ДУБРОВИН Н. Ф.

ИСТОРИЯ ВОЙНЫ И ВЛАДЫЧЕСТВА РУССКИХ НА КАВКАЗЕ

TOM IV.

XII.

Сосредоточение персидских войск у Тавриза. — Причины тому. — Враждебные действия эриванского хана против России. — Кончина армянского патриарха Гукаса. — Споры и борьба партий при избрании католикоса. — Уверенность Иосифа Аргутинского, что он будет преемником Гукаса. — Избрание Даниила верховным патриархом всех армян. — Старания Иосифа воспрепятствовать этому выбору. — Требование петербургского кабинета. — Согласие Порты утвердить католикосом Иосифа. — Отъезд его в Астрахань. — Просьба о наградах. — Прибытие Иосифа в Тифлис, болезнь и кончина его. — Интриги архимандрита Георгия. — Ложное духовное завещание Иосифа. — Избрание духовенством Даниила преемником Иосифа. — Архиепископ Давид, при содействии хана эриванского и нескольких лиц, ему преданных, провозглашает себя верховным патриархом всех армян.

В то время, когда шли самые горячие переговоры о вступлении Имеретии в подданство России, до князя Цицианова стали доходить слухи о сборе значительного числа персидских войск у Тавриза (Князь Цицианов князю Чарторижскому от 25-го апреля 1804 г., № 194. Арх. Мин. Иностр. Дел, 1-13, 1803-1812 гг., № 7.). Скоро сделалось известным, что в этот город прибыл из Тегерана, вместе с царевичем Александром, сын Баба-хана и его наследник Аббас-Мирза (Он известен был также под именем Шах-Задэ, что вообще означает принца или родственника шаха.), успевший, как увидим ниже, собрать с разных сторон до 40,000 человек вооруженных персиян. С тех пор, как русские войска [207] перевалили через главный хребет Кавказских гор и власть русского правительства стала распространяться в Закавказье, персидский владетель Баба-хан (впоследствии царствующий Фет-Али-шах) с беспокойством смотрел на это неприятное для него соседство, противоречащее властолюбивым его видам.

С прибытием князя Цицианова, могущественное влияние России над тамошними народами, сделавшись определенным и решительным, заметно возрастало.

С падением Ганжи, мусульманские ханы, находившиеся на восток от Грузии, один за другим искали покровительства России, а лежащие на запад христианские владения: Имеретия, Мингрелия и Гурия приняли уже подданство и даже абхазский владетель Келиш-бек склонялся на сторону России и искал ее покровительства.

Баба-хан всеми возможными средствами, хотя и безуспешно, старался противодействовать влиянию России и ее новым приобретениям. Собственные неудачи и успех противников только усиливали гнев властителя Персии, искавшего лишь повода к тому, чтобы открыть военные действия против России. Поводом к тому была просьба эриванского хана защитить его от притязаний России, вызванных вмешательством хана в дела армян по поводу избрания ими верховного патриарха.

Осенью 1799 года патриарх армянского народа Гукас лежал на смертном одре, и все ожидали скорой его кончины. Вопрос, кто будет его преемником, волновал многих и в особенности тех, кто рассчитывал заступить его место. В числе их прежде других был архиепископ Иосиф (из фамилии князей Аргутинских), управлявший армянскою церковью в России.

Надеясь на сильную поддержку русского правительства, он рассчитывал побороть все препятствия, отстранить всех соперников и быть избранным католикосом, или верховным патриархом армянского народа. Имея многочисленных и влиятельных родственников среди грузинских армян, Иосиф вел деятельную переписку, как с ними, так и с некоторыми епископами, жившими. в Эчмиадзине — резиденции католикосов. [208] Переписываясь со всеми друзьями, он приучал их к мысли, что кроме его никто не может заменить патриарха и только он один в силах извлечь армян из того рабства, которое испытывают они, находясь под властью магометан. Иосиф мечтал об образовании самостоятельного армянского царства, и многие верили в возможность осуществления его широких замыслов. Хотя события последних лет царствования Екатерины II охладили сочувствие армян к Иосифу, но среди их находились еще немногие лица, верившие в его силу. Такие лица, естественно, желали иметь его во главе духовенства и сообщали ему обо всем, происходившем в Эчмиадзине.

«Вот уже глава наш и владыка (патриарх Гукас) стар и опасно болен», писал Иосифу архиепископ Давид Карганов (Из Эчмиадзина от 27-го ноября 1799. «Кавказская Старина» 1873, стр. 95.), «а время ныне смутное, и в стране нашей нет мира. Хотя мы уверены, что пока пастырь наш жив, мы можем с твердостью перенести все невзгоды, как уже не раз с терпением переносили и пред сим. Так как все мы смертны, а в особенности при такой старости, в какой находится наш владыка, то не можем скрыть, что престол наш (эчмиадзинский) лишен подобных вам пастырей, которые достойно бы заменили нам отца. Посему мы в недоумении и без вас не в состоянии ничего решить, тем более, что нам неизвестно ваше мнение: желаете ли приехать в наши страны или нет? Все это необходимо мне знать, дабы согласно тому и действовать. И хотя, быть может, мы умрем раньше чем тот, кончины которого мы ожидаем, но во всяком случае сообщите мне ваши мысли, дабы если Всевышнему угодно было продлить нашу жизнь и что-нибудь такое случится (кончина патриарха), то я, уже заручившись вами, мог бы смело действовать в вашу пользу.»

Иосиф, конечно, уполномочил Давида хлопотать об его избрании в Эчмиадзине и вместе с тем счел полезным заручиться тем же в Грузии и Константинополе. Он просил царя, его сына и многих грузинских князей, чтоб они настояли на [209] избрании его католикосом и писал константинопольскому патриарху Даниилу, будто бы получил множество писем из Грузии и из Эчмиадзина, которыми приглашают его «принять ярмо правления святого престола и быть наготове, дабы при получении известия о переходе блаженного (Гукаса) из жизни земной в небесную, не теряя времени, поспешить присутствовать в святом престоле и быть попечителем в деле охранения Эчмиадзина от треволнений, постоянно учиняемых в тех странах варварством деспотов Персии». (Письмо Иосифа Даниилу 1-го февраля 1800 года, «Кавк. Старина». Под видом смирения и уступки общему желанию, Иосиф говорил, что готов принять патриарший сан, хотя и сознает, что для этого он должен принести в жертву свой покой и безопасность.)

— Если возлагают надежды на меня, говорил Иосиф, и жалостным голосом призывают меня на управление святым престолом, то на сколько сердце мое должно быть окаменелым, чтобы сопротивляться и не поспешить к ним; и на сколько я должен быть самолюбивым, чтобы не принести себя в жертву служению святой моей матери (армянской церкви), которая меня родила и воспитала и по милости которой я достиг настоящих почестей и славы? Разве не следовало уступить мольбам этих убогих?

Не убогие, а собственное честолюбие заставляло архипастыря армян, живших в России, расчистить себе путь к званию католикоса. Иосиф писал многим влиятельным константинопольским армянам, что имеет твердое намерение вступить на эчмиадзинский патриарший престол, и обещал воздвигнуть крепость против насилия и варварства врагов Христа. Считая нелишним упомянуть о расположении к нему русского Императора, о своем значении и силе, Иосиф надеялся, что единодушная нация, имея во главе своей духовенство и вельмож, при помощи императорских милостей, воздвигнет дом и станет его поддерживать. На этом основании он просил константинопольского патриарха Даниила «пригласить свою паству к любви и единодушию», при которых только и можно поднять на ноги армянскую нацию и дать ей ту самостоятельность, о которой [210] мечтал Иосиф. Все это писал он, не зная, что 27-го декабря 1799 г. патриарх Гукас скончался и преемник ему уже избран собором эчмиадзинского духовенства.

На другой день по совершении обряда погребения, т. е. 29-го декабря, было приступлено, по уставам и древнему обычаю армян, к избранию преемника усопшему. Для этого, по распоряжению старшего из архиепископов, Минаса, созван был собор из духовных и светских, заседания которого происходили в главном храме. Минас просил собравшихся рассуждать со смирением и сдержанностью и предлагать кандидатов с благоразумием. Собравшиеся молчали и, переглядываясь друг с другом, не решались назвать ни одного епископа в преемники патриарху.

Наконец, после долгого молчания епископ Степан предложил избрать в католикосы константинопольского патриарха Даниила.

— Все ли согласны на такой выбор? спросил Минас.

Собравшиеся отвечали утвердительно.

— Не спешите давать окончательное мнение, заметил Минас, — оглянитесь и припомните всех достойных епископов, как из эчмиадзинских братий, так из епархиальных и других отсутствующих, и затем изберите двух, для того, что если один из них откажется, то другой мог бы быть возведен в сан католикоса. Что касается Даниила, то он недавно избран в константинопольские патриархи, и быть может тамошние соотечественники наши, питая к нему любовь, не захотят отпустить его.

Слова эти развязали язык собравшимся. Видя, что Минас считает решение избрать Даниила несколько поспешным, многие из присутствовавших стали предлагать других кандидатов. Одни указывали на архиепископа Иосифа, другие предлагали Галуста, епископа джульфинского, архиепископа Ованеса и других. Каждый из предложенных кандидатов имел свою партию, выставлявшую заслуги своего клиента и ослаблявшую влияние противной стороны.

Наиболее сильная партия была на стороне Даниила и самая [211] слабая — архиепископа Иосифа. Долгие и горячие споры не приводили ни к какому результату, и епископ Минас вынужден был распустить собрание.

— На сегодня достаточно и того, сказал он, что говорилось; остальное отложим до завтра, дабы каждый из вас лучше обдумал кого предложить, а завтра соберемся опять.

На следующий день, 30-го декабря, собравшиеся вновь предложили избрать Даниила.

— Выбор его и вчера был одобрен, заметил Минас, и достоинства его мы все поддерживаем; выберите второго.

Тогда, по наущению архиепископа Давида (Карганова), был снова назван Иосиф.

— Я не желаю, сказал Минас, — упоминать даже имени Иосифа, потому что, хотя он и достоин сана католикоса, но опасен. Он вместе с русскими войсками принимал большое участие в войне против турок, участвовал в сражениях в Крыму и превратил турецкую мечеть в христианскую церковь, Его враждебные действия против Персии дошли до того, что властелины Ирана спрашивали католикоса Гукаса о причине таких поступков Иосифа, и Гукас, из боязни подвергнуть ограблению Эчмиадзинский монастырь, принужден был отвечать, что Иосиф, как самостоятельный епископ над армянами, живущими в России, ему не подчинен. В виду этих обстоятельств не следует помышлять об избрании Иосифа, ибо мы тем вооружим против армянской нации две сильные державы, Персию и Турцию.

Слова Минаса были поддержаны противниками Иосифа, доказывавшими, что избрание его католикосом принесет только одни бедствия армянам.

— Большая часть армян, говорили они, живет в турецких владениях, затем остальные находятся под властью Персии, и лишь самая незначительная часть обитает в России. Турецкому правительству известно, что архиепископ Иосиф в последнюю войну России с Портой (с 1787-1792) находился в русской армии, был в Бендерах, Измаиле, Яссах и других местах. Хотя он посещал эти места с единственною целью утешить христианское население и преимущественно [212] армян, но Порта смотрит на эти посещения иначе и знает о горячей преданности Иосифа России. С другой стороны, с открытием военных действий с Персией (в 1796), архиепископ Иосиф также находился безотлучно в русском лагере, был в Дербенте, Шемахе и Ганже, где обнадеживал армян покровительством России. Персияне знали о такой деятельности Иосифа и угрожали нам разными бедствиями. Между тем, Иосиф, объявлял тогда о своем непременном желании прибыть на поклонение первопрестольному храму Эчмиадзинскому, но с возвращением русских войск в пределы Империи, ушел вместе с ними, оставив нам одно только сожаление. Не умолчим и о том, что покойным патриархом он был два раза приглашаем в обитель для занятия высших должностей, но оба раза уклонился от принятия предложения, опасаясь, вероятно, свирепства иноземной власти. Точно также и теперь Иосиф, быть может, не захочет оставить Россию и не согласится перейти во владение противников веры христианской, и тогда к чему избирать его? Избрание его патриархом, без сомнения, навлечет только притеснение персиян Эчмиадзинскому монастырю, а с тем вместе и всем армянам, живущим в Эриванском ханстве.

Армяне не могли простить Иосифу вмешательства в политические дела, навлекшего им много бедствия. Они справедливо говорили, что Иосиф напрасно волновал народ и своими действиями восстановил персиян и турок не только против себя, но и против всей армянской нации. Защитники же Иосифа доказывали, что избрание его на патриарший престол будет приятно петербургскому кабинету, и потому армяне могут рассчитывать на могущественное покровительство России. Доводы эти были признаны недостаточно убедительными; вопрос об избрании Иосифа был окончательно решен не в его пользу, и архиепископ Минас предложил избрать других кандидатов. Тогда Давид, видя, что старания его в пользу Иосифа не осуществились, стал интриговать в свою пользу, и его приятель епископ Степан выступил со своим предложением.

— Мы желаем, сказал он, выбрать кого-нибудь из [213] эчмиадзинских братий, а чуждые нам не нужны, и мы их признавать не будем.

— Кто из единоверцев наших нам чужд? спросил Минас. — Неужели все дети армянской церкви не едины? Если армяне, живущие вдали от нас, чужды вам, то зачем имеете с ними сношения, зачем посылаете к ним уполномоченных за сбором денег? Перестаньте же употреблять слово «чуждый нам».

— Есть у нас и среди монастырских братий, продолжал Степан, достойные патриаршего сана: изберите их.

— Кто именно? спросил Минас.

— Епископы Давид и Барсег.

Последний отказался, но Давид промолчал. Хитрый, смелый и властолюбивый, он рассчитывал на силу и влияние своих родственников; и еще за год до кончины католикоса Гукаса стал видимо интриговать и переписываться со всеми находившимися вне Эчмиадзина армянскими епископами и влиятельными людьми. Руководя большинством эчмиадзинской братии, Давид надеялся и на поддержку своих товарищей; но, зная его характер, большинство духовенства оказалось не на его стороне, и собор приступил к перечислению других имен. Продолжительные прения, споры и борьба мнений были причиной, что собор принужден был собираться несколько раз, прежде чем постановил окончательное решение. Наконец были избраны два кандидата: константинопольский патриарх Даниил и епископ Ефрем, находившийся в России (Подробности относительно избрания Ефрема см. «Кавказскую Старину», стр. 99.).

— Все ли согласны с этим выбором? спросил Минас.

Присутствующие отвечали утвердительно, подписали избирательный акт и приложили к нему печати; молча приложил свою печать и архиепископ Давид. Он помышлял теперь о том, как бы занять место Даниила и вступить на престол константинопольского патриаршества. С этою целью Давид стал хлопотать, чтоб его отправили в Царьград с приглашением Даниила принять католикосство и приехать в Эчмиадзин. При [214] помощи интриг он достиг своей цели, и эчмиадзинское духовенство отправило Давида, чтобы по установившемуся издавна обычаю испросить фирман Порты, утверждающий Даниила верховным патриархом всего армянского народа.

16-го января 1800 года Давид выехал из Эчмиадзина и чрез Карс отправился в Константинополь. Он вез с собой избирательный лист и два письма эриванского хана, из коих в одном он просил Порту о скорейшем утверждении Даниила, а другим приглашал вновь избранного патриарха прибыть в Эчмиадзин (Историческая записка об обстоятельствах армянской церкви. Арх. Мин. Иностр. Дел, III — № 23.).

Одиннадцать дней спустя после отъезда Давида, приехали в Эчмиадзин посланные от царя Грузии, князь Иосиф Бебутов и протоиерей Тер-Аракел. Они привезли с собою коллективное письмо от армян, живших в Грузии, письма от царя Георгия XII и его наследника царевича Давида. Писавшие единогласно просили избрать верховным патриархом архиепископа Иосифа, как человека лично известного русскому Императору. Князь Бебутов и протоиерей Тер-Аракел предлагали, чтобы духовный собор, до утверждения и прибытия Иосифа, поставил хранителем патриаршего престола архиепископа Минаса, некогда бывшего в России. Эчмиадзинское духовенство уступило настояниям прибывших и отправило в Константинополь второго посланного с письмом, в котором предлагало тамошним армянам утвердить избрание Иосифа патриархом, как архиепископа, имеющего на то право по старшинству (Перевод письма армянских меликов Иосифу от 9-го февраля 1800 года.). Наконец, 31-го января был отправлен еще третий посланный с письмами, в которых эчмиадзинские братья сообщали Даниилу подробно все происшедшее и об интригах Давида. Вместе с тем, опасаясь борьбы партий и не сомневаясь в том, что ходатайство русского правительства за Иосифа будет уважено Портой, эчмиадзинский синод просил о скорейшем отпуске Иосифа из России, дабы прибытием своим в Эчмиадзин он положил конец всем спорам и волнениям. [215]

Между тем, в конце января, известие о кончине патриарха Гукаса достигло до Константинополя, и хотя не было еще получено официального уведомления об избрании ему преемника, но из полученных писем армяне знали, что в Эчмиадзине не достигнуто единогласного решения и что избрано несколько кандидатов. В числе их первым называли Даниила, приверженцы которого стали деятельно трудиться над усилением своей партии. И здесь, точно так же, как в Эчмиадзине, возникла борьба двух враждебных лагерей, борьба тем более ожесточенная, что с тех пор, как армяне лишились своих царей, они смотрели на католикоса, как на верховного главу не только по делам духовным, но и политическим. Узнав, что в числе кандидатов находится и архиепископ Иосиф, константинопольские армяне, хотя и не отрицали того, что он пользуется расположением простого народа, но утверждали, что он ни в каком случае не будет утвержден турецким правительством, как человек, живший все время в России и заведомо приверженный к русскому правительству. Это последнее обстоятельство особенно беспокоило Иосифа.

— Я не виноват, говорил он, что живу в России. Я и здесь не остался бездельником, напротив, принес много пользы нации, религии и святому престолу. Я был рабом моей матери (церкви), наследником и женихом ее и никогда не хотел быть слугою Даниила или других. Кто бы ни был из них избран, я не намерен признать его католикосом. Я желаю, чтобы святой престол увидел того, о ком он так долго мечтает. Я приготовился принести себя в жертву нации и престолу, я желаю украсить святой Эчмиадзин мудростию, знанием и всяким благочинием.

После подобных слов Иосиф не без удивления узнал, что первым кандидатом на патриарший престол избран Даниил.

«Брат наш архиепископ Ефрем, писал он в одном из писем, еще 19-го сентября 1799 года сообщил нам, что святейший патриарх прислал его в Россию собственно для нашей пользы, что сам он (католикос) недолго может жить, что как его святейшество, так и все братство расположены [216] лишь ко мне, что святой престол, по всей справедливости, принадлежит нам, что я им пастырь и отец. После сего, как же осмеливаются избирать на наше место другого?»

«Странное обстоятельство! писал он в другом письме (Архиепископу Минасу, 23-го февраля 1800 г. «Кавказская Старина», 103.), ибо вот уже два года, как по этому вопросу (об избрании его в католикосы) со мною переписываются из Грузии, Эчмиадзина и из Константинополя. Кроме того, Ефрем два раза писал мне, что он затем приехал в Россию, дабы после кончины патриарха возвести на этот престол меня, что взоры всех обращены на меня и т. д. Наконец, в подобном же смысле писали мне и первостепенные епископы Эчмиадзина. Следовательно, после подобных речей не следовало эчмиадзинскому братству на ряду с нашим именем ставить и имя такого, который принесет бесчестие святому престолу и всей нации.»

Утверждая, что Россия и Грузия никого кроме его не признают католикосом, Иосиф присовокуплял: «неужели они (турецкие армяне) полагают, что, прося их голоса, я при отрицательном их ответе отстал бы от своего домогательства... И если они покойному католикосу Гукасу не могли повредить, то что в состоянии сделать мне, тем более, что я руковожусь такими благими намерениями.» Опасаясь, чтобы какая-нибудь случайность не имела места в избрании его верховным патриархом, Иосиф отправил в Константинополь преданного ему монаха Карапета, поручив ему убедить Даниила отказаться от избрания. «Патриарх (Даниил), писал Иосиф Карапету (От 12-го апреля 1800 г. «Кавказская Старина» 1873 г., 148 и 149.), не имеет права выдвинуться вперед и повелевать мною. Если всякий из патриархов, не оказав еще достаточных заслуг нации и церкви, станет домогаться сана католикоса, то на какой конец существуют заслуги и какое их значение?.. Пусть преосвященный патриарх сочтет себе за честь и славу, что он в мои дни будет считаться патриархом великого града (Константинополя)...»

Снабженный многими письмами к разным лицам, Карапет [217] отправился в столицу султана, когда там происходила самая ожесточенная борьба партий. 8-го марта архиепископ Давид приехал в Константинополь, и представители армянской нации явились немедленно к патриарху Даниилу узнать, желает ли он принять на себя сан католикоса. Даниил отвечал уклончиво и тем дал новый повод к пререканиям и спорам... Армяне постановили было избрать кесарийского епископа Стефана, но родственники его отклонили этот выбор. Тогда Даниил, отказываясь сам от сана католикоса, предложил избрать архиепископа Варфоломея никомидийского. Собрание одобрило предложение, но прибывший в Константинополь эчмиадзинский епископ Галуст (Епископ Галуст год тому назад уехал из Эчмиадзина в Турцию для сбора доходов, принадлежащих монастырю.), желая быть избранным в католикосы и будучи недоволен этим выбором, отправился в церковь, собрал народ, произнес возмутительную речь и предал анафеме как Даниила, так и Варфоломея. Армяне потребовали немедленного удаления Галуста и отправления его в ссылку, но пока Даниил испросил фирман Порты, Галуст успел скрыться.

Волнение народа продолжалось; Порта предписала произвести выборы немедленно, а между тем Варфоломей, полагая, что своим согласием вызовет новые серьезные столкновения, поспешил отказаться от сана католикоса. Тогда константинопольские армяне решились избрать католикосом Даниила. Последний долгое время отказывался и согласился только тогда, когда получил настойчивую просьбу эчмиадзинского духовенства. «Аще ты, писали епископы, не прибудешь к нам, то руци наши на омете твоем останутся до дня страшного суда.»

Потребовав избирательный лист, Даниил написал на нем: «Из человеколюбия по Бозе, усердно повинуюсь добровольному единогласному молению собратий св. Эчмиадзина, благочестивых начальников и народа великой столицы Константинополя и всей армянской нации — чад св. Григория Просветителя, принимаю я на себя иго труда и служения светоносной кафолической церкви эчмиадзинской, матери нашей. Даниил архиепископ и патриарх.» Все отправились в патриаршую церковь, где архиепископ [218] Давид при многочисленном стечении народа провозгласил: «Яко избрал и приял еси блаженнаго и святейшаго патриарха нашего Даниила», и поцеловав у него руку поздравил верховным патриархом всего армянского народа. С своей стороны Даниил, с согласия народа, провозгласил Давида титулярным константинопольским патриархом, надел на его руку свой перстень и отдал ему свой посох и фелонь (ризу).

30-го апреля Давид должен был отслужить торжественную обедню и надеть на себя кафтан, обыкновенно жалуемый Портой всем вступающим в должность константинопольского патриарха. Партия архиепископа Иосифа воспользовалась этим торжеством и произвела новое замешательство. Епископ Ованес Палатский подговорил скрывавшегося Галуста помешать успеху Давида. Чуть свет прибыв в церковь, Галуст стал на месте, назначенном для нового патриарха, и не уступал его Давиду. Люди Давида насильно стащили с места Галуста и нанесли ему удар по лицу. Такое происшествие в церкви возбудило всеобщее неудовольствие, и собравшиеся заставили Давида оставить церковь, а Галуста провозгласили патриархом. Порта не признала законным насилия толпы и, арестовав Галуста и его сторонников, назначила Ованеса Палатского титулярным патриархом константинопольским. Последний стал деятельно хлопотать в пользу Иосифа и тем легче достиг своей цели, что Порте заявлено было желание русского правительства видеть Иосифа верховным патриархом всех армян.

В то время, когда в Константинополе вопрос об избрании патриарха не был еще окончательно решен армянами, сторонники Иосифа советовали ему исходатайствовать повеление Императора нашему посланнику, чтоб он принял меры и «уничтожил при здешнем (турецком) дворе старание недостойных особ к наследованию престола» (Письмо Иосифу, подписанное девятью лицами, от 31-го января 1800.). Те же лица просили Иосифа отправиться как можно скорее в Эчмиадзин и тем прекратить интриги. «Если вы умедлите отъездом вашим, писали они, тогда недостойные люди, может быть, подкреплены будут турецкою [219] властью, которая входит в сие для интереса, и наше желание исчезнет.»

Предыдущие примеры указывали, что при избрании патриарха деньги всегда играли весьма значительную роль. Верховные визири из-за подарков, не обращая внимания на желание армянского народа; утверждали того, кто больше платил. Такое корыстолюбие, ограничивавшее право армян выбрать патриарха соборным постановлением и по своему желанию, не могло быть допущено нашим правительством, и Император Павел I поручил своему посланнику в Константинополе строго следовать справедливости и не допускать нарушения прав армянской нации.

«По случаю избрания армянским народом патриарха, писал он тайному советнику Тамаре (В рескрипте от 16-го марта 1800 года.), «старайтесь дабы Порта не опровергнула в сем случае права, оному народу данного и через сие предупредить избрание в оное достоинство человека недостойного, который через происки и деньги может достать сан, от общего согласия армян единственно зависящий. О сем объяснитесь дружелюбно с министерством турецким.»

Строго следуя такому приказанию, Тамара не принимал никакого участия в выборе патриарха, и не смотря на свои письма нашему посланнику, Иосиф узнал, что константинопольские армяне остановились на избрании Даниила. Это известие глубоко оскорбило Иосифа. Человек в высшей степени самолюбивый и самонадеянный, он считал себя незаменимым.

— Неужели израильтяне (то есть армяне), спрашивал он в самозабвении, оставив своего Бога, бегут покланяться мошкам?

Ход дел допускал возможность подобного бегства, и Иосиф решился обратиться к содействию нашего правительства.

Он писал С. Л. Лошкареву, что константинопольские армяне, избрав Даниила, по прежним примерам, для получения согласия Порты и диплома отправили уже от себя нарочного к визирю. Но как, по отсутствию визиря, необходимо было более сорока дней (?), чтобы получить от него окончательное решение, то [220] Иосиф просил министерство воспользоваться этим временем и исходатайствовать у Императора, «как главы христианской церкви», утверждение его патриархом и дозволение отправиться в Эчмиадзин. Подкрепляя свои права разного рода документами и выставляя Даниила человеком неспособным и мало преданным русскому правительству, Иосиф скоро достиг желаемого. Зная лично Иосифа и будучи расположен к нему, император Павел I поручил Тамаре стараться склонить константинопольское духовенство и армян в пользу Иосифа и исходатайствовать фирман на утверждение его патриархом армянского народа. Как только Иосиф узнал о таком решении Императора, он считал избрание свое делом решенным.

— Подрясник Иосифа уже готов, говорил он с уверенностью и самодовольством. — Вся распространенная по лицу земли нация наша связана со мною истинною любовью, и я твердо уверен, что она пригласит меня на эчмиадзинский престол.

Еще воля императора не достигла до нашего посланника в Константинополе, а Иосиф уже распоряжался как утвержденный патриарх: он требовал, чтоб ему каждую субботу доносили о состоянии монастыря и прислали реестр вещам, которые необходимо купить для престола и братии. Сообщая архиепископу Минасу, что Император Павел назначил его патриархом, а царь Грузии просит поспешить приездом, Иосиф прибавлял, что приглашение высших лиц мира сего «считаю делом второстепенным, желая избегать всяких с моей стороны насилий при вступлении на престол. Посему я последовал нашему народному обычаю: желаю, чтобы нация избрала меня, а я — нацию... На основании высочайшего повеления властелина целого земного полушария я полагаю, что ни вельможи не в состоянии сопротивляться, ниже патриарх Даниил осмелится прикоснуться к сему престолу... Если Св. Дух удостоит меня святого престола, то нахождение Даниила в должности константинопольского патриарха следует считать для пего счастливым предопределением Всевышнего.»

Так выражался Иосиф о своем сопернике, как о человеке ничтожном, но турецкие армяне были не такого мнения о своем [221] патриархе. Они отстаивали свой выбор и не желали признавать Иосифа, как человека чуждого, тогда как Даниил был питомец эчмиадзинского монастыря. Найдя поддержку среди правительственных лиц, уже снабженных некоторою суммой, константинопольские армяне не высказывали желания подчиниться требованиям России, и Тамара опасался, что труды его останутся напрасными. «Прикажите, писал он к Лошкареву, спешным и деятельным образом кончить все на месте именем царя грузинского.»

Вместе с тем Тамара просил Порту обождать утверждением Даниила до получения им новых инструкций от Императора. Он заявил турецкому министерству, что и прежде при избрании патриархов среди армян происходили раздоры и нередко было избираемо по два и даже по три патриарха, которые, враждуя между собою, производили только беспорядки. Тамара доказывал, что турецкие армяне не имеют права избирать патриарха, но должны признавать то лицо, которое избрано, по обычаю народа, эчмиадзинским духовенством, то есть, Иосифа, как старейшего изо всех епископов и потому имеющего на то неоспоримое право (Всеподданнейшее донесение Тамары от 16-го (28-го) июня 1800 года.). Наш посланник требовал, чтобы Даниил не был отправляем в Эчмиадзин; и заявил рейс-эфенди, что императору будет весьма приятно, если турецкое правительство прекратит споры, примирит враждующих, и живущее в Константинополе общество армян признает патриархом архиепископа Иосифа. Рейс-эфенди обещал доложить султану и через несколько дней сообщил утвердительный ответ.

— Архиепископ Иосиф, сказал он Фонтону, — будет избран от здешнего армянского общества эчмиадзинским патриархом, и посланник ваш может ныне же донести о том его величеству.

В тот же день Даниил был отправлен сначала на остров Тенедос, а потом в город Тохат, Давид возвращен в Эчмиадзин, и с 31-го июля 1800 года в константинопольских церквах стали упоминать имя католикоса Иосифа. [222]

Так совершилось избрание, и оставалось только условиться в цене за фирман. «Ныне, доносил Тамара, за цену тех фирманов кегая-бей и его канцелярия торгуются с коммиссарами монастыря Араратского, и я приказал Фонтону в сие не входить, дабы не сделать неприятного помешательства кегая-бею в его интересах. Однако же, экспедиция фирмана не будет стоить более 5,000 пиастров весьма богатому Араратскому монастырю, но здешние банкиры за сосланного Даниила заплатили уже кегая-бею до 40 мешков (20,000 пиастров).»

Лишь только Иосиф узнал, что Порта согласилась признать его католикосом, он тотчас же отправился в Астрахань и оттуда просил Императора снабдить его экипажем, дать конвой, приличный его сану, переменить орден Св. Анны на первую степень с украшением алмазами, определить жалованье за преданность России и услуги (?), ей оказанные, снабдить его инструкцией относительно сношений с русскими пограничными начальниками и, наконец, уволить вместе с ним на восемь месяцев для посвящения в архиепископы эпархиального наместника его григориопольского архимандрита Григория. «Находясь при мне с молодых лет, писал Иосиф (Записка Иосифа 27-го сентября 1800 года.), и зная все усердное мое служение к пользам благословенной Империи Российской, притом имея добрые качества и способности, он (Григорий) не упустит продолжать со своей стороны таковое ж ревностное служение соответственно моему примеру. Когда он посвящен мною будет, в архиепископы и с принадлежащею сану его грамотой прибудет к высочайшему двору, то высочайше благоволить утвердить его в том сане, на таковом же основании, как прежде я удостоен был.»

Желая усилить значение патриарха и даже приобрести до некоторой степени верховные права, Иосиф просил, «чтобы учрежденных мною поверенных благоволить принимать наравне с иностранными поверенными», и не стесняясь говорил, что без просимых милостей Императора ему неудобно ехать в Эчмиадзин. Он просил тайного советника Лошкарева и «благодетеля» [223] своего графа Ф. В. Ростопчина: «настоять как наивозможно, чтобы все сии особенные высокомонаршего благоволения знаки удостоился я получить в Астрахани» (Письмо Иосифа тайн. совет. Лошкареву от 27-го сентября 1800 г.).

Возложив препровождение Иосифа в Тифлис на попечение командовавшего войсками на Кавказской линии генерала Кнорринга, Император Павел I повелел выдать Иосифу на экипаж единовременно тысячу рублей, пожаловал ему 25 аршин парчи на облачение (Письмо Лошкарева Иосифу 2-го ноября 1800 г.) и вместо просимого жалованья оставил по смерть то, которое он получал по званию управляющего армянскою церковью в России (Рескрипт Иосифу от 30-го октября 1800. Арх. Мин. Иностр. Дел. III, 23, 1780-1801, № 1.). Патриарх благодарил за пожалованные ему подарки и награды, но сожалел, что не получил просимого им ордена.

«Теперь все мое и народа армянского желание исполнилось, писал Иосиф Лошкареву (В письме от 27-го декабря 1800 г.), но только весьма бы мне желательно повышение орденом, ибо вам самим известно, что на г. Сестренцевича возложен орден с голубою лентой. А как я высочайшею милостью великого Государя Императора, моего и всего армянского народа защитника и покровителя, и всесильною его десницею облечен ныне в сан армянского патриарха и католикоса, то перемена оного ордена произвела бы гораздо более ко мне и народу уважения и почтения в соседственных тем местам персидских ханов и в начальниках дружелюбной ныне державы, т.е. Порты Оттоманской.»

В начале 1801 года, патриарх Иосиф, в сопровождении ста человек казаков и епископа Григория, отправился в Эчмиадзин и 10-го февраля прибыл в Тифлис. При деревне Куки, составляющей ныне предместье города, Иосиф был встречен царевичем Иоанном с грузинскими князьями, генералами: Лазаревым и Гуляковым, а при въезде в город — всем армянским духовенством, в числе которого находились и четыре епископа, Симеон, Андреос, Барсег и Тадеос, присланные из Эчмиадзина. Остановившись у заставы и надев полное облачение, Иосиф, при [224] пушечной пальбе и в сопровождении огромной толпы народа шел пешком до первой армянской церкви, где и отслужил молебен. Отправившись затем в дом брата князя Соломона Аргутинского, патриарх принял весьма холодно эчмиадзинских епископов, привезших ему подарки и приглашение поспешить в Эчмиадзин. Наговорив им много упреков, Иосиф поместил епископов вне городской черты, в нынешнем Ванкском соборе.

Армяне примирились было с новым патриархом, но поведение Иосифа с епископами произвело на них большое впечатление и не располагало в его пользу.

Эчмиадзинское же духовенство синодальным собором вторично избрало Даниила преемником патриарха, как будто предвидя, что Иосифу не суждено было достигнуть Эчмиадзина.

Заболев горячкой и чувствуя приближение смерти, Иосиф просил епископа Симеона исповедать и причастить его. По окончании таинства, Симеон спросил патриарха: не имеет ли он что приказать о себе или вещах своих.

— Отправил ли ты, спросил на это Иосиф, — ту посылку в Эчмиадзин; которую я поручил тебе?

— Теперь отправляю, отвечал Симеон.

— Скорее отправь, чтобы душа моя не осталась должна св. престолу. У меня есть маленькая коробочка с некоторою собственностью, отдай ее своими руками Соломону (князю Аргутинскому), чтобы чужие не знали; прочее же имущество все принадлежит престолу.

Спустя некоторое время, Иосиф призвал вторично Симеона.

— Я умру, сказал он, тело мое отвезите в святой Эчмиадзин и похороните меня возле могилы Симеона католикоса.

Это были последние слова архиепископа, и в десятом часу вечера 9-го марта 1801 года он скончался (Перевод письма епископов Симеона, Андреаса, Барсега и Тадеоса архиепископу Ефрему 6-го апреля 1801 года. Арх. кабинета, св. 217.).

«Общий наш приятель, писал Кнорринг Лазареву (В письме от 19-го марта 1801 года. Архив Министерства Иностранных Дел.), патриарх Иосиф в Тифлисе умер. Для меня был весьма [225] нужный человек, потому что мы друг друга знали, и все бы шло так, как надобно. Он был предан Государю как истинный честный человек. Влагаю вам копию письма, что мне писал добрый же мой приятель архимандрит Григорий.»

Последний, будучи не более как служитель Иосифа, получил сан архимандрита за приверженность к своему господину. Человек без всякого образования, Григорий понимал, что с кончиной Иосифа ему трудно будет ступить на высшую ступень духовной иерархии, и потому решился прибегнуть к интриге. Воспользовавшись тем, что на руках его осталась большая часть денег, собранных для эчмиадзинского монастыря, Григорий вошел в соглашение с князем Соломоном Аргутинским и, передав ему часть вещей покойного, заручился обещанием, что Соломон будет ходатайствовать о назначении его, Григория, архиепископом, управляющим всею армянскою нацией в России. Вслед затем он донес, что Иосиф умирая оставил его своим душеприкащиком и полным распорядителем имения в пользу монастыря и его племянников; что умирая патриарх поручил ему епархию в России, а в преемники себе на патриарший престол избрал, по известному ему усердию к России, титулярного Константинопольского патриарха Ованеса или наместника эчмиадзинского монастыря архиепископа Давида, «о чем я, присовокуплял Григорий (В письме Лашкареву 11-го марта 1801 года. Архив Минист. Иностр. Дел.), не оставил писать от себя эчмиадзинскому синоду, чтобы он из двух одного выбрав доставил ко мне сведения для донесения его императорскому величеству».

Без всякого полномочия приняв на себя право указать эчмиадзинскому духовенству кого выбрать в патриархи, Григорий, чтобы вернее достигнуть цели, успел убедить генерала Лазарева воспретить четырем эчмиадзинским епископам выезд из Тифлиса и тем лишил их возможности объяснить настоящее положение дел. Епископы отправили в Эчмиадзин письмо, в котором описали подробности кончины Иосифа, интриги Григория и просили поторопиться утверждением Даниила, но письмо их достигло по назначению позже прибытия к Давиду нарочного, [226] посланного Григорием. Последний приглашал Давида приготовиться к занятию патриаршего престола и присовокуплял, что «по кредиту своему при высочайшем дворе» постарается сделать патриархом того, кто посвятит его в архиепископы.

Зная, что преемник Иосифу уже избран духовенством, и не предвидя для себя ничего хорошего, Григорий убеждал Давида восстать против общего желания духовенства и народа и принудить их к избранию себя, обещая поддержку со стороны русского правительства и деньги для склонения на сторону эриванского хана.

«В час смерти (патриарх Иосиф) объявил мне, сыну своему, волю свою, писал Григорий архиепископу Давиду (От 16-го марта. «Кавказская Старина», стр. 173.), что предоставляет занять патриарший престол вам или константинопольскому патриарху архиепископу Ованесу. А так как он находится вдали от нас, то остается вам исполнить волю завещателя — вступить на патриарший престол. Как только вы соизволите на сие, я тотчас же донесу Государю Императору. Писал я и находящемуся у вас архимандриту Карапету, чтоб он всячески помогал вам достигнуть этой цели, буде же он примет сторону противной партии, то вы, святой отец, не жалейте при надобности употребить деньги. Что же касается фирмана, то не беспокойтесь, ибо как единодушное всея нации одобрение, так и соизволение двух держав на ваше патриаршество я вам доставлю.

С сим вместе я написал и хану (эриванскому), что воля покойного патриарха состоит в том-то и что все подарки, предназначенные блаженным Иосифом, будут доставлены ему мною. Надеюсь, что он не оставит без внимания нашу просьбу...»

Предложение Григория было слишком соблазнительно для Давида, как известно, давно мечтавшего о сане католикоса, и он охотно согласился вступить в борьбу с Даниилом. «Буди укреплен, отвечал Давид Григорию (Архив Минист. Иностр. Дел.), и буди подвигами своими муж подобен отцу нашему святейшему патриарху, во утешение меня, и ведай меня яко усердного слугу святейшаго патриарха, [227] усердного намерениям его последователя и верного раба августейшего великого Государя и всем братьям моим доброжелателя».

Получив такой ответ, Григорий составил от имени Иосифа подложное духовное завещание, которое и отправил в Эчмиадзин, написав при этом Давиду, чтоб он принял свои меры. — Имея в своих руках собранные Иосифом подаяния от астраханского, кизлярского и моздокского армянских обществ, а также астраханской духовной армянской консистории, Григорий употребил их на подарки эриванскому хану, грузинским царевичам и другим лицам, на содействие которых мог рассчитывать.

«Спешу известить вас, писал он генералу Кноррингу (От 29-го марта 1801 года.), что патриарх Иосиф, оставляя временную жизнь в здравом уме, сделал свое завещание и между прочим упомянул в оном, что я остаюсь после него правителем во всем и назначаюсь архиепископом епархии в Российской Империи, под всемилостивейшим покровительством Государя Императора находящейся.»

Заявление это произвело большой переполох среди армян, живших на Кавказской линии и в Астрахани, и они отправили к Кноррингу депутацию, которая, порицая неблаговидные поступки Григория, просила о назначении пастырем и «главнейшим наместником всего обитающего в России армянского народа» архиепископа Ефрема, присланного в Россию в 1799 году патриархом Гукасом (Всеподд. рапорт Кнорринга 27-го апреля 1801 года.). Просьба эта, поддержанная и другими армянскими обществами, побудила Императора Александра I утвердить Ефрема архиепископом армян, живших в России. Пожаловав ему панагию, украшенную бриллиантами и яхонтами, Государь приказал объявить о своем решении армянскому духовенству и народу с тем, чтобы прекратить интриги Григория.

Последний, потерпев неудачу в России, потерпел ее и в Эчмиадзине. Синодальный собор не признал духовного завещания Иосифа и не считал для себя обязательным исполнять его. Решение духовенства основывалось на том, что, во-первых, [228] патриархи никогда не были избираемы по духовному завещанию, а по выбору духовенства и армянского народа; во-вторых, Иосиф, как не достигший до престольного монастыря и следовательно как невосприявший священного миропомазания (Надо заметить, что армяне не считают в числе патриархов Иосифа, так как он не был миропомазан.), не мог думать о преемнике и назначать его права никакого не имел, и наконец, в-третьих, собор основывал свое решение на показании епископа Симеона, присутствовавшего при кончине Иосифа и утверждавшего, что покойный никаких распоряжений, кроме имущественных, не делал, а при разборе его бумаг никакого завещания не найдено, да и быть не могло, потому что Иосиф умер скоропостижно.

«Если же, присовокуплял Симеон, кто иное что написал или сказал, то ложно и обман, и говорящий иное, будучи преисполнен ложью и обманом, есть неприятель справедливости, чего да избавит Христос всех верующих». Показание Симеона было подтверждено епископами Андреасом, Барсегом и Тадеосом, а потому эчмиадзинский синод 20-го марта утвердил преемником Иосифа прежде избранного Даниила и постановил просить турецкое правительство выдать ему фирман на патриаршее достоинство и опустить его в Эчмиадзин, Присягнув не признавать патриархом никого кроме Даниила, духовенство отправило к нему двух епископов с просьбой поспешить приездом.

Все это не согласовалось, конечно, с видами Григория, и он писал Кноррингу, что «если паче всякого чаяния партия противников (Давида) усилится и потом утвердится в выборе архиепископа Даниила, в турецком городе Тохате пребывание имеющего, то все планы, проектированные покойным патриархом в завещании, могут быть разрушены, потому что Даниил не имеет той приверженности к высочайшему российскому императорскому двору, какую впечатлел издавна архиепископ Давид, покойным патриархом утвержденный быть на месте его. Я о сих обстоятельствах писал эриванскому хану, давно ищущему покровительства российской державы, находя сие уведомление ему весьма нужным.» [229]

Получив значительные подарки, эриванский хан был введен в заблуждение Григорием, уверявшим, что русское правительство желает избрания Давида. Полагая сделать угодное Императору Александру I и осаждаемый просьбами Давида и его сторонников, хан решился силой возвести его на патриарший престол. Он потребовал, чтоб эчмиадзинское духовенство произвело новые выборы; но епископы отказавшись разбежались по соседним деревням и по приказанию хана были собираемы и под конвоем приводимы в Эчмиадзин. Там Давид требовал нового избрания патриарха.

— Если вы, говорил он епископам, поддержите сторону Даниила, то знайте, что денежная сумма святейшаго престола в моих руках; могу все разорить.

Давид требовал, чтобы епископы присягнули, что кроме его никого не желают и не признают католикосом.

— От прежней нетвердости к присяге (при избрании Иосифа), отвечали епископы, совесть мучит нас; мы не хотим быть мучимы в другой раз.

— Идите же, сказал Давид, и советуйтесь, кого избрать патриархом.

У дверей комнаты, в которую были введены избиратели, были поставлены люди с ружьями, но, не смотря на то, Давид не добился решения в свою пользу. Тогда, составив избирательный лист, он посылал его каждому из членов синода отдельно и силой заставлял подписывать свое имя (Выписка из доклада о верховном патриархе армянского народа от 22-го февраля 1802 года.). Таким образом, под влиянием грубой силы и насилия эчмиадзинский капитул покрыл своими подписями избирательный лист, и Давид 28-го апреля 1801 года немногими своими сторонниками был провозглашен патриархом.

Пользуясь таким оборотом дел, архимандрит Григорий торопился ввести в заблуждение Кнорринга и для этого не отказывался от наглой лжи.

«Сделав донесение его императорскому величеству и вашему [230] превосходительству, писал он Кноррингу (В письме от 8-го мая 1801.), об избранных завещанием покойного патриарха армянского народа Иосифа на место его двух духовных особ; спешу теперь доставить сведение, прося всеподданнейшего о нем донесения, что из тех двух особ архиепископ Давид, наместник монастыря эчмиадзинского, принят купно и противною выбору его партией в достоинство патриарха и посвящен уже в оное прошедшего месяца (апреля) 28-го числа. Скорый сей выбор последовал от того, что бывшие здесь четыре епископа, в числе которых был духовник покойного патриарха Иосифа, архиепископ Симеон, когда прибыли в монастырь Эчмиадзин, под присягой, ими учиненною, при собрании в церкви объявили завещание покойного патриарха об избрании его на место свое архиепископа Давида как духовенству, так и народу, которые все единогласно в то же время, провозгласив архиепископа Давида патриархом, посвятили в сие достоинство.»

Не ограничиваясь этим, Григорий тотчас же отправил преданного ему епископа Карапета в Константинополь, чтобы добиться согласия тамошних армян и исходатайствовать султанский фирман на утверждение Давида, а последний послал нарочного в Петербург с письмом к Императору, в котором писал, что Иосиф избрал его своим преемником. «Мы сначала хотя и отговаривались, писал Давид (В письме Императору от 20-го мая 1801 года.), зная трудности должности, но побуждения благосклонных людей, тожь пречистым приказаниям покойного пастыря изъявляя послушание, а более надеясь на покровительство вашего императорского величества, апреля 28-го, в воскресный день, получили благодать Духа Святого помазанием главы нашей святым миром, по закону и обыкновению нашему и со оным восприяли патриарший престол всея Армении. А как прежде бывшие патриархи имели пристойную доверенность к Богом утвержденному престолу вашего императорского величества, то и мы будем оную иметь и стараться найти подобно им оказанных благодеяний ваших, считая оное себе за величайшее счастие». [231]

Чтобы более заручиться расположением русского правительства, Давид высказывал желание и намерение восстановить армянскую нацию при содействии России, «когда обстоятельства подадут основательную надежду прибегнуть к покровительству ее для пользы, а не для пагубы армянского народа» (Письмо Тамары Кноррингу 31-го мая (12-го июня) 1801 года.).

Все это происходило в то время, когда Даниил, получив фирман и утверждение султана, был уже на пути к Эчмиадзину, но, доехав до Баязета, был там задержан по проискам противной ему партии. Здесь он узнал о появлении соперника в лице архиепископа Давида. Сообщив о всем случившемся находившемуся в России архиепископу Ефрему, Даниил просил его заступничества пред русским Императором. Ефрем охотно принял на себя защиту Даниила и ходатайство свое об утверждении его патриархом основывал на двукратном избрании его армянским народом.

— Я не выхваляю Даниила, говорил Ефрем, но ходатайствую единственно о соблюдении закона и сохранении веры, кои день от дня, будучи менее исполняемы, уничтожаются и оскверняются. Если бы кто из последних монахов законно национальным избранием возвысился до столь высокой степей, то стопы его я согласился бы возложить на главу свою. Но величайшая болезнь и разорение святому престолу нашему то, что один человек, для своей славы, повергает к подножию закон и веру нашу, пречистый чин чиноначалия предает ругательству и до того господствует, что осмеливается идти против нации и воли августейшего Императора. [232]

XIII.

Первые распоряжения нашего правительства по получении известия о кончине Иосифа. — Рескрипт Императора нашему посланнику в Константинополе. — Переговоры Тамары с рейс-эфендием по поводу избрания Даниила. — Признание Портой патриархом Давида. — Новые инструкции, данные Тамаре в пользу Даниила. — Воззвание архиепископа Ефрема к константинопольским армянам. — Утверждение патриархом Даниила. — Грамота Императора Александра I эриванскому хану.

По получении первых известий о кончине Иосифа, петербургский кабинет поручил нашему посланнику в Константинополе употребить старание, чтобы выбор нового патриарха пал на человека кроткого нрава и скромных правил, словом, такого который бы заносчивостью и происками не нарушал спокойствия «в странах, Империи Российской сопредельных» (Письмо Энгеля графу Папину 7-го апреля 1801 года, № 73. Арх. Мин. Иностр. Дел.).

Желая сохранить то влияние, которое приобрела Россия при избрании последнего патриарха Иосифа и лишить Порту прежней самостоятельности в этом отношении, наше правительство заявило, что признает законность избрания только тогда, когда последует взаимное соглашение России с Портой. Политические же отношения наши с этою державой заставляли петербургский кабинет настаивать на избрании того лица, которое будет указано русским правительством. Поэтому, как только получено было донесение Григория, что Иосиф умирая указал на двух кандидатов, Император поручил избрание нового патриарха особенному вниманию Кнорринга и взаимному соглашению его с нашим посланником в Константинополе. Русское правительство намерено было употребить все меры убеждения и настойчивости к довершению этого дела согласно своим видам и желаниям. Останавливаясь на двух лицах, указанных Иосифом, Император разрешил Кноррингу допустить к избранию и других лиц, если они известны своею приверженностью к России и пользуются уважением армянского народа.

«Известно вам, писал Император тайному советнику [233] Тамаре (В рескрипте от 28-го апреля 1801 года. Арх. Мин. Иностр. Дел, III. № 23, 1801 года.), что, при последнем утверждении армянского патриарха Иосифа в сие достоинство, российский двор принял равное с Портою Оттоманской участие и тем приобрел себе право, по настоящему положению Грузии, довольно для нас важное, сделать предмет сей и на будущее время от себя зависимым. Известно также вам должно быть, что патриарх Иосиф, будучи в Тифлисе, скончался. При кончине своей сделал он завещание, коим в преемники себе назначил находящегося в Константинополе титулярного патриарха Иоанна (Ованеса) или наместника монастыря в Эчмиадзине, архиепископа Давида. Но завещание сие при исполнении его встретило сильное противоречие со стороны мелика эриванского, юсбашей и прочих первостатейных чиновников, домогающихся возвести на патриарший престол бывшего в заточении у Порты Оттоманской титулярного патриарха, архиепископа Даниила. Известясь о сем через нашего генерал-лейтенанта и астраханского военного губернатора Кнорринга, вместе с тем из отзыва к нему бывшего при покойном патриархе архимандрита Григория узнали мы, что назначенный противоборствующею стороной архиепископ Даниил не имеет той приверженности к престолу российскому, какая предполагается в избранных патриархом (Иосифом) лицах, что архиепископ сей имеет пребывание свое в турецком городе Тохате, что впрочем сторона, соединившаяся в пользу архиепископа Давида, одного из лиц патриаршего избрания, доселе остается еще сильнейшею и что, наконец, довел он, архимандрит Григорий, все сии обстоятельства до сведения хана эриванского, давно уже ищущего покровительства России, — я счел нужным дать вам знать о всех сих подробностях, дабы, соображаясь с оными и применяясь к сведениям, какие вы по сему предмету иметь можете, нашли вы удобнейше наклонить диван, чтобы, устранив от назначения архиепископа Даниила, согласился с нами на утверждение одного из лиц, покойным патриархом избранных, дав из них предпочтение тому кто найдется приверженнейшим к России, по сведениям вашим и генерал-лейтенанта Кнорринга, коему мы [234] с своей стороны поручили действовать и с которым не оставьте вы снестись. Быв уверены, что, приняв дело сие в ваше особенное уважение, употребите вы все зависящие от вас меры к совершению его сообразно нашей воле, пребываем вам благосклонны».

Передав высочайшее повеление рейс-эфенди, Тамара при свидании с ним указал на двух лиц, рекомендованных покойным Иосифом, присовокупив при этом, что Император признает, однако же, справедливым предоставить выбор эчмиадзинскому «капитулу» (Всеподд. донесение Тамары от 1-го (13-го) июня 1801 года. Арх. Кабин., св. 267,). Рейс-эфенди отвечал, что он готов сделать угодное русскому Императору; но скоро Тамара узнал, что в тайном собрании константинопольских банкиров решено было, не приступая к выбору нового патриарха, утвердить прежний выбор Даниила. Тамара заявил о том рейс-эфенди и тем поставил его в крайне затруднительное положение. Константинопольские армяне обещали ему пятьдесят мешков денег, если примет сторону Даниила и настоит на его избрании. «Челеби Мустафа, писал Тамара, в прежнем звании своем тефтердаря новых доходов, им же изобретаемых, мог легко закрывать наклонность к любостяжанию, но в звании рейс-эфенди нет ничего нового, доходы известны, как наименование чина — и порок его обнаружился».

Получив подробные известия обо всем происшедшем в Эчмиадзине, рейс-эфенди обрадовался этому и стал уверять Тамару, что насильственный поступок Давида возбудил негодование армян, тем более сильное, что он вместе с эриванским ханом старался оклеветать Даниила, два раза избранного армянами главной их церкви.

— Даниил известен Порте с хорошей стороны, говорил рейс-эфенди, и поведением своим в достоинстве здешнего патриарха столь привязал к себе нацию армянскую, что армяне отказываются приступить к новому выбору патриарха, считая уже Даниила своим пастырем по прежнему выбору. Порте пришлось бы употребить насилие для принуждения поданных [235] своих оставить Даниила и утвердить Давида, сделавшегося ненавистным своими насильственными поступками. Сверх того, Порта имеет многие побудительные причины поступать ласково с подданными ей армянами, желала бы поощрить известные ей достоинства Даниила и не понимает, почему возведение его в патриархи могло бы повредить спокойствию границ России, ограждаемому могуществом империи.

— Рассуждения ваши о спокойствии границ российских, отвечал Тамара, простительны, как министру посторонней, хотя и дружественной державы, и вы вольны черпать ваши соображения из каких угодно источников, хотя бы и от константинопольских армян. Но мне нельзя принимать поучения, противные наставлениям моего правительства. Сверх того, мне кажется, что обоим нам надлежало бы верить друг другу в чистосердечии по делам взаимным. Держась твердо такого правила, я никогда не отвергал мнений министерства Порты о внутренних и внешних беспокойствах империи, хотя они иногда вовсе не согласовались с мнением моего двора. При случаях, которые казались нам важными, мы представляли помощь нашу и совет по мере надобности, отнюдь не соблазняясь противными заключениями Порты. Мы почитаем, например, пагубными для империи неповиновение пашей, их междоусобие, и в России вражда одной деревни с другою показалась бы нам делом важным. Я прошу вас, наблюдая в сношениях со мною справедливость, простить двору моему попечение о пограничном спокойствии, кажущееся мнительностью, как у нас прощают спокойствие Порты, представляющееся нам беспечностью. Я предлагаю презреть нарекание дюжины банкиров армянских, подобно тому, как презрено оно было при избрании Иосифа, и уважить резоны, которые опровергли тогда выбор Даниила. Я прошу не показывать, что Порта раскаивается в уступке высочайшему двору, как в некотором преступлении. Известие о поведении эриванского хана должно принимать с маловерием и судить о нем с справедливою осторожностью, как о местном владетеле, который удаляет от столь важного в земле его звания своего врага и прочит друга. На волю Порты Оттоманской я [236] предоставляю судить о том впечатлении, которое производит на меня рейс-эфенди, потворствующий прихотям цареградских банкиров благовидными поучениями о спокойствии границ российских.

«Не знаю, до чего еще дойдет прение мое с рейс-эфенди, доносил Тамара, как неизвестно мне, есть ли другие члены в министерстве турецком, преклоненные банкирами. Между тем, стараться буду противиться выбору нового патриарха., пока не узнаю, что оный падет на архиепископа Давида, и не допущать Порту утвердить прежний выбор Даниила отправлением к нему обыкновенных грамот».

Энергические настояния нашего посланника заставили турецкое правительство отказаться от поддержки Даниила, и Порта поручила армянам представить кандидатов на патриарший престол. Банкиры настаивали на избрании Даниила; удвоили предложенную рейс-эфенди сумму и обещали заплатить, вместо пятидесяти, сто мешков (около 50,000 пиастров) (Всепод. донесение Тамары 16-го (28-го) июня 1801 года. Арх. Мин. Иностр. Дел, III, № 23, 1801.), но, видя, что влияние России в избрании патриарха столь сильно, что рейс-эфенди не решается взять и этой суммы, принуждены были подчиниться обстоятельствам и представить трех лиц, в числе которых был и Давид. Другими кандидатами на патриарший престол были: архиепископ Барсег и константинопольский патриарх Ованес. Первый считался кандидатом только по старшинству, а второй хотя, по словам Тамары, и был человек весьма достойный, но, как преданный турецкому правительству, не мог быть приятен армянам, жившим в Персии. К тому же Ованес сам исключил себя из числа кандидатов, желая остаться в Константинополе, в кругу своих родственников и друзей.

Таким образом, изо всех лиц только один Давид удовлетворял нашим видам, то есть был таким лицом, об утверждении которого хлопотала Россия. Порта приказала Ованесу приступить, по обычаю, к утверждению Давида патриархом и представить ей немедленно прошение о выдаче ему на новое достоинство берата (Письмо Тамары Кноррингу 16-го (28-го) июня 1801 года.). Армяне исполнили требование Порты и утвердили своими подписями избрание Давида. [237]

«Много труда стоило, доносил Тамара (Во всепод. донесении от 16-го (28-го) августа. Арх. Мин. Иностр. Дел. III, — 5, 1801, № 7.), не озлобляя против себя сильных армян, друзей Даниила, довести их добровольно до подписания выборов, привезенных из Эчмиадзина, в пользу соперника его. Дабы выиграть нужное к тому время и не обеспокоить медлением новоизбранного патриарха и друзей его в Эчмиадзине, послал он (Ованес) туда копию полученного от Порты берата, обнадеживая сильным влиянием в правительстве турецком высочайшего двора., а затем, мало-помалу, уговаривал противную партию, извещая под рукою меня о подвигах своих, дабы чрез внушения мои Порте побуждать общество армянское к скорейшему окончанию дела. Не мог, однакожь, совершить оного иначе, как согласясь и сам подписать представление об определении Даниила архиепископом в город Муш на границе персидской, в котором существовала прежде знаменитая епархия армянская, давно пресекшаяся. Здешний патриарх, уведомляя меня о сем втайне, объявил с сожалением, что из оного места Даниил может много вредить покровительствуемому вашим величеством патриарху Давиду. Вследствие чего, на основании прежних письменных и словесных объявлений моих, не оставил я внушить рейс-эфенди, чтобы новые происки сии были уничтожены, и министр турецкий велел патриарху приостановить дело впредь до приказания».

Едва только Тамара добился у турецкого правительства признания патриархом Давида, как составленное Григорием завещание оказалось ложным, и в глазах нашего правительства Даниил получил более прав на престол патриарший.

Эчмиадзинский капитул два раза избирал его единогласно; армяне, жившие в России, Турции и Персии, одобрили этот выбор и охотно признали его главою церкви, но по настоянию России он был устранен, отправлен в Тохат и вследствие того невольным образом подвергнут гонению. Преследование Даниила придавало ему еще большее значение в глазах армян, и общий голос народа был обращен в его пользу. За него стояли константинопольские армяне и эчмиадзинский синод, за него просили [238] Императора 283 человека армян, живших в Астрахани, 353 человека жившие в Кизляре, 77 человек — в Моздоке и 33 человека духовной армянской консистории. Независимо от этих просьб, получено было нашим правительством письмо от находившихся в Эчмиадзине архиепископов и епископов, просивших за Даниила. Они писали, что хотя и приложили свои печати на листе о признании Давида патриархом, но просят не принимать их за действительные, так как сделали это по насилию и истязанию Давида и по угрозам эриванского хана, которого Давид, при посредстве подкупа, имеет на своей стороне (Записка вице-канцлеру от С. Лашкарева 17-го апреля 1801 года. Арх. Мин. Иностр. Дел, III, № 23, 1801.). Всегда особенно внимательный к народному голосу, Император Александр не мог не обратить внимания на все эти просьбы и при ближайшем рассмотрении всех подробностей дела не мог, по чувству справедливости, не склониться в пользу Даниила.

«Положение дела об избрании армянского патриарха, писал он тайному советнику Тамаре (В рескрипте от 28-го сентября 1801 года.), с того времени, как поручил я вам у двора константинопольского принять в нем участие, здесь в самых существенных его отношениях переменилось, и стекшиеся с разных сторон о нем сведения дали ему совсем другой оборот.

Завещание покойного патриарха Иосифа, на коем первое положено было основание к избранию Давида, по ближайшем исследовании, найдено никогда не существовавшим. Возведение его на патриарший престол в Эчмиадзине действительно произведено вооруженною рукой и усилием хана эриванского.

Народ армянский, не только в странах турецких, но и в России обитающий, призывает на престол Даниила, и прошения ко мне от разных армянских обществ и от самого Даниила достигшие единогласно утверждают сие избрание. Уважения сии в правилах моих столько представляются мне сильными, что не могу я колебаться отступить от той поверхности, которую над расположением турецкого министерства знанием и [239] деятельностью вашею в сем деле вы снискали; и хотя по последним вашим реляциям утверждение Давида на патриаршем престоле должно считать совершенно конченным, но сколько бы право перевеса в выборах армянских патриархов, утверждением сим одержанное, ни казалось для России выгодным, я лучше хочу на сей раз им пожертвовать, нежели пренебречь глас народный и прикоснуться к нарушению справедливости, выше всего мною чтимой. А потому и поручаю вам объявить министерству турецкому, что соглашаюсь я с Портой на утверждение Даниила патриархом араратским, сколько во уважение причин выше приведенных и хотя поздно, но с достоверностью ко мне дошедших, столько и в знак моего искреннего желания во всех случаях беспристрастно искать истины и на ней основать и поддержать доброе согласие, между нами существующее. Впрочем, благоразумию вашему предоставляю я дать поступку сему весь вид благоприятности, какой по существу своему для турецкого министерства иметь он может, и представить его в надлежащей цене и соответствии к податливости Порты на первое мое желание».

Почти одновременно с этим константинопольские армяне, в лице архиепископа Ефрема получили протест от армян, живших в России и укорявших нацию в несоблюдении законов при избрании патриарха.

«Проснись, Константинополь! писал архиепископ Ефрем (Патриарху Иоанну (Ованесу) всем армянам от 19-го сентября 1801 года.), проснись и виждь, как от слабости и беспечности нации нашей разрушились основы веры нашей, законы и учреждения наши в театральное зрелище превратились, истинный светильник веры нашей под спудом утаен, разум человеческого рода испорчен и не чувствует он болезни. Что же причиною всем сим неустройствам? Не что иное, как отсутствие любви и единогласия.

Мы, горестные единоверцы, лишившись царства, душевно утешаемся, что имеем в руках наших престол, Христом основанный, престол святого просветителя нашего, коим и [240] славимся во всех нациях. Ныне эта слава соделалась нам поруганием в целом свете. Неужели сила тамошних святых уменьшилась? Нет, но мы сами сделали светозарный дом тот домом разбойников. Горе тебе, Константинополь! ибо, стоя за правду, единогласно и единодушно утверждал ты договоры быть преемником святого просветителя по избранию всей нации, а ныне ты не народному повинуешься голосу.

Где теперь горестный Даниил! не Константинополь ли возвел его на степень патриарха? Не по избранию ли всей нации и не по совету ли синодальных архиепископов и всех единогласников пригласили его к верховному патриаршеству всея Армении?... Неужели прежние раны и напрасные поругания бедному Даниилу не довольны были, что вторичным приглашением всех епископов и единогласников и по избранию всей нации вывезли вы его в Баязет и с того времени, снова муча, обругали его пред лицом целого света.

Константинопольцы! У меня хранятся просьбы всех архиепископов, кои, единогласно и единодушно жалуясь на злого монаха (Григория), вопиют, что веру нашу он к ногам низринул и хочет возвести Давида, чтобы самому быть посвященну в епископы. Но мы присягали пред святым копием и пред святыми мощами кроме Даниила никого не признавать. Ныне же слышим, что и вы, не сдержав прежние слова ваши, воздаете хвалу незаконному (Давиду) и дали уже ему фирман.

Он ли должен быть преемником Христовым, когда, приложа свою печать вместе с другими архиепископами, приглашал Даниила, а потом, имея страсть к славе, битьем и стращанием епископов заставил силой себя помазать. Не благодатный дух, но дух диавольский снисшел на него. С того же дня и поныне он надеется единственно на деньги, растопляет златую и серебряную утварь святого престола и не жалея сорит ее повсеместно ради одной славы. Битьем же устрашает всех как варвар. Константинопольского уроженца Ованеса архиепископа, сего праведного сына, бил он по голове, велел связать и посадить в темницу»...

Письмо это и рескрипт Императора произвели самое [241] благоприятное впечатление в Константинополе. Большинство армян было радо такому обороту дел, а рейс-эфенди надеялся на хорошую наживу. Он с особенным удовольствием принял заявление нашего посланника, и отвечал, что Порта не замедлит выдать берат прежде избранному Даниилу. Сторонники Давида протестовали против такого решения. Смирнский архиепископ Мартирос и его последователи просили Тамару, чтобы приказано было армянскому духовенству и народу собраться вновь и рассмотреть, кому из двух соперников принадлежит по праву эчмиадзинский престол. «Не знаю, писал на это В. П. Кочубей нашему посланнику в Константинополе (В письме Тамаре от 3-го февраля 1802 года.), к чему отнести такое несовместное и совсем подобное детской игрушке предложение, да и как вторично собирать всех по одному предмету, когда с достоверностью уже здесь известно, что данные в пользу Давида подписки вынуждены и им верить не должно, и когда — что всего важнее — по всемилостивейшего Государя соизволения и по согласию на то его величества султана дан уже и берат на патриаршее достоинство. Почему, не говоря о том более, вашему превосходительству предоставляю тот берат, буде еще не доставлен, стараться доставить патриарху Даниилу, для коего и здесь по высочайшему повелению изготовляется грамота, а о вторичном собрании приметить кому следует, что в оном не предвидится никакой надобности и что все они должны сему патриарху повиноваться, к общей их величеств благоугодности».

Настояния Тамары, желание большей части армян и, наконец, личный интерес рейс-эфенди были причиной, что Порта весьма скоро согласилась устранить Давида и его сторонника архиепископа Ованеса. Утвердив архиепископа Григория константинопольским патриархом, Порта признала Даниила католикосом или верховным патриархом всего армянского народа. Император Александр, также утвердив Даниила в звании патриарха (Грамотою от 19-го мая 1802 года.), повелел Кноррингу убедить эриванского хана пропустить Даниила в Эчмиадзин и защищать его. «Как данным от его [242] величества султана бератом, писал Император Александр эриванскому хану (В грамоте от 13-го мая 1802 года.), армянский архиепископ Даниил, по желанию всего армянского народа и знатнейшего эчмиадзинского духовенства, признан и утвержден в патриаршем достоинстве, на которое, по его прошению, всемилостивейше ему пожалована и от нас такая же грамота, и как следует ему иметь всегдашнее свое пребывание в эчмиадзинской армянской патриаршей обители, находящейся в соседственных нам пределах, состоящей во владении вашем области, то мы уповаем, что ваше высокостепенство, по всегдашней известной нам благонамеренности вашей, не оставите в пределах той области вашей доставлять ему, патриарху, и всему честному его духовенству зависящие от вас безопасность, дружеские пособия и защиту».

Текст воспроизведен по изданию: История войны и владычества русских на Кавказе. Том IV. СПб. 1886