236. Показание беженки Залму Гаджибековой о действиях Хаджи-Мурата в Хунзахе.

28 февраля 1844 г.

Назад тому 10 дней выбежала я из Хунзаха с двумя дочерьми моими Хуризада и Халум и внучкою моею Радият по нижеследующим причинам. Дом мой, выстроенный возле хунзахской русской бани, во время пребывания там войск занимаем был больными солдатами. Хаджи-Мурат, заняв [452] Аварию, приказал сломать его а, меня посадил в яму на 10 дней и взыскал штрафу 5 руб. сер., поставя в вину, согласие мое уступить саклю под больных. Кроме того, отдал одному из мюридов дочь мою, жену прап. Османа Дженгутаевского Хуризаду, без всякого обряда совершаемого обыкновенно у мусульман при бракосочетании. Оставшаяся на руках моих по отъезде мужа Хуризада не соглашалась на предложение Хаджи-Мурата и была наказана 60 ударами плетей, а меня наказывали раз 9 по 30 плетей каждый, для того чтобы обесчестить всю фамилию мою за родство с Османом — офицером русской службы.

Видя настоятельные от меня требования и притеснения Хаджи-Мурата, родственник, мой бывший хунзахский кадий Магомед и настоящий Лачинилов, мой хороший знакомый советовали выбежать к русскому правительству, взяв с собой обеих дочерей. Желая воспользоваться советом этим, я изыскивала только случай, который и представился мне приходом Кибит-Магомы в Хунзах. Все жители пошли встречать его и собрались для свидания в дом Ахверди. Пользуясь этим, я вышла из Хунзаха с дочерьми и малолетней внучкой, взяв с собою проводником сына Магомет-кадия Дибира. Переночевав в Мокохе, утром перешли в брод р. Койсу, к вечеру мы были в Гергебиле, где и провели другую ночь побега; третье утро проходили Аймакинским ущельем и через самые Аймаки вышли на подъем, откуда были возвращены в Аймаки, по приказанию тамошнего мюрида (одного из приверженцев Шамиля). В Аймаках нам велено было переночевать; наиб сам спрашивал цель нашего путешествия и не доверяя тому, что мы идем в Апши к родственникам, отправил нас в Оглы. Здесь невозможно было не сказать истину и наиб оглинский, снисходя к зятю моему прап. Осману и уважая его. дал мне с дочерьми и внучкою свободный пропуск до Дженгутая.

Хаджи-Мурат назад тому несколько месяцев, действительно, едучи из Тлоха в Сиух, на скаку упал с лошади и ушиб себе голову и ногу, с тех пор лечился в Сиухе, около 12 февраля прибыл в Хунзах с перевязанною головою и сильно хромая, даже несравненно больше прежнего.

Кибит-Магома прибыл в Хунзах 21 февраля, как говорят одни, для убиения некоторых хунзахских жителей, а другие, напротив, уверяли, что он едет к Шамилю для какого-то совета, что более вероятно, ибо хунзахский кадий Лачинилов пред выходом нашим сказал мне доложить е. п. командующему войсками г. ген. Клюки фон Клугенау, что Шамиль собирает войско с намерением к 15 числу будущего марта месяца обложить со всех сторон укрепление Темир-Хан-Шуру, [453] дабы прекратить всякое сношение с Кизляром, Дербентом; другие же предположения неизвестны, ибо они держатся в большом секрете.

По приезде в Хунзах Хаджи-Мурат выровнял с землею тамошнюю цитадель и укрепления, сделанные кругом селения, велел сломать все дома, стоящие близко к старой мечети и самою мечеть, где убит был бывший возмутитель Гамзат-бек, все это для того, чтобы почтить память имама, возвысить его в глазах народа и поселить в них более уважения к покойному поборнику шариата.

Хаджи-Мурат беспрестанно хлопотал о исправлении могилы Гамзат-бека и каждый день ходил туда молиться богу; хунзахцы же по примеру его и из угождения также ходят туда молиться. Памятники, поставленные над могилами аварских ханов, по приказанию его сломаны.

Хаджи-Мурат весьма грубо и дерзко обращается с теми, которые пользовались расположением и вниманием русского правительства и были полезны в походах; а участников в убиении Гамзат-бека терпеть не может, упрекая как за подлое преступление, тогда как всем и каждому известно, во-первых, что с начала покорения Аварии и водворения порядка, он более всех старался и усердствовал в пользу русского правительства и, во-вторых в убийстве Гамзат-бека он сам был первый участник. Вообще большая часть аварского народа с особенным нежеланием и негодуя повинуются ему, ожидая с нетерпением русских войск; очень немногие довольны им и не расположены к русским.