281. Рапорт ген.-адъют. Воронцова Николаю 1 о результатах вторжения войск Шамиля в Кабарду.

30 апреля 1846 г.

Из донесения моего сегодняшнего числа через г. военного министра в. и. в. узнаете о бывшем здесь кратковременном появлении Шамиля с сильными сборищами горцев и о постепенном уходе его без всякой удачи; как скоро он увидел, что с одной стороны, он сильного восстания против нас нигде возбудить не мог, а что, с другой стороны, войска наши повсюду стягиваются и что весьма скоро ему невозможно будет уйти, по крайней мере, без потери большой части пехоты и пушек. Смею напомнить вам, всемил. г., что когда я представлял на разрешение в. и. в. мнение мое насчет возможных нам действий в течение настоящего года, я прибавил, что конечно, после слабых и безуспешных предприятий Шамиля в последние полтора года он может еще проснуться, показать внезапно ту же деятельность и смелость, которыми он отличался в 1843 году; что наше дело было наблюдать всюду большую осторожность и что в полной уверенности в усердии и опытности отрядных начальников, я мог надеяться, что большого вреда от покушения неприятельских партий не будет. Смею думать, что приказание сие и надежда сбылись. Давно уже Шамиль не предпринимал дела столь важного, как теперешнее его покушение; предмет его был поднять всех жителей Большой и Малой Кабарды, возбудить также все племена закубанские и, учинив всеобщее вооруженное восстание против нас от Терека до Черного моря, совершенно переменить здешнее наше положение и потом по крайней мере восстановить и усилить вражду против нас всех племен, как доселе покорных, так и непокорных, и в особенности тех, которые в последние 6 месяцев беспрестанно показывают наклонность к примирению. Шамиль [506] не мог видеть без крайнего негодования и даже страха сию наклонность, не совершенно же уверенный в расположении самих чеченцев, он видел, что одна из последних его надежд влияние по единоверию, на племена черкесские и закубанские могло совершенно исчезнуть через постепенное примирение сих народов с нами. Он решился попробовать подвиг смелый, но который при некоторой удаче мог бы восстановить его дела и поставить нас в затруднительное положение; он может быть также считал более, нежели следовало, на обещания некоторых ему доброжелателей из Большой Кабарды; и наконец, он мог думать, что он найдет нас врасплох по случаю формирования новой дивизии и ухода отсюда первых бат. 5 пехотного корпуса; может быть также считал, что не будет единства власти по распоряжениям, ибо он не мог не знать, что я поехал в это время в бывшие персидские провинции и южный Дагестан; да и сам командующий здесь войсками ген.-л. Завадовский должен был быть в это время в отсутствии для принятия на Кубани от разных племен новых предложений о покорности и для распоряжений посылки к выс. двору депутации от абадзехов. Благодаря бога во всем этом, Шамиль совершенно ошибся; у нас каждый был на своем месте. Ген.-л. Фрейтаг по беспрестанным и верным сведениям о необходимых сборах неприятеля собрал отряд, усилил оный, находившимися в следовании 2-мя маршевыми бат. 15 дивизии, идущими на укомплектование новых полков в .Дагестане, и пришел в Казак-Кичу весьма счастливо, в самую пору, чтобы на другой день утром, узнав о переходе Шамиля ночью через Сунжу, немедленно идти за ним по следам; тем самым положение Шамиля с самого начала совершенно изменилось, ибо вместо того, чтобы идти свободно и в виде завоевателя и иметь несколько дней прежде какого-либо нашего сбора, для возмущения охотою и силою всех кабардинцев, он пришел к Тереку как будто бегущий, сильным отрядом преследуемый. Все, что после того сбылось, в. и. в. известно из официальных донесений. Вооруженного восстания против нас нигде не было; жители Малой Кабарды, которые были на самой дороге Шамиля, принуждены были за ним следовать с семействами и имуществом, но большая часть из них остановлена ген.-л. Фрейтагом.

В Большой Кабарде некоторые князья, особенно двух фамилий, к нему пристали, но большая часть осталась верными и жители по Малке и по Баксану — все остались на местах и исполнили все приказания ген.-л. Гасфурда. Кн. Атажукины, Месостовы и другие оправдали благородную доверенность к ним ген.-л. кн. Голицина и явились к нему в Нальчик. Все [507] наши частные начальники несмотря на неожиданность сего движения исполнили свой долг усердно и неутомимо.

Ген.-л. Завадовский по первому известию поспешил с Кубани в Ставрополь и взял такие благоразумные и решительные меры, что через несколько дней всякое спасение Шамилю было бы отрезано; в то же время 3 бат., идущие из Грузии для Ачкойского отряда, получили приказание от помощника начальника главного штаба идти без дневок и с удивительною скоростью перешли через горы и пришли в Владикавказ. Получив к утру 25 числа достоверные известия, что Шамиль сам направился на Большую Кабарду и вместе с тем, что неприятельские сборы в Южном Дагестане уменьшились, я в тот же день вместе с начальником штаба ген.-м. Коцебу выехал из Шемахи и 28 числа уже был во Владикавказе. Шамиль, получая беспрестанно сведения о всем происходящем, должен был потерять все надежды, привлекшие его сюда, и обманул самых приверженных к нему из кабардинцев, в ночь с 25 на 26-е приказал некоторой части своей пехоты пробираться малыми партиями как могут в дома свои, и посадил остальную пехоту на забранных у кабардинцев лошадях, возвратился поспешно к Тереку, преследуемый по скорости марша ген. Фрейтагом с одною кавалериею, во время переправы через Терек он потерпел большой урон от подоспевших туда отраженных для защиты сообщения по большой дороге полк. Ильинского и бар. Миллера-Закомельского. Наконец, бросая усталых, он 24 утром уже переправился через Сунжу беспрестанно преследуемый в арьергарде нашими передовыми и на Сунже уже отчасти и выехавшими от того из станиц казаками — новой Сунженской линии. Конечно жалко, что он мог спасти не только себя, но и свои пушки, но в обстоятельствах выше описанных и при скорости его бегства, ибо он сделал от Терека до Сунжи до 140 верст менее нежели в 36 часов, в этом помешать ему было невозможно. Если бы он осмелился оставаться еще несколько дней в Чирекском ущелье, то по принятым везде мерам, он бы уже не мог отступить без совершенного поражения; но смею думать, что сие утешение и так уже стоит ему и много людей и особливо большую потерю в моральном отношении. Все возможные силы были им употреблены для сего предприятия, для оного он увлек за собою не только чеченцев и горцев из северного Дагестана, но также все, что мог из среднего и южного. Схваченные вчерашнего числа при попытке переправиться через Терек, малыми партиями, 2 аварца и 1 житель из Унцукуля на Койсу, показали на допросе, что они были в числе 2 тысяч всадников, вытребованных оттуда Шамилем для сей экспедиции. Сие одно уже [508] доказывает важность намерения, и следовательно, важность неуспеха. Ожидая здесь прибытия ген.-л. Завадовского я не могу еще сказать ничего решительного насчет последствий сего счастливого для нас события на умы и поступки закубанских племен; но здесь знают, что когда Шамиль еще находился в Кабарде, когда некоторые из князей были у него с покорностью и когда он мог разглашать и увеличивать всякого рода слухи, то и тогда он получил на послания свои закубанским народам ответы самые неудовлетворительные. Что же будет, когда все эти народы узнают, что он всего только 6 дней мог пробыть в Кабарде; не мог заставить никого против нас вооружиться, и не взяв ни одного укрепления, ни одной станицы, не смев даже ни одной атаковать, не взяв ни одного казачьего поста, ни одного солдата в плен, одним только скорым бегством спас себя и утомленное и проголодавшее свое сборище. Кажется можно надеяться, что и в Дагестане неуспех сей произведет для нас полезное действие; остатки бывших с ним в походе придут домой с печальными вестями о потере своих товарищей, тела которых лежат брошенные по всем дорогам его шествия, о трудностях и голоде ими претерпенных, и о бездействии против нас здешних народов, которые, как Шамиль всегда уверял, ожидали только прибытия к ним имама, чтобы вооружиться единодушно против нас и потрясти владычество России на Кавказе.

Теперь я поминутно ожидаю прибытия ген.-л. Завадовского и от него также и от кн. Голицина узнаю все подробности насчет кабардинцев, по которым можно судить, что нужно будет сделать немедленно и представить на благоусмотрение в. и. в. с теми из них, которые нам явно изменили; несколько примеров строгости необходимо, но с другой стороны, смею думать, что надобно щедро наградить тех из князей, как Атажукиных и других, которые остались нам верными. Таким образом власть наша в Кабарде совершенно должна укрепиться. Из вышесказанного и из донесений прямо полученных в. и. в. от ген.-л. Завадовского и других начальников вы усмотрите, что, между прочим, первые бат. 5-го корпуса, следующие в Россию, по необходимости были оставлены, а некоторые из них направлены к месту происшествия; теперь, по миновании здесь опасности, я предписал батальонам 13 дивизии следовать по прежнему маршруту; насчет же бат. 14 и 15 дивизии я должен воспользоваться позволением, прежде мне данным, задержать их более или менее на несколько недель, пока здесь все дела войдут в обыкновенный порядок; маршевые бат. 15 дивизии, по необходимости оставленные ген. Фрейтагом, дойдут до новых полков и до личного обозрения [509] моего положения дел в северном и южном Дагестане. Поездка моя туда и личный осмотр южного Дагестана с кн. Аргутанским, задержанные покушением Шамиля, совершенно необходимы; я отправляюсь туда вместе с ген.-м. Коцебу, которого опытность и усердие во всем мне много помогают, через Темир-Хан-Шуру как скоро успеют здесь все устроить и потом ворочусь через Тифлис туда еще во время, чтобы распорядиться о постройке укрепления близ Ачхоя и (учреждения новой станицы на Сунже около Казак-Кичи. Прежде отъезда побыв в Нальчике, я буду иметь счастие о сем вновь донести в. и. в. и всеподданейше испросить выс. внимания на заслуги и неутомимые труды всех тех, которые более участвовали в уничтожении сильных и опасных замыслов неприятеля.

В заключение с душевным удовольствием могу донести в. и. в., что все это время поведение назрановцев как жителей так и милиции, осетин и мирных аулов около Владикавказа было самое похвальное; многие из них участвовали в разных походах и партиях, посланных в погоню за неприятелем. Другие были посланы ген. Нестеровым к ген.-л. Фрейтагу на последние его позиции и усердно служили ему лазутчиками и потом проводниками. В горах между галгаевцами и жираковцами первые решительно отказались от всякого против нас содействия, а последние оказали нам совершенную преданность. Вообще все сии события имели для нас ту пользу, что, открыв предательство или неблагонамеренность малого числа, особливо из Большой Кабарды, они вместе с тем доказали и утвердили или спокойствие или преданность большой части здешних народов.

По известиям, полученным сегодня от кн. Голицина, кабардинцы, ушедшие в первые дни нашествия в горы, все, или почти все, возвратились в свои аулы, а виновные против нас князья просят прощения под предлогом, что увлечены были одною силою Шамиля. Кн. Голицин отвечал им, что прощения никакого им объявить не может, что он о всем донесет и донес по начальству, а между тем, что они должны торопить возвращение своих подвластных в жилища, что ими немедленно и сделано. Кн. Голицин также пишет, что примеры строгости необходимы против некоторых, как равно и награждения для тех, которые постоянно остались верными.