ДУБРОВИН Н. Ф.

ИСТОРИЯ ВОЙНЫ И ВЛАДЫЧЕСТВА РУССКИХ НА КАВКАЗЕ

ОЧЕРК КАВКАЗА И НАРОДОВ ЕГО НАСЕЛЯЮЩИХ.

II.

Религия ногайцев и их суеверие. — Праздники. — Народные увеселения: борьба и танцы. — Свадьба, рождение и похороны. — Ногайские песни.

Утратив свою племенную особенность и распавшись на несколько отдельных поколений, ногайцы не сохранили особенности в нравах и обычаях. Так, бештау-кумские и калоусо-джембойлуковские ногаи, у которых большая часть родственников живет за Кубанью, приняли много обычаев от черкесов и кабардинцев, будучи в частых сношениях с ними. Заимствование чужих обычаев привело к тому, что многие обряды у этих ногайцев вышли смешанными, не похожими ни на ногайские, ни на черкеские. Кара-ногайцы также не сохранили многих своих коренных обычаев, а заимствовали их от разных окружающих их соседей.

Исповедуя магометанскую религию, ногайцы принадлежат к двум различным сектам: калаусо-джембойлуковцы, калаусо-саблинцы, бештау-кумцы, закубанские ногайцы и кара-ногайцы следуют Омаровому учению суннитского толка, а остальные принадлежат к последователям Алия, шиитского толка.

Религиозные понятия обеих сект состоят в слепой вере корану — их единственной книге, и к толкователям корана — духовенству.

На прямой обязанности последнего лежит забота следить за тем, чтобы [272] народ строго исполнял свои обряды, чтобы он не заблуждался в своих религиозных верованиях и не пускался в неуместные толки и рассуждения о религии.

Хотя ногайское духовенство само находится на низкой степени развития и даже малограмотно, тем не менее оно приняло на себя обязанность обучать юношество правилам благочестия, строгого отправления и знания религиозных обрядов. Впрочем многие из ногайцев, сознавая несостоятельность своего духовенства в этом отношении, отдают своих детей на воспитание к затеречным татарам, где оне и обучаются татарской грамоте.

Сверх прямых своих обязанностей, кадии, наибы, ахуны, эфендии и муллы успели захватить в свои руки власть, как духовную, так и гражданскую. На обязанности ногайского духовенства лежит соединение новобрачных, отправление обрядов погребения, раздел и распределение наследства, разбор жалоб, касающихся совести или супружеских обязанностей, с соблюдением при этом всех правил шариата. Духовенство же обрезывает новорожденных, но впрочем не исключительно, потому что этим может заниматься каждый ногай, знакомый с этим делом, и даже женщины нередко занимаются этого рода ремеслом.

Словом сказать, ногайское духовенство вмешивается во все дела, какие вообще, по его мнению, относятся до религии и охранения народной нравственности. Приобретая этим самым значение и силу и желая сохранить их за собою, духовенство не могло одобрить появлявшихся в новейшее время проповедников или шейхов и, конечно, употребляло все меры к тому, чтобы устранить их под разными предлогами, объявляя поучения их вредными для народа.

Магометане-ногайцы, не отвергая четырехкнижия Моисея (таурат), псалтыря (зубур) и евангелия (инджиль), считают, однако, коран совершеннейшею книгою откровения и закона Божия. Основываясь на нем, они веруют в единого Бога, но не признают в нем трех лиц божества и восстают против идолопоклонства. Считая от Адама до Моисея, более 120000 пророков бывших на земле, мусульмане признают Магомета последним и высшим пророком. Слепо верят в такдир (предопределение), в существование духов добрых и злых и убеждены, что последние подстрекают человека к греху; веруют в воскресение мертвых, страшный суд, в существование рая и ада.

Религиозные обряды и праздники закубанских, да и вообще всех ногайцев, будучи совершенно сходны и одинаковы с обрядами прочих магометан суннитского толка, весьма немногочисленны. В течение всего года они отправляют только два главнейших религиозных праздника: Ораза-Байрам или, как называет простой народ, просто Байрам и Курбан-Байрам.

Первый празднуется преимущественно только один день и установлен в честь воспоминания о ниспослании корана, а последний три дна, в память [273] принесенной Авраамом жертвы, которою они почитают не Исаака, а какого-то своего родоначальника Измаила.

Каждый ногаец, даже и самый бедный, запасается заранее к празднику жертвенным бараном, чуреком и чаем, Затем избирают внутри аула место для совершения праздника, куда все и собираются. По окончании поста, предшествующего празднику, едва только на горизонте покажется светлый рог луны, как во всех закоулках аула подымается шум и гам.

— Байрам! Байрам! кричат правоверные и, упав ниц, совершают радостную молитву Аллаху.

Котлы кипят в этот день одинаково и у бедного и у богатого, только содержание в котлах бывает не одно и тоже. Повсюду слышен радостный шум, музыка и пение; парод снует из кибитки в кибитку, из сакли в саклю. Все одето по праздничному в новом разноцветном платье. Муллы в новых чалмах, «все в новых чекменях, в красных сафьянных сапогах, в чистеньких светленьких туфлях; зажиточные в тонком синем, черном, зеленом или красном сукне; бедные — в черкеском; все подпоясаны ярких цветов шелковыми поясами, на которых повешены коротенькие ножи — единственное всегдашнее оружие ногайца — оправленные у одних в серебро, у других в золото.

«Девушки, эти скромницы при посторонних, резвые наедине, одетые в шелковое платье и термаламовые бешметы или в парчовые фуфайки и глянцевитый атлас, в цветные шальвары из канауса и в эти ревнивые чадры и с опускающимися до самой земли косами, заплетенными в жгуты с белою материею и лентами», бродят игривыми толпами, по мягкой мураве или в тишине кибиток, слушают рассказы старух и занимательных рассказчиков, оживленных крепким кымызом и неутомимым вниманием своих слушательниц...

Сотни баранов и множество быков режутся в этот день богатыми на угощение многочисленных гостей, и предоставляются ими десятки баранов и быков в распоряжение бедного народа, который кормится в этот день на счет богатых.

Здесь производятся народные увеселения: борьба, скачка, а иногда стрельба в цель. Женщины и девушки принимают участие и стекаются со всех сторон на праздник. Им предоставляется право присуждать победителям и удальцам премии и призы, добровольно жертвуемые в подобных случаях. Призы эти состоят из шелковых и бумажных поясов, платков, шапок и красных, сафьянных, остроконечных башмаков без подошвы, а богатые дарят баранов, коров и даже лошадей.

Сытный обед, веселый вид от горячительных напитков, песни, музыка, борьба и скачка — вот отличительные черты этого дня.

У кара-ногайцев празднику Ораза-Байрам предшествует точно также [274] тридцатидневный пост, кончающийся в последних числах марта месяца. Во время поста кара-ногайцы, как и все мусульмане, в течение дня, от восхода до заката солнца ничего не едят, но за то ночью вознаграждают свои желудки с избытком. За постом следует праздник, продолжающийся три дня и отличающийся от обыкновенных дней тем, что каждый кара-ногаец, как бы беден он ни был, режет для семьи барана, которым отъедается за целый год, приготовляя из него махан (вареная баранина) и бишбармак (та же баранина с сорочинским пшеном). В праздник люди пожилые стараются не вставать лишний раз, чтобы не нарушить кейфа, а молодые занимаются скачками, пением и танцами.

Танцы ногайцев вялы и состоят в топтании на одном месте. Нет ни грации, ни бросающейся в глаза художественной позы: танцующие выделывают, как бы по команде, разные движения руками и ногами, движения, впрочем, далеко не грациозные.

Очень часто, одновременно с танцами, где-нибудь в стороне, происходит борьба. Зрители садятся в кружок, а на средину его выходят двое состязателей, сбросившие с себя лишнюю одежду и даже обувь, чтобы тверже опираться о землю. Взявшись за ремни, которыми каждый из борящихся крепко опоясан, они стараются повалить друг друга. При равной силе это состязание продолжается довольно долго, пока один не повалит другого, при одобрительных криках зрителей. Сев по средине кружка, победитель вызывает новых желающих на состязание с собою, и если ему удается побороть двух или трех, то получает приз. В случае сомнения, кто остался победителем, является спор, разрешаемый общим советом. Каждый аул старается отстоять своего представителя, оттого и прения совета бывают часто продолжительны.

Женщины, и преимущественно молодые девушки, принимают также участие в увеселениях этого рода. Закутанные в свои белые чадры и одетые в лучшие платья, садятся оне на арбы и отправляются в поле смотреть на джигитовку молодых парней.

Ровно через два месяца, ногайцы празднуют в течение трех дней Курбан-Байрам.

Утром, после известной молитвы, каждое семейство непременно режет барана в виде жертвы, варит мясо и съедает его, считая при этом своею обязанностью пригласить к себе каждого приезжего и угостить его приготовленным кушаньем.

Кроме этих двух праздников, все ногайцы празднуют джюма (пятница), или еженедельный отдых. Впрочем в этот день не работают только строгие блюстители обрядов и установлений религии.

Из гражданских праздников можно упомянуть только о встрече нового года, который ногайцы празднуют 10-го сентября по нашему стилю. День [275] этот встречается гульбою, играми, состоящими преимущественно в скачках и джигитовке, при которой джигиты стараются показать свое удальство, так много ценимое ногайцами. Некоторые ногайцы, не следующие строго учению Магомета, встречают новый год с наступлением весны, а другие, как например те, которые живут не далеко от Пятигорска и Кабарды, считают своею обязанностию, подобно кабардинцам, перед наступлением нового года сходить к урочищу Татар-тупа, поклониться духу гор.

Однообразие в религии с прочими кавказскими племенами делает ногайцев сходными с ними по суеверию и предрассудкам, так что в этом отношении ногайцы не имеют много характеристических особенностей. Мы укажем только на некоторые. Так, вечером или в ночное время, в ногайских аулах можно слышать часто повторяющиеся выстрелы. Туземцы делают это с тем полным убеждением, что запах пороха вернейшее средство, которое предохранит их стада овец от посещений волка. Каждый ногаец благоговеет перед орлом (по ногайски кара-гуз), считая его страшною для себя птицею.

— Кара-гуза, говорит ногаец, не всякий мусульманин решится убить — сказывают грех. Однажды батырь Искендер убил нечаянно кара-гуза — Аллах тотчас же наказал его: другой кара-гуз унес у него ребенка.

Кара-ногайцы верят в существование огромного водяного змея, который, если выпрямится, головою касается туч, а хвостом остается в воде. Подымаясь, он страшно шумит, трещит и, при падении, рассыпает бесчисленные искры. Родится этот змей от лани, живет в реке или море и существует до тех пор, пока лань не произведет на свет другое такое же чудовище, что случается обыкновенно через сто лет. Если кто-нибудь осмелится близко подойти к жилищу змея, того он хватает и уносит с собою в пучину, и тогда никто не в состоянии оказать несчастному помощи.

Народ верит в существование добрых и злых невидимых духов; первые защищают ногайцев, а вторые занимаются порчею, как человечества, так и скота. Однакоже порча человека и скотины от влияния дурного глаза несравненно хуже порчи от злого духа. Для защиты от подобных и других несчастий, ногайцы носят, зашитыми на спине в разноцветный четырехугольный лоскут ситцу, разные заклинательные молитвы из корана. Во время болезни лекарств не принимают, а употребляют, иногда, внутренности зарезанного барана и оборачивают больное место теплою его шкурою; чаще же в подобных случаях читают молитвы.

Баранья овчина, только что снятая, еще теплая, употребляется преимущественно против болезней простудного свойства. Ногайские имщеляры, или лекаря, объясняют целебное действие овчины тем, что она возбуждает [276] испарину и приводит в правильное состояние испорченную поляризацию крови. Из других способов лечения, у ногайцев в большом ходу кровопускание — из рук, ног, лба и даже из нижней стороны языка.

Кара-ногайцы больше всего боятся марта месяца. Климатические условия местности, на которой обитают они, таковы, что часто в феврале бывает оттепель, появляется трава, и едва жители, пользуясь этим, выпустят свои стада на подножный корм, как в марте месяце наступают нередко такие холода, что скот гибнет, а сами жители не могут показаться из кибитки. Оттого в устах народа сложилась поговорка: прошел март — прошло и горе.

У кара-ногайцев, относительно марта, существует особая легенда. Туземцы говорят, что прежде март имел только тридцать дней, а один день еще прибавился к марту по особому случаю.

У одного из жителей погибло в течение марта много скота. Когда настал последний мартовский день, бедный ногаец встал рано поутру, вышел из кибитки и с сердцем сказал марту:

— Теперь, брат, я тебя не боюсь, убирайся к черту, вот тебе кукиш: завтра настанет апрель, будет хорошая погода и скотина моя поправится.

Оскорбленный март «стал просить у апреля уступить ему один из своих дней; тот согласился, и на другой день случился такой мороз и метель, что у ногайца пропал остальной скот и он на всегда остался байгушем (бедняком)».

— Счастливы вы, сказал тогда март ногайцам, что Бог поставил меня в конце зимы. Если бы мое место было среди зимы, тогда бы я показал вам себя. Я бы уничтожил вас со всем имуществом и рассеял прах по всей земле.

С этого времени, март остался на всегда в тридцать один день.

Все вообще ногайцы имеют множество предрассудков и верят в бесчисленные приметы. Перебежавший, например, поперек дороги заяц означает несчастие; всякий же другой зверь или змея — счастие. Если лошадь, на которой собираются ехать, зевает, то это означает успех и удачу в предприятии, а если она ржет — значит дурно и не будет удачи. Вой собаки предвещает заразительную болезнь пли несчастие; несвоевременное пение петуха — несчастие для семейства, в отвращение которого необходимо зарезать петуха как можно скорее. Крик петуха ровно в полночь или на заре принимается как небесный голос ангела, будящего хозяина на молитву; увидеть до обеда волка, а после обеда лисицу — хороший знак, а обратно — дурной. Два раза выносить огонь из кибитки дурная примета.

Каждый тринадцатый год считается несчастным; в прежнее время ни один ногаец не ходил в сражение раньше четырнадцатилетнего возраста. Двадцать шестой и тридцать девятый года жизни человека также несчастны [277] для него. С наступлением этих двух лет, многие из ногайцев не носят оружия, из боязни, что оно может обратиться на погибель носящего и причинить ему смерть. Ногайцы рассказывают, что завет не носить в эти года оружия передан им одним пророком, и, говорят, что никто не возвращался из отправлявшихся на войну в эти несчастные годы возраста. В прежнее время, с наступлением роковых лет, каждый ногаец более постился, ему запрещено было вступать в брак и носить на себе тяжесть в один фунт. По прошествии этих годов, если с ногайцем не случилось несчастия, то он делал для друзей и родственников большой пир, на котором с радости напивался сам до нельзя.

Если случается, что в день свадьбы ногайца бывает пасмурная погода, то это предвещает несчастие новобрачным, а ясная и тихая погода — мир и тишину.

Свадьбе обыкновенно предшествует сватовство, которое ногайцы заводят между собою еще тогда, когда жениху и невесте бывает не более семи лет от роду, а иногда и ранее этого срока. Отец мальчика отдает по уговору калым — плата за невесту — отцу девочки или тотчас, или в известный срок, мулла читает молитву и дети считаются обрученными. Подобные преждевременные условия ведут к большим неудобствам. Браки совершаются большею частию между семействами одинакового состояния. Два семейства, заключившие преждевременно условия о бракосочетании их детей, перессорятся в последствии; часто одно из них обеднеет, свадьба расстраивается, а между тем полученный калым растрачен — и тяжба начинается. Примеры, чтобы богатое семейство породнилось с бедным очень редки: разве невеста красавица или между женихом и невестой возникнут такие узы, которые препятствуют их разъединению.

Похищение невест из дома родителей считается большим удальством, и часто смельчак дорого расплачивается за свой отважный поступок.

Если калым в срок не уплачен, то отец невесты в праве отказать жениху и заключить условие с другим ногайцем. Обрученные часто растут не зная друг друга; жених может посещать свою невесту, но оставаться с нею наедине или вступить в связь — не допускается ни в каком случае.

Самая свадьба не сопровождается ныне никакими характеристичными особенностями. Перед свадьбою отец жениха прежде всего приглашает нескольких доверенных лиц со стороны невесты и, в сопровождении духовного лица, отправляется к ее родителям. По прочтении краткой молитвы, девушку сажают в нарочно приготовленную для нее брачную арбу, раскрашенную иногда в разные цвета и называемую куйме; в эту же арбу укладывается и все имущество невесты, если его немного, а в противном случае снаряжают несколько арб. [278]

Если невеста девушка, то над брачною арбою устанавливают брачную кибитку отауй, а если выходящая замуж вдова, то ее отправляют в дом жениха в открытой арбе. Перед отправлением поезда, на прощанье, провизжит перед невестою домра — двухструнная балалайка, туземный певец пропоет песню и охотники поплясать покажут свое искусство. Затем арба сопровождается не только родственниками и знакомыми, но и огромною толпою народа, которому делаются разные подарки, смотря по состоянию новобрачных. От степени достаточности брачующихся зависит многочисленность их свиты.

Джигитовка и скачка на перегонки друг с другом составляют исключительное разнообразие брачного поезда.

Если жених и невеста не богаты, то первый посещает свою невесту в ее доме, до тех пор пока не выплатит калым, и потом уже перевозит к себе свою суженую.

Для угощения гостей собравшихся на свадьбу закалывают коров и баранов, а богатые и лошадей, что бывает, впрочем, очень редко, потому что мясо лошади считается большим лакомством и эту роскошь могут допустить себе только щедрые баи (богачи). Гостей угощают калмыцким чаем, или кымызом, а также бузою, приготовленною из муки. Борьба силачей, скачка, стрельба из ружей и пистолетов, музыка, пение и, наконец, монотонная восточная пляска, часто сопровождают свадьбы. Ногайские песни преимущественно заключают в себе сравнение, уподобление, и нравоучение. Исторических песен очень мало. Напев всех песен монотонен, грустен, как грустна их жизнь и окружная природа.

Единственными ногайскими музыкальными инструментами служат: домра, нечто в роде балалайки, и кобуз, инструмент похожий на скрипку с двумя струнами из волоса. Под звуки этих музыкальных инструментов ногаец поёт заунывным голосом, «понижая его с окончанием последнего слова каждого куплета и растягивая при этом ноту до возможной степени. А между тем он в это время сильно ударяет по струнам, как бы желая затушить накипевшую в груди горечь. За небольшим речитативом продолжается в том же виде следующий куплет песни (Желающие ближе познакомиться с песнями ногайцев могут найти их в газете Кавказ 1863 г. № 50 и 51.)».

В свадебных увеселениях ногайцев нет удали, проворства, а напротив того: в них лежит что-то тихое и спокойное, как и сама степь где они кочуют.

В прежнее время в честь новобрачной завязывался примерный бой на две стороны. С обнаженными саблями ногайцы бросались друг на друга и [279] старались нанести легкие раны, из которых бы вытекло несколько капель крови: это служило предзнаменованием, что сыновья молодой со временем будут знаменитые воины.

С выходом в замужество девушка покрывается тастаром (белое покрывало) и целый год остается в кибитке отауй. Никто из посторонних мужчин не может ее видеть; даже и во все время пребывания своего в сакле, она находится под покрывалом. Только муж, ее подруги и некоторые родные могут ее видеть.

Ногаец только в случае крайней необходимости станет говорить с своею женою при посторонних, а новобрачный как будто боится и совестится взглянуть днем на отауй или пройти мимо его, до истечения урочного времени затворнической жизни молодой, которая снимает с себя покрывало по истечении года или, тогда, когда подарит молодого мужа ребенком.

С рождением ребенка родственники и друзья отца новорожденного становились, в прежнее время, у ворот отцовского дома и производили ужасный шум и бряцанье молотками в пустые котлы, чтобы тем, как говорят ногайцы, устрашить и прогнать от дитяти дьявола. Теперь этот обычай почти вышел из употребления. Новорожденному дается имя отцом или кем-либо из посторонних уважаемых лиц. По магометанскому закону, младенец мужеского пола может оставаться необрезанным до 2-х и даже до 8-ми лет, смотря по желанию родителей. Для производства такой операции приглашается или духовное лицо, или искусник в этом деле.

Когда ногаец умирает, то родственники с последним его вздохом тотчас извещают своих близких друзей и знакомых о постигшем их несчастии. Отовсюду собирается огромная толпа, особенно если умерший, перед своею кончиною, завещал хороший капитал для своих похорон и поминок, бывающих по окончании года.

Не доезжая нескольких шагов до кибитки или сакли покойника, посетители сходят с своих лошадей и, своим раздирательным стоном, криком и отчаянным сетованием, дают знать о своем прибытии для того, чтобы разделить общую горесть с осиротевшим семейством. Прочтя за тем обычные стихи из корана, посетитель входит в дом умершего, где раздается постоянный плач и рыдание. За тем, по окончании оплакивания, покойника относят на кладбище и опускают в могилу, над которою ногайцы ставят камень, вышиною в аршин или немного более, но никаких похоронных обрядов не совершают.

Часто мужчины — родственники покойного, в знак своей скорби и печали, надевают на голову траурную шапку особого покроя. Она имеет нагольную верхушку, только бока ее, возле курпея, обшиваются или гладкою серпянкой, или чем-либо подобным, в виде фестонов. Эта шапка [280] снимается по истечении года со дня погребения того, в честь кого была надета. Некоторые ногайцы носят, впрочем, шапку эту, как принадлежность вседневного костюма.

По истечении года со дня смерти множество парода собирается на поминки. После молитвенного обряда, в присутствии духовной особы, и после плача, как выражения скорби и печали, «наполняют желудки мясом, бараниной, жареными или, точнее, сваренными в масле чуреками, т. е. величиною в обыкновенную тарелку, тонкими листами из пресного теста, чаем, кымызом, бузою, ойраком и проч. и расходятся, размышляя о тщете земной суеты, а подчас и злословя друг друга или того, кто сытно и вкусно угостил их через год после своей смерти».

У кара-ногайцев после смерти покойника обмывают и зашивают все тело его, кроме головы, в кусок коленкору или бязи. Едва только весть о смерти кого-нибудь разнесется по аулу, как все аульные кошки привязываются и держатся в таком заключении до самого погребения покойника, из опасения, чтобы которая-нибудь из них не перескочила через его тело. Ногайцы верят, что если кошка перепрыгнет через тело, то умерший будет по ночам посещать свое семейство. По этому каждый, из опасения встретить покойного гуляющим как наяву, и привязывает свою кошку.

Мулла, наиб или даже кадий, смотря по состоянию и достоинству умершего, читают молитвы, после которых покойника кладут на арбу и, в сопровождении родственников — мужчин едущих верхом, а женщин в арбах или идущих пешком — везут на кладбище, устроенное непременно на кургане, для того чтобы сократить путь правоверному в рай, обещанный ему кораном.

Во время печальной процессии никто не плачет, а все вспоминают только одни похвальные качества умершего. По прочтении духовным лицом особой молитвы, покойника опускают в могилу и кладут в небольшое углубление, сделанное в могиле с южной стороны. По возвращении присутствующих в дом умершего открывается женский плач необходимый для того, чтобы оплакать и проводить душу умершего. Плач этот продолжается не более полчаса, т. е столько времени, сколько необходимо по понятию кара-ногайца для того, чтобы душа достигла до места своего назначения.

Пока женщины плачут, мужчины, севши в кружок, уничтожают в значительном количестве махан (вареная баранина), запивая его шорбом (отвар из бараньего мяса, нечто в роде бульона) и араком (род водки, делаемой из проса или пшена). За едою до отвала следуют еще несколько воздыханий о покойном и затем все расходятся.

Убитый на войне или кем-либо из злодеев считается праведником [281] и его, не обмывая, зашивают окровавленного в мешок и опускают в могилу. Душа такого счастливца попадает в рай с последним его вздохом. Над могилой такого покойника ставится флаг для указания каждому правоверному, что здесь покоится праведный.

По окончании шести недель со дня смерти делаются поминки, открываемые молитвою, которую читает мулла, а затем следует плач женщин и обычное угощение. Вещи и другие мелочи принадлежавшие покойному раздаются в этот день нищим и, начиная с этого дня, вдова может снова выйти за муж, а родственники снять траур, состоящий обыкновенно из черного платка у женщин и черной шапки у мужчин (Три отрывка сочинения о ногайцах и туркменах А. П. Архипова Кавказ 1855 г. № 30 и 31. Этнографический очерк ногайцев и туркмен А. Архипова Кавк. Календ. на 1859 г. Подстреленный орел Агафангела Архипова Кавказ 1851 г. № 27. О кара-ногайской степи Кавказ 1863 г. № 51. Райма ногайская быль А. Архипов Кавказ 1850 г. ; 78 и 79. Путешествие Феррара Русский Вестник 1842 г. т. 6.).

Текст воспроизведен по изданию: История войны и владычества русских на Кавказе. Том I. Книга 1. СПб. 1871