ДУБРОВИН Н. Ф.

ИСТОРИЯ ВОЙНЫ И ВЛАДЫЧЕСТВА РУССКИХ НА КАВКАЗЕ

ОЧЕРК КАВКАЗА И НАРОДОВ ЕГО НАСЕЛЯЮЩИХ.

Важные дела решались, впрочем, на общем собрании, на которое сходился весь народ, за исключением рабов. Подобные общественные сходки собирались у главной мечети селения. Изложивши перед собравшимися необходимость какой-либо меры, передавали ее на обсуждение народа и тут же избирали способ, на приведение предлагаемой меры в исполнение. К числу дел, подлежавших народному обсуждению, относилось наложение штрафов за преступления, судимые по адату. У кумыков, как в народе, стоящем на высшей степени гражданской образованности, нежели чеченцы, штрафы за преступления были несколько значительнее, но штрафы эти не были определены раз на всегда законом, а зависели от того положения, которое, по известному случаю, сделано было на мирской сходке. Таким образом в течение некоторого периода времени, заключающегося между двумя мирскими сходками, за известные преступления существовали известные штрафы. Если по какому-нибудь случаю штрафы эти признавались или слишком большими, или слишком малыми, тогда вновь делалась мирская сходка, на которой определялись новые штрафы до следующего нового собрания; за строгим выполнением условий, определяемых на этих собраниях, обязаны были наблюдать старшие князья. Народные собрания происходили иногда и помимо [634] воли князей, когда народ собирался потолковать о своих нуждах, представить князю какую-нибудь просьбу или просто согласиться относительно сопротивления князьям, в случае их притеснений.

С принятием кумыками подданства России, они управлялись приставами, а деревни их, Аксай, Костеки и Андреево, управлялись каждая только одним старшим князем, утверждаемым правительством. Старший князь назначал судей для разбирательства различного рода дел; на нем также лежала обязанность раскладки общественных повинностей:, которые он взыскивал посредством выборных десятников (В деревне Андреевой учрежден был особый суд, для разбирательства воровских дел и тяжеб между андреевцами, но, с течением времени, он совершенно потерял свое значение, и в этом суде делалась одна лишь раскладка общественных повинностей.). На обязанности старшего князя лежало прекращение ссор между родственниками. Он не вмешивался в разбирательство ссор и тяжб лиц, состоявших в его управлении, но обязан был наблюдать, чтобы обе тяжущиеся стороны являлись в срок на разбирательство и исполняли постановленное решение. Одним словом, старший князь составлял как бы первую ступень административной и исполнительной власти, и в случае притеснений и несправедливости с его стороны, обиженные могли жаловаться приставу и высшему начальству.

Обряд суда у кумыков точно такой же, как у чеченцев, да можно, сказать, как и у всех почти племен Кавказа. Суд производился преимущественно по адату и редко по шариату. Адат кумыков пользовался известностию между горцами. Многие из них приходили в Андреевское селение — колыбель кумыкского парода, с просьбой разобрать дело или разъяснить возникшее недоразумение.

Суду, по шариату, у кумыков подлежали только дела по духовным завещаниям, опеке, покупке и продаже рабов; воровство же, убийство и прочие преступления судились по адату.

Кумыки выводят происхождение своего адата из деревни Эрпели, находящейся в шамхальстве Тарковском. В кумыкском адате невозможно отыскать определительности прав, строгости в постановлениях и точности в условиях жизни общественной. Здесь право сильного также часто имеет место. Наказаний за преступления не было, существовали одни штрафы, т. е. денежные пени. Понудительной власти к исполнению, положенной обычаем или законом, также не было никакой, а потому на большую часть уголовных преступлений, каковы убийство, насилие, не существовало суда, а предоставленное каждому в этом случае право кровомщения, или канлы, заменяло слабость и отсутствие закона.

Мы видели, что у кумыков общество было подразделено на сословия; но бесполезно было бы искать точности в отношениях одного сословия к [635] другому и определительности в правах каждого состояния. Князья и первостепенные уздени были сильны потому, что богаты и владели землею. Прежде в руках князей сосредоточивалась вся власть; первостепенные уздени также имели сильное влияние в народе; как того, так и другого никто не смел оскорбить, и особы их почитались неприкосновенными; но за неисполнение знаков уважения, определенных обычаем перед князем или узденем, а также за обиды им нанесенные, не существовало никогда определительных наказаний. Князья в то время были слишком сильны для того, чтобы искать защиты в законе, или, если кто оскорблял князя, того он сам наказывал, не прибегая к суду. Так точно и уздень, по мере богатства и уважения, которым пользовался, и силы того князя, которому служил, имел большее или меньшее влияние — и обиды, ему нанесенные, не проходили безнаказанно. Напрасно бы было искать делений кумыкского народа на классы, признаки гражданской образованности. Право сильного всегда имело место среди народа; кумыкские князья всеми мерами поддерживали это право и, из опасения ограничения своей власти, противились введению в стране положительных законов. Если в ближайшее к нам время и заметно было у кумыков некоторое уравнение в правах сословий, усиление штрафов за преступления и другие незначительные улучшения в законодательстве, то это должно приписывать влиянию, произведенному русскими.

Строгость постановления шариата относительно наказаний за убийство — умышленное и неумышленное, прелюбодеяние, блуд, нанесение ран и воровство, заставили кумыков прибегнуть к суду по адату.

По шариату, за умышленное убийство преступник должен быть наказан смертию, если только не последует, со стороны его противников, прощение, что считается делом богоугодным. Если обиженная сторона пожелает получить материальное удовлетворение, то преступник платит сто верблюдов или стоимость их деньгами. За неумышленное убийство, виновный, хотя и не подвергается смертной казни, но платит за кровь установленную плату, если только родственники не прощают убийцу.

По адату, умышленный убийца должен войти в канлы — скрыться от родственников убитого, во избежание кровомщения.

Он бежит в дальние общества и ожидает там прощения. Эмиграция не имеет определенного срока и иногда продолжается 8 и более лет; наименьший же срок бывает от 3-х до 4-х лет, и зависит от хозяев крови — родных убитого. Прощение дается или за условное количество денег, или в виде богоугодного дела. В прежнее время примирение ограничивалось одним сиим — угощением, установленным народным обычаем.

В назначенный для примирения день, родственники убитого собираются в одном месте. К ним приводят убийцу и становят напротив, в таком расстоянии, чтобы было видно его лицо. По средине становится кадий, читающий молитву. Прощенный приглашает к себе на угощение всех [636] родственников убитого, и когда они подходят к дверям дома, где делается угощение, то прощенный, с обнаженною головою, падает на землю, и остается так до тех пор, пока ближайший родственник убитого не скажет ему: «встань, мы простили тебя», а прочие присутствующие должны поднять его.

«Во время угощения, прощенный канлы стоит без папахи и пьет из одной чашки с родственниками убитого». По окончании угощения, при возвращении родственников убитого домой, они встречают у ворот заранее поставленную лошадь, оседланную и обвешанную оружием. Ближайший родственник убитого берет лошадь себе, оружие раздает своим родственникам, а женщины получают шелковую материю на платье.

За неумышленное убийство виновного обыкновенно прощают; он обязан только принять на себя похороны, поминки, сооружение памятника и проч. Но если бы, паче чаяния, родственники не простили убийцу, то он должен, по адату, выходить в канлы.

По шариату за прелюбодеяние определено побиение каменьями, а за блуд наказание туэзиром — сто ударов палками. По адату за блуд заставляют вступить в брак с обольщенною девушкою, но, по совершении религиозного обряда бракосочетания, соблазнитель может тотчас же развестись с своею возлюбленною. По шариату за рану виновный должен быть подвергнуть такому же поранению, а по адату он берет на себя расходы по лечению раны, а по выздоровлении раненый мирится с противником, принимая от него угощение; в случае же смерти раненого, виновный в нанесении раны подлежит кровомщению родственников.

По шариату за первое воровство отсекается кисть правой руки, за второе — кисть левой, а по адату, кроме возвращения украденной вещи, укравший платит установленную обычаем плату в пользу доказчика, который и получает ее от истца, в свою очередь получающего от вора. Для обвинения необходимо, чтобы истец представил двух свидетелей. В тех случаях, когда против подозреваемого нет прямых улик, обвиняемый должен принести очистительную присягу, вместе с назначаемыми со стороны истца тусевами — свидетелями, и тогда обвиняемый считается оправданным. Если же тусевы присягнут, что подозреваемый виновен, то он наказывается, как уличенный в воровстве. Число тусевов бывает различно, смотря по важности преступления.

Так как они обязаны или обвинить, или оправдать преступника, то их выбирают из числа таких лиц, которым известны все подробности дела. Иногда случается, что один доносчик имеет дело с ответчиком. Если судьи улики, приведенные первым, найдут достаточными для обвинения, то обиженный получает удовлетворение, не быв в суде. Доносчика же наградить, за открытое им преступление, предоставляется лицу, получившему удовлетворение, вследствие его показаний. Чтобы решить дело, надо, чтобы судьи [637] единогласно произнесли приговор. В случае разногласия между судьями, старший князь обязан назначить других судей, для разбирательства.

В прежние времена князья не разбирались ни с узденями, ни с чагарами, потому что большая часть узденей служили в княжеских дружинах, а чагары жили на их землях и платили им подать. По этому, в случае обиды, нанесенной каким-либо князем узденю, последний жаловался тому князю, у которого он состоял на службе, а тот уже имел дело с обидчиком; точно также и чагар, в случае притеснения, прибегал под защиту своего хозяина. Если же чагар принадлежал бедному узденю, то последний ходатайствовал за него у князя, которому служил, и князь вступался за чагара.

В настоящее время разбираются с князьями не только уздени, но и чагары.

Каждый, принявший к себе на ночлег приезжего или знакомого, сделавшего воровство, подвергается взысканию ценности украденного, если воровство обнаружится по отъезде гостя, не разбирая того: известно ли было хозяину о воровстве или нет, и когда оно совершено. Не смотря однако же на то, ни один кумык не откажет в гостеприимстве.

Текст воспроизведен по изданию: История войны и владычества русских на Кавказе. Том I. Книга 1. СПб. 1871