1840 г. — Замечания академика Мари Броссе, представленные в Академию наук России, на составленную Платоном Иоселиани «Грузинскую Грамматику».

«Грузинская грамматика» в рукописи г-на Платона Иосселиана.

Начиная сей отчет, я считаю нужным сделать несколько предварительных замечаний, которые могли бы показать мысль, внушившую мне такой отчет и некоторым образом оправдать мою, по-видимому, строгость к писателю, которого я искренно уважаю. [125]

В наше время, когда все идет к совершенству, нужно давать ход только понятиям положительным и приводить науки, посредством точного синтеза, к их общим началам. Это же надобно наблюдать в отношении к грамматике, потому, что от справедливых понятий в деле правил языка зависит правильность литературного вкуса и сохранение преданий классического язъящества в слоге.

Впрочем, я не отвергаю, что и с помощью грамматики недостаточной (и под сим словом я разумею грамматику, написанную без методы или методою дурною), с помощью, говорю, грамматики недостаточной, если только она точна и полна, можно узнать тот или другой язык. Но в таком случае ученик будет подобен артисту, который при недостаточном орудии успевает произвесть отличную работу, а при лучших средствах произвел бы ее лучше и вернее и скорее.

Метода грузинских грамматиков имеет тот недостаток, что они теряются в анализе и, несмотря на чрезвычайно простой ход их языка, неумели найти тех общих начал, которые не обременяя памяти, легко принимаются разумом: потому, — что у них сбор всех подробностей подавляет память, так что она не может подняться ни до одной синтетической формулы. В последствии много будет примеров этого, а потому нет нужды выставлять их теперь.

Другой недостаток, общий всем грузинским сочинениям по части грамматики, состоит в том, что они составлены без положительного знания дела. В грузинском языке есть три, весьма различные формы. Библия и церковные книги первых времен обращения, — единственные дошедшие до нас памятники представляют идиому древнюю; это язык ученый и книжный. Литературные произведения времен позднейших, историй, романы и стихи, хотя они не многочисленны, дают однакоже новую форму языку, которую я называю языком народным письменным. Наконец есть язык, которым говорят ныне, и который имеет свою особенную систему грамматических категорий синтаксиса и сочинения. В этих трех видах языка слова остаются, правда, те же, или лучше, в них повторяются все выражения, но они известны только лицам ученым, они уже устарели и к ним прибавлено огромное количество слов новых. Еслиб это была трудность единственная, ее можно было бы совершенно устранить полным лексиконом. Но так как ко множеству слов и речений иностранных, не встречающихся ни в одной древней книге, присоединяется и новая грамматика, то само собою следует, что писатель грамматики, принимающийся за это дело, без точного понятия о том времени, которое он изображает в своей книге, подвергается опасности смешать три вещи, весьма различные, составить разнородное собрание, в тройне несовершенное. Это то и случилось со всеми, без исключения грузинскими писателями грамматики, зная свой язык из употребления они смешивают в своих правилах характерические черты трех идиом и вполне не изображают ни одной из них.

Мы не можем судить о древних писателях грамматики, потому что знаем только о существовании одного Иоанна Петрици, и то потому, что на него есть ссылка в книге, написанной почти за сто лет. Впрочем можно думать, что некогда были грамматики, или по крайней мере предания обучения, и что патриарх Антоний вполне создал свою [126] систему, которая в последствии была повторена во множестве письменных и печатных сочинений. Этот гениальный человек, если можно употребить подобное выражение, сокративший в себе все знания своего века и своего народа, поэт, оратор, историк, философ, панегирист, основал, так сказать, новый литературный язык в Грузии, создал новые слова, постановил правила и почти исключительно подтвердил их отрывками из своих сочинений, оригинальных или переводных. Он пренебрегал произведениями древних и, как лицо духовное считал без сомнения опасным чтение произведений легких, а потому, не признавал их литературного достоинства и всячески остерегался подтверждать ими свое учение. Одобряя в этом случае его побуждение, нельзя не жалеть, что он равным образом оставил без внимания библию и писателей классических. Выдавая за образцы, только свои произведения, наполненные неологизмами, и начиная изучение языка книжского, который служит истинным основанием стиля народного и нынешнего языка, он сделал двойную ошибку.

С другой стороны, мое положение необходимо увлекло меня на совсем противоположную стезю. Я начал изучение грузинского языка чтением библии и других древних литературных памятников, которые по счастливым обстоятельствам попадались мне под руку. У меня не было в это время грамматики (да и к чему послужили бы мне трактаты, писанные на языке, который я хотел узнать) и я составил ее при помощи тех самых писателей, которыми пренебрег знаменитый патриарх. Мало надеялся я жить некогда среди сынов Грузии, а потому для меня важнее всего было узнать их систему письменной фразеологии и приобресть верные правила для ее разумения. В последствии из творения Антония я узнал много неизвестных мне подробностей, но оно не переменило моего убеждения в необходимости ввести строгий синтес утомительный анализ, и я остался при своих мыслях, совершенно противоположных его системе.

Из сих замечаний можно видеть, что мне более всего желательно, чтобы грузинская грамматика, была изложена по методам европейским, и чтобы в малом виде, было составлено сочинение отданное мне на рассмотрение. И сам автор хочет теперь ограничиться языком общеупотребительным, исключив (чего не дай бог!) чтение древних пусть по крайней мере его система будет основательная и философская.

г. Платон Иосселиан, воспитанник Александровской духовной академии, известен как человек, одушевленный ревностью и желанием содействовать делу цивилизации, совершающейся ныне в его отечестве; новое представленное им сочинение, назначенное для обучения грузинскому языку, написано на грузинском и русском языках. Если я не всегда разделяю мысли автора, не надобно забывать, что он, как грузин, не мог не быть под влиянием метод, употреблявшихся до него в Кавказии.

В предисловии к своему сочинению автор занимается библиографическими исследованиями бывших до него трудов по части грузинской грамматики. Вообще это предисловие слово, неполно, во многих местах даже не точно. Автор мог бы, и по моему мнению, должен ограничиться повторением превосходной статьи, напечатанной нашим [127] товарищем г. Жегреном в Академической газете («Санктпетербургские ведомости», 1839, № 67), в ней есть все нужное для его дели и нет ничего лишнего. Когда сочинение хорошо написано, не надобно бояться переписывать его, напротив надобно считать за честь — показать, что вы знаете и цените его. Но не только нужно дополнить это предисловие, нужно еще исправить в нем неточности. Например, автор говорит (ст. I) о грузинской грамматике, изданной будто бы покойным Клапротом в 1837 году. Тут две ошибки. То правда, что этот ученый издал в 1827 Грузинско-французский и французско-грузинский лексикон и с 1824 объявил о грамматике, но она не была издана и в 1835 — год его смерти. Что касается до лексикона, г. Платон, уроженец Грузии, мог бы не трудиться хвалить столь безобразное произведение, составляющее пятно в жизни ученого пруссака. Напрасно также говорит он на той же странице, будто я и г-н Клапрот могли наград (***) составить грузинскую грамматику при пособии нескольких произведений миссионеров, которые привезены в Европу каким-то любителем книг. Кто видел мою первую грузинскую грамматику, тот поверит, что она есть плод одного десятилетнего чтения грузинских писателей, поименованных в моем предисловии, и что из грамматики Антония, появившейся во Франции в совершенно известное время, я заимствовал только некоторые подробности, которые мною и выставлены без всякой перемены. Кроме... (***) и самоучителя Фиралова в то время не было в Париже никакой другой грамматики.

Эти замечания, может быть покажутся написанными с излишним жаром, но как они падают на факты совершенно ложные, то я сделал бы их и в том даже случае, когда бы они были для меня безразличны.

Автор упоминает (стр. 2), о рукописях принадлежащих Парижскому азиатскому обществу, которые он считает произведениями, неизвестными в Грузии. Факт неточный, потому что четыре или пять рукописей, которые принадлежат обществу и привезены ученым царевичем Темураз, все суть книги новые и журнал Общества не упоминает ни о чем, покажем на слова г-на Иосселиана.

Наконец (стр. 3). Автор не боится ясно говорить о превосходстве своей книги над книгами всех его предшественников, объявляя в точных словах, что все, сделанное до него, не имеет никакого достоинства. Признаюсь, не могу согласиться на такой приговор, и считаю его необдуманным. Но не стану разбирать, и опровергать его; не стану даже смотреть на вопрос о достоинстве грамматики автора, как на вопрос личный, потому, что автор только что повторил слово в слово все классификации и истины Антония, а постараюсь представить, мало-по малу, придуманное некогда мною построение грузинской грамматики. За мыслями тифлисского профессора я буду ставить свои мысли и прошу его смотреть на них, как на литературный разбор, чуждый с моей стороны неприязненности и неуважения к его талантам. Еслиб я меньше знал и ценил автора, я ограничился бы общими замечаниями, направив их к преобразованию его системы. [128]

Грамматика г-на Иосселианова разделена подобно, грамматике Антония, на три части: этимология, синтаксис и орфография. Мне кажется без всякого неудобства можно было бы уничтожить третью часть и отнести заключающиеся в ней подробности к предварительной главе, в которой рассматриваются буквы и алфавит, и где обыкновенно помещаются подобного рода и понятия. Тем справедливее так поступать, что знание орфографических знаков и других такого рода частностей необходимо, нужно для того, кто по мере изучения грамматики какого-либо языка хочет с теорией соединять несколько чтения и практики.

В самом начале грамматики представляется вопрос, как грузинские буквы можно изображать буквами русского алфавита. Если нельзя решить этого вопроса с первого раза, по крайней мере он стоил бы рассмотрения. Нет никакого сомнения, что часто будет встречаться нужда переписываться на обоих языках, а те переписки должны быть таковы, чтобы в них легко можно было узнать оригинальную орфографию. Например, у грузинов есть два твердых ***, из коих второе придыхательное, а в русском алфавите только одно Г; для букв *** а русской алфавит имеет только К; для двух гортанных ***, для ***; для ***; а для полугласных ***, в нем нет соответствующих букв. Сверх того, русской алфавит не может выразить некоторых сочетаний согласных и прибавления, как, напр., на французском буквы h или апострофа для означения предыхательных. Я не знаю вполне пособий, которые могли бы в этом отношении доставить русская орфография (***), но думаю, что человек хорошо знакомый с обоими языками, мог бы представить по крайней мере умную попытку, предоставив времени ее усовершенствования.

На странице 6-й автор говорит, что грузинское *** произносится, как латинское *** перед ***; это сочетание никогда невстречается на латинском: надобно сказать как з перед А.

Jbid Автор изъясняет произношение грузинских букв произношением букв итальянских, греческих, латинских, французских; без сомнения это делает честь его учености, не сомнительно, чтобы подобные примеры были поняты и оценены в Грузии. Поэтому лучше было бы обращаться к другим объяснениям.

Я не согласен с мнением автора (стр. 7) об имени «двоегласных», которое оно приписывает буквам ***; Антоний правильно определяет их, называя легким придыханием, сопровождаемыми звуками ***; отсюда следует, что оне суть гласные сомнительные или гласные со слабым звуком, и что приличнее называть их полугласными. Без сомнения их имя слагается из двух букв, но в них, как в согласных, одна отбрасывается в произношении.

Автор допускает (стр. 9) имена частные и собирательные ***. Это разделение в грузинском языке совершенно безполезно. Если делают такое различие в грамматиках латинских, то потому что там эти имена имеют ту особенность, что управляемый ими глагол ставится в множественном числе. Но в грузинском языке, нег ничего подобного. Вышеупомянутые имена сочиняются совершенно так же, как и другие, и не стоят того, чтобы о них упоминалось отдельно. [129]

Это же самое надобно сказать о степенях значения в именах прилагательных: превосходный и сравнительный сливаются в одну и туже форму. Напр. *** одно, и означает весьма великий, а сопровождаемое дополнение показывает отношение и следовательно: сравнение: *** более великий, чем он. И кроме того несправедливо будто, превосходны степень означается удвоенным префиксом ***; потому что *** только с большею силою. Следовательно под другою формою надобно напоминать детям о терминах употребляемых в других известных им грамматиках, т. е. надобно сказать каким образом в грузинском языке заменяются формулы, употребляемые в других языках, например, в русском если они знают уже его.

Мне хотелось бы также, чтобы в статье об именах числительных (стр. 11) автор представил полный лист этих имен с их различными разделениями. То правда, что он говорит грузинам, которым эти подробности известны apriori, но он равным образом обращается и к русским, потому что грамматика написана на двух языках притом в образовании имен порядочных встречаются некоторые трудности, коих решение принадлежит грамматике.

Jbid Между принадлежностями имени (здесь справедливо автор поместил обыкновенное прилагательное имена числительные) автор упоминает о роде, потом разделяет его на мужский, женский, общий и средний. Этого разделения не должно быть в грузинской грамматике, потому что в ней нет ничего подобного. Каждый пол в грузинском языке имеет свои особенные придаточности, простые или сложные, но в именах нет ничего похожего на наши грамматические роды, исключая три или четыре слова, которые составляют исключение, ***, и проч., и суть совершенно произвольные изобретения переводчиков библии. Автор признал это в своем замечании (12), но не имел смелости извлечь следствие из своего начала и пожертвовать идею, принятою его предшественниками.

Автор упоминает (13) о трех окончаниях *** - для множественного числа имен; но сказавши, что второе редко употребляется, он допустил неточность. В самом деле это окончание есть только орфографический вариант третьего, в именах имеющих *** или *** предконечного гласного единственного числа, как наприм. ***. Также правильно будет, когда вы напишите *** как и ***.

Jbid Автор допускает вместе с Антонием и другими падеж повествовательный, коего характер составляет конечное Зоб: это падеж совершенно мнимый, потому что емфатическое местоимение соединяется со всеми падежами обоих чисел ***, и даже ***.

Автор хорошо сделал, что исключил из числа собственно так называемых падежей (14) после положения ***, но в таком случае, чтоб быть последовательным ему надлежало исключить и падеж инструментальный, означаемый ***. Равным образом звательный падеж не имеет нужды в междометии ***, потому, что говорят ***, не употребляя этой частицы.

Главные неточности относительно склонений есть следующие:

Автор полагает, что в именительном падеже единственного числа имена могут оканчиваться на все буквы, гласные или согласные; [130] между тем, как на согласную оканчиваются только имена собственные и взятые с других языков.

Что для родительного падежа единственной кисла есть шесть различных окончаний (автор выставляет их только пять); когда как действительно родительный имеет только одно окончаний ***, и иногда *** для имен собственных, равным образом он насчитывает шесть окончаний для множественного числа, тогда как в самом деле их только ***; притом последнее употребляется только в речи; Что есть девять различных окончаний для дательного падежа, тогда как в самом деле оно одно, а другие суть или падежи существенно отличные от дательного, или после — положения, которые нельзя включить в категорию падежей, как напр. ***.

Прочие падежи излагаются точно таким же образом, и все от того, что автор не обобщил соединенных особенных падежей и не извлек правил, которые были бы самым простым выражением их.

Наконец автор считает четыре склонения, тогда как действительно в грузинском языке только одно склонение, и различие находящееся между некоторыми именами, есть различие только мнимое, с другой стороны автор опускает без приличного объяснения сокращения, которым подвержены многие имена на о, тогда как в многих других не бывает такого сокращения, для того чтобы можно было отличить их от имен подобнозвучных, имеющих другой смысл, как напр.*** год, внутреенности, ***, глаз алмаз и проч.

Столько же неточностей допущено в местоимениях. Автор опускает местоимение неопределенное ***; между тем представляет слова невозможные, оканчивающиеся на ***; это не простые местоимения, но местоимения с прибавлением конечных несклоняемых частиц, которые изменяют смысл их.

Он склоняет 1. *** в родительном ***.

2. *** ***

3. *** ***

4. *** ***

вместо того, чтобы заметить, что эти четыре местоимения, склоняясь только в двух именительных, или лучше употребляясь только в двух формах заменяются в других падежах местоимениями склоняемыми во всех падежах единственного и множественного, ***. Кроме того, он опускает формы ***... и проч.

Что касается до глаголов, то здесь автор, с одной стороны особенно увлекся методою грузинскою, и с другой, пожертвовал оригинальными свойствами своего языка желанию найти в нем теже формы и теже средства, которые встречаются в некоторых языках европейских. Вообще разделение глаголов и определения, принятое автором для каждого вида глаголов, точные и теже какие встречаются в лучших грамматиках, но приложения сих определений невсегда хороши. Например: ***, и *** нельзя назвать глаголами средними, потому, что они могут иметь управление прямое; *** не действительный отложительный глагол, потому что он имеет начальное 30, характеристику глагола страдательного; *** также не средний глагол, потому что он может принимать управление. Качество —средний в отношении к [131] глаголу состоит в том, что он выражает не действие и не страдание, состояние, как например: спать, ***.

Автор (29) следуя примеру своих предшественников, несоблюдает последовательности: представив настоящее время глагола простого, он тот час же показывает другие времена того же глагола в состоянии сложном, не сказавши, что другие времена глагола простого, как это часто случается в русском языке, невозможны. Надобно доходить до этого чрез заключения, тогда как начал не положено; и потому ученик вводится в заблуждение или по крайней мере остается в сомнении,, из которого не может выйти.

Он считает (30) в грузинском языке четыре наклонения, тогда как их только два, потому что неокончательного нет на самом деле, а сослагательное образуется только чрез частицы условия, желания и проч., и кроме того, автор не считает между наклонениями причастия.

Что касается до неокончательного наклонения, — еслиб оно было в грузинском языке, формою его не был бы окончивающийся на *** падеж отглагольного имени, например ***, но именительный другая форма употребляется только тогда, когда отглагольному имени предшествует глагол, требующий такого знака управления.

Автор (31) допускает в грузинском языке два спряжения: к одному относятся все глаголы, имеющие в начале буквы личные или окончания, свойственные каждому лицу, а к другому глаголы, которым предшествуют сокращенные местоимения, — их употребление прямое или непрямое. Такое определение вовсе неправильное очень недостаточно, потому, что оно полагает два спряжения, тогда как все глаголы первого спряжения могут относиться ко второму, коль скоро к ним присоединяется управление — префикс (prefikc). В грузинском языке, только одно спряжение, и оно означается буквами личными не окончаниями, общими всем глаголам. Но так как есть глаголы, которые спрягаются только при помощи префиксов, и сверх того, некоторые окончания, употребительные более других, образуют очень значительные, отдельные классы; то надобно разделить, глаголы на личные полные и одноличные, и представить образцы форм самых употребительных, рассмотрение этих частностей в их общности дает средство рационально обнять все случаи. Нельзя сказать вместе с автором (49), что гласные ***, составляют характеристику стольких же спряжений в грузинском языке; это положение он списал у Антония. В самом деле, ни один грузинский глагол не оканчивается на 6 первых гласных, и хотя оне встречаются в последнем слоге, но не имеют никакого влияния на прочие части спряжения, и главные времена глаголов, в которых оне находятся, могут безразлична принимать одне и теже окончания, хотя эти глаголы различаются в настоящем изъявительном.

Автор напрасно занимался прибавлением и изменением букв, какое случается в большей части глаголов односложных, в первом лице прошедшего совершенного, как ***... и проч. ***... и проч., в чем впрочем было более необходимости и логики, чем в представлении сложных времен, образующихся при помощи глагола вспомогательного — ***. Все это [132] чрезвычайно растягивает грамматику на счет памяти и без существенной пользы для рассудка.

Что касается до причастий (48), я совершенно согласен, что в грузинском языке оне суть просто прилагательные отлагательные и не могут управлять падежем, подобно самым глаголам, но я нахожу большое различие между действительным ***, страдательным ***, конечным, и другими словами, начинающимися с *** и оканчивающимися на *** или ***; сии последние только потому прилагательные отлагательные, что имя означающее действие или имя отлагательное составляет их грамматический корень, но оне выражают не столько действие, сколько обычное состояние, как ***, и проч.

Автор не показывает (49) каким образом из прилагательных правильно образуются наречия не ограничивается выпиской слов обыкновенно принимаемых за наречия.

Он ставит *** между наречиями быстроты, тогда как их надобно поставить под общую категорию наречия времени; *** не наречие, а союз.

Равным образом он не означает различных управлений предлогов и после положений, которые впрочем у него расположены лучше чем у Антония.

Хотя синтаксис (91 и след.) рачительно составлен нашим новым автором, однако ж видно, что он более заботился о расположении его но образу грамматик латинской и русской, чем согласно с оригинальным и собственным характером идиами грузинской. Он ничего не сказал о правиле согласования или подбора слов (allite — ration), о котором гак много распространился Антоний, и которое мне кажется можно назвать двойным отклонением (doubl — rapport). Без сомнения надобно избегать и действительно избегают этой аллитерации или подбора слов в речи, потому что она уместнее в языке книжном, чем во всегдашнем употреблении, однакож столь важной особенности не надобно было оставлять вовсе без внимания.

Говоря о сочинении имени прилагательного, автор постановляет согласование прилагательного с существительным в падеже и числе правилом всеобщим, но у писателей так часто встречаются примеры противного, что из них можно заключить, что это согласование зависит от произвола, исключая язык общеупотребительный когда говорят *** вместо неупотребительного ***.

Автор выдает (98) также за общее правило, что настоящее изъявительного наклонения и несовершенное всегда управляют дательным падежом. Если он говорит о языке общеупотребительном, может быть это справедливо; но уж верно неследует этому в языке книжном, как это можно указать множеством примеров.

Что касается до предлогов, автор и этого предмета коснулся только слегка, и в правилах его нет ничего столь точного, чтобы не требовало полного пересмотра.

Заключение.

Оканчивая отчет, считаю обязанностью повторить, что я писал его не руководствуясь ни малейшим чувством личной неприязненности, и что я считаю г-на Платона Иосселиана совершенно способным по [133] его ученому воспитанию, написать хорошую грамматику, умную по теории, полезную по практике, и тем заместить пробел, существующий в Грузии в обучении. Если бы его сочинение не было представлено 8 рукописи, или если бы Академия не спрашивала особенно о справедливости его методы может быть я ограничился бы сожалением, что автор избрал ложную дорогу, указав ему на будущее время путь, который считаю лучшим. Но при настоящем положении вещей, мое замечание было бы преступно и время восстановления грузинской грамматики по моей вине осталось бы отдаленным.

Грузинская система, которой следует автор, нехороша по излишеству анализа и недостаточности подробностей при помощи точного синтеза и не столь легкого рассмотрения самой материи, автор легко может избежать этих двух недостатков. Пусть он рачительно изучит лучшие известные грамматические трактаты и снова примется за дело. Он будет иметь честь подарить своей стране хорошую книгу, в которой она нуждается, и тем будет содействовать, сообразно видам его высокопревосходительства господина министра распространению в Грузии истинного света обучения. Если он не захочет дать с первого раза грамматику, развитую по обширному плану, пусть ограничится сочинением в роде Лолиенда или Летелы где бы все было результатом; и чрез это он окажет уже истинную услугу.

***: «Копию с замечаний г. Броссе получил. Кандидат Платон Иоселиан. 1840 года, июля 15 дня».

ЦГИА, ф. 440, оп. 1, д. 154, л. 4-13