168. Из “Обзора бедственного положения дел в северном и нагорном Дагестане с кратким очерком предшествовавших обстоятельств” ¹³³

31 декабря 1841 г.

С тех пор как присягнула нам Авария, сердце дагестанских гор, т. е. с 1834 года, никогда дела наши не были в таком бедственном положении, как теперь, плоды сомнительных усилий русских исчезают с каждым днем, нравственно мы уже утратили все, мы не хозяева гор, нет ни одного аула, который бы не был готов сейчас поднять против нас оружие.

Истинно горцы никогда не были и не могут быть нам преданы, не страх к силе русских, а выгоды, приобретаемые под нашей властью, заставили замкнуть дух ненависти внушаемой исламизмом; с годами он все более и более ослабевал, корысть и честолюбие привязывали все большее число к нам горцев, это долгий, трудный, единственный путь для утверждения русской власти в дагестанских горах, каждый шаг на нем важен, и стоит нам многих пожертвований, тем чувствительнее для нас потеря плодов многих лет.

Такое бедствие не могло не произойти мгновенно и неожиданно. Наблюдая за ходом дел в северном и нагорном Дагестане видно, что до начала июня 1841 года расположение умов непокорных обществ было самое выгодное для нас: гумбетовцы искали покорности и извещали салатавцев, чтобы они не опасались их, что если Шамиль предпримет нападение, то они известят салатавцев. В Андии Шамиль казнил Бай-Сулеймана, сильного, богатого андийца, сменил и оштрафовал главного [313] кадия за тайное расположение их к русским, последнего выслали в Карату, а сам опасаясь общей готовности андийцев покориться нам, удалился в Дарги; Орота, оба Харадерика, Харани, Джаматури и Коло предались Ахмет-хану, Игали готовились покориться.

В июне умы горцев приняли другое направление во время пребывания в. в. в земле ауховской, по требованию Шамиля, гумбетовцы уже отправляются 9-го числа в Дарги для сопротивления русским со стороны Ичкерии; Хаджи-Мурат приглашает Шамиля вторгнуться в Аварию. По возвращении вашем из ауховской экспедиции были открыты тайныt сношения возмутителя между собою и с андийцами и усилия их к возбуждению общего восстания: рассеянием ложных слухов насчет действий дагестанского отряда, и с самого отъезда вашего в Темир-хан-Шуру. Это было основанием быстрых успехов Кибит-Магомы в октябре месяце, чего можно было уже тогда опасаться.

В июле определенно сделались известны намерения Шамиля, Хаджи-Мурата и Ахверды Магомы; они условились предпринять решительные меры к развитию мятежа в Аварии и Койсубу; но не ранее когда будет распущен отряд, а в 20 числах июля их самонадеянность до того возросла, что они, не ожидая распущения отряда, решились начать наступательные действия; первый открыл их Хаджи-Мурат; он начал делать сбор в сел. Цолоде для вторжения в Аварию. Между тем, Ассинской округ, Гидатлинское общество, Верхний и Нижний Батлуги присягнули ему. 2-го же августа он овладел без сопротивления Такитою в присутствии 1500 аварской милиции, которая не думала подавать помощь или предпринять что-нибудь против неприятеля. Опасаясь за Аварию я отправил туда второй бат. Апшеронского полка с разрешения в. в.. Неспокойствие Андаляля, восстание Гидатлинского общества, измена Такиты и Батлугов, все показывало неблагоприятный для нас дух покорных и непокорных нам горцев; всю обширность предприятий и опасную решительность возмутителя. В таком положении были дела вверенного мне края до отъезда в. высокопр. из Темир-Хан-Шуры.

Ряд этих происшествий составляют первый период общего волнения Дагестана. Сентябрь и половина октября прошли без особенных предприятий со стороны неприятеля; только незначительные партии делали набеги на плоскость между Миатлами и Кази-Юртом, для предупреждения хищничества я поставил две роты Мингрельского егерского полка в Чир-юрте, пока продолжительное бездействие неприятеля, было следствием значительной транспортировки провианта [314] в Зыряны, разработки дороги к Игалям, движение пехоты к Ашильтам для построения башен у Ашильтинского моста; все это встревожило горцев. Игалинцы стали готовиться к защите, из обществ Андийского Койсу начали собираться к ним на помощь, все ожидали наступательных действий русских войск. Действительно я, испросив разрешение в. высокопр., готовился взять Игали, чтоб нанести удар неприятелю и тем усилить в нем ослабленный страх к силе русских,— необходимые условия для спокойствия нам покорных. Между тем Шамиль, опасаясь быть выгнанным из Ичкерии, решился приготовить себе новое убежище и потому хотел заблаговременно привести в исполнение свое предприятие, употребив на то все зависящие от него средства. Предугадывая решительные действия с моей стороны, и понимая, какое вредное влияние они могут произвести на умы горцев, угрожая уничтожением его замыслов, он поспешил предупредить меня, пользуясь усилением себя гидатлинцами, кхеллебцами, ассинцами, отложившимися аварскими деревнями и зная готовность Андаляля к измене. С этою целью он отправил Джават-хана с несколькими стами чеченцев к Кибит-Магоме и приказал им открыть действия с одной; а Аргуанскому Абакар-кадию с Уллубий Муллою с другой стороны; для развлечения же наших сил распустил слух, что он сам намерен со скопищем из андийцев и ичкеринцев поддерживать вторжение Хаджи-Мурата в Аварскую долину со стороны Цельмеса.

Внутреннее расположение Гумбета и Андии к нашим владениям в горах: Аварии, Койсубу и Салатау, дает полную возможность неприятелю делать во всякое время одновременное вторжение в две стороны; тем легче, что значительные селения, каковы: Тлох, Игали и Аргуани, каковые не далее трех часов расстояния от покорных нам аулов, а мы можем поспеть к ним на помощь не ранее трех суток.

Кибит-Магома собрал из Тилитли и всех восставших вновь обществ и отложившихся аварских деревень более 2 тыс. при содействии Джават-хана, 12 октября занял аварские деревни: Могох, Хиндах, Коли и Зикиту, 18 предался ему Голотль и он двинулся для овладения Карадахским мостом; общества Куя да, Карах, андаляльские селения: Курада, Ругуджа, Гуниб, Хотог, Хиндах; акушинские ¹³⁴: Кудали, Маали с хуторами Дарада и Мурада, изменили русскому правительству и подняли против нас оружие, скопище неприятеля возросло до 4 тыс. Кибит-Магома приказал укреплять Гуниб, и свозить туда запасы. [315]

Быстрое распространение мятежа вполне подтвердило прежнее донесение во время пребывания в. высокопр. в Темир-Хан-Шуре о волнении умов андаляльцев и тесных их сношений с возмутителями.

В это же время 22 октября, партия Хаджи-Мурата овладела сел. Цалкита, входом в аварскую долину, и 22 же октября до 2 тыс. ауховцев, гумбетовцев и части салатавцев заняли Буртунай и Хубар. а все верхние салатавские деревни дали неприятелю аманатов.

Не имея средств сопротивляться неприятелю на всех пунктах, тем менее защищать каждый аул, я отправил в Аварию 14 октября 3 бат. Апшеронского полка и 2 роты Мингрельского егерского батальона, а вслед за тем 2 роты 1 бат. апшеронского полка, считая защиту Аварии — центра гор — делом главнейшим, на которое должны быть употреблены все наши усилия.

Предпринять что-нибудь против Салатау я решительно не имел сил, да и считал совершенно бесполезным. Жители давали аманатов Шамилю, оправдывали себя необходимостью, действительно без крайности этого не могло случиться: бараны их были на плоскости и они соглашались переселиться в Чиркей и Зубут. Салатавцы не имеют защиты ни от нас, ни от Шамиля; это ясно выражается в донесении пристава Гибекова.

Пока не будут в нашей власти Гумбет и Ичкери, и до тех пор мы не можем вполне владеть Салатау. Наказывать салатавцев за выдачу аманатов Абакар-кадию, была бы явная несправедливость; и двигаться для поражения партий Абакар-кадия было невозможно; неприятель при одном слухе о движении русских в Салатау отправился домой.

Так как со стороны Карадахского моста угрожала наибольшая опасность, то целый батальон с двумя горными единорогами и при нем до 2 тыс. аварской и мехтулинской милиции, расположились в Новом Гоцатле. 2 роты с горным единорогом находились в Ахалчи и две роты как резервы в Хунзахе. Сел. Цатаних было занято по-прежнему. Сверх того я приказал взять аманатов со всех аварских и койсобулинских деревень, арестовать баранов главных андийских селений, находящихся в шамхальских и мехтулинских владениях, и вошел с представлением к в. в. о задержании в виде аманатов всех андийских торговцев в Тифлисе, Шемахе и Кизляре.

Эти меры и слух, разнесшийся в горах, о движении значительных сил из чеченского отряда в Дагестан, имели самые благоприятные последствия:неприятель, не решившийся [316] вторгнуться в Аварию и далее в Андаляль; опасения за своих торговцев и баранов заставили андаляльцев главных селений отказаться от участия в мятеже. Неприятель, не надеясь приобрести более успехов, разошелся по домам.

Этим кончился второй период общего восстания нагорного Дагестана.

Содержание значительного числа войск в горах в продолжении долгого времени было невозможно по недостатку средств к перевозке провианта, который вовремя не был заготовлен; поэтому второй бат. Апшеронского полка был возвращен в Темир-Хан-Шуру, а две роты Мингрельского егерского полка для занятия Султан-Янги-Юрта и обеспечения плоскости от вторжения со стороны возмутившегося Салатау и Чечни вместе с другими двумя возмутившимися ротами, которые уже занимали Чир-юрт при двух легких орудиях. Между тем предписано было для усиления обороны Аварии, Койсубу и Сулака устроить башню и завалы на всех пунктах, через которые может вторгнуться неприятель, а именно в Аварии, башни перед Гоцатлем на двух тропинках, от Карадахского моста прямо в Аварскую долину, над кручею по дороге от Голотля в Хунзах, в Цалките и завалы над кручею перед Сиухом. Этим обеспечивалась Авария и Койсубу со стороны Тилитли, Тлоха и Игали. Далее от Балаханского ущелья шли укр. Зыряны, башня у Унцукульского моста, укр. Гимры, башни близ Ашильтинского моста и Бузнатау, потом башня у Ахатлинской переправы. Евгеньевское укр. миатлинские блокгаузы, вновь сооружаемые 5 башень от Миатли до Чонт-аула, укр. Кизилюрт, и все вместе составляло непрерывную линию по Сулаку.

В сел. Гоцатле и Ахалчи, как в пунктах прикрывающих Аварскую долину от вторжения, расположились в каждом полубатальон с горным единорогом, передовые пункты и башни занимали милиция и составляла аванпосты, или передовую линию для обороны, пехота же служила резервом и должна была поддержать в Сиухе и Цалките и принять на себя в новом Гоцатле милицию, атакованную неприятелем. Сел. Цатаних, занятое двумя ротами и горным единорогом, прикрывало Арахтау и Балаханское ущелье, от Балаханского ущелья ряд укрепленных пунктов оборонялся в горах жителями, а на плоскости Мингрельским егерским батальоном. Такие меры были приняты для обороны плоскости и гор в конце октября и до половины ноября.

Главный резерв всех войск находился со мною в Шуре, ожидая после 12 ноября сильного нападения на шамхальскую [317] плоскость со стороны Ауховской земли, я усилил его по возможности.

17 ноября снова неприятель открыл свои действия. Шамиль предположил сделать вторжение в Койсубу и Аварию с трех сторон в одно время, чтобы совершенно прекратить наши сообщения с Аварией и, наконец, достигнуть цели постоянных своих усилий и желания всех горцев, начиная с первого восстания Кази-муллы, - овладения Авариею.

Абакар-кадий должен был занять Унцукуль и овладеть Балаханским ущельем, Кибит-Магома взять Гоцатль, или занять Гергебиль, Кикуни, Кудух и соединиться с Абакар-кадием. Для развлечения наших сил распустили слух, что Джават-хан намерен вторгнуться в Аварскую долину со стороны Цельмеса — диверсия эта была сделана жителями Тлоха и отложившихся аварских деревень.

17-го числа Абакар-кадий с партией в две тысячи человек занял Унцукуль и Харачи, 18-го вторгнулся в Балаханское ущелье и овладел Моксохом. Узнав об измене Унцукуля я отправил два бат. Апшеронского пехотного полка для защиты Балаханского ущелья ¹³⁵.

Измена части балаханцев причиною, что неприятель предупредил их в ущелье; но счастливое овладение Моксохом, в ночь с 19 на 20-е ноября, и единовременное движение второго батальона Апшеронского полка от Зыряни заставило неприятеля очистить Балаханы: партия Абакар-кадия, возвратилась в Унцукуль; прямое сообщение наше с Аварией было восстановлено.

С 18 на 19 число партия Хаджи-Мурата, собравшаяся в Харахи, сделала нападение на Цалкиту, потом на Мучох, но без успеха и она заняла Джаликури, 21-го числа Абакар-кадий хотел овладеть Цатанихом, но был отражен. [318]

Между тем Кибит-Магома, которому было велено от Шамиля 19-го числа сделать нападение на Гоцатль, только в ночь на 23-е перешел Карадахский мост; через это неприятель потерял выгоду совокупного нападения с трех сторон и дал время третьему батальону Апшеронского пехотного полка, соединившись, очистить Моксох и возвратившись на свои места принудить неприятеля отказаться от дельнейших покушений на Цалкиту и Цатаних; после того две роты успели из Ахалчи, соединившись с линиею из Хунзахского гарнизона, занять позицию у Карадахского моста, угрожая сообщением Кибит-Магоме когда б он решил атаковать Гоцатль. Кибит-Магома, имея до 5 тысяч, не хотел отказаться от своего намерения овладеть Гоцатлем, но медлил атаковать его; к этому побуждали Кибит-Магому готовность Буцри и Могоха к измене, намерение Абакар-кадия перейти Могох и действовать с тыла на Гоцатль ¹³⁶.

Критическое положение дел по измене Унцукуля, Балахан и Гимров, угрожающая опасность от вторжения 5 тыс. горцев со стороны Карадахского моста и 2 тыс. от Унцукуля заставили меня открыть наступательные действия, несмотря на совершенный недостаток средств к перевозке провианта и фуража; одна оборона все более и более увеличивала дерзость неприятеля.

Заставив неприятеля удалиться от Карадахского моста и получив в то же время сведение, что унцукульцы выйдут с просьбою о пощаде, при первом приближении русских я направил все силы мои в сел. Цатаних, а авангарду приказал [319] очистить дорогу к Унцукулю. Согласно этому авангард быстро и внезапно овладел плоскостью Бетлетской горы; но унцукульцы не явились с покорностью. Это ясно доказало их измену; атаковать же без нужды открытый аул, многолюднее Чиркея занятый сильной партией, с тремя с половинами батальонами было бесполезно, тем более что дорога, покрыта гололедицей, для провоза полевых орудий требовала большой разработки, а потому я решился сделать диверсию к Игали, отвлечь сюда партию и внезапно овладеть Унцукулем, если неприятель не будет ожидать меня в Игалях, нечаянно овладеть Игалями. Но неприятель, как видно, зная мою слабость и уверенный в силе тщательно укрепленного аула получившего ночью помощь 400 гумбетовцев, остался в Унцукуле.

Зная всю важность наступательных действий и всю выгоду, какую мы приобретем нанеся удар одному из главных пунктов неприятеля, я хотел, не успев захватить Унцукуля врасплох, непременно атаковать его открыто, несмотря на то, что буду иметь дело со всем скопищем Абакар-кадия; прямым следствием взятия Унцукуля было бы обеспечение Балаханского ущелья и овладение без боя Гимрами. Но в это время было получено известие, что Кибит-Магома, которого скопище ободренное изменою Гергебиля, все еще оставалось в сборе, снова угрожает Гоцатлю, и что другая сильная партия готова вторгнуться по приказанию Шамиля из Гимров в шамхальские владения; при этом положении дел было опасно оставить войска в сборе и я принял во внимание изнурение людей, крайне дурное состояние материальной части войск, и ожидая со дня на день снега, который мог сделать гибельным мое отступление, решился ограничиться обороною края. Немедленно часть моих сил была назначена против Кибит-Магомы: две роты пошли в Гоцатль для поддержания первого полубатальона Апшеронского полка, а второй батальон того же полка остался в Моксохе, чтоб по первому требованию двинуться в Гоцатль. Усиление снова русских войск при этом селении совершенно обезохотило горцев ожидать выгодного времени для своих успехов; половина их разошлась по домам, а другая не решилась предпринять что-нибудь, не смотря на то, что 2 декабря Абакар-кадий занял Могох и обещал с тыла действовать на Гоцатль. В это же время партия из Гимров напала на Ирганай, но была отражена. 8 декабря Абакар-кадий возвратился в Унцукуль без всякого успеха; скопище Кибит-Магомы окончательно разошлось 3 декабря. Этим кончился третий период действий возмутителей и наших усилий к противодействию. [320]

Последствия моего движения были для нас весьма важны: неприятель дважды потерял совокупность действий от Аварского и Андийского койсу при нападении на Гоцатль, ключ ко всей Аварии, но не говоря о прямой важности этого успеха, потеря неприятелем двух недель для своего наступления в такое позднее время года, важная для нас выгода. Сверх того 100 шамхальских ароб, взятых мною по совершенному неимению средств к перевозке провианта и фуража несмотря на обременение жителей, доставили из Зыряни под прикрытием моего отряда на три месяца продовольствия в Цатаных, и на 5 полевых орудий по комплекту снарядов для Хунзахской цитадели.

По мнению преданных нам дагестанцев дела наши даже во времена Кази-Муллы не были в таком опасном положении, в каком находятся теперь. Шамиль готовит себе новые средства и новые убежища: гору Гуниб-Новый... ¹³⁸ укрепляют и свозят в аул Гуниб значительные запасы хлеба; по донесениям же полученным со всех сторон туда перевозится имущество Шамиля. Устроение почти неприступного пункта для убежища главы шариата в соседстве многочисленных и сомнительных своею преданностью племен среднего и южного Дагестана: Андаляля, Акуши, Цудахара, Казикумуха, вольного верхнего Табасарана и горных магалов Каракайтага угрожает упорной и продолжительной борьбой, особенно когда весной для покорения пространства между Аварскими и Кара-Койсу не будет обращено нами значительных сил.

Если при начале мы не уничтожим замыслов возмутителя, то он будет иметь в руках своих такие средства и силы, каких не имел ни один глава шариата, ни даже Кази-мулла; покорность Казикумык, Акуши, Цудахара слишком сомнительна и к сожалению это сомнение подтверждается не одним доказательством. Теперь употребляются все усилия со стороны неприятеля к распространению всеобщего мятежа, к решительному вытеснению нас из гор, особенно к освобождению Аварии и Койсубу из под нашей власти; весной когда откроются все тропинки, наступит время удобное для вторжений; они достигнут своей цели, если с нашей стороны не будет предпринято наступательных действий.

Общий дух мятежа и готовность к измене достиг высшей степени, доказательством этому может служить два резких примера. 1) В то время когда верхнюю часть сел. Ирганай, занятою русскими, атаковала неприятельская партия, жители, [321] отведя секретно мюридов в нижнюю часть, угощали их и просили оставить, если они не в силах выгнать русских из аула, представляя свое разорение за измену в 1839 году. 2) Когда койсубулинский пристав 2 декабря приехал в Араканы, жители, по-видимому принявшие его с радушием и накануне отбившие у гергебильцев после их измены стада баранов, имели у себя в гостях гимринских мюридов и обещались им при первом случае отложиться. Буцра явно расположена к неприятелю и эти три деревни составляют бедный остаток койсубулинского общества покорный нам. Несколько дней спустя было получено известие, что аварцы послали приглашение к Кибит-Магоме придти к ним. Таков дух последних аулов Аварии и Койсубулу, еще не поднявших против нас оружия.

Одним словом нравственно мы не владеем уже горами; мы утратили все плоды семилетних трудов. И я после всех усилий потерял надежду удержать за собой дух покорности в народе; решился и надеюсь сохранить за собою до весны пути к сердцу дагестанских гор — Аварии, до самого Хунзаха, несмотря на то, если б последние аулы отложились от власти русских и мятеж сделался всеобщим.

Я предложил иметь ряд укрепленных пунктов до Аварии в ирганайском и балаханском ущелий, а именно: Бурундук-Кале, сел. Ирганай, Зыряны, Балаханы, Моксок, Цатаних и в Аварии Хунзах, или одного из селений в Аварской долине, новый Гоцатль, как ключ к этому ханству и обратно ключ к Карадахскому мосту и всем восставшим аулам между Аварским и Кара-койсу, наконец, до крайности не оставлять Ахалчи. Для этого я приказал самую сильную часть селения очистить от жителей, и расположив в ней наши войска, укрепить по возможности башнями и завалами, снабдить каждый пункт месячным продовольствием исключая 10-дневного, и по крайней мере двумя комплектами зарядов и снарядов, так чтобы каждое селение занятое нами составляло самобытное укрепление, готовое выдержать продолжительную блокаду.

Я уверен, что до тех пор, как мы владеем прямым путем в Аварию, не потеряем ни одного ущелья уже завоеванного нами, по крайней мере весьма легко весною можем возвратить нашей власти все отложившиеся аулы.

Вот все, что могу я сделать: удержать за нами горы физически, когда нравственно они потеряны для нас.

Употребив последнее средство какое мог изобрести для перевозки провианта в Ханзах, я надеюсь к концу января сделать запас до половины мая на все войска, находящиеся [322] в горах, потому что ранее мая нельзя ввести в Аварию значительных сил. Если в. высокопр. будет угодно одобрить мое распоряжение, то не оставьте почтить меня своим предписанием. Общее волнение нагорных племен поставило меня в необходимость сделать краткий очерк недостатка средств для содержания войск и для управления краем, всю бедность устроения и утверждения нашего в Дагестане предметом, которые были постоянною моею заботою и беспрерывных представлений высшему начальству в продолжение шести лет.

Недостаток средств для содержания войск в Дагестане.

Кто был в горах, кто знает горы, тот знает всю трудность доставки туда провианта, всю трудность, даже невозможность в некоторых местах, приобретать фураж и бедность гор, и в особенности в Аварии, дровами, каких усилий, даже пожертвований, до сих пор стоит народу удовлетворение войск этими первыми потребностями.

Вся доставка дров в наши укрепления в горах лежит на койсубулинцах и аварцах, за 30 и за 40 верст по горным тропинкам, аварцы из многих аулов должны были идти в лес, чтобы привезти один или два ишачьих вьюка, и за это получали с каждого по 20 коп. сер. Нередко женщины носили на себе ношу дров и не по количеству их, но из сострадания получали ту же цену.

Когда все аварцы и койсубулинцы были покорны нам, можно думать, каких побуждений стоило — снабжение дровами укреплений; а теперь когда большая часть аулов отложилась и необходимо иметь в горах три батальона, нужна ли представлять затруднительность их положения; люди не только не имеют чем согреться, но даже сварить два раза кашу. При том ни один из них не имеет полушубка, о чем я заранее лично докладывал в. высокопр.

Перевозка провианта не менее обременительна для жителей, по положению следовало за доставку четверти в Хунзах 82 коп. сер., считая за каждую версту по одной копейке сер. с четверти в продолжении 8 дней необходимых для нагрузки, разгрузки и следования туда и обратно приходилось на лошадь 10 коп. сер. в день. Входя в несчастное положение жителей, я при перевозке провианта в Хунзах для целого батальона весною 1841 года положил за лошадиный вьюк 3, а за ишачий 2 руб. сер., но в. высокопр. угодно было предписать 23 мая 1841 года № 1271, исключая экстренных случаев и во время недостатка подножного корма, давать за перевозку до Хунзаха обыкновенные плакатные прогоны по 1 коп. за версту и четверть. Наконец в августе изволили разрешить [323] двойные прогонные до Зырянов и один руб. сер. за ишачий вьюк от Зыряни до Хунзаха; но эта плата слишком недостаточна для вознаграждения жителей — на ишака с проводником приходится 20 коп. сер. Главная же часть провианта развозится шамхальцами. В продолжении сбора войск под Чиркеем нынешнего года на них лежала арбяная повинность; в 1840 году они выставили до 22 тыс., из них 16 тыс. без платы, а в 1841 году до 40 тыс. ароб, из них без платы 11 тыс. Давая с четверти по 2 коп. сер. до Зырянов и накладывая по 3 четверти, в продолжении 8 дней перевозчик с пары волов получал 4 руб. 92 коп. сер., а многие арбы и волы от каменистой, дурной дороги делаются негодными, и все по крайней мере месяц по возвращении не могут быть употреблены на работы и потому, получив 60 коп. на день за пару волов, жители поездку в горы считают прямо потерею волов и ароб. И при вольном найме до Ханзаха не иначе соглашаются как за цену арбы и волов и за поденную плату себе, то есть за 35 рублей сер. Получив же 4 руб. 82 коп. сер. с арбы можно посудить, каким притеснением они считают транспортировку провианта в Хунзах.

Содержать по Дербентскому и Кизлярскому трактам чапар, выставлять безденежно до 10 тыс. до 20 тыс. ароб ежегодно 5 тысяч семействам более чем обременительно, особенно за усердие к нам, потеряв в прошлом году от набегов чиркеевцев 12 тыс. баранов без всякого вознаграждения. Наконец, прибавив к повинностям лежащих на жителях, поправку дорог, которая каждый год в горах повторяется несколько раз и требует весною и осенью больших трудов, нельзя не сознаться, что вся тяжесть обывательская для удержания завоеванного и для распространения наших завоеваний в Дагестане лежит на небольшой покорной нам части, которая сверх всего обязана выставлять милицию.

При этом учреждении и войска могут оставаться без удовлетворения первыми потребностями, что случалось не раз и жители разоряются и ожесточаются против нас.

Тяжелые изнурительные повинности не могут не возбуждать против нас негодования в людях и без того тайно питающих ненависть по духу исламизма, тем более, что при занятии Хунзаха обещано было аварцам избавить их от всякой повинности, между тем только успели занять Аварию и Койсубулу, поставили в обязанность аварцам доставлять дрова в укрепление за скудную плату, койсубулинцам — безденежно; обоим исправлять дороги, выставлять милицию, требовали от них ишаков и лошадей для перевозки провианта. [324]

Когда Апшеронский полк расположен был в Кубе и состоял всего из трех батальонов, при нем находился воловой транспорт не менее как из 40 ароб для перевозки провианта из пристани в Кубу всего за 40 верст по ровному месту, как было до конца персидской кампании. Единственно удовлетворение войск провиантом из податного хлеба было причиною уничтожения транспорта. После того обстоятельства совсем изменились: в 1834 году Апшеронский полк уже состоял из 5 бат. и штаб-квартира его была назначена в Шуре, продовольствуется из Бурнинского магазина; в 1835 году была устроена Миатлинская переправа, в 1837 году Хунзахская цитадель и укрепление Зыряни, расположение войск распространилось на 100 верст в квадрате, половина его занимала гористую местность, а средств для продовольствия не было даже и тех какими пользовался полк бывший в трехбатальонном составе и располагаясь на одном месте.

Так продолжается до настоящего времени.

С каждым годом все большее обременение и ожесточение жителей заставило меня осенью нынешнего года испрашивать у в. высокопр. средств для заведения конного вьючного транспорта; возрастающее затруднение причиною, что я вошел с новым представлением; наконец 30 ноября получил разрешение, но не успел еще учредить транспорта.

Комментарии

133. Автора документа выяснить не удалось

134. Точнее аварские.

135. Трудность продовольствовать войска в горах и необходимость иметь сильный резерв в Шуре для отражения неприятеля со стороны ауховской земли, ободренным успешным набегом на Кумыкскую землю причиною, что Балаханы прежде не были заняты русской пехотою, но в них было Араканской милиции 200 человек. Сверх того до измены Унцукуля не было никакой нужды занимать Балаханы нашими войсками Цатаних и Унцукуль совершенно закрывают Балаханское ущелье. Цатаних, как слабый аул был занят двумя ротами с горным единорогом, а Унцукуль сильнейший из аулов в горах был безопасен от всякого нападения, когда б оставался верным. Выдача же унцукульцами аманатов, в конце октября, вследствие решительных мер с моей стороны и доставки дров в Зыряны, могли быть ручательством, что Унцукуль не изменит по крайней мере скоро. Неожиданный переворот этот произошел в продолжении трех дней и известие о готовности его к измене пришло двумя часами ранее известия об решительном отложении.

136. В партии Кибит-Магомы были горцы даже из заснегового хребта, а также из Анцуха, из покорных нам обществ - тлейсерухцы и до 300 казикумыков. Примеч. док.

137. Два бат. Тифлисского егерского и 1 сводный Апшеронский, 1 рота мингрельского егерского и 1 рота е. с. полков; орудия были взяты из батарейной № 2 ; и одна из легкой № 5 батареи оба с усиленною упряжкою и с двойным комплектом снарядов, Тифлисские батальоны и батареи прибыли из Чеченского отряда. Прим. док.

138. Слово неразборчиво.