ДУБРОВИН Н. Ф.

ИСТОРИЯ ВОЙНЫ И ВЛАДЫЧЕСТВА РУССКИХ НА КАВКАЗЕ

TOM IV.

XXVII.

Деятельность князя Цицианова по внутреннему управлению краем. — Народное образование грузин. — Предположение об учреждении в Тифлисе гимназии и о сформировании конного грузинского полка. — Грузинская типография, устроенная царем Ираклием II. — Устройство быта духовенства и сельского населения. — Карантинные и таможенные заставы. — Уничтожение внутренних пошлин. — Предположение князя Цицианова о заведении в Грузии суконных и кожевенных фабрик. — Замена подати сырыми произведениями денежною и хлебною. — Устройство сухопутных и водяных сообщений в Закавказье. — Предположение о колонизации в Мингрелии. — Привоз соли из России. — Запрещение вывоза хлеба за границу. — Заботы князя Цицианова о развитии промышленности и хлебопашества. — Проект аптеки и ботанического сада в Тифлисе. — Предположение об устройстве подвижного магазина. — Перемена в составе грузинского правительства. — Виды князя Цицианова и его мнение о способах управления страною.

Преждевременная кончина князя Цицианова возбудила сожаление всех тех, кто желал блага своему отечеству. Говорить ли о том, какую утрату понесло с его кончиною русское владычество в Закавказье? Описание деятельности князя Павла Дмитриевича красноречивее всех слов свидетельствует о том, что край потерял в нем деятельного и полезного администратора. [492]

Генерал Кнорринг передал князю Цицианову Грузию в бедственном положении, колеблющуюся в зависимости к России; передал народ, недовольный русским правительством. Хищные соседи, пользуясь волнениями в этом царстве, отовсюду грозили вторжением и расхищением достояния Грузии. Князь Цицианов, при весьма ограниченных боевых средствах, уничтожил мятежи и волнения в стране, примирил недовольных правительством и приобрел доверие своих соотечественников. Он, можно сказать, начал перевоспитывать народ, приученный к обманам и пронырству коварною системою правления азиятских властителей. Во время управления князя Цицианова краем, Персия слепо верила в могущество России, непобедимость ее войск и с изумлением смотрела на прямоту всех действий главнокомандующего и твердое исполнение данного им слова.

В три года своей деятельности князь Цицианов устроил и успокоил Грузию, покорил Джаро-Белоканскую область и Ганжинское ханство, переговорами присоединил к России Имеретию, Мингрелию, султанство Шурагельское, ханства: Карабагское, Шекинское, Ширванское и, наконец, под Баку своею смертью закончил длинную цепь начатых приобретений России. В три года он создал великое тело от Черного до Каспийского моря, от хребта Кавказских гор до рек Куры и Аракса, и конечно, дал бы ему единую душу. Недоставало материальных средств и способов к осуществлению всех планов князя Цицианова, а не предприимчивости ума, соображений и энергии.

Нет сомнения, что если бы смерть не пресекла его кипучей деятельности, то с тем сильным нравственным влиянием, которое он имел на туземцев, с тою неограниченною и сильною волею, которая была в его характере, можно было надеяться, что князь Цицианов устроил бы край окончательно и тем избавил бы Россию от многих кровавых жертв, принесенных впоследствии для утверждения благосостояния в Закавказском крае.

Всматриваясь в характер деятельности князя Павла Дмитриевича, не трудно отличить три главные цели, которые были [493] им преследуемы во все время управления краем: 1) создать закавказские владения России в том объеме, в котором они находятся почти в настоящее время; 2) сколько возможно более населить край хотя бы и выходцами из Персии и Турции, но христианского исповедания, и 3) развить промышленность, торговлю, а главное просвещение в крае.

При самом поступлении Грузии в подданство России страна эта находилась на весьма низкой степени умственного развития. Просвещение грузин в то время не простиралось далее знания чтения и письма на своем природном языке. Впрочем, и этого рода знания были достоянием лишь немногих. Именные печати, скрепляя все акты, вместо подписи, способствовали, если можно так выразиться, всеобщему невежеству. Словесное судопроизводство, почти без письменности, в большей части случаев делало то, что грамотность не была необходимостию и для первейших сановников государства. Большая часть князей не умела даже читать на своем природном грузинском языке (Князь Цицианов графу Кочубею 10-го марта 1804 года. Акты Кавк. Археогр. Комм., т. II, № 373.). В Имеретии и Мингрелии было еще того хуже. Царь Соломон извинялся невозможностию отвечать на письмо Цицианова потому, что его писарь отправился в Тифлис, для свидания с родственниками, а из приближенных его никого не было грамотного.

Во время царствования в Грузии Ираклия и Георгия, хотя многие из тамошних дворян, князей и царевичей служили в русской службе, приобретали просвещение, но, возвратясь в отечество, редко передавали приобретенные познания своим детям. Генерал Кнорринг, за неимением никого другого, принужден был взять к себе в переводчики полкового священника Алексея Петриева, который впоследствии, по необходимости, удержан был в этой должности и князем Цициановым.

Последний, понимая всю важность народного образования и сознавая, что оно скорее всего может связать Грузию с Россиею, принял ряд мер к тому, чтобы вывести своих [494] соотечественников из того невежественного состояния, в котором они находились.

Зная недостаток в Грузии медицинских чинов и недоверие местных жителей к русским медикам, князь Цицианов просил позволения выбрать из армян, а также, если найдется, из бедных грузинских дворян несколько лиц (12 челов.) и, с их согласия, отправить в Московский университет, для занятий в медицинском факультете на казенный счет (Рапорт князя Цицианова Государю Императору 19-го февраля 1803 года. Тифлис. Арх. Канц. Намест.).

Получив на это разрешение (Высочайший указ 14-го апреля 1803 года.), главнокомандующий стал думать о приведении в исполнение плана, касающегося до распространения общего образования в занятой стране и об устройстве училищ в самой Грузии.

По донесению бывшего правителя Грузии Коваленского (Рапорт Коваленского Кноррингу 26-го сентября 1802 года, № 1338. При этом рапорте приложено было и самое положение об училище, вместе с правилами для учеников.), в Тифлисе было открыто училище еще 22-го сентября 1802 года, и в нем оказалось желающих учиться 45 мальчиков. Коваленский написал «правила для учащих и учащихся» и разделил их на 26 пунктов. Широкая русская натура высказалась в этих правилах. Грубых и необразованных мальчиков хотели сразу сделать не только грамотными, но и знающими геометрию, географию, историю и другие предметы. Вместе с азбукой и параллельно с нею читались и эти предметы; от этого на бумаге выходило громко и гладко, а на деле ничего.

Все ученики были приходящими, а учителями назначены канцелярские служители. Коваленский думал, что одним почерком пера можно всю Грузию сделать образованною. В правилах своих он расписал, как каждый учитель должен следить за учениками и преподавать; а ученикам, жившим в своих домах у родителей и родственников, в тех же правилах, назначил когда вставать, как мыться, чесаться и Богу молиться и как идти в класс; доказывал, что ученику, идущему в [495] класс, необходима книга и перо, и доказательство свое очень неудачно подкреплял тем, что ученик без книги и пера все равно что солдат без ружья (См. Правила для учеников. Акты Кавк, Археогр. Комм., т. I, № 612.).

Не довольствуясь малым, но основательным, хотели одновременно достигнуть весьма многого; не довольствуясь на первый случай одною грамотностию, стали головы мальчиков набивать геометрическими фигурами и теоремами. Они перестали ходить; перестали ходить и их учителя, канцелярские служители, силою призванные к педагогической деятельности. Училище само собою уничтожилось, и дом, в котором оно помещалось, отдан был под военный постой. Князь Цицианов, основываясь на донесении Коваленского Кноррингу об открытии училища, полагал, что оно существует, но когда приехал в Тифлис, то не нашел ни учителей, ни учеников, ни самого помещения.

Признавая, однако же, необходимым положить начало действительному просвещению грузинского народа, князь Цицианов находил необходимым начать образование с дворянства, и с этою целью просил министра народного просвещения прислать ему двух учителей русского языка, доставить книги, издаваемые министерством и разрешить отправлять в Московский университетский пансион по восьми человек грузин.

«Необходимая нужда в российском языке, доносил он (Всеподд. донесение от 27-го июня 1803 года.), в той земле, где на оном отправляется судопроизводство; недостаток в переводчиках и крайнее невежество здешнего дворянства, даже до того, что большая часть оного не знает природного своего языка по правилам, побудили меня приступить деятельным образом к преподанию способов относительно введения в Грузию первых лучей просвещения, буде не вообще народного, то хотя здешнего дворянства, дабы, по крайней мере, поколение, в отроческих летах ныне пребывающее, вкусило блаженство российским правительством для онаго уготовляемое.»

Не ожидая разрешения из Петербурга, князь Цицианов приступил к осуществлению своей мысли и назначил на расходы по устройству училища часть той суммы, которую предполагалось [496] выручить от продажи шелка, наложенного в виде дани на жителей Джаро-Белоканского округа.

Указом 8-го августа 1803 года предположение об открытии училища было одобрено (См. П. С. З. т. XXVII. Акты Кавк. Археогр. Комм., т. II, стр. 198.), и 21-го мая 1804 г. оно было открыто.

Вновь устроенному училищу отдана была, по распоряжению главноуправляющего, находившаяся в Тифлисе типография, заведенная попечением царя Ираклия II.

Царь Ираклий, желая иметь в Тифлисе типографию, выписал из Константинополя мастера, который привез с собою некоторые необходимые для типографии инструменты. В Тифлисе, на царский счет, построен был для типографии дом, и куплены доски, свинец и бумага. Сверх того, отданы были в типографию некоторые инструменты, оставшиеся еще со времен царей Вахтанга, Теймураза, а также сделанные при Ираклие. В типографии этой напечатано было несколько книг. Мастер, устраивавший типографию, вскоре после открытия ее был отпущен, и типография осталась в ведении священника Христофора, который начал печатать в ней разные книги. Но как царь Ираклий не находил прибыли от типографии, стоившей ему до 20,000 рублей, то остановил ее работы и отправил один станок в Эчмиадзин в подарок армянскому патриарху. При разорении Тифлиса Агою-Магомет-ханом, типография была сожжена и большая часть форм увезена в Ганжу. Впоследствии, по возвращении своем в Тифлис, царь Ираклий приказал нанять работников и, разрыв место, где была типография, привезти ему все вещи, которые будут найдены. Последовавшая вскоре затем кончина царя Ираклия была причиною того, что типография была окончательно устроена при преемнике и сыне его Георгие XII, когда священник Христофор, собрав большую часть вещей, принадлежавших типографии, взялся восстановить ее, на что и получил необходимые деньги как от царя, так и от царевича Давыда. Устроенная таким образом типография и была передана князем Цициановым в ведение училища (Из письма участвовавшего в работах по типографии Давыда Карганова кн. Цицианову 12-го апреля 1803 г.) [497]

В то время при мингрельском владетеле находился венгерский уроженец профессор Самуил Мартини. Цицианов пригласил его в учрежденное в Тифлисе училище на должность учителя латинского и немецкого языков, и Мартини 31-го мая 1805 г. занял свою кафедру, имея 18 учеников. Ноября 28-го дня 1805 г. князь Цицианов представлял графу Завадовскому (Бывшему министром народного просвещения.) об открытии при Тифлисском училище классов для изучения полного гимназического курса, потому что родители воспитанников ни под каким видом не соглашались на отправление детей своих в Россию в университеты.

Вместе с тем главноуправляющий обратил внимание на приготовление грузинского дворянства к поступлению в военную службу. Эта мера признана была нашим правительством необходимою еще раньше назначения князя Цицианова главнокомандующим в Грузию.

При самом вступлении в Тифлис полка генерала Лазарева, Император Павел I для той же цели приказал принять в полк портупей-юнкерами и портупей-прапорщиками 10 юношей из дворянских грузинских фамилий и одного подпоручиком. Распоряжение это не принесло, однако же, тех результатов, которых ожидали; грузины неохотно шли в ряды нашей армии и быть может оттого, что Лазарев взял тогда молодых людей не из первых фамилий. Князь Цицианов снова просил позволения принимать в полки молодых людей первейших фамилий и, в случае несогласия родителей, действовать на них принудительным образом.

«Подобный набор юношей, писал он, обратит все здешнее дворянство в военную службу, по склонности их к оной, отвлечет их от праздности, источника пороков, и не чувствительно введет в просвещение и научит предпочитать славу добыче» (Из рапорта кн. Цицианова Государю Императору 28-го февраля 1804 г.). Вслед за этим представлением, главнокомандующий исполнил эту меру, принудив князей Амилахварова и Цицианова определить своих детей в военную службу («По праву яко бы свойства моего с ними, поелику оба они мои внучатные племянники.» Рап. кн. Цицианова Государю Императору 25-го апреля 1804 г.). [498]

Марта 21-го дня 1805 года высочайше даровано грузинскому дворянству право помещать детей своих в кадетские корпуса, а высочайшим рескриптом от 26-го сентября 1802 года поставлялось князю Цицианову в обязанность позаботиться о сформировании народного ополчения в роде милиции. Главнокомандующий, вступив в управление краем и вникнув в бедственное положение разоренного народа, доносил Государю, что милиции собрать невозможно, по бедности обывателей Грузии и «неблагоприятному расположению духа, озлобленных бесчинствами предшествовавшего тому правления». Он находил, впрочем, возможным, по окончании народной переписи, набрать с каждых двадцати домов по одному человеку, снарядить их всем казенным и таким образом составить один конный полк.

До окончания той же народной переписи был оставлен и вопрос о преобразовании грузинского духовенства. Бедность церквей в Грузии побудила наше правительство сделать распоряжение, чтобы продажа свеч, бывшая до того в руках купцов, была передана в распоряжение церквей, с тем, однако же, чтобы доходы поступали не исключительно в пользу духовенства, но шли также на улучшение и украшение храмов. Такой раздел был необходим и в виду того, что в Грузии было множество епархий и притом таких, в которых число священников превышало число прихожан. От этого духовенство нуждалось в необходимом пропитании и жило чуть не подаянием. Так Никозская епархия имела всего 120 руб. ежегодного дохода, из которого получало содержание значительное число духовенства; но сколько состояло духовных лиц при каждой епархии в Грузии никто не знал. На требование князя Цицианова католикос не мог доставить ему сведения ни о числе духовенства и церквей, ни о числе церковных имений; так что главнокомандующий принужден был поручить капитан-исправникам заняться переписью духовенства. Едва только грузины узнали об этом распоряжении, как число духовных стало быстро возрастать, так что князь Цицианов принужден был запретить пострижение новых лиц в духовное звание впредь до составления особых правил и вместе с тем должен был принять меры к [499] уменьшению числа епархий. Соединением нескольких епархий в одну князь Цицианов успел упразднить три епархии в Карталинии, а оставшиеся затем три он предполагал со временем также упразднить и образовать во всей Карталинии одну епархию (Всеподд. донесение кн. Цицианова 23-го марта и 29-го мая 1804 г. Письмо его к католикосу Грузии от 23-го марта 1804 г.).

Попечением князя Цицианова был переделан Сионский собор в Тифлисе и построено несколько храмов иноверческих исповеданий. Так в Тифлисе и Гори были отведены места для католического духовенства и отпущена заимообразно сумма для постройки церквей и домов.

В 1630 году, двое из католических монахов представили царю Теймуразу I мощи матери его царицы Кетеваны, мученически скончавшейся за веру в персидском городе Тавризе и за это приношение получили от него места в Тифлисе и Гори для постройки церквей и домов, которыми и владели до 1755 года. В это время, по подозрению, что грузинский патриарх Антоний принял католическую веру, монахи лишены были своих имуществ, церквей, домов и принуждены были отправлять богослужение в наемных домах. При посредстве князя Цицианова храмы католиков снова воздвигались. Восстановление католических церквей и поддержание католического духовенства князь Цицианов находил даже необходимым, в виду того, что ксендзы с большим успехом будут проповедовать христианскую религию между магометанами и идолопоклонниками, нежели русские и грузинские проповедники, «к подвигу сему неприлежные и у горских народов доселе немного успевшие (Всеподд. рап. кн. Цицианова 12-го июня 1803 г., № 54. Акты Кавк. Арх. Комм., т. II, № 549.).»

К тому же многие из армян были уже католического исповедания и в войсках кавказского корпуса было до 1,000 человек католиков. По этому и предполагалось католическое духовенство в Грузии сделать независимым от Рима, и подчинить его управляющему римско-католическою церковью в России. На постройку католического храма отпущено князем Цициановым 6,000 рублей. [500]

Магометанское духовенство также подверглось преобразованию.

С присоединением Ганжинского ханства, переименованного в Елисаветпольский округ, управление, а вместе с тем суд и расправа поручены были окружному начальнику. Магометанское духовенство, имевшее до сих пор судопроизводство в своих руках и от того важные выгоды, лишалось способов существования. По представлению Цицианова, высочайше утверждены были штат и правила для магометанского духовенства; первый обеспечивал их существование выдачею ежегодного жалованья, а второй указывал им новые их обязанности, которые заключались в наблюдении за исполнением догматов веры, во внушении народу верности к Государю и повиновения властям. Во главе поставлен ахун, как первенствующее лицо, которому подчинено было все магометанское духовенство. Последнему предоставлено право разбирать дела семейные и заведовать разделом имений между наследниками по существующим обычаям. В случае добровольного обращения тяжущихся, духовенству разрешено посредничество во всех делах, за исключением уголовных, но без всякого за то возмездия, которое не допускалось и при совершении духовных треб. На поддержание мечетей назначено взимать с каждого дома по 50 коп. (Предписан. кн. Цицианова елисаветпольскому (ганжинскому) ахуну от 14-го мая 1805 г.). В Георгиевске и Константиногорске устроены мечети, на заведение которых отпущено 15,000 рублей.

Заботясь об улучшении быта духовенства, князь Цицианов не забывал и сельского населения. Находя невыгодным для казны и крайне затруднительным для казенных крестьян сбор с них подати натурою, главноуправляющий предписал исправникам пригласить к себе всех поступивших в казенное ведомство старшин и объявить им, что для собственной их выгоды и облегчения подать, собираемая с них: вином, баранами, медом и проч., кроме хлеба, по высочайшей воле отменяется, обращаясь в подать денежную или хлебную, по самым умеренным ценам и именно по тем, коими они сами себя обложить пожелают. Предписано было при этом наблюдать, чтобы [501] раскладку сбора делали по селениям, а не по дворам и чтобы каждое селение знало какую подать будет платить деньгами или хлебом и сколько именно (Отношение кн. Цицианова ко всем исправникам от 7-го марта 1803 года.).

В то же время все исправники получили приказание оказывать содействие князьям грузинским при сборе ими повинностей с подвластных им крестьян и, в случае упорства сих последних, назначать военные экзекуции (Предписание исправникам 21-го марта.).

Руководствуясь местным положением, с целью обеспечить те стороны грузинских пределов, которые были наиболее подвержены прилипчивым и заносным болезням, а притом не желая упустить интересов казны, князь Цицианов пришел к убеждению о необходимости учреждения таможенных и карантинных застав на дорогах, имеющих торговые сообщения с побережьями Черного моря или внутренними персидскими городами. Предлагаемые им меры к улучшению промышленности Грузии были столь очевидны, что правительство спешило привести их в скорейшее исполнение. Указом сенату от 23-го октября 1803 года повелено было на первое время учредить таможни в четырех местах. Первую в Сураме, на границе с Имеретиею; вторую — в Цалке, старой, разоренной крепости, со стороны Ахалцыха и Джевахетии; третью — в Памбакской провинции, в селении Кара-Килис, против пределов Карской и Эриванской областей, и, наконец, четвертую — в Шамшадыльской провинции со стороны Ганжинского ханства (Впоследствии, с покорением Ганжинского ханства, кн. Цицианов полагал более выгодным учредить таможенную заставу в самой Елисаветпольской крепости.). Моздокские же таможенные и карантинные заставы упразднены, во-первых, как внутренние и потому бесполезные, а во-вторых и с тою целью, чтобы предоставить горцам беспошлинную внутреннюю торговлю. Торговля эта, развивая в туземцах охоту к промышленности, с течением времени могла сделаться лучшим средством к обузданию их дикости и смягчению нравов. Для прекращения же тайного провоза товаров из Анапы на Кавказскую линию учреждена [502] карантинная и таможенная заставы в Прочно-Окопской крепости.

С учреждением пограничных таможенных застав являлась необходимость уничтожить внутренние пошлины, до того времени существовавшие в Грузии. Эта главнейшая отрасль грузинских доходов, заключавшая в себе 15 различного рода откупных статей, давала ежегодную цифру дохода около 45,019 руб. Откупные монополии не могли быть полезны для страны. Препятствуя расширению торговли и составляя единственный источник доходов, они были слишком отяготительны для народа. Так как многие из этих статей отданы были уже на откуп по 1-е января 1804 года, то открытие таможенных пограничных застав и уничтожение внутренних пошлин не могло иметь места прежде окончания 1803 года.

На этом основании рескриптом Императора Александра I от 4-го марта 1804 года повелено было князю Цицианову уничтожить внутренние пошлины, а взамен их таможенный сбор в течение первых пяти лет предоставлен в пользу грузинских доходов.

Судя по производившейся в то время в Тифлисе торговле, а тем более при предполагаемых улучшениях в пользу внутренней промышленности, улучшениях, долженствовавших неминуемо привлекать в Грузию азиятское купечество и увеличивать число переселенцев, можно было ожидать, что количество теряемого казною внутреннего пошлинного дохода вознаградится с лихвою пошлинами, собираемыми на пограничных таможнях, и другими источниками, открывающимися вместе с вольною торговлею.

Не имея ни фабрик, ни заводов, Грузия получала извне все продукты и материалы, так что наше правительство принуждено было все необходимое для войск отправлять из России. Расходы на доставку с Кавказской линии предметов довольствия для войск, перевозка которых в Грузию, по отсутствию удобной дороги через Кавказские горы, была чрезвычайно затруднительна, заставили князя Цицианова искать средств к устранению этих неудобств. Считая устройство хорошей дороги предприятием, [503] требующим слишком продолжительного времени, он пришел к заключению о необходимости устроить в Тифлисе фабрики суконную и кожевенную на счет сумм комиссариатского ведомства.

Фабрики предполагалось устроить всего на три стана мастеровых; станки сделать в Грузии, кроме берд и других частей, которые должны быть присланы из России, откуда предполагалось доставить прядильные машины и мастеров для начала работ. Князь Цицианов надеялся, что к этим мастерам дворянство грузинское даст учеников, которые со временем могли бы заменить их.

С усовершенствованием фабрик и с размножением их, при дешевизне шерсти в Грузии, ценность которой доходила до 8 коп. за фунт, представлялась бы возможность снабжать сукнами этих фабрик войска, расположенные не только в Грузии, но и на Кавказской линии, что значительно сохранило бы расходы на перевозку сукон, доставляемых из Москвы.

Кожевенные фабрики главноуправляющий полагал возможным устроить еще удобнее и легче, чем суконные, так как скотоводство составляло одно из главнейших производств и богатств страны. Что же касается рубашечного холста, то хотя на пробу и приказано было раздать всем нижним чинам по одной рубашке из тамошней, так называемой, бязи (бумажного холста), но князь Цицианов сомневался в том, чтобы этот холст мог быть введен в употребление, потому что солдат, непривычный к бумажному холсту, должен был чувствовать в нем большую разницу с льняным, и особенно потому, что при употреблении этого холста испарение тела бывает гораздо сильнее. Притом же, получив сведение, будто в Грузии есть самородный лен, князь Цицианов, полагая поощрять жителей к его обрабатыванию, рассчитывал, в случае успеха этого производства, получать из России одно только фламское полотно (Рапорт кн. Цицианова военному министру 9-го февраля 1803 г. Тиф. Арх. Корп. Деж. Главн. Шт. Кавк. армии.).

Предположение главноуправляющего об устройстве фабрик не было приведено в исполнение, вследствие высочайшего [504] повеления, чтобы операцию эту отложить до времени. Тогда князь Цицианов принужден был заняться изысканием средств для улучшения сообщения Грузии с Кавказскою линиею.

Устройство дороги было необходимо не только в экономическом, но и в политическом отношении. Путь, обеспеченный войсками, пресекал пленнопродавство, уничтожая возможность чеченцам, кумыкам и другим горским народам водить своих пленных на продажу в город Анапу, бывшую в то время главным торговым рынком во всем северо-восточном углу Черного моря. С другой стороны, с улучшением пути уменьшались расходы казны по различного рода перевозкам и обеспечивались транспорты от расхищения и грабежа. Не смотря на столь очевидную необходимость в проведении дороги через Кавказские горы, правительство, за недостатком средств, принуждено было на этот раз отказать князю Цицианову. Запутанные дела наши с Швециею заставляли сохранять суммы на чрезвычайные издержки в случае военных действий, и потому проведение дороги через горы было отложено до 1805 года.

Если правительство не могло тотчас же придти на помощь для осуществления благих намерений главнокомандующего, то сам князь Цицианов употреблял все усилия к тому, чтобы местными средствами улучшить существовавшие пути сообщения. Мера эта была необходима как для удешевления платы за перевозку товаров, так и для безопасности караванов. Последние не могли иначе проходить с линии в Закавказье, как в известные сроки и под прикрытием значительного конвоя, снабженного артиллериею. Для. следования таких караванов было назначено два срока, весною 1-го и 15-го мая и осенью 15-го сентября и 1-го октября,

Такое стеснение в сообщении, конечно, представляло многие неудобства, об устранении которых и заботился князь Цицианов, но при помощи одних местных средств, трудами войск и местного населения он мог только. несколько улучшить старые пути и не мечтать о проложении новых.

Он успел настоять, что селение Ларс, лежащее в самом узком месте Дарьяльского ущелья и притом в самом [505] важном его пункте, было уступлено нашему правительству его владельцем тагаурским старшиною Мамедом Дударовым. Последний просил, взамен этого селения, дать ему на Кавказской линии столько земли, сколько необходимо будет для переселяемых из Ларса его подданных, и чтобы производить ему ежегодный пенсион по 350 руб. Император Александр, за эту важную уступку, сверх испрашиваемого наградил Дударова чином капитана (Рап. кн. Цицианова Государю Императору 20-го января 1804 года. Высоч. рескрипт князю Цицианову 14-го декабря 1804 г.) и в то же время поручил князю Цицианову составить общий план дорог в Закавказье, как тех, которые следовало исправить, так и тех, которые необходимо было проложить вновь. Такой план необходим был для правильного развития и направления торговли.

Получивши такое разрешение, князь Цицианов немедленно приступил к разработке дороги с Кавказской линии в Грузию и из Тифлиса в Елисаветполь. Он испросил Высочайшее повеление отпускать ему на устройство путей сообщения, из сумм государственного казначейства, в продолжение пяти лет по 6,000 руб., с тем, чтобы сумма эта была возвращена в казначейство с увеличением грузинских доходов.

После присоединения к Империи княжества Мингрельского и царства Имеретинского, предположено было провести военную дорогу, через леса и болота этих областей, от Сурама до Кутаиса. Вместе с тем правительство желало устроить водяное сообщение от укрепления Хорги (впоследствии Редут-Кале), где была складочная пристань, по реке Риону, судоходной до самого Кутаиса. Но как устье Риона при крепости Поти было еще во власти турок, то предполагалось эту реку соединить каналом с рекою Циви, впадающею в Хопи, при устье которой находилось укрепление Хорги. По осмотре инженерами местности, хотя и признано исполнение этого плана удобовозможным, но канал приходилось вести на большое пространство, что потребовало бы огромных издержек; почему проект соединения Хопи с Рионом оставлен без исполнения.

С улучшением путей сообщения и с развитием торговли, [506] для успешного ее хода необходимо было устроить между торговыми пунктами правильное почтовое сообщение, чего не было в Грузии. Доходы Грузии не дозволяли отделить денег на устройство и содержание почт, поэтому решено устроить на счет русского казначейства нока одну тифлисскую почтовую контору, на что и отпущено 16,100 руб. (Акты Кавк. Археогр. Комм., т. II, стр. 230-237.).

Реки Имеретии и Мингрелии изобиловали рыбою, но жители не занимались рыбным промыслом. Цицианов писал к Астраханскому губернатору и просил его предложить тамошним промышленникам взять на откуп рыбные промыслы на черноморских водах этих владений. Ответа на предложение при жизни Цицианова не последовало. Точно также не состоялся проект о поселении на мингрельских берегах черноморских казаков для разных промыслов.

«Черноморские казаки, писал кн. Чарторижский (Бывший министр иностранных дел к князю Цицианову.), живущие на берегах одного моря, искусные в рыбном промысле, к войне способные и приобыкшие уже к полуденному климату, при первом взгляде обращают на себя внимание. Утвердительно сказать можно, что один полк черноморских казаков, прежде командированный сюда на службу и потом оставленный для поселения, доставил бы тому краю двоякую пользу: войское обеспечение и нужное движение первым земледельческим трудам, которые со временем могут оставить важную для России отрасль полуденной торговли.»

По обзору местности оказалось, что в местах, обильных рыбою, и там, где должна была производиться рыбная ловля, не было земли удобной для хлебопашества и поселения. Однако же, хотя и не с этою целию, но признавалось все-таки весьма полезным водворить колонию казаков на берегах Ингура, на абхазской границе, где было изобилие в плодородной земле, остававшейся пустопорожнею от постоянных набегов и разорений жителей абхазцами. Воинская колония служила бы оплотом от вторжения горских хищников (Из рапорта Литвинова князю Цицианову 7-го мая 1805 года.). Проект этот не [507] был приведен в исполнение единственно по возникшему сомнению, не будут ли новые поселенцы, по своей наклонности, сами способствовать торговле пленными, и тогда зло увеличилось бы еще более (Арх. Мин. Иностр. Дел.).

Имеретинцы и мингрельцы выменивали туркам хлеб на соль, соленую рыбу и железо. Это побуждало последних дорожить крепостями, находящимися в их власти по берегу Черного моря. Чтобы отнять у Порты эту выгоду, пресечь торговлю пленными, сделать бесполезными ее пристани и побудить оставить их, а вместе с тем обеспечить продовольствием расположенные в сих владениях русские войска, князь Цицианов запретил в Мингрелии и Имеретии продажу за границу всякого хлеба. Но чтобы не лишить жителей необходимых для них продуктов, получаемых прежде от турок, испросил у Императора Александра повеление на отпуск из Крымских озер бесплатно 50,000 пудов соли и распоряжение о привозе русскими промышленниками железа (Донесение князя Цицианова Государю Императору 19-го октября 1805 года.). Относительно последнего предполагалось: «склонить торгующих в Таганроге изведать сию отрасль торговли на мингрельских берегах, где чаятельно могут открыться и другие источники промышленности доселе неизвестные» (Из отношения Товар. Мин. Иностр. Дел к Мин. Коммерции графу Румянцову.).

В августе месяце 1805 года в Редут-Кале прибыл первый транспорт с солью. По распоряжению князя Цицианова, в Имеретии и Мингрелии принимали хлеб, в местах расположения рот, по квитанциям ротных командиров; взамен его, отпускалась соль из магазинов, устроенных в Редут-Кале. Запрещение продажи хлеба за границу распространялось и на всю Грузию, и кроме того объявлено было всем жителям татарских дистанций, чтобы они сколько возможно усилили посевы пшеницы для продажи избытков на продовольствие войск.

Князь Цицианов старался дать сбыту местных произведений сколько можно лучшее направление, могущее способствовать [508] к расширению промышленности туземцев и вместе с тем доставить выгоды России. Он думал устроить в Грузии фабрику бумажных изделий или, но крайней мере, бумагопрядильную машину, и приготовленные на ней нитки высылать по Черному морю, чрез Мингрелию и Таганрог, в Москву. Для этой цели он послал образчики хлопчатой бумаги к директору императорских фабрик тайному советнику Тейльсу (1-го февраля 1804 года), прося его советов и содействия к осуществлению этого предприятия. Дальнейших результатов по этому предмету в бумагах того времени не видно.

Заботливость главнокомандующего к доставлению обитателям Грузии выгод от употребления с пользою тех продуктов, которые дает им богатая природа, простиралась до того, что он, накануне выступления из Елисаветполя в поход против персиян, писал к правителю Грузии о возбуждении одной из важных отраслей промышленности края, могущей принести важные выгоды.

«Жители Грузии, засевая лен, писал князь Цицианов (К правителю Грузии, статскому советнику Тарасову, от 11-го июня 1805 года, № 666.), срывают только верхушки оного для выделки масла, а стебли оставляют без употребления, одеваясь сами полотном из хлопчатой бумаги и чужеземной, то дабы оные напрасно не терялись и казна со временем, посредством попечения и заботы здешнего правительства, при размножении сей промышленности, могла покупать холст для войск, в Грузии находящихся, не теряя на провоз оного больших сумм, предписываю вашему высокородию от моего имени опубликовать чрез комендантов и капитан-исправников, чтобы обыватели, имеющие в сем году на корню лен, объявили каждый из них о количестве посеянного ими льна, городские жители комендантам, а сельские капитан-исправникам; сии же требовали бы от полков, в уездах их расположенных, людей, знающих обрабатывание льна.» В подтверждение этого, он, 12-го августа, предписал: «с получения сего, чтобы капитан-исправники взяли казаков или солдат, умеющих обрабатывать лен, поехали с ними в те [509] казенные селения, где он поспел, и заставили бы их в присутствии поселян обрабатывать оный, принудя грузин и армян учиться оному.»

Заметив, что земледелие в Грузии производится самым неудовлетворительным образом, князь Цицианов приказал купить на свой счет в Георгиевском уезде плуг и отправить с ним в Грузию одного крестьянина, хорошо знающего его употребление. Посланному крестьянину, со дня его отправления, назначена плата и через два месяца, при возвращении домой, обещана награда (См. Акты Кавк. Археогр. Комм., т. II, стр. 250, 473.).

Смерть кн. Цицианова пресекла многие благие его начинания и в том числе проект об устройстве на речке Пушкаре, при разоренном заводе Дашкесане, чугунного завода для отливания артиллерийских снарядов, с большим затруднением и огромными издержками привозимых из России (Предписание кн. Цицианова обер-штерн-фервальтеру Борсунову 16-го мая 1805 г. Т. А. К. Н.). Цицианов послал адмиралу де Траверзе 10 медных листов, приготовленных на грузинских заводах, для испытания годности их к обшивке кораблей черноморского флота. По отзыву де Траверзе, медь оказалась годною и по цене выгодною для казны, но уведомление это получено 6-го апреля, два месяца спустя после смерти князя Цицианова.

По представлению Цицианова о неудобстве перевозить из России лекарства и о возможности завести в Тифлисе ботанический сад, в котором по климату могут быть разведены лекарственные растения южных стран, Император Александр повелел отпустить 10,000 руб. сер. на устройство в Тифлисе казенной аптеки и ботанического сада, употребив для этой цели сад, принадлежавший прежде царице Марии и находившийся в Тифлисе за Цавкисскими воротами.

Стараниями главнокомандующего и местного начальника между многими кочующими народами введено оспопрививание. По предложению кн. Цицианова, открыта грузинская врачебная управа и в 30 верстах от Константиногорской крепости, подле источника [510] кислых вод, устроено укрепление, для защиты приезжавших больных от набегов кабардинцев (См. Акты Кавк. Археогр. Комм., т. II, стр. 251-254.).

С приобретением ханств Карабагского и Ширванского, главнокомандующий предполагал устроить укрепление на Сальянском полуострове, при устье Куры, которое, владея входом в эту реку, защищало бы русские суда, следующие из Астрахани в Джават. Этим путем предполагалось перевозить все тяжести для войск, находящихся в Грузии, и доставить взаимный сбыт товаров и продуктов России и Закавказья.

Россия давно пользовалась исключительным правом плавания по Каспийскому морю, и когда в 1803 году появились три большие судна ханов бакинского и талышинского, то князь Цицианов настоятельно потребовал их уничтожения. По существующим трактатам, на Каспийском море мог господствовать только один русский флаг. Окружные ханы не имели никакого права держать свои суда на Каспийском море. По снисхождению, русское правительство допускало плавание киржимов (мелких судов) исключительно для береговой перевозки хлеба, но когда появились три судна, имевшие конструкцию морских судов, то Император Александр приказал кн. Цицианову настоять на том, чтобы суда эти не плавали по морю, и изыскать способы не может ли перевозка хлеба по пристаням производиться при помощи одних только русских судов (Рескрипт князю Цицианову 19-го декабря 1802 г. Акты Кавк. Арх. Комм., т. II, № 1622.).

Князь Цицианов находил полезным оставить до времени свободное плавание киржимов и именно до тех пор. пока не будет занята нами Баку и пока собственные наши купеческие суда не умножатся до такого числа, при котором в персидских киржимах не будет более потребности. Об уничтожении же трех больших судов он сообщил их владельцам и требовал прекращения их плавания по Каспийскому морю (Всеподд. рапорт кн. Цицианова 11-го января 1803 г., № 6.).

Уничтожения плавания персидских судов легко было достигнуть мирным путем: персияне покупали якоря только на [511] наших судах, по этому воспретив нашим судовщикам продавать с своих судов малые якоря, мы лишали персиян возможности плавать по Каспийскому морю (Скибиневский кн. Цицианову 15-го февраля 1803 г. Акты Кавк. Археогр. Комм., т. II, № 1629.).

К этой мере и прибегнул князь Цицианов, предполагая давать позволение на покупку якорей тем из ханов, которые окажутся наиболее преданными России (Всеподд. рапорт кн. Цицианова 28-го мая 1803 г.).

То же самое господство на море было причиною того, что русское правительство согласилось на принятие под свое покровительство туркменского народа абдальского поколения, обитавшего на восточном берегу Каспийского моря. Поколение это занимало пространство мест Огри, Менгли-Хиджа, Курбан и Дали. Народ этот занимался преимущественно торговлею и хлебопашеством, обитал около берега моря, был добродушен, верен и потому надежен в сношениях. В 1803 году посланные от туркмен прибыли в С.-Петербург с просьбою: 1) принять их в подданство России, 2) построить для защиты их от киргиз-кайсаков крепость при Мангишлаке, в обеспечение их караванов, и 3) предоставить им некоторые льготы в ловле тюленей. Петербургский кабинет с большим участием принял желание туркмен, надеясь при посредстве их расширить торговлю с Бухарою и Хивою. Просьба их была передана на усмотрение кн. Цицианова с поручением удовлетворить, по возможности, желание туркменского народа. Впоследствии оказалось, что главнейшие представители этого народа вовсе не желали такого тесного сближения с Россиею, что послы, бывшие в Петербурге, были в неуважении у своего народа и что туркмены не оказывали им ни малейших знаков почтения. Отправленный князем Цициановым поручик Лошкарев, для обзора восточного берега Каспийского моря и приискания места для постройки укрепления, встречал повсюду затруднения. Несогласие туркмен допустить его до осмотра берегов было причиною того, что он решился приступить к этому не прежде, как в его руках было четыре человека аманатов. Осмотрев берег, Лошкарев нашел, что местом, удобным для [512] построения крепости, был не Мангишлак, а урочище Гедик, выдавшееся версты на две в море и положением своим образовавшее залив, называемый Тюк-Караганским.

Идея на построении здесь крепости была отложена до времени, рока туркмены сами не будут ходатайствовать об этом, а до того времени правительство решилось поддерживать только сношения с народом, могущим быть нам полезным при неприязненных действиях против персиян, которых туркмены ненавидели (Акты Кавк. Археогр. Комм., т, II, стр. 998-1009.).

Астраханская торговля с ханствами, лежащими по берегам Каспийского моря, подвергалась большим опасностям от множества отмелей, подводных камней и неискусства штурманов. Суда, брошенные на мель, были всегда ограбляемы прибрежными жителями. Для отвращения этого зла, по представлению князя Цицианова, высочайше утверждено было в Астрахани штурманское училище, имевшее целью выпускать штурманов на купеческие суда,

Так, среди беспрерывных войн, князь Павел Дмитриевич старался употребить все средства к тому, чтобы развить в вверенном ему крае промышленность, обеспечить и дать новое направление торговли.

Приискивая способы к развитию народной промышленности и благосостояния, он старался увеличить класс производителей и облегчить их в повинностях. Кроме поселения в Грузии нескольких тысяч выходцев из соседних владений, он обратил внимание на городские сословия, увеличившиеся безмерно от накопления в городах множества поселян и землевладельцев.

До вступления в Грузию русских, земледельцы укрывались от лезгин в города и, будучи удалены от земледелия, не имея у себя никакой собственности, принимались за мелочную торговлю, до такой степени незначительную, что у большей части из них не было товара и на пять рублей (Предписание кн. Цицианова исполнительной экспедиции 1-го апреля 1804 г.). Чтобы обратить [513] этих тунеядцев к хлебопашеству, усиление которого необходимо было для продовольствия беспрерывно прибывавших в Грузию войск, чтобы обеспечить продовольствие городов и, наконец, привести их в устройство, князь Цицианов приказал комендантам объявить жившим в городах крестьянам, чтобы они в продолжение двух месяцев непременно переселились в те деревни, из которых вышли. Капитан-исправники должны были переписать всех торгующих в городах, за исключением крестьян, с показанием, кто на какую сумму торгует, и объявить помещикам, чтобы они взяли из городов своих крестьян в продолжение того же срока. Во всех городах назначить два раза в неделю торговые дни для привоза съестных припасов и товаров. Наблюдать, чтоб не было перекупщиков, и комендантам без личного осмотра не позволять исправлять ветхие и возводить новые строения, «а стараться прямить и расширять улицы».

Заботясь об усилении и развитии в народе хлебопашества, как единственного средства продовольствовать войска, потому что привоз из других мест был крайне затруднителен, князь Цицианов недостаток в провианте считал опаснее нашествия неприятельского. До его вступления в звание главноуправляющего, опасались ввести в Грузию более трех полков, собственно по затруднительности продовольствия войск. Князь Цицианов, вступив в управление краем, различными мерами успел обеспечить местным хлебом продовольствие восьми полков, что составляло ежегодного расхода 66,000 четвертей разного хлеба. Не смотря, однако же, на то, все-таки необходимо было перевозить муку из Карталинии в Елисаветполь, Тифлис и Памбаки. Для этого приходилось ежегодно употреблять значительное количество арб, которым хотя и платились прогоны но 4 коп. за версту, но поселяне с ропотом исполняли эту повинность. Притом от этого происходило то важное зло, что тысячи рук и рабочий скот отрывались от земледелия, когда оно составляло такую важность и было особым попечением главнокомандующего. Князь Цицианов, изыскивая способы и средства к избавлению поселян от столь тягостной для них подводной повинности и казну от [514] больших расходов, представил проект об устройстве Подвижного магазина на следующем основании.

Казахские татары обязаны были ставить для перевозки по 1,000 волов, а прочих дистанций: Борчалинской, Демурчасальской и Памбакской по 600, что составляло 400 арб для подъема 2,000 четвертей муки. Полагали предложить этим же татарам (на что они уже и были согласны), раз навсегда, отдать в казну означенное число скота с прибавкою ежегодно в ремонт одной десятой части. Затем построить 400 арб, и таким образом мог составиться подвижной магазин без чувствительных издержек для казны. При этом встречалось только затруднение в отыскании 400 погонщиков, которых ни под каким видом нельзя было набрать из туземцев, во-первых, потому, что при таком наборе слишком много людей отрывалось от сохи и сельских занятий, а во-вторых и потому, что татары не умели управлять волами, перевозили все на вьюках, доставляли медленно, беспорядочно и, наконец, будучи неспособны к точному исполнению приказаний, весьма часто ослушивались (Из рапорта кн. Цицианова Государю Императору от 28-го ноября 1805 г.).

Князь Цицианов полагал выслать погонщиков из Мало-России, и даже находил весьма полезным переселить их в Грузию вместе с семействами, чтобы они хозяйством своим и гораздо искуснейшим хлебопашеством подали грузинам благой пример и могли служить основателями сельского благосостояния края.

«К сим пользам надо прибавить и ту, писал главнокомандующий, что вьючный бык менее четверти муки везет, и то не во всякое время года, следовательно, четыре быка или вола и 4-х четвертей не могут везти. Те же четыре вола в арбу запряженные и приученные, могут везти пять четвертей муки во всякое время года, следовательно, подвоз провианта выигрывает более 400 четвертей во всякую поездку.» Таким образом, с принятием этой меры, выигрывала казна, обыватели и обеспечивалось продовольствие войск. Предположение это, однако же, не [515] осуществилось, и доставка провианта была оставлена на прежнем основании.

С присоединением Мингрелии князь Цицианов принял решительные меры к уничтожению там постыдного изменничества вере, для удовлетворения гнусного корыстолюбия. Он предписал тотчас отобрать в пользу Левана все имения тех мингрельских дворян, которые, отпав от христианства, переселились в Поти, дабы удобнее красть людей, и, пользуясь тем, что оставались владельцами имений, под видом сбора доходов, приезжали в Мингрелию с целью заниматься не имениями, а покупкою людей. Главноуправляющий приказал их задерживать и отсылать в Белевский полк для суждения, как изменников противу веры и законного своего владетеля, «ибо, писал он, пользуясь имением в Мингрелии, они суть и подданные сей земли, а не Турции.»

Вообще же, для прекращения пленнопродавства, зла, существовавшего повсеместно в том крае, было объявлено, что изобличенный в торговле людьми, не смотря на его звание, род и достоинство, по жестоком телесном наказании, будет сослан в Сибирь в каторжную работу.

Бедственное положение царевен, живших в Тифлисе и оставленных своими мужьями, заставило князя Цицианова просить Императора Александра (Всеподд. рапорт кн. Цицианова 13-го февраля 1804 г.) о назначении им ежегодно определенного содержания, без которого, по словам главнокомандующего, «оне должны или с голода умереть, или подаянием жить, влача постыдную для сана их жизнь, закидывая меня письмами своими и отдавая все то моему якобы к их фамилии недоброжелательству» (Царевны эти были: 1) Мария Давидовна, супруга царевича Вахтанга. 2) Елена Семеновна супруга царевича Давида. 3) Кетевана Зурабовна, супруга царевича Иоанна, всех трех находившихся в России, и 4) Елена Отаровна супруга царевича Теймураза, вместе с братом своим Александром скитавшегося в Персии. Первые две царевны были в ссоре с мужьями и потому не могли ожидать от них помощи; третья не хотела оставить Грузию, а последняя имела слишком незначительные доходы для того, чтобы безбедно существовать ими.).

В сентябре (23-го) 1804 года последовало высочайшее [516] повеление, по которому все уделы грузинского царского дома причислены навсегда к казенным имениям, и получаемые с них доходы обращены в общий состав грузинских доходов. Мера эта распространена и на все имения царевичей, бежавших из Грузии; царевнам же, оставленным мужьями, повелено производить каждой по 1,200 р. Государственный совет, основываясь на таком повелении и признавая существенно неудобным, чтобы кто-либо из царского дома оставался в Грузии, находил необходимым устроить таким образом их участь, чтобы царевичи и царевны уничтожили раз навсегда свои замыслы и знали, что они не возвратятся в Грузию никогда. Для этого необходимо было укоренить, или, так сказать, привязать и сроднить их с интересами России, что, по мнению совета, достигалось приобретением им недвижимых имений внутри государства. Сравнивая доходы с уделов царской фамилии в Грузии с тем содержанием и пенсионами, которые царицы, царевичи и царевны получали в России, оказалось, что Россия переплачивает ежегодно собственных денег 59,692 руб. Государственный совет полагал, что каждому из членов царского дома необходимо назначить имение, «соразмерно не только. количеству доходов, кои в Грузии они с уделов получали, но и настоящему положению их издержек, достоинству державы, коей они покорились, и, наконец, будущим их выгодам и возможности основывать домы их в России» (Протокол госуд. совета 22-го августа 1804 г. Арх. Мин. Внутр. Дел, ч. V, 239. В подробностях совет полагал устроить судьбу царевичей следующим образом: «1) Царевичу Давиду, яко ближнему к праву бывшего грузинского наследства, купить и пожаловать в собственность имение в 2,000 душ. 2) Царевичам Вахтангу, Мириану, Иоанну и Баграту по 1,000 душ каждому. 3) Пяти царевичам, детям царицы Марии, старшему Михаилу 1,000 душ, а прочим по 600 душ каждому. 4) Царицам: Дарье, коей ныне производится на содержание 27,375 руб., определить вместо того пенсиона до 30,000 руб.; Марии оставить получаемое ею ныне содержание 13,790 руб. 5) Пребывающим в Грузии супругам царевичей Вахтанга, Давида, Иоанна и Теймураза производить из казны, независимо от доходов их мужей, по 1,200 руб. на год. 6) Что принадлежит до царевичей, удалившихся за границу, то участь их определится по возвращении их. 7) Затем все уделы царского дома в Грузии причислить в казенное ведомство и доходы их обращать на продовольствие войска и прочие предметы наравне с другими частями казенных доходов.»). [517]

В виду последнего предположения, государственный совет положил объявить царевичам о невозможности им возвратиться в Грузию, пожаловать им имения в России и положить правилом, чтобы они устроили их «прочным образом», для чего и продолжить на пять лет получаемые царевичами пенсионы, оставляемые им собственно для устройства вновь пожалованных имений (Положение госуд. совета 8-го октября 1804 г. Госуд. Арх. Указ князю Цицианову 23-го сентября 1804 г. Арх. Мин. Внутр. Дел, ч. V, 241.). Император Александр утвердил мнение государственного совета, но с тем только условием, чтобы царевичи сами себе купили имения, как частные лица, «поелику Государь не намерен от своего имени жаловать их деревнями» (Из письма Трощинского гр. Кочубею 16-го сентября 1804 г. Арх. Мин. Внутр. Дел, ч. V, 231.).

Манифестом 12-го сентября 1801 года грузинское дворянство сравнено в преимуществах с русским. Тогда же были составлены и высочайше утверждены правила для дворянских выборов и обязанностей предводителей, на основании существовавших русских постановлений, с весьма малыми изменениями, сообразными с обычаями и духом народа (Подробные правила эти см. Акты Кавк. Арх. Комм., т. II, стр. 187-190. Они утверждены указом кн. Цицианову 31-го марта 1803 г. Там же, стр. 41. Там же, на стр. 43, помещен и список лиц, первый раз выбранных на службу по выборам.). Князь Цицианов, долго вникая в склонность народа и степень восприимчивости им образа русского законодательства, убедился, что грузины, привыкшие к деспотической власти, не скоро оставят те свойства, которые рождает в характере народа воля единоначальная и безграничная, необузданная ни справедливостью, ни добродетелями.

«Вникая в нравы грузинского народа, писал князь Цицианов (Императору Александру от 13-го февраля 1804 г. Акты Кавк. Арх. Комм., т. II, № 65.), усматриваю я из частных опытов, что всякое образованное правление до времени останется в Грузии без действия. Природа, определившая азиятские народы к неограниченной единоначальной власти, оставила здесь неизгладимую печать свою. Против необузданности и упорства, нужны способы сильные и [518] решительные. Кротость российского правления почитают они слабостью и разными пронырствами укрываясь от гонения законов, хвастают ненаказанностью порока. Колико препон в судопроизводстве гражданском! колико странных распрей между князьями грузинскими и капитан-исправниками единственно от того, что они привыкли размерять важность начальства по важности лица, ими повелевающего; что слово закон не имеет для них никакого смысла и что они стыдятся повиноваться капитан-исправнику, родом и чином незнатному.

Для них все ново, для нас все странно; недостаток переводчиков усугубляет затруднение; судья и проситель не понимают друг друга и оба остаются недовольными.»

Главнокомандующий убедился, что к обузданию народа грубого мгновенный переход власти от мер решительных и жестоких к кротким законам производил противное действие, какое бы он имел на образованное государство. Судопроизводство со всею формальностью русского законоположения и его медленностью было дико для грузинского народа, не вселяло к себе никакой его доверенности, и все обитатели искали суда и расправы у одного только главноуправляющего, т. е. у верховного лица, сообразно прежнему обычаю, Закоренелые предрассудки заставляли жителей со всех мест Грузии стекаться в Тифлис, и хотя главноуправляющий, резолюциею на прошении, отсылал просителя в суд, но тот, вовсе не являясь туда, вторично обращался к главноуправляющему с тою же просьбою и довольствовался его решением, даже и тогда, если бы оно заключалось в двух словах: прав он или виновен?

Цицианов, приняв все это в соображение, представил на утверждение Императора краткую записку о переменах в составе грузинского правительства, «за необходимо нужными мною почитаемых, для доставления жителям скорейшего производства дел, отъемля от них те благотворные препоны, которые в европейском законоположении составляют целость держав и охранение собственности, а для них представляются загадками, коих медленное разрешение выводит их из терпения и вместо [519] благодарности производит единый ропот. Сколь ни справедливо и то уважение, что нужно когда-либо сблизить нравы с российскими узаконениями, но дабы совершенно успеть в сем предположении, я думаю, что законы долженствуют изгибаться по правам, ибо сии последние едиными веками, а не насильственными способами преломляются.» Для возвышения и приведения в уважение уездного начальства., князь Цицианов предложил над властями уезда, остающимися при прежних правах и обязанностях, поставить главного начальника под названием окружного, в чине 6-го или 7-го класса. Власть окружных начальников в уезде должна была простираться на земскую и городскую полиции, как равно и на судопроизводство уездного и нижнего земского судов, в которых он должен был быть председателем. Уездные места должны выполнять безотлагательно все предложения окружного начальника, но имеют право, в случае его противозаконных действий, входить с представлениями в верховное правительство, к правителю Грузии или главноуправляющему. Также и коменданты городов, в случаях, требующих скорого разрешения и особой важности, могут относиться прямо к правителю Грузии или главноуправляющему. Апелляции на решения окружного правления, по части уголовной и судной, поступают в экспедицию суда и расправы, по земской и городской полиции, в исполнительную, а по сборам доходов — в казенную экспедиции. Экспедиции уголовная и гражданская, по представлению князя Цицианова, соединены в одну, под названием суда и расправы. К моуравам при иноплеменных народах, вместо помощников, определено по одному переводчику. Вместо полициймейстеров или нацвалов в городах, назначаемых по выбору дворянства, на основании штата о Грузии, предоставлено главноуправляющему избирать их по его благоусмотрению. Для облегчения просителей, незнающих русского судопроизводства и часто ошибками и неведением форм теряющих свое право, дозволено подавать прошения во все присутственные места не по форме, а на своем природном языке. Сбор за гербовую или, вместо ее, за простую бумагу отменен наконец, суд по форме, как слишком затруднительный для обывателей [520] Грузии, не знающих ни языка, ни законов русских, подающий поводы к злоупотреблениям, до времени также оставлен (Рескрипт от 28-го января 1805 г. Акты Кавк. Арх. Комм., т. II, стр. 52, № 79.).

Далее князь Цицианов во всеподданнейшем представлении изъясняет: «предмет предлагаемой мною перемены состоит в том, чтобы стеснить все члены правления и приблизить их к средоточию власти таким образом, что по наружности правление останется в том же виде, а в самом существе получит более деятельности. Окружные начальники, имея над уездами своими, так сказать, власть полномощную, постепенно станут внушать дворянству и обывателям к себе уважение, и когда дела потекут обыкновенным порядком, тогда удобно будет положить им известные пределы, или вовсе их уничтожить. А между тем, расширение власти, основанной на правосудии, должно произвесть самые благотворные для грузинского народа действия, приучая оный к порядку и повиновению и чтоб невинный и преступник не укрывались от гнева сильных чрез постыдные коварства и подаяния. Хотя сии частные перемены отвратят некоторые недостатки по правительству грузинскому, придав течению дел надлежащую деятельность, толико с нравами азиятскими сообразную, но утверждение оных не достаточно будет удовлетворять в полной мере желаемой цели, доколе не распространится также и власть главноуправляющего Грузиею, который, будучи обременен управлением трех пограничных губерний и нередко воинскими движениями, может и должен делать нужные по всем частям распоряжения. Он никогда не успеет в отправлении требуемого обыкновенным порядком письмоводства; а тем паче в Грузии, где случай, обстоятельства и дела представляются в новом виде и требуют неотлагательного решения.

Вследствие чего, я полагаю мнением моим увеличить власть главноуправляющего Грузиею, на таком основании, чтобы, в соотношении с ним, все присутственные места были на тех же правилах, на каковых поставлена, высочайшим утверждением [521] о губерниях, власть губернаторов относительно губернского правления, т. е., всякое повеление выполнять немедленно, а буде оное противно законам, то присутственное место о мнении своем доносит министру внутренних дел.»

В заключение князь Цицианов просил Государя о назначении в окружные начальники людей, службою своею и бескорыстием известных, «дабы расширение власти, в пользу поспешнейшего течения дел, могло тем действительнее достигнуть предначертанной цели.»

Высочайшим указом правительствующему сенату от 13-го мая 1805 года представление князя Цицианова о реформе правительства грузинского утверждено, с прибавлением в казенную экспедицию еще одного члена по экономической части (Чиновник этот предназначался собственно для личного обзора казенных имений, надзора за ними и других хозяйственных распоряжений.), и того, что сроки по судопроизводству остаются сообразно установленному порядку в русских законоположениях (См. Полн. Собран. Законов.).

По представлению же князя Цицианова высочайше повелено: преступников, приговоренных сентенциями верховного грузинского правительства к наказанию кнутом и ссылке в Сибирь, наказывать шпицрутенами и отсылать на грузинские рудные заводы (Высоч. указ князю Цицианову 31-го марта 1803 года.).

Еще в начале 1803 года сделано было высочайшее распоряжение, чтобы чиновники, поступающие на службу в Грузию, были избираемы сколь можно лучшие, с поручительством их главных начальников в хороших способностях и добром поведении. В случае же, если они впоследствии не оправдывали данных им аттестатов, то высылались на прежнее место на счет аттестовавших их лиц.

Для привлечения хороших чиновников на службу в Грузию и вознаграждения за жизнь, лишенную всех удобств, по ходатайству князя Цицианова были дарованы служащим в Грузии следующие преимущества: 1) при вступлении в службу награждать следующим чином; 2) получившие чины должны по крайней [522] мере прослужить один год с прибытия на место; 3) в противном случае остаются в прежнем чине; 4) кто прослужит четыре года и пожелает выйти в отставку, то, сверх узаконенного производства в течение сего времени за отличие и по выслуге, давать следующий чин; 5) кто, прослужа четыре года остается на месте, то считать время его будущей службы в половину положенного к производству; 6) указ 1801 года о неопределении лиц к должностям выше или ниже одного чина на Грузию не распространялся. Все сии преимущества простирались только до чина статского советника. Еще более важное преобразование в правительстве Грузии произвел князь Цицианов представлением своим Государю от 28-го февраля 1805 года, которым всеподданнейше изъяснил, что до приезда своего в Грузию сам ходатайствовал о соединении в особе правителя Грузии гражданской и военной власти, но теперь, временем и опытом убедившись, что устройство царства, введение новых постановлений и судопроизводства, вместе с затруднительным изучением обычаев народа, привыкшего повиноваться не закону, а власти одной особы, требуют неусыпного занятия гражданскими делами без отвлечения к другим, он находил необходимым иметь в Грузии особого правителя по гражданской части.

Таким образом, князь Цицианов старался постепенно исправлять управление краем, более приноравливая его к обстоятельствам, характеру и духу народа. К сожалению, он, так хорошо знавший дух и характер азиятцев, не оставил мнения о полной системе управления, какое бы должно ввести между сими народами, подобно тому, какое изложил для управления Кабардою. Кажется, основная мысль его в этом случае была та, чтобы оставлять владетелей при мнимом их владении, в совершенном подданстве России и на выгодных для нее условиях, избавляя тем Империю от издержек, потребных для введения русского управления. Этой системе он следовал при всех присоединениях ханств и княжеств, трактатами поступивших в подданство России (Эта система подала нашему правительству мысль спросить князя Цицианова, не признается ли возможным устроить в таком же роде правление и в Грузии. Что отвечал и отвечал ли что-нибудь на это князь Цицианов, нам неизвестно.) [523]

Рассмотрим основания этой системы с той точки зрения, с какой смотрел князь Цицианов, глубоко изучивший свойства прежнего правления, нравы и понятия туземцев. Он оставлял владетелей в прежнем их отношении к подданным, но самих подчинял присмотру начальников русских гарнизонов, находившихся в каждом владении, будто бы для защиты земли от соседей.

Он старался внушить владетелям, что несоблюдение условий трактатов неминуемо повлечет отрешение их от управления ханствами, и для того, чтобы они не могли отговариваться незнанием русских законов, сделал из них выписку о наказаниях изменников. В Грузии же с этою целию было сделано распоряжение, чтобы священники в своих церквах каждое воскресенье и праздник, а в мечетях ахуны и муллы при молитвах читали своим прихожанам уголовные законы, с тем, чтобы никто из жителей неведением их не мог отговариваться. Для лучшего же ознакомления народа с русскими законами приказано было читать их: моуравам — в своих моуравствах, капитан-исправникам — в деревнях и комендантам — в городах. От дворян и грамотных отбирались подписки в знании ими законов (Предпис. кн. Цицианова исполнительной экспедиции 7-го января 1806 г.).

Сделав подобные же выписки и для мусульманских провинций и приспособив их слог к понятию азиятцев, князь Цицианов препроводил эти выписки к министру иностранных дел, с тем, что если признаются в цели своей полезными, то чтобы управляющий министерством послал каждому из владетелей по одному экземпляру таких выписок.

Впоследствии, по кончине князя Цицианова, извлечения эти были препровождены к преемнику его графу Гудовичу, но оставлены им без употребления.

Оставляя владетелям право производить суд и расправу по обычаям страны, князь Цицианов сделал это потому, что русское правление не могло быть тотчас привито к народу [524] дикому, но должно быть вводимо с благоразумием постепенно, в продолжение нескольких десятков лет.

«Сближение новопокоряющихся народов с нравами российскими, писал он князю Чарторижскому (От 26-го сентября 1805 г.), не может совершиться от позволения ежегодно возить дань в С.-Петербург (Петербургский кабинет полагал необходимым для большего к себе расположения и сближения с ханами дозволить посланным их привозить дань в С.-Петербург. Отношение Чарторижского князю Цицианову 11-го июля 1805 г.), потому что нравы и обычаи так легко не приобретаются и не переменяются, и шестимесячное пребывание персиянина в С.-Петербурге недостаточно переменить в нем склонность к неправильному стяжанию имения; не может поселить в него любви к ближнему и истребить в нем самолюбия, коему он приносит в жертву не токмо пользу общественную, или пользу ближнего, но нередко и самую жизнь сего последнего, буде он его слабее, ни о чем так не заботясь, как о собственной своей пользе и прибытке. Разность веры много препятствует магометанину подражать нашему обычаю и нраву, и будучи воспитан в правилах своей веры, он приучается от мягких ногтей презирать все то, что идет от христиан, почитая нас врагами своей религии, а у врага непросвещенный человек никогда перенимать не станет. Если же татары края сего влекомы больше собственными побуждениями к нам, нежели к персидским владельцам, то не от чего иного, как от того, что собственность их и личность обеспечена, глаза его, нос и уши могут оставаться до смерти его при нем.

К тому же и силу российских войск видели, и сие последнее есть та единственная пружина, которою можно как содержать их в должных границах благопристойности и благоустройства, так и быть уверену, что здешний житель ищет и искать всегда будет сильного себе в покровители. Доказательством сему послужит следующее: когда предместник мой, приехав в город Сигнах, послал к белоканцам с предложением, чтобы они нам покорились, тогда они отвечали: [525] покажи нам свою силу, тогда и покоримся. Ответ известный во всей Грузии,

В азиятце ничто так не действует, как страх, яко естественное последствие силы. Итак, по мнению моему, ожидая при помощи Божией перемены нравов и обычаев азиятских, с переменою целых и нескольких поколений, хоть на 30 лет, страх, строгость, справедливость и бескорыстие должны быть свойствами или правилами здешнего народоправления. В течение сего времени стараться вводить кротчайшие правы и любовь к ближнему, а потому и к общему благу, но не иными какими способами, как щедрыми наградами тех, кои что-нибудь сделают к общей пользе. Чиновники магометанской религии, как ни жадны к деньгам, но и честолюбивы, а потому их можно награждать серебряным или золотым пером в шапку с надписью по приличию; важные же их услуги награждать можно освобождением от телесного наказания, но первоначально надлежит обвестить с позволения хана и через него те статьи, кои правление желает ввести в большое употребление; например, кто сколько сделает шелку или снимет пшеницы, тому назначить оное награждение.»

Оставляя владения, вступавшие в зависимость России, в положении, мало различествовавшем от прежних их учреждений, князь Цицианов действительно устранял от Империи не только огромные издержки на содержание своего правления, но и отклонял те важные неудобства, которые должны были родиться от недостатка чиновников, обоюдного незнания языков, неимения переводчиков, а всего более от применения образованной администрации к духу и характеру дикого азиятского народа.

Дани, наложенные на владения, не могли бы покрыть издержек, сопряженных с учреждением в них русского правления. Оне и налагались не с целию иметь из того выгоды, но для выражения тем, по азиятскому обычаю, знака зависимости. Выгоды приобретались из других последствий подданства. Кроме целей военной и политической, расширять пределы, опирая их на безопасные естественные границы: Кавказский хребет, моря Черное и Каспийское и реки Куру и Аракс, еще [526] представлялись виды торговые, с учреждением между портами двух морей, совершенно безопасного сообщения караванами.

Относительно даней Император Александр выразил свое желание, чтобы оне налагались единственно в залог подданства и убедили край, что Россия не нуждается в них, как источниках своего обогащения, а налагает их единственно для того, чтобы употребить на пользу самих жителей. Петербургский кабинет находил необходимым, за удовлетворением ханов и владельцев жалованьем, остальные доходы употреблять на нужды тех жителей, с которых они собирались. Преследуя ту единственную цель, по которой все вновь приобретенные, разнохарактерные владения должны составить одно неразрывное целое с Русскою Империею, министерство желало, чтобы доходы были обращены на устройство таких заведений, польза от которых могла бы распространяться не только в одном месте, но и на окрестности; чтобы она могла быть ощутительна для всего края, как, например, устройство дорог, дающих средство к свободному сообщению между разными ханствами и владениями (Рескрипт князю Цицианову 13-го февраля 1806 года. Отношение князя Чарторижского князю Цицианову 14-го февраля 1806 года. Акты Кавк. Археогр. Комм., т. II. стр. 63, № 108.).

Имея в виду разнообразие промышленности и источников доходов и не желая обременять покоренного населения, наше правительство предполагало собирать с жителей подать деньгами, изделиями или естественными произведениями, сообразно тому, чем богата каждая провинция и какими произведениями она наиболее славилась (Отношение кн. Чарторижского кн. Цицианову 11-го июля 1805 г. Арх. Мин. Иностр. Дел.). С Карабага, например, брали дань лошадьми, а с Шеки шелком. «Нет в Азии владельца, писал князь Цицианов, который бы мыслил, что Российская Империя имеет при взимании дани в виду столь малые способы для приращения своих доходов и тем паче, что вообще и единогласно все обитатели края сего, не переставая дивиться богатству России, говорят, что русские в Грузию золото возят арбами и вьюками; а [527] потому на счет сего с их стороны заключения, они, видя повсюду изобилие и щедрость, никогда и помыслить того не могут.»

В отношении количества взимания дани изделиями или естественными произведениями, главноуправляющий сделал замечание: что по быстрой изменчивости благосостояния персидских ханств, невозможно принимать положения их в прежние года за основание к определению богатства настоящего времени. После смерти шаха Надира, преемники его воцарились на самое короткое время, потому что богатство каждого хана, давая ему возможность содержать более или менее войска, давало тем поверхность над другими, и шахское достоинство переходило из рук в руки, всегда к сильнейшему.

Россия не могла отделять большого числа войск для постоянного ограждения Кавказской линии, и потому выгоды ее требовали поддерживать беспрестанные домогательства ханов шахского достоинства и таким образом не давать усиливаться одному лицу, могущему сделаться опасным для русских границ, слабо защищенных с той стороны. Этой системой Россия руководствовалась в делах Персии до императрицы Екатерины Великой. По причине беспрерывных смут и войн, ханства не остаются в одинаковом положении относительно своего богатства, изделий и естественных произведений, уменьшающихся часто от угона неприятелем большей части народонаселения, часто от опустошения целого края. Так, например, богатство Карабага составляла некогда отличная порода лошадей, славившихся во всем свете, и исчезнувшая вместе с губительным нашествием на Карабаг Аги-Магомет-хана. Шекинское ханство хотя и тогда обильно было шелком и можно бы, вместо денег, обложить его этим продуктом, но в исполнении этого возникло другое затруднение: «Кто может исчислить, говорит князь Цицианов, персидские обманы, бесстыдство, коварство и самую измену, с грудным молоком в ханов здешних вливаемые! Требуя шелком приношение от Селим-хана, можно наверное ежегодно ожидать и слышать от него предлогами невзноса онаго неурожай, дождливое лето, вредное для червей, стужу, повредившую тутовые [528] деревья и прочее. Какое же из сего обмана истекает затруднительное последствие? С одной стороны, исследование и изобличение хана, несовместное с достоинством Империи; наказание хотя выговором еще меньше прилично; с другой, он в обмане укореняется и кичится персидскою хитростию; они сим называют обман, почитая, что могут всегда обмануть европейца этою неизученною хитростью персидской. Почему я мнением полагаю, что устранение всякого повода, к обману служить могущего, есть самое полезнейшее дело и с правилами проницательности нашего министерства согласное. Джарская провинция обложена естественным той земли произведением и изделием, т. е. шелком, не смотря на сие, по году в недоимке бывает и не платит иначе, как посредством понуждения штыками. Я же, потеряв генерала Гулякова, смею сказать, что не имею на кого бы мог с такою уверенностию положиться в деле понуждения. Сим же летом я отвлечен Баба-ханом, а зимою необходимым образованием Грузии, беден будучи в гражданских помощниках. Относительно же количества налога, всем известно здесь, что и они сами (джарцы) ту дань не иначе считают, как залогом только подданства, хотя всегда отговариваются невозможностию платить ее по бедности. Убавить же налога не можно потому, что я, зная умоначертание сего народа, могу удостоверить в том, что они от убавки никогда единого фунта платить не будут и выйдут совсем из повиновения и послушания.»

Таковы были мысли князя Цицианова о русском правлении закавказскими владениями; таково было его мнение о духе и характере народов, их населяющих.

Текст воспроизведен по изданию: История войны и владычества русских на Кавказе. Том IV. СПб. 1886