ДУБРОВИН Н. Ф.

ПОХОД ГРАФА В. А. ЗУБОВА В ПЕРСИЮ В 1796 ГОДУ

I.

Стремление Аги-Магомет-хана к единовластию в Персии. — Его борьба с персидскими ханами и владельцами. — Бегство в Россию Муртазы-Кули-хана Гилянского. — Отношение Грузии к персидскому государству. — Внутреннее состояние Грузии. — Опасение Ираклия что Ага-Магомет вторгнется в его владение и просьба о помощи. — Прибытие в Георгиевск посланных Аги-Магомет-хана. — Цель и последствия этого посольства. — Рескрипт Императрицы Гудовичу.

(Предлагаемая статья составляет одну из глав приготовляемой к печати «Истории войны и владычества русских на Кавказе». — О походе графа Зубова в Персию встречается весьма мало печатных источников. За исключением нескольких писем самого Зубова к различным лицам, напечатанных в газете «Кавказ» и в «Русском Архиве», а также отрывочных и самых кратких сведений, помещенных в нескольких старых книгах, мы можем указать только на одно описание этого похода, сделанное П. Г. Бутковым, в изданных академиею наук его «Материалах для новой истории Кавказа». Но покойный автор не успел обработать собранные им материалы, и мы не находили случая пользоваться его трудом, так как имели в своих руках подлинные документы, более обильные, чем те, которые удалось собрать достойному и первому исследователю новой истории Кавказа. Автор.)

Коварство, хитрость и измена доставили в руки Аги-Магомет-хана каджарского большую часть Персии. Раздираемая междоусобиями, страна эта долгое время служила позорищем убийств, зверства и жестокостей всякого рода. Искание трона было поводом к [188] беспрерывной вражде и междоусобной брани между владельцами. Каждый из ханов, считавший себя сильнее других, старался захватить власть в свои руки и сделаться повелителем Ирана.

В конце восьмидесятых годов прошлого столетия наиболее сильным владельцем был Ага-Магомет-хан астрабадский, овладевший Испаганом и стремившийся к единовластию в Персии. Убийца многих ханов, имевших несчастие попасть в его руки, Ага-Магомет-хан известен был своими жестокостями. Желание захватить власть в свои руки заглушало в нем все человеческие чувства, и Ага-Магомет-хан не пренебрегал ничем, чтобы достигнуть своей заветной цели. Для нее он не пощадил своих братьев, из которых одного умертвил, другому выколол глаза, а третьего, Муртазу-Кули-хана, выгнал из Гиляна и завладел принадлежавшими ему городами Рештом и Энзели. Покинув свои владения и оставив в руках жестокого своего брата мать, жену и детей, Муртаза-Кули-хан искал содействия ханов ширванского и талышенского к возвращению отнятого у него ханства. Он отправил также посланного и в Россию с просьбою о помощи и покровительстве.

Наше правительство смотрело неравнодушно на возвышение Аги-Магомет-хана, человека изменчивого, коварного и известного своим недоброжелательством к России. Обещая покровительство Муртазе-Кули-хану, русский двор не мог однако же оказать ему существенной помощи, по слишком большому отдалению Гиляна от наших границ.

При содействии ханов ширванского и талышенского, Муртаза-Кули-хан успел снова сделаться владетелем Гиляна, но Ага-Магомет-хан тотчас же отправил против него пять ханов с войсками, приказав им выгнать брата из его владений. Муртаза-Кули-хан встретил неприятелей и разбил их так, что все пять ханов попались в руки победителя. В числе пленных были два: Риза-хан и Абас-хан, особенно близкие Аге-Магомет-хану, на которых Муртаза-Кули-хан наложил оковы и оставил у себя в обеспечение своего семейства, захваченного Агою-Магомет-ханом.

Эта победа все-таки не обеспечивала положения Муртазы-Кули-хана, который, в течение восьми лет, принужден был бороться с переменным счастьем, с своим сильным братом. Он несколько раз возвращался в свои владения и был снова выгоняем; наконец, в конце декабря 1792 года, Муртаза-Кули-хан бежал из Гиляна на русский фрегат, на котором, 30-го апреля 1793 года, [189] и был доставлен в Астрахань, вместе с двумя плененными им ханами (Всеподданнейший рапорт Гудовича 5-го июня 1793 года.).

По прибытии в Россию, Муртаза испрашивал дозволение отправиться в Петербург, для представления Императрице своей просьбы, но желание это было отстранено.

«Вы отклоните его от сего желания пристойным образом», писала Императрица Гудовичу (В рескрипте от 9-го августа 1793 года.), «как-то: внуша ему трудность столь дальнего осеннего пути, жестокость зимы здешней и другие тому подобные обстоятельства. Он может остаться в Кизляре до тех пор, дондеже откроется удобность, без дальнего усилия, восстановить его в Гиляне. Происходящие в Персии беспокойства и междоусобия вскоре могут представить таковую удобность».

Не получив разрешения ехать в Петербург, Муртаза-Кули-хан был переселен на жительство в Кизляр, «как не губернский город», писал Гудович, «ближе к персидским границам и ближе к надзиранию моему» (Письмо Гудовича графу П. А. Зубову 6-го июня 1793 года.). Здесь повелено было производить Муртазе по тысяче рублей в месяц на содержание как его, так и многочисленной его свиты, простиравшейся до тридцати человек.

Климатические условия Кизляра и его окрестностей не благоприятствовали здоровью Муртазы-Кули-хана. Вскоре после приезда в этот город, он сделался болен и просил об отправлении его обратно в Астрахань. «Я и сам», писал Гудович (Всеподданнейшее донесение Гудовича 9-го октября 1793 года.), «найдя его, в бытность мою в Кизляре, действительно весьма больным, принужден был согласиться на переезд его, для перемены воздуха, в Астрахань».

С удалением Муртазы-Кули-хана в Россию, единственным противником Аги-Магомет-хана остался Лютф-Али-хан ширазский. После нескольких столкновений противников, Ага-Магомет-хан победил Лютф-Али-хана, овладел Ширазом, захватил в нем большие сокровища и возвратился в Тегеран. Сделавшись властителем большей части Персии, Ага-Магомет-хан стал мечтать теперь о шахском достоинстве, но для этого ему необходимо было сделать еще весьма многое.

Персия, кроме ханств, входивших в состав государства и непосредственно зависевших от власти шаха, имела еще наместничества, правители которых назывались вали. Таких наместников [190] или вали было четыре: арабистанский, гуржистанский (грузинский царь), лористанский и курдистанский.

Все они имели при шахском дворе звания и должности, и обязаны были непременно находиться при коронации персидских шахов, происходившей, обыкновенно, в городе Ардевиле, в Адербеджане. Во время этой церемонии, вали арабистанский держал всегда жигу (перо из шапки, заменяющей корону), гуржистанский — меч, лористанский — балабут (порфиру) и курдистанский — украшение, состоящее из двух перевязей, убранных алмазами. Без признания властителя Персии в шахском достоинстве, хотя бы одним из четырех вали, шах не мог короноваться.

Понятно, почему Ага-Магомет-хан, искавший трона, должен был прежде всего завладеть Адербеджаном и подчинить своей власти царя грузинского. Он знал, что если станет короноваться не в Ардевиле, а в каком либо другом городе, и если при этой церемонии не будет присутствовать вали Гуржистана, то народ не признает его шахом. Поэтому, вскоре после возвращения своего в Тегеран, Ага-Магомет-хан, пользуясь приглашением Джават-хана ганжинского, обещавшего ему действовать совокупно против царя Грузии, отправил одного из своих приближенных, Сулейман-хана, с 20,000 войск в Тавриз, с приказанием собрать к себе всех окрестных ханов: ардевильского, хойского, нахичеванского, эриванского, ганжинского и других с тем, чтобы заставить их признать над собою власть Аги-Магомет-хана и склонить к тому же Ибраим-хана шушинского (карабагского), а в противном случае разорить его владения и взять Шушу. В случае согласия Ибраим-хана подчиниться властителю Ирана, Сулейман-хан должен был, соединившись с приглашенными им ханами, действовать против Грузии.

Посылка в Адербеджан Сулейман-хана не имела успеха. Ханы не явились на его призыв, за исключением одного только хана ганжинского. Будучи данником царя грузинского, Джават-хан был недоволен Ираклием за покровительство племяннику его, Раим-хану, искавшему случая возвратить имение, законно ему принадлежавшее, но отнятое дядею. Ираклий требовал, чтобы Джават-хан возвратил это имение племяннику и, в случае несогласия, грозил принудить его к тому силою. Не соглашаясь на требование и зная, что в Тифлисе набираются уже войска, Джават-хан обратился к Ага-Магомет-хану и, обещая ему содействие, уговаривал его вторгнуться в Грузию и овладеть ею. [191]

Переговоры Джават-хана с Ага-Магомет-ханом крайне беспокоили Ираклия. Пользуясь тем, что один из сыновей его, царевич Мириан, находился в то время в Петербурге, Ираклий просил через него защиты России.

«Обстоятельства понудили меня», писал он сыну (В письме от 1-го марта 1793 года.), «сим письмом уведомить тебя о нашем ныне опасном состоянии, ибо носится слух вероятный, что Ага-Магомет-хан, приуготовляя войско, имеет стремление в движении своем против нас чрез призывающих его некоторых ханов, и ежели сие намерение ему удастся, то принудит признать себя шахом над всею Персиею. Как мы не имеем другой защиты, кроме Высочайшего Ее Императорского Величества престола, то приказываю тебе, яко родитель, принять сыновнее усердие, и сию просьбу мою, повергая к священным стопам, всенижайше поднести Ее Величеству, через его сиятельство графа Платона Александровича Зубова, дабы, воззрев премудрейшим и высокомонаршим оком на наше нынешнее опасное состояние, оказала матернюю милость, дабы каким либо знаком дать неприятелю восчувствовать, что Грузия находится под покровительством и защитою столь великие Монархини, чрез что, враг, опасаясь страшного гнева, оставит легкое свое покушение».

Царевич Мириан исполнил желание отца, и через графа Платона Александровича Зубова обратился с просьбою к самой Императрице.

Просьба Мириана была рассмотрена в совете, который признал необходимым обнадежить Ираклия помощью в том случае, если бы Ага-Магомет-хан имел намерение вторгнуться в. Грузию.

Гудовичу поручено внушить Аге-Магомет-хану, что Россия не может смотреть равнодушно на его неприязненные поступки против владений, находящихся в ее подданстве или покровительстве, и стараться поощрить прочих горских владельцев к совокупному сопротивлению, «подавая с своей стороны им или самому царю (Грузии) деятельное пособие, поколику возможно, не заходя в большие издержки и хлопоты».

Вскоре после того, и именно в феврале 1794 года, прибыл в Георгиевск посланный царя Ираклия, его генерал-адъютант, князь Герсеван Чавчавадзе. Он просил Гудовича отправить его в Петербург, говоря, что имеет полномочия Соломона, царя имеретинского, князя Дадиана мингрельского и князя Вахтанга Гуриеля и прошение за общею подписью о принятия их под покровительство [192] России, на том же самом основании, на котором принята Грузия, но что главнейшею целью посольства была просьба царя оказать ему помощь против покушений Аги-Магомет-хана.

- «Хотя теперь», говорил князь Чавчавадзе Гудовичу, «Ага-Магомет-хан и не делает еще никаких притязаний царю Ираклию, но как он сильнейший хан в Персии и показывает виды сделаться общим владетелем в оной, то, в случае нападения его на Грузию, царь Ираклий, как находящийся под державою Ее Императорского Величества, надеется на защиту войск российских».

Опасность Грузии могла предстоять весьма скоро. После падения Лютф-Али-хана, изменою попавшегося в руки своего противника, в Персии не оставалось ни одного из ханов, который был бы предприимчив и на столько силен, чтобы мог противиться гордым намерениям Аги-Магомет-хана. Можно было предполагать с полною вероятностью, что Ага-Магомет-хан, подчинив своей власти всю Персию и добиваясь шахского достоинства, не оставит, по причинам вышеизложенным, своих притязаний на Грузию и будет стараться всеми силами подчинить ее своей власти. Хотя для достижения этой цели ему и предстояло еще покорить некоторых ханов, владения которых отделяли его от Грузии, но на препятствия эти нечего было полагаться. Отличаясь непостоянством своего поведения, каждый из персидских ханов склонялся на сторону того, кого считал сильнейшим и подчиниться которому находил наиболее выгодным. Сегодня враг и соперник, он легко делался завтра союзником и сторонником. Зная все свойства и характер персиян, Ираклий не без основания беспокоился о своем положении, хотя казалось, что Ага-Магомет-хан не мог быть особенно страшен Грузии. Если он в течение трех лет должен был бороться и оспаривать первенство у Лютф-Али-хана, сравнительно слабого, то Грузия, по своему населению, конечно, могла бы дать отпор войскам Аги-Магомет-хана и отбиться от его притязаний, но, к сожалению, беспорядки в стране и раздоры, существовавшие в царском семействе, не давали Ираклию никакой надежды на спасение Грузии, в случае неприятельского вторжения.

Царь Ираклий имел много детей и от двух жен. Он разделил все свое царство на мелкие части и передал их в управление своим детям, вскоре между собою перессорившимся. Удрученный годами и ранами, сам Ираклий сознавал свою слабость и легко поддавался влиянию своей супруги, царицы Дарьи, которая мало по малу захватывала власть в свои руки. Интересы и виды царицы [193] Дарьи не согласовались с видами и желаниями Ираклия; царица недоброжелательно смотрела на царевича Георгия, родившегося от первого брака, и не смотря на то, что он был объявлен наследником царства, Дарья старалась устранить его от престолонаследия. Желая сделать наследником престола своего старшего сына, царевича Юлона, царица была главнейшим центром, из которого исходили все интриги и недоразумения в царском семействе, превратившиеся впоследствии в открытую и явную вражду.

Царевичи не слушали друг друга, не повиновались отцу; в стране проявились многочисленные беспорядки, не было единства, не было и силы. При таком положении Грузии, Ага-Магомет-хан имел полную возможность, покорив соседних Грузии ханов, вторгнуться в ее пределы и разорить владения царя Ираклия. Он удерживался только опасением разрыва с Россиею, против которой не хотел до времени оказывать неприязненных поступков. Не сознавая в себе достаточно силы для борьбы с Россиею, Ага-Магомет-хан старался выказать свое расположение русскому правительству. С этою целью он стал покровительствовать русским купцам, торгующим в Персии, и предлагал, через жителей Гиляна, построить там дом для консула и строения для склада товаров. Ага-Магомет-хан хлопотал, чтобы русские основали свой главный торговый центр в Гиляне и находились в его руках, что было, конечно, для него гораздо выгоднее, чем устройство нами торгового пункта на острове Capo, где мы были совершенно независимы и самостоятельны.

Занятие острова Capo и устройство там складов было вызвано необходимостью. Постоянные беспорядки в Персии, своевольство ханов и притеснения, испытываемые русским купечеством, заставляли наше правительство искать средств к обеспечению торговли и к устранению всех препятствий до крайности разнообразных. Так, когда последовало запрещение на вывоз из России серебряной и золотой монеты, то у нескольких бакинских купцов, в Астрахани, были конфискованы спрятанные ими деньги. По жалобе этих купцов, Гусейн-Кули-хан бакинский стал притеснять наших купцов в Баку, требовал от них огромных пошлин, силою отбирал товары и даже побоями вымогал у них деньги. На представление нашего консула хан отговаривался тем, что все это делает не он, а духовенство, которое, по их обычаям, решает все дела.

- «У вас», говорил хан, «точно также не Гудович [194] распоряжается торговлею, а астраханская уголовная (?) палата. Я полагаю, что мои духовные не хуже вашей палаты».

Ханы ширванский и текинский, наиболее других терпевшие от такого своевольства бакинского хана, жаловались на упадок торговли с Россиею, грозили войною Гуссейн-Кули-хану, но тот не обращал на угрозы никакого вникания. Наш консул говорил, что если подобное положение дел будет продолжаться, то необходимо избрать другой пункт для склада товаров (Рапорты Скибиневского, 3-го и 28-го сентября 1793 года. Георг. арх.). Таким пунктом и избран был остров Capo.

Занятие этого острова, возведение на нем необходимых построек и постоянное нахождение там русской флотилии возбудило сильное опасение со стороны прибрежных персидских владетелей. Бакинский хан тотчас же переменил свое поведение, а ближайший к этому острову владелец Мустафа-хан талышенский стал искать подданства России (Письмо Гудовича графу П. А. Зубову, 9-го декабря 1794 года.); другие ханы точно также выказывали наружные знаки своей преданности. Примеру талышенского хана последовал хан шемахинский (Тоже 16-го ноября 1793 года.), а несколько ранее его, дербентский Шейх-Али-хан прислал в Георгиевск своего посланного, который хотя и присягнул на подданство России (Тоже от 6-го июня 1793 года.), но когда Гудович отправил в Дербент офицера с просьбою, чтобы хан сам подписал условия, то Шейх-Али отказался от этого.

Будучи пятнадцатилетним ребенком, хан руководился в своих поступках советами матери и дядьки. Он искал подданства только потому, что, испуганный движением Сулейман-хана, опасался вторжения персиян в его владения; но едва только опасность эта миновала, лишь только он узнал, что Ага-Магомет-хан, занятый внутренними дела в Персии, не может вторгнуться в его владения, он тотчас же отказался от подданства. Шейх-Али-хан говорил, что по их обычаям подписать условий не может, а в знак своей верности целует коран. Он прислал письмо на Высочайшее имя, в котором писал, что отправил своего посланного для заключения условий подданства, по примеру предков. Гудович отвечал, что если хан не подпишет условий подданства, то письмо его не будет представлено Императрице (Тоже от 16-го ноября 1793 года.).

- «Вступая в подданство Ее Императорского Величества», говорил Гудович посланному дербентского хана при его отправлении, [195] «вы находите свое счастье, тогда как Государыня принимает вас под свою державу только из одного великодушия и употребляет лишь одни издержки».

Не смотря на эти убеждения, Шейх-Али-хан все-таки не соглашался подписать условий. Он признавал себя теперь на столько самостоятельным и независимым, что находил возможным заявить свое притязание на Баку, хана которой считал своим данником. Шейх-Али-хан собрал войска и двинулся против Гуссейн-Кули-хана, не обращая внимания на то, что бакинский хан давно ищет покровительства и даже подданства России.

Гуссейн-Кули-хан просил о принятии его в подданство еще в 1792 году, и если не был принят, то по проискам того же дербентского Шейх-Али-хана. При отправлении своего чиновника с прошением о подданстве, Шейх-Али-хан включил в число своих владений и бакинское ханство, так что наше правительство было, в первое время, в весьма затруднительном положении, не зная как поступать с бакинским ханом: считать ли его независимым, или подданным хана дербентского.

Город Баку имел всегда своего хана, который, еще при Императоре Петре I, пользовался особым покровительством России. Незначительность владений бакинского хана была причиною того, что он в последнее время находился в некоторой зависимости и васальстве дербентского хана, которому и платил дань. Имея в виду, что Баку весьма важен для нашей торговли, Гудович ходатайствовал о принятии отдельно бакинского хана в подданство России с тем, чтобы положить конец притязаниям на него Шейх-Али-хана дербентского. Последнему Гудович писал, чтобы он не разорял Баку, так как, включив город этот в число своих владений, Шейх-Али-хан тем самым уже передал его под покровительство России.

В сентябре 1795 года последовало согласие Императрицы на принятие бакинского хана в подданство России, и 5-го декабря его посланный был отправлен в Петербург. Не ограничиваясь этою отправкою, Гудович требовал личной присяги хана с соблюдением следующих условий подданства: 1) чтобы он и его преемники утверждались в ханском достоинстве русскими Императорами и оставались им верными; 2) чтобы ханы не делали никаких сношений, условий и переговоров с соседями, без согласия на то главного русского начальника того края; 3) чтобы ханы оказывали покровительство и доставляли все возможные преимущества русским [196] купцам, торгующим в Баку и в Персии; 4) чтобы бакинцы не грабили товаров с разбившихся судов, а сохраняли их, для выдачи владельцам: 5) чтобы в Баку постоянно находился русский консул и столько военных судов, сколько русское правительство признает необходимым, и. наконец, 6) чтобы бакинский хан платил дербентскому ту дань, которую он платил до сих пор (Всеподданнейший рапорт Гудовича, 5-го декабря 1795 года.).

Почти одновременно с бакинским ханом искал подданства России и уцмий каракайдакский, владения которого, прилегая к Каспийскому морю, находились между владениями шамхала Тарковского и хана дербентского (Тоже 2-го августа 1795 года.).

Аварский хан также старался показать будто бы продан России. Человек до крайности корыстолюбивый, дикий и хищный, владетель народа грубого и буйного, но крайне бедного, аварский хан не имел в действительности искреннего расположения в России, но искал его из одного только интереса: он просил, чтобы ему выдавали ежегодно жалованья по 10,000 руб. Гудович возвратил посланного аварского хана, которому писал, что неприлично ему входить в договоры «с наивеличайшею в свете Государынею», и что, искавши покровительства, он должен положиться на Ее волю, без всякого условия, с полною надеждою на известное всему свету Ее великодушие и щедроты (Тоже 5-го декабря 1795 года.). Гудович приводил в пример шамхала Тарковского, вступившего в подданство России и облагодетельствованного милостями Императрицы.

Шамхал Тарковский, без сомнения, был самый преданный нам из всех владельцев Дагестана и персидских ханов. Принимая подданство России, он не испрашивал себе никаких привилегий, полагаясь вполне на великодушие Императрицы. Шамхал был произведен в тайные советники; ему пожалована грамота, знаки инвенституры, брилиантовое перо и по шести тысяч рублей в год на содержание войск. Под предлогом содержания при нем постоянного почетного конвоя был назначен секунд-маиор Манеев и с ним двадцать человек нижних чинов. Манеев имел главнейшим образом поручение следить за тем что происходит в шамхальстве.

Сам по себе Мухамет шамхал тарковский ничего не значил в своем владении. Будучи человек старый и нетрезвого поведения, Мухамет, не входя в дела правления, передал их старшему сыну и наследнику Мегтию, по настоянию которого и [197] вступил в подданство России. Имея около тридцати лет от роду, Мегтий хорошо сознавал все выгоды такого подданства и настаивал на этом. При жизни отца он управлял уже шамхальством — одним из обширнейших владений в Дагестане. Хотя шамхал Тарковский, кроме незначительного числа стражи, не имел постоянных войск, но, в случае нужды, мог собрать вооруженных жителей, как пеших, так и конных, до 15,000 человек (Всеподданнейший рапорт Гудовича, 16-го ноября 1793 года.). Эта цифра была весьма значительна для прочих горских владетелей, и потому шамхалы тарковские всегда имели большое влияние не только на соседних ханов и горских владельцев, но и на ханов ближайших к ним внутренних персидских провинций.

Такая безусловная покорность шамхала Тарковского и искание покровительства России многими персидскими ханами, не нравились Аге-Магомет-хану, желавшему подчинить их своей власти. Смотря крайне недоброжелательно на Россию, он до времени старался однако же скрыть свое нерасположение, все еще надеясь выручить из Астрахани, находящегося в плену у Муртазы-Кули-хана, преданного ему Абас-хана.

В исходе июля 1795 года прибыли через Астрахань в Кизляр посланные Агою-Магомет-Ханом два чиновника, просившие препроводить их в Георгиевск к Гудовичу, которому и объявили, что присланы от шаха «теперь Персиею по благости Божией владеющего». На вопрос Гудовича имеют ли они письма или кредитивные грамоты, посланные передали ему два письма: одно от правителя Гиляна, а другое от Аджи-Ибраима, называвшего себя шахским визирем. Оба они писали, что шах, будучи искренно расположен к России, желает продолжения дружбы и доброго согласия, и что во всей Персии приказано обращаться с русскими приязненно и «со всею ласкою». Надеясь, что русское правительство не откажется доказать дружественное расположение к Персии и ее новому властителю, писавшие просили, от имени Аги-Магомет-хана, освободить находившегося в Астрахани Абас-хана, и вместе с тем отправить их к Высочайшему двору для «донесения дел, порученных им от шаха».

- «Я до сих пор не знаю в Персии шаха, а тем менее его визиря», отвечал Гудович посланным. «Так как вы не имеете от Аги-Магомет-хана испаганского ни письма к Императрице, ни полномочия, то и не могу вас принять за посланцев, [198] а еще менее отправить вас в Высочайшему двору. Могу только принять вас, как партикулярных людей, приехавших по своей надобности, и предоставляю вашему усмотрению оставаться здесь, если имеете надобность, или ехать обратно. Находящегося же в Астрахани Абас-хана, я, без повеления Ее Императорского Величества, освободить не могу».

Отказ Гудовича выдать Абас-хана окончательно восстановил Агу-Магомет-хана против России. Увлеченный успехом внутри Персии и не имея возможности нанести России непосредственный вред, Ага-Магомет-хан стал требовать покорности ханов, искавших нашего покровительства. Он разослал повсюду своих посланных с объявлением, что те ханы, которые не признают себя его подданными, будут изгнаны, владения их разорены, а жители истреблены. Чтобы еще более устрашить непокорных, Ага-Магомет-хан распустил слух о значительности собранных им войск.

- «Для персиян и для горцев», говорил Гудович, «слух этот может и страшен, но на самом деле он ничего не значит, ибо Ага-Магомет-хан имеет войско слабое, всякую собранную сволочь, с ружьями большею частию с фитилями, мало порядочных пушек, а больше возимые на верблюдах, имеет много слонов и тому подобное».

Заявив свои притязания на Эривань и Ганжу, ханы которых сорок лет перед тем признавали над собою и своим народом власть царя Грузии, Ага-Магомет-хан становился в неприязненные отношения к нашему правительству, зная, что Грузия находится под покровительством России.

«Обстоятельства Персии переменяются», писал Гудович (В собственноручном письме графу П. А. Зубову, 7-го мая 1795 года.), «Ага-Магомет-хан испаганский усиливается и, победивши своего неприятеля Лютф-Али-хана ширазского, который изменою чиновников своих попал в плен и умерщвлен (По другим сведениям, Лютф-Али-хан не был умерщвлен, но отправлен в ссылку.), возрастает в высокомерных своих замыслах, собирает войска и устрашает прочих ханов себе на покорение, грозит нападением на Грузию, отчего царь Ираклий Теймуразович сильно встревожился и просит военной помощи».

По первому слуху о сборе персидских войск, Ираклий отправил уже своего посланного на кавказскую линию, с просьбою оказать ему помощь войсками для отражения Аги-Магомет-хана. Не имея [199] прямого поведения послать в Грузию русские войска, Гудович писал Ираклию, что не видит скорой опасности Грузии, так как между ею и владениями Аги-Магомет-хана есть еще много персидских ханов, ему не покорившихся. Гудович советовал царю Ираклию соединиться с имеретинским царем Соломоном для совокупного отражения врага, который к тому же должен был встретить сопротивление от пограничных с Грузиею ханов карабагского и Эриванского, как известно, не признававших над собою власти Аги-Магомет-хана. Эриванский хан, не отвечая на требование властителя Персии, принимал меры к обороне и снабжал Эриванскую крепость всем необходимым на весьма продолжительный срок — на семь лет.

На требование Аги-Магомет-хана соединиться с ним для совокупного действия против Грузии, эриванский хан отвечал отказом.

- «Мы были прежде подвластны персам», говорил он, «и платили им дань; владетель же Гуржистана сокрушил могущество персов, подчинил нас своей власти и теперь мы платим дань ему. Воюй ты один с Ираклием, и если победишь, тогда тебе будем повиноваться».

Ибраим-хан шушинский, от которого властитель Персии требовал аманатов, отказался их выдать и не признавал его шахом. Почти все остальные ханы были в большом опасении, и не знали что делать. Каждый из них, сам по себе, был не в силах сопротивляться Аге-Магомет-хану, а соединиться вместе, для совокупного действия, мешали им взаимные раздоры. Ага-Магомет-хан видел это, и потому действовал весьма энергично. Шекинский и шемахинский ханы, будучи бессильнее шушинского, приняли посланных весьма ласково и высказывали свою готовность покориться, но, по персидским обычаям, медлили окончательным решением. Дербентский Шейх-Али-хан встретил посланного «с уважением», наделил его подарками и отправил своего доверенного к Аге-Нагомет-хану, с уверением в своей готовности ему покориться. Человек ветреный и коварный, Шейх-Али-хан не думал уже теперь о подданстве России, и совершенно склонился на сторону Аги-Магомет-хана, увлекшись обещанием, что будет сделан наибом всей Ширвани. Бакинский Гусейн-Кули-хан, которого уполномоченный находился в Георгиевске, для заключения условий о подданстве, просил Гудовича оказать ему помощь русскою флотилиею и спрашивал может ли он надеяться на такую помощь в случае нападения [200] Аги-Магомет-хана на Баку. Гудович уклонился от прямого ответа хану.

Мустафа-хан талышенский также не согласился признать над собою власти персидского правительства и просил принять его в подданство России. Он сообщил, что Ага-Магомет-хан имеет неприязненные виды против нас; что он, при страшных истязаниях, умертвил некоторых чиновников гилянской провинции за то, что они не захватили в Энзели русского судна.

Вслед за тем получено было сведение, что персияне вторглись во владение талышенского хана, разорили многие деревни и захватили его жен и много женщин. Мустафа укрылся в горах, а брат его и многие из талышенцев ушли на остров Capo, под покровительство русской эскадры. Одновременно с движением персиян по берегу Каспийского моря против талышенского хана, Ага-Магомет-хан снарядил до шестидесяти киржимов (перевозных береговых судов) с десантом и направил их также к талышенским берегам. Когда десант этот, остановившись близ острова Capo, стал высаживаться на берег, то начальник русской эскадры, имея приказание не допускать на Каспийском море никаких чужих военных судов, послал от себя пакетбот, который лишь только стал угрожать отступлению киржимов, как храбрые войска персиян поспешили сесть опять на суда и отошли к устью Ленкорана. Один из киржимов подошел к пакетботу с заявлением, что персияне не имеют никаких враждебных замыслов против России, но получили только приказание своего шаха наказать хана талышенского.

Захватив в свои руки Сальяны, город, принадлежавший дербентскому хану, Ага-Магомет-хан стал деятельно собирать войска для действия против непокорных ему ханов. Главным сборным пунктом был назначен город Ардевиль, где устраивался и склад для провианта; другим складочным местом избран Тавриз. Соседние ханы с лихорадочным вниманием следили за сбором персидских войск, стараясь угадать куда будет направлен первый удар; все говорили, что шах идет на Шушу.

Ибраим-хан шушинский готовился к встрече врага и просил помощи у царя грузинского Ираклия. Последний послал ему войска под начальством сына своего царевича Александра. При содействии грузинских войск шушинцы успели разбить передовой отряд персиян и выгнать их из Карабага, но эта неудача не остановила Агу-Магомет-хана. Он набрал новые войска, более [201] значительные числом, с намерением вторично вторгнуться в Карабаг, и, разорив его, двинуться в Грузию под тем предлогом, чтобы наказать царя Ираклия за его союз с Ибраимом-ханом шушинским.

Подобное поведение и поступки Аги-Нагомет-хана не могли быть оставлены без внимания нашим правительством, и потому Гудович предписал военным судам, находившимся на Каспийском норе, охранять владычество и единство русского флага и следить за поступками и движениями персиян. Для лучшего же обеспечения в этом отношении, а также для покровительства русской торговле в Персии и, наконец, для охранения острова Capo, как безопасного пристанища для русского купечества, Гудович приказал оставить у этого острова большее число военных судов (Всеподданнейший рапорт Гудовича и письмо его же графу П. А. Зубову, от 2-го августа 1795 года.).

В то время у персидских берегов находилось четыре наших военных судна, из которых два прикрывали остров Capo. Хотя этих судов и было достаточно для отражения всех покушений Аги-Магомет-хана со стороны моря, но Гудович признал однако же полезным приготовить к выходу в море еще один корабль, и по его ходатайству было сделано распоряжение об усилении каспийской флотилии постройкою нескольких военных судов в Казани и Астрахани.

«Принятые вами предварительные меры и осторожности», писала императрица Екатерина Гудовичу (В рескрипте от 4-го сентября 1795 года.), «противу покушений Аги-Магомет-хана, усилившегося в большей части Персии, мы в полной мере одобряем, быв уверены, что все таковые покушения не предуспеют, по крайней мере, нанести беспосредственный вред пределам нашим, и что вы в пограничных народах потщитеся сохранить тишину и к нам приверженность.

«Правда, чем далее помянутый хан распространяться будет к западу, тем вящшие предстанут ему трудности; сверх того, ни лета его, ниже образ властвования, жестокостями сопровождаемый, им обещают ему долговременных и совершенных успехов. По смерти же его, и при знатном перевороте счастия, все сии замыслы в ничто обратятся, и Персия паки разделится, как оная была со времени кончины шаха Надира, и при самом усилении в ней двух правителей: Керим и Али-Мурат-ханов. С другой же стороны, не можем опасаться и тесного сближения тут с турками, [202] где взаимная ненависть, из разности обеих сект и из других давних причин проистекающих, глубоко вкоренилась; но тем не меньше нужным признали мы, как для лучшего на будущее время обеспечения границ наших, так и для предположения однажды навсегда системы нашей относительно края оного, начертать для вас следующие наставления:

«Первое. Царя карталинского и кахетинского, яко вассала нашего, сходно с собственным нашим достоинством и интересами, обязаны мы защищать против неприязненных на него покушений. Согласие его с шушинским ханом и общее их действие много восспособствуют в затруднении дальних успехов Аги-Магомет-хана: но дабы и паче усилить царя карталинского противу сего беспокойного человека, соизволяем, чтоб вы подали помянутому царю пособие положенными по трактату с ним двумя полными баталионами пехоты, к которым сверх обыкновенных орудий отделить несколько из артилерии прежде ему обещанных. Но поелику перевоз и употребление орудий большого калибра в том крае неудобны, для того и заменить оные легкими не выше шестифунтовых пушек и тому соразмерных единорогов, определяя к оным людей, потребных для действия ими. Смотря же по обстоятельствам и по лучшему вашему на месте соображению можете присовокупить и другие два баталиона, остерегаяся только, дабы оные не были напрасною жертвою в отдаленности и тем при потере людей не подвергнулась предосуждению честь оружие нашего.

«Второе. Утверждая нашего тайного советника шамхала Тарковского в его верности и благонамеренных расположениях не оставьте склонять его на то, чтобы и он часть войска своего обратил противу Аги-Магомет-хана; тоже самое внушите и другим приверженным нам владельцам, подкрепляя их вашим пособием, для чего позволяем вам: во первых, по усмотрению вашему, с наблюдением хозяйства, на таковые войска действительно отряжаемые против неприязненных покушений помянутого хана, делать помощь, из суммы на чрезвычайные расходы по начальству вашему отпускаемой, а за тем от корпуса вам вверенного производить всякое движение и действие, каковые только за полезные найдете, сообразно общему положению дел и края сего, с предосторожностию, дабы не обнажить границ наших, иметь в обуздании кабардинцев и тому подобных и не выходить из готовности обратиться на случай новых каких-либо беспокойств от других соседей наших. [203]

«Третие. Взирая равнодушно на положение персидских южных провинций, не можем не иметь особенного внимания на край Адербеджанский и на области к морю Каспийскому прилежащие. Когда преемник Керим-хана, в наместничестве шахском, Али-Мурат-хан, под конец правления своего располагался провозгласить себя настоящим шахом и чувствуя, что к произведению того в действо необходимо нужны были и наше признание и наша помощь, прислал, вследствие сего, к покойному генералу-фельдмаршалу князю Потемкину Таврическому своего емисара, для предварительного соглашения о посольствах, о дружбе и даже о союзе, Мы в то время подався на его искание, между прочим за непременное условие предполагали оставить отчасти в непосредственном владении нашем, отчасти же под покровительством нашим, области при Каспийском море лежащие и весь край Адербеджанский. В сем виде от покойного генерал-фельдмаршала отправлен был полковник, что ныне генерал-маиор, Тамара. Но смерть Али-Мурат-хана, и восставшие уже тогда от Аги-Магомет-хана беспокойства, воспрепятствовали событию сего плана. А как в рассуждении означенных областей приморских и к западу лежащих наши предположения суть непременны, для того и ныне дозволяем вам принимать всех таковых владельцев под нашу верховную власть и покровительство, начав с уцмия каракайдакского и потом ханов бакинского, талышенского и других, делая с ними постановления с интересами нашими сходственные, отправляя посланников их ко двору нашему и стараясь приводить всех сих владетелей к согласным действиям противу нападающего на них Аги-Магомет-хана.

«Четвертое. По принятии таким образом нужных мер, вопреки дальним замыслам сего хана, надлежит возвратить присланных от него чиновников. Образ присылки оных есть таков, что мы весьма одобряем все вами по сему случаю учиненное. Неприличным почитаем ответствовать вам так называемому визирю мнимого шаха, но довольно будет если вы прикажете дать им на письме ноту, без подписания, во взаимство фермана или инструкции ими сообщенной, с объяснением, что послать сих чиновников ко двору нашему для того не можно, что никакие посланники от владетелей не отправляются инако, как буде они имеют грамоты к нам от того владетеля составленные, с титулами нашими и в изражениях (выражениях) приличных достоинству нашему и величию Империи Всероссийской; которые грамоты и должны быть предварительно сообщены в копиях главному пограничному начальнику, [204] дабы он ведал может ли пропустить внутрь пределов наших таковых посланных и препроводить их ко двору нашему; что добрый прием приезжающим из разных персидских провинций по торговле в России наблюдается и наблюден будет в рассуждении всех тех областей, которые благоприязненные расположения и должное к Империи Российской сохранят уважение; что касательно отпуска Абас-хана, оный быв привезен в аманатах, ушедшим под покровительство наше, братом Аги-Магомет-хана Муртаза-Кули-ханом, не может на сей раз отпущен быть, по поводу, что жены и прочие сему последнему принадлежащие быв захвачены Агою-Магомет-ханом и по сие время удерживаются; что впрочем Абас-хан, находясь в России, охранен от всяких притеснений, и что отпуск его будет зависеть от собственного поведения Аги-Магомета. Впрочем, принимая ласково сих присланных чиновников, в разговорах, через третьего человека, старайтеся внушать им, что если Ага-Магомет-хан хочет достигнуть признания его в шахском достоинстве, то надо, во-первых, чтобы он прекратил свои предприятия на области к Каспийскому морю прилежащие и на владетелей скиптру Нашему подвластных, именуя тут точно, во-первых, царя карталинского, а потом шамхала Тарковского, уцмия каракайдакского, ханов дербентского, бакинского, талышенского, також шушинского и других в Адербеджане находящихся; во-вторых, чтоб учинил приличный и почтительный отзыв, и если по взаимным соглашениям положено будет о границах и о прочем, то и может тогда отправить ко двору нашему посольство, во взаимство коего таковое же и от нас получит; словом, наклонять его к такому же поступку, как выше об умершем Али-Мурат-хане сказано. Тут может быть выйдет неприятное напоминание о бывшем его посланце, высланном за границу, но на сие отвечать должно, что недостаточное наблюдение обряда приличного в той присылке, крайняя грубость сего посланца и, наконец, непростительные его поступки были к тому убедительным поводом. От усмотрения вашего зависеть будет с крайнею однакож деликатностию внушить, что Ага-Магомет-хан всего удобнее может обратиться к стороне Багдата и к другим турецким владениям к югу лежащим, и тем скорее предуспеет в пользе и славе своей, что может надеяться на благоприязненное России расположение; смотря же по обстоятельствам и на деятельную ее помощь диверсиею, которая, одна занимая все почти существенные силы Отоманской монархии, облегчит ему способы к [205] достижению своей цели, в таком крае, где дух непослушания и своевольства отъемлет у Порты всякую возможность сильно обороняться. Какое действие произведут подобные внушения, Мы будем ожидать ваших в свое время донесений.

«Пятое. Осталося нам, от избытка предосторожности, изъяснить здесь, что хотя и весьма полезно утверждать с вашей стороны беспосредственно царя имеретинского в связи его с карталинским царем и в пособии сему последнему против злых замыслов Аги-Магомет-хана, но тут надлежит соблюсти всемерную деликатность, для отвращения, дабы Порта не возымела подозрения, что Мы, вопреки мирному Кайнарджийскому трактату, служащему основанием всем потом последовавшим договорам, ищем себе присвоить власть над имеретинским царством. Сношения собственные царя Ираклия с своим родственником всего удобнее могут вам способствовать во всем, что вы нужным найдете».

Рескрипт этот получен был Гудовичем тогда, когда посланные Аги-Магомет-хана давно оставили Георгиевск и уехали обратно в Персию, а сам Ага-Магомет-хан явно обнаружил уже враждебные действия против России.

II.

Разорение Тифлиса Агою-Магомет-ханом. Положение Грузии. — Рескрипт Императрицы Гудовичу. — Предположение последнего о походе в Персию. — Отправление в Грузию русских войск. — Рескрипт Императрицы Гудовичу. — Движение отряда генерал-маиора Савельева в Дагестан.

В Последних числах августа 1795 года Ага-Магомет-хан, собрав значительное число войск, двинулся в Карабаг и обложил крепость Шушу. Известие о вторжении персиян в шушинское ханство быстро распространилось по всему Закавказью. Царь Ираклий полагал, однако же, что если карабагцы и не отразят персиян, то задержат их на столько, что он успеет приготовиться к обороне, но грузины собирались для встречи врага вяло и неохотно; они надеялись «на руки российские», и придавали слишком большое значение той горсти войск, которая была прислана им на помощь имеретинским царем Соломоном.

Присоединив к себе эти войска и поручив жителям Тифлиса принять меры к обороне города, Ираклий выступил на границы царства, куда звал на присоединение к себе царевичей с их дружинами. Тифлисцы не думали об обороне города; они просили Ираклия ходатайствовать о присылке русских войск, [206] которые одни только, по словам самих грузин, могли избавить их «от стыда».

Грузия находилась тогда в самом печальном положении. Царевичи не спешили на защиту отечества и не слушали просьб царя-отца. Старший сын его, Георгий, не пошел вовсе на встречу неприятелю. Собрав до 4,000 человек, он остановился в Сигнахе, где кутил и бражничал. Ираклий очутился на границе своего царства с весьма небольшим числом войск, но и то не имело почти никакого устройства. Присланные на помощь имеретинские войска, простояв несколько дней на границе, стали расходиться по домам; их примеру последовали и многие грузины. Вероятность отразить врага с успехом с каждым часом уменьшалась, тогда как опасность для Грузии постепенно возрастала.

Встретив сильное сопротивление со стороны жителей Карабага, и не рассчитывая на скорую сдачу Шушинской крепости, Ага-Магомет-хан снял блокаду и быстро двинулся к Тифлису, по пути указанному Джават-ханом ганжинским, лучшим проводником персиян.

Только теперь, когда персияне стали приближаться уже к границам царства, среди ее защитников был поднят вопрос, вызвавший горячие споры о том, встретить ли врага грудью или отступить внутрь страны. Одни говорили, что следует обороняться на границе, но большинство, а с ними и царь Ираклий, положили отступить к Тифлису; границы царства остались без всякой обороны, и Ага-Магомет-хан, не останавливаясь, пошел прямо к столице Грузии.

Известие о том, что персияне, миновав Шушу, вступили уже в ганжинское ханство, произвело всеобщее волнение. Разнохарактерное население Тифлиса не имело единства. Ираклий требовал, чтобы царица была отправлена в горы. Жители согласились, но царица намерена была выехать с огромною свитой. Это возбудило всеобщее негодование, так как уменьшало число защитников. Рассерженный царь объявил, что каждый может ехать куда хочет, и Тифлис быстро расползся в разные стороны: большинство населения оставило город. Армяне, татары и даже сами грузины спешили укрыться в горах, или в деревнях, лежавших по реке Арагве. Покидая дома, жители прятали свои драгоценные вещи в кувшины и зарывали их в землю. По дороге к Мцхету бежала столь огромная толпа, что женщины принуждены были привязывать своих детей друг к другу, чтобы не затерять их среди бегущих. [207] Большинство переселенцев скрылось, в горах неподалеку от Тифлиса, но были и такие, которые пробирались к Моздоку, и даже достигли до Георгиевска (Письмо Гудовича графу П. А. Зубову, 23-го сентября 1795 года.). Ираклий отправил царицу в Мтиулеты; все почти царевичи разъехались в разные стороны.

В Тифлисе осталось очень немного жителей, когда, 10-го сентября, Ага-Магомет-хан подошел к городу и расположился в семи верстах от него. Никто не думал о защите, все надеялись — как писал Ираклий Гудовичу — «на одни только руки российские», и каждый старался уйдти как можно далее от театра военных действий.

На следующий день, не смотря на отчаянную оборону горсти храбрых, решившихся защищать столицу царства, Тифлис был взят и предан разграблению (Мы не входим здесь в подробности, предшествовавшие падению Тифлиса, потому что рассказ об этом напечатан нами на страницах «Военного Сборника» 1867 года и издан в отдельной книге под заглавием: «Георгий XII, последний царь Грузии».). Ираклий, покинувший город, бежал в ущелья Арагвы; при нем было только до 150 человек грузин, по большей части раненых. В городе происходило страшное смятение. Оставшиеся жители искали спасения, а ворвавшиеся персияне грабили и опустошали дома, покинутые их хозяевами.

Тифлис пал. «Сиесделалось так странно», писал Гудович (Графу П. А. Зубову, 28-го сентября 1795 года.), «что похоже, как будто хотя не сам царь Ираклий Теймуразович, а приближенные его умышленно отдали Аге-Магомет-хану».

«Ага-Магомет-хан не завладел Тифлисом», сказано в одной частной современной записке (Архив главного штаба.), «а ему отдали Тифлис тамошние раздоры и интриги. Все приезжающие оттуда так сказывают, и на царя, а особливо на царицу жалобы горькие приносят. Говорят, что совсем не защищали и не имели намерения защищать, и не только не было собрано войско, но и полутора тысяч, о которых писано, при царе не было, а разве человек пятьсот».

Если бы грузины хотели сколько нибудь защитить свою столицу, они легко могли это сделать и даже отразить неприятеля. В городе было тридцать пять пушек, тогда как во всей армии Аги-Магомет-хана было только два орудия. На сколько не трудна была защита, видно из того, что цитадель тифлисская, «ничего не значущая и развалившаяся», защищалась и неприятелем взята не была. По всему видно было, что Ага-Магомет-хан имел себе преданных [208] среди поданных царя Ираклия, вел с ними переписку и шел смело, заранее зная, что не встретит значительного сопротивления.

В течение нескольких дней персияне предавались в Тифлисе полному неистовству, увели в плен более 10,000 человек и оставили вдовыми до 7,000 грузинских женщин; из 61,000 населения едва осталось 35,000. Город был обращен в груду развалин; некоторая часть его совершенно выжжена, знаменитые его бани разрушены, мост чрез реку Куру сожжен, царский дворец разграблен, христианские храмы разрушены. Мусульманское население города также не было пощажено. Татары были убиваемы своими единоверцами. Многие из них заперлись в мечетях и молили о пощаде; персияне ломились в запертые двери.

- Оставьте нас!.. кричали муллы — мы такие же правоверные...

- Отворяйте!.. отвечали им персияне. Мы пришли истреблять подданных грузинского царя.

Персияне ворвались в мечеть. Одна девушка в испуге бросилась к отцу; старик обнял дочь, но ему отрубили руки; дочь в свою очередь обняла отца — ему отрубили голову. Красота девушки заставила персиян пощадить ей жизнь, но оставшись живою, она не спаслась от поругания (Закавказский Вестник 1850 года, № 15.).

Персияне отнимали у матерей грудных детей, хватали их за ноги и разрубали но полам, чтобы попробовать хороши ли их сабли; они издевались над женщинами, уводили их в свой лагерь, заставляя бросать детей на дороге. Выставив на мосту через реку Куру икону Богоматери, персияне заставляли грузин издеваться над этим образом, и кто не соглашался на это, того бросали с моста в Куру; река была запружена трупами. К довершению бедствия, спустившиеся с гор лезгины грабили грузин и уводили множество пленных.

Разорение города было так велико, что у Ираклия, в первое время, явилась мысль уничтожить Тифлис, а оставшихся в нем жителей перевести на другое место, но грузины не соглашались на это (Прошение тифлисских жителей царю Ираклию, 16-го февраля 1796 года.). Сам царь не имел в нем пристанища; он скрылся сначала в мтиулетской провинции, а потом переехал в Ананур. Отсюда он отправил князя Кайхосро-Авалова с письмом к Аге-Магомет-хану.

«Если ты считаешь себя шахом и повелителем всей Персии», писал Ираклий, «зачем разорил ты мою столицу, зачем [209] полонил моих подданных, неповинных пред тобою? Умей поступать по царски, — ты после битвы даровал бы мир жителям Тифлиса и привлек бы тем их сердца. Выслушай теперь мое предложение: возврати свободу пленным, а после мы подумаем об условиях союза, заключим его, и я исполню его ненарушимо, как требуют этого честь и справедливость. Если ты не исполнишь моего желания, я сделаю все, чтобы спасти отечество, потому что сердца всех грузин исполнены негодованием и мщением».

В ответ на это Ага-Магомет-хан требовал, чтобы Ираклий прислал ему большой белый алмаз (Доставшийся грузинским царям от Азат-хана.), часы, висевшие в диване (совете) (Присланные в подарок князем Г. А. Потемкиным-Таврическим.) и в качестве аманатов нескольких человек из своих приближенных и одного из сыновей или внуков.

Считая свое положение безвыходным, Ираклий готов был согласиться на это требование, и стал было приготовлять к отправлению в стан персидский своего внука царевича Давыда, которого сам воспитал, познакомил с персидскою политикою и любил за его ум, храбрость, красноречие и энергию. Случайные обстоятельства помешали решимости царя согласиться на требование Аги-Магомет-хана. Едва только Джават-хан ганжинский узнал о готовности Ираклия на уступку, как тотчас же решился во чтобы то ни стало расстроить это дело в самом его начале...

- Если союз состоится, говорил Джават-хан, то мне, состряпавшему всю эту грозу, упавшую на Грузию, плохо придется...

Зная, что Ираклий разочтется с ним как только выйдет из затруднительного положения, Джават-хан действительно успел поколебать доверие персидского властителя к чистоте намерений Ираклия II. Ганжинский хан говорил, что грузинский царь не помышляет о заключении союза; что он собирает в Кахетии и в Мтиулетах войска и послал за помощью к русским. Подарками приближенным Аги-Магомет-хана, подложными письмами, будто бы полученными от некоторых ему преданных грузин и другими пронырствами Джават-хан успел в своих происках на столько, что Ага-Магомет-хан согласился на отправление к Ираклию нескольких посланных, с тою целью, чтобы, под предлогом переговоров, они высмотрели настоящее положение Грузии.

С своей стороны, Джават-хан пустился на новую хитрость. Ганжинский хан писал Ираклию, что он самый вернейший раб его, что персияне пришли внезапно в его город ничем не [210] укрепленный и потому он не мог защищаться, и если бы Ага-Магомет-хан не взял его насильно с собою, то все заботы хана были бы устремлены на укрепление его подданных в верности грузинскому царю. В конце письма Джават-хан предлагал свое посредничество между Ираклием и Агою-Магомет-ханом и просил все дело по заключению мира возложить на него.

Ираклий, хорошо зная двуличие ганжинского хана и то участие, которое он принимал при вторжении персиян в Грузию, не принял письма и прогнал его посланных. Джавату только то и было нужно. Явившись в персидский лагерь, его посланные, по наущению хана, рассказывали, что Ираклий собрал уже войска и в самом непродолжительном времени атакует персиян; что они сами видели до 5,000 человек грузинского войска, и что со всех сторон спешат к царю новые силы.

По поводу этого известия, Ага-Магомет-хан собрал совет, на котором его приближенные, опасаясь потерять награбленное, считали лучшим отступить, не ожидая нападения грузин.

- Мы взяли Тифлис, говорили они, разорили и разграбили все что поценнее. Теперь Тифлис почти не существует: жители ушли, улицы и базары безлюдны, дома пусты и очищены от пожитков. Чего нам более? зачем нам ждать грузин, наших заклятых врагов? К тому же у нас не хватит на долго хлеба и боевых припасов: нужно идти домой.

Оставив в конце сентября предместье Тифлиса, Саганлути, Ага-Магомет-хан отошел к Ганже.

Известие об отступлении персидских войск обрадовало грузин и самого царя Ираклия, и тем более, что он мог рассчитывать теперь на вероятную помощь русских войск.

Почти одновременно с посольством князя Авалова, Ираклий отправил другого посланного в Гудовичу с просьбою о помощи. Царь говорил о своем безвыходном положении и жаловался на то, что русские не оказали ему помощи, на которую он так сильно надеялся.

«Прискорбно мне чрезвычайно», писал Гудович (Графу П. А. Зубову от 8-го октября 1795 г.), «что по переменившимся неожиданным так скоро обстоятельствам, от внутреннего несогласия в Грузии и от распоряжений в ней недостаточных, во всех пунктах оной (рескрипт от 4-го сентября) в точности теперь исполнить скоро невозможно. Когда [211] Ага-Магомет-хан без пушек в восемь дней завладел знатною частью Карталинии и взял без обороны Тифлис, то могло ли тут поспеть от войск российских подкрепление, по отдаленности и труднейшей дороге, чрез ущелины снеговых гор, и кого же бы российские войска подкрепляли, когда грузинских в собрании не было, так что при царе у Тифлиса оставалось не более 200 человек... По свидетельству многих грузин слышал я известия странные: первое действительно справедливое, что по неудовольствию на царевичей большая часть дворян не поехали на ополчение к царю; потом, что царевич Юлон, старший по наследнике, любимый сын царицы, которому поручен был Тифлис, уехал прежде своего родителя и наконец, чему я не даю веры, будто царица, желая сделать царевича Юлона наследником, равнодушно глядела, что Грузия попадется в руки Аги-Магомет-хана, чтобы через то отдалить от царства признанного наследником большого царевича Георгия, от первого брака».

Положение Грузии было весьма критическое — царь нуждался в поддержке русских войск не только для защиты царства от врагов внешних, но и для водворения спокойствия внутри страны, среди подданых «которые худо ему повинуются».

Имея приказание отправить в Грузию два или даже четыре баталиона пехоты, Гудович спрашивал Ираклия: где находится Ага-Магомет-хан и не вступал ли он с ним в какие либо переговоры? В каком положении находятся персидские войска и может ли царь исправить дороги и доставить продовольствие для войск, назначенных в Грузию? Ираклий отвечал, что Ага-Магомет-хан находится в Ганже; что условий с ним никаких не заключал; что дорог исправить не имеет средств, но продовольствие надеется доставить для 7,000 или 8,000 человек, которых и просил прислать как можно скорее, так как Ага-Магомет-хан намерен зимою опять вторгнуться в Грузию и предать ее столицу новому разграблению.

Разорение Тифлиса обнаружило явное нерасположение Аги-Магомет-хана к России, под покровительством и охраною которой находилась Грузия. Оставить безнаказанным подобный поступок было бы несогласно с достоинством России и могло иметь весьма вредное влияние на ханов и владетелей соседних нам областей. Последние, заботясь о своей независимости, не были искренно преданы ни России, ни Персии, и всегда склонялись на сторону того, кто был сильнее, кто мог нанести им больше разорения. Поэтому Гудович [212] находил необходимым, для пользы дел того края, наказать Агу-Магомет-хана за его вероломный и коварный поступок против России.

«Ежели благоугодно будет повелеть», писал он (Всеподданнейшее донесение Гудовича, от 8-го октября 1795 года.), «опрокинуть Агу-Магомет-хана и покорить надежно и с пользою Высочайше предположенные провинции в Персии, а особливо шушинского хана и адербеджанских, которые отдалены, то по известности мне положения здешнего края, всеподданнейшее мое мнение в том (состоит), чтобы с самого начала весны послать небольшую часть войск прямо через горы в Грузию, ежели удобности не предстанет теперь оные туда доставить, а другой знатнейшей части войск, не меньше как с двенадцатью полными баталионами, с знатною частью артилерии, с тридцатью эскадронами драгун, с частью казаков — располагая оставить надобных на линии — вступить в марте месяце в Персию, берегом Каспийского моря и идти с оными мне или как благоугодно будет повелеть в Гилян, а оттуда и далее».

Движение этого последнего отряда, отвлекая главные силы персиян, дозволяло надеяться, что незначительный отряд русских войск, отправленный в Грузию, будет достаточен для того, чтобы восстановить в ней должный порядок и спокойствие. Наступление же наше с главными силами внутрь Персии могло склонить на нашу сторону многих ханов пограничных с Россиею, а дойдя до Гиляна мы могли восстановить там в ханском достоинстве преданного России Муртазу-Кули-хана, непримиримого врага брата своего Аги-Магомет-хана.

К тому же направление экспедиции вдоль берега Каспийского, моря, при тогдашнем положении наших границ, было единственно возможным направлением. Здесь, для экспедиции мог быть составлен довольно значительный отряд, успеху которого могла содействовать каспийская флотилия; здесь можно было, пользуясь выгодою морского сообщения, сосредоточить в некоторых прибрежных пунктах значительные запасы продовольствия и боевых припасов. Всякое же движение прямым путем, через горы, было сопряжено с большими затруднениями. Отсутствие путей сообщения, затрудняя движете войск, делало почти невозможным доставку продовольствия и боевых припасов. Рассчитывать на возможность прокормления войск средствами края было бы крайнею ошибкою: Грузия, как увидим, не могла прокормить и двух баталионов, в ней бывших. [213]

Имея сведение, что Ага-Магомет-хан оставил Грузию и отступил к Ганже, Гудович полагал, что, за недостатком продовольствия, персияне принуждены будут отступить еще далее и, следовательно, отказаться от вторичного вторжения в Грузию. Основываясь на этих соображениях, он писал Ираклию, что в посылке теперь просимых царем 7,000 или 8,000 русских войск надобности не встречается, тем более, что нет возможности продовольствовать такое число войск ни во время пути, ни в самой Грузии, разоренной до основания, а потому и считает достаточным, «для поддержания в его царстве должного уважения к высокой его особе», послать 2,000 человек пехоты с шестью орудиями. Отправление этих войск в Грузию признавалось необходимым еще и потому, чтобы показать соседним с нами персидским ханам и прочим горским владельцам, «что успехи Аги-Магомет-хана ничего не значат», и что он ушел уже от одного известия о движении русских войск.

Таким образом, обнадежив царя Ираклия в скорой помощи, Гудович просил аварского хана, который несколько раз изъявлял свою преданность России, чтобы он не только сам не предпринимал ничего против Грузии, но и запретил бы разным лезгинским обществам, на которых он имел значительное влияние, разорять Грузию подобно тому, как они сделали это при вторжении Аги-Магомет-хана.

Аварский хан отвечал Гудовичу, что хотя он был совершенно готов идти на Грузию; но, получив письмо, остановился. Хан просил себе за это вознаграждения. Гудович отправил ему в подарок соболью шубу и советывал прислать скорее посланного с просьбою о вступлении его в подданство России (Всеподданнейшее донесение Гудовича, 23-го октября 1795 года.).

«Донесение ваше», писала Императрица Гудовичу (В рескрипте от 16-го ноября 1795 года.), «о выходе войск Аги-Магомет-хана из Тифлиса в Ганжу, об отзывах к вам царя Ираклия Теймуразовича и хана аварского, о приуготовлениях чинимых вами для переходу войск через горы кавказские и о посылке в Кахетию двух баталионов пехоты и шести орудий в первых числах ноября — мы получили в 15-й день сего месяца, и потому учиненные вами распоряжения и отзывы как царю грузинскому, так и хану аварскому, одобряя в полной мере, возобновляем вам войска обращать лучшим усмотрением вашим по обстоятельствам, поелику по частым переменам оных, нет [214] возможностей за вашею отсюда отдаленностию вовремя снабжать вас надлежащими наставлениями. Но совсем тем, если бы повеление сие дошло до вас до переправы за кавказские горы отряженных баталионов, и в походе сем, а особливо по причине позднего годового времени, встретилися большие трудности, от коих войска те могли потерпеть изнурение, в таком случае, поелику разорением Тифлиса и причиненным расстройством в Грузии от впадения Аги-Магомет-хана, сами вы в предыдущих донесениях ваших видя совершенную перемену положения дел в той стране, заключали, что данные вам прежде сего разрешения о посылке войск в Грузию с большею осмотрительностию производиться имеют, почему, считая, что отправление войск в Грузию полезнее быть может в будущую весну, а паче потому, что подвиги их облегчены бы были, когда при открытии весны предположенным походом к Дербенту и вдоль берега Каспийского моря и содействием у оных каспийской флотилии в пользу их учинена бы была сильная диверсия, повелеваем, отложа поход сей до будущей весны, баталионы те для зимования расположить по распоряжению вашему, дав знать царю, что позднее годовое время и непроходимость дорог, кои он заблаговременно починить отказался, тому причиною. Есть ли же прошли они за горы, то обратите все попечение ваше, чтоб до весны, чрез зиму, никаковым недостаткам и изнурениям тамо они подвержены не были. Снабдите их нужным продовольствием, покойными и безопасными, а следовательно и совокупными зимовыми квартирами, которые, судя по донесению вашему, могут они иметь в Кахетии, поелику в сию часть владений царя Ираклия Теймуразовича, войска Аги-Магомет-хана не вступали и сия область оставаясь неприкосновенною, осталась неразоренною. Пятьдесят тысяч рублей золотою или серебряною монетою предписали мы графу Самойлову доставить к вам в самой скорости.

«Что же лежит до дальнейших предположений, до походу войск с весны и до обращения их в Персии, вскоре не оставим мы снабдить вас обстоятельнейшими наставлениями, надеясь между тем получить от вас достовернейшие известия об ответах и расположениях разных владельцев, а равномерно и о дальних решимостях самого Аги-Магомет-хана, а паче куда и в каких намерениях из Ганжи он обратится. Всего бы лучше для нас, еслиб он устремился к пределам Отоманской Порты; в том ни препятствовать, ни отвлекать его не следует. Естли же обратится он вновь для грабежа в Гарталинию или в Кахетию, то пребывающим [215] там баталионам, до помощи и до сильного отворота от моря Каспийского, соединенно удерживать честь и славу оружие нашего; если же он вступит в Ширван и займет Шемахию и Баку и тем приближится в Каспийскому морю и к пределам нашим, тогда уже, но учинений всех нужных приуготовлений и принятии всех надлежащих мер, должно будет предупреждать елико возможно его в Дагестан и занятием Дербента от войск наших оградить безопасностию и не оставить без покровительства подданного нашего шамхала Тарковского, уцмия каракайдакского и самого хана дербентского. При дальнейшем же походе стараться, опрокинув скопище Аги-Магомет-хана поражением и преследованием, искоренить властителя сего, если дерзнет он до конца противиться пользам и воле нашей».

Рескрипт этот получен был Гудовичем в конце ноября, когда назначенный в Грузию отряд, под начальством полковника Сырохнева, выступил уже в поход и был на пути в Кахетию. Отряд этот, численностию в 1,480 человек строевых чинов, состоял из двух баталионов пехоты (Баталион Кавказского Гренадерского полка в 750 человек и баталион Кавказского егерского корпуса в 700 человек.), тридцати казаков и шести полевых орудий.

Весть о том, что русские войска переправились уже через горы, достигла и до Аги-Магомет-хана. Не смотря на просьбу Джават-хана не покидать его, он оставил Ганжу и отступил на Муганскую степь. Пограничные с Грузиею ханы и владельцы земель, лежавших по берегу Каспийского моря, вздохнули свободнее, тем более, что большая часть из них получили письма Гудовича, обнадеживавшие в скорой помощи.

Шамхал тарковский, уцмий каракайдакский, посланный которого присягнул уже на подданство России, хамбутай казыкумыкский и прочие владельцы Дагестана решились единогласно и общими силами противиться Аге-Магомет-хану, причем первые два владельца просили, для лучшего успеха, прислать им на помощь русские войска.

Дербентский Шейх-Али-хан, зная, что Ага-Магомет-хан, отступив на Муганскую степь, отдалился на значительное расстояние от своих владений, также думал извлечь возможную пользу из этого положения. Не желая вовсе вступать в подданство России, Шейх-Али-хан готовил на всякий случай подарки Аге-Магомет-хану, и в тоже самое время, считая невыгодным навлекать на себя нерасположение нашего правительства, заявлял Гудовичу о своей [216] преданности и просил помочь ему против Аги-Магомет-хана присылкою денег, говоря, что «войск ему не надобно».

Между тем, Ага-Магомет-хан, остановившись на Муганской степи, распускал слух, что идет на покорение провинций, лежащих по берегу Каспийского моря, и что он посылает к Шемахе 20,000 человек войска для завладения этим ханством.

По получении этих сведений, Гудович, руководясь последним рескриптом Императрицы, тотчас же собрал у Кизляра отряд, под начальством генерал-маиора Савельева, состоявший из трех баталионов пехоты, шести орудий, одного регулярного эскадрона легионной казачьей команды, 400 казаков и 500 калмыков. Савельев получил приказание двинуться в Дагестан и следовать через город Тарки (Главный город шамхальства.) в Бойнаки, куда пригласить к себе всех владельцев Дагестана и обязать их собрать войска для общей обороны против персиян; кроме того, внушить ханам, что вступление войск в их владения доказывает покровительство русской Императрицы; что силы персиян ничтожны в сравнении с силою и могуществом России, и что «гордые замыслы Аги-Магомет-хана и сам он скоро ни во что обращен будет».

Согласив владельцев на общую оборону, Савельев должен был поспешно следовать к Дербенту, занять город и, потребовав к себе Шейх-Али-хана, как изъявившего желание вступить в подданство России, заставить, «чтобы он, оставя свои ветренные поступки, вошел, конечно, без обману, в общую связь с дагестанскими владельцами против Аги-Магомет-хана, стремящегося на их разорение, для обороны собственных земель своих» (Всеподданнейший рапорт Гудовича, 5-го декабря 1795 года.).

Стоявшие на линии небывалые морозы задержали переправу Савельева через р. Терек, и он мог выступить в Дагестан только 19-го декабря, имея с собою продовольствия на два месяца. В Тарках Савельев был встречен с полным почетом, и сын шамхала, Мегтий, изъявил желание следовать с русским отрядом. Уцмий каракайдакский равномерно высказывал желание принять присягу на подданство России. Табасаранский и акушинский кадии и султан дженгутайский также согласились действовать общими силами против Аги-Магомет-хана, но только потому, что видели пред собою русские войска. Тем не менее, для поддержания верности в одних и расположения к нам в других, Гудович приказал Савельеву выдать уцмию каракайдакскому 2,000 руб., а кадиям [217] табасаранскому и акушинскону — по 500 руб., под предлогом необходимых расходов на содержание войск, предназначавшихся для действий против Аги-Магомет-хана.

Последний, оставаясь еще на Муганской степи, отправил двадцатитысячный отряд для покорения шемахинского ханства. Переправившись через р. Куру, персияне разорили владения шемахинского хана и разграбили Шемаху. Хан бежал в горы, а персияне хозяйничали в его владениях. Пользуясь этим успехом, Ага-Магомет-хан разослал свои фирманы в Дагестан, к ханам дербентскому и бакинскому, требуя от них безусловной покорности и повиновения. Один из таких фирманов был перехвачен шамхалом Тарковским и доставлен Савельеву.

«Высочайший повелителя Персии фирман в том состоит», писал Ага-Магомет, «дабы известно и ведомо вам было, что удостоился уже я быть в Персии шахом; адербеджанские же ханы и владельцы все мне покорились, и я прибыл теперь с войском к стороне здешней с тем, чтобы наказать противников. Почему и можете вы прислать своего посланника с прошением и изъяснить все до вас касающееся, что, конечно, приму я за благо. Только пришлите ко мне нарочного своего с обстоятельным вашим прошением; по исполнении же сего и по мере услуг ваших не останетесь вы без воздаяния».

По получении этого фирмана, дербентский хан отправил к Аге-Магомет-хану подарки, но последний, не довольствуясь этим, требовал доставления к нему фуража и 20,000 руб. денег; от бакинского хана властитель Персии требовал 10,000 руб. дани, но тот не отвечал, точно так же как и владельцы Дагестана отказались признать его власть над собою.

Таким образом, только один Шейх-Али-хан выказывал явное нерасположение к России. Услышав о движении русских войск в Дагестан, он заперся в Дербенте, с намерением защищаться и отстоять свою независимость. На требование Савельева, чтобы он, как желающий вступить в подданство России, прислал довереннейших чиновников для заключения условий к совокупному действию с дагестанскими владельцами против Аги-Магомет-хана, дербентский хан отвечал отказом. Поэтому, Гудович признал необходимым усилить отряд генерала Савельева двумя баталионами (С прибытием этих последних баталионов отряд Савельева состоял из третьего и четвертого баталионов Кавказского егерского корпуса, баталионов Московского и Казанского мушкетерских полков, из которых каждый состоял из четырех мушкетерских и двух гренадерских рот. Кавалерия Савельева состояла из 100 человек моздокских казаков, 100 — гребенских, 200 — терских, 116 — легионной команды и 250 калмыков.) и [218] предписал ему, устроив дела в Тарках, тотчас же двинуться по направлению к Дербенту, с целью, приблизившись к владениям Шейх-Али-хана, заставить его исполнить наши требования.

III.

Приготовления к походу в Персию. — Указ Императрицы графу В. А. Зубову. — Предположения и виды правительства относительно предстоящих действий.

Отряд Савельева был слишком ничтожен для самостоятельных действий внутри Дагестана и по берегу Каспийского моря. Поэтому, еще в январе 1796 года, Императрица Екатерина II, соглашаясь с мнением Гудовича о необходимости наказать Шейх-Али-хана дербентского и Агу-Магомет-хана за их неприязненные поступки против России, поручила Гудовичу составить, из числа войск, находившихся на кавказской линии, отдельный самостоятельный отряд для экспедиции в Персию.

В состав этого отряда назначались: кавказский гренадерский полк, два полка мушкетеров, один егерский корпус, 30 эскадронов драгунов, 3,000 человек из лучших легких войск, 32 орудия полевой артилерии и 20 понтонов. Независимо от этого, Гудовичу приказано было отправить с линии в Астрахань два баталиона мушкетеров для производства десанта и для подкрепления благонамеренных к нам ханов и, по возможности, озаботиться обеспечением наступающего отряда продовольствием, без значительных запасов которого успех действий в тех странах справедливо признавался невозможным.

Так как главные действия предполагались по берегу Каспийского моря, то, для обеспечения продовольствия войск, повелено было устроить в Астрахани запасный магазин, в котором заготовить к весне 1796 года 70,000 четвертей муки, с пропорциею круп, и 40,000 четвертей овса. Из Астрахани провиант этот легко мог быть доставлен в Баку или иной пункт, смотря по надобности. Войскам действующего отряда приказано иметь подвижной магазин с запасом продовольствия на три месяца и, сверх того, на вьюках сухари и крупу на один месяц. Для составления вьючного транспорта Гудовичу поручено было искупить до 1,200 верблюдов (Каждый верблюд подымал 27 1/2 пудов (?), следовательно. 1,200 верблюдов могли поднять 33,000 пудов, что составляло месячную пропорцию на 20,000 человек, так как в то время полагалось в месяц на человека по 1 п. 17 фунт. сухарей и по 7 1/2 фунт. круп.). [219]

Гудович стал деятельно готовиться к походу, вполне уверенный, что ему будет поручено начальство над войсками, но, к прискорбию своему, скоро увидел, что ошибся в своих предположениях. Оставаясь на линии, он должен был заботиться только о продовольствии действующего отряда, начальство над которым вверено было генерал-поручику гр. В. А. Зубову, которому подчинены: каспийская флотилия, отряд генерал-маиора Савельева и войска, находившиеся в Грузии под начальством полковника Сырохнева.

«Готовясь сам на экспедицию в Персию», писал Гудович графу Платону Александровичу Зубову (В собственноручном письме от 31-го января 1796 года.), «утешаю себя тем, что достается оная на исполнение братцу вашему, графу Валериану Александровичу, достойному генералу, душевно мною почитаемому».

Спустя месяц, Гудовичу было сообщено, что граф Зубов отправлен уже на кавказскую линию для принятия начальства над войсками и снабжен инструкциею, в которой указана цель и направление действий, виды и намерения правительства к уничтожению враждебных замыслов Аги-Магомет-хана и к обеспечению наших границ.

«Приведя к желаемому концу дела Империи нашей в Европе», писала Императрица графу В. А. Зубову (В указе от 19-го февраля 1796 года.), «и утвердя пользы подвластных нам народов прочным и наивыгоднейшим образом в сей части света, желали мы устремить все попечения и заботы наши, оградив Империю в сих странах миром и безопасностью, к распространению торговли и всех тех частей, от коих истекает обогащение государств и народов, и, пребывая в мире, пользоваться плодами людных, пространных и богатых Приобретений наших.

«Не ослабевая в сем стремлении нашем непоколебимо утвердить сии миролюбивые и благие намерения, простерли мы внимание наше и на азиатские пределы, и с прискорбием видим в областях, объемлющих море Каспийское и составляющих древнюю монархию персов, что на развалинах многих богатейших городов и изобильных областей, от начала века сего опустошаемых безначалием и всеми неистовствами и лютостями оттого проистекающими, возникает злое мучительство свирепого и коварного Аги-Магомет-хана, [220] насильственная власть коего еще более отягощает судьбу давно уже бедствующих тамо ханов и подвластных им народов.

«От начала века сего кровавые междоусобия их, разоряя области и города, ввергая народы в нищету и отчаяние и отъемля повсюду личную и имущественную безопасность, тем самым соделывали персов в нынешнем столетии мятежными и к браням склонными. Порочное правление последним законных шахов их от (из) роду столь чтимого ими и доныне поколения Софиев, расстроя основания, на коих утверждены были порядок, благосостояние, изобилие, богатство и спокойствие государства сего; возникшие по причинам сим дерзостные предприятия и бунты известных Мир-Вейса и сына его Мир-Махмута, повергли все пространство областей сильные сея державы во все те бедствия, коим блаженные и вечно достойные памяти Император Петр Великий, вступлением с войском своим в области персидские, искал положить вредил занятием некоторых провинций по удобности и удержанием от мятежей хотя сопредельных российской Империи и связанных взаимною пользою торговли, которую по должной уверенности и при взаимном спокойствии и по естественному богатству земель и многих народов, обитающих и в отдаленнейших пределах Азии, считал он быть важнейшею и для российской Империи наивыгоднейшею. Обретенные им трудности, а паче безвременная кончина сего великого государя положили на тот раз конец мудрым и дальновидным намерениям его, всегда мужественно устремленным к истинным пользам и ко славе Империи, трудами его в славе и в пользах утвержденной.

«Восстановление единой токмо тени законной власти шаха коварством, кратковременное прекращение междоусобий в Персии похищением насильственной власти лютыми убиениями и бесчеловечными мучениями предоставлено было судьбою Тохмасп-Кули-хану, который по соединении во власть свою всех областей персидских и по умерщвлении шахов, законных государей своих, дерзнул похитить власть и название шаха Надира. Тогда увидели, что государства чем более привержены междоусобиям и разорениям, от коих следующая нищета и отчаяние наполняют ополчения воинами неустрашимыми и ввергают необходимостию народы в новые брани, тем менее на спокойствие от них сопредельным государям щитать и на бессилие областей находящихся в гибельном положении сем полагаться можно, ибо мир утвердить и сохранить удобо-возможнее с народом, управляемым порядком и законною властью; народу [221] спокойному, в богатстве, в изобилии и в неге живущему, безопаснее быть соседом, чем народу мятежному, гибелью и нищетою влекомому к отчаянию и к презрению жизни. Народ погруженный в бедствия междоусобий, разоряя и пожирая внутренность — извне еще более опасен. Он тогда только ничтожным быть кажется, когда разделенные внутри части оного восстают одна на другую и взаимными поражениями занимают и изнуряют силы свои, решительно не превозмогая одна другую. Но коль скоро произволением судеб исчезнут противодействия сии и явится власть, — соединяющая противоборствовавшие силы во едино, и есть ли подобно шах Надиру предуспеет жестокостями утвердить неограниченное и слепое повиновение, а при том и воинство предуспеет ободрить успехами и победами, тогда, воздвигаясь из казавшегося ничтожества, народ тот может произвесть усилия, каковых бы он в изобильном и спокойном положении явить не мог. События с шахом Надиром свидетельствуют вышеизреченное, успешная война им произведенная противу Порты Отоманской, повергнувшая все области ее в Азии в трепет, поражение и истребление многочисленных ее ополчений, завоевание от Порты областей, прежде к Персии принадлежавших, и наконец уничижение сея сильные и тогда гордые державы принуждением к миру для персов выгодному, а паче завоевание царства великого могола в Индии и других в великой Татарии, ясно доказали что может в свирепостях хотя и изнуренный народ, но движимый нищетою и отчаянием, соединенный надеждою грабежа и обогащения, руководимый предприимчивостию и сопровождаемый лютостями и беспощадою.

«Напротив того, восстановлением и утверждением личной и имущественной безопасности, а паче введением непоколебимого правосудия восстановляются народы в бытие мирное и приобретая способы поощряются сохранением от насилия собственностей, торгов и промыслов, к мирным и полезным обществу трудам, коими народы обогащаясь — а паче те, кои подобно персам, столь щедро одарены природою и изобилием от богатства земель их — и водворяя посреди себя взаимную безопасность и избыточество, отвлекаемы будут от пагубных ополчений и вдаваясь в торги и промысла, соделаются себе и обществу своему, а не менее того и сопредельным народам полезными; для коих и охранение их в таковом для всех выгодном положении соделается нужным, а потому и бытие обеспечено будет.

«Персия, положением своим простираясь от пределов [222] Российской Империи при Каспийском море с одной стороны, до богатейших и люднейших областей Порты Отоманской в Азии и до моря Персидского, с другой, до океана, до пределов Индии и до Великой Татарии, вмещает много богатых областей и роскошных городов, коим посредством успокоения и уверенности дорог, если бы открылись токмо возможности к торговле, то не токмо потекли собственные богатства персов, но посредством счастливого положения и сосредоточия торгов Индии, России и Турции вскоре бы открылись беспредельные связи торговли меж сими обширными, людными и богатыми областями, до днесь разрушаемыми едиными насилиями и грабежами алчных хищников Персии.

«Таковое желаемое состояние дела в Персии, весьма различное от настоящего его положения, крайне выгодно и полезно для России быть может. Восстановленное спокойствие и порядок в Персии откроет нам богатый торг не токмо при берегах моря Каспийского, но и внутри пределов персидских областей. Посредством сих последних удобовозможно будет открыть путь в Индию и привлекая к нам богатейший торг сей кратчайшими путями, чем тот коему следуют все народы европейские, обходя мыс Доброй Надежды, все выгоды приобретаемые европейцами обратить возможно будет в пользу нашу. Соседство Персии будет для нас не токмо крайне выгодно по причинам сим, но и безопасно, поелику и при случае соединения всех сил народа сего во едино, — что однакоже польза Империи нашей взыскивает предостерегать и не допускать до утверждения — более уверенности иметь будем сохранять мир и дружбу с правителями народа, связанного взаимными выгодами и интересованного обоюдными пользами в соблюдении тишины и спокойствия и с народами имущими большие связи по торговле и пребывающими в довольстве, в богатстве и роскоши, чем с лютым и коварным хищником, бесчеловечными способами истребляющим все средственные власти и соединяющим неограниченное и кровожаждущее владычество, дерзко отвергшим не токмо прежде сего приобретенные выгоды предками нашими, но и отложившем всякое уважение к достоинству Российской Империи и соединяющем насилиями и корыстями народ, разорениями, междоусобиями и нищетою в исступление и отчаяние приведенный.

«Государственное положение не насильственное и не к разорению клонящееся, но водворяющее посреди народа мир и спокойствие, хотя бы оное для ослабления воинских сил и на многие части раздроблено было, может быть прочно основано и быв руководимо [223] правосудием продлится на долгие времена; но мучительство, похищенное коварством и лютостями и утверждаемое теми же бесчеловечными способами, ни твердо, ни продолжительно быть не может, ибо свойства порочности есть собственное сокрушение и злоупотребление власти разрушает власть.

«Истребитель дерзавших восстать против него и покоритель отдаленнейших пределов Азии, свирепый шах Надир, соединивший богатства неимоверные и поселивший страх и трепет не токмо в подвластных, но и прикосновенных к нему народах, не избежал участи мучителей. Насильственная смерть его все области персидские вновь повергла в междоусобия, поелику для спокойствия м безопасности сопредельных с Персиею народов Всевышнему угодно было, чтобы сын шаха Надира, по малости духа своего, да и никто из последовавших потом властителей достичь не мог до приобретения довольной поверхности над ханами м областями их.

«После многих, частых и скоропостижных перемен, доведших Персию в настоящее положение, а торговлю нашу на Каспийском море и в тех странах в сущее ничтожество, хитрый и коварный Ага-Магомет-хан, вышед из заточения после смерти Керим-хана, ознаменовал начальное правление свое в Астрабаде изменою и неблагодарностию к брату своему, Муртазе-Кули-хану, коему быв обязан свободою и восстановлением, не токмо сделался ему врагом и гонителем, но лишив его астрабадской и мазандеранской, а после того и гилянской области, других братьев своих предал смерти. С того же времени явно обнаружил нерасположение свое к Российской Империи известным изменническим и наглым поступком с графом Войновичем, начальствовавшим тогда каспийскою флотилиею нашею.

«Смерть Али-Мурат-хана испаганского открыла пути Аге-Магомет-хану к овладению Испаганом и приращению корыстей грабежом богатой столицы сей, по совершении чего обращаясь на гонение несчастного Гедает-хана гилянского, более коварством чем храбростью овладел он сею областью и торговлею процветавшим городом Рящшею (Решт), чем сокровища его еще внятное получили приращение. Возгордившийся сими успехами и распространением владычества своего обратился он, для лучшего утверждения власти своей, на сильнейшего владетеля в Персии, Лютф-Али-хана ширазского, который, властвуя по берегам моря Персидского и быв сопределен Индии, имел связи и сношения с англичанами, от коих имел и подкрепления, но Ага-Магомет-хан, преодолев его, завоевал [224] области и взял Шираз и Керман приступом и, пленив противника своего, отослал в Тегеран, получив и тут в добычу все сокровища Лютф-Али-хана. За сими великими успехами по присоединении к власти своей завоеванных областей оказывал он намерение умножить число войска своего до двухсот тысяч. Сии оказательства и пребывание персиян в Курдистане крайне озаботили Порту Отоманскую; тогда сильный паша багдадский, отложа кичливость свою, посылал посланцев в стан Аги-Магомет-хана. Наконец, в минувшем 1795 году, повел он ополчения свои вдоль границ турецких, не касаясь однако же нигде пределов Порты Отоманской: паши диарбекирский, баязетсний, карский и эрзерумский казались быть встревоженными походом сего хищника, и самая Порта оказывала себя смущенною и сильно с той стороны озабоченною. Но с одной стороны неприкосновение персиян к землям турецким и пользам их, с другой скорое удовлетворение пашами турецкими всех требований Аги-Магомет-хана и оказываемое ими повсюду к нему снисхождение, даже посылкою по требованиям его продовольствия к войскам его, ясно доказывает существующее между ними согласие, так что помыслить можно, что и те приуготовления, которые Порта под видом собственной защиты пограничным в Азии пашам учинить повелела, доставив к оным артилерию, жизненные а паче воинские припасы, в руки персиян перейти могли в намерении руками хищника сего оскорбить достоинство, испровергнуть все пользы и обратить оружие его против Империи Российской.

«Не трудно было склонить Агу-Магомета-хана, давно уже явным и злым врагом России обнаружившегося, восстать на гонение предавшихся покровительству России и обратиться на грабительство м опустошения, простирая оные и до сопредельнейших областей с Империею нашею, приведя тем в опасность и собственные пределы наши; а паче если бы не наказанная дерзость сего хищника, распространяясь до оных, предуспела рассеять в горских народах восстание и мятежи против войск наших на линиях пребывающих. В минувшем году область адербеджанская была предметом грабительств и лютости Аги-Магомета-хана; не трудно ему было столь превосходными силами покорить всех ханов адербеджанских и перенесть оружие свое на левый берег реки Аракса; дальное его оттуда обращение, касаясь уже непосредственно польз и безопасности нашей Империи, тогда же не оставили дать по сему предписаний ваших генералу Гудовичу от 4-го сентября 1795 года, но между тем хищный Ага-Магомет-хан, хотевшего ему противиться хана [225] эриванского принудил к признанию власти своей и покорив область его взял заложников в верности.

«В сих трудных для тех стран обстоятельствах Ибраим-хан шушинский есть один из всех ханов, подвергшийся игу мучителя, ибо приняв намерение защищаться в городе своем, неприступном для войск азиятских, предуспевает он и доныне держаться в оном. Ага-Магомет-хан оставил его в тылу своем и приняв решимость в оскорблении торжественнейших прав и достоинства Российской Империи и вопреки объявленного ему от генерала Гудовича, чрез посланцев его, коих присылал к нему с требованием о выдаче плененных Муртазою-Кули-ханом и коих сей последний удерживал яко заложников для уверения жизни матери и ближних родственников своих, захваченных в неволю мучителем и доныне пребывающих в руках его, — чтобы не касался он владений царя Ираклия, находящегося в покровительстве Всероссийской Империи, и что всякое на него и на владение его нападение сочтено будет оскорблением прав России. Не смотря на сие, гордый хищник вступил в Грузию, где по завладении самой столицы, от нескольких уже лет предавшегося покровительству нашему царя карталинского и кахетинского, по разграблении и разорении храмов Божиих и по опустошении земель увлечением в неволю великого числа христиан- и многих других неистовств, обратился он через Ганжу к берегам моря Каспийского на гонение ханов, приверженных к нам, миролюбивых и всегда благоприятствовавших торговле подданных наших.

«Столь неистовые много раз причиненные оскорбления сим грабителем и поход его к ширванской и дагестанской областям, лежащим при берегах Каспийского моря и к нам сопредельным, в явном намерении, приближаясь в границам нашим и в тех землях испровергал все то, что польз и выгод наших касаться может, поставить нас с сей стороны в заботливое положение и возбудя беспокойство в горских народах и самые пределы наши привести в опасность, привлекли но всей справедливости все внимание наше.

«По последствию всего вышеобъясненного ради отвращения многих неудобств и самых опасностей, от распространения до пределов наших и утверждения мучительской власти и вящшего усиления, а паче при берегах Каспийского моря и так уже предуспевшего соединить мочное владычество почти над всею Персиею коварного Аги-Магомет-хана, всегда являвшегося врагом Империи нашей, все [226] пользы и выгоды торговли нашей стеснившего, в противность и наглое нарушение трактатов наших с Персиею постановленных, в коих права и преимущества Россиею присвоенные, приобретены, были уступкою областей, завоеванных оружием вечной славы достойного Императора Петра Великого и, наконец, для сильного подкрепления царя карталинского и кахетинского, многих благонамеренных ханов и владетелей дагестанских, взывающих защиту и покровительство наше, за лучшее признали мы избрать вас к управлению тех сил и способов, которые на сей конец употребить заблагорассудили. Обширное, трудное и важное предлежащее вам в тех странах служение, предоставили мы, при настоящем отправлении вашем, изъяснить вам во всех подробностях, снабдив вас по всем частям полными разрешениями и уполномочив вас всею нужною властью, для наилучшего управления вам порученных дел в столь отдаленных странах, где следуя преподанным вам правилам, основанным на лучших пользах Империи, в сем и в прежде данных от нас по сему наставлениях собственные соображения и побуждения ваши, последуя обстоятельствам, будут лучшие там руководители».

Графу В. А. Зубову повелено было отправиться в Кавказскую губернию, в местопребывание Гудовпча, и получивши от него все те сведения, которые он признает необходимыми, принять начальство над войсками, назначенными для заграничного похода. Для командования отдельными частями экспедиционного корпуса было командировано семь генералов и один бригадир (Генерал-маиоры Сергей Булгаков, Иван Савельев, Александр Римской-Корсаков, Гавриил Рахманов, князь Павел Цицианов, барон фон Бенингсен, Матвей Платов и бригадир граф Федор Апраксин.), которым и приказано явиться к генерал-поручику графу Зубову. Выступление в поход предполагалось произвести самою раннею весною, чтобы, пользуясь лучшим временем года, можно было достигнуть каких либо результатов до наступления сильных жаров, обыкновенно бывающих там в июне, июле и августе месяцах.

По поставленному плану предполагалось открыть военные действия с двух сторон: берегом Каспийского моря и со стороны Грузии.

«Сохранение двух баталионов», писала Екатерина II (В том же указе от 19-го Февраля 1796 года.), «в Грузию в минувшую осень вступивших, и скорейшее подкрепление оных, дабы тем возможно было обратить к действиям и сию часть, привлечь должно все попечение ваше. Коль скоро предуспеете [227] вы соединить Ойую, то и должны устремить ее к занятию Тифлиса и в восстановлению царя Ираклия не только в столице, но и в прочих областях его, наблюдая токмо то, чтобы не разделяя войска наши и предоставляя собственно царю Ираклию, способами у него имеющимися, обратить в повиновение свое подвластных своих и сношениями сопредельных ханов эриванского и прочих адербеджанских властвующих в околичностях границ Порты Отоманской.

«Предмет и назначение корпуса сего, быв освобождение Грузии и подкрепление царя грузинского, меликов армянских в Карабаге и Ибраим-хана шушинского, твердо и мужественно сопротивляющегося Аге-Магомет-хану, и других утесненных и нам благонамеренных ханов, ищущих освободиться от лютой власти мучителя; и как предмет и главные усилия войск вами лично предводимых устремлены будут вдоль берегов моря Каспийского, то сообразно тому и в облегчение тех подвигов, действия и сего кавказского корпуса простираемы быть долженствуют от Тифлиса вниз по р. Куре на Ганжу и через город сей восстановляя христиан живущих в Карабаге и показывая намерения к стороне шушинской крепости для освобождения Ибраим-хана, стремиться должны к скорейшему открытию связи с каспийским корпусом, от коего не оставите вы делать всего того, что может споспешествовать в тому.

«По восстановлении хана шушинского, для повсеместного поражения войск Аги Магомет-хана желательно бы, переправя его на правый берег Аракса, устремить в те страны на ниспровержение власти хищника и на призыв к соединению тамошних и адербеджанских ханов с действующими под покровительством нашим противу общего врага я гонителя их. Корпус же кавказский совокупные операции свои продолжать имеет меж Куром и Араксом до соединения сих двух рек, устремляя все способы к удобнейшему утверждению комуникации с каспийским корпусом, лично вами предводимым. С другой стороны, временем сим, по соединении войск долженствующих составлять каспийский корпус и по занятии оным Дербента, быв сопровождаемы флотилиею, сильным и решительным наступлением на войска Аги-Магомет-хана — которые по последним известиям устремились к берегам Каспийского моря, к ширванской области — стараться привлекать к битве на сей стороне Куры и Аракса и взять город и порт бакинский, где и главный депо учредить и тем отвлекая главные силы от корпуса кавказского облегчить ему подвиги и скорейшее, лучшее и безопаснейшее с вами [228] соединение: начальные успехи оружие нашего, первые подвиги и оными приобретенная слава, разрешают многие последствия и облегчают дальнейшие предприятия».

Таким образом, двигаясь по берегу Каспийского моря, Зубов должен был занять Дербент и Баку, где соединить свои силы с каспийскою флотилиею и учредить главный склад провианта и боевых припасов. В то же самое время, усилив войска, находившиеся в Грузии, и придав им название корпуса кавказского, наше правительство предполагало двинуть их к слиянию рек Куры и Аракса, где, войдя в связь с каспийским корпусом, бывшим под непосредственным начальством графа Зубова, они могли действовать совокупными силами против Аги-Магомет-хана.

Главнейшею целью действий кавказского корпуса было восстановление карабагских меликов, хана шушинского и других ханов и владельцев, желавших избавиться от тиранического ига Аги-Магомет-хана.

Уничтожение властолюбивых замыслов последнего, составляя всю суть предстоящих военных действий, заставляло наше правительство желать, чтобы кавказский корпус следовал как можно быстрее к Ганже на соединение с корпусом каспийским. Утверждение же спокойствия в ханстве Эриванском и во всех областях верхнего течения р. Аракса предоставлялось собственно царю Ираклию, в тех видах, чтобы вступлением русских войск в области, прилегающие к Турции, не подать. повода Порте Отоманской к беспокойству и тревоге.

Открывая одновременно военные действия в Грузии, Дагестане и на прибрежье Каспийского мори, мы не могли, конечно, определить, куда Ага-Магомет-хан обратит свои полчища. Имея в виду, что главные силы наши предназначались для действия в Дагестане и по берегу Каспийского моря, всего бы желательнее было, чтобы персияне двинулись в Дагестан. Тогда кавказский корпус, имея пред собою лишь незначительные силы неприятеля и будучи закрыт с левой стороны течением р. Куры, мог быстрым движением зайти в тыл персиянам и поставить их в крайне затруднительное положение: быть теснимыми с фронта и не иметь отступления. К тому же действия нашей каспийской флотилии при берегах бакинских, сальянских и талышенских и высадка русских войск на одном из этих берегов, могли побудить и содействовать к восстанию ханов и к ниспровержению владычества Аги-Магомет-хана.

Во если бы он, сознавая всю невыгоду движения в Дагестан, [229] обратился вновь на Ганжу или на Грузию и противостал корпусу кавказскому, то последний, занимая крепкие и трудно доступные места, должен был задерживать неприятеля до тех пор, пока каспийский корпус занятием Баку, завоеванием ширванской области и быстрым движением к р.р. Буре и Араксу, в тыл персиянам, заставит их, поспешно отступив, отказаться от преследования войск кавказского корпуса.

Во всяком же случае, будут ля персияне искать столкновения с русскими войсками, или, не желая подвергать себя поражению, станут отступать внутрь Персии, графу Зубову приказано было соединить под свою команду все части войск, очистить от персиян все пространство до Аракса, восстановить ханов, изгнанных Агою-Магомет-ханом, утвердить спокойствие в Грузии и, расположив войска лагерем на берегах Аракса, выждать, пока минуют жары и наступит осень, благоприятная для дальнейших действий.

Между тем, пока расположенные лагерем войска отдохнут и оправятся, начальник каспийской флотилии, контр-адмирал Федоров, должен был сделать все необходимые приготовления для экспедиции в Гилян и высадки на тамошних берегах сильного десанта, с целью содействовать к восстановлению на ханском достоинстве Муртазы-Кули-хана.

Высадку на гилянских берегах предполагалось произвести именно в то время, когда сухопутные войска, с наступлением осени, переправившись через р. Аракс, двинутся далее на «уничижение сил и власти Аги-Магомет-хана».

Успех в этом случае зависел сколько от быстроты действий и храбрости войск, столько же, если не более, и от поведения самого главнокомандующего. По этому наше правительство прививало необходимым обратить на это внимание гр. Зубова, указав ему, что лучшее убеждение народов в том, что успехи наши обратятся в их пользу, есть безукоризненное поведение войск, отсутствие притеснений жителей, снисходительность, строгая справедливость, внимание в просьбам и обеспечение их имущества и собственности. Зубову поручено принять все зависящие от него меры к утверждению в верности шамхала Тарковского, уцмия каракайдакского, владетеля казыкумыкского и хана аварского, отличая и награждая их, по мере заслуг, подарками м деньгами.

«Во время обращения войск наших в Дагестане», писала Императрица Екатерина II, «наикрепчайше наблюдайте, чтобы лезгины и другие хищные горские народы удерживаемы были от нападений, в [230] чем наилучше предуспеть можете, воздерживая легкие войска ваши от всякого с ними озлобления или совместничества; ибо касаясь прав и собственностей их, легко побуждаются они к отмщению, а паче занимаясь покорением народов оружием неукротимых и от сотворения мира не признававших ничьей власти и не входя внутрь гор и ущелин их не озлоблять их и не приводить в исступление и отчаяние разорением жилищ и хижин и похищением скотоводства. Хан аварский, владения коего лежат при ущелинах гор, возможет удержать их и по сей причине благорасположение и верность его, весьма полезна быть может. Не входя в горы хищных и храбрых народов сих и не касаясь жительств и собственностей их, старайтесь предуспеть сохранить их в спокойствии, презирая неважные грабежи, против коих полезнее умножить собственные предосторожности и оными наказывать дерзающих, чем отмщать целому народу, за грабежи нескольких хищников и возбудить против себя взаимное отмщение целого народа и трудными походами в ущелины терять людей напрасно, тратить время и одерживать победы бесполезные и умножая тем озлобление привлекать на себя не хищные набеги, но совокупные и сильные нападения лишенных жилищ и собственностей и соединенных общим отчаянием и мщением.

«Наблюдая равные правила и при обращении войск наших в Грузию вступивших и в походах их к Ганже и далее, для содействия же корпусу кавказскому, а более для того, чтобы иметь в руках своих заложников в верности царя грузинского, жены и детей его и лучших людей народа сего, нужно будет присоединить и взять к войскам нашим хотя до тысячи человек отборных грузин и при них тех из сыновей царицы грузинской, к которым она наиболее привязана. А дабы удостовериться и в большем сыне царевиче Георгие, наследнике царства грузинского, взять должно к войскам, сына его царевича Давыда, с прошедшего года пожалованного в полковники армии нашей и других, которые бы наиболее привязывая родственников своих к пользам нашим, предуспели утвердить желаемое единодушие в их к нам верности и приверженности.

Восстановлением в единой зависимости России медиков армянских и подвластных им карабагских жителей, привлечением на нашу сторону патриарха армянского, покровительством приверженным нам ханам и всему христианскому населению Закавказья и наконец распространением царства грузинского присоединением к [231] нему ханств ганжинского и Эриванского, мы могли приобрести значительное влияние на дела Персии и Турции.

«Быв равнодушны», писала Императрица Екатерина II в конце своего наставления графу Зубову, «в происшествии южных и отдаленных от пределов Империи нашей персидских областей, не можем однако же не обращать все внимание наше на ограждение границ наших и берегов моря Каспийского, таковым положением, чтоб никто из властвующих тамо не мог быть опасен Империи Российской, но, напротив того, миролюбием, преданностию и усердием полезен и россиянам и персам.

«Сильное наступление войск наших и тем отдаление Аги-Магомет-хана от левого берега р. Аракса, защита дагестанской и ширванской областей, восстановление Грузии и Армении, освобождение Ибраим-хана шушинского и соединение с ним ханов адербеджанских против Аги-Магомет-хана на западе, высадки войск наших в Зинзилинском и Астрабадском заливах и содействии от сухопутных войск устремленные в подкрепление и к успешному завладению Муртазою-Кули-ханом с помощию хана талышенского областью гилянской, мазандеранской и астрабадской и, наконец, диверсия туркоманов на востоке — все разные обороты сии устремленные к единому и тому же предмету, к уничтожению слишком и так уже пространной власти Аги-Магомет-хана, удобны к достижению предположенной цели. Все то, что к сему споспешествовать, важное сие предприятие облегчить и, наконец, предположение сие утвердить может — конечно, вами упущено не будет».

Таковы были виды и предположения правительства относительно предстоявших нам действий в Персии.

Н. Дубровин.

(Продолжение будет).

Текст воспроизведен по изданию: Поход графа В. А. Зубова в Персию в 1796 году // Военный сборник, № 2. 1874