв партиею в Коби с намерением соединиться с трусовцами и приумножить злое предпринятие нападением на роту, со мной находившуюся, причем, состоящий в Коби же провиант, захватя, разделили куплю с трусовцами и остановились в оном, причем, я с своей стороны донес свиты его императорского величества господину полковнику Дренассину и помянутым Эристовым: и Казбеку, дабы с некоторою частию воинских чинов и грузин напасть на партию, собравшуюся в Коби, разбить оную, не дать соединиться с Трусовским ущельем и удержать на дальнейшее время их намерение, на что все были согласны, кроме майора Казбека, который объявил, что на грузин своих в верности не полагается, а потому таковое наше намерение было приостановлено. По сим обстоятельствам (мы), не имея надежды, будучи без помощи и по неимению тогда мостов, не могли продолжать далее свой марш к тагаурцам, более по согласию, яко начальника сказанного Эристова, решились возвратиться назад 9 июня, прибыв в Коби, но партии уже не нашли, откуда 10 числа выступя, спускаясь с Крестовой горы, на одном поле были встречены гудовскими осетинами и мтиулетинцами, кои завалили каменьями дорогу, лежащую карнизом к Кайшауру, и, сделав во многих местах засады с намерением не пропустить нас к Кайшауру, но мы усилившись отбили штыками их главное укрепление и тем понудили как и [244] выстрелами пушечными и оружейными выдти из всех засад, и очистить нам дорогу, переночевав на отбитом месте, на другой день, то есть 11 июня, очистив передовыми грузинами, с нами идущими, заваленную дорогу, дошли до Кайшаура для разогнания собравшегося в немалом количестве с селеньев по сторонам имевших скопищ, где помянутые Эристовы объявили мне, что брат их, Михаил Эристов, находится с отрядом в своем имении на Ксани, где можно заготовиться и провиантом ради отряда, со мною находящегося, коего уже осталось у нас очень мало, и предлагали туда нам пробраться, на что я согласясь, требовал от мтиулетинцев аманатов для препровождения до показанного места, но получа оных, дав им от себя взаимных аманатов, сим способом выступя, пришел до селения при реке Арагве лежащего и называемого Земомлети. По сей дороге к Ксану идущего как оного селения, так и других прочих жители собравшиеся, не хотя нас пропустить, намеревались по нас стрелять, невзирая на сильную просьбу своих аманатов, но мы, несмотря на их намерение, долгопримененное сопротивление, половинным числом наших войск заняли одно возвышенное место, сей нечаянный случай понудил их нас пропустить оттуда, пришли в урочище Ломис и о всех вышеизъясненных обстоятельствах 12 июня рапортовали его сиятельству господину генерал-лейтенанту князю Волконскому с испрошением на все предписания, как и о неимении провианта и в ожидании на то наставления, по воле реченного господина подполковника Элизбара Эристова, как сие было близ самого его имения, остановились и, пропустя двое суток, 14 числа по утру на рассвете, напав на наш лагерь не в малом количестве мтиулетинцев, окруживших нас со всех сторон, но как мною пред тем, близ нас стоящий лес, из которого бы вреда много нам причинить могли, вырублен, о чем неприятель до того, не знал и, видя сию свою ошибку, вознамерился занять самое возвышенное Ломиса место, откуда мог чрезвычайно вред нам причинить, отнять всякое сообщение с дорогами, лежащими нам нужными, но я, не дав им выполнить своего намерения, решительным нападением после шестичасового сражения то место успел занять и принудил бунтовщиков с немалым уроном отступить, причем из грузин нам никакого пособия не [245] чинили, кроме малого числа из их дворян. Тут же не было мне сильной опасности, потому что с одной стороны находились ксанские жители князей Эристовых, кои в то время еще не были согласны с бунтовщиками, но вода от нас была в 2-х верстах, а провианта совсем нет, о чем по остановлении и укреплении моем на том месте рапортовано его ж сиятельству господину генерал-лейтенанту князю Волконскому, в какое время господин подполковник Элизбар Эристов был отозван в Ананур к его сиятельству и оттуда послан был в Малые Лиахвы, после коего из грузин при майоре Торнике Эристове уже малое количество осталось в помощь наших солдат, да и майор Кал- бек со всеми своими людьми отправился в свое селение, напоследок получа повеление от его же сиятельства, помянутого господина генерал-лейтенанта, остановиться на Ломисе, а провиант требовать на 5 дней от князей Эристовых, от коих мог менее пятой доли получать против подлежащей порции; продовольствуясь нижние чины таковым недостаточным доставлением провианта и находясь в сем положении по 21 число, и с того время хотя из Ананур и доставлялся провиант, но самым малым количеством, между тем, бунтовщики не преставали меня и на сем месте во все время беспокоить частыми, но неважными нападениями, которых я ожидал по извещениям в будущее время. В рассуждении чего я, сходственно поведения его сиятельства, предписал находящемуся в Чертолинском ущелье с князем Михаилом Эристовым и с сорока гренадерами штабс-капитану Китаеву прибыть ко мне в помощь, которого, прибывши, находился уже в ведении моем, причем и князь Михаил Эристов с малой частью грузин был, а Торнике Эристов неизвестно куда отъехал... 26 июня с большою силою бунтовщиков напали на нас с обоих флангов, причем джимурские осетины, занимаемые левый фланг, не хотя нам способствовать сами, посты свои уступила неприятелю, с коими продолжалось нашими солдатами немало в ременное сражение, а когда Михаилом Эристовым сии джемурские осетины были уговорены, тогда уж, но и то июня, левый фланг очищен, а 80 и с правого фланга бунтовщики прогнаны были, чему способствовало более сделанные мною укрепления, в которых пули солдатам вредить не могли. Отсель бунтовщики возвратились к Анануру для [246] воспрепятствования отряда, отправленного при майоре Лукьяновиче, идущего на Кайшаур и буде нужно, чтоб соединиться и со мною, когда действительно оные и не допустили по донесению ж моему о вышеизъясненных происшествиях. Господин генерал-лейтенант князь Волконской в посланном ко мне ордере от 4 с № 168, между прочим, за последние действия против мтиулетов, похваляя сей подвиг и осторожность, С коею я поступил, отдал должную справедливость, после сего паки к сему отряду господин подполковник князь Элизбар Эристов для командования оным, прислав пред тем ко мне на волах и в препровождении грузин, бывших в Малой Лиахве четверть, карательной единорог, и, находясь мы в таком пложении июля, по 12 число тут, видя в немалом количестве делаемые скопища разных горских народов, как-то мтиулетинцев, гудовских, жителей, хевсур, гудомокарских жителей и чертолинцев с намерением пробраться в селение Степанцминда для разорения оного, куда на 13 число июля с ночи действительно потянулись партиями, присоединив к себе в следование Трусовские ущелье и хевов, а Дадурук сам прибыл туда ж со своею партиею тагаурцев, в чем узнав мы в точности, оставя на Ломисе часть отряда, а с остальными 100 человеками солдат и одним орудием пошли для нападения на их тыл, дабы отвлечь их от разорения селения Степанцминда, в котором находились свиты его императорского величества господин полковник Дренякин с прочими офицерами и нижними чинами, состоящими для делания мостов, дошли до самого селения Млети, из коего из башен и прочих мест производили по нас сильный огонь, но мы, причиня некоторый вред селению, могли бы оное и занять, но видя, что партии бунтовщиков, начинавших нас окружать а делать засады по лесам для отрезания нас от Ломиса, чего нам по недостаточному количеству воинских чинов совершенно воспрепятствовать было невозможно, а потому и принуждены были возвратиться, обратно на Ломис с тем, чтобы по прибытии к нам по предписанию его сиятельства в помощь егерей вторично сделать им нападение и учинить препятствие, а когда на другой день, то есть июля 4, прибыл к нам на Ломис штабс-капитан Новицкий с 50 егерями, то как я так и случившийся тут майор Стахиев представляли [247] находящемуся при отряде сем начальником подполковнику князю Элизбару Эристову, коему предписано мне относиться и состоять в его команде, дабы сделать непременно нападение на мтиулетин и тем воспрепятствовать им учинить таковое ж на селение Степанцминда, но он, господин Эрнстов, сделав чрез брата своего, Михаила Эристова, переговор с присланными от них депутатами, но о чем сей переговор состоял нам известие не было, но уведомлены от них же Эристовым, что бунтовщики просили, чтобы они, Эристовы, со обоими грузинами отошли от российских с тем, если когда мы одне останемся и не сойдем с Ломиса, то они возьмут в том свои меры, а когда и на сие согласны не будут, то по крайней мере хотя б на них нападений никаких не делать, коих и они делать не будут до окончания эрезанской экспедиции, которой если кончится благополучно со стороны России, то они без всяких принуждений оставят свои действия, а до того спокойными быть никак не хотят, притом, приглашая бунтовщики к себе в начальника Михаила Эристова, как сначала и майора Казбека, о каком тайном переговоре быв уведомлен просторно, господин генерал князь Волконский в повелении своем князю Элизбару Эристову предписал, что чрез сип переговоры егери, продержанные назначенное от него время без пользы, отправлены назад, а для того с неудовольствием объявить Михаилу Эристову, сообща и прочим; братья, что о всяком переговоре должно доносить, и о сем последнем, уже учиненном переговоре, его сиятельству рапортовать с тем, чтобы впредь его не допускать к таким с бунтовщиками переговорам. Из-за чего я мог предвидеть злое намерение бунтовщиков иметь свободный случай разорить селение Степанцминда, что напоследок и учинили, забрав в плен всех там бывших при господине полковнике Дренякине чиновников, кроме капитана Копылова, который оставался в Степанцминда как и полковник Дренякин. Неоднократно и неотступно обще с майором Стахиевым просили их, Эристовых, учинить непременное нападение на мтиулетин, но они начально на то согласились, но отлагали под разными предлогами до другого времени, но как после сего Михаил Эристов ушел в Ахалгор, прочие его братья объявили, что они [248] без него учинить того не могут наконец, по сильному мною тому вынуждению сказали, что они никак к сему приступить не могут, потому что они наверное своих грузин, при нас в помощи около 700 человек находящихся, не полагаются, чем явно открыли они на себя подозрение, а, между тем, как уже за сими приводами штабс-капитан Новицкий с 50 егерями по прошествии пяти суток должен был отправиться и возвратиться обратно в Цхинвал, о чем я донес рапортом помянутого господину генерал-лейтенанту князю Волконскому и просил майора Стахиева, яко личного свидетеля, пересказать словесно обо всем обстоятельно, присоединя к тому и то, что после сих мне непонятных и сумнительных происшествиев ломисский пост может быть всегда в опасности, потому, что ежели живущие близ Ломиса жители присоединятся к бунтовщикам, что и можно было по видимым обстоятельствам ожидать, как уже выше изъяснено на опыте, было открыто джимурскими осетинами, чтобы должно ожидать совершенно несчастного конца. Поелику и архимандрит Пафнутий пред тем мне объявил, что все грузины, находящиеся со стороны нашей по соседству и родству с бунтующими народами, верными нам быть никогда не могут, а когда бы и случилось им против бунтовщиков стрелять, то всегда совершенно пускают по воздуху или холостыми патронами, но нам только один вид помощи показывают. В каковом смятении находясь я, даже до 97 июля, в каковое прибыл с отрядом в 80 человек состоящим и одним орудием господин генерал-майор Талызин, а 28 числа на рассвете бунтовщики с обоих флангов учинили на нас сильное нападение в многочисленном числе, причем, уже имея власть в распоряжении, господин генерал майор Талызин двоекратно посылал господина Шанше Эристова на правый фланг прогнать неприятеля, занявшего передовые посты, как содержали грузины, бывшие с нашей стороны, во оный был в том ослушен, чрез что бунтовщики успели весь правый фланг занять и продолжать с нами беспрерывное 14-часовое сражение, но напоследок 29 июля прогнали неприятеля с чрезвычайным уроном, чему немало способствовали сделанные мною прежде прибытия господина генерал-майора Талызина распоряжения и укрепления, за что его превосходительство лично отдал мне справедливость и похвалу. Того ж 29 июля штабс-капитан Новицкий с 80 егерями и одним орудием из Цхинвала прибыл на [249] подкрепление сего поста, после чего августа 1-го помянутым господином генерал-майором Талызиным послан был к гудовским осетинам с извещением к успокоению архимандрит Пафнутий, к чему оные были согласны с тем, чтобы послать с таковым же к мтиулетцам, к которым он же, Пафнутий, послан был 2 августа. Но оный заарестован, и велели в ответ сказать чрез провожавшего его, чтоб русские оставили ломисский пост и из Ананура переговорились с ними, но генерал-майор Талызин за таковое их злое дерзновение, 3 числа атаковал селения Верхнее и Нижнее Млети, причем я командовал особенною покрученною частию и, несмотря на сильное сопротивление, вступил в селение Верхнее Млети, занял оное, сожгли многие сакли, в коих перебили и перекололи довольное число бунтующих, чрез что остальные разбежавшиеся приведены в совершённую робость, о чем его превосходительство посланным к его сиятельству помянутому господину генерал-лейтенанту князю Волконскому рапортом донес, что кроме моего отличия и храбрости в сем сражении показавшего, но и прежде прибытия его на Ломис по хорошим моим распоряжениям и с малым войском будучи отчаянно был несколько раз атакован столь важный и опасный пост удержал, с испрошением в оставлении за оное достодолжного награждения. После такового приведения бунтовщиков в робость надеялись, что они придут сами просить прощения, возвратились того ж числа по-прежнему на Ломис, заняв оный и пробыв в сей надежде до 8 августа, в каковое время господин генерал-майор Талызин по полученному от господина генерал-лейтенанта князя Волконского предписанию по случаю ожидаемого на Тифлис от персиян нападения в ночи на 9-ое число со всеми гренадерами Севастопольского мушкетерского полка и с одним орудием отправился, объявил о сем мне и приказал при мне Шанше Эристову, дабы оный со своей стороны сходственное предписание, в прежде ему от начальства посылаемых по случаю, что брат его Элизбар Эристов ранен и находился в Ахалгори, собрал сколь возможно более своих грузин, коими не только пособие в удержании ломисского поста дал, но и старался бы усмирить мтиулетцев и прочих бунтующих, что он легко мог бы сделать, ежели бы его: желание к тому было, поелику у них подданных количеством [250] не менее мтиулетинцев. После отправления его, господина генерал-майора Талызина, с Ломиса в поход того ж числа мало на рассвете мтиулетинцы, хевсурцы, гудовские осетины, джамурские и моздокские жителя в многочисленном количестве напали на нас и вновь взбунтовавшиеся ксааские жители, живущие под Ломисом и сторонам оного владения Эристовых до самого монастыря. Начально показалась знатная партия с ксанской стороны, откуда к нам до того всегда приходили на помощь грузины Эристовы, что я, усмотря, объявил господину Шанше Эристову и просил, так как видщя при нем оных самое малое количество, чтоб послать узнать по всей партии, но он объявил, что идут к нам на помощь с братом его Торнике Эристовым, которые после обратились против нас же, в какое время усмотрел я с мтиулетинской стороны по флангам толпами нас окружающих бунтовщиков, в чем стоящие на передовых постах левого фланга нашей стороны джамурские осетины им ничуть не препятствовали, о коих тогда уже Шанша Эристов объявил мне, что джамурцы противу нас взбунтовались, и как они, последние, так и первые, отрезав нам дорогу от воды, и оставшегося провианта, бывшего от меня в двух с половиной верстах, при находящегося с командою поручика Глазатова убил знакомый нашим солдатам осетин, пред тем случающейся в помощи со стороны, нашей. Сим неожиданным случаем был я окружен со всех сторон, что мне и подполковник князь Шанша Эристов объявил так, что не имели никакого способа к: открытию какой-либо дороги, ибо ксанские жители, как и арагвские, сделались также бунтовщиками противу нас. По для прогнания оных господин Шанша Эристов взял остальных, при нас бывших, малое количество своих грузин, пошел с правой стороны, где еще не так сильно бунтовщиками та гора была занята и, дойдя до оной, сам неизвестно куда скрылся, грузины, с ним бывшие, присоединились к бунтовщикам, засевши в кусты и по посланным мною при офицере 60 егерей для занятия той горы начали стрелять, но однако оные были опрокинуты и несколько далее прогнаны. Заняли наши егери тот пост в надежде не будет ли возможности откуда открыть дорогу и безопасную коммуникацию, но сверх моего чаяния нашел и тут новых бунтовщиков чурамских и прочих Карчагского ущелья [251] жителей, которых не знаю по названиям, кои начали соединяться с чертолинцами, таковыми же бунтовщиками. И так я совсем своим отрядом в одну минуту был у всех их в плену, начали уже требовать от меня все, что я имел, полагая нас неминуемою жертвою или уморить с голода. Но Левая, преклонив на свою сторону большую часть подвластных Грузии осетинцев, начал производить набеги на карталинские деревни, разорять и отгонять скот. Итак, чтобы остановить его беспутства, я в подкрепление роты егерей и грузинской милиции, находившейся в Цхинвале, командировал еще две роты с двумя орудиями и внутри Грузии, ибо из резерва, оставленного в Карталинии, отделить части войск было невозможно для того, что оным занимаема была цепь от стороны ахалцихской, где персидские и турецкие войска были уже в соединении и намеревались ворваться в Карталинский уезд. До прибытия сих двух рот Леван четыре дня сряду с толпою мятежных осетинцев до двух тысяч усиливался овладеть селением Цхинвал, ворвался даже в сады обывательские и производил день и ночь перестрелку, однако же находившеюся там ротою егерей с грузинскою милициею при князьях, состоявшею в 250 человек, и обывателями цхинвальскими, был всегда отражаем с уроном. Копа же сказанные две роты подоспели в Цхинвал, то правитель Грузии генерал-майор Ахвердов, составив отряд из двух рот егерей при двух орудиях и милиционной конницы, поручил оной в команду капитану Вронскому и велел ударить на мятежные толпы. Леван в сем случае был совершенно разбит и бежал во внутрь. Осетины, скопища его, по терявшие до 80 человек убитыми, рассеялись и были преследуемы в самые их жилища.

Ближайшие осетинские селения, участвовавшие в бунте, были сожжены в наказание и страх другим. Главнейшие бунтовщики из князей Мачабеловых, кои приняли у себя Левана, поддерживали его и снабжали всем нужным, были схвачены, посажены в крепость и преданы суду, а имение их в крестьянах отобрано в казну.

Страх сим действием, наведенный на мятежных осетинцев, приостановил их дерзость и вредные покушения. Они сами к правителю Грузии генерал-майору Ахвердову начали засылать [252] с обещанием, что выдадут Левана, если будут прощены за их измену, прощение было им обещано вместе с наградой тем, кто сие исполнит. Но все сие со стороны вероломных осетинцев был один обман. Между тем, правитель Грузии генерал-майор Ахвердов по предписанию моему два раза испытывал преклонить самого Левана к обращению на путь правый, употреби к тому воспитавшего его протоиерея Картвелова и присланного от отца его дворянина Абезадзе, но сей мальчик, закоренелый в дикости, не имея чувствований преданности ни к отечеству своему, ни даже к родителю, ответствовал им обоим, что он отца и мать оставил однажды навсегда и никогда подданным России быть не намерен. После чего всякие с ним сношения были прерваны, правитель Грузии генерал-майор Ахвердов, приведя в повиновение осетинские селения Лиахвского ущелья, возвратился к своему месту в Тифлис.

В сие время Александр царевич рассеивал по Карталинии возмутительные письма ко всем князьям, кои однако же пребывали верны его императорскому величеству, и письма были самими князьями представляемы начальству. Весьма усердный к службе его императорского величества и деятельный маршал карталинский, капитан князь Давид Цицианов, имея под начальством своим милиционный разъезд из князей, дворян и обывателей, известясь об одной собравшейся партии мятежных осетин ев. поспешил к оной и, напав неожиданно, разбил толпу мятежников, и захватил 12 человек в плен. Чрез них он узнал, что по Малой Лиахве пробираются в Осетию, от Александра царевича четыре шпиона с возмутительными письмами к, осетинцам и с деньгами к Левану. Почему, не теряя времени, князь Давид Цицианов пустился их преследовать, настиг и схватил их вместе с письмами. Шпионы сии, как подданные России и изменники, на кратком военном буде в страх другим повешены. Из писем не, ко мне представленных, усмотрел я непременное намерение соединенных персидских и турецких войск впасть в Карталинию с двух сторон: из Ахалцихского Пашальта и из Осетии, вскоре после того получил я известие, что осетинцы, прельщенные обещаниями Левана чрезвычайных наград от владетеля Персии и подвигнутые разглашением, что Александр царевич с 20 тысячами персидских и турецких [253] войск вступил в Карталинию, удалили из своих селений семейства и имущества в крепкие места, природою огражденные и собрались большими толпами, почему в то же время для командования резервом в Карталинии командировал Нижегородского драгунского полка шефа полковника Сталя еще с двумя его эскадронами при двух орудиях, с ротою егерей и во казаками, поручив ему главное начальство над всеми войсками, в Карталинии тогда находившимися, в усмирение бунтующих осетинцев.

Поражение персидских и турецких войск при Ахалкалаках ниспровергло все замыслы царевича Александра и обеспечило совершенно Карталинию.

Но вредное влияние Левана, оставшегося в Осетии, не преставало иметь своих действий. Осетинцы вновь с большим еще усилием начали производить грабежи. Толпы их опять рассеялись для разорения грузинских селений, хотя без успеха и с большею со стороны их потерею, ибо везде поставленными против них отрядами были отражаемы и преследуемы.

Наконец, когда обстоятельства здешнего края приняла благоприятный оборот, то, дабы положить предел буйствам волнующихся осетинцев, наказать их строго и достать или истребить Левана, предписал я полковнику Сталю, составя отряд из шести рот, двух эскадронов, части казаков и грузинской милиции. Двумя колоннами по Ломанасхевскому и Джавскому ущельям войти во внутрь жилищ хищных осетинцев я силою оружия, рассеяв мятежные их толпы, привесть в должное устройство и в совершенную покорность.

Вследствие чего полковник Сталь вступил с сим отрядом, в осетинскую землю и пошел прямо к селениям арагвских осетин, где более двух тысяч мятежников под предводительством дворянина Дурмишхана Тусишвили собрались присягать в верности Левану. Толпа сия при приближении к ней отряда, войск его императорского величества открыла сильный огонь, тогда полковник Сталь немедленно атаковал бунтовщиков, упорно защищавшихся около двух часов, однако же они, быв сбиты и вытеснены из крепких их засад, обратились в бегство и заняли деревни, в крепких местах лежащие. Не давая им усилиться и укрепиться в сих местах, полковник Сталь, вторично [254] атаковав их в самих деревнях, ворвался в оные и, ударив в штыки, принудил мятежников оставить оные с поспешностью, потеряв весьма много убитыми. Отряд после сего, не останавливаясь, преследовал по крутым горам неприятеля, который, будучи усилен вновь прибывшими мятежниками, остановился на крутой скале, мимо коей должно было проходить нашим войскам и производил сильную пальбу, почему полковник Сталь, отрядив часть егерей, казаков и грузинской милиции в обход, приказал атаковать неприятеля в тыл, а между тем открыл по ним действия артиллерии, которою мятежники будучи устрашены, и, заметив, что их обходят, оставили сие неприступное место, и заняли деревню Мармазеты. Из оной были, тотчас выбиты и бросились в другие дальнейшие деревни, где также не могли устоять против храбрости войск его императорского величества, бежали в самую середину арагвских селений, где, быв настижены отрядом, после упорного сражения совершенно разбиты и рассеялись,, потеряв весьма много убитыми, наипаче в башне, взятой приступом, которую они со всем усилием защищали, где мятежников пало на месте более 50 человек. В сем же сражении убит и предводительствовавший сею толпою Дурмишхан Тусишвили.

Другая колонна под начальством Нижегородского драгунского полка майора Потлога 2-го, проходя Джавское ущелье, равномерно приобретала повсюду успехи. Сам Леван, предводительствовавший мятежными скопищами более нежели в 2-х тысячах, бывшими пять раз разбиты, и преследован по горам и ущельям, не имея время нигде укрыться. Наконец, загнанный до самого Нарского ущелья, и не видя себе нигде спасения, бежал к нарским осетинцам, живущим по ту сторону снеговых гор и граничущим с кабардинцами, куда уже преследовать его было нельзя по совершенной невозможности пройти войскам чрез высочайшие горы и пропасти, покрытые глубоким снегом:

Столь быстрые и успешные действия оружия его императорского величества в местах неприступных, где должно было проходить беспрерывную цепь гор, покрытых густым лесом, а иногда итти по глубоким снегам и пропастям, до того устрашили бунтовщиков, что они, оставя все свои жилища с [255] семействами, удалились в неприступные леса. Особливо навело на них ужас то, что в тех местах, где ныне действовали войска его императорского величества, никогда еще осетинцы не видали против себя никаких войск и уверены были твердо в невозможности, чтобы кто-либо мог туда пробиться.

Полковник Сталь, между тем, оставаясь с войсками в самой середине осетинских жилищ, истребил важнейшие башни, служащие убежищем разбойникам, и сжег несколько деревень наиболее виновных в возмущении, тогда пришедшие в уныние мятежники, опасаясь истребления всех их жилищ, прислали к нему нескольких старшин просить помилования и прощения в их вине, вслед же за тем от всего их общества прибыли ко мне 12 почетных старшин, избранных обществом депутатами; они явились у меня с повешенными на шеях саблями и в таком положении проходили чрез весь город, знак величайшего унижения и покорности, почитаемой у горцев столь важным, что по их обычаям повесивший себе на шею саблю для испрошения себе пощады не может быть признан за воина и будет пренебрежен своим семейством, почему, видев таковые знаки раскаяния, я простил их священным именем его императорского величества и предписал полковнику Сталю, приведя вновь всех осетинцев к присяге на верность подданства его императорского величества, взяв с общества обязательства о том, что непременно поймают и выдадут Левана, дозволить и войти в их жилища и жить спокойно, а отряду войск выйти из Осетии, оставя только в пограничных осетинских селениях: Джавах и Схлеби две роты и 20 казаков для содержания осетинцев и устройства. Таким образом, экспедиция сия под опытным распоряжением мужественного и отлично усердного к службе его императорского величества полковника Сталя совершена с полным успехом. Мятежники усмирены, главные бунтовщики схвачены и преданы суду, твердое спокойствие между сим народом восстановлено и Леван прогнан за горы, откуда не может уже быть вреден, и которого притом я надеюсь, по взятым мною мерам, достать в руки чрез нарских осетинцев, дав строгое повеление в Грузии, в Моздок и во Владикавказ их не впускать по их промышленности и запретить им продажу всех потребностей к жизни, доколе они мне его не выдадут, а, между тем, во [256] всех нужных местах, чрез кои он мог бы пробраться в Кабарду или в Ахалцих, взяты меры к его поимке.

Уведомляя ваше высокопревосходительство о сем происшествии, убеждаюсь самою истиною присовокупить, что экспедиция сия заслужавает всемилостивейшего его императорского величества благоволения. Неимоверные труды, понесенные войсками в движении их по непроходимым почти местам, достойны справедливого уважения, так как и отличная храбрость, оказанная всеми вообще воинскими чинами, а потому, почтеннейше представляя при сем список чиновников наиболее отличивших себя мужеством и рвением к службе его императорского величества для поднесения оного на высочайшее усмотрение, покорнейше прошу ваше высокопревосходительство употребить в пользу их благосклонное ваше ходатайство пред всемилостивейшим государем императором об удостоении их испрашиваемыми мною наградами, а особливо командующего экспедициею полковника Сталя.

Генерал от кавалерии — (подпись)

ЦГИА, ф. ВУА, д, 619, лл, 1-10.