ДУБРОВИН Н. Ф.

ИСТОРИЯ ВОЙНЫ И ВЛАДЫЧЕСТВА РУССКИХ НА КАВКАЗЕ

TOM I.

КНИГА II.

ЗАКАВКАЗЬЕ

ГРУЗИНЫ.

V.

Юридическое, гражданское и военное устройство грузинского народа.

Особенности юридического, гражданского и военного устройства Грузии, укорененные веками, могут лучше всего объяснить нам те явления, которыми сопровождалось русское господство в этой стране с первых дней его утверждения.

С самого начала грузинской истории, монархическая форма правления оставалась в ней постоянно господствующею. Царь имел неограниченную власть и все его повеления считались законом; он был главою правосудия, и двор его служил почти обыкновенным местом суда. Но в городах были салакбо — место общественной беседы, куда собирались грузины всех состояний для разговоров и рассуждений о делах государственных. Тут же производились суд и расправа. В Тифлисе, салакбо было перед царским дворцом. В судах и при разборах тяжебных дел, царь [194] руководствовался одним собственным произволом и обычаями востока: по его приговору, рубили преступнику члены, выкалывали глаза и т. п.

«Грузия есть страна, одаренная всеми благами, говорит царь Вахтанг в введении к собранию грузинских законов; но, по непостоянству времен и изменению обстоятельств, в ней судили и рядили по своему мудрованию: одни — по родству и дружбе, другие — из боязни, иные — по отсутствию страха Божия, а некоторые по лихоимству — одним словом, кому как было угодно».

Вахтанг был первым из царей, который позаботился о составлении законов для грузинского парода. Собранные и изданные (Издание это ходило по Грузии в рукописи. Уложение никогда не было напечатано самими грузинами, хотя церковные книги и печатались в Тифлисе. В 1801 году, во всей Грузии нашли едва три экземпляра, да и те не полные. В самом уложении было сказано, что если в каком-либо месте не окажется законов, то суд должен производиться по обычаям того места. Зап. Буткова (рукоп.) Арх. Глав. Шт.) им законы служили руководством только одним судьям. Царь же, при своих решениях, никогда ими не руководствовался, считая себя выше и вне всякого закона. Вахтангово уложение было простым сборником правил и народных обычаев; помещенные в нем статьи часто противоречили друг другу. Так, духовные законы не сходились в некоторых местах с гражданскими. Первыми предоставлялось, например, право лицам духовного звания быть решительными судьями в делах светских, тогда как, гражданскими законами запрещено духовным лицам мешаться в мирские дела (Противоречие это произошло от того, что духовные законы и правила были составлены католиком Дементием, братом царя Вахтанга, в собрании всех грузинских архиереев. Вахтанг утвердил их без сличения с гражданскими, писанными другими лицами, не совещавшимися с духовенством.). В уложении нашли место извлечения из греческих, армянских законов и книг Моисея. Законы варварских народов, как, например, плата за убийство и рану, оправдание раскаленным железом и кипятком, также вошли в состав уложения.

В семейных отношениях грузин было запрещено вдовцу жениться на девице. Христиане не должны были отдавать своих дочерей за иноверцев и, в свою очередь, не жениться на их дочерях. Если кто женится на невестке своей, того «да зальют с нею друг против друга известкою». За продажу ребенка или кого бы то ни было христианину взыскивалось как за кровь, а за продажу того же лица магометанину, сверх того, удовлетворение за душу.

Муж и жена, по причине бездетства, не могли быть разведены. Расторжение супружества дозволялось только в случае прелюбодеяния; тогда приданое и незаконный ребенок отдавались жене.

По убеждению грузин, «как бы муж и жена ни ненавидели друг друга, [195] но развестись им не дозволяется. В таком случае католикос должен их мирить увещанием».

Грузинка не имела почти никакого положения в обществе, не пользовалась никакими юридическими правами, или весьма незначительными. Каждый мужчина, какого бы звания он ни был, имел преимущество пред женщиною самого высшего рода. Женщина не бывала почти никогда в обществе мужчин, ее советов не спрашивали. В церкви, например, мужчины всегда стояли впереди, женщины — позади; оба пола старались не смешиваться. Царские особы не исключались из этого общего правила. Если женщине сопутствовал слуга, то он никогда не шел позади, а всегда впереди, из уважения к мужескому полу. От женщины не принимали доносов, не допускали до суда, не приводили к присяге.

«Женщина может приносить жалобу в суд на мужчину, но не следует возлагать на ответчика присягу или отбирать у него что-либо. Если она сошлется на свидетельство мужчины, то и такого свидетеля не допускать к присяге». Споры и иски между женщинами не разбираются в судебных местах, до которых — сказано в уложении — им нет дела, а оканчиваются выборным от общества (Законы Вахтанга, § 216.).

Ни одна грузинка не могла быть ни в чем поручительницею. За долги, сделанные ею до замужества, муж не отвечал: она сама должна была уплатить их. Женщина ни за какое преступление не могла быть посажена в темницу.

Жена не могла расточать своего приданого, но посторонним приобретением располагала по своей воле. Если женщина умрет бездетною, то приданое возвращается в дом родителей, а прочее наследство переходит к мужу. Запрещено женам осуждать своих мужей в военном деле; на этот счет у грузин существует даже пословица: «Муж с поля битвы, а жена ему на встречу рассказывает про войну» (“Грузинские пословицы и изречения" И. Евлахов. Зап. кавк. отд. Им. рус. геогр. общ. кн. I, стр. 263.). Закон запрещал: разлучать новобрачных и требовать их на войну; мужья не могли одеваться в женскую, а жены в мужскую одежду.

Отец должен иметь попечение о добром воспитании своих детей. Мать не имела права наказывать сына. Сын не мог равняться в суде с отцом и рассчитывать на одинаковое с ним почтение.

Овдовевшую жену, в течение девяти дней, запрещено было чем-либо беспокоить. После смерти жены, мужчина носил траур в течение шести месяцев, а женщина, после смерти мужа, носила его нередко до нового замужества, которое могло быть не ранее десяти месяцев — иначе она, по уложению царя Вахтанга, лишалась всякого наследства и теряла даже доброе [196] имя. Вдова, у которой после смерти мужа умрет сын и она останется затем бездетною, могла, если желала, остаться в доме мужа и имела свою часть.

Если у крепостного останется малолетний сын, то господин должен был представить опекуна. Опекуном мог быть не глухой, не немой и не моложе 25 лет. Имение после родителей получали сыновья. Для того, чтобы в родовых имениях не могли появляться посторонние совместничества, то незамужним дочерям, при разделе, выделялось приданое. На этом основании женский пол в большинстве случаев, не исключая и вдов, устранялся от наследства недвижимым имением. Родовое имение не передавалось по произволу умирающего никому, кроме сыновей, и только за неимением их поступало во владение дочери; благоприобретенным же он мог располагать по своей воле (Записки Буткова (рукоп.) Арх. Главн. Шт.). Выморочные имения казенных землевладельцев отписывались на царя, а помещичьих — на помещика. Духовные завещания совершались и признавались законами только тогда, когда к ним приложена была печать местного начальника. Духовное завещание слепого признавалось законным при подписке шести или семи свидетелей. Не получал наследства тот, кто женился без воли отца, и дочь, которая, по увещанию и по приготовлению ей приданого, не желала выйти замуж.

Раздел имений между наследниками признавался вредным, хотя и не запрещался законом. Со времен Адама — сказано в нем — земля была разделяема, а потому нельзя и впредь не допускать этого.

«Какое бы несогласие ни возникло, говорится в § 98 Вахтанговых законов, между братьями, между дядею и племянниками, между двоюродными братьями и нераздельными родственниками, они не могут разделиться без царя или господина. В таком случае, царь или господин должен всячески стараться, посредством увещания старшим, угроз младшим или наказания посевающим между ними раздор, умиротворять их и уклонять от раздела, а между тем определить особый за ними присмотр, чтобы они не грабили общих крестьян и не тратили напрасно вина и хлеба».

Этот закон повел к тому, что одним имением владели нередко целые фамилии, и оттого раздоры между родственниками не прекращались. Старший в роде заведовал имением и, соблюдая только свой личный интерес, весьма мало заботился об его улучшении.

Раздел имений между братьями делался всегда письменно, иначе он не утверждался. Братья, приступая к разделу, должны были прежде всего отделить приданое для своих сестер.

Старший брат получал лишнюю часть за свое старшинство, а из остального имения одна двадцатая часть за раздел поступала царю. Часть [197] эта называлась гасамкрело, и отделялась та, которую царь пожелает выбрать. Меньшему брату, сверх части, отдавался дом и все, что расположено было внутри ограды. Затем все остальное имение делилось между братьями поровну. Кладбище, церковная утварь и церковное имение оставалось в общем владении (Подробности раздела были следующие. Старший брат получал «прежде всего двадцатое лучшее, по своему выбору, и двадцатое же худшее, по выбору других братьев семейство крестьян; младший брат одно худшее с двадцати, вместе с родительским домом — средние братья все вместе также одно с двадцати, и затем остальное делилось поровну».).

Если старший брат умирал бездетным, то часть, следуемую за старшинство, получал второй брат.

Никто, моложе 25-летнего возраста, не имел права продавать своего недвижимого имения. При покупке и продаже продавцы обязаны были извещать своих родственников и утверждать сделку при свидетелях, исследующих подробно обязательства, не внесено ли в них чего-нибудь чужого. Продавец, взявший задаток и отказавшийся потом продать вещь покупщику, обязан возвратить задаток вдвойне.

В долговых исках, закон запрещал брать за отданные в долг деньги выше 12%. «На сей предмет, говорит Вахтанг, в Грузии не обращали внимания: недавно еще отдавали в заем за 120 процентов, а часто брали и проценты на проценты».

«Кто несправедлив, говорит он далее, и ненавидит душу свою, тот отдает деньги в заем за 30%; кто хотя немного любит ее — за 24%; кто побольше любит — за 18%; а кто подлинно любит — за 12%. Всего же лучше для души совсем не брать процентов. Процентов на проценты ни в каком случае не требовать, не давать и не взыскивать; проценты прекращаются, если сравняются с капиталом».

При займе же хлебом допускалось право взимания до 36%. Должник обязан возвратить заимодавцу долг тою же монетою, какою получил. После 30 лет, со времени полученного долга, не дозволялось взыскивать уплату его за один раз.

«Когда брат твой или же посторонний будет продавать недвижимое имение, для уплаты долга, а ты заплатишь за них долг и избавишь его от нужды, то можешь держать его в закладе до семи лет».

Если хозяин в это время не выкупит имения, то оно считалось купленным.

Заимодавец не может взыскивать долга ни с кого, кроме должника своего, но отец обязан платить за сына; долг же отца платят те, которые владеют оставленным имением. Если у умершего должника осталась дочь, то из имения его выделялась сначала часть на ее содержание, и затем остальное шло на уплату долга. [198]

Никто за долг не мог самовольно удерживать ничего чужого без разрешения царя.

По грузинским законам, смертная казнь, от князя до раба, зависела единственно от царя, но вельможам предоставлено было право, у людей им подвластным, выкалывать глаза, отсекать члены и проч.

Хищники, разбойники, воры, человекопохитители подвергались лишению зрения и другим лютым казням. Поймавший вора не имел права его убить или как-либо искалечить. За поджог сожигали; за наущение к поджогу — рубили голову. Фальшивым монетчикам отрубали руки; кто ворожил свечою или зернами, того закон признавал колдуном, а кто говорил, что, по такой-то звезде, следует умереть такому-то вельможе, того называли звездословом. Суды по поводу чародейства были ужасны.

Взыскание за кровь существовало в Грузии и производилось деньгами, причем принимались в расчет род и звание. Высшая степень взыскания за убийство первейшего князя составляла сумму в 15,360 руб. (Таких первейших князей считалось только шесть: Арагвский Эристав, сам лично до раздела, Ксанский Эристав лично до раздела; Амилахвар лично до раздела; Орбелиан — старший в доме до раздела; старший в доме Цициановых, когда еще фамилия не была в разделе, и Сомхетский мелик. См. собрание законов Вахтанга, § 17-41.). Относительно католикоса (главы грузинского духовенства) сказано: досада (оскорбление) царю и католикосу одинаковы, ибо один из них имеет власть над телом, а другой над душою. Благословение от Бога и почтение от людей также приемлют они равно. Хотя царю и оказывается более почтения, но единственно из страха». Самая низшая плата за кровь хлебопашца и ремесленника была 120 руб. Вместо денег можно было платить быками, коровами, лошадьми, оружием, годными железными и медными вещами.

Убийство отцом сына, сыном отца и братом брата подлежало духовному суду, но если, после смерти брата, оставались дети, то убийца платил полтора удовлетворения за кровь. Разбойник подвергался тройному взысканию. С крестьянина, ранившего или убившего господина, сказано в законе, нельзя определить удовлетворения за кровь, ибо все, что только есть у крестьянина, принадлежит и без того господину.

Без разрешения царя, закон запрещал взыскивать за кровь. Если у убитого человека не было детей, а несколько братьев, то плата за кровь отдавалась тому, кто был с ним, не в разделе, за исключением некоторой части, которая поступала на удовлетворение жены убитого. Если все братья были в разделе, то закон определяет правила, как делить между ними получаемое за кровь. Если у убитого были дети, то деньги, взысканные за кровь, поступали на удовлетворение их. Кто не в состоянии был заплатить за кровь, тот осуждался или на смерть, или другую строгую казнь. [199]

За неумышленное убийство не было взыскания за кровь, и убийца подвергался только церковному покаянию.

К числу неумышленных убийств относились: убиение в сражении, убийство при защите от нападения, но крестьянин не имел права убить нападающего на него господина; если кто ранит кого саблею и захочет нанести другой удар, а тот убьет его.

Кровомщение не допускалось: если кто убьет соблазнителя, застав его в прелюбодеянии со своею женою или дочерью; заставший же в прелюбодеянии с служанкою и убивший соблазнителя должен был внести часть денег на похороны. Крестьянин мог убить своего господина безнаказанно в том только случае, если застанет его лежащим с своею женою.

Денежное взыскание определено было и за нанесение раны. Закон определяет, за какую рану и что следует взыскивать.

Повреждение обоих глаз, рук и ног равнялось смертоубийству, и подлежало удовлетворению за кровь. За повреждение же одного из этих членов взыскивалась третья часть полного удовлетворения; за каждый палец руки и за зуб — пятая часть; за палец ноги — десятая. Рана, без повреждения членов, измерялась ячменными зернами, положенными в ряд, причем за каждое зерно платилось: крестьянину по 2 руб., слуге по 4 р. и т. д. постепенно удваивая. Если рана была от пули, стрелы или копья, то измеряли глубину, клали опять зерна и за каждое взыскивали вдвое против наружных ран на теле. Напавший на чужой дом и убивший или ранивший кого-либо платил двойное удовлетворение. Убийство или поранение в пьяном виде не облегчало преступления и взыскание не уменьшалось,

За кражу со взломом и мошенничеством взыскание определено было не однообразное: оно подлежало суждению по древним местным обычаям, и род суда этого употреблялся не только между грузинами, но и между армянами и татарами.

В большей части Грузии, однако же, мера взыскания с вора в первый раз составляла в семь раз более украденного. Из этого взыскания две части шли на удовлетворение истца, четыре — царю или в казну и одна моураву, разбиравшему дело.

В городах Тифлисе, Гори, Телаве; в Кизихских селениях и крепости Цхинвале, где жили евреи, существовали особые правила (Записки Буткова (рукоп.) Арх. Главн. III т. в С.-Петерб.). По закону, установленному евреями, вор обязан был возвратить вдвое противу украденного.

В помещичьих имениях преступники судились, относительно воровства, по установлению помещиков, правилами, освященными давностию. У армян в Шулаверах с вора взыскивалось в пятеро, из них две части поступали истцу, две царю и одна — моураву. У некоторых татар [200] истцу возвращалась только стоимость потерянного или убыток, а с виновного делалось взыскание по назначению моурава. Из этого взыскания девять десятых принадлежали царю, и одна десятая — моураву. В других татарских селениях моураву предоставлена одна треть взыскания, а две трети — царю. В княжеских, царских и помещичьих имениях доход с этой статьи принадлежал весь владельцу.

За второе воровство, кроме материального взыскания с вора, ему резали уши, нос, руки и проч. Большая же часть дел этого рода вознаграждалась денежною платою.

Доносы принимались судьею не иначе, как письменные. Донос человека, наказанного за какое-либо преступление или бежавшего с поля сражения, не мог быть принятым.

По грузинским обычаям и правилам, обвиняемый мог оправдывать себя шестью способами: 1) присягою, 2) раскаленным железом, 3) кипящею водою, 4) вызовом на саблю или поединок, 5) свидетельством, и 6) принятием на себя греха или подвержением себя заклятию.

Для того, чтобы доказать свою справедливость присягою, обвиняемый должен представить свидетеля своей невинности. Если он обвиняется по доносу, то должен, кроме своего свидетеля, выбрать еще одного свидетеля из числа лиц, назначенных доносчиком. Тот, кто заставляет присягать, должен принести образ. Если обвиняемый и принятые им свидетели поклянутся перед образом в его невинности, то справедливость их показания не подвергается сомнению.

К присяге прибегали редко, а старались разобрать дело другими способами. Женщин к присяге не допускали; за них не могли присягать посторонние, но одни только самые близкие родственники.

Обвиняемому клали на руки лист бумаги, а на нее раскаленное железо. Если он, сделав три шага вперед и бросив потом железо, не обожжет руки, то считался правым, и этот способ оправдания носил название испытания раскаленным железом.

Испытание кипятком состояло в том, что в котел с водою опускали грудной крест. Когда вода закипала, котел снимали с огня — и обвиняемый должен был, во имя Божие, вынуть из котла крест.

После того на руку надевали мешочек, завязывали его и прикладывали печать; если на третий день рука оказывалась не обожженною — то обвиняемый прав.

Перед оправданием при помощи поединка, доносчик и обвиняемый молились Богу 40 дней; потом каждому из них надевали на шею или на копье бумагу, на которой писалась краткая молитва.

Боже правосудный! сказано в молитве. Я, такой-то, прошу и молю тебя, не помяни днесь других прегрешений моих. Но, если я, во [201] взводимом на меня таком-то деле, прав, то предаждь мне главу его; если же не прав, то предаждь ему мою главу.

Вооружившись, они выезжали на арену, имея при себе секундантов, вооруженных щитами и плетьми. Поединок происходил в присутствии царя и продолжался до тех пор, пока один из них не собьет другого с лошади. Тогда секунданты представляли побежденного, как признанного виновным, царю, который поступал с ним по своему усмотрению. Оружие побежденного отдавалось победителю, а конь — секунданту. Если оба упадут с лошадей, то должны пешие драться до тех пор, пока один из них сшибет другого с ног.

Поединок назначался преимущественно в делах об измене, разграблении церковной казны и святотатстве.

Если лицо обвиняемое принадлежало к высшему сословию, а доносчик к низшему, то закон допускал, чтобы обвиняемый выслал на поединок одного из своих подвластных, по состоянию равного доносчику. В том случае, когда оставался победителем доносчик, обвиняемый должен был заплатить за донос и удовлетворить за кровь или другое преступление. Но если доносчик бывал побежден, тогда обвиняемый получал удовлетворение и самого доносчика связанным. В случае несостоятельности, победителю отдавалось все семейство побежденного.

Свидетелей умных и добросовестных достаточно двух лиц; а в противном случае нужно двадцать и не менее десяти.

Принятием на себя греха решались иски весьма незначительные, не превышающие одного марчила (около 60 коп. сер.). Иногда мера эта допускалась в тяжбах о быке. Обвиняемый должен поднять на своей спине истца и сказать: «Да будет грех твой на мне при втором пришествии, и да буду сам за тебя осужден, если я сделал то, в чем ты меня обвиняешь».

Закон определял случаи, в каких и какой именно род очищения употреблялся. Никто из обвинителей или обвиняемых не мог уклониться от присяги. Присягающему давалось время обдумать, чтобы, поспешностию, не заставить дать ложную присягу: «ложная присяга есть отвержение от Бога, и ложно принятой присяги Господь не предает забвению. Кто учинит ложную присягу, сказано в уложении, тот есть жид, с тем и хлеба не следует есть». Малолетние дети и духовные лица к присяге не допускались.

Свидетель должен быть достойный человек и не менее 20 лет от роду. Свидетельство иноверца не принималось. По этому о свидетеле, прежде всего, узнавали, какого он вероисповедания и каких качеств. Свидетельские показания принимались только те, которые сам свидетель видел, а не слышал; но о границах земли, построении дома можно было свидетельствовать понаслышке. Нищие или убогие, в свидетели не допускались. [202] Купленный человек не мог быть свидетелем ни для своего господина, ни для его сына. Отец для сына и сын для отца не могли быть также свидетелями. Свидетели должны быть представлены пред теми лицами, о преступлении которых свидетельствуют.

Таков был, в общих и кратких чертах, юридический быт грузинского народа.

Для охранения прав каждого члена общества, существовали правительственные учреждения и во главе их стоял верховный царский суд.

В суде этом председательствовал сам царь и присутствовали: а) наследник царский; б) прочие царевичи, по особому царскому назначению; в) мдиван-беки — советники или, собственно, судьи — четыре князя карталинские и четыре кахетинские (В 1804 г. они переименованы в коллежские и надворные советники.); г) мдиваны, или лица, назначаемые собственно для исполнения дел, производимых в суде; и д) тавалидар, хранитель письменных дел и разных актов верховного царева суда. На его же обязанности лежало собирать и хранить деньги, взыскиваемые, по суду, с виновных.

В верховном суде рассматривались дела как Карталинии, так и Кахетии.

Дела ясные царь решал сам, но если они были запуганы, неполны, или особенно важны, то он передавал их в верховный суд, где сам иногда присутствовал при производстве дела. По большей же части, он поручал решение одним судьям, которые, руководясь формою, установленною в законах, призывали в заседание преступника, истца, ответчика и свидетелей, рассматривали их показания, дополняли их удостоверениями, и, приведя дело в совершенную ясность, сообразуясь с законами или с обычаями того народа, у которого произошел разбираемый случай, произносили приговор и вносили его к царю на утверждение. От произвола царя зависело поступить согласно приговору верховного суда, или иначе.

К царю же приносимы были жалобы на неправое решение низших судебных мест и властей, и, в таком случае, дело рассматриваемо было или царем, или в верховном суде.

Судьи могли быть не моложе 25 лет. Им запрещено было производить суд в торжественные и праздничные дни, но убийц и разбойников закон повелевал судить и в св. четыредесятницу. Преступников не наказывали тотчас же, а спустя некоторое время. В законах сказано было, что, если царь велит наказать преступника, то есаулы должны помедлить. Если царь признает преступника виновным, то и народ должен быть согласен.

Все вообще дела решались весьма скоро и почти без всякого письменного производства, одним словесным разбирательством. О всяком же [203] решении верховного суда исходил барат, или указ за царскою печатью, заключавший в себе содержание приговора.

За каждое дело, решенное в верховном суде, взималась установленная пошлина, из которой часть принадлежала царю, часть царевичам, участвовавшим в суде, и часть мдиван-бекам, мдиванам, тавалидару и прочим членам суда.

Непосредственно за верховным царевым судом, одною ступенью ниже, были так называемые частные суды: карталинский, кахетинский и телавский. Первые два находились в Тифлисе, а последний в Телаве. Ведению этого последнего суда подлежал самый город Телав и весь округ средней Кахетии; остальная же часть Кахетии причислена была к суду кахетинскому. Частные суды состояли: первый из четырех мдиван-беков, князей карталинских, а второй и третий — каждый из четырех мдиван-беков, князей кахетинских. Будучи членами верховного царева суда и решая там дела совместно с прочими членами, здесь мдиван-беки имели отдельное присутствие.

Обязанностью суда было разбирательство дел низших классов жителей Тифлиса и таких мест Карталинии, где волости, селения и деревни управлялись моуравами, не имевшими власти судебной. На суд мдиван-беков поступали все те иски по членовредительствам и насилиям, которые составляли вторую степень уголовных преступлений. По этим делам они представляли свои приговоры на рассмотрение царя, без утверждения которого не могли приводить их в исполнение.

Мдиван-беки принимали доносы в разных злоумышлениях. Если из следствия оказывалось, что преступление относилось до князей и пользующихся преимуществами дворян, то тогда мдиван-беки представляли дело на суждение верховного суда; в делах же второстепенных, при обвинении людей низшего состояния, составляли сами приговор и препровождали его царю на утверждение.

Прежнее правление в Грузии было деспотическое и жестокое до крайности. За малую вину рубили часто нос, уши, отнимали имение и заключали в темницу. Чтобы иметь ясное понятие о том положении, в котором находилась Грузия при вступлении ее в подданство России, я приведу современную тому времени записку, составленную князем М. С. Воронцовым. Грузины так привыкли к жестокому правлению своих царей, говорит он, «что кроткая, в обыкновенных случаях, и на законах основанная власть российских начальников им кажется странною и более от слабости, нежели от великодушия, происходящею. Многие из их князей и знатных дворян говорят, что Грузия не может быть иначе управляема, как скорым и жестоким во всех делах наказанием. Медлительные справки и законные решения им кажутся непонятными и несносными, и иной бы лучше хотел, чтобы ему в тот же день отрубили уши, нежели дожидаться [204] несколько месяцев умеренного наказания. Князья и дворяне имеют не более понятия о порядке и справедливости, как и простой народ. Когда собирали дворян на выборы, никак нельзя было внушить им настоящего понятия о их деле (обязанности). За малейшею нуждою, или ежели кому стало скучно, они уходили из собрания домой и не возвращались. Другие же, любуясь разноцветными шарами для выборов, клали их потихоньку в карман и уходили; другие, не имев права входить в собрание, вкрадывались и таскали шары, так что всякий раз пропадала большая часть их. Князю Цицианову нужно было в одно время арестовать дворянина в провинции, но так как там не было военной команды, он спросил у некоторых соседей: не возьмутся ли они за то, чтобы взять его под караул; они отвечали, что арестовать его не могут, а что, ежели князь прикажет, то они его застрелят. Никакой грузин не явится в суд иначе, как приведенный силою, и, сидя себе спокойно дома, не понимает, как можно беспокоиться и идти туда, куда ему не хочется, по силе одного только приглашения».

Народ сроднился с судом скорым, словесным, хотя и жестоким. Такого суда грузины требовали от своего царя и от мдиван-беков.

Последние, сверх занятий по суду, были советниками салтхуцеса, или государственного казначея. Последняя должность возлагала на мдиван-беков обязанность — чрез каждые семь лет, осматривать лично внутреннее состояние царства, приводить в известность народонаселение его, собирать и доставлять сведения о народной промышленности, для соображений правительства о соразмерном распределении повинностей. Салтхуцесов было два: один для Карталинии, другой для Кахетии (Описание Грузии, составленное Лазаревым. Акты Кавк. Арх. ком. изд. 1866 года т. 1, 193.).

Для земского управления страною, вся Грузия, — как Карталиния, так и Кахетия — была разделена па моуравства. Слово моурав означает собственно земского начальника (Моурав происходит от слова урва — забота, попечение, управление. Слово моурав выражало сначала власть, которая стояла выше эристава и заменила их потом. Впоследствии звание моуравов снизошло от важнейших государственных сановников до мелких правителей, уездных, участковых и сельских.). Пользуясь одинаковым названием должности, различные лица, в ней состоявшие, пользовались различною властию. Некоторые из них имели свой суд и расправу, другие же только одну расправу.

В моуравы, с судом и без суда, определялись царем князья и дворяне, из которых многие имели эту должность наследственно.

Вообще, от должности моурава не только не отказывались, но искали ее. За услуги отечеству, князья награждались пожалованием моуравства в род, по смерть, или на известное время.

Армяне, составляя главнейшую часть населения Тифлиса и имея в [205] своих руках всю торговлю и ремесла, требовали управления сообразного с их обычаями. Первоначально ими управляли мамасахлисы (что, в тесном смысле означает домоначальника) и нацвалы, но потом обе эти должности соединены были в мелике. Звание это учреждено еще в то время, когда Грузия находилась под властию Персии. Шах-Надир утвердил особою грамотою в должность мелика карталинского князя Бебутова, и потомки его носили это звание до введения русского управления. Грузины же и татары, жившие в Тифлисе, были подчинены тифлисскому моураву (из князей Цициановых). Власть мелика и моурава была одинакова, и оба вместе они составляли так называемое тифлисское городовое правление, существовавшее только в одной столице Грузии. По законам, на мелика возлагалось: содержание купечества в добром порядке и наставление его в правде; наблюдение за верностию меры, веса; за продажею без обмана и подлога. Он обязан был следить за тем, чтобы торгующие довольствовались умеренною прибылью, не заводили ссор и не причиняли друг другу обид.

Когда в Тифлисе происходили у купцов и мещан тяжбы об имении или споры при разделах между наследниками, по расчетам торговым, также иски вексельные и другие гражданские дела, мелик созывал именитых купцов, решал дела письменным приговором, утверждая его печатью своею, и лиц, участвовавших с ним при разборе дел. Рассмотрение и решение дел маловажных мелик имел право передавать на рассмотрение и решение двух или более достойных граждан, пользовавшихся всеобщим уважением.

Князь, в своих имениях, имел власть мдиван-бека. Он давал суд и расправу своим крестьянам по уложению царства и по местным обычаям, лично или чрез своих поверенных, которых мог иметь по закону. По преступлениям уголовным, первой степени, представлял царю, а по насилиям второй степени князь делал сам приговоры и вносил к царю па утверждение. Денежные сборы от дел, поступавшие в казенных имениях в казну, в помещичьих принадлежали помещику и составляли значительную часть их доходов. Князья, имевшие у себя дворян, пользовались преимуществом, по которому их суду подлежали не только крестьяне дворянские, но и сами дворяне, до делам об имениях. Дворяне эти, владея недвижимостию, данною им князьями, располагали ею только с дозволения своих князей и допускаемы были к закладу и продаже имений только дворянам того же князя, с тою целию, чтобы, не нарушать округлости вотчины, т. е. чтобы, по обычаю издревле существовавшему, князья не имели друг с другом чересполосных владений.

Военное управление в Грузии распределялось соответственно следующим чинам:

1. Сардарь – полный генерал. Чин этот был самый высший, и им [206] пользовались наследственно знатнейшие князья Грузии, в Карталинии четыре, а в Кахетии один.

2. Минбаши или атасис-тави — тысяченачальник. Они находились в мирное время в ведении сардаря и всегда были готовы. на службу. Каждый сардарь имел своих минбашей, соразмерно тому числу войск, которое могло соединиться под его начальством, и потому у некоторых было трое, у других меньше.

Комендант тифлисской крепости имел чин минбаши; в других же крепостях, состоявших в ведении моуравов, комендантов вовсе не было.

3. Хутасис-тави или гундистави — пятисотенник; асистави или усбаша — сотник; дасбаши — начальник над десятью.

Первое учреждение в Грузии артиллерии последовало около 1770 года, при царе Ираклие Теймуразовиче. В это время состояло в грузинской полевой артиллерии не более 10-ти орудий и 60-ти рядовых; начальство над ними вверено было минбаше. Когда возвратился в Грузию князь Паата Андроников, приобревший в России некоторые познания в артиллерийской пауке, то, с принятием в свое ведение грузинской артиллерии, он пожалован царем в чин топчи-баши — звание, которое носил и сам царь. Князь Андроников устроил в Тифлисе литейный двор, на котором отливались медные пушки, мортиры и снаряды. Он перелил орудия по европейским калибрам, увеличил число их до 15-ти, а по присоединении к ним, в 1787 году, еще 12-ти орудий, из числа 24-х, пожалованных в 1787 году императрицею Екатериною II царю Ираклию, он установил в артиллерии русские чины: маиора, капитана, поручика и сержанта. Нижние чины носили название топчи, и число их простиралось до 100 человек. Топчи набраны были из русских солдат, оставшихся в Грузии дезертирами в бытность там русских войск в 1769-1787 г., и из выкупленных царем из плена от кавказских горских народов. В 1794 году, считалось тех и других 375 человек; а по выступлении из Грузии русских войск, бывших там в 1796 и 1797 году, осталось беглых около 300 человек. Большая часть этих солдат были женаты на грузинках и там водворились. При открытии русского правления, все из них, которые оказались способными к службе, определены в учрежденные в Грузии штатные воинские команды, по знанию ими грузинского языка,

Главный недостаток полевой артиллерии состоял в том, что ее возили в походах на вьюках.

Царь Георгий Ираклиевич, вверив артиллерию сыну своему царевичу Иоанну, наименовал его фельдцейхмейстером.

В штаб— и обер-офицерские чины артиллерии производили князей и дворян, а унтер-офицерами определялись лица и других сословий.

Сверх гражданского разделения обеих областей Грузии, Кахетии и [207] Карталинии, каждой на верхнюю, среднюю и нижнюю, Грузия имела еще разделение военное по сардарьствам.

В Карталинии было таких округов четыре, в Кахетии два.

Во всех карталинских и в одном Кахетинском округе главные начальники были сардари; татары же составляли всегда особые корпуса, под предводительством своих моуравов.

Все князья и дворяне, имевшие в этих округах поместья и крестьян, точно также как и моуравы государственных, удельных и церковных имений, в случае поголовного вооружения, должны были, со своими людьми, присоединяться к войскам своего сардаря. Царь каждый раз определял, сколько и с какого участка следовало выставить войска. Люди эти должны были иметь свое оружие и запас провианта, на назначенное время, и во все продолжение войны находились под командою своего сардаря. Жители городов и мест неудобных для хлебопашества, в особенности осетины, получали в походе провиант от царя. По древним грузинским обычаям, подчиненные обязаны были подносить своим сардарям 5-ю часть добычи, приобретенной на войне.

Сосредоточившись на каком-либо пункте, все ополчение Карталинии и Кахетии устраивалось следующим образом.

Передовой полк. Он состоял: 1) из войск нижней Карталинии или Сомхетии; под начальством своего сардаря, князя Орбелиани, у которого было под командою 6 других княжеских фамилий; 2) из войск нижней Кахетии, т. е. Кизика, под начальством сардаря и моурава своего, князя Андроникова.

Большой полк. Его составляли: войска карталинские, из селений находившихся к северу от Тифлиса, по правому берегу Куры, под начальством, сардаря князя Цицианова, у которого под командою состояли еще 4 княжеские фамилии.

Войска верхнекахетинские из хевсур, пшавов и тушин, под начальством моурава князя Челокаева и своих деканозов (Деканоз — лицо духовное и, вместе с тем, правитель и предводитель народа.). Этим полком предводительствовал сам царь.

Правая рука или правое крыло. Этот полк составляли:

Войска средней или собственной Карталинии, под начальством сардаря и своего моурава князя Амилахварова, под командою которого стояли 14-ть фамилий других князей. При этом же отряде находился всегда царский наследник; и

Войска средней Кахетии, при них находился архиепископ Руставельский. Преимущество это дано издревле архиепископу Руставельскому в память важной военной услуги, оказанной Грузии одним архиереем этой [208] епархии. Войсками начальствовал один из князей, а архиепископ поощрял их к храбрости.

Левая рука или левое крыло. Этот полк составляли: войска верхнекарталинского и мухранского округов и осетины, под начальством сардаря князя Багратиона-Мухранского, у которого под командою были эриставы ксанский и арагвский.

Войска татарские составляли особый корпус, и татары казахские, с своими моуравами, стояли всегда на правом фланге правой руки, а татары борчалинские, с своим моуравом, на левом фланге левой руки.

Во всех военных предприятиях царя Ираклия II Теймуразовича, во второй половине XVIII стол., никогда не участвовало более 10,000 человек. Князья, дворяне, слуги их, кизики, татары и осетины, жившие по берегам рек Терека, Арагвы и Ксани, служили преимущественно на коне, а пешими: хевсуры, пшавы, тушины и те из земледельцев, которые не имели средств содержать в походе лошадей.

Вооружение состояло из ружей, пистолетов, сабель и кинжалов. Хевсуры, пшавы и тушины употребляли еще небольшие щиты. Но бывали в пехоте и такие бедняки, которые ходили на войну с одними деревянными палками.

Так как продовольствие не обеспечивалось от правительства, то военные действия вне пределов Грузии не были продолжительны, в особенности в том случае, если пропитание там не приобреталось от неприятелей или союзников.

Русские офицеры видели неоднократно, как грузинские воины, израсходовав весь свой запас провианта, возвращались домой при начале еще компании, для снабжения себя хлебом.

Царь Теймураз, желая оградить пределы Грузии от хищнических вторжений горных народов, учредил для этого особое военное сословие, известное под именем нокари, и поставил правилом, чтоб из казенных, удельных, церковных и помещичьих селений высылалось на границу, поочередно и на один год, 2,000 конных воинов. Провиант и фураж этим войскам производился от казны, а жалованьем каждое селение снабжало своего воина, платя ему от 20 до 40 р. в год.

Царь Ираклий Теймуразович уничтожил нокари, а в замен их устроил в 1773 г. другое ополчение, под именем моригге, на том основании, чтобы каждый поселянин из грузин, армян или татар, имеющий землю, хлебопашество, скотоводство, садоводство и другие промыслы, отслужил один месяц в году на границах Грузии в назначенном царем месте.

По воинскому уставу царя Ираклия II, изданному в 1774 году, все состояния народа подлежали военной повинности. В случае вторжения в Грузию хищных лезгин или какого другого неприятеля, все князья, должностные [209] лица, дворяне, крестьяне и бобыли с каждого дома, в свою очередную службу, должны были выступать на встречу врагу. Лица, занимавшиеся торговлею, могли вместо себя нанимать желающих и отправлять их на службу.

«Взыскиваемый доселе с крестьян, вместо кодиспури, сурсат (хлебная подать) и вино для войска, сказано в уставе, слагаем мы с тем, чтобы они таковую в свою пользу, для очередной военной службы употребляли и тем свои недостатки восполняли. Мы, кроме хлебной и винной повинностей, собиравшихся до сих пор с казенных крестьян наших, хлеба для войска повелеваем ни с кого не требовать».

Все войска были разделены по месяцам, так что каждый должен был, по первому требованию отправляться на службу в тот месяц, в который он подлежал службе. Такие лица в начале назначенного им месяца и в срок должны были собраться там, где было указываемо царем. В противном случае, кто в срок не являлся с своим провиантом и огнестрельными припасами, подвергался наказанию — будет ли то князь, дворянин или крестьянин. Собранным воинам и имевшим для своего продовольствия деньги предоставлялось самим заботиться о покупке необходимых съестных припасов, а тем, которые, для собственного продовольствия, принесли с собою готовые продукты: хлеб, вино и ячмень, царь обязывался дать подводы для перевозки за войсками.

«Но такое содержание, сказано в уставе, постное и скоромное, кто бы ни был — князь ли, дворянин ли, или крестьянин — должен иметь на целый месяц собственное: в противном случае, если мы и за сложением сурсата, будем давать провиант, то это будет обременительно и истощится казна наша. При этом всяк должен помнить, что для святой веры и закона, для устранения врага и водворения тишины в своем отечестве и для службы Богу и нашей, никто ничего своего не должен щадить».

От похода и очередной службы избавлялись только больные и такие лица у которых, перед самым походом, заболеет или умрет отец, мать, сестра или брат. Те же лица, которые уличались в притворстве и мнимой болезни, подвергались двойному сроку службы.

При следовании войск через селения, на обязанность сардарей (предводителей войска), минбашей (тысяченачальники) и усбашей (сотники) возложено было наблюдать за тем, чтобы войска, под страхом строгого взыскания, не производили никаких грабежей и не брали даром ничего у жителей. Последним вменено однакоже в обязанность доставлять фураж для лошадей и дрова для войск.

Всем военачальникам вменялось в обязанность осматривать своих подчиненных каждую неделю и следить за тем чтобы «войско имело на целый месяц в запасе, в достаточном количестве, пули и порох. У кого же при осмотре окажется в оных недостаток, того подвергают взысканию». [210]

По распоряжению царя при армии назначены были лекаря, хирурги и устраивался временный базар.

За ослушание и неявку на службу князь подвергался штрафу в 200 р. дворянин — 100 р., сельский старшина, нацвал, кевха и мамасахлис — 60 р. Штраф этот назначался за просрочку одного дня, так что кто опоздал явиться на службу два дня платил в двое, три — в трое и т. д,

«Таким же образом, сказано в уставе, если крестьянин в первый день назначенного месяца не явится к нам и не покажет себя готовым к походу и просрочит один день: то его за один день один раз прогнать по-русски сквозь строй, за два дня два раза и т. д., а за побег четыре раза. За отказ же от выхода в поход в свою очередную службу, сопротивление начальнику или помещику и скрывание в лесу или где-нибудь, или должны сыскать его и представить к нам его односельцы или уплатить за него в штраф 60 р., для раздела той дружине, в которой он не будет состоять. Если же он бежавши будет скрываться в другой деревне, у своих родственников или свойственников, или будет скрывать его деревня, то они должны представить его к нам и заплатить в штраф 60 р.; также должно поступить с тем семейством, которое будет скрывать у себя беглеца и с тем селением, которое примет его к себе».

Если лица подвергавшиеся штрафу, за уклонение от военной повинности, не могли уплатить его даже и за продажею всего имущества, то взыскание заменялось соответствующим наказанием. Так князь заковывался в кандалы и сажался на один месяц в темницу, где содержался на хлебе и воде, но при этом полагалось давать известное количество вина. Дворянин несостоятельный для уплаты штрафа, наказывался ста палочными ударами и содержался в темнице на тех же условиях как и князь.

«Каждый воин оказавший неповиновение начальству подвергается телесному наказанию, должен быть связан цепями и забит в колодки.

«Взыскиваемый доселе с деревень, писал царь, гостинец для нас и для свиты нашей, исключая гостинца для угощения иностранцев, слагаем с оных, по той причине, что когда мы бывали в Карталинии и Кахетии, следовали за нами многие коммисионеры, и через них жители терпели притеснения. По случаю же сего нового для войска учреждения, таковой гостинец, каждый вызываемый в чередную службу человек должен употреблять в свою пользу».

«Если по обстоятельству дела случится нам ехать в какое-либо место нашего царства, кроме военных случаев, то из учрежденной армии, сколько нам угодно будет человек столько и должны провожать нас.» Всем должностным лицам и свите сопровождающей царя вменено в обязанность ограничиться самым необходимым числом прислуги, для которой царь сам доставлял содержание. «Но в какое селение ни прибудем, писал Ираклий II, оно должно приготовить нам содержание, в скоромные дни — [211] скоромное, а в постные дни, постное с вином; для содержания же лошадей повелеваем: с половины апреля до октября, не требовать ячменя, а с половины октября до исхода марта требовать, по две и три литры (литра 9 фунтов), равно и тогда, когда случится нам остаться в селении два дня; конвойные же люди должны иметь собственное содержание, так как они берутся из армии, которой повелено иметь свое содержание на целый месяц».

Таковы были главные основания воинского устава в Грузии. Царь Ираклий II, сознавая, что только при справедливости требований и одинаковой обязательности исполнения этого устава всеми сословиями народа, он может принести значительную пользу государству, оговорил в нем, что не допускает изъятий в нем ни для мамушек, ни для бабушек, ни для нежных сынков и племянников.

«Да будет всем малому и великому известно, писал царь (Воинский устав царя Ираклия II, Зак. Вест. 1848 г. № 28 и 29.), что как нельзя изменить закона веры, так и сего воинского устава отменить или облегчить в чем-либо нельзя, и ни мы, ни сыновья наши, не можем даровать. провинившемуся ни какой пощады. Духовное лице или знаменитый князь, дворянин или крестьянин, или почетная женщина, принявши на себя ходатайство об отмене из оного чего-либо, какого бы почтения и уважения ни был, будет виновен и подвергнется ответственности душою и телом».

От этой воинской повинности освобождались только осетины, хевсуры, пшавы, тушины и другие горские жители, жившие на границах, в соседстве хищных народов, требовавших постоянной защиты и охраны. Такого ополчения в одну очередь собиралось до 5 т. человек при князьях, тысяченачальниках, пятисотниках и сотниках. Войска эти частию были конные, частию пешие и все на собственном содержании. В случае нужды соединяли две и три очереди вместе.

Из этих отрядов содержались караулы, человека по четыре в каждом, из людей надежных и знающих все скрытнейшие места, чрез которые проникали в Грузию лезгины из Ахалцыха и других мест. По своей малочисленности, караулы могли укрывать себя весьма удобно и при появлении лезгин тотчас извещали отряды и ближайшие селения.

Для возбуждения в подданных усердия к охранению отечества, царь Ираклий Теймуразович находился сам ежегодно один месяц на страже. Примеру его последовали царевичи, и служба эта скоро стала почетною, так сказать, аристократическою, хотя не надолго. Старший сын Ираклия II, Георгий, первый подал повод к ослаблению этого учреждения неисполнением своей очереди. Тогда и прочие царевичи, а потом и князья, избегая [212] исполнения этой обязанности, скоро совершенно уничтожили это учреждение. В последние годы жизни престарелого Ираклия, при раздроблении Грузии на уделы между царевичами, мало уважавшими повеления царя, Грузия была поставлена в такое положение, что царь, по опустошении Тифлиса Агою-Магомет-ханом в 1795 г., не имея средств оградить страну от хищничества горских народов, решился содержать у себя по найму от 5 до 10 т. лезгин. Их продовольствовали припасами, взятыми у народа чрезвычайными поборами. В таком положении получил Грузию и царь Георгий XII; хотя бедствия страны извне, казалось, и уменьшились, но за то наемные лезгины производили безнаказанно ужасные грабежи, пока не прибыли в Грузию русские войска.

Текст воспроизведен по изданию: История войны и владычества русских на Кавказе. Том I. Книга 2. СПб. 1871