ДУБРОВИН Н. Ф.

ИСТОРИЯ ВОЙНЫ И ВЛАДЫЧЕСТВА РУССКИХ НА КАВКАЗЕ

TOM III.

I.

Стремление Аги-Магомет-хана к единовластию в Персии. — Его борьба с персидскими ханами и владельцами. — Бегство в Россию Муртазы-Кули-хана гилянского. — Отношение Грузии к персидскому государству. — Внутреннее состояние Грузии. — Опасение Ираклия, что Ага-Магомет вторгнется в его владение и просьба о помощи. — Прибытие в Георгиевск посланных Аги-Магомет-хана. — Цель и последствия этого посольства. — Попытки Аги-Магомет-хана подчинить своей власти Адербейджанских ханов. — Рескрипт Императрицы Гудовичу.

Коварство, хитрость и измена доставили в руки Аги-Магомет-хана каджарского большую часть Персии. Раздираемая междоусобиями, страна эта долгое время служила позорищем убийств, зверства и жестокостей всякого рода. Искание трона было поводом к беспрерывной вражде и междоусобной брани между владельцами. Каждый из ханов, считавший себя сильнее других, старался захватить власть в свои руки и сделаться повелителем Ирана.

В конце восьмидесятых годов прошлого столетия наиболее сильным владельцем был Ага-Магомет-хан астрабадский, происходивший из фамилии Каджаров, овладевший Испаганом и стремившийся с единовластию в Персии. Убийца многих ханов, имевших несчастие попасть в его руки, Ага-Магомет-хан известен был своими жестокостями.

Маленький ростом и сухощавый, Ага-Магомет-хан издали казался мальчиком 14 или 15 лет. Сморщенное и безбородое лицо делало его похожим на старую, опустившуюся телом женщину, а черты лица, которые никогда не были приятны, придавали ему ужасный вид при неудовольствии или гневе, что случалось весьма часто. [2]

Ненависть и кровавая злоба сверкали в глубоко-вдавленных глазах его, которые, при внутреннем волнении, как будто обливались багровым мерцанием. Проницающий взгляд Аги-Магомет-хана охватывал трепетом тех, на кого он смотрел, а презрительная улыбка тонких и постоянно сжатых губ выражала полное и глубокое презрение его ко всему окружавшему.

Высокая остроконечная шапка, из черных смушек, покрывала его бритую голову, придавая мертвенный вид желтому, безбородому и морщинистому лицу, свидетельствовавшему о том противоестественном увечье, которое, будучи некогда совершено над ребенком, соделало из него в зрелом возрасте ненавистника всего человечества. Изуродованный телесно, он стал извергом нравственным... «Бренные останки Надир-шаха, виновника увечья Аги-Магомета, сложил он под плиты коридора, ведущего в сераль, чтобы иметь возможность ежедневно попирать прах, ему ненавистный; точно также желал бы он уложить в одну гробницу весь род человеческий, чтобы целое человечество презрительно попирать ногою»... («Зурна» 1855 года, стр. 259. Романовского «Кавказ и кавказская война», стр. 75. «Прах, который я попираю говаривал Ага-Магомет — значительно облегчает раны моего сердца». См. «Кавказ» 1855 года, № 101, стр. 405.)

Господствующая страсть в его поблекшей душе была властолюбие, вторая — скупость, третья — мщение. Всем им он предавался в крайней степени, в особенности последней. Ага-Магомет-хан отличался своею жестокостию от всех бывших властителей Персии. Слова пощады, милости и человеколюбия никогда не выходили из уст властителя-евнуха, давно привыкшего к выражениям ненависти, злобы и бесчисленных казней (Подробности см. «Жизнеописание Ага-Магомет-хана каджарского, основателя ныне царствующей в Персии династии, с кратким обозрением последовавших после его смерти главнейших происшествий». Сын Отечества 1835 г., т. 171.).

Почти все шахи персидские были богомольны, или по крайней мере наружно соблюдали обряды своего закона, необходимые для поддержания власти. Правила нравственности не были известны шахам. С самых ранних лет каждому из них [3] дозволялось пользоваться грубейшими чувственными наслаждениями, предаваться которым они считали особым преимуществом, исключительно принадлежавшим их званию.

Персидский шах не признает никакой другой обязанности, кроме исполнения обрядов религии. Человеколюбие, великодушие и справедливость считает он в числе добродетелей, но не называет их царскими обязанностями. Он предается роскоши, его окружающей, слушает льстецов и падает перед начальником войска, изнеможенный ленивою и порочною жизнию.

Шах привык, чтобы всякому его взгляду повиновались беспрекословно, и потому каждый из них сколько нетерпелив в исполнении своих желаний, столько же и равнодушен к самым важным услугам.

История Персии показывает, что шахи всегда выбирали приближенных к себе людей из самого низкого состояния. «Гордость самовластителя никогда не чувствует большего утешения, как при воззрении на людей, обязанных милостям его, и которых он одним дыханием может уничтожить.» За то в Персии не редкость, что эти лица низкого состояния быстро возвышались и, умертвив своего повелителя, присваивали себе власть его.

Так точно было и с Агою-Магомет-ханом. Евнух Надира, он после его смерти сделался властителем Персии и впоследствии, как увидим, сам был умерщвлен двумя любимыми своими нукерами (Всеподд. рапорт Гудовича 20го июня 1797 года. Георгиевский Военный Архив.).

Изувеченный на шестом году жизни и лишенный способности к чувственным наслаждениям, которые на востоке всегда истощали душу и тело, Ага-Магомет стал искать для себя иной пищи. С самого малолетства им овладели честолюбие и мысль о возвышении, которую он преследовал всю свою жизнь с редким постоянством и с неутомимым стремлением.

Счастие, возвысившее попеременно Надир-шаха и Керим-хана до степени властелинов Персии, ослабило то религиозное уважение народа к царственному дому, которое так сильно [4] охраняло слабых правителей Персии из дома Софи. Каждый, предводительствуя несколькими человеками, думал и надеялся достигнуть престола. Сан государя был так часто похищаем, что не внушал к себе уважения народа. Ага-Магомет-хан был на пути к престолу тогда, когда в Персии господствовала полная анархия.

Солдаты, привыкшие к бунтам и грабежам, восставали против всякой власти, которая могла их устрашать опасностию лишиться беззаконной жатвы. Города и селения подвергались так часто грабительствам, что жители, бросая дома, не находили других способов к пропитанию, кроме взаимного грабежа; другие добровольно убегали, оставляя на расхищение свое имущество. Дороги были наполнены разбойниками, грабившими караваны с товарами, и оттого торговля значительно упала.

Слабость государства, недостаток в решительных и энергических людях способствовали возвышению Аги-Магомет-хана и его утверждению на престоле.

Сухой телом, Ага-Магомет-хан приучил себя к воздержанию и к деятельной жизни. Восемнадцать лет он уже вел войну из-за обладания персидским престолом и не пренебрегал ничем; чтобы достигнуть своей заветной цели. Желание захватить власть в свои руки заглушало в нем все человеческие чувства, и он не пощадил своих братьев, из которых одного умертвил, другому выколол глаза, а третьего, Муртазу-Кули-хана, выгнал из Гиляна и завладел принадлежавшими ему городами Рештом и Энзели. Покинув свои владения и оставив в руках жестокого своего брата мать, жену и детей, Муртаза-Кули-хан искал содействия ханов ширванского и талышинского к возвращению отнятого у него ханства. Он отправил также посланного и в Россию с просьбою о помощи и покровительстве.

Наше правительство смотрело неравнодушно на возвышение Аги-Магомет-хана, человека изменчивого, коварного и известного своим недоброжелательством.

Обещая покровительство Муртазе-Кули-хану, русский двор [5] не мог, однако же, оказать ему существенной помощи, по слишком большому отдалению Гиляна от наших границ.

При содействии ханов ширванского и талышинского, Муртаза-Кули-хан успел снова сделаться владетелем Гиляна, но Ага-Магомет-хан тотчас же отправил против него пять ханов с войсками, приказав им выгнать брата из его владений. Муртаза-Кули-хан встретил неприятелей и разбил их так, что все пять ханов попались в руки победителя. В числе пленных были два: Риза-хан и Абас-хан, особенно близкие Аге-Магомет-хану, на которых Муртаза-Кули-хан наложил оковы и оставил у себя в обеспечение своего семейства, захваченного Агою-Магомет-ханом.

Эта победа все-таки не обеспечивала положения Муртазы-Кули-хана, который, в течение восьми лет, принужден был бороться, с переменным счастьем, с своим сильным братом. Он несколько раз возвращался в свои владения и был снова выгоняем; наконец, в конце декабря 1792 года, Муртаза-Кули-хан бежал из Гиляна на русский фрегат, на котором, 30-го апреля 1793 года, и был доставлен в Астрахань вместе с двумя плененными им ханами (Всеподданнейший рапорт Гудовича 5-го июня 1793 года.).

По прибытии в Россию, Муртаза испрашивал дозволения отправиться в Петербург, для представления своей просьбы Императрице, но желание это было отстранено.

«Вы отклоните его от сего желания пристойным образом, писала Екатерина Гудовичу (В рескрипте от 9-го августа 1793 года.), как-то внуша ему трудность столь дальнего осеннего пути, жестокость зимы здешней и другие тому подобные обстоятельства. Он может остаться в Кизляре до тех пор, дондеже откроется удобность, без дальнего усилия, восстановить его в Гиляне. Происходящие в Персии беспокойства и междоусобия вскоре могут представить таковую удобность.»

Не получив разрешения ехать в Петербург, Муртаза-Кули-хан был переселен на жительство в Кизляр, «как негубернский город», писал Гудович, «ближе к персидским [6] границам и ближе к надзиранию моему» (Письмо Гудовича графу П. А. Зубову 6-го июня 1793 года.). Здесь повелено было производить Муртазе по тысяче рублей в месяц на содержание как его, так и многочисленной его свиты, простиравшейся до тридцати человек.

Климатические условия Кизляра и его окрестностей не благоприятствовали здоровью Муртазы-Кули-хана. Вскоре после приезда в этот город, он сделался болен и просил об отправлении его обратно в Астрахань. «Я и сам, писал Гудович (Всеподданнейшее донесение Гудовича 9-го октября 1793 года.), найдя его, в бытность мою в Кизляре, действительно весьма больным, принужден был согласиться на переезд его, для перемены воздуха, в Астрахань.»

С удалением Муртазы-Кули-хана в Россию, единственным противником Аги-Магомет-хана остался Лютф-Али-хан ширазский. После нескольких столкновений противников, Ага-Магомет-хан победил Лютф-Али-хана, овладел Ширазом, захватил в нем большие сокровища и возвратился в Тегеран.

Сделавшись властителем большей части Персии, Ага-Магомет-хан стал теперь мечтать о шахском достоинстве и об утверждении своей власти на всем пространстве древнего владения персов, но для этого ему необходимо было сделать еще весьма многое. До истребления в Персии царственной династии Сефи, Грузия была под властию шаха. Властитель Персии имел право, по произволу своему, поставлять царем Грузии того, кого пожелает, лишь бы он был из дома Багратионов. Царь и князья грузинские получали ежегодно приличное жалованье от шаха, имели жалованные поместья в Персии, доходы с которых ежегодно доставлялись в Грузию, и сверх того, каждый год грузинский царь и знатнейшие князья получали от шаха подарки. Взамен того, грузинский царь обязан был давать один раз в течение семи лет семь мальчиков и девиц. Для охранения Грузии от вторжений соседственных народов, в тифлисской крепости находились персидские войска. [7]

Турки выгнали персиян из Грузии и завели в ней новые порядки, клонившиеся к тому, чтобы заставить население принять магометанский закон, но Надир-шах восстановил прежнюю зависимость Грузии от Персии и поставил там царем сначала Александра Багратиона, а после него отдал Карталинское царство дяде его Теймуразу, Катехинское же сыну Теймураза Ираклию. Первый, с позволения шаха, короновался в Мцхете. Впоследствии Ираклий соединил под свою державу оба царства и, пользуясь смутами, происходившими в самой Персии, освободился от власти шахов. Отделение Грузии имело весьма большое значение для царствующей династии иранского государства.

Персия, кроме ханств, входивших в состав государства и непосредственно зависевших от власти шаха, имела еще наместничества, правители которых назывались вали. Таких наместников или вали, было четыре: арабитанский, гуржистанский (грузинский царь), лористанский и курдистанский (Об обязанностях грузинского царя и отношениях его к шахам Персии см. «Вестник Европы» 1807 г. ч. 32, № 6, стр. 150: «Сокращенное извлечение из любопытных записок о происшествиях в Персии и Грузии, случившихся в исходе минувшего столетия».).

Все они имели при шахском дворе звания и должности и обязаны были непременно находиться при коронации персидских шахов, происходившей обыкновенно в городе Ардевиле, в Адербейджане, Во время этой церемонии, вали арабистанский держал всегда жигу (перо из шапки, заменяющей корону), гуржистанский — меч, лористанский — балабут (порфиру) и курдистанский — украшение, состоящее из двух перевязей, убранных алмазами. Без признания властителя Персии в шахском достоинстве хотя бы одним из четырех вали шах не мог короноваться. Понятно, почему Ага-Магомет-хан, искавший трона, должен был прежде всего завладеть Адербейджаном и подчинить своей власти царя грузинского. Он знал, что если станет короноваться не в Ардевиле, а в каком либо другом городе, и если при этой церемонии не будет присутствовать вали Гуржистана, то народ не признает его шахом. Поэтому, вскоре после возвращения своего в Тегеран, Ага-Магомет-хан, пользуясь [8] приглашением Джевад-хана ганжинского, обещавшего ему действовать совокупно против царя Грузии, отправил одного из своих приближенных, Сулейман-хана, с 20,000 войск в Тавриз, с приказанием собрать к себе всех окрестных ханов: ардевильского, хойского, нахичеванского, эриванского, ганжинского и других с тем, чтобы заставить их признать над собою власть Аги-Магомет-хана и склонить к тому же Ибраим-хана шушинского (карабагского), а в противном случае разорить его владения и взять Шушу. В случае согласия Ибраим-хана подчиниться властителю Ирана, Сулейман-хан должен был, соединившись с приглашенными им ханами, действовать против Грузии.

Посылка в Адербейджан Сулейман-хана не имела успеха. Ханы не явились на его призыв, за исключением одного только хана ганжинского. Будучи данником царя грузинского, Джевад-хан был недоволен Ираклием за покровительство племяннику его, Раим-хану, искавшему случая возвратить имение, законно ему принадлежавшее, но отнятое дядею. Ираклий требовал, чтобы Джевад-хан отдал имение племяннику и, в случае несогласия, грозил принудить его к тому силою. Не соглашаясь на требование и зная, что в Тифлисе набираются уже войска, Джевад-хан обратился к Аге-Магомет-хану и, обещая ему содействие, уговаривал его вторгнуться в Грузию и овладеть ею.

Переговоры Джевад-хана с Агою-Магомет-ханом, крайне беспокоили Ираклия. Пользуясь тем, что один из сыновей его, царевич Мириан, находился в то время в Петербурге, Ираклий просил через него защиты России.

«Обстоятельства понудили меня,» писал он сыну (В письме от 1-го марта 1793 года.), «сим письмом уведомить тебя о нашем ныне опасном состоянии, ибо носится слух вероятный, что Ага-Магомет-хан, приуготовляя войско, имеет стремление в движении своем против нас чрез призывающих его некоторых ханов, и ежели сие намерение ему удастся, то принудит признать себя шахом над всею Персиею. Как мы не имеем другой защиты, кроме высочайшего [9] ее императорского величества престола, то приказываю тебе, яко родитель, принять сыновнее усердие, и сию просьбу мою, повергая к священным стопам, всенижайше поднести ее величеству, через его сиятельство графа Платона Александровича Зубова, дабы, воззрев премудрейшим и высокомонаршим оком на наше нынешнее опасное состояние, оказала матернюю милость, дабы каким-либо знаком дать неприятелю восчувствовать, что Грузия находится под покровительством и защитою столь великия монархини, чрез что, враг, опасаясь страшного гнева, оставит легкое свое покушение.»

Царевич Мириан исполнил желание отца, и через графа Платона Александровича Зубова обратился с просьбою к самой Императрице.

Просьба Мириана была рассмотрена в совете, который признал необходимым обнадежить Ираклия помощью в том случае, если бы Ага-Магомет-хан имел действительное намерение вторгнуться в Грузию.

Командовавшему войсками на Кавказе генералу Гудовичу поручено было внушить Аге-Магомет-хану, что Россия не может смотреть равнодушно на его неприязненные поступки против владений, находящихся в ее подданстве или покровительстве, и стараться поощрить прочих горских владельцев к совокупному сопротивлению, «подавая с своей стороны им или самому царю (Грузии) деятельное пособие, поколику возможно, не заходя в большие издержки и хлопоты.»

Вскоре после того, и именно в феврале 1794 года, прибыл в Георгиевск посланный царя Ираклия, его генерал-адъютант. князь Герсеван Чавчавадзе. Он просил Гудовича отправить его в Петербург, говоря, что имеет полномочия Соломона, царя имеретинского, князя Дадиана мингрельского и князя Вахтанга Гуриеля и прошение за общею подписью о принятии их под покровительство России, на том же самом основании, на котором принята Грузия, но что главнейшею целью посольства была просьба царя оказать ему помощь против покушений Аги-Магомет-хана.

— Хотя теперь, говорил князь Чавчавадзе Гудовичу, Ага-Магомет-хан и не делает еще никаких притязаний царю [10] Ираклию, но как он сильнейший хан в Персии и показывает виды сделаться общим владетелем в оной, то, в случае нападения его на Грузию, царь Ираклий, как находящийся под державою ее императорского величества, надеется на защиту войск российских.

Опасность Грузии могла предстоять весьма скоро.

После падения Лютф-Али-хана, изменою попавшегося в руки своего противника, в Персии не оставалось ни одного из ханов, который был бы предприимчив и на столько силен, чтобы мог противиться властолюбивым намерениям Аги-Магомет-хана. Можно было предполагать с полною вероятностью, что Ага-Магомет, подчинив своей власти всю Персию и добиваясь шахского достоинства, не оставит, по причинам вышеизложенным, своих притязаний на Грузию и будет стараться всеми силами подчинить ее своей власти, Хотя для достижения этой цели ему и предстояло еще покорить некоторых ханов, владения которых отделяли его от Грузии, но на препятствия эти нечего было полагаться. Отличаясь непостоянством своего поведения, каждый из персидских ханов склонялся на сторону того, кого считал сильнейшим и подчиниться которому находил наиболее выгодным. Сегодня враг и соперник, он легко делался завтра союзником и сторонником. Зная все свойства и характер персиян, Ираклий не без основания беспокоился о своем положении, хотя казалось, что Ага-Магомет-хан не мог быть особенно страшен Грузии. Если он в течение трех лет должен был бороться и оспаривать первенство у Лютф-Али-хана, сравнительно слабого, то Грузия, по своему населению, конечно, могла бы дать отпор войскам Аги-Магомет-хана и отбиться от его притязаний; но, к сожалению, беспорядки в стране и раздоры, существовавшие в царском семействе, не давали Ираклию никакой надежды на спасение Грузии, в случае неприятельского вторжения.

Царь Ираклий имел много детей и от двух жен. Он разделил все свое царство на мелкие части и передал их в управление своим детям, вскоре между собою перессорившимся. Удрученный годами и ранами, сам Ираклий сознавал свою слабость и легко поддавался влиянию своей супруги., царицы Дарьи, [11] которая мало-помалу захватывала власть в своп руки. Интересы и виды царицы Дарьи не согласовались с видами и желаниями Ираклия; царица недоброжелательно смотрела на царевича Георгия, родившегося от первого брака, и не смотря на то, что он был объявлен наследником царства, Дарья старалась устранить его от престолонаследия. Желая сделать преемником Ираклия своего старшего сына, царевича Юлона, царица была главнейшим центром, из которого исходили все интриги и недоразумения в царском семействе, превратившиеся впоследствии в открытую и явную вражду.

Царевичи не слушали друг друга, не повиновались отцу; в стране проявились многочисленные беспорядки, не было единства, не было и силы. При таком положении Грузии, Ага-Магомет-хан имел полную возможность, покорив соседних Грузии ханов, вторгнуться в ее пределы и разорить владения царя Ираклия. Он удерживался только опасением разрыва с Россиею, против которой не хотел до времени оказывать неприязненных поступков. Не сознавая в себе достаточно силы для открытой борьбы, Ага-Магомет-хан старался выказать свое расположение русскому правительству. С этою целью он стал покровительствовать русским купцам, торгующим в Персии, и предлагал, через жителей Гиляна, построить там дом для консула и склады для товаров. Ага-Магомет-хан хлопотал, чтобы русские основали свой главный торговый центр в Гиляне и находились в его руках, что было, конечно, для него гораздо выгоднее, чем устройство нами торгового пункта на острове Саро, где мы были совершенно независимы и самостоятельны.

Занятие острова Саро и устройство там складов было вызвано необходимостью. Постоянные беспорядки в Персии, своевольство ханов и притеснения, испытываемые русским купечеством, заставили наше правительство искать средств к обеспечению торговли и к устранению всех препятствий, до крайности разнообразных. Так, когда последовало запрещение на вывоз из России серебряной и золотой монеты, то у нескольких бакинских купцов в Астрахани были конфискованы [12] спрятанные ими деньги. По жалобе этих купцов, Хуссейн-Кули-хан бакинский стал притеснять наших купцов в Баку, требовал от них огромных пошлин, силою отбирал товары и даже побоями вымогал у них деньги. На представление нашего консула, хан отговаривался тем, что все это делает не он, а духовенство, которое, по их обычаям, решает все дела.

— У вас, говорил хан, точно также не Гудович распоряжается торговлею, а астраханская уголовная палата (?). Я полагаю, что мои духовные не хуже вашей палаты.

Ханы ширванский и шекинский, наиболее других терпевшие от такого своевольства бакинского хана, жаловались на упадок торговли с Россиею, грозили войною Хуссейн-Кули-хану, но тот не обращал на угрозы никакого внимания. Наш консул говорил, что если подобное положение дел будет продолжаться, то необходимо избрать другой пункт для склада товаров (Рапорты Скибиневского, 3-го и 28-го сентября 1793 года. Геогр. Арх.). Таким пунктом и избран был остров Саро.

Занятие этого острова, возведение на нем необходимых построек и постоянное нахождение там русской флотилии возбудили сильное опасение со стороны прибрежных персидских владетелей. Бакинский хан тотчас же переменил свое поведение, а ближайший к этому острову владелец Мустафа-хан талышинский стал искать подданства России (Письмо Гудовича графу П. А. Зубову, 9-го декабря 1794 года.); другие ханы точно также выказывали наружные знаки своей преданности. Примеру талышинского хана последовал хан шемахинский (Тоже, 16-го ноября 1793 года.), а несколько ранее его дербентский Шейх-Али-хан прислал в Георгиевск своего посланного, который хотя и присягнул на подданство России (Тоже, от 6-го июня 1793 года.), но когда Гудович отправил в Дербент офицера с просьбою, чтобы хан сам подписал условия, то Шейх-Али отказался от этого.

Будучи пятнадцатилетним ребенком, хан руководился в своих поступках советами матери и дядьки. Он искал подданства только потому, что, испуганный движением Сулейман-хана, [13] опасался вторжения персиян в его владения: но едва только опасность эта миновала, лишь только он узнал, что Ага-Магомет-хан занят внутренними делами в Персии, он тотчас же отказался от подданства. Шейх-Али-хан говорил, что, по их обычаям, подписать условий не может, а в знак своей верности целует коран. Он прислал письмо на высочайшее имя, в котором писал, что отправил своего посланного для заключения условий подданства, по примеру предков. Гудович отвечал, что если хан не подпишет условий подданства, то письмо его не будет представлено Императрице (Письмо Гудовича графу П. А. Зубову, от 16-го ноября 1793 года. Георг. Арх.).

— Вступая в подданство ее императорского величества, говорил Гудович посланному дербентского хана при его отправлении, вы находите свое счастье, тогда как Государыня принимает вас под свою державу только из одного великодушия и употребляет лишь одни издержки.

Не смотря на эти убеждения, Шейх-Али-хан все-таки не соглашался подписать условий. Он признавал себя теперь на столько самостоятельным и независимым, что находил возможным заявить свое притязание на Баку, хана которой считал своим данником. Шейх-Али-хан собрал войска и двинулся против Хуссейн-Кули-хана, не обращая внимания на то, что бакинский хан давно искал покровительства и даже подданства России.

Хуссейн-Кули-хан просил о принятии его в подданство еще в 1792 году, и если не был принят, то по проискам того же дербентского Шейх-Али-хана. При отправлении своего чиновника с прошением о подданстве, Шейх-Али-хан включил в число своих владений и Бакинское ханство, так что наше правительство было в первое время в весьма затруднительном положении, не зная, как поступать с бакинским ханом: считать ли его независимым, или подданным хана дербентского.

Город Баку имел всегда своего хана, который еще при [14] Императоре Петре I пользовался особым покровительством России. Незначительность владений бакинского хана была причиною того, что он в последнее время находился в некоторой зависимости и вассальстве дербентского хана, которому и платил дань.

Имея в виду, что Баку весьма важен для нашей торговли, Гудович ходатайствовал о принятии отдельно бакинского хана в подданство России, с тем, чтобы положить конец притязаниям на него Шейх-Али-хана дербентского. Последнему Гудович писал, чтобы он не разорял Баку, так как, включив город этот в число своих владений, Шейх-Али-хан тем самым уже передал его под покровительство России.

В сентябре 1795 года последовало согласие Императрицы на принятие бакинского хана в подданство России, и 5-го декабря его посланный был отправлен в Петербург. Не ограничиваясь этою отправкою, Гудович требовал личной присяги хана, с соблюдением следующих условий подданства: 1) чтобы он и его преемники утверждались в ханском достоинстве русскими императорами и оставались им верными; 2) чтобы ханы не делали никаких сношений, условий и переговоров с соседями, без согласия на то главного русского начальника того края; 3) чтобы ханы оказывали покровительство и доставляли все возможные преимущества русским купцам, торгующим в Баку и в Персии; 4) чтобы бакинцы не грабили товаров с разбившихся судов, а сохраняли их, для выдачи владельцам; 5) чтобы в Баку постоянно находился русский консул и столько военных судов, сколько русское правительство признает необходимым; и наконец, 6) чтобы бакинский хан платил дербентскому ту дань, которую он платил до сих пор (Всеподданнейший рапорт Гудовича, 5-го декабря 1795 года.).

Почти одновременно с бакинским ханом искал подданства России и уцмий каракайдакский, владения которого, прилегая к Каспийскому морю, находились между владениями шамхала тарковского и хана дербентского (Тоже, 2-го августа 1795 года.). Аварский хан также старался показать будто бы предан [15] России. Человек до крайности корыстолюбивый, дикий и хищный, владетель народа грубого и буйного, но крайне бедного, аварский хан не имел в действительности искреннего расположения к России, но искал его из одного только интереса: он просил, чтобы ему выдавали ежегодно жалованья по 10,000 руб. Гудович возвратил посланного аварского хана, которому писал, что неприлично ему входить в договоры «с наивеличайшею в свете Государынею» и что, искавши покровительства, он должен положиться на ее волю, без всякого условия, с полною надеждою на известное всему свету ее великодушие и щедроты (Всеподданнейший рапорт Гудовича, 5-го декабря 1795 года.). Гудович приводил в пример шамхала тарковского, вступившего в подданство России и облагодетельствованного милостями Императрицы.

Шамхал тарковский, без сомнения, был самый преданный нам из всех владельцев Дагестана и персидских ханов. Принимая подданство России, он не испрашивал себе никаких привилегий, полагаясь вполне на великодушие Императрицы. Шамхал был произведен в тайные советники; ему пожалована грамота, знаки инвеституры, бриллиантовое перо и по шести тысяч рублей в год на наем войск. Под предлогом содержания при нем постоянного почетного конвоя, был назначен секунд-маиор Манеев и с ним двадцать человек нижних чинов. Манеев имел главнейшим образом поручение следить за тем, что происходит в шамхальстве. Сам по себе Магомет шамхал тарковский ничего не значил в своем владении. Будучи человек старый и нетрезвого поведения, Магомет, не входя в дела правления, передал их старшему сыну и наследнику Мегтию, по настоянию которого н вступил в подданство России. Имея около тридцати лет от роду, Мегтий хорошо сознавал все выгоды такого подданства и настаивал на этом. При жизни отца он управлял уже шамхальством — одним из обширнейших владений в Дагестане. Хотя шамхал тарковский, кроме незначительного числа стражи, не имел постоянных войск, но, в случае нужды, мог [16] собрать вооруженных жителей, как пеших, так и конных, до 15,000 человек (Всеподданнейший рапорт Гудовича, 16-го ноября 1793 года.). Эта цифра была весьма значительна для прочих горских владетелей, и потому шамхалы тарковские всегда имели большое влияние не только на соседних ханов и горских владельцев, но и на ханов ближайших к ним внутренних персидских провинций.

Такая безусловная покорность шамхала тарковского и искание покровительства России многими персидскими ханами, не нравились Аге-Магомет-хану, желавшему подчинить их своей власти. Смотря крайне недоброжелательно на Россию, он до времени старался, однако же, скрыть свое нерасположение, все еще надеясь выручить из Астрахани находящегося в плену у Муртазы-Кули-хана преданного ему Абас-хана.

В исходе июля 1795 года прибыли через Астрахань в Кизляр посланные Агою-Магомет-ханом два чиновника, просившие препроводить их в Георгиевск к Гудовичу, которому и объявили, что присланы от шаха, «теперь Персиею по благости Божией владеющего». На вопрос Гудовича, имеют ли они письма или кредитивные грамоты, посланные передали ему два письма: одно от правителя Гиляна, а другое от Аджи-Ибрагима, называвшего себя шахским визирем. Оба они писали., что шах, будучи искренно расположен к России, желает продолжения дружбы и доброго согласия, и что во всей Персии приказано обращаться с русскими приязненно и «со всею ласкою». Надеясь, что русское правительство не откажется доказать дружественное расположение к Персии и ее новому властителю, писавшие просили, от имени Аги-Магомет-хана, освободить находившегося в Астрахани Абас-хана и вместе с тем отправить их к высочайшему двору для «донесения дел, порученных им от шаха».

— Я до сих пор не знаю в Персии шаха, а тем менее его визиря, отвечал Гудович посланным. Так как вы не имеете от Аги-Магомет-хана испаганского ни письма к Императрице, ни полномочия, то и не могу вас принять за посланцев, [17] а еще менее отправить вас к высочайшему двору. Могу только принять вас, как партикулярных людей, приехавших по своей надобности, и предоставляю вашему усмотрению оставаться здесь, если имеете надобность, или ехать обратно. Находящегося же в Астрахани Абас-хана, я, без повеления ее императорского величества, освободить не могу.

Отказ Гудовича выдать Абас-хана окончательно восстановил Агу-Магомет-хана против России. Увлеченный успехом внутри Персии и не имея возможности нанести России непосредственный вред, Ага-Магомет-хан стал требовать покорности ханов, искавших нашего покровительства. Он разослал повсюду своих посланных с объявлением, что те ханы, которые не признают себя его подданными, будут изгнаны, владения их разорены, а жители истреблены. Чтобы еще более устрашить непокорных, Ага-Магомет-хан распустил слух о значительности собранных им войск.

— Для персиян и для горцев, говорил Гудович, слух этот может быть и страшен, но на самом деле он ничего не значит, ибо Ага-Магомет-хан имеет войско слабое, всякую собранную сволочь, с ружьями большею частию с фитилями, мало порядочных пушек, а больше возимые на верблюдах, имеет много слонов и тому подобное.

Заявив притязания на Эривань и Ганжу, ханы которых сорок лет перед тем признавали над собою и своим народом власть царя Грузии, Ага-Магомет-хан становился в неприязненные отношения к нашему правительству, зная, что Грузия находится под покровительством России.

«Обстоятельства Персии переменяются, писал Гудович (В собственноручном письме графу П. А. Зубову, 7-го мая 1795 года.). Ага-Магомет-хан испаганский усиливается и, победивши своего неприятеля Лютф-Али-хана ширазского, который изменою чиновников своих попал в плен и умерщвлен (По другим сведениям, Лютф-Али-хан не был умерщвлен, до отправлен в ссылку.), возрастает в высокомерных своих замыслах, собирает войска и устрашает прочих ханов себе на покорение, грозит нападением на Грузию, [18] отчего царь Ираклий Теймуразович сильно встревожился и просит военной помощи.»

По первому слуху о сборе персидских войск, Ираклий отправил уже своего посланного на Кавказскую линию с просьбою оказать ему помощь войсками для отражения Аги-Магомет-хана. Не имея прямого повеления послать в Грузию русские войска, Гудович писал Ираклию, что не видит скорой опасности Грузии, так как между ею и владениями Аги-Магомет-хана есть еще много персидских ханов, ему не покорившихся. Гудович советовал царю Ираклию соединиться с имеретинским царем Соломоном для совокупного отражения врага, который к тому же должен был встретить сопротивление от пограничных с Грузиею ханов карабагского и эриванского, как известно, не признававших над собою власти Аги-Магомет-хана.

Эриванский хан принимал меры к обороне и снабжал свою крепость всем необходимым на весьма продолжительный срок — на семь лет. Кроме коренных жителей города и крепости, он собрал туда 7,000 человек войска: 4,000 персиян и 3,000 армян. Каждому персиянину дозволено было, в избежание тесноты в крепости, привести с собою только одну жену, оставивши остальных и детей в селениях, на попечении родственников и близких.

Такая система обороны и защиты не могла быть продолжительна. Оставив все свое имущество и семейство в селениях, ничем незащищенных от неприятеля, и теряя все с их разорением, мог ли гарнизон упорно и долго защищаться от атак противника? При первом известии о вторжении неприятеля или о движении его вблизи тех селений, где оставлены были семейства, гарнизоны персидских крепостей разбегались по домам, и на защиту крепости оставалась только половина, а иногда и менее. Не смотря на то, эриванский хан надеялся отстоять свою независимость и на требование Аги-Магомет-хана соединиться с ним для совокупного действия против Грузии, отвечал отказом.

— Мы были прежде подвластны персам, говорил он, и платили им дань; владетель же Гуржистана (царь Грузии) сокрушил могущество персов, подчинил нас своей власти, и теперь [19] мы платим дань ему. Воюй ты один с Ираклием, и если победишь, тогда тебе будем повиноваться.

Ибраим-хан шушинский, от которого властитель Персии требовал аманатов, отказался их выдать и не признавал его шахом. Почти все остальные ханы были в большом опасении и не знали что делать. Каждый из них сам по себе был не в силах сопротивляться Аге-Магомет-хану, а соединиться вместе, для совокупного действия, мешали им взаимные раздоры. Ага-Магомет-хан видел это, и потому действовал весьма энергично. Шекинский и шемахинский ханы, будучи бессильнее шушинского, страшась наказания, приняли посланных весьма ласково и высказывали свою готовность покориться, но, по персидским обычаям, медлили окончательным решением. Дербентский Шейх-Али-хан встретил посланного «с уважением», наделил его подарками и отправил своего доверенного к Аге-Магомет-хану, с уверением в своей готовности ему покориться (Журнал всеподд. донесений Гудовича за 1795 год. Георгиевский воен. архив.). Человек ветреный и коварный, Шейх-Али-хан не думал уже теперь о подданстве России, и совершенно склонился на сторону Аги-Магомет-хана, увлекшись обещанием, что будет сделан наибом всей Ширвани. Бакинский Хуссейн-Кули-хан, которого уполномоченный находился в Георгиевске, для заключения условий о подданстве, просил Гудовича оказать ему помощь русскою флотилиею и спрашивал; может ли он надеяться на такую помощь, в случае нападения Аги-Магомет-хана на Баку. Гудович уклонился от прямого ответа хану.

Мустафа-хан талышинский, ближайший сосед занятому нами острову Саро, также не согласился признать над собою власти персидского правительства и просил принять его в подданство России. Он сообщил, что Ага-Магомет-хан имеет неприязненные виды против нас; что он, при страшных истязаниях, умертвил некоторых чиновников гилянской провинции за то, что они не захватили в Энзели русского судна.

Вслед затем получено было сведение, что персияне вторгнулись во владение талышинского хана, разорили многие деревни [20] и захватили его жен и много женщин. Мустафа укрылся в горах, а брат его и многие из талышинцев ушли на остров Саро под покровительство русской эскадры.

Одновременно с движением персиян по берегу Каспийского моря против талышинского хана, Ага-Магомет-хан снарядил до шестидесяти киржимов (перевозных береговых судов) с десантом и направил их также к талышинским берегам. Когда десант этот, остановившись близ острова Саро, стал высаживаться на берег, то начальник русской эскадры, имея приказание не допускать на Каспийском море никаких чужих военных судов, послал от себя пакетбот, который лишь только стал угрожать отступлению киржимов, как храбрые войска персиян поспешили сесть опять на суда и отошли к устью Ленкорани. Один из киржимов подошел к пакетботу с заявлением, что персияне не имеют никаких враждебных замыслов против России, но получили только приказание своего шаха наказать хана талышинского.

Таким образом, желание Аги-Магомет-хана подчинить своей власти ханов Адербейджана осталось на этот раз неисполненным. Возвратившиеся посланные привезли своему повелителю ответы большею частию неудовлетворительные и известия о том, что ханы, повиновения которых он требовал, не признают его шахом и решаются противиться ему до последней крайности. Оставалось силою достигнуть того, чего нельзя было получить добровольно.

Захвативши в свои руки Сальяны, город, принадлежавший дербентскому хану, Ага-Магомет-хан стал деятельно собирать войска для действия против непокорных ему ханов. Главным сборным пунктом был назначен город Ардевиль, где устраивался и склад для провианта; другим складочным местом избран Тавриз.

Соседние ханы с лихорадочным вниманием следили за сбором персидских войск, стараясь угадать, куда будет направлен первый удар; все говорили, что шах идет в Карабаг. Желая скрыть истинное намерение, Ага-Магомет-хан, собравший ополчение в 50,000 человек, сам объявлял, что идет на Шушу. [21]

Положение Карабага было в то время самое печальное и затруднительное. Повсеместный голод от неурожая, продолжавшегося три года сряду, возвысил цены на все произведения и в особенности на хлеб, так что четверть пшеницы, по тогдашним ценам, стоила 45 руб. Народ бедствовал и унывал, но Ибраим-хан не хотел, однако же, подчиниться требованиям властителя Персии, готовился к встрече врага и просил помощи у своего союзника царя грузинского Ираклия. Последний послал ему войска под начальством сына своего царевича Александра. При содействии грузинских войск, шушинцы успели разбить передовой отряд персиян и выгнать их из Карабага, но эта неудача не остановила Агу-Магомет-хана. Он набрал новые войска, более значительные числом, с намерением вторично вторгнуться в Карабаг, разорить его и двинуться в Грузию под тем предлогом, чтобы наказать царя Ираклия за его союз с Ибраим-ханом шушинским.

Подобное поведение и поступки Аги-Магомет-хана не могли быть оставлены без внимания нашим правительством, и потому Гудович предписал военным судам, находившимся на Каспийском море, охранять владычество и единство русского флага и следить за поступками и движениями персиян. Для лучшего же обеспечения в этом отношении, а также для покровительства русской торговле в Персии и, наконец, для охранения острова Саро как безопасного пристанища для русского купечества, Гудович приказал оставить у этого острова значительное число военных судов (Всеподданнейший рапорт Гудовича и письмо его же графу П. А. Зубову, от 2-го августа 1795 г.).

В то время у персидских берегов. находилось четыре наших военных судна, из которых два прикрывали остров Саро. Хотя этих судов и было достаточно для отражения всех покушений Аги-Магомет-хана со стороны моря, но Гудович признал, однако же, полезным приготовить к выходу в море еще один корабль, и по его ходатайству было сделано распоряжение об усилении каспийской флотилии постройкою нескольких военных судов в Казани и Астрахани. [22]

«Принятые вами предварительные меры осторожности, писала Императрица Екатерина Гудовичу (В рескрипте от 4-го сентября 1795 года.), против покушений Аги-Магомет-хана, усилившегося в большой части Персии, мы в полной мере одобряем, быв уверены, что все таковые покушения не предуспеют, по крайней мере, нанести беспосредственный вред пределам нашим, и что вы в пограничных народах потщитеся сохранить тишину и к нам приверженность.

Правда, чем далее помянутый хан распространяться будет к западу, тем вящшие предстанут ему трудности; сверх того, ни лета его, ниже образ властвования, жестокостями сопровождаемый, не обещают ему долговременных и совершенных успехов. По смерти же его и при знатном перевороте счастия все сии замыслы в ничто обратятся; и Персия паки разделится, как оная была со времени кончины шаха Надира и при самом усилении в ней двух правителей: Керима и Али-Мурат ханов. С другой же стороны, не можем опасаться и тесного сближения тут с турками, где взаимная ненависть, из разности обеих сект и из других давних причин проистекающая, глубоко вкоренилась; но тем не менее нужным признали мы, как для лучшего на будущее время обеспечения границ наших, так и для предположения однажды навсегда системы нашей относительно края оного, начертать для вас следующие наставления:

Первое. Царя карталинского и кахетинского, яко вассала нашего, сходно с собственным нашим достоинством и интересами, обязаны мы защищать против неприязненных на него покушений. Согласие его с шушинским ханом и общее их действие много воспособствуют в затруднении дальних успехов Аги-Магомет-хана; но дабы и паче усилить царя карталинского против сего беспокойного человека, соизволяем, чтоб вы подали помянутому царю пособие положенными по тракту с ним двумя полными баталионами пехоты, к которым сверх обыкновенных орудий отделить несколько из артиллерии прежде ему [23] обещанных. Но поелику перевоз и употребление орудий большого калибра в том крае неудобны, для того и заменить оные легкими, не выше шестифунтовых пушек и тому соразмерных единорогов, определяя к оным людей, потребных для действия ими. Смотря же по обстоятельствам и по лучшему вашему на месте соображению, можете присовокупить и другие два баталиона, остерегаяся только, дабы оные не были напрасною жертвою в отдаленности и тем при потере людей не подвергнулась предосуждению честь оружия нашего.

Второе. Утверждая нашего тайного советника шамхала Тарковского в его верности и благонамеренных расположениях, не оставьте склонять его на то, чтобы и он часть войска своего обратил против Аги-Магомет-хана; тоже самое внушите и другим приверженным нам владельцам, подкрепляя их вашим пособием, для чего позволяем вам: во-первых, по усмотрению вашему, с наблюдением хозяйства, на таковые войска действительно отряжаемые против неприязненных покушений помянутого хана, делать помощь, из суммы, на чрезвычайные расходы но начальству вашему отпускаемой, а затем от корпуса, вам вверенного, производить всякое движение и действие, каковые только за полезные найдете, сообразно общему положению дел и края сего, с предосторожностию, дабы не обнажить границ наших, иметь в обуздании кабардинцев и тому подобных и не выходить из готовности обратиться на случай новых каких-либо беспокойств от других соседей наших.

Третие. Взирая равнодушно на положение персидских южных провинций, не можем не иметь особенного внимания на край Адербейджанский и на области, к морю Каспийскому прилежащие. Когда преемник Керим-хана в наместничестве шахском, Али-Мурат-хан, под конец правления своего, располагался провозгласить себя настоящим шахом и чувствуя, что к произведению того в действо необходимо нужны были и наше признание и наша помощь, прислал, вследствие сего, к покойному генерал-фельдмаршалу князю Потемкину-Таврическому своего эмиссара, для предварительного соглашения о посольствах, о дружбе и даже о союзе. Мы в то время поддався на его искание, [24] между прочим, за непременное условие предполагали оставить отчасти в непосредственном владении нашем, отчасти же под покровительством нашим области, при Каспийском море лежащие, и весь край Адербейджанский. В сем виде от покойного генерал-фельдмаршала отправлен был полковник, что ныне генерал-маиор, Тамара. Но смерть Али-Мурат-хана и восставшие уже тогда от Аги-Магомет-хана беспокойства воспрепятствовали событию сего плана. А как в рассуждении означенных областей приморских и к западу лежащих наши предположения суть непременны, для того и ныне дозволяем вам принимать всех таковых владельцев под нашу верховную власть и покровительство, начав с уцмия каракайдакского и потом ханов бакинского, талышинского и других, делая с ними постановления, с интересами нашими сходственные, отправляя посланников их ко двору нашему и стараясь приводить всех сих владетелей к согласным действиям против нападающего на них Аги-Магомет-хана.

Четвертое. По принятии таким образом нужных мер, вопреки дальним замыслам сего хана, надлежит возвратить присланных от него чиновников. Образ присылки оных есть таков, что мы весьма одобряем все вами по сему случаю учиненное. Неприличным почитаем ответствовать вам так называемому визирю мнимого шаха, но довольно будет, если вы прикажете дать им на письме ноту, без подписания, во взаимство фирмана или инструкций, ими сообщенной, с объяснением, что послать сих чиновников ко двору нашему для того не можно, что никакие посланники от владетелей не отправляются инако, как буде они имеют грамоты к нам, от того владетеля составленные, с титулами нашими и в изражениях (выражениях), приличных достоинству нашему и величию Империи Всероссийской; которые грамоты и должны быть предварительно сообщены в копиях главному пограничному начальнику, дабы он ведал, может ли пропустить внутрь пределов наших таковых посланных и препроводить их ко двору нашему; что добрый прием приезжающим из разных персидских провинций по торговле в России наблюдается и наблюден будет в [25] рассуждении всех тех областей, которые благоприязненные расположения и должное к Империи Российской сохранят уважение; что касательно отпуска Абас-хана, оный, быв привезен в аманатах, ушедшим под покровительство наше, братом Аги-Магомет-хана Муртаза-Кули-ханом, не может на сей раз отпущен быть, по поводу, что жены н прочие сему последнему принадлежащие, быв захвачены Агою-Магомет-ханом, и по сие время удерживаются; что впрочем Абас-хан, находясь в России, охранен от всяких притеснений, и что отпуск его будет зависеть от собственного поведения Аги-Магомета. Впрочем, принимая ласково сих присланных чиновников, в разговорах, через третьего человека, старайтеся внушать им, что если Ага-Магомет-хан хочет достигнуть признания его в шахском достоинстве, то надо, во-первых, чтобы он прекратил свои предприятия на области, к Каспийскому морю прилежащие, и на владетелей, скиптру нашему подвластных, именуя тут точно, во-первых, царя карталинского, а потом шамхала тарковского, уцмия каракайдакского, ханов дербентского, бакинского, талышинского, такожь шушинского и других, в Адербейджане находящихся; во-вторых, чтоб учинил приличный и почтительный отзыв, и если по взаимным соглашениям положено будет о границах и о прочем, то и может тогда отправить ко двору нашему посольство, во взаимство коего таковое же и от нас получит. Словом, наклонять его к такому же поступку, как выше об умершем Али-Мурат-хане сказано. Тут может быть выйдет неприятное напоминание о бывшем его посланце, высланном заграницу, но на сие отвечать должно, что недостаточное наблюдение обряда приличного в той присылке, крайняя грубость сего посланца и, наконец, непростительные его поступки были к тому убедительным поводом. От усмотрения вашего зависеть будет с крайнею, однакожь, деликатностию внушить, что Ага-Магомет-хан всего удобнее может обратиться к стороне Багдада и к другим турецким владениям, к югу лежащим, и тем скорее предуспеет в пользе и славе своей, что может надеяться на благоприязненное России расположение; смотря же по обстоятельствам, и на [26] деятельную ее помощь диверсиею, которая, одна занимая все почти существенные силы Оттоманской монархии, облегчит ему способы к достижению своей цели в таком крае, где дух непослушания и своевольства отъемлет у Порты всякую возможность сильно обороняться. Какое действие произведут подобные внушения, мы будем ожидать ваших в свое время донесений.

Пятое. Осталося нам, от избытка предосторожности, изъяснить здесь, что хотя и весьма полезно утверждать с вашей стороны беспосредственно царя имеретинского в связи его с карталинским царем и в пособии сему последнему против злых замыслов Аги-Магомет-хана, но тут надлежит соблюсти всемерную деликатность, для отвращения, дабы Порта не возымела подозрения, что мы, вопреки мирному кайнарджийскому трактату, служащему основанием всем потом последовавшим договорам, ищем себе присвоить власть над Имеретинским царством. Сношения собственные царя Ираклия с своим родственником всего удобнее могут вам способствовать во всем, что вы нужным найдете.»

Рескрипт этот получен был Гудовичем тогда, когда персидские посланные давно оставили Георгиевск и уехали обратно в Персию, а сам Ага-Магомет-хан явно обнаружил враждебные действия против России.

Текст воспроизведен по изданию: История войны и владычества русских на Кавказе. Том III. СПб. 1886