ДУБРОВИН Н. Ф.

ИСТОРИЯ ВОЙНЫ И ВЛАДЫЧЕСТВА РУССКИХ НА КАВКАЗЕ

TOM I.

КНИГА II.

ЗАКАВКАЗЬЕ

Несколько слов о картвельском племени и его разделении.

Начиная от восточного берега Черного моря и почти до слияния р. Куры с Алазанью, все пространство между Главным хребтом и северными скатами хребтов Аджарского и малого Кавказа занято племенем картвельским, или грузинским. С севера к нему прилегают владения осетин, джаро-белаканцев и горские общества Дагестана, с юга турецкие и персидские провинции, с запада абхазцы, а с востока и частию с юга мусульманское население татар.

При вступлении в подданство России, картвельское племя разделялось на четыре самостоятельные части: собственно Грузию, или Грузинское царство, Имеретию, Мингрелию и Гурию, управлявшиеся отдельными самостоятельными владельцами.

Грузинская народность с древнейших времен заселяет также нынешний Ахалцихский уезд и даже, принадлежащий Турции, Чорохский бассейн, с верховьями реки Куры. Все население Ахалцихского уезда доходит до 76,760 душ из которых в 1868 году считалось только 3,547 душ христиан, тогда как все остальное народонаселение принадлежит к католическому и магометанскому вероисповеданию.

Население Ахалцихского уезда говорит преимущественно грузинским языком и, в древности, имело большое значение в общем составе Грузинского царства. Различные части этой местности сохранили и до сих пор те наименования, под которыми они были известны в древности. С именами Месхии, Верхней Карталинии и Саатабаго грузинская история и народность соединяет понятие о привольной стране, пользующейся здоровым климатом, богатством растительности, природы и значительно большим умственным развитием ее жителей. По свидетельству исторических писателей, население этой местности отличалось трудолюбием и промышленностию. Так, в бассейне р. Куры жители в изобилии разводили [115] виноградники, от которых ныне остались только слабые следы, и вели торговлю с соседними народами, а в неурожайные годы снабжали хлебом всю Грузию. Лучшие историки, поэты, переводчики книг св. писания, все были родом из Верхней Карталинии. Ни в одной части Грузии не сохранилось столько храмов и монастырей, как в этой местности, и, притом, все эти постройки и сооружения отличаются своим изяществом, художественностию и красивою резьбою. Здесь положено начало христианства и отсюда оно распространилось по всей Грузии.

Завладев этим краем в 1625 году, турки дали ему новое административное деление и, для угнетения грузин, прибегали к самым варварским мерам. Туземному населению воспрещено было говорить на родном грузинском языке, носить национальный костюм и исповедовать христианскую религию. Желая распространить между жителями магометанскую религию, турки старались прежде всего уничтожить высший класс, как наиболее влиятельный и враждебный турецкому владычеству. С особенным ожесточением действовали они против христианской религии и, под страхом телесного наказания и смертной казни, заставляли принимать магометанство. Много жителей погибло за веру, другие бежали в Имеретию и Карталинию и, наконец, третьи приняли ислам. С поступлением в подданство России, в 1829 году, жители Ахалцихского уезда отдохнули от вековых угнетений и во многом сохранили еще свой древний характер. «Их образ жизни, нравы и обычаи те же, что были назад тому четыре поколения, за весьма немногими изменениями. В их песнях, завещанных предками, ныне слышатся имена царей Грузии и их лучших атабегов (владетелей) и восхваляются их подвиги за веру и родину. В настоящее время между месхами можно редко найти даже состоятельного магометанина, который бы решился иметь более одной жены, не смотря на разрешение корана. Грузинский язык еще не утратил своего характера и пользуется общим употреблением во всех участках Ахалцихского уезда; но в полной чистоте он сохранился только в аджарском и чорохском населении. По-турецки здесь умеют говорить лишь те, которые, по необходимости, находятся в сношениях с турками; женщины же и дети решительно не понимают турецкого языка».

Сохранив язык, нравы и обычаи, население древней Месхии, Верхней Карталинии и Саатабаго удержало и многие христианские обряды, так что магометанская религия, как навязанная силою, не могла пустить здесь прочных корней. Тайные исповедники Христа были повсюду рассеяны между населением, и некоторые фамилии сохранили наследственное право священства, получая рукоположение или в Греции, или в Грузии. Пастыри христианской церкви тайно крестили детей и собирали вокруг себя православных. Даже и мусульмане питали уважение к остаткам христианских [116] храмов и исполняли некоторые христианские обряды: соблюдали посты, праздновали воскресенье и проч.

В настоящее время христианство в крае все более и более распространяется и население сливается с единоплеменными ему грузинами.

Грузинская народность в Имеретии и Мингрелии сохранилась гораздо лучше, чем в самой Грузии. В этих частях почти все население принадлежит исключительно к одному картвельскому племени, тогда как в Грузии народонаселение в значительной степени перемешано с татарами и армянами. Причиною тому историческая судьба Грузинского царства, подвергавшегося значительным и частым разорениям.

При присоединении Грузии к России, царство это главною своею частию лежало на южной покатости Кавказского хребта и простиралось к северу до укрепления Дарьял. Реки Арагва и Кура, от впадения в нее Арагвы, служили границею между Карталиниею и Кахетиею, между грузинским и татарским населением.

Коренным и господствующим населением считались грузины, называвшие сами себя картвелами, по имени древнейшего их родоначальника Картлоса. Собственно грузин было менее половины всего населения царства и селения их были расположены предпочтительно в Кахетии, а в Карталинии они жили в Горийском и Ананурском уездах. Можно было насчитать до 190 таких селений, в которых жили только одни грузины. Во всех же остальных селениях они жили совокупно с армянами, осетинами, греками, евреями и даже цыганами.

Татары поселились вместе с грузинами только в одном Тифлисе.

Находившиеся в Грузии армяне составляли пятую часть населения. Еще в первом веке по Р. I., когда парфяне овладели Армениею, император Нерон, считая Армению и Иберию (Грузию) под верховною властью римлян, отправил свои войска для изгнания парфян из Армении.

Грузинский царь, содействовавший успеху изгнания, получил от Нерона часть области Армении, сопредельной Грузии. С тех пор страна эта, заключавшая в себе гг. Лори, Бамбак и другие, осталась под властью Грузии. Она имела своих правителей, местопребыванием которых был г. Лори. Под верховною властью грузинских царей, князья грузинские Орбелиани, Баратовы и другие были властителями армян.

В 1480 г. персидский шах поселил в Грузии татар. Они заняли Лори, Бамбак и всю нижнюю или южную часть Карталинии и Кахетии. Татары, угнетая армян, заставили последних рассеяться по всей Грузии.

В 1620 году Шах Аббас Великий разорил г. Лори в отмщение грузинским царям, за присоединение их к неприятелю его туркам. Многие из карабагских армян были присланы тогда в Тифлис, занятый персидским гарнизоном. В ближайшее к нам время, армяне, жившие в Сомхетии (нижней Карталинии), угрожаемые частыми неприятельскими вторжениями, [117] должны были переселиться в другие части Грузии, менее опасные и не подверженные нападениям. С тех пор земля в Сомхетии, одна из плодороднейших в Грузии, оставалась в запустении, до вступления страны в состав русского государства.

С разделением Армянского царства между Персиею и Турциею, много армян перешло в Грузию, куда также переселились (в 1794 г.) и мелики из Карабага, с некоторым числом своих подданных. Армяне в Грузии почти одни составляли все население Тифлиса, в котором, в 1803 году, считалось до 2,700 домов; из них только четыре дома принадлежало собственно грузинам и пятнадцать — грузинским князьям; остальные составляли собственность армян (Записки Буткова (рукоп.) Военно-ученый архив Главного Штаба.). Последние жили также в Лорийском, Телавском и Сигнахском участках, смешанно с грузинами, а в Бамбаках, Казахах и Борчалах — смешанно с татарами.

Вся торговля страны была в руках армян. Одни армяне занимались промышленностью в Грузии; одни они были ремесленники, а в деревнях трудолюбивые садоводы и хлебопашцы.

Во время нахождения Грузии под властию Персии, по распоряжению персидских шахов, многие ее провинции были сплошь заселены татарами. Последних насчитывалось также не менее пятой части населения всей Грузии. Первоначальная цель этого поселения заключалась в том, чтобы, силами татар, обуздывать царей карталинского и кахетинского.

Татары заняли все пограничные с Персиею места: нижнюю Карталинию и нижнюю Кахетию, начиная с запада от р. Арпачая и до впадения на востоке р. Алазани в р. Куру.

Ханы, назначенные для управления татарами, имели повеление Шаха смотреть за поведением царей грузинских и, по первым признакам о желании приобрести себе независимость и самостоятельность, низлагать их и даже лишать жизни. Впоследствии Шах Надир подчинил татар грузинскому парю Теймуразу, а во время смут, происшедших в Персии, цари грузинские сделались полными властителями татар, обитавших в пределах их царства.

Войдя в состав Грузии, татары разделялись на шесть главных отделов или дистанций. Поселившиеся в нижней Карталинии, по р. Акстафе, получили название казахских татар; по соседству с ними и по реке Дебеде жили борчалинские, а к югу от казахов, на границе Ганжинских владений, поселились шамшадыльские татары. В вершинах р. Дебеды обитали бамбакские, а к юго-западу от них, на границе Грузии с Эриваном, Карсом и Баязетом, поселились шурагельские татары, и, наконец, выше борчалинских жили демурчи-асанли или демурчасальские татары.

Пространство земли, принадлежавшее Грузии и занятой татарами, было [118] долгое время местом спора различных народностей. Частые набеги кочующих народов, вторжение в Грузию персиян и турок и, наконец, притеснения собственных правителей, заставляли часто жителей покидать свои селения, переходить в мусульманские провинции и, водворившись на новых местах, оставаться там на жительстве. Оттого население дистанций постоянно колебалось и нередко уменьшалось; даже и те жители, которые и оставались здесь, вели полукочевую жизнь, как бы постоянно готовясь к переселению. Пожитки туземцев были всегда собраны и уложены, так что в несколько часов семейство могло собраться и отправиться в путь. Соблюдая большую умеренность в пище и получая ее от своих стад, жители всюду находили для своего скота обильный корм, а сами, под благотворным небом юга, не нуждались в постоянных и прочных хижинах. Оставаться на месте и заниматься хлебопашеством туземцы не находили выгодным. Система, существовавшая относительно орошения полей, делала их равнодушными к сельским занятиям. Обилие жатвы зависело от достатка напускной воды, а между тем орошающими каналами владели несколько человек, так что жители никогда не были уверены в успехе жатвы.

Татары, составляя господствующее население дистанций, жили перемешано с армянами, причем число последних составляло не более одной четверти. Как селения вообще, так и жители в частности были наделены землею неуравнительно: лучшие и обширнейшие земли принадлежали татарам, худшие — армянам. Но, не смотря на это, армяне одни занимались земледелием. Обитая по большей части в горах, не изобилующих пахотными землями, они принуждены были нанимать земли для посевов.

Среди татар жили в разных местах грузины и греки, поселившиеся преимущественно в Борчалах и занимавшиеся исключительно разработкою руд.

Такая пестрота населения Грузии была причиною того, что картвельская народность, в территориальном отношении, перемешалась с другими народностями и, не сохранив той сплошной населенности, какая существует в Имеретии и Мингрелии, удержала однакоже свою особенность в нравах и обычаях.

Переходя к описанию этих обычаев, необходимо заметить, что все сказанное о грузинах должно, в одинаковой степени, относиться и до имеретин, мингрельцев и гурийцев, за исключением тех незначительных особенностей, которые будут указаны в отдельной статье.

ГРУЗИНЫ.

I.

Рождение. — Крещение. — Свадьба и верования грузин. — Дом грузина. — Одежда. — Пища. — Положение женщины в семействе.

Жизнь грузина представляет много любопытного для наблюдателя, привыкшего к общему европейскому строю жизни. По лощинам и скатам гор, раскинуты грузинские деревни. Издали оне кажутся неправильною насыпью или грудою развалин. В Карталинии многие села и деревни лишены садов; в Кахетии, напротив того, все тонут в зелени. В самом расположении деревни нет собственно ничего характеристичного, определенного: двухэтажный дом стоит рядом с землянкою, едва видною от горизонта земли.

Каждый строится там, где ему вздумается, не обращая внимания на то, «нарушит ли он удобство других, или займет дорогу». Улиц нет; проходы между домами так узки и наполнены такими рытвинами, что одиночные всадники едва подвигаются вперед. Грузины не имеют привычки очищать улиц; сор и падаль валяются в глазах всех и, своим разложением, заражают воздух...

Посреди плоских крыш домов, возвышаются конусообразные насыпи, с отверстием для выхода дыма, а вокруг них набросаны связки хвороста и терновника, идущего на топку. Дощатый курятник и плетеный кузов на сваях для кукурузы, на корм птицам — необходимые пристройки к дому.

Неподалеку от деревни раскинуты мякинницы, большие стога сена, и длинные, ушедшие в землю, гомури — где содержится рабочий скот. В [120] некоторых деревнях видна церковь, построенная в виде русской избы, с покатою, но черепичною крышею.

Она всегда мала и может поместить не более десятой части поселян (Д. Бокрадзе: “Грузия и грузины" Кавк. 1851 г. № 30, 123. “Сцены из грузин. жизни" Д. Бокрадзе. Кавк. 1850 г. № 91.). Скромное кладбище, омываемое чистым ручейком или речкою, составляет принадлежность почти каждой деревни.

Хата (сакля) простолюдина первобытной постройки. Она строится из плетня, с двумя отделениями, одно для семейства, другое для кладовых. Сакля доступна только со стороны входа. Крыша и задние стены приходятся в уровень с землею. Ее окружают приземистый колючий забор и деревья орешника, виноградника и плакучей ивы. Вход в саклю закрыт навесом, устроенным на небольших столбиках, испещренных весьма часто разными узорами.

Входная дверь ведет прежде всего в дарбази — главную и самую большую комнату, посреди которой стоят два, а иногда и один столб (деда бодзи), служащий опорою всему дому.

Приемная, гостиная, кухня и самая семейная жизнь селянина сосредоточивается в этой комнате. К потолку приделана железная цепь с крючком, на котором вешается котел. В дарбази же разводится огонь или устраивается небольшой очаг — углубление, выложенное камнем служащий для приготовления пищи и согревания во время холода. Вокруг очага семья собирается обедать; здесь же она и спит. Пол в сакле земляной и неровный. Вдоль задней стены дарбази идут деревянные полки, с симметрически расставленною посудою.

Посуда состоит из азарпеши — небольшой серебряной чашечки с тонкою продолговатою ручкою. Азарпеша имеет вид суповой разливательной ложки, на которой часто написано, во всю длину ее, кому принадлежит и что стоит.

Кула — кувшин с узким горлышком, сделанный из орехового наплыва, покрытого красным лаком, или из корня грушевого дерева, с пустотою внутри.

Азарпеша и кула — сосуды, из которых, по преимуществу, пьют вино. Когда пьют из кулы, то вино, стремясь из широкого в узкое и спиральное отверстие, производит звук, похожий на воркование горлинки. Из кулы меньше выпьешь, за то скорее опьянеешь.

Самый замечательный кубок грузин — это турий рог, часто оправленный в серебро; в него помещается до полтунги вина (тунга 5 бутылок).

Остальная посуда состоит из деревянных чашек, грубой работы, и глиняных кувшинов, иногда натурального цвета, а иногда муравленых.

В противоположной входу стене сакли устроена большая нишь, в [121] которую укладывают постель. Мебель составляют широкие, но низкие тахты (род дивана), сколоченные из досок. Тахты поставлены вдоль одной или двух стен, покрыты разноцветными коврами, с красною мутакою (продолговатая подушка). У третьей стены стоят сундуки, окованные железом или обтянутые кожею, и кидобани (деревянный ящик) для хранения хлеба. Тут же стоят кувшины для воды и другая мелкая утварь.

По стенам развешаны военные доспехи хозяина, покрытые весьма часто значительным слоем копоти. Пища приготовляется в самой сакле, в висящем над очагом котле, и оттого постоянное пребывание в комнате дыма режет глаза и коптит всю внутренность дома (“Письма из Кахетии" кн. Р. Эристов, Кавказ. 1846 г. № 25. “Грузинские очерки и типы” К. Вилемска, Кавк. 1847 № 16. “Грузия и грузины" Д. Бокрадзе Кавк 1851 г. № 30. “Очерки деревенских нравов Грузии” Н. Берзенов, Кавк. 1854 г. № 98. Гакстгаузен, “Закавказский край”; изд. 1857 г. часть I, стр. 67, 75, 145.). Пламя, поднимаясь, нагревает саклю. К балке, упирающейся в потолок, привешен глиняный или железный шкалик с растопленным салом. Горящий фитиль его дает тусклый мерцающий свет и, вместе с пламенем костра, составляет все освещение сакли, застланной дымом горящего костра.

Вокруг очага сидят дети, с раскрасневшимися пылающими щеками. Скинув с себя обувь и развалившись на тахте, разговаривают хозяева громко и торжественно. Сняв головной убор и накрывшись платком, сидит мать семейства, у деревянной резной колыбели, и погремушками забавляет дитя или тихою песнею убаюкивает его. Ребенок не слушается, капризничает. Мать стращает его чудовищем. Простой народ верит в существование булы — страшилища, которое, имея огромный рот и предлинный язык, хватает ребенка, бросает его в глотку и пожирает. По уверению и понятию многих, була ходит по ночам около дворов и уносит попадающихся ему детей. Угрозы матери не действуют: ребенок кричит и капризничает по прежнему. Как унять плач неугомонного? Остается привесить к его колыбели ослиное копыто, или дать ему сок подорожника, разведенный в молоке матери. Средство это испытанное — и ребенок наверно перестанет плакать и кричать.

Одного убаюкали — другие просят ужинать. Накормивши всех, хозяйка застилает постели, подкладывает под подушки деревянную, подставу, и все семейство ложится. Ложится спать и она.

Перед сном почти каждая грузинка читает особую молитву.

— Лягу, засну, произносит она, осенюсь крестным знамением. Девять икон, девять ангелов осенят мои ноги и голову. Милует меня крест и на нем Распятый, а потому и не может вредить мне искуситель (Агебис-гаме (заговенье), Ив. Гзелиева, Закавк. Вестник 1855 г. № 6.).

Глубокая полночь. Все семейство давно уже спит; в сакле тихо — тихо [122] и кругом. Чей-то стук в двери нарушает окружающую тишину: то стучится посланный от соседа или родственника.

— Что такое? спрашивают проснувшиеся хозяева.

— У барыни заболел живот (калбатона муцели става), отвечает посланный.

Не ожидая никаких дальнейших расспросов, вестник спешит к другим саклям, где живут еще родственники или знакомые пославшего его господина. Разбуженные хозяева также не задерживают посланного, не спрашивают его о причине такой болезни, ибо всем известно, что, по обычаю, он прислан от мужа женщины, которая чувствует приближение родов. Хозяйка тотчас же одевается и отправляется к родильнице — это необходимо исполнить по принятому обыкновению.

Мало по малу со всех концов собираются родные и знакомые больной, которая лежит среди комнаты, на постели.

Существует поверье, что при родах нечистая сила, в образе змия, старается напасть на новорожденного и задушить родильницу. Чаще же всего али — дух женского пола — преследует родильниц. Он является им в образе повивальных бабок, умерщвляет дитя, а родильницу уводит и бросает в реку.

Слово али значит собственно — пламя. Грузины считают его злым духом и верят, что он тотчас же исчезает при крестном знамении и произнесении имени какого-либо святого. Народ рассказывает, что али живет везде, но, преимущественно, в Базалетском озере. По представлению народа, али — прекрасная, очаровательная женщина, с распущенными волосами, постоянно плещущаяся в озере и поющая сладострастные песни.

Духи эти проказничают над теми, кто их не узнает. Одна из подобных проделок рассказывается и до сих пор устами суеверных грузин. В селения Базалети жила повивальная бабка. В темную ночь пришли к ней прекрасные женщины, прося помочь одной матери, страдающей родами.

Старуха отправилась. В огромных палатах нашла она женщину, мучившуюся родами. Бабка подала ей помощь, приняла и показала матери чудного ребенка, за что и получила полный платок золота. Прекрасные женщины проводили старуху до двора, но здесь спутницы ее исчезли со смехом и шумом, а старуха увидела, что в платке ее вместо золота — зола. Она догадалась, что то были али.

Грузин, впрочем, имеет средство овладеть этими прекрасными женщинами. Стоит только схватить али за косы, из которых она не может оставить в руках противника ни одного волоска, и тогда она окончательно побеждена.

Побежденные, оне делаются кроткими, послушными и полными рабынями поймавшего.

Али не чужды превращений, Из прекрасной женщины, оне могут [123] сделаться чудовищем, у которого «зубы словно кабаньи клыки, а коса во весь рост, и говорит-то она хотя человеческим языком, но все наоборот: вся она создана на изнанку, и все члены ее выворотные» (“О грузинской мифологии вообще и об али в особенности", А. Саванели. Закав. Вест. 1864 г. № 43. См. также Кавк. 1857 г. № 49.).

В защиту от такого чудовища, под голову родильницы кладут обнаженные кинжал и шашку, а самую кровать, где лежит она, вместо занавеса, окружают освященною сетью.

Не смотря ни на какие страдания, больная не может позвать к себе мужа, лишенного теперь права входить в комнату жены, около которой сидит бабка и две или три женщины для услуг. Попечению бабки поручается, главным образом, больная. Чтобы облегчить страдания родильницы — если бы таковые случились — бабка запасается на всякий случай, если она опытная и бывалая, разными снадобьями. В пузырьке у нее есть, например, желчь от ежа, которую, по поверью народа, необходимо развести в воде и дать выпить больной, у которой, по несчастию, умрет ребенок в утробе. Средство это верное и испытанное: оно облегчает роды (“Очерки древ. нрав. Грузии”, Н. Берзенов. Кавк. 1858 г, № 56.).

Шум, веселье, разговоры и закуска окружают больную. Хохотня гостей, вместе со стоном больной, наполняют комнату. Случается, что родильница не выдерживает приличий и зовет мужа.

— Смотрите, говорят тогда блюстительницы чистоты нравов, смотрите, какая греховодница: умирает, а все-таки думает о муже. Просто стыд и срам!..

Насмешки и колкости делают то, что мучащаяся женщина редко зовет к себе мужа. По большей части, он сидит в соседней комнате, и там ожидает себе наследника или наследницу. Сын предпочитается дочери, и будущий отец, по всем признакам, уверен, что новорожденный будет мужеского пола. Признаки эти хорошо сохранились в его памяти. Для проверки их он может развернуть рукописную книгу, известную у грузин под именем Карабадима — нечто в роде народного лечебника.

В 38-й главе этой книги он прочтет: если у беременной женщины «правая сторона живота заметно выдается, то будь уверен, что родится сын, если же левая, то дочь. Если у женщины, в периоде интересного положения, цвет лица румяный, то непременно будет сын, а если она бледна — то дочь».

Если женщина, идя на зов, сперва шагает правою ногою, то будет сын, а если левою — дочь. Все эти признаки, казалось, улыбаются будущему отцу. Он сожалеет только о том, что, для лучшего убеждения себя, не прибегал прежде к другому опытному и достоверному средству, которое советует тот же «Карабадим». «Возьми, сказано в нем, чашку с [124] водою, влей туда немного молока беременной женщины и наблюдай: сосредоточится ли оно на поверхности воды или смешается с нею и пойдет ко дну: в первом случае жди сына, и наоборот» (О грузинской медицине. Кавк. календ. на 1857 г. стр. 484.).

Мысль о рождении сына вызывает улыбку отца, которая, впрочем, может скоро исчезнуть от мысли, что станется с новорожденным? Какая судьба ожидает его впереди? И на эти вопросы есть ответы в том же «Карабадиме» — этом оракуле грузинского народа.

«9 и 22 марта, 6 и 25 апреля, 4 и 29 мая, 5 и 22 июня, 9 и 26 июля, 7 и 29 августа, 3 и 22 сентября, 6 и 21 октября, 6 и 20 ноября, 5 и 22 декабря, 5 и 27 января, 9 и 22 февраля безусловно несчастливы для всего: для работ, построек, путешествий, покупки и продажи; для займов, перестройки, перехода в новый дом, для свадеб, кровопускания, снов, посевов, посадок — короче сказать, для всего; в эти дни лучше ничего не делать. Ребенок, родившийся в один из этих дней, едва ли будет жить, а если и останется в живых, будет несчастлив, потому что сказанные числа называются петикони, т. е. роковыми.

«Несдобровать тому, кто заболеет в эти дни: от того-то Господь повелел израильтянам строго наблюдать их» (Там же, стр. 508.).

Положим, будущий новорожденный избежал этих роковых чисел, и родители захотели бы узнать, какого он будет характера, счастлив или несчастлив; на это есть лунный календарь, хорошо известный каждому грузину (Лунный календарь переведен акад. Броссе на французский язык и напечатан в его книге: Memoires inedits relatives a l’Histoire et a la langue georgienne, Paris 1833 г. Перевод с французского помещен в газете “Кавказ" 1853 г. № 71.).

Кто родится в первый день луны, будет счастлив и долголетен. Во второй день уже не хорошо родиться, потому что новорожденный будет изувером и развратником по своей воле, независимо от Бога или от планеты.

Родившийся в III день луны будет фанатик и лжец; будет счастлив, но медленно расти; из него выйдет воевода; в IV день — нездорового телосложения, гнездилище недугов, должен остерегаться огня, воды и меча: они могут прекратить дни его. В V день — проживет долго; в VI — будет счастлив. но вспыльчив; в VII — едва ли останется в живых, а если останется, то из него выйдет человек; в VIII — будет учен и исполнен мудрости; в IX — скоро вырастет, будет счастлив, всем любезен, но также скоро и умрет; в X — будет счастлив, долголетен, полюбит труд, но будет тяжел, строптив и пьяница; в XI — отмечен большим знаком, счастлив, но немножко злоречив; в XII — добродетелен, охотник [125] до путешествий, должен остерегаться огня и воды; умрет злою смертию; в XIII — будет безбожник и заражен проказою.

Кто родится в XIV день будет праведником, познает волю Божию и спасется, но будет преследуем многими болезнями и злоключениями; в XV — угрюм и лжесвидетель; в XVI — проживет долго и будет добр; в XVII — будет длинноволос и проживет только 12 лет; в XVIII — насладится радостною жизнию до глубокой старости; в XIX — будет красавец и проживет долго, но будет жаден, неблагомыслящ, горд, корыстолюбив, сквернословен и умрет от жестокосердия; в XX — недоверчив; в XXI — будет мудрый торговец и любитель правды; в XXII — молчалив и счастлив; в XXIII — хищник и злоречив, а в остальном наделен всеми дарами природы; в XXIV — умрет от меча.

Если XXV день придется в субботу, то беда в этот день родиться, потому что в XXV день, и именно в субботу, «родится Анте (антихрист), человек с багровым лицом, с веснушками, с длинными голенями, с редкими волосами; правый глаз у него будет на лбу, правое ухо на темени, нос смрадный. Он погубит всю вселенную».

Родившийся в XXVI день спасется, будет богобоязнен и любим высшими; род его скоро распространится, в XXVII — хорошо родиться, но сны ничего не стоят; в XXVIII — будет злодей и умрет от руки женщины; в XXIX — проживет много лет, будет любезен, а потому и развратен. Родившийся в XXX день — проживет 60 лет, будет тороват, счастлив и иметь родимый знак на правом плече и на щеке.

В какой же день лучше всего родиться? задает себе вопрос грузин, прочитавший эти приметы; но вот уже слышится крик новорожденного.

С этого момента никто из вновь пришедших навестить родильницу или новорожденного младенца не допускается к ним ранее, как по прошествии часа со времени прихода.

Грузины верят в существование злого ветра, который пристает к людям, переправляющимся ночью через реки и вообще воды. Ветер этот не приносит никому вреда, кроме женщин находящихся в родах, и их новорожденным. На этом-то основании приезжие никогда ранее часа не впускаются к родильнице.

В комнате, где лежит больная, поднимается еще больший шум и разгул присутствующих женщин. Поздравления сопровождаются песнями, в которых мать сравнивают с луною, а новорожденного младенца с солнцем. Больной желают здоровья, а младенцу золота, чинов и чудной красоты. Шум и хохот гостей смешиваются со стоном хозяйки и оглашают комнату...

Грузины бывают очень не довольны, когда родится дочь. Отцу не возвещают тогда о рождении ребенка, и он, догадавшись о такой невзгоде, [126] сердится на жену, и если у него родилось несколько дочерей сряду, то огорчается не на шутку.

— И, батюшка! утешают его простодушно родственницы, точно с ним приключилось какое-нибудь серьезное несчастие. Полно огорчаться; что делать, видно на то воля Божия: он наказует, он и милует; авось на будущий раз родится у вас сынок; вы еще молоды, напрасно отчаиваетесь.

Рождение сына, и в особенности первого, составляет истинное удовольствие для родителей. Тотчас же дается праздник дзеоба, т. е. рождение сына. Выстрел из ружья возвещает о появлении на свет младенца мужеского пола. Служанка из дому новорожденного бежит известить всех родных и знакомых с приятною новостию и получает от них в подарок самохоробло, деньги за радостное известие. В течение целой недели посещают больную родные, знакомые и проводят около ее постели целые дни и ночи.

В защиту матери и младенца, от всяких покушений али, принимаются меры.

«Нас было три брата, — сказано в молитве противу али, молитве, которую иногда читает одна из женщин, — во имя св. Троицы, и носили мы каждый двойное имя: Ароз-Мароз, Эмброз-Эдвароз, Эвмароз-Антиохос. Охотились мы на поле дамасском, где есть гора, изобилующая оленями, и напали мы на след прямой-превратный: пятки прямые, а живот на оборот; спина прямая, а лицо на оборот. Отправились мы по тому следу и увидели, стоявшую в пещере, девушку: волосы у нее пурпурные, зубы жемчужные. Мы спросили их: кто вы? и как ваше имя? Она отвечала: Я — али, нечистая сила, что прихожу к родильнице, хватаю ее за волосы и удавливаю вместе с ребенком. Тут мы обнажили мечи и стали поражать злодейку. Тогда начала она умолять нас и сказала с клятвою: Господа мои, пощадите меня, и я впредь на сто миллионов триста восемнадцать стадий (мера длины около 115 шагов) не осмелюсь приблизиться к тому месту, где будут произносить ваши имена или будет находиться хартия с вашими именами. Явились св. архангелы Михаил и Гавриил; вышел черный всадник, ведя черного коня, в черной сбруе, с черною плетью. Сел он на того коня, отправился по черной дороге. Спросили его: куда едешь, злодей смрадный, с зубами ядовитыми? Отстань от сего раба Божьего и войди в голову дракона. Христос, Бог милосердия, благости и отрады. Помоги Матерь Христа Мария и даруй облегчение рабу Божию» (Н. Берзенов: ”О грузинской медицине". Кавк. календ. на 1857 г. стр. 499.).

Молитва от али прочтена — остается оградить младенца и родильницу от всякой другой нечистой силы в образе змия.

Для этого учреждается ночная стража (гамис-тева), обязанная [127] защищать их от нечистой силы, так как дознано опытом, «что новорожденный и мать только пятнадцать дней бывают в опасности от змия».

Пятнадцатидневный срок назначается для стражи при рождении одного первенца; затем, при рождении следующих детей, срок для стражи уменьшается последовательно на один день. Так, для второго новорожденного стража собирается только на четырнадцать дней, для третьего — на тринадцать дней и т. д.

Находящиеся на гамис-тева размещаются на балконах, крышах или в комнате больной. Число их бывает различно, смотря по состоянию и значению отца новорожденного; иногда число это доходит до ста человек. В карауле этом принимают участие как мужчины, так и женщины. Одни занимаются стрелянием из ружей, чтобы напугать нечистую силу и, при случае, ранить или убить змия, другие открывают танцы: составляется круг — одна половина из мужчин, другая из женщин. Опираясь руками на плечи друг друга, приплясывая то направо, то налево, они поют песню:

Солнце войди в дом,

В дом слепца, в дом луны — войди, солнце,

Во яхонтовый погреб:

Стеклянная посуда готова и вино искрится,

В доме вырос чинар,

Сирена распустила крылья,

Солнце разрешилось луной —

У нас родился сын,

Но враг принимает его за дочь.

Отца дитяти нет дома:

Он отправился в город

За колыбелью и колыбельным прибором.

Одна из женщин принимает роль запевалы, под голос которой подхватывают все другие и поют первые два стиха, затем следующие два стиха поют точно также мужчины, потом женщины и т. д. по очереди (Гамис-тева. Сирис-куди В. Цветкова. Кавк. 1851 г. № 11.).

Под утро для всех караульных устраивается ужин, который известен под именем сирис-куди (хвост ужина, т. е. остатки после ужина — закуска). Название это присвоено потому, что сирис-куди бывает после семейного ужина и состоит только из одних сластей.

Крещение совершается обыкновенным образом. Грузины часто к [128] христианскому имени прибавляют другое, заимствованное ими или от мусульман, или же выражающее какое-либо качество, например: Аслан, Парсадан, Бардисахар (розоподобная) и проч. В некоторых местах Грузии существовало обыкновение новорожденного мальчика обсыпать солью с головы до ног. Уверяют, что, от такого действия, младенец выйдет человеком крепким, могучим и в состоянии будет, без всякого опасения, перенести все житейские бури. У грузин соль — эмблема твердости, вкуса и изобилия во всем. В колыбель младенца кладут иногда собачий зуб, потому что, по народному поверью, он ускоряет прорезывание и ращение зубов младенца.

Мальчик растет на совершенной свободе, а девочка под надзором матери. Последнюю, нередко на восьмом году от рождения, отдают в монастырь для изучения рукоделий и грамоте. Обычай этот, как надо полагать, произошел из желания скрыть своих дочерей от персиян, ежегодно посылаемых прежде собирать хорошеньких девиц в гарем шаха.

Вероятно, та же самая причина заставила грузин обручать дочь чуть ли не со дня ее рождения, в самой колыбели. По уложению царя Вахтанга, девочка, достигшая 12-ти лет, считалась совершеннолетнею и могла выйти замуж.

Как всегда и везде, родители хлопочут о скорейшей выдаче дочери замуж. Желание свое они приводят в исполнение при помощи свах, которых выбирают или из числа родственниц, или духовных лиц, или же, всего чаще, из близких знакомых женщин.

Переговоры о браке происходят всегда между родителями. О приданом прежде не очень заботились, но каждая невеста получала в приданое непременно одну или две азарпеши, которые и переходили всегда по наследству. В последнее время стали, впрочем, появляться сиа — список приданому, которое обещают дать родители за невестою. Теперь почти каждая сваха имеет такой сиа, в котором значится, например:

Покончив переговоры, жених, через своего дядю или другого родственника, посылает своей невесте хелис-дасадеби — сахар и колечко. Родители невесты призывают священника, который читает над перстнем молитву, и отец, передавая его дочери в знак обручения, говорит, что она невеста такого-то. Молодая девушка только теперь узнает, что жребий ее брошен, и что она выходит замуж.

Жениху необходимо взглянуть на руки своей будущей супруги: если у нее ручка маленькая, но с длинными пальцами, то это доказательство [129] узкого таза и трудных родов; нижние кости пальцев красивые и правильные — признак долгой, но скверной жизни; толстые суставы — жизнь короткая, но хорошая. Пропорциональные руки — страх Господень, благоразумие, правосудие, а руки, которые дрожат при прикосновении, означают гнев — который легко усмирить — мудрость и робость. Соприкасающиеся и перемешивающиеся линии большого пальца — признак самоубийства; круглые ногти — хорошие известия; белые пятна на ногтях, окрашенные наподобие небольших кусков раскаленного угля — признак счастия.

Положим, что жених видел руку, успел тщательно заметить все признаки и доволен очень ее конструкциею.

— Какую руку ты смотрел? спрашивают его близкие.

— Правую, говорит он.

Те приходят в смущение; жених удивляется и скоро узнает причину.

«Каждый человек, сказано в грузинской хиромантии, имеет две руки; наблюдайте внимательно руку. Знайте также, ночью или днем родился человек: во втором случае наблюдайте правую руку, левую в первом. У девушки особенно рассматривайте левую руку и знайте твердо, днем или ночью она родилась».

Тут-то. только жених видит, но поздно, свою ошибку (Грузинская хиромантия. Кавказ 1854 г. № 23.).

Спустя некоторое время после сговора, назначается пирис-нахва, т. е. день, в который жених в первый раз является посмотреть лицо невесты.

Хороша ли она или дурна — он не может уже, после обручения, отказаться от нее, не заплатив пени. Жених, после посещения невесты признается родным, и в честь его дается ертаджала — обед жениха с невестою, на котором он имеет полное право не только смотреть на свою будущую жену, но и сделать ей подарок, состоящий, по преимуществу, из платка и четок.

Приготовление к свадьбе лежит на обязанности жениха, который, в свою очередь, поручает позаботиться о том шаферу (меджваре или натлия), пользующемуся у грузин большим уважением. Меджваре бывает обыкновенно кто-нибудь из почетных родных и, впоследствии, крестит детей.

Грузинские свадьбы, как в городах, так и деревнях, бывают большею частию с ноября до масленицы; на масленице венчаются только одни армяне.

За несколько дней до свадьбы, в назначенный вечер, гости собираются в дом жениха. Хозяин старается убрать свое помещение самым изысканным образом, на сколько позволяют его средства. Богатые увешивают стены и потолки коврами, которые берут на прокат на базаре,

Накануне свадьбы, шафер собирает молодых людей (макари) и, вместе [130] с ними, ведет жениха в баню. Невеста обязана исполнить то же самое. Баня для грузина — это истинное удовольствие; у них есть даже обыкновение поздравлять с абано, как с праздником. Посещать баню и понежиться в ней особенно любят женщины. Собираясь в баню, без различия, будет ли то праздничный или воскресный день, оне нагружают бельем первого попавшегося мушу (Муша это вечный труженик, переносчик тяжелых грузов с одного места на другое.) и следуют за ними со всеми домочадцами.

Шум, крик, а иногда и ссоры слышатся в бане. Посетители, усевшись в кружок и разостлав на полу ковер, размачивают хлеб и сыр в горячей серной воде и с удовольствием принимаются утолять свой голод. В бане нередко происходит целый пир; в баню собираются целыми партиями, собственно для того, чтобы покутить на славу и потом освежиться ее водою. Звуки песен, зурны и других инструментов оглашают баню и, скользя по ее сводам, раздаются и громче, и звучнее. Полунагие грузины часто пируют в банях до самого рассвета; там же моется и жених накануне свадьбы.

В назначенный для свадьбы день, жених посылает в дом невесты сакорцило — съестное, состоящее, по преимуществу, из коров, овец и свиней.

В Тифлисе, где цивилизация пустила уже свои корни, жених отправляет к невесте священника и с ним посылает халав — свадебный подарок. Он состоит из салопа, шалей, разных галантерейных вещей, двух голов сахару и четырех свечей, обвитых розовыми лентами. Священник оставляет у невесты подарки, одну голову сахару и две свечи, а остальной сахар и свечи приносит обратно жениху, чтобы не одна невеста, но и жених мог провести супружескую жизнь также сладко, как сахар.

Собрав макреби — родственников и знакомых, жених едет венчаться часто за 80 и за 100 верст. По обычаю, он выбирает себе такую дорогу, по которой не пришлось бы проезжать обратно с молодою женою. На время свадьбы жених принимает название мепе (царь), а невеста дедопали (царица). Огромная свита сопровождает жениха; все, что попадается на пути — овца, корова, курица — все режется в честь мепе, который обязан уже платить за них. Проезд через деревни сопровождается песнями в два хора....

На дворе сакли невесты, в нескольких местах, дымятся разложенные костры. Толпы мальчишек бегают вокруг них с криком: корцилиа! (свадьба). Один из детей забирается на верхушку самого высокого дерева и смотрит вдаль. В самой сакле суматоха. Все одеты по праздничному. Тахта (низкий диван) убирается новым ковром, поверх которого [131] во всю длину положен тюфяк, а на нем мутака — круглая, продолговатая подушка из разноцветного бархата, обшитого по краям цветным канаусом. В особой комнате мдаде — женщина убирает невесту. Материнские наставления не оставляют дочь ни на минуту. Ей рассказывают такие вещи, о существовании которых она и не подозревала. Замкнутая в кругу своего семейства и в своей светлице, девушка не имеет ни малейшего понятия о предстоящей ей новой жизни, о ее потребностях и невзгодах. Ей убирают голову и читают наставления.

— Не осрами меня, говорят ей, пред своими и чужими. Веди себя так, как следует примерной царице; не поднимай глаз вверх, не смотри ни на кого и не оглядывайся по сторонам — что я говорю, по сторонам! старайся не моргать даже глазами; губы должны быть закрыты и самое дыхание не слышно.

Отец невесты хлопочет об угощении, музыкантах (сазандреби) и приглашает сазандара (певец), который должен непременно присутствовать на каждой свадьбе. За удовольствие его послушать часто платят по 60 руб. в сутки. Более же всего будущий тесть заботится о том, чтобы сделать приличный подарок своему зятю и его макреби. Подарок этот обыкновенно состоит или из хорошей лошади, или из оружия.

Мало по малу в доме все приходит в порядок, стихает и успокаивается. К воротам дома послан слуга с азарпешей и кувшином вина; он ждет кого-то..

— Макреби непиони (едут поезжане)! вскрикивает вдруг мальчик, сидевший на дереве, и нарушает тем общее спокойствие.

Все семейство вскакивает опять на ноги, всматривается вдаль по дороге и различает одинокого всадника, скачущего к дому. Подъехав к дому невесты, всадник производит выстрел и въезжает на двор. Он молод и щеголевато одет. Простая баранья шапка его, окрашенная в черный цвет, как-то особенно заломлена на бок. Рубашка из синего бумажного холста застегнута на правой стороне голой шеи. Только во время сильных холодов грузин повязывает шейный платок. Широкие суконные шальвары поддерживаются на талии шнурком с кисточками и, по привычке, общей всем грузинам, торчат на виду. Ситцевый архалук застегнут на руках и груди множеством мелких пуговиц и стянут тремя обхватами канаусового пояса, к которому привешен кинжал. Сверх архалука надета чёха, «которой рукавов мужик никогда не закидывает на плечи». Икры его, всегда обтянутые кожаными онучами, для свадьбы обтянуты вязаными шелковыми; в них запущены «концы исподень, которые у щиколки застегнуты тесемками, концами спускающимися вниз».

Обыкновенно употребляемые шкуровые лапти заменены теперь сапогами из сырцовой кожи, хотя и грубой работы, но с подковами и ременными [132] тесемками или пуговками. На нем надета мохнатая бурка, особенно любимая грузинами, «с перевязью из полушелкового платка на груди».

Грузин вообще неопрятен; в продолжение многих лет носит две рубашки и не охотник мыть и стирать белье. Надевает новое платье только тогда, когда старое свалится с плеч или в особенных торжественных случаях, как, например, когда сам женится, бывает на свадьбе, празднике и т. п.

Чрезвычайно крепкого телосложения, грузинский простолюдин говорит живо и свободно. Он чрезвычайно добродушен, гостеприимен, благороден, балагур и вообще веселого нрава.

Одного из таких балагуров, записных весельчаков, жених отправляет вперед в дом невесты.

Он принимает название махаробели — вещатель радости.

— Мепе мобдзандеба (царь едет), говорит он. Я благовестник, радователь дома. Ел я ягоды, подвяжите мне плечо.

— Победа тебе! победа! отвечают присутствующие: да будет добра твоя весть.

К нему подходит слуга, стоявший у ворот, подвязывает к плечу светло-красный кусок ткани из шелковой материи (В некоторых местах Грузии обязанность эту исполняет женщина при входе махаробели в саклю.) и подносит азарпешу с вином. Осушив раз, другой и третий, махаробели затыкает ее за воротник, как полученный, по обычаю, подарок. Посланного ведут в саклю, где встречают с глиняною чашкою, наполненною вином. Опорожнив ее залпом, он, со всего размаха, бросает в потолок и разбивает в дребезги.

— Вот так рассыпятся все враги твои, говорит он хозяину.

— Да будет слух и внимание! обращается за тем махаробели ко всем присутствующим. Сейчас должен пожаловать сюда царь со свитою. Я его передовой и объявляю вам об этом. А что, дедопали (царица-невеста) готова?

— Царица давно наряжена, отвечают ему, но она поступит в распоряжение мепе (жениха) не иначе, как после щедрого вознаграждения ее наставнице.

Жених обязан заплатить саостато — плату за воспитание невесты — прежде чем поведет ее к венцу. Он должен заплатить также пирис-мосартави — плата за убор лица.

— За всем этим, мать моя, говорит махаробели, дела не станет, клянусь в тем твоим солнцем; наш мепе богат и так щедр, как никто.

На дворе слышны ружейные выстрелы, песни, крик и шум. [133]

— Мепе мобдзандеба (царь едет), слышится со всех сторон и на разные голоса.

Жених приехал. Он окружен свитою, состоящею из поезжан — людей всякого возраста, но преимущественно из таких, которые любят кутнуть на славу. Для большинства из них ни по чем осушить сряду несколько турьих рогов вина. Они обязаны, по возвращении молодых от венца, сколько пить, столько же петь, кричать и шуметь.

Будущие тесть и теща приветствуют и обнимают жениха и приглашают его в комнату невесты. Войдя туда с открытою головою, он молча садится подле нее с правой стороны. Через несколько минут, один из родственников невесты берет ее правую руку и, вручив ее жениху, произносит речь.

— Я на всегда вручаю вам милую мою родственницу, говорит он, украшенную прекрасными качествами, чистую, непорочную душою и телом, умную, добрую, смиренную как агнец, хорошую хозяйку и искусную во всех известных в свете женских рукодельях. Я надеюсь, что самая сильная любовь будет воспламенять взаимно сердца ваши, до конца вашей жизни. Молю, да продлит оную Всевышний на многие лета и да благословит брак ваш неизреченною своею милостию, подобно браку Исаака и Иакова, и да умножить племя ваше, как умножил и распространил род их, во славу святого своего имени. Аминь!

По окончании этой речи, к жениху и невесте подходит посаженый отец. Встав с своих мест, они получают от него по восковой свечке и отправляются в церковь. Жених подает невесте один конец платка, а сам держит другой и, в таком положении, идут до самой церкви. Шафера, скрестив сабли над дверями церкви, пропускают новобрачных в храм и подводят жениха с невестою к налою. Перед ними, на полу, постлан кусок шелковой материи (пиандазы), которая отдается потом священнику. Поверх ее кладут сабли, на которые становятся новобрачные — и кто первый наступит на саблю, тот из них будет властвовать в будущем семействе. Если жених наступит первый, то, кроме власти, он, по народным предрассудкам, может надеяться на то, что сын его будет мужественный и храбрый герой.

Обряд венчания исполняет священник той церкви, к которой принадлежит невеста (Городские свадьбы, и в особенности тифлисские, несколько отличаются от деревенских. Жених не ездит в дом невесты, а едет прямо в церковь, куда привозит невесту шафер. В день свадьбы в доме жениха собираются гости: мужчины на одной половине, женщины на другой. Первые занимаются разговорами, игрою в карты, закусывают, слушают сазандара, а последние, сидя на тахте и поджав под себя ноги, слушают пискливые звуки зурны и раскатистый гром бубна и дайры — горшок, обтянутый кожею. По мере прибытия гостей, оне садятся на тахту и принимаются за варенья и разные сласти. В антрактах пляшут лезгинку, с акомпаниментом всеобщего боя в ладоши — необходимым условием этого танца.). Жених хотя и привозит своего священника, но он [134] не венчает, а приходит с крестом, после венца, к отцу невесты, говорит, что привез зятя его невредимым и исчисляет его достоинства. Тесть обвязывает крест шелковою материею и делает подарок пастырю церкви.

Между тем священник, совершающий обряд венчания, вместе с посаженым отцом ссучивают из белых шелковых ниток два тонкие шнурка и кладут их на налой. Шнурки эти известны под именем нарота. Посаженому отцу вручается крест, который он, стоя все время позади венчающихся, держит над головами во все время служения,

Венцы в Грузии не есть принадлежность церкви; их заказывает и привозит жених и передает одной из служанок невесты. Во время венчания, священник спрашивает у шафера венцы, тот обращается с такою же просьбою к служанке.

— Дай, милая, венцы, говорит он, украсить ими твою барыню.

— Дайте, сударь, выкуп, отвечает та.

— А сколько тебе надо, душенька?

— Чем более, тем красивее будет казаться ваш кум.

Шафер (меджваре) (Шафер носит два названия: или меджваре, или еджипи.) почти всегда бывает крестным отцом детей у новобрачных, оттого жених часто заранее называет его кумом.

Два-три червонца отданы за выкуп венцов…

По возложении венцов на главы, священник берет с налоя оба нарота (шнурка), навешивает на шею каждого венчающегося и, соединив концы их на груди, прикладывает к ним восковую печать крестом, получая ее из рук посаженого отца. Этим обрядом возлагается на молодых обязанность хранить целомудрие до тех пор, пока не будут сняты шнурки.

Во время самого обряда, публика, следя за новобрачными, решает вопрос, кто из молодых дольше проживет. На это есть особые правила и приметы.

«Разочти по пальцам буквы, из которых состоят имена их (венчающихся) и потом считай порознь, приговаривая: Адам, Ева и т. д. Если, по числу букв, последним выйдет имя Адама, то мужу суждено умереть прежде жены, и на оборот».

Обряд венчания кончился. Союз скреплен наротом и несколькими поцелуями молодых.

Поздравления, шум, крик, стрельба и песни сопровождают сочетавшихся к дому невесты, в котором давно уже ожидают их и приготовились к встрече. В комнате устроено нечто в роде трона. Подле тахты к стене прикрепляют занавес из дорогой материи. На тахту кладут [135] парчовые подушки, а сверх них постилают пиандазы; другой такой же пиандазы постлан от дверей к трону. Первый отдается в подарок служанке невесты, а второй — слуге жениха.

Впереди молодых идут макреби и делают несколько сабельных ударов над дверьми.

— Царь и царица идут! провозглашают они.

В дверях встречает молодых одна из родственниц и дает им откусить немного сахару, с пожеланием прожить и состариться так же сладко, как сахар (У городских жителей принимает молодых посаженый отец. Он скрещивает над головами их обнаженные шашки, а под ноги подбрасывает тарелку, которую они обязаны раздавить, “как гидру дурных замыслов нечистых сил". После подносят шербет (напиток) и начинается вторичное поздравление и целование.). Отсюда ведут их по разостланному пиандазу к тахте или трону. Место, где должны сесть молодые, занято мальчиком, который лежит в растяжку, заложив за спину руки, и ожидает выкупа за место. Не смотря на просьбы, брань и даже удары плетью, он не оставляет места, пока ему не дадут несколько денег и яблок — таков обычай. Получив плату, мальчик встает, при огромном смехе присутствующих. Молодые заняли место: жених сел с правой, невеста с левой стороны. Возле них, рядом с невестою, поместилась старуха, обязанная, в течение целого вечера, поправлять головное покрывало молодой, то платок ее, то платье, хотя бы они были и в отличном порядке. Старуха нашептывает ей на ухо различные наставления, необходимые для будущего ее поведения.

На молодых надеты венцы, сделанные из разноцветной мишуры, «в виде кружка, надеваемого на голову, с крестом впереди и с четырьмя кистями, опускающимися до плеч». Венцы эти молодые носят, по обычаю, в течение трех дней (У городских жителей их снимают в тот же день, вскоре по возвращении от венца домой.).

Приходит священник и снимает нарот. Приносят лакомства, и молодые испытывают первое удовольствие супружества, вкушая две-три капли варенья из одной и той же ложки.

Перед ними кладут хлеб — так называемый джварис-пури — с воткнутым в него деревянным крестом, на оконечностях которого торчат яблоки и шелковый платок. Последний переходит потом во владение шафера. К молодым подходят два человека — один слуга жениха, а другой невесты — с серебряным подносом, и становятся перед ними на колени.

— Дай Бог вам состариться вместе, жить в согласии и любви, говорят присутствующие, подходя один за другим к молодым для [136] поздравления, и кидают деньги на поднос. Деньги делятся потом между слугами, держащими поднос, и составляют их достояние.

Поздравляющие, кроме того, обязаны сделать подарок молодым или вещами, или деньгами, которые в самом бедном семействе достигают ценностию от 50 до 60 рублей. Лицо, избранное от всего присутствующего общества, подносит подарки молодым, говоря громко, какой подарок и кем именно жертвуется.

Сазандреби играют лезгинку; молодые танцуют первые. За ними должны плясать почти все беспрерывно: один кончит и легкий поклон уже выводит другого на сцену. Только ужин прерывает этот танец.

Общество разделяется на две половины: почетные (дарбаислеби) сажаются на избранном месте, а остальные располагаются кто на тахте, кто на земляном полу. Пир открыт...

Грузин любит попировать, пообедать и поужинать в компании. Один он ест очень мало; часто довольствуется сухим хлебом, зеленью и сыром. Для того же, чтобы пообедать в компании, в кругу приятелей, грузин готов истратить за один раз сумму, ассигнованную на недельное его пропитание. «Для дорогого гостя, для важного семейного случая, режут свою корову, несколько баранов и открывают непочатый кувшин вина, а в кувшине том может быть более 200 ведер». Большие праздники и свадьбы поглощают множество хлеба и вина, которое льется рекою.

Перед обедом все умывают руки и за тем обыкновенно располагаются на тахтах или вокруг очага, на коврах или войлоках; едят и пьют, поджавши под себя ноги; папах не снимается с головы, рукава чёхи закинуты за плечи. Перед обедающими растянута супра (скатерть), преимущественно синего цвета, с разными фигурами, не отличающимися изяществом рисунка. На ней, без приборов и без всякого порядка, разбросаны чуреки, турьи рога, цветы и любимая грузинская зелень: астрагон, кресс-салат и другие травы. Вместо тарелок служат виноградные листья, или лаваши — тонкие и весьма длинные пресные лепешки. Их пекут двух величин — поменьше для тарелок, а побольше употребляют вместо салфеток. На лавашах разложен сыр, балык, икра и храмуля (рыба из р. Храма). Там и сям видны ароматические цветы и травы, услаждающие обоняние грузина.

Хозяйка разливает и подает блюда; три пальца заменяют вилки, а нож у каждого неотлучно в кармане, или в особых ножнах кинжала.

Обед почти никогда не обходится без вина; каждому подносится кубок. Даже переносчик тяжестей и нищий никогда не садится без вина за свою скудную трапезу.

Старший в доме провозглашает здоровье всех присутствующих и отсутствующих, пьет за упокой умерших и, по обычаю, проливает при этом каплю вина на пол. [137]

Прежде горячего, подают большие куски говядины, сыр с зеленью, тешку, балык и овощи. Жирный бозбаш — суп с бараниной, приправленный маленькими кусочками курдючьего сала, чихиртма — мучной бульон, или скорее соус, на масле с яйцами и нарезанною курицею, употребляются грузинами предпочтительно перед всеми горячими. Шашлык жарится во время самого обеда и подается в несколько перемен; плов едят в заключение обеда.

Растительная пища из зелени до чрезвычайности разнообразна. Из одного и того же материала приготовляется несколько разных блюд, приправляемых миндалем, изюмом, медом, шафраном, сушеным кизелем и прочими сластями и кислотами.

Всеми этими вещами, в компании и на воздухе, а не в сакле, где ему душно, грузин любит лакомиться. Вечно-сонливый бичо (мальчик-слуга) не успевает в это время удовлетворять затейливым прихотям своего батони (господина). Музыка и пение более всего необходимы для туземца во время обеда. В антракте его он поёт, выплясывает лезгинку, «искусно лавируя носками сапог между тарелок и бутылок». Если грузин обедает один, то и тогда поет, играет на дайре или чонгуре (особого устройства балалайка с медными струнами).

Вина во время обеда, выпивается много, но грузины пьяны бывают весьма редко. «Здесь — от материнских сосцов прямо к лапке бурдюка» (кожаный мешок с вином). К вину привыкают с малолетства. В Кахетии, особенно обильной вином, часто мать не уложит спать ребенка, пока не даст ему выпить вина, «не свойственного его возрасту»; десятилетний мальчик легко отличает в вине примесь воды.

В этой благословенной части Грузии вино не ценится ни во что. Еще не далеко то время, когда жители, из лени ходить за водою, вином умывались, на вине готовили кушанье и вином обрызгивали пол.

На шумных грузинских обедах женщины не принимают участия; любезность и грация их в это время считается помехою. Женщины обедают отдельно, в стороне, не смешиваясь с мужчинами, и, случается, кутят на славу. В памяти многих жителей Тифлиса сохранилось, что, лет 20 тому назад, «приводила в изумление одна женщина-грузинка, по имени Гука, во всеувидение истреблявшая невероятное количество кахетинского». Весть о ней разнеслась по всему краю; отовсюду начали приезжать в город, чтобы посмотреть на диво — одни из любопытства, а другие с целию поспорить в питье с необыкновенною женщиною. «Как нам известно наверное, говорит очевидец, соперник однакоже не выискался в целой Грузии; да и едва ли была к тому физическая возможность. Гука пила вино зараз не тунгами, а ведрами, и ничуть не напивалась. Ведерную посуду она не иначе называла, как стаканом, а тунгу (5 бутылок) рюмкою; это [138] даже вошло в пословицу, которую и теперь нередко слышишь в Тифлисе» (”О грузинской медицине”, Н. Берзенов.).

Затворничество женщин и отделение их от мужчин сообщало грузинским праздникам особый, своеобразный колорит. Как те, так и другие, кажется, не особенно сожалели о таком разделе и предавались увеселениям с полным энтузиазмом, особенно на свадьбах. В одном углу сакли кричат, поют и пьют мужчины; в другом — пляшут и также пьют женщины.

Одни молодые не принимают, по-видимому, никакого участия в общем веселье. Жених сидит безмолвно посреди пирующих. Подле него, под вуалью, молодая супруга, потупившая взоры. Случается весьма редко, что молодая съесть что-нибудь, а то, по большей части, строго исполняет народный обычай.

— Жених не ест! кричит один из гостей, и обращает на это внимание тещи.

До сих пор плативший за всякий шаг жених, в свою очередь, ожидает теперь пирис-гасахинели — вознаграждения от тещи, которая подносит ему пару чулок, полотенце или что-нибудь в этом роде. Получив подарок, жених проясняется. На сцену являются турьи рога, огромные муравленые чаши с вином и прочие инструменты. Полная вином посуда переходит из рук в руки, при взаимных поздравлениях и пожеланиях.

— Удача царю и дружке, произносят одни.

— Да будет удача! отвечают другие, выпивая вино.

Веселая компания разгулялась, пир в полном разгаре...

— Толубаша! — кричит несколько голосов.

Начинается выбор толубаша — главы пира и блюстителя его законов. Он — представитель разгульного Бахуса, закаленная сталь в пирушках, пирвели-дардымани, т. е. кутила.

Толубаш единогласно избран. Он одет в широкие шелковые шальвары, в щегольскую чёху, рукава которой закинуты за плечи; шея голая во всякую погоду. На нем высокая папаха, ухарски заломленная набекрень; носки сапогов загнуты крючком к верху. Походка его медленная; движения исполнены сознания своего превосходства. Толубаш должен быть весел, беспечен, говорлив и остроумен. Кто не вырос в маранях (винные давильни и хранилища этого напитка), тот лучше не суйся в толубаши. Этого звания достигают только те, которые могут единовременно поместить огромное количество вина в своем желудке, те, которые потчуют гостей вином из стакана, а сами пьют из бутылки. Толубаш только тогда отдыхает на лаврах, когда все кувшины с вином, сколько бы их ни было, окажутся пустыми. Он пользуется деспотическою властию над пирующими; [139] каждый его тост — закон для всех остальных; все его требования должны исполняться беспрекословно. Он прикажет расстегнуть гулиспири — косой ворот рубашки — и раскрыть грудь: все исполнят его приказание.

— Ешь! кричит он, разорвав руками курицу и бросая кусок ее соседу.

— Пей! говорит он другому, пей, говорю, а не то вылью этот рог тебе на голову — и действительно выльет, не смотря на то, что рог этот вмещает в себе иногда полтунги, и нет никакой возможности его выпить.

Впрочем, кто не в силах выпить поднесенного ему вина, обязан, по обычаю, вылить остальное через голову. Не исполнивший же этого подвергается штрафу, обязывающему докончить недопитое и выпить еще столько же, хотя бы провинившийся оплошал и, клонясь к земле, пришел «в положение надутых бурдюков».

— Покойся, милый друг! говорит такому толубаш, смерть есть начало бессмертия.

Вообще, во время кутежа, грузины стараются угодить друг другу и поделиться, если не со всеми, то с соседом, каждым лакомым кусочком.

— Если только травой можно спастись, то эшаки (ослы) первые вбегут в рай, говорит толубаш, когда заметит, что кто-нибудь из гостей есть только одну зелень.

У толубаша отняли в шутку несколько бутылок с вином. Он вспоминает, что, в некоторых селениях Кахетии, женщины, у которых находится в плену кто-либо из родственников, носят платья на изнанку, пока не выкупят или не освободят из плена — он вспоминает это и применяет этот обычай к своей личности.

— Вижу, что войско в ваших руках, говорит толубаш, качая головою и хладнокровно выворачивая чёху на изнанку. Но кто в нынешние кичливые времена поручится, что в рядах его стоят воины (т. е. бутылки), в сердцах которых не остыла приверженность ко мне, ревностному сподвижнику своему. Они выжидают первого благоприятного случая, первого усыпления или оплошности неприятеля, чтобы выступить своею кровью за обиду моей славы.

— Ты хороший оратор, заметил ему кто-то.

— Я учился риторике, отвечает он, из руководства к виноделанию и поощрению этой промышленности.

Выручив из плена бутылки, толубаш выпивает вино и перевертывает чёху на лицо.

— Пейте летом больше, чем зимой, советует он присутствующим, для того, чтобы внутренний жар равнялся внешнему; тогда только человек может избежать болезней, свирепствующих здесь обыкновенно в жаркую погоду. [140]

Слова толубаша не действуют: гости пьют мало — он начинает сердиться.

— Господа, кричит он, вы обижаете хозяина! Плюйте ему в кувшины, если не нравится вам его вино. Вы выходите из повиновения. Если вы избрали меня в толубаши, то предоставьте пользоваться моими законными правами или умертвите меня, как изменника — вот вам кинжал!

Обнажив кинжал, он подает его гостям.

— Солнце равно светит, продолжает он, и на умных, и на дураков, поэтому и мы должны равно пить. Стыдитесь, господа, не кровь, а молоко течет в ваших жилах. Пусть скажет каждый: робел ли кто при виде неприятеля? Или вы кувшины с вином приняли за вражье войско? Пейте, господа, спасайте Божий дар от порчи. Не для того вино дано человеку, чтобы обращать его в уксус... Я знаю ваше доброе сердце: вам трудно будет отказать моей убедительной просьбе...

И гости пьют за здоровье друг друга.

— Алла-верды (Бог дал), говорит грузин соседу, поднося к губам азарпешу.

— Яхши-иол (добрый путь — на здоровье), отвечает тот, делая тоже самое.

Компанию обносят сначала азарпешей, кулой, стаканами, а потом пускают в ход и турьи рога («Письма из Кахетии", кн. Р. Эристова. Кавк. 1846 г. № 25. “Грузинские очерки и типы", Кавк. 1847 г. № 16 и 17. “Грузия и грузины», Бокрадзе. Кавк. 1851 г. № 31. Тифлисские ведомости 1831 г. № 5.). Продолжителен кутеж веселой компании, и только храпение и пьяный бред, по временам, нарушают общее веселье...

Из дома невесты пирующие отправляются в дом жениха. Молодая едет верхом на оседланной новым чепраком лошади или на убранной и устланной коврами арбе (Арба — туземный экипаж, нечто в роде розвальней, на двух огромных колесах вечно скрипучих.). Сопровождающие их гости всю дорогу поют песни. Если на пути придётся обогнать другой такой же поезд, то надо объехать его непременно справа, иначе, по народному предрассудку, не избежишь беды. Очень естественно, что желание каждого не подвергаться беде ведет не редко к соперничеству и спорам. Народная находчивость и тут дает средство уладить дело. «Оба жениха спешиваются, садятся за импровизованную закуску, пьют за здоровье друг друга и расстаются приятелями».

В доме жениха, свекровь встречает молодую также с сахаром.

В сопровождении шафера, невеста входит в дарбази — главную комнату. Ее обводят кругом очага. Присутствующие обнажают оружие, бьют крестообразно по столбам, поддерживающим потолок, и по цепи, на которой привешен котел для варения пищи. На колени невесты сажают [141] мальчика — чтобы она подарила мужа наследником. В присутствии молодых поднимается снова кутеж до глубокой ночи...

Молодые встают и хотят снять венцы до другого дня, но служанка не позволяет этого сделать — она требует платы. Расплатившись с нею, молодые входят в спальню, в сопровождении родных. Поперек кровати лежит постельничая и, никого не пуская, требует также платы. Удовлетворив и ее требование, молодой муж сажает на постель жену, снимает с правой ноги ее башмак и расстегивает крючки на правой руке. Присутствующие оставляют комнату, пожелав молодым покойной ночи.

Оставшись вдвоем, молодая супруга кажется недовольною и отворачивается. Она ждет хмись-гасацемы — подарка за разговор, и, получив от мужа какую-нибудь вещь, делается ласковою и разговорчивою. «Если на другой день подадут полустаки — сласти, приготовленные из меду, масла и муки — это значит, что молодые.... условились жить мирно, в согласии и любви, и довольны друг другом».

Когда участники недовольны свадьбой и угощением, то, не скрывая своего неудовольствия, высказывают его жениху при прощании.

— Жених! говорят они, твой венец благословен, но поясы наши затянуты туго, потому что брюхи пусты...

Три дня продолжается пир после свадьбы. На третий день, при собрании гостей, шафер подходить к молодой, бывшей все время под покрывалом, и концом сабли приподнимает его. Присутствующие при этом гости подносят пирис саханави — подарок за смотр лица. Каждый обязан сделать подарок по своему состоянию: азарпешу, серебряную вещь, несколько червонцев или другую какую-нибудь ценную вещь.

— Дай Бог здоровья такому-то: он дарит новобрачным столько-то дымов крестьян, провозглашает меджваре о каждом, принимая вещь от дарящего.

Спустя несколько времени после свадьбы, накануне какого-нибудь большого праздника, отец молодой, или брат, или родственник, привозит ей мосакитхи — гостинец, состоящий из коровы, барана, пары кур, гусей и сдобного хлеба (назуки); люди бедные обходятся и без коровы.

Празднование свадьбы окончено. Казалось бы, молодым предстоит впереди веселый медовый месяц и приятная жизнь. В действительности такое заключение оказывается не совсем верным. По народному обычаю, выйдя замуж и вступив в новую, чуждую для нее семью, молодая женщина не имеет права говорить с отцом, матерью и братьями своего мужа до тех пор, пока у нее не будет детей. Если промежуток этот будет продолжителен, то бедная женщина вынесет не одну укоризну от дедамтили (свекрови) — название, с которым в Грузии, как и вообще в большей части стран, соединяется понятие о сердитой, строптивой [142] старушонке, под пытливым надзором которой изнывает не одно молодое существо.

Бесплодная женщина не только не пользуется уважением своего мужа и его семейства, но, в кругу простого народа, подвергается многим и важным стеснениям. Пытка эта продолжается иногда несколько лет, и во все это время муж отвечает за свою жену, которая объясняется пантомимами. Не удивительно после того, что все грузинки так пламенно желают иметь детей и употребляют к тому все средства, какие только создало народное суеверие. Бесплодная женщина на востоке считается неблагословенною Богом. Она молит Творца о прощении ей грехов, дает обеты и спешит в монастырь св. Давыда, где есть ручей, имеющий, по преданию, силу оплодотворять бесплодных женщин. Монастырь этот находится подле самого города Тифлиса.

Во всю западную сторону города тянется отвесная гора, называемая туземцами Мта-цминда (святая гора). На одном из ее уступов стоит монастырь св. Давыда, высоко виднеясь над целым городом и его окрестностями.

Предание рассказывает, что св. Давыд, один из 13 сирийских отцов, некогда подвизался на горе Мта-цминдской. То же предание гласит, что молодая девушка, дочь одного знатного человека, жившего неподалеку горы, сделалась беременною и, по наущению виновника своего проступка, оклеветала отшельника в том, что он причиною ее беременности.

Св. Давыда потребовали к суду. Он всенародно обличил клеветницу. Дотронувшись до ее чрева посохом, святой спросил: он ли отец зачатого ребенка? Из утробы матери послышался голос, назвавший имя обольстителя девушки. Несчастная внезапно почувствовала тяжкие мучения и, по молитвам святого, родила вместо ребенка камень. Камень этот послужил в последствии основанием квашветской церкви, получившей от него и свое название (ква — камень, шва — родила). В награду за взведенную на него клевету, угодник испросил у Господа открытия на горе источника живой воды, которая бы имела силу оплодотворять бесплодных женщин. На заднем углу, близ монастыря, где гора снова поднимается отвесною скалою, выходит из нее источник чистой ключевой воды и, «неумолкаемою струею, падает в устроенный в земле бассейн».

Сверх обыкновенного четверга — дня, еженедельно посвящаемого св. Давыду, в семик, т. е. в четверг на седьмой неделе после Пасхи, бывает в монастыре особенно большое стечение народа. Толпы туземцев отовсюду спешат в монастырь.

Приложившись к иконе, каждая грузинка обходит три раза церковь, обвивая ее кругом бумажною ниткою. Смысл этого обряда некоторые объясняют тем, что у грузин обходить кругом кого-нибудь значит выражать тому безграничную преданность и любовь. Лаская нежно любимого [143] ребенка, грузинка говорит ему: «обойду кругом твою голову» (тав шемогевлеби). ,

Северная стена храма, куда спешат женщины после усердной молитвы, вся усеяна мелкими камушками, довольно крепко приставшими к ней. Почти каждая грузинка — одна явно, другая украдкою — с сильно бьющимся сердцем прикладывает к стене небольшие голыши, в значительном количестве рассыпанные на земле. Приставший к стене камушек или слышанный во время молитвы в горе шорох, означает исполнение желания, угодность молитвы и особенно сулит: девушке — жениха, а замужней женщине рождение ребенка.

Несчастные матери, у которых умирают дети, также прибегают к заступничеству святого: служат молебны и обещают посвятить новорожденного святому на известное число лет. Такие посвященные называются бери, Они носят белую одежду и ходят с длинными, не остриженными волосами.

По окончании срока посвящения, ребенка босого ведут в церковь. На церковной паперти, священник обрезает ему волосы и надевает цветное платье. Служат молебен, после которого закалывают быка или барана и раздают его нищим.

С такою же надеждою и благоговением спешат грузины на праздник Алавердского храма, который бывает 15-го сентября. Богомольцы собираются еще накануне. У самых дверей церкви лежит куча проволок — свидетелей предрассудков грузин. Заболевший надевает на себя проволоку, носит ее до облегчения от болезни и затем отправляется, по обету, в такую-то церковь, на храмовой праздник, где, скинув с себя проволоку, кладет ее у дверей церкви и служит молебен. Многие женщины и здесь ходят на коленях вокруг церкви и, обводя ее нитками, просят выздоровления заболевшему ребенку или близкому родственнику...

Но мы еще возвратимся к рассмотрению суеверия грузин, ознакомившись предварительно с их городским бытом.

Текст воспроизведен по изданию: История войны и владычества русских на Кавказе. Том I. Книга 2. СПб. 1871