ДУБРОВИН Н. Ф.

ИСТОРИЯ ВОЙНЫ И ВЛАДЫЧЕСТВА РУССКИХ НА КАВКАЗЕ

TOM I.

КНИГА II.

ЗАКАВКАЗЬЕ

ТУШИНЫ, ПШАВЫ И ХЕВСУРЫ.

Тушины, пшавы и хевсуры; их характеристика и место ими занимаемое. — Наружный вид, одежда и вооружение.

Северный и южный скаты главного Кавказского хребта, верховья рек Арагвы, Аргуна, Алазани, Иоры и Эрцойское ущелье, населены тушинами, пшавами и хевсурами, составлявшими особый округ, простиравшийся до 3,932 квадр. верст, с населением в 31,449 душ.

Округ этот граничит с севера народами чеченского племени: кистами галгаевского общества, немирными кистами и землею горных чеченцев, населяющих верховья р. Аргуна; с востока — дагестанскими обществами: Ункратль, Дидо, или Цунта, и частию Телавского уезда; с юга — Тифлисским уездом и гудомакарскими горцами.

Громадные скалы, весьма скудно обросшие по берегам рек соснами, пропасти и безвыходные ущелья, до которых весьма редко достигают солнечные лучи, шумные потоки, покрытые во многих местах обледенелыми обвалами, по которым часто приходится проезжать как под сводами, едва проходимые тропинки и села, повисшие на уступах скал — все это представляет величественную, хотя и дикую, картину местности, на которой поселились эти народы.

Земли удобной для хлебопашества весьма мало. Смотря на маленькие клочки пашни, разбросанные между скал и на вершинах гор, трудно поверить, чтобы человек мог забираться на такую высоту, — а хевсур идет туда с парою быков, для посева только нескольких зерен ячменя. Лес на топливо добывается с большими еще затруднениями, и страшно смотреть на [280] хевсурскую женщину, когда она спускается с крутизны с тяжелою ношею хвороста. За то Хевсуретия изобилует отличными пастбищами и сенокосами.

Зима неприветлива в Хевсуретии: огромные сугробы снега заносят все ущелья, сообщение между деревнями прекращается и несколько месяцев сряду слышен только вой ветра, глухое журчание полускованных льдинами водопадов, да вой волков, не находящих чем утолить свой голод. Обрушившиеся с страшной высоты отвесных скал завалы образуют, местами, крепкие своды над руслами рек; вместо деревень, виднеются только верхушки сосен, да закопченных башен.

С наступлением весны, вся эта снежная масса начинает оседать, и ходьба по ней делается еще труднее. На каждом шагу путник погружается по пояс в снег, и, не успев выкарабкаться из него, опять тонет. Глаза страдают от необыкновенного блеску солнечных лучей, играющих на беспредельном снежном море. Крутость подъемов и удивительная прозрачность редкого горного воздуха спирают дыхание...

Часто нет другого пути, как по заваленному огромными каменьями руслу реки, катящей с шумом целые массы пены. Тогда, держа друг друга за руки, опираясь на остроконечные палки, путники едва переступают и борются с сильным напором воды. Местами, снег образует над реками своды, живые мосты, проходя по которым треск дает знать о возможности провала и падения с высоты нескольких сажен прямо в поток, с глухим ревом пробивающий себе грудью дорогу сквозь глыбы снега (Воспоминание о кистах А. Зиссермана. Кавказ 1851 года № 93.).

Природа Пшавии не менее грозна и величественна. Повсюду горы и лес, лес и горы, кой-где разбросаны деревушки; дорога также пролегает по большей части вдоль рек, как, например, вдоль Арагвы, оглушающей своим шумом. Арагвское ущелье отличается своею живописною, но крайне затруднительною дорогою. Часть ее еще сносна, но большею частию путешественник предается воле привычного коня, и если он сам первый раз в этом месте, то невольно закрывает глаза и творит молитву. Нужно пересечь быстрину реки, обдающей оглушительным ревом. «Волны кипят, все дно течет мимо ног коня, вот-вот вас уносит... голова идет кругом... река хлещет прибоем в берег... конь напрягает силы — и вы выбрались на сушу в виду пшавского селения Шуапхо. Поезжайте дальше, и вам предстоит то подъем до небес, то спуск в преисподнюю, по тропинке не более пол-аршина ширины, справа которой отвесная скала, а слева непроницаемая бездна, и тогда вы достигнете до Аргуна, который ревет и шумит еще более Арагвы. Путники должны кричать, чтобы передать что-нибудь друг другу. Брызги падают на лицо и всего обдает водяною пылью (Поездка в Шатиль А. Зиссермана. Кавказ 1847 года № 18.)». [281]

Природа Тушетии представляет самую разнообразную картину. Там есть высокие горы, покрытые вечным снегом и пересекаемые в разных направлениях глубокими ущельями; есть ледники, неприступные скалы, живописные долины и непроходимые леса. Серебристые каскады вод, с шумом падающие с окрестных гор, образуют небольшие ручейки, которые, протекая по долинам, соединяются потом в большие потоки и образуют или самостоятельные реки, или их притоки. Недоступные горы, покрытые мрачным сосновым лесом, сдавливая бешеную реку в тесных и крутых берегах, и неожиданные изгибы ущелий и огромные камни, низверженные с вершин скал, еще более увеличивают ее ярость, и она, прядая с камня на камень, мечет высоко мутные и пенистые свои волны и заглушает слабый говор человека, вой хищных зверей и крик пустынных орлов.

Основываясь на том, что в языке тушин, пшавов и хевсур слышится древний грузинский язык, сохранившийся даже в их книгах священного писания, многие считают их народом грузинского происхождения (Записки академика Буткова (рукоп.) Арх. Главн. Штаб. в С.-Петерб. О Тушино-Пшаво-Хевсурс. округе, кн. Р. Эристова. Зап. Кав. отд. Имп. Р. Геогр. общес. кн. III изд. 1855 г. См. также Кавказ 1868 г. № 42.).

Другие, напротив того, полагают, что тушины выходцы из горной Тушетии, спустившиеся к берегам р. Алазани, где они, войдя в непосредственное сношение с грузинами, позабыв свой родной язык, усвоили себе грузинский, хотя и не в совершенной чистоте, а в смеси с своим первоначальным (Кавказский календарь 1858 г. 302. Краткая характеристика тушинского языка, Шифнера в Bulletin histor. philolog. т. VII, См. также Кавказ 1855 года № 12 и 13.).

Во всяком случае, какого бы происхождения они ни были, достоверно то, что тушины, пшавы и хевсуры, в отдаленнейшие времена, населяли занимаемую ими теперь землю. В летописях грузинских, все три поколения известны под именем пховелов, которые жили здесь в самые отдаленные времена и еще при св. Нине обращены были в христианство. Соседство кистин, от которых они отделялись только Становым хребтом Кавказа, имело на них влияние на столько, что в языке этих народов слышится много кистинских слов. Так, хевсурские общества, Архотиони и Шатилиони, тушины двух обществ, Цовского и Пирикительского, говорят кистинским наречием чеченского языка, а остальные два общества тушин — Гомецарское и Чаглинское, говорят древнегрузинским языком (Кавказский календарь 1858 г. 302. Кавказ 1855 г. № 70.), тем языком, на котором написано священное писание грузин.

Тушины Цовского общества происходят от кистинского племени, общества Гилго, что доказывает сходство их языков и в особенности преданий, живо сохранившихся в народной памяти. По преданию, несколько [282] кистинских семейств, оставив родной аул, искали себе приюта в дальних горах и нашли его между гор Цовата, в долине неплодородной, небольшой, но способной лишь удовлетворить их самою скудною пищею. Превосходный здоровый климат заставил переселенцев остановиться на этом месте и основать аул Ца — дом, от которого и сами переселенцы получили название цовцев.

По обычаю всех горцев, выстроив себе четыреугольные каменные дома с башнями, заменявшими им крепости, они в короткое время поставили себя в возможность отстаивать свою независимость от хищнических нападений своих соседей.

При присоединении Грузии к России хевсуры жили в тех же самых местах, где живут ныне, т. е. в верховьях Арагвы и Аргуна и в Эрцойском ущелье.

Нынешняя Хевсуретия занимает «северную часть Кавказского хребта, примыкающего к военно-грузинской дороге, горным чеченским обществам и Тушетии». Главные селения ее находятся в ущельях Арагвы и по Аргуну; несколько деревень разбросано по ущельям боковых рек, вливающих свои воды в Арагву и Аргун; несколько лежат у истока р. Ассы, на границе с галгаевцами.

Селение Шатиль, лежащее на Аргуне, на самой границе с кистинами, служит воротами для входа в Хевсуретию, Поэтому жители этой деревни пользуются особым уважением своего племени. Их часто избирают посредниками и свято исполняют их решения, как лиц безукоризненной храбрости — лучшего и единственного достоинства по понятию хевсура (“Очерки Хевсурии". Из записок А. Зиссермана. Кавказ. 1851 года № 22. “Десять лет на Кавказе". Соврем. 1854 г. т. 47.).

В 1800 году, считалось тринадцать хевсурских фамилий, составлявших пять обществ, и все население их не превышало 400 дымов. Несколько хевсур, сверх того, жили вместе с грузинами в селении Тионеты (Записки Буткова (рукоп.) Арх. Главн. Штаба в С.-Петербурге. В записках о Тушино-Пшаво-Хевсурском округе, кн. Р. Эристова сказано, что в 1854 г. у хевсур было пять обществ. (См. газету Кавказ 1854 г. № 43 или Записки Кавк. отд. Имп. Р. геогр. общ. книга III) а в Кавказском календаре 1858 г. сказано, что у хевсур четыре
общества.).

Народ этот был на столько дик, что никого не допускал в свои жилища, кроме царствующей в Грузии фамилии Багратионов и своего моурава, с незначительною впрочем свитою. Домашняя жизнь их не отличалась богатством и излишеством. За неимением мест годных для земледелия, они ограничивались посевом проса и ячменя; хлебопашество их и до сих пор находится в первобытном состоянии (Кавказ 1854 года № 49.). [283]

Рогатый скот составлял главное их богатство, а приготовление довольно сносного сукна единственную фабричную производительность (Записки Буткова. О промышленности пшавов и хевсур, их богатстве, земледелии и скотоводстве См. Кавк. 1851 г. № 81 и 82. О Тушино-Пшаво-Хевсурском округе кн. Р. Эристова. З. к. о. И. Р Г. о. книга III.).

Хевсур сложен не пропорционально своему высокому росту. Смуглое лицо, длинный нос, серые или карие глаза, бритая голова, рыжеватые усы и борода, составляют тип хевсура. Он груб, надменен, придирчив, горд и беспечен. Уважает только храбрых и считает себя выше всех народов. Низкая шапка его опушена бараньим мехом; на ней нашиты кресты из красной бязи (бумажная ткань) и иногда она обвязана куском полосатой материи или тряпки, концы которой висят на бок в роде кокард; синяя или красная чёха, с короткими разрезными рукавами и сборками на них, с нашитыми также, на груди и плечах, красными крестами, составляют его костюм. Под чёхой надет архалук и рубашка; шаровары короткие и узкие, обшитые тесьмою; сапожки, вязаные из разноцветной шерсти и, «кроме того, хунчи или бандули, кожаные башмаки, с проплетенным низом».

До 16-ти лет хевсурские девушки очень милы и стройны, но изнурительные работы, неопрятность и грубая пища делают их в 25 лет уже старухами. Последние крайне безобразны и, по выражению очевидца, напоминают киевских ведьм.

Женщины моются коровьею уриною, которая, по их понятию, предохраняет от струпьев и коросты, а во-вторых и потому, что способствует ращению волос.

Хевсурки носят довольно красивую одежду. Черная шаль охватывает их голову, не закрывая маковки, и оканчивается кисточкою над правым ухом; в ушах огромные серебряные или медные серьги. Заплетенные волосы, обогнув щеки и уши, дугой связываются на затылке.

«Рубашка шалевая, с оборкою до колен черного цвета, а ниже колен пришивается кругом по одному вершку разноцветная шаль, пока длина не дойдет до икр; задняя же пола рубашки, с линии противоположной коленям, должна быть со складками.

«Кроме того, к рубашке, противоположно груди, пришивается еще кусок шали, а на ней мелкие монеты, бусы и разные мелочи и погремушки». Пояс шерстяной, концы его доходят до колен. Сверх рубашки надевается коротенькая чёха со складками. Вместо шаровар вязаные ноговицы, а на ногах вязаные сапожки. Зимою как мужчины, так и женщины носят нагольные тулупы. [284]

Почти все женщины курят из коротеньких трубочек, которые носят за головной повязкой; в 30 лет они начинают нюхать (”Очерки Хевсурии” А. Зиссерман. Кавк. 1851 г. № 22-24. Записки о Тушино-Пшаво-Хевсурском округе кн. Р. Эристова. Кавказ 1854 г. № 43-49. Записки Кавказ. отд. Имп. Рус. Геогр. общества кн. III. “Десять лет на Кавказе”. Современник 1854 года. т. 47.).

Пшавы живут к востоку от хевсур, в вершинах рек Арагвы и Иоры, разделяются на одиннадцать фамилий и имеют до 1 т. дымов населения (Записки Буткова (рукоп.) Арх. Главн. Штаба. “Жители каждого общества пшавов, говорит кн. Эристов, все однофамильцы и это заставляет меня думать, что они происходят от одиннадцати семейств, нося фамилии по именам своих родоначальников." Сличив предположение кн. Эристова с фактическими записками Буткова, где сказано, что пшавы разделялись на десять или одиннадцать фамилий, я принял последнее число как более верное. В Кавказском календаре на 1855 год показано у пшавов 12 обществ.).

Территория их хотя также весьма гориста, но богаче, чем у хевсур. Главнейший промысел их составляет также скотоводство и преимущественно разведение овец. Скот свой они пригоняют на поля Кахетии, где и пасут. Многие из пшавов владели и ныне владеют в Телавском уезде виноградными и фруктовыми садами, с которых получают вино и водку.

Пшавец среднего роста, крепкого телосложения; круглое лицо, карие глаза, каштановые волосы, голова и борода бритые; на голове оставляется чуб, похожий на тот, который носят малоросияне. Походка пшава важная, характер добродушный. Пшавец чрезвычайно дик и, не стесняясь ни чьим присутствием, делает все что ему захочется, не имея никакого понятия о стыдливости. Пшавские женщины большею частию блондинки, миловидны, не так скоро стареются как у хевсур, но за то скоро тучнеют.

Хевсуры называют пшавов жирными дойными коровами и притесняют их. Претензии хевсур на пшавов, предъявляемые в судах, бывают сколько смешны, столько же и нелепы (Подробности об этих претензиях можно найти в газ. Кавк. 1851 г. № 24. Кавказ. 1854 г. № 43-49. Зап. Кав. отд. И. Р. г. общества кн. III.).

В настоящем своем местопребывании, в соседстве тушин и хевсур, пшавы живут только весною и летом, потому что имеют там свои сенокосы и пастбища. Осенью и зимою они откочевывают на далекое расстояние от своих жилищ, туда, где находят более подножного корма для своих стад. Они кочуют на Аланском поле у рр. Алазани и Иоры. Пшавы подымаются на кочевья не одновременно, но несколько семейств, забрав весь свой скарб, тянутся небольшими партиями, вместе со своим скотом и лошадями, навьюченными багажом. Хижины свои они строят в долинах, на вершинах или по скатам гор, живут не более как двумя-тремя семействами.

Сравнительно с своими соседями пшавы оказываются более [285] трудолюбивыми: они приготовляют сукна, бурки, переметные сумы, войлоки и разные принадлежности для ароб; приготовляют посуду, чашки, ложки и прочее. «Все это, вместе с дичью, которую бьют, и с лесными продуктами, они продают в грузинских селах, где также, при уборке винограда и в другое время, нанимаются в работники. Земледелие пшавцам не по нутру и многие из них вовсе им не занимаются, да и пахотных земель у них мало. У зажиточных есть сады и мельницы. Исключительный их промысел овцеводство, и некоторые пшавцы меняют овец кахетинцам на хлеб и вино (Мое знакомство с пшавами Дм. Бокрадзе. Кавк. 1850 г. № 97.)».

Многие пшавы сознают, что кочевая жизнь вредно отзывается на их благосостоянии, но изменить свой образ жизни они не решаются из одной приверженности к старине и примеру отцов.

— Вы пожалеете нас, говорила одна пшавская женщина Дм. Бокрадзе, если узнаете все неудобства нашей жизни. У другого масла, меда и дичи вдоволь, мы во всем этом нуждаемся. Очень редко бывает у нас за столом мясо, даже хлеба иногда нечем печь, потому что сухие дрова с большим трудом достаешь. Вот какова уединенная жизнь! Хорошо бы поселиться за этой горою в деревне; да что делать, привычка... Здесь мы должны бояться каждую ночь за свою жизнь, потому что кругом рыщут медведи, волки ходят стадами и поднимают такой страшный вой, что волосы становятся дыбом; на днях съели нашу корову у самых дверей. Мы привыкли к страшным ударам грома и присмотрелись к молнии, но каково нам, когда свирепствует ураган! На всех находит тогда ужасный страх, животные убегают в свои норы и долго не показываются. Вы видите, сколько деревьев покачнулось или же совсем свалилось: все это действие бури. Нас, впрочем, Бог милует от несчастий; хорошо, что наш дом в самой почти земле. Мы жили прежде в лощине, но там сырость и вонь от болот поражают человека болезнями. Но и на вершине горы нам не лучше, потому что болеем и здесь...

Пшав одевается в черную чеху с небольшими откидными рукавами, зеленый или синий архалук и широкие шаровары, из черного или бурого сукна собственного приготовления. На ногах носит каламяны из сыромятной кожи. На голове круглая войлочная шапочка; на поясе кинжалы, а на большем пальце правой руки железное острое кольцо.

Женщины одеваются почти также как и грузинки. Белое покрывало на голове, красная рубаха и шальвары; обувь та же что и у мужчин.

Тушины живут еще далее к востоку. Владения их граничат с с Кахетиею, Пшавиею, Хевсуретиею, Кистениею, Ункратлем и Дидойским обществом. По своему местоположению, Тушетия разделяется: на горную, заключенную почти в самой глубине Кавказских гор, при истоках тушинской [286] Алазани, текущей по Дагестану под именем Андийского Койсу и Сулака, и на кахетинскую, состоящую из Алванской равнины, простирающейся до самого берега Кахетинской Алазани.

Почва земли в горной Тушетии вообще бесплодная и каменистая и только несколько селений пользуются плодородною почвою. Самое Алванское поле, будучи одним из плодороднейших мест западной Кахетии, совершенно не обработано и употребляется тушинами только для пастьбы скота и огромных отар. На Алванском поле могут произрастать многие произведения Закавказского края, тогда как в горной Тушетии прозябают произведения, свойственные только суровому климату. Воздух Тушетии преимущественно горный и здоровый. Пути сообщения, по неразработке дорог, неудобны во время лета, а зимою и совсем прекращаются.

Хотя постоянное место жительства тушин есть горная Тушетия, но, со времени приобретения ими Алванского поля, нескольких ущелий и Ширахской степи, они стали спускаться с гор на зиму в Кахетию, сначала только со стадами, а потом и с семействами, так что теперь на Алванском поле «видно порядочное население и постройки, куда на зиму спускается с гор почти половина тушин». С наступлением же лета, в июне месяце тушины, как народ, занимающийся исключительно скотоводством, отправляются опять в горы».

В конце мая они собираются, а в начале июня отправляются в путь. Навьюченные лошади их едва переступают под тяжестию ноши; за ними следуют женщины пешком, а дети сидят в перекидных сумах; кругом каравана идут вооруженные мужчины, ожидающие поминутно нападения неприятеля. С шумом, говором, ржанием коней, блеянием овец и стрельбою, приближаются они к своим летним жилищам.

Двухэтажные каменные домики их разбросаны там на живописных местах, покрытых соснами. Виды оттуда один другого величественнее. Над вами высятся горы, вечно покрытые снегом, блестящим от падающих лучей солнца разноцветными, радужными цветами; внизу глубокие пропасти и ущелья, по которым шумят и пробиваются шумящие ручейки, покрытые кой-где маленькими мельницами; кругом сосновый лес, венчающий вершины, растущий по скатам гор и долин, оглашается шумом падающих водопадов, криком орлов, воем шакалов — все это делает природу Тушетии дико-величественною (Из моих записок, Зиссермана. Кавказ 1846 г. № 22.). Здесь они остаются до сентября, а на зиму опять спускаются на равнины Кахетии.

«Впрочем, говорит И. Цискаров, Цовское общество тушив, с некоторого времени отчасти переступило это заветное обыкновение. Одна деревня из этого общества, Сагирта, была разорена потоком набежавшим с гор; большая часть жителей ее погибла; уцелевшие же от сего [287] разорения, долгое время проживая в разных местах гор, наконец решились просить правительство о дозволении им поселиться на горе Тбатани за Панклесским ущельем, на пути в горную Тушетию. Просьба их была исполнена и в след за тем жители остальных трех деревень этого общества не замедлили присоединиться к ним по причине тесной связи с своими братьями и особенно по удобству близкого сообщения с Кахетиею. Таким образом, летний кочевой табор этого общества теперь находится на горе Тбатани, И редко кто, сначала недовольный таковою переменой и забвеньем могил праотцев, придет, бывало, в Цовато, в родной аул, зажечь очаг в заглохшей своей сакле, кроме тех, которым по жребию досталась обязанность охранять священные жертвенники и исполнять постановленные при них обряды».

Такие люди назывались аборбады, выбирались по одному из каждой деревни и в продолжение года оставались при жертвенниках безотлучно. Несколько бедных кистинских семейств, с дозволения хозяев, переселились в Цоват и жили в оставленных саклях, а потом и сами цовцы стали переселяться опять в Цовато и обновляли свои прежние жилища.

В 1801 году у тушин считалось 22 селения (Записки Буткова (рукоп.) Арх. Главн. Штаб. в С.-Петербурге.), которые составляли четыре общества; и все вместе могли выставить до 500 человек войска (См. Кавк. 1849 г. № 7; 1854 г. № 43. Кавк. календ. на 1855 г. стр. 303.О0 тушинах вообще. См. Кавк. 1846 г. № 20, 21 и 50.).

Считаясь подданными Грузии, тушины в то же время платили дань дагестанцам. Дань эта состояла из 600 овец, из коих каждая ценилась в 80 к. на наши деньги. В свою очередь, владея хорошими пастбищами, тушины за плату дозволяли им пасти свой скот на их полях. От этого соседние к ним дагестанцы считались самыми спокойнейшими.

Грузинскому царю тушины вносили ежегодно одну определенную дань, не признавая кроме ее никакой другой. Дань эта состояла из 400 баранов и 200 барашков и известна была под именем сабалахо (Записки Буткова. В пятидесятых годах сабалахо с пшавов составляло 1425 руб., а с тушин — 1040 руб.). Все три поколения этих народов считались подданными Грузии. Они управлялись лицами, назначенными от царей преимущественно из грузинских князей. Тушины имели особого правителя от пшавов и хевсур, которые управлялись одним лицом. Власть правителей простиралась только до того, чтобы держать их в зависимости грузинского царя и, в случае военной надобности, иметь от них вспомоществование. Испытанная храбрость этих народов заставляла грузинских царей дорожить подданством их. Тушины, пшавы и хевсуры всегда составляли лучшие отряды в войсках грузинских. В старину, каждое общество, по обычаю, охраняло не только известный пункт своей родины, но, в случае тревоги, из конца в конец, каждое [288] общество подавало другому весьма скорую помощь. Тушины были редко побеждаемы и почти всегда нападавший на них неприятель претерпевал сильный урон. Народ этот издревле, и даже во время русского правления, составлял самый лучший оплот для Грузии, от вторжения в ее пределы хищных горцев.

В 1846 году, жители нескольких деревень чаглинского общества, которые могли выставить не более 60 защитников, отразили напавшее на них врасплох скопище более 3 тыс. лезгин и дидойцев. В этом отражении принимали участие мальчики моложе пятнадцати лет. Они, по местному обыкновению, с торжеством несли кисти рук убитых ими неприятелей. Не считая множества раненых и погибших безвести, урон неприятеля простирался до ста тел, доставшихся в трофей победителям, не имеющим обыкновения брать пленных.

О храбрости тушин рассказывают во всех углах Кавказа. Горцы редко хвалят и воспевают храбрость — считая ее делом весьма обыкновенным — но про тушин в центре самого Дагестана, в Аварии и других местах, сложены и поются песни. Тушин решится лучше умереть, чем попасться в плен, но если бы это случилось каким-нибудь образом, по независящим от него обстоятельствам, то он умрет в тяжкой неволе, как говорится со славою, но не согласится быть выменянным на неприятельскую пленную девушку.

— Изрублю семерых в куски, говорит тушинская песня, не то променяйте меня на девушку татарскую — это верх стыда, какой только может быть для храброго тушина.

До сих пор еще существует опасная тушинская тропа, проложенная по хребтам гор в Джары и Белаканы. Пробраться по этой тропе и отогнать у лезгин скот было для тушин делом обыкновенным. Близ селения Буно, в Дагестане, и до сих пор существует камень, о котором рассказывают, что тушины, отправляясь в поход, в глубь Дагестана, останавливались здесь для перековки лошадей, отчего самый камень называют камнем, где тушины ковали лошадей, нередко на выворот, чтобы сделать след свой незаметным (”Записки о Тушетии" И. Цискарова. Кавказ 1849 г. № 13. Ом. также Кавказ. 1855 г. № 33.).

«Тушины, пшавы и хевсуры, говорит одна грузинская песня (Песня эта относится к царствованию Ираклия II и сложена в 1795 г. при нашествии Ага-Магомет-хана на Грузию. См. Закавк. Вест. 1853 г. № 14. Кавказ. 1853 г. № 25.), обращаясь к Царю, все обступят твою голову (т. е. защитят всеми силами); грянем на врагов соколами, обратим в бегство их хаджиев. Но если Бог попустит разорить твою добрую столицу, то направься к нам (арагвцам) — мы, горцы, постоим за тебя. Тушины, пшавы и хевсуры [289] положат голову за тебя, послужат тебе в конец, посмотрим, кто будет после тебя Ираклием...»

С таким уверением в своей верности, мтиулетинцы (горные грузины) отправили, как гласит предание, одного гонца, и для того, чтобы он прибыл поспешнее, его вверили быстрой Арагве и, бросив просто в реку, пропели ему экспромтом песню.

«Иди так, пели они, до Мцхета, от Мцхета начинается гладкая равнина (Ложе Арагвы до Мцхета круто и каменисто. У Мцхета Арагва сливается с Курою и становится ровнее.). Береги бумаги, не замочи их, а то прогневается батони (царь). Сыр, да хлеб с тобою — в воде также не будет недостатка; гребень у тебя за пазухой — борода твоя не обрастет мхом. Как придешь к царскому дворцу, тебя встретит назирь (царедворец). Тогда пригладь рукою бороду, чтобы не была она растрепана, чтоб расстилалась на груди... Назирь тебя хорошо знает, в дарбаз (комнату) тебя он проведет. Палку не бери с собою — осрамишь себя и нас. Как увидишь батони, приветствуй его с победою, скажи ему гамарджоба! обними его колена; он улыбнется улыбкою царскою, которою дорожит весь народ. Как начнешь говорить, не кашляй — это будет неприятно батону.

«Изложи ему, как умеешь, все, что показали мы тебе. Скажи, что арагвцы — дескать имеют к тебе, государь, просьбу; да не устрашит тебя старость; не бери на себя поношения людского; простри еще меч свой, ты это можешь и в старости» (Кавказ 1853 г. № 25.).

Верность этих народов была причиною того, что грузинский царь всегда имел при себе телохранителей из тушин, пшавов и хевсур. По востребованию его они шли на войну, под предводительством своих духовных пастырей.

Собираясь в дело, хевсур весь замыкается в железо. На голову надевает чачкани (шишак с сеткой покрывающей шею), рубаху плетеную из железной проволоки, рукавицы, прямые палаши и дашна — короткая сабля, употребляемая вместо кинжала. Обыкновенное ружье в чехле из медвежьей шкуры и щит, в защиту от неприятельских выстрелов, дополняют его вооружение (Замечательно, что все щиты и прямые палаши имеют надписи: Genua, Souvenir, Vivat, Stephan Batory, Vivat Husar и проч. См. “Очерки Хевсурии" А. Зиссермана. Кавк. 1851 г. № 24.). Пика, как оружие, есть принадлежность стариков, точно также, как и стрелы.

Пшавы и тушины не столько заботятся о средствах защиты, сколько хевсуры. Хорошая винтовка и сабля составляют все их оружие (”Записки о Тушино-Пшаво-Хевсур. округе" кн. Эристова. Кавказ 1854 года № 43-49.). Все [290] три поколения дрались всегда храбро и получить рану в тылу своего тела считалось весьма постыдным.

У этих племен существовало обыкновение меняться пулями, и тогда поменявшиеся скорее выстрелят в отца, чем друг в друга.

Соблюдение товарищества, так называемого диб-алар (выражение клятвы — обречение) при действии против неприятеля считается у тушин первою и главною обязанностию. Товарищи не покидают друг друга, даже если бы стоило им жизни. Для доказательства братской любви и верности, товарищи, в самую решительную и горячую минуту сражения, связывают друг другу полы платья или, взявшись за руки, бросаются вместе на врага. Нарушивший этот обычай подвергается всеобщему презрению. Тушины никогда не оставляют трупа своего соотечественника в руках неприятеля, — у них считается это точно таким же бесчестием, как покинуть живого. Убитого в бегстве от неприятеля не оплакивают и не изъявляют своего сожаления его родным (Записки о Тушетии И. Цискарова. Кавк. 1849 года № 11.).

Текст воспроизведен по изданию: История войны и владычества русских на Кавказе. Том I. Книга 2. СПб. 1871