ДУБРОВИН Н. Ф.

МАРКИЗ ПАУЛУЧЧИ В ЗАКАВКАЗЬЕ

(Материалы для истории войны и владычества русских на Кавказе.)

(Статья вторая) ¹.

II.

Арестование Джафар-Кули-аги карабагского. — Письмо Аббас-Мирзы Джафару. — Положение ханств: Карабагского, Ширванского и Талышенского. — Вторжение персиян в Карабаг. — Дело у Султан-Буда. — Действия Котляровского.

По дороге в Тифлис из урочища Султан-Буд-Керчи (оно же Керза-Керчи), в Карабаге, шел 16-го января 1812 года отряд русских войск, из 178 человек нижних чинов при трех офицерах. Отряд этот, бывший под начальством капитана Оловяшникова, конвоировал наследника карабагского ханства, Джафар-Кули-агу.

Окруженный войсками, Джафар ехал верхом; его держал солдат, сидевший позади на той же лошади. Переправляясь на пути через р. Тертер, Джафар столкнул своего ассистента в воду, ловко повернул лошадь по течению и успел скрыться; посланные в погоню не могли уследить за его побегом.

Джафар обвинялся в переписке с Аббас-Мирзою и в намерении бежать заграницу с подвластными ему джебраильцами. Поводом к его арестованию послужило перехваченное письмо Аббас-Мирзы.

«Уповая на нашу благосклонность, писал Джафару наследник персидского престола, знайте, что мы и прежде имели к вам доверие и были уверены, что вы выкажете свойственную вам энергию и окажете блистательные заслуги нашей вечной державе. А как ныне о вас доложили мне некоторые сведения, и Шефи-бек-гулям также [6] прибыв лично докладывал о разных предметах, то доверие наше к вам усугубилось, и сердечная наша благосклонность к вам увеличилась. Энергия и рвение вашего высокостепенства более стали очевидны. Возвращая в ваши границы Шефи-бека и Феридун-бека-гулямов, сведущих о разных обстоятельствах, я приказал им уверить вас в сердечном нашем благоволении и совершенной благосклонности. Наше предложение из их рассказов сделается вам известным.

«Посылаем два приказа на имя старшин племен, Джебраилу и Джеваншир. В этих приказах мы, кроме имен Махмуд-аги и Лютф-Али-аги, известных вам особенною верностью, никого не называем. Возлагаем на вас поместить в этих приказах имена тех, которых вы найдете нужным, и уверить всех в совершенном нашем благоволении. Сами же знайте, что по получении чести представиться в наше присутствие вы будете удостоены различных знаков наших ласк и милостей. Клянусь в этом священным существом Бога и головою падишаха! Обеспечение вас относительно жизненных потребностей, также возведение вас в сан знатности чести наилучшим образом состоится. С нашей стороны никогда не будет отказа в милости и благосклонности к вам, не говоря о возложении на вас звания хакима и прочего. Ваше высокостепенство удостоитесь приличных милостей и в нашем присутствии взойдете на высокие ступени».

В то время, когда письмо это было перехвачено, Джафар находился на кочевье со всем подвластным ему народом в 90-ти верстах от г. Шуши. Верстах в пятнадцати от него, в урочище Султан-Буд-Керчи, стоял третий батальон Троицкого мушкетерского полка, под начальством майора Джини, которому и поручено было арестовать Джафара. Исполнив приказание, Джини отправил арестованного в Тифлис, но Джафар, как мы видели, успел бежать и скрыться от преследования ². [7]

Спустя пять дней после побега, Джафар писал, что находится в Карабаге, что был и будет всегда верен России, но скрылся потому, что, посрамленный перед всеми, он был арестован как преступник. Джафар клялся, что не имел никакой переписки с Аббас-Мирзою, что фирман, перехваченный нами на дороге, не достиг еще по назначению и был первый, который написан персиянами, с целью склонить его на свою сторону ³. Это было действительно справедливо, и приказание арестовать Джафара было преждевременно. Имея право, как законный наследник, на владение всем Карабагом и будучи обойден графом Гудовичем ⁴, Джафар покорился обстоятельствам, но не мог примириться с дядею Мехти-Кули-ханом, постоянно притеснявшим своего племянника.

Несогласия, существовавшие среди членов ханского дома и сознание своих законных прав на ханское достоинство были причиною, что Джафар недоброжелательно смотрел на Мехти-Кули-хана и отдалялся от сношений с ним. Персидское правительство знало об этом и старалось привлечь на свою сторону Джафара. Аббас-Мирза написал ему письмо, которое было перехвачено нами. Сознавая свою невиновность, он просил главнокомандующего принять его под свою защиту, но маркиз Паулуччи не отвечал на письмо, и Джафар перешел в лагерь персиян в надежде получить в свое управление обещанное ему Аббас-Мирзою Карабагское ханство.

Надежды на ханское достоинство казались Джафару тем более осуществимыми, что карабагцы готовы были передаться на сторону персиян, из ненависти к Мехти-Кули-хану. Человек жестокий и несправедливый, Мехти имел весьма малое попечение о подданных. Заботясь исключительно о своих личных удобствах, он дал неограниченную волю необузданным чиновникам, истощившим ханство до последней степени. Будучи должен казне 16,815 червонцев, Мехти собрал с жителей подать за два года вперед, но не внес [8] ни одной копейки в уплату долга, отговариваясь тем, что население отказалось платить подати.

Имея весьма малую приверженность к России, Мехти-Кули-хан не заботился о продовольствии русских войск и, не смотря на условия трактата, не доставлял для них провианта. Маркиз Паулуччи грозил удалить его от управления Карабагом, «ибо обыватели оного, писал главнокомандующий ⁵, никогда еще не терпели таких нужд, каким подвержены они ныне при управлении вашем, чрез собственную вашу непопечительность об их благе». Этою ненавистью народа к своему хану и хотел воспользоваться Джафар, надеявшийся на помощь персидских войск, собиравшихся на Мугани.

Сосредоточивая в этом пункте свои силы, Аббас-Мирза одновременно поддерживали надежды трех неприятелей России: Ших-Али, бывшего хана Дербентского, Сурхай-хана Казикумухского и Джафар-Кули-агу. Первые два особенно усиленно просили помощи Аббас-Мирзы, но поражение дагестанцев генерал-майором Хатунцевым заставляло насл?дника персидского престола выждать, когда Сурхай и Ших-Али соберут новые войска. Чтобы ободрить их к дальнейшим действиям, Аббас-Мирза обещал им помощь и в доказательство справедливости своих слов сосредоточили войска в нескольких пунктах, близких к нашим границам: в Асландузе стоял с войсками Хаджи-Мамед-хан, в Топ-Агаче на Мугани кочевал Ата-хан с 7,000 шахсеванцев и 4,000 конницы. Ших-Али и Сурхай собирали войска и, готовясь к наступлению, искали себе союзников. Казикумухский хан приглашал Мустафу-хана ширванского действовать заодно и писал, что надеется собрать до 20,000 дагестанцев.

— Я посмотрю сначала на ваш успех, отвечал Мустафа посланному Сурхая.

Не смотря на такой отрицательный ответ, ходили слухи, что хан ширванский не был удален совершенно от двуличного поведения. Рассказывали, что он посылал своего чиновника к Аббас-Мирзе и находился в переписке с Ата-ханом ⁶.

Мустафа был человек крайне недоверчивый и подозрительный. Он помнил еще свое смещение графом Зубовым, и потому имел причину не доверять нашему правительству. Зная вообще склонность к вероломству многих азиатских владетелей, и то, что хан ширванский имел сильную партию приверженцев в ханствах [9] Нихинском, Кубинском и сохранял влияние на дагестанцев, маркиз Паулуччи не мог оставить без внимания разглашений об измене Мустафы. Догадываясь, что все слухи исходят преимущественно от шекинского хана, личного врага ширванского хана, главнокомандующий тем не менее откровенно высказал Мустафе о дошедших до него слухах и писал, что, зная до сих пор хана как человека преданного России, не верит этим известиям. Паулуччи просил Мустафу, в доказательство своей верности, доставить ему точное сведение: действительно ли персияне сосредоточивают свои силы на Муганской степи ⁷?

Мустафа отправил лазутчика на Муган, и доставленные им сведения вполне согласовались с теми, которые были получены нами из других источников.

Передавая их посланному главнокомандующего, ширванский хан клялся в своей верности и просил не верить всем распускаемым слухам.

«Письмо вашего превосходительства я через адъютанта моего князя Чавчавадзе получил, отвечал маркиз Паулуччи ⁸, и что вы на словах ему поручили сказать, уразумел. Отвечать вам буду я лично, ибо в скором времени буду в Баку, — следовательно, буду и у вас через несколько дней. Я солдат, комплиментов не терплю; прошу и вас никаких приготовлений не делать, ибо со мною только три человека.

«С сим нарочным вышлите мне под Шемаху на встречу человека своего, с словесным поручением, где вам угодно назначить со мной свидание: на Фит-даге или в другом месте».

Свидание главнокомандующего с ханом ширванским положило конец всем недоразумениям. Удивленный доверием, которое оказал ему маркиз Паулуччи, приехавший без всякого конвоя, Мустафа отвечал таким же доверием, остался верным русскому правительству и даже, как увидим, содействовал нашим войскам в поражении персиян.

Появление последних вблизи наших границ более всего беспокоило хана Талышенского, писавшего, что Баба-хан обещает обратить в ничто его ханство, если Мир-Мустафа не примет сторону персиян.

Еще в конце 1811 года к талышенскому хану явился посланный, который, рисуя яркими красками могущество и силу повелителя [10] Ирана, говорила, что шеститысячный корпус персидских войск придвинут уже к талышенским границам. Посланный спрашивал хана, которой из двух держав он намерен остаться верным: России или Персии? Мир-Мустафа уклонился от решения этого вопроса, одарил посланного подарками и обещал прислать ответ, но вместо того просил нашей помощи.

«Я неоднократно доносил вашему высокопревосходительству, писал между прочим хан талышенский ⁹, о чинении мне полной помощи, до ничего не получал, кроме милостивых обещаний; хотя милость ваша ко мне и ходатайство о пользах моих известны всем, но в вышесказанном случае медленность не знаю по какой причине происходит. Если ваше высокопревосходительство точно не считаете меня в числе подданных высочайшего двора российского и не признаете полезным сделать распоряжение о талышенском владении, подавая помощь непобедимыми войсками, то сделайте распоряжение, чтобы по ходатайству вашему я мог отправить одного из моих детей к высочайшему двору, дабы о себе получить распоряжение.... Последняя моя просьба есть та, чтобы вы, по милости вашей, назначив 400 или 500 человек непобедимого войска, под командою одного доверенного чиновника, отправили сюда, которые могли бы мне помогать на суше; служить же им провиантом и другими потребностями я могу».

Получив это письмо, маркиз Паулуччи предписал флота капитану 1-го ранга Веселаго по возможности усилить военными судами Саринский пост и, в случае нужды, оказать помощь хану со стороны моря. Посылку же пехотных войск в Талыши, по недостатку боевых сил, маркиз Паулуччи не признал возможным и в ответе своем хану, обещая помощь, не упомянул о присылке пехоты. Мир-Мустафа и его подданные были крайне опечалены отказом. В ожидании нашествия персиян и опасаясь за свою участь, жители Ленкорани оставляли город; торгующее купечество спешило перевезти свои товары на остров Сару; сельское население стекалось под защиту Сенгерской крепости, выстроенной капитаном 1-го ранга Веселаго; имущество хана перевозилось туда же. Собрав с судов 95 человек солдат и вооружив до 70-ти матросов мушкетонами, Веселаго решился защищать хана от всяких покушений персиян.

«Итак, доносил он, солдат с одним полевым 3-х фунтовым орудием, под командою лейтенанта Побединского, отправил в Ленкорань и велел расположиться при самой переправе, приняв [11] выгодную позицию со всех сторон. Но как переправа сия может быть ниже в морю, то на сей случай я поставил лодку с 3-х фунтовою пушкою и двумя фальконетами, под распоряжением мичмана Милюкова; матрос всех оставил в крепости под командою лейтенанта Коробки для занятия оной, в случае, если многочисленность неприятеля принудить Побединского оставить Ленкорань во владычестве неприятеля, то бы укрыться под стены крепости. Крепость сию вооружил я двумя 6-ти-фунтовыми пушками с корабля и одною 3-х фунтовою, поставленною на лодке, которая примыкает к самому правому флангу крепости со стороны морца».

Для защиты берегов от неприятельских киржимов (лодок) послан люггер «Горностай», с приказанием крейсировать от Ленкорани до Энзели. Брить «Ящерица» поставлен позади города, для воспрепятствования неприятелю прорваться в Ленкорань берегом, а бриг «Змея» расположен со стороны крепости и служил обеспечением отступления нашего в случае неудачи.

В таком положении Веселаго ожидал встречи с персиянами. Дорога, по которой шли они, вела одновременно: в Талыши, Карабаг и Шемаху, а потому трудно было решить, куда направится неприятель. Сознавая однако же слабость своего отряда, Веселаго просил главнокомандующего прислать ему в помощь хотя 200 человек пехоты ¹⁰. В помощи этой, впрочем, не оказалось надобности, так как персияне двинулись к Карабагу, куда звал их Джафар-Кули-ага ¹¹.

Узнав на дороге, что арестованный Джафар находится в Суд-тан-Буде, и желая освободить его, персияне, под начальством самого Аббас-Мирзы, подошли к Араксу и, переправившись через него, двинулись двумя колоннами: одна пошла к Шах-Булаву, а другая — в Султан-Буду.

В Карабаге наши войска были разбросаны незначительными отрядами: в Мигри находилось пять рот 17-го Егерского полка, по две роты стояло в м. Тугах в 45 верстах и в Геррусах — в 70 верстах от Шуши. В ротах, стоявших в м. Тугах, было на лицо всего 140 человек, которые и были отправлены на усиление шушинского гарнизона. Из Геррус тронуть рот не было возможности по неблагонадежности населения.

По первым сведениям о движении неприятеля полковник Живкович послал из Шуши к. Султан-Буду капитана Ильяшенко с [12] 4 офицерами, 200 рядовыми 17-го Егерского полка и с одним орудием. Выступив 1-го февраля и отойдя 30 верст от Шуши, отряд был встречен неприятельскими разъездами. Продолжая двигаться далее и подходя к Шах-булакским садам, наш отряд был встречен персидскою конницею в числе до 2,000 человек. Пробивая себе дорогу штыками, Ильяшенко успел занять Шах-Булак, но до Султан-Буда оставалось еще 30 верст. Персияне заняли все высоты и отрезали дорогу в отряд майора Джини.

Аббас-Мирза, между тем, со значительным числом войск подошел к Султан-Буду. В отряде его было 10,000 конницы, 8,000 пехоты, 11 орудий и 100 фальконетов, которыми командовали английские офицеры. Наш гарнизон состоял из 10 офицеров и 517 человек строевых нижних чинов Троицкого мушкетерского полка ¹².

1-го февраля стали сначала показываться из леса одиночные персидские всадники, а вслед затем Аббас-Мирза всеми своими силами атаковал наш отряд, построенный в каре у своих землянок. С обеих сторон закипел жаркий бой, среди которого много офицеров выбыло из строя убитыми и ранеными. Майор Джини был убит пулею в самом начале действий, и капитан Оловяшников ¹³, как старший из оставшихся офицеров, принял команду. Персияне несколько раз атаковали каре, но были отбрасываемы штыками; оба наши орудия были подбиты, зарядный ящик взорван. Вечером Аббас-Мирза прислал записку, писанную по-русски, в которой требовал сдачи.

Оловяшников был в раздумье и, казалось, не знал что предпринять. Бывший при отряде Мехти-Кули-хан карабагский убеждал его не сдаваться.

— Бог даст ночью, говорил хан, взяв солдат и пушки без тяжестей, или успею запереться в Шах-Булаке, или скрыться в лесу и тем в состоянии буду сберечь остатки солдат и сохранить пушки.

Сначала капитан Оловяшников как будто согласился дождаться ночи и не посылать ответа Аббас-Мирзе, но потом переменил свое намерение и на предложение Мехти-Кули-хана приготовиться к отступлению отвечал, что этого не сделает. Он просил хана удалиться из отряда и притом как можно скорее. [13]

— Вы должны уйти отсюда, говорил Оловяшников хану; я сам о себе позабочусь: ни в Шах-Булак, ни в другое крепкое место не пойду.

Опасаясь ответственности за то, что упустил Джафара, Оловяшников решился передаться неприятелю и просил Аббас-Мирзу поручиться, что если гарнизон сдастся, то не будет уничтожен. С письмом этим был отправлен унтер-офицер Лунев. Аббас-Мирза даль слово сохранить всем жизнь, и Оловяшников приказал отряду сложить оружие. Мехти-Кули-хан бежал в Шушу окольными путями и первый привез известие о печальной участи, постигшей батальон Троицкого полка.

Успех этот обрадовал Аббас-Мирзу и в первом порыве восторга он подарил Джафар-Кули-аге 15,000 туманов, отдал ему в управление Карадаг и обещал сделать его карабагским ханом. Преувеличивая значение одержанной победы и желая воспользоваться ее впечатлением на мусульманское население, Аббас-Мирза ринулся к Шах-Булаку и, присоединив к себ? блокировавшую его кавалерию, остановился 3-го февраля лагерем в полуверсте от этого местечка. Бывшие в его отряде англичане устраивали боевой порядок. Капитан Ильяшенко, начальник отряда, показывая вид, что готовится к встрече неприятеля, занял важнейшие пункты. С наступлением ночи, при участии преданного нам Ованеса-Юзбаши, Ильяшенко отправил через горы сначала бывшее при отряде орудие, а потом отступил и сам с отрядом. Двигаясь всю ночь форсированным маршем, он 4-го февраля достиг до крепости Шуши без всякого затруднения и потери ¹⁴.

Персияне заняли Шах-Булак, и Аббас-Мирза отправил посланного к Мустафе, хану ширванскому, с предложением присоединиться к нему, за что обещал дать ему 100,000 туманов и восстановить родственника его Селима на ханстве Нухинском. Мустафа не принял предложения и выставил свою конницу по реке Куре от Сальян до Зардоба, с приказанием не пропускать никого по бакинской дороге.

Между тем, как только маркиз Паулуччи узнал о вторжении персиян в Карабаг, он тотчас же вызвал к себе полковника Котляровского, составил для него сборный отряд в 1,500 человек и приказал ему, через новую Шемаху следовать форсированными маршами к Зардобу. Прибыв на границу Карабага, Котляревский нашел дела в крайне расстроенном положении. Недоверие к [14] нам жителей после печального дела батальона Троицкого полка и наконец, внушения, делаемые персиянами, что мы бессильны защитить население, не располагало карабагцев в нашу пользу; народ искал первого случая, чтобы передаться неприятелю. Селение Туг, с некоторыми жителями других деревень — всего до 200 домов — передалось на сторону Джафара-Кули-аги и намерены были уйти за Аракс. Котляревский принужден был потребовать от хана, чтобы все селения, лежавшие вблизи Аракса, были переселены ближе к Шушинской крепости, а с тех, которых нельзя переселить, были бы взяты аманаты из лучших семейств ¹⁵. Несмотря на эти меры, жители, скрываясь по лесам, ожидали прибытия Аббас-Мирзы, который, в виду движения русских войск, хотя и отступил за реку Аракс, но обещал не позже как через два месяца придти опять и выгнать русских из Карабага. Хвастливое обещание это заставило Котляровского предпринять экспедицию на Аракс, хотя он сознавал всю трудность подобного предприятия и имел весьма малую надежду на успех. Но «цель моя, доносил Котляревский ¹⁶, состоит в том, чтобы, пренебрегая всякие трудности, переправиться за Аракс, разбить неприятеля, возвратить, сколько можно, карабагцев, в прошедшее время угнатых, и отбить скота; но ежели бы со всем усилием имел я малый успех, то и одно оказательство, что мы не слабы, принесет пользу, ибо карабагцы получат к силе нашей доверие, неприятель и другие неприязненные народы не будут мыслить, что дело батальона Троицкого полка совершенно нас остановило, и мы избавимся чрез то внутренних врагов, коими наполнен теперь Карабаг.»

Оставив необходимые посты на р. Куре, Котляревский приказал полковнику Живковичу выступить 14-го марта из Зангезурского округа с двумя ротами (250 человек) егерей и одним орудием. Присоединив к себе находившегося в Шуше мажора Дьячкова с отрядом в 200 человек пехоты, Живкович должен был сделать в сутки 70 верст и 15-го числа занять на р. Араксе известный в то время Худо-аферинский мост, исправленный персиянами для собственной переправы.

Сам Котляревский, с отрядом, состоявшим из 1,271 человека строевых чинов пехоты, 200 казаков и трех орудий ¹⁷, [15] выступил 12-го марта из лагеря на р. Куре и предполагал, двигаясь форсированным маршем, быть близ Худо-аферинского моста 15-го числа.

На пути следования Котляревский развеял партию персиян, ворвавшуюся в Карабаг для грабежей. Ночью, 13-го числа, выступив из лагеря при р. Ханашине, он разбил Джафар-Кули-агу, возвращавшегося с карабагцами от Аскарани и наткнувшегося на наш арьергард. В урочище Дашкесан Котляревский взял из отряда роты Кабардинского полка без орудий, всех казаков и несколько татар и двинулся с ними к переправе Саржанлы, в 30 верстах ниже Худо-аферинского моста. Прибыв к переправе перед утренней зарей, Котляревский настиг здесь жителей селения Туг, остановил их и под конвоем возвратил в. Карабаг.

Прибыль воды в р. Араксе от дождей и оттепели сделала переправу в брод невозможною. Батальон Севастопольского полка, посланный под командою майора Писемского к переправе Султанлу, выше Саржанлинской в 10 верстах, не нашел возможным переправиться в брод. Тогда Котляревский пошел со всем отрядом к Худа-аферинскому мосту, в полном убеждении, что он занят полковником Живковичем, но, к удивленно своему, не нашел там его, и мост оказался разрушенным персиянами. Прибыль воды в ручьях и речках задержали Живковича. Остановившись с отрядом на р. Топчак, Котляревский послал приказание Живковичу присоединиться к нему как можно скорее, что и было исполнено 16-го числа.

В тот же день Котляревский узнал, что в местечке Кыз-Кала, считавшемся у персиян неприступным, находится много скота, защищаемого 150 человеками отборных куртинцев. Котляревский тотчас же отправил майора Троицкого полка Подревского с 200 человек пехоты и несколькими казаками, который и отбил до 10,000 штук разного скота. Вернув еще три армянские деревни из числа уведенных Аббас-Мирзою, Котляревский 17-го числа двинулся обратно в Карабаг, сделав в трое суток 220 верст ¹⁸. Хотя экспедиция эта, доставившая Котляровскому орден св. Анны [16] 1-й степени и столовых денег по 1,200 руб. асс. ¹⁹, и не имела блестящих результатов, но цель ее — ободрить жителей Карабага и доказать, что мы в состоянии защитить их, была достигнута. До 400 семейств бежавших и увлеченных персиянами возвратились в свои жилища. Жителям селений, находившимся по ту сторону Аракса, было объявлено, что всякий, вторгнувшийся в Карабаг для грабежа или с возмутительными письмами, будет повешен ²⁰. Объявление это однако же не вполне подействовало, и алчность туземцев к деньгам преодолевала угрозы. По Карабагу вскоре стали распространяться возмутительные письма и разного рода прокламации. Те, которые были захвачены нами, указывали на сношение с персиянами самого Мехти-Кули-хана, на желание его, а главное его матери, передаться на сторону персиян. Братья хана были точно в такой же переписке, и один из них думал уйти в Карадаг со всеми своими подвластными. Зорко следя за всеми действиями Мехти-Кули- хана, Котляревский, под благовидным предлогом оставил в Шуше его брата, задержал его мать, а с жителей взял аманатов из числа самых почетных фамилий. Столь крутые меры он признавал необходимыми по крайней ограниченности своих боевых средств, усилить которые не представлялось никакой возможности, в виду возмущения, вспыхнувшего в Грузии.

Н. Дубровин.

(Продолжение будет).

Комментарии

1. См. «Военный Сборник» 1879 г., № 4-й.

2. Впоследствии была арестована и привезена в Тифлис мать Джафара, Хейр-Ниса-бегюм. Маркиз Паулуччи предложил ей или немедленно отправиться на вечное пребывание в Россию или заплатить в казну 150,000 руб. сер., т. е. ту сумму, которая получена была сыном ее от персидского правительства. Если требование это будет исполнено, то главнокомандующий обещал дать ей паспорт на выезд заграницу, куда она пожелает. Арестованная женщина охотно согласилась отдать в казну все свои драгоценности, с обязательством пополнить деньгами до 150,000 рублей, если представленные вещи оказались бы нестоящими требуемой от нее суммы. Для оценки их, по приказанию маркиза Паулуччи, была составлена особая комиссия, под председательством Котляровского, из двух штаб-офицеров, двух чиновников по назначению Мехти-Кули-хана карабагского, и одного по выбору матери Джафара. Вещи эти были оценены в 20,000 рублей, и так как Хейр-Ниса-бегюм не могла уплатить остальной суммы, то, и предположено было отправить ее на жительство в Воронежскую губернию. Мера эта не была приведена в исполнение потому, что в мае 1815 года Джафар просил о помиловании и добровольно возвратился в Карабаг с 300 подвластных ему семейств, удалившихся вместе с ним заграницу. Джафар был прощен и вместе с матерью водворен на жительстве в Карабаге.

3. Письмо Джафара, приложенное к рапорту полковника Живковича от 21-го января 1812 г. № 34.

4. Подробности об этом см. «Военный Сборник» 1875 года № 9-й, стр. 49 и 50.

5. В письме от 9-го января 1812 г. № 39.

6. Рапорт майора Афанасьева главнокомандующему от 8-го января 1812 года, № 10.

7. Письмо маркиза Паулуччи хану ширванскому, 9-го января 1812 г. № 37.

8. В письме от 15-го января 1812 г. № 65.

9. В письме на имя Тормасова, полученном 13-го ноября 1811 года.

10. Предписание главнокомандующего генерал-майору Репину 39-го января 1812 г. № 102.

11. Рапорт капитана 1- го ранга Веселаго 22-го января 1812 г. № 62.

12. Рапорт генерал-майора князя Орбелиани от 2-го апреля 1812 года. Рапорт главнокомандующего военному министру 21-го марта 1812 г.

13. Тот самый, который конвоировал Джафар-Кули-агу.

14. Рапорт полковника Живковича маркизу Паулуччи 4-го Февраля № 63.

15. Рапорт Котляровского маркизу Паулуччи 8-го марта 1812 г. № 40.

16. Маркизу Паулуччи от 12-го марта 1812 г. № 43.

17. Собственно в отряде Котляровского находилось:

18. Рапорт Котляровского маркизу Паулуччи 22-го марта 1812 г. № 74.

19. Известно о получении награды дошло до Котляровского только в феврале 1813 года. Объявить об этом досталось на долю нового главнокомандующего генерала Ртищева. «Имевши в виду, писал он Котляровскому, высочайше поведение, сообщенное мне через военного министра, и желая, чтобы вы безотлагательно украсили себя сим знаком отличия, с толикою похвалою вами заслуженным, посылаю при сем мой собственный орден в знак истинного моего к вам усердия и позволяю вам, возложив оный на себя, носить по установленному порядку» (См. Акт. Кавк. Арх. Ком. Т. V. № 527).

20. Обвещение Котляровского 19-го марта № 59.

Текст воспроизведен по изданию: Маркиз Паулуччи в Закавказье (Материалы для истории войны и владычества русских на Кавказе) // Военный сборник, № 5. 1879