|
ЕРМОЛОВСКИЕ ПРИКАЗЫ В последней книжке «Русского Вестника» за нынешний год помещены новые материалы для биографии нашего знаменитого воина и администратора А. П. Ермолова, под общим названием: «Кавказские материалы для биографии А. П. Ермолова (См. "Русский вестник", 1865, № 6). Автор этого весьма интересного сборника «материалов», г. Ходнев, объясняет, что собранные им материалы заимствованы из кавказских архивов, в особенности, из архивов главного штаба и левого фланга, а также получены им от бывших подчиненных Алексея Петровича. Помещенные в помянутой статье материалы распределены автором на три отдела: к первому отнесена переписка по кавказскому корпусу, ко второму — документы о персидских делах, и, наконец, к третьему — сведения о возмущении чеченцев в 1825 году. Признавая обнародованные г. Ходневым материалы за весьма интересные и важные для будущего биографа Ермолова, мы остановимся на нескольких характеристичных приказах, отданных генералом Ермоловым, по различным случаям, касающимся служебного и внутреннего быта войску кавказского корпуса. В этих немногих приказах, а также, в конфиденциальных письмах рельефно вырисовывается высокая личность Алексея Петровича Ермолова, как внимательного, строгого и беспристрастного начальника. Начинаем с первого приказа генерала Ермолова отданного им по случаю вступления в командование отдельным грузинским (впоследствии кавказским) корпусом. Приказ 16 октября 1816 года «Приняв начальство над войсками, высочайше мне вверенными, объявляю о том всем новым по службе [156] товарищам, от генерала до солдата. Уважение Государя Императора к заслугам войск заставляет меня почитать храбрость их и каждый подвиг их на пользу службы, возложив на меня обязанность ходатайствовать у престола Государя, всегда справедливого, всегда щедрого.» Приказ этот красноречиво подтверждается неусыпным вниманием Алексея Петровича к заслугам и отличиям его новых подчиненных. Ряд приказов, отданных по войскам после смотров, и изъявление благодарности различным чинам корпуса за хорошую службу и молодецкие подвиги, отличаются такою искренностью и задушевностью, таким истинно-военным духом, которые «спасибо» ставят выше иной более существенной награды. Приводим на выдержку следующие приказы этого рода, отданные генералом Ермоловым в разное время. Приказ 21-го марта 1817 года. «Представляющемуся сегодня первому батальону Херсонского полка объявляю, что он хорош. Каждый из гг. офицеров знает свое дело и расторопен. Во взгляде каждого солдата вижу чувство, что он равного себе не знает, и всего полка гг. офицерам объявляю, что мне известно отличное их поведение, достойное уважения. Командующего полком, господина подполковника Рябинина, особенно благодарю за состояние полка, свидетельствующее рачительную службу старого, хорошего офицера. Приказ 8-го сентября 1820 года. «Войска донского генерал-майору Власову обязан я отдать справедливую похвалу за скорое прибытие с отрядом в Ширванскую область. Ни летнее время, необычайно знойное, ни в пути недостаток продовольствия не препятствовали быстрому казаков движению, что способствовало удержанию спокойствия между жителями, которых набег Мустафы, бывшего хана, мог привести в замешательство. Вижу по времени, что минуты не было потеряно, и с удовольствием замечаю, что войскам нашим нет путей непроходимых.» Независимо от личных изъявлений благодарности, которою поощрил генерал Ермолов каждого подчиненного, от нижнего чина до генерала Алексей Петрович употреблял все старание об исходатайствовании отличившимся и честным служакам высочайших наград. Всеподданейшие письма к [157] государю императору и письма к военному министру, приведенные в рассматриваемой нами статье служат лучшим доказательством неусыпной заботливости внимательного и умного начальника о награждении достойных подчиненных. Но, стараясь о награждении достойных, генерал Ермолов беспощадно карал виновных, хорошо понимая силу и значение разумного сопоставления и применения систем: наград и наказаний. Мы не будем говорить здесь о применении к виновным наказаний, определенных законом: понятно, что существовавшая система взысканий и наказаний, смотря по степени виновности подсудимого применялась безусловно; но мы имеем в виду указать на особую систему наказаний, которую применял Алексей Петрович: она заключалась в подробном объявлении по корпусу служебных проступков подчиненных, причем объявления эти нередко отличались саркастическим тоном изложения. Быть может, некоторые найдут, что в таком серьезном документе, как приказ по корпусу, не должен быть допускаем саркастический тон изложения, и с этим отчасти нельзя не согласиться, но надобно вспомнить время, в которое писались эти приказы. Алексей Петрович, во-первых, хорошо понимал, что объявление проступков виновного для всеобщего сведения не только не роняет достоинств честных и дельных сослуживцев, но, напротив, возвышает их, а во-вторых он сознавал, силу едкой насмешки, которая иной раз была действительнее более строгого наказания и неотразимо действовала на самолюбие прочих. Для примера приводим, несколько приказов этого рода, отданных по корпусу генералом Ермоловым: Приказ 19-го мая 1818 года. «Удалив от командования Вологодским пехотным полком г. полковника П*, даю знать корпусу, которым имею честь командовать, о причинах, побудивших меня придать столь строгие меры, невзирая на высокое звание его, ни на службу долговременную. Г. полковник П*, приняв в командование полк, думал исполнить все обязанности: построением прочного обоза, заведением хорошей конской упряжи и новых артельных котлов, и запасшись, таким образом, удобнейшими к сдаче средствами, и нимало полком не занимаясь, обратился к хозяйственным упражнениям: [158] приобрел хутор на земле Кубанского полка, казакам принадлежащий, развел рогатый скот, лошадей и овец в немалом количестве, учредил хлебопашество и весьма умножил хуторостроение. Лес на оное вырубал полковыми мастеровыми в дачах казаков, присмотр за скотом и табунами и хлебопашество производил денщиками и фурлейтами, из коих некоторые жили по пяти лет на хуторе; должность же фурлейтов, под видом караула при подъемных лошадях, отправляли строевые люди. Всеми вблизи расположенными ротами косил сено, коим выкармливал свои стада и табуны; при рыболовстве, пчеловодстве состояли рядовые. За Кубанью, в жестокие морозы, солдаты вырубали лес и г. полковник, в доле с малороссиянами, гнул из него ободья. Лес сей солдаты приносили на себе. Между тем, лазарет в полку с весьма недавнего времени содержится в порядке, а прежде люди терпели и в нужном недостаток. Оружие, при осмотре полка генерал-майором дель-Поццо, найдено не довольно исправным, ложи по новому образцу переделываются только (те), которые совсем уже негодны к употреблению, и вообще новых весьма немного. Пороху для обучения солдат никогда не отпускается в роты полного количества, а между тем г. полковник забавляется стрелянием из собственных пушек и за сие удовольствие заплатил денщик его, Денис Федоров, оторванною правою рукой, которая отрезана выше локтя, и поврежденною ногой, к каковом происшествии г. полковник, укрывая, не донес начальству, и я сего несчастного нашел уже рядовым в 9-й роте. «Того же полка г. подполковнику Урнижевскому, офицеру отличному и усердному, предписываю принять полк на законном основании; об утверждении его командиром представляю Его Величеству Государю Императору. «Объявляю мою признательность гг. штаб и обер-офицерам за усердие и прилежание, коими удержали они солдат в таком виде, какого я не ожидал. Благодарю за соблюдение повиновения, хотя г. полковник поведением своим не приносил им чести и не внушал ни уважения к себе, ни охоты к службе. Приказ этот мы привели как пример объявления преступлений полковника немыслимых в наше время, для всеобщего сведения; но в то же время не можем не удивиться [159] снисходительности законного наказания преступника и объясняем его разве только особыми обстоятельствами и прежними заслугами полковника П*, вероятно известными беспощадно строгому к преступлениям генералу Ермолову. Объявление же признательности гг. штаб и обер-офицерам «за соблюдение повиновения» следует считать ничем иным, как желанием резче выставить гнусность поведения полковника П*, по всей вероятности, не оставленного на службе. Другой приказ генерала Ермолова, по поводу беспечности командира Донского полка, майора (войсковой старшина) Б*, отличается таким тяжким сарказмом, который без сомнения, хуже всякого наказания и, сколько нам кажется, действительнее, ближе к цели, чем всякое другое наказание. Но при этом просим читателей иметь в виду, что упрек Алексея Петровича вообще донским казакам относится к 1818 году, т. е. к времени, когда донцы еще не вполне свыклись с боевым кавказским бытом. Вот этот приказ: Приказ 28 августа 1818 года. «Дошло до сведения моего, что июля на 15-е число, в ночи, хищническая партия из Ахалцыхского пашалыка (В то время Ахалцыхский уезд еще не принадлежал нам, а входил в состав турецких владений.) осмелилась из самого лагеря донского майора Б* полка отогнать 9 казачьих лошадей. Происшествие это утверждает сделанное мною замечание насчет оплошности и чести войску не приносящей службы донских казаков в Грузии. Одна деятельность и неусыпное старание начальствующего ими генерал-майора Сысоева 3-го могли удержать их в некотором порядке; но лишь отозвал я его из Грузии к другому по службе назначению, не узнал я казаков, и у самих хищников, известных трусостью, впали они в неуважение и терпят от них низкое поругание. «Не было примера еще, чтобы когда-либо хищники сделали на лагерь нападение, сколь бы мало людей в нем ни находилось. Не всегда можно преследовать хищников с малым числом людей; но довольно нескольким человекам показать намерение защищаться, чтобы они не смели сделать нападения. «Господин майора Б* я потому не удостаиваю наказания, что [160] уже нет более наказания, как быть пренебреженному хищниками, и мне остается только предостеречь его, чтобы самого его когда-нибудь не утащили.» (!) Вообще Ермолов «гроза Кавказа», всеми мерами старался о поддержании воинского духа в храбрых кавказских войсках и о развитии строгой нравственности, разумной субординации и дисциплины. Это тем более было необходимо, что во времена Ермолова, в рядах кавказских войск нередко встречались лица, зачисленные в кавказский корпус за проступки, офицеры небезукоризненного поведения и нижние чины, переводимые туда по совершении преступлений. По ходатайству Алексея Петровича, прежде существовавшее правило — о зачислении штрафованных в войска кавказского корпуса, в 1817 году было отменено. Постановление это, как весьма понятно, было принято кавказцами с восторгом. Приводим приказ генерала Ермолова по этому случаю. Приказ 6-го апреля 1817 года «Государь Император, не переставая оказывать новые милости храбрым войскам своим, по всеподданнейшему представлению моему, высочайше повелеть соизволил: в грузинский отдельный корпус отныне впредь не отсылать чиновников, в чем-либо виновных, или солдат за побеги и другие проступки наказанных. Отныне впредь гг. офицеры не увидят между собою таковых, за поведение которых должны были бы они стыдиться. В рядах храбрых солдат храбрых солдат грузинского корпуса не встанут недостойные разделять с ними труды их и славу. «Объявляя о сем по корпусу, я должен был первый и более всех, а со мною и все мои на службе товарищи, благодарить великого Государя за милость, которою он вознаграждает усердие наше и ревность.» Ограничиваемся приведенным извлечением ряда приказов А. П. Ермолова, в уверенности, что помещенные нами достаточно характеризуют «ермоловские приказы». Текст воспроизведен по изданию: Ермоловские приказы // Военный сборник, № 9. 1865 |
|