ДУБРОВИН Н. Ф.

ТЫСЯЧА-ВОСЕМЬСОТ-ВТОРОЙ ГОД В ГРУЗИИ

(См. выше стр. 9-52)

IV.

Городской дом грузина. — Увеселения и праздники: рождество, новый год, масляница, вичака и пасха. — Храмовые праздники и присутствие на них порченых. — Гадальщицы и знахарки.

Городской дом грузина несколько отличается от знакомого нам деревенского дома в Грузии. Почти каждый имеет балкон с деревянным навесом и огражден с улицы забором. Со всех же прочих сторон к нему плотно пристроиваются дома соседей, различного вида и величины; здесь также, как и в деревнях, нет никакого однообразия. Небольшие ворота ведут на двор, весьма редко вымощенный булыжником. От ворот до самого дома тянется врытая галлерея, часто до такой степени низкая, что по ней можно пройти только согнувшись. Самое жилье состоит из одного покоя, столь обширного, что из него можно было бы сделать несколько комнат с залою. Пол — или земляной, или выложенный кирпичем; потолок составляют или неотесанные брусья или выструганные доски. Для согревания устроен камин (бухари), имеющий большое отверстие без решетки. Выталкиваемый ветром, дым стелется по всей комнате. В [538] комнате поделаны ниши; будучи прикрыты дверями, они образуют шкафы. Вдоль стен стоят низкие диваны (тахта), покрытые разноцветными коврами. На стенах висят: бубен (дайра) и другие музыкальные инструменты; тут же винтовка с патронташем и пороховницею.

Под домом устроен темный, с одним отверстием, погреб, в котором хранятся все съестные припасы; сюда летом ставят воду для прохлады всего жилья.

О передних не имеют и понятия: входные двери ведут прямо в жилую комнату. Для предохранения от наружного холода дверь завешивают полостями. Там, где в доме нет камина, употребляют железную или глиняную жаровню (мангал), наполненную угольями и причиняющую очень часто угар.

Грузин редко сидит дома; с раннего утра он почти всегда уходит «в город». По походке и одежде можно сказать, к какому сословию принадлежит грузин. Серебрянная цепочка на груди, крашенные усы и шпоры, составляют принадлежность истого азнаура (дворянина). Цепочка массивнее, шпоры иногда все серебрянные — составляют принадлежность товади (князя). Грузин, принадлежащий к низшему сословию, при встрече с высшим считает невежливым поклониться первому; он ждет пока не поклонится ему первым князь. Усы в особенном почете у всех грузин. Их привязанность к усам доводит иногда до оригинальных случаев, весьма хорошо характеризующих народный характер.

Дома днем остаются только одни женщины. Грузинки занимаются своим туалетом и разнощиками (далали), которые таскают по домам принадлежности женского туалета. Женщины большие балагурки, не прочь посплетничать и будут говорить целый день без устали. Они готовы в тихомолку пококетничать, но весьма далеки от какой бы то ни было интриги, будучи связаны разными обстоятельствами; их окружают соседки, которые замечают каждое их движение. В Грузии не принято входить в дом, когда нет мужчины; нарушить это правило значит. подвергнуть грузинку укорам и насмешкам всех соседей и знакомых.

Вечером, все население выходит из саклей и кучами располагается или у дверей, или на крышах домов. Там и сям в летнюю пору видны полураздетые туземцы, нежащиеся на коврах. Среди толков, сплетен и пересуд, разряженные девушки, собравшись в кружок, при звуке бубна, пляшут лезгинку. Летом ужинают на крышах, где и располагаются спать. [539]

С наступлением холодов жизнь не многим изменяется. Все семейство собирается подле курси (род большого ящика из рам, покрываемого одеялом), над которым ставятся жаровни с угольями. Сюда грузинки прячут свои ноги. Там, где нет курси, употребляется, а у бедных просто глиняная чашка, наполненная угольем. Греться у мангала составляет особенное наслаждение для грузина, и есть своего рода занятие. Проводит ли туземец время в разговорах, занимается ли делом, он, от времени до времени, протягивает руки к мангалу, чтобы погреть их. Мангал употребляют для плавки серебра, он же служит и очагом для жарения шашлыка. Чад от угольев не причиняет головной боли его владетелям, привыкшим к такому кейфу.

Характер грузина высказывается в праздники. Избалованный роскошною природою, воздухом, наполненным ароматом цветов, туземец выбирает местность для пира где-нибудь под открытым небом, в обширных садах, под сплошною тенью фруктовых деревьев или в виноградных беседках, построенных над водою в виду гор. Как полный хозяин разнообразной природы, он требует, чтобы и вода журчала, и птички пели, и с гор дышал пахучий ветерок.

Собравшиеся на праздник садятся в кружок, на коврах; перед ними расстилают скатерть (супру), на которую выставляется все, что только есть лучшего у хозяина. Гости сидят, или поджав под себя ноги или полулежа; у каждого под головой мутака (Продолговатая подушка). Вокруг разложены цветы, ароматические травы; корзины наполнены фруктами, а на верху их красуется хитро связанный букет цветов на трех ножках. Грузин не любит пировать дома в комнате. Часто в глубокую полночь, пирующие выходят на улицу и, разослав посреди ее скатерть, продолжают кутеж. В праздник грузин одевается щеголевато; любит в компании и с туземною музыкою пройтись по базару, посмотреть или самому участвовать на кулачном бою. Кулачные бои бывают целыми партиями на две стороны. В городе всегда есть бойцы, известные своею силою и ловкостию. Босые, в одних рубашках с засученными рукавами, бойцы выступают на арену, окруженную толпою любопытных. Двое-трое дюжих мужчин ходят с палками, отгоняя зевак, нарушающих порядок. Борцы долго кружатся друг около друга, и наконец дело завязывается; они переплетаются руками, и после долгих усилий более ловкий берет [540] верх. Охватив руками противника, он сжимает его или, ловко подставив спину и перекинув через плечо, растягивает на земле; по воскресеньям грузины играли в «криви».

Слово криви означает на грузинском языке драку и сражение. Игравшие разделялись на две стороны. Летом это был просто кулачный бой (муштис-криви), происходивший непременно в улицах, а зимою вместо кулаков употреблялись пращи и деревянные сабли. Зимнее сражение всегда происходило за городом и называлось сардатис-криви или квис-криви.

Криви имело свой устав, освященный народным обычаем. Отбитое оружие, кушак, шапка, — бурка считались законною добычею.

Криви происходило всегда при огромном стечении народа и привлекало множество молодежи. В глазах грузинской женщины, юноша, прославившийся на криви, приобретал особенную прелесть; оттого все юноши спешили на криви, и она была всегда многочисленна по числу участников игры (См. Биографию кн. Д. О. Бебутова. 1867 г. стр. 6. — Также Воен. Сборн. 1867 г. No 6 и 7).

При двух-стороннем бое, драку начинают мальчики, потом взрослые, но не так опытные, и затем уже идут самые отчаянные бойцы. Сбивши противника, победитель топчет его ногами до тех пор, пока его не выручит противная партия. Сторона, показавшая тыл, преследуется на значительное расстояние, и бой превращается только перед вечером. Любители кулачного боя дарят деньги лучшим бойцам.

Вообще борьба составляет самую лучшую потеху для грузин. В праздниках общих, каждая деревня выставляет своего бойца; торжество его составляет торжество целой деревни. Помещики также выдвигали своих искусных бойцев, с которыми и ездили на праздники.

Сельские жители предаются гораздо больше удовольствиям, чем городские. В праздники все село высыпает на площадь и занимается играми и плясками. Из игр наиболее других употребляемая — прыгание через спину другого.

Для пляски составляются два отдельные ряда. Перед каждым находится певец и зурна с барабаном. Певец поет речитативом. Сперва на одной стороне певец провозглашает куплет, и ему тихо повторяет его половина, а другая молчит; потом второй певец поет с своею половиною, а первая молчит. Посреди двух групп двигается плясун. Он [541] идет сначала медленно и тихо; потом, оживляясь все более и более, то приседает б земле, то подпрыгивает, то носится в полусидячем положении, то перекувыркивается или ходит довольно долго на руках с перегнутыми назад ногами.

Одним из наиболее замечательных сельских увеселений являются перхули. Составляется круг, причем действующие лица стоят друг около друга с опущенными руками. Затягивают песни, по содержанию рисующие отношения грузин к лезгинам и под звуки этих песен круг медленно подвигается. Вдруг играющие сдвигаются плотнее, переплетаются руками и начинают подпрыгивать так сильно, «что земля дрожит под ногами и острые гвозди от подков глубоко врываются в землю.»

Кроме этих общих увеселений, каждый праздник, в особенности годовой, имеет свою особенность, хорошо рисующую характер его празднователей.

Утром, накануне рождества, грузинки запасаются медными деньгами и прячут их под кечу (войлок). Деньги эти назначаются в подарок каждой партии мальчиков, славящих Христа. В доме каждого грузина печется огромное количество левашей, грудою складываемых на хотах — деревянный поднос или лоток. С последним закатом солнца, каждый дом освещается и перед образами зажигаются восковые свечи. Толпа мальчиков, от 10 до 12-летнего возраста, обходит каждый дом и, в сопровождении дьячка, держащего образ Божией Матери, славят Христа. Пропев: «Рождество твое...» они поздравляют хозяев и желают им многих таких же дней. Молодая хозяйка вынимает из-под кечи деньги и дарит ими мальчиков.

Молодые грузины, собравшись также толпою, ходят из дома в дом, славят Христа и поздравляют хозяев с наступающим праздником. Обычай этот известен под именем алило и сопровождается особою песнею, выражающею поздравление и просящею в награду, однажды навсегда определенную часть с напитков и съестного. Хозяева благодарят за поздравление, дарят поздравителей, и те отправляются к соседнему дому (Кавк. 1854 г., No 24, 49 и 56. — «Канун Рождества и Рождество в деревне», Ив. Гзелиев. Закавказс. Вестник 1854 года, No 51).

Собственно праздник рождества не имеет у грузин никаких особенностей. Почти вся рождественская неделя праздников служит приготовлением в встрече нового года. Канун нового [542] года самый доходный день для торгующих сластями. Каждая хозяйка закупает множество фруктов, орехов, изюму, леденцу и меду. Торговцы употребляют все ухищрения для того, чтобы заманить к себе щедрых покупательниц. Воткнув на конец ножа кусок сота или зачерпнув мед ложкою, торговец вертит их над головою, бегает, прыгает возле лавки, стараясь привлечь к себе покупателей. Другой облизывает пальцы, намазанные медом, смешками, прибаутками выхваляет его сладость и тем заманивает к себе детей с их матушками. Возвратившись с базара, хозяйки принимаются за печение разных хлебов. Пекут хлебы счастия, обсыпанные изюмом, отдельно для каждого члена семейства; чей хлеб опадет, тому умереть непременно в предстоящем году. Пекут хлеб кила или бацила, один — в образе человека, в честь св. Василия Великого, празднуемого православною церковью в день нового года и называемого у грузин; остальным хлебам дают разную форму: книги, пялец, ножниц или пера, смотря по ремеслу хозяина. Семейство варит грецкие или миндальные орехи в меду или сахаре — и алвахи, густо перетопленный мед. Разложив их на нескольких посылают при встрече нового года к знакомым, с пожеланием состареться в сладости. В ответ на это получают в подарок яблоки, утыканные гвоздикой, леденцы или другие сласти.

Вечером, в течение ночи слышатся повсюду ружейные выстрелы — это тешится молодежь, провожая старый год и встречая новый. Во всех домах растворены двери, чтобы счастие, которое, по верованию грузин, разгуливает в эту ночь по свету, не встретило затруднения войти в дом.

В самый новый год, глаза семейства, хозяин дома поднимается ещё до света. Он должен прежде всех посетить семейство — так заведено исстари, и грузин тому следует беспрекословно, веря в то, что, если в какой-нибудь праздник нарушить порядок, то и в будущем году в соответствующий день произойдет тоже самое.

На особом подносе, называемом у грузин, он уложил хлебы счастия, поставил чашку меду и четыре горящие свечи, нарочно отлитые для этого хозяйкою.

— Я вошел в дом — говорит он семье, держа в руках поднос — да помилует вас Бог. Нога моя, — но след да будет Ангела.

Хозяин обходит кругом комнату с пожеланием, чтобы новый год был для него также обилен, как тот поднос, который он держит в руках. [543]

За хозяином должен войти кто-нибудь посторонний, и каждое семейство имеет заветного гостя, открывающего вход в жилище, что также, по народному поверью, приносит особое счастие.

Родственники и знакомые спешат друг к другу и поздравляют с праздником.

— Да благословит вас Господь Бог, говорит хозяевам каждый вошедший в дом. Я пришел в дом ваш по стопам ангела.

Пришедшего принимают с патриархальным радушием; угощают сластями, подчуют сладкой водкой и делают подарок на счастие. Знакомые, встречаясь на улицах, перекрестках дорог, обнимаются, целуются и наперерыв друг перед другом спешат достать из-за пазухи заранее приготовленный леденец, сахар, конфетку или красное яблочко.

— Желаю вам также сладко состареться, говорят они, подавая в подарок яблоко, хотя оно и оказывается в последствии кислым. Каждый имеющий оружие должен в этот день непременно выстрелить, в знак победы над врагами. В прежнее время князья, являясь к царю, бросали пулю на стол, стоявший перед ним.

— В сердце врага твоего! произносили они, поздравляя с праздником («Новый год у грузин», I. Романов. Кавк. 1846 г., No 3. — «О святках в Тифлисе и народном суеверии в Грузию». Кавк. 1847 г. No 3. — «Канун Рождества и Рождество в дерев.» Ив. Гзелиев. Закавк. Вестн. 1854 г., No 51. — «Цкал-куртхева», Ив. Гзелиев. Закавк. Вестн. 1855 г., No 8).

В день крещения, толпа народа следует в реке за священником. Мужчины часто идут на Иордань с вещами, соответствующими их занятию. Земледелец несет свои земледельческие орудия (сахнис-саквети), охотник — свои прадедовские шашки и кинжалы. Все это погружается вместе с крестом в воду. Молодые несут сосуды за святою водою; позади медленно и осторожно подвигаются женщины.

Пришедшие за водою с кувшинами с нетерпением ждут погружения креста, чтобы прежде других зачерпнуть святой воды. Со словами пастыря: «И Иордане раздаются ружейные выстрелы. Едва крест опущен в воду, как многие грузины бросаются туда же или с берегов или с высокого моста. Сопровождаемые одобрительными восклицаниями народа, набожные пловцы или переплывают реку, или доплыв [544] до половины возвращаются назад. Многие всадники также спускаются с отлогих берегов в воду, непременно ниже того места, где был погружен крест, и стараются при том так направить своих лошадей, чтобы они грудью встретили волны, только что освященные крестным погружением.

Счастливец, успевший прежде других зачерпнуть воду, бежит к своему дому и, стараясь не уступить в этом никому первенства, быстро взбирается на крышу дома, где через отверстие ее вливает святую воду в сосуд с закваской хлеба, приговаривая: мовида зети манана (пришла манна). Под отверстие подносят закваску люди, нарочно для этого остающиеся дома.

Во многих местах Грузии принято в этот день справлять поминки по умершим. В преддверии храма устраивается трапеза, назначенная памяти усопших и называемая табла. Благословив ее, священник делит на две части: одну отправляет к себе домой, а другую раздает нищим. Простой народ верит, что табла чудесным образом доставляется умершему на тот свет. Существует об этом целая легенда, будто бы одна умершая женщина чудесным образом воскресла и потом рассказывала, что была в том самом месте, где находятся мертвые.

— Видела я там, говорила женщина, всех своих родных и знакомых. Они тоже видят и замечают все, что между нами происходит; рады нашему счастию, сочувствуют нашему несчастию. Они чрезвычайно благодарны всем тем, которые чаще делают в честь их поминки. Чем их поминают здесь, все то всецело доставляется им туда! Я сама видела, как там около них резвились те овцы, коровы и быки, которых здесь резали в память их.

— Слава Богу, приговаривают добродушные и легковерные грузины, слушая подобные рассказы, если и там такая же жизнь как здесь («Цкал-куртхева», Ив. Гзелиев. Закавк. Вестн. 1860 г., No 3).

Перед наступлением масляницы каждое семейство запасается мукою и хорошим маслом, чтобы в понедельник напечь на целую неделю: назуки — простой хлеб, и кода — сдобный. Многие пекут эти хлебы в четверг на масляной недели, в день св. Шио, отчего они и называются иногда шиос-када.

В каждом доме устраиваются качели или под навесом, или под балконом. Девушки, одетые по праздничному, качаясь поют песни с припевом: клериария (так называют грузины [545] масляницу). Вечером собираются на крыше дома одного из соседей и танцуют живую лезгинку под звуки тайры (бубна). Здесь же можно видеть грузинского менестреля с его инструментом, похожим на волынку. Этот странствующий поэт-музыкант, за несколько грошей поет перед каждым домом хвалебную песнь, и грузины любят слушать его импровизацию.

По улицам ходит мальчик, наряженный стариком и называемый берика. Он пляшет и кривляется перед каждым проходящим и неотступно выпрашивает денег. Этот же самый берика носит иногда название дато (медведь), когда принимается в хороводы женщин, для смеха и представления этого зверя упоминаемого в песни.

Сидельцы лавок пускают друг в друга большой мяч, с криком: клериариа, или накинув на себя запыленную рогожу или обрывок войлока, бросаются как пугало на соседа и приветствуют его с масляницей. В сумерки, в предместьи города разгарается кулачный бой. В деревнях играют в чагличи (жгут).

Несколько человек в черте круга получают ловкие удары жгутом от тех, которые находятся вне круга, пока кого-нибудь из бьющих не заденут ногою в черте; тогда противная партия идет в круг испытывать наслаждение от жгута.

В деревнях, в первый день масляницы, молодые грузины наряжаются, и ходят по улицам с пляскою и пением.

Партия наряженных состоит из берикееби и гори — свиньи, т. е. человека, наряженного свиньею. Последний прикрыт спереди и сзади свиными шкурами, сшитыми в виде чахла.

На голову наряженного надевается свиная голова с огромными зубами. Толпа замаскированных приходит в каждый дом, где нет траура, и начинает пляску. Гори бегает вокруг наряженных и бьет их своими клыками, и часто так сильно, что на клыках его остаются клочки тулупа. В ответ на это, маскированные бьют свинью деревянными саблями, до тех-пор, пока она не притворится убитою. Берикееби самовольно входят в маран (Место приготовления и хранения вина) и пьют вино, — что им не запрещается. Хозяева выносят им в подарок яиц, и, передавая наряженным, выщипывают из бороды берики волос и кладут его в курятник, чтобы куры в предстоящий год несли побольше яиц. Маскированные ходят всю масляницу из деревни в деревню, и случается, что встретившись с другою [546] такою же партиею, вступают в неприязненные действия и открытую воину. Победители отнимают все, что только успели собрать побежденные. В последний день масляницы наряженные предаются кутежу и уничтожают все, что было собрано в течение недели.

У простого народа, в четверг, на маслянице, в день св. Шио существует обыкновение изгонять мышей из дому. Взяв в одну руку сдобный хлеб, а в другую прут шиповника, хозяйка ходит вокруг комнаты, постукивает прутиком и приговаривает: мышь, мышь, выходи!

Обойдя все углы, она передает хлеб и прут мальчику, который ожидает их у дверей, и, получив, бежит без оглядки за деревню — иначе мыши могут опять вернуться домой — и там съедает хлеб, а корку, воткнув на конец прута, бросает.

В прежнее время, в прощальный вечер воскресенья на масляной, слуги приходили к своим господам с палахою — палка с веревкою, слабо натянутою от одного конца к другому. Палка эта надевалась на босую ногу осужденного к наказанию по пятам. В этот вечер господа обязывались полным повиновением своим слугам и, чтобы отделаться от наказания палахою, должны были щедро отдариваться (Масляница у грузин. Кавк. 1846 г. No 6. — «Маскар. грузинской черни». Кавк. 1849 г. No 16).

Перед заговеньем грузины заготовляют роскошный, по средствам, ужин, приступая к которому по обычаю умывают руки, и, если в семействе есть лицо, не присутствующее на ужине, то при умовении рук выливают несколько капель воды на землю — как долю отсутствующего члена семейства. Под конец ужина выливают из стакана несколько капель вина на пол, в память усопших. По народному поверью, после ужина посылают ужин волкам, т. е. бросают около мякинницы кости, с уверенностию, что от этого волки в течение целого года не станут трогать скотину (Агебис-гаме (заговенье), Ив. Гзелиев. Закавк. Вестн. 1855 г., No 6).

В чистый понедельник, у грузин бывает кееноба или восстание шахов — праздник, установленный в воспоминание победы грузин над персиянами. В прежнее время дело решалось между двумя лицами: один из них представлял шаха, а другой грузинского царя. Между ними завязывался бой, в котором шах всегда был побеждаем; его бросали в воду, как бы с намерением утопить. С зрителей собирали деньги, на которые толпа игравших пировала («Масляница у грузин». Кавк. 1846 г., No 6). [547]

В последнее время характер игры этой изменился. В Тифлисе, например, город делился на две части; в каждой выбирали по одному шаху, одевали их богато и сажали на троне, на видном месте, — таком, с которого мнимый шах мог бы видеть всех проходящих и проезжающих.

«На улице, говорит кн. Д. О. Бебутов, в своих записках (Биография князя Д. О. Бебутова, стр. 6. — См. также Военный Сборник 1867 г. NoNo 6 и 7), держали богато убранного коня для каждого шаха, и тут же были отряды его войска, называвшиеся по именам улиц. Каждая улица имела свое знамя; отрядом командовал знаменитый боец. Шах приказывал брать дань с каждого прохожего, не принадлежавшего к его участку. Знаменщик, с несколькими ассистентами, бежал в указанному шахом прохожему, преграждал ему дорогу и, поставив перед ним знамя, требовал, именем шаха, дани. Никто не отказывался и давал по мере своих средств. Жертвователя пропускали, провожали с триумфом, провозглашая его имя и сумму пожертвования; шахский казначей заносил имя в список, а деньги на приход.»

Так как шахи избирались обыкновенно на первых днях масляницы, то они ежедневно в течение целой недели собирали деньги, употребляя на это утро, а после обеда прогуливались каждый в своей части города. Собранная сумма, каждым из шахов, достигала иногда до значительных размеров и употреблялась в последствии каждою стороною на кутёж и попойку участников игры. В понедельник, на первой неделе великого поста, назначалось обыкновенно окончательное сражение между двумя шахами. Поутру, в прощальное воскресенье открывались переговоры между противниками. Каждый из шахов употреблял различные хитрости к тому, чтобы переманить на свою сторону какой-либо целый отряд противника или отдельных бойцев, и предводителей, пользовавшихся известностию по своей силе и ловкости. Если какая-нибудь улица, составлявшая отдельный отряд, оставалась недовольною или шахом или дележем собранных денег, то изменяла — что было, впрочем, весьма редко — или оставалась нейтральною.

После полудня того же дня. т. е. воскресенья, оба шаха выезжали за город с особенным церемониалом. Впереди несли знамена каждой улицы, за ними шли сановники шаха, сам шах верхом, и наконец, его войско с запасом провизии и напитков. В голове колон шли музыканты, играя на [548] зурнах, бубнах, литаврах и больших трубах; — песенники пели военные песни, импровизаторы рассказывали речитативом народу о славных подвигах предков, и, наконец, плясуны и скоморохи довершали картину парадного шествия.

Выйдя за город, каждый из шахов старался занять те стратегические пункты, которые считал или выгодными для защиты или же такие, с которых предполагал начать бой в следующий день. Расставив пикеты, установив разъезды и запасясь лазутчиками, для получения точных сведений о намерениях неприятеля, обе стороны пировали весь остальной день и ночь, встречая в поле первый рассвет великого поста.

С раннего утра понедельника, толпы народа, женщины и дети гурьбою спешили за город и рассыпались живописною вереницею, по высотам окружающим Тифлис.

Завязывался бой, в котором принимали участие все сословия народа: князья (Кн. Бебутов рассказывает об этой игре, как участник боя, в котором он поплатился рассеченною губою), дворяне, ремесленники, взрослые и дети. Последние всегда открывали военные действия метанием камней из пращей, в защиту от которых у каждого бойца была бурка. По мере сближения сторон, противники переходили к бою на деревянных саблях.

«Метание камней, пишет Д. О. Бебутов, и рукопашные схватки продолжались без решительного перевеса на чью-либо сторону. Повидимому, чего-то боялись и чего-то ожидали. Около часу по-полудни вдруг у неприятеля поднялась тревога, отряды начали двигаться в разных направлениях, а зрители, разместившиеся по гребню горы, переходили в противуположную сторону.

«Наши стали приготовляться к общему нападению и заняли все приступы и тропинки, ведущие на вершину Сололакской горы (См. Биографию кн. Дав. Осип. Бебутова. Описываемый бой происходил в промежуток времени от 1803-1806 года). Причина тому была следующая: шах наш отправил в полночь, секретно, один отряд в обход Сололак, верст за шесть, в деревню Табахмелы. Отряду предписывалось выступить в понедельник и к двенадцати часам спуститься к Сололакской горе во фланг неприятелю, при чем на горе от Окроканы поставить лучших пращников, для обстреливания врага с тыла.

«Едва стали показываться передовые люди обходного отряда на фланге у неприятеля, младшие воины уступили поле [549] старшим, и последние начали приступ к горе. Пращники с обеих сторон вышли тысячами, осыпая друг друга камнями, словно градом; раненые отходили, а места их заступали люди все старше и старше. Рубились повсеместно, атакующих опрокидывали и сбрасывали с горы; товарищи их поддерживали и восстановляли равновесие. Бой продолжался около часу с переменным успехом. Нижняя сторона успела, однакоже, утвердиться на половине горы, укрываясь, по возможности, от летевших сверху камней. В это время обходная колонна подошла по гребню и завязала бои на фланге. Верхняя сторона должна была ослабить себя высылкою лучших бойцов своих против упомянутого отряда.

«Бой был в полном разгаре, знаменитые бойцы приняли уже в нем участие и дрались на саблях.

«Метание камней из пращи прекращено, потому что, по правилу боя, когда начинается сабельная рубка между знаменитыми бойцами, тогда употреблявший в дело пращу считался трусом. Верхняя сторона начала отступать; отряды нижней заняли гору, и неприятель бежал вниз по Сололакскому ущелью, преследуемый до самого дома главнокомандующего, находившегося хотя и на том же месте, где теперь, но вне черты города. Для воспрепятствования беглецам ворваться в город, все городские ворота были заперты.

«Главнокомандующий кн. Цицианов со свитою вышел на балкон своего дома, чтобы посмотреть на сражавшихся. Ему сказали, что причиною неудачи был сам шах верхней стороны, оскорбивший знаменитого своего бойца Саато, тем, что не дал ему требованной части денег. Саато с 40 или 50 человеками отборных бойцов согласились не принимать участия в игре.

«Главнокомандующий потребовал в себе Саато, и на вопрос: может ли он восстановить честь верхней части города, получил удовлетворительный ответ.

«Приняв от князя Цицианова кошелек с червонцами, Саато бросился на противников вместе со своим отрядом.

«Преследуя врага по пятам, Саато взобрался почти уже до вершины Сололака и думал сбросить противников в овраг... В эту-то минуту пращник попал ему в правый глаз... Саато упал. — Завязалась ожесточенная свалка: одни хотели унести своего предводителя, другие не давали и бились упорно.

«К месту побоища подъехал верхом кн. Цицианов. Он тотчас же разослал всю свою свиту и князей с приказанием превратить битву и отыскать того пращника, который, вопреки законам «криви», дерзнул во время [550] сабельной рубки вышибить камнем глаз Саато. Бой прекратился. Саато остался жив, но без правого глаза; вероломного же пращника не нашли. Этот день обошелся без убитых, ибо сражение происходило с соблюдением правил «криви», за исключением лишь единственного, только что упомянутого случая. Не мало было, впрочем, разрублено голов, выбито глаз, переранено лиц и носов. Добыча была также значительна» (Биография кн. Д. О. Бебутова, стр. 8-11. — См. также Воен. Сбор. 1867 г., No 6 и 7).

Так Тифлис проводил первый день великого поста. В других городах и селениях характер был отличен от тифлисской.

Обыкновенно в понедельник утром выбирали кеени из числа лиц, отличающихся своею бойкостию, веселостию и шутливостию. На выбранного надевали колпак, сделанный из бурки, шубу на изнанку, лице пачкали сажею, а в руки давали меч, конец которого украшен яблоком или чем-нибудь подобным. — Ему предоставляли власть царя или шаха, оказывали всевозможные почести, каждый становился перед ним на колени и снимал шапку — горе тому, кто будет замечен в грубости или неучтивости. Неучтивцу — кеени приказывает выколоть глаза. Виновного хватают, намазывают сажею глаза и в таком виде представляют повелителю.

Часто между шутками приходится некоторым грузинам испытывать серьёзное наказание и неприятности.

Верхом на осле, сопровождаемый народом, музыкою и предшествуемый знаменем, кеени объезжает городские улицы или сельские переулки и, достигнув возвышенного места, садится на скамью, заменяющую ему трон. Каждый проходящий, какого бы звания он ни был, должен остановиться перед повелителем, поклониться и что-нибудь подарить. Свита его разделяется на две стороны; из обеих сторон выступают лучшие бойцы и завязывается кулачный бой, ободряемый и поощряемый криками присутствующих, принимающих в нем живое участие, ибо, по народному предрассудку, Господь благословляет обильным урожаем земли той стороны, которая победит на кулачном бою, бывающему в этот день.

Вечер середы страстной недели простой народ посвящает обряду кудианебщ в котором главную роль играет нечистая сила.

Существует между грузинами легенда, что однажды ночь застигла трех путников, принужденных расположиться на [551] берегу какой-то реки. Путники были: Соломон премудрый, его жена царица и служитель.

Закинув в воду рыболовную сеть, они вытащили три рыбы, положили их в котел, развели огонь и начали варить. Рыба сварилась, — котел снят с огня.

— Меня называют все опорою мудрости, говорил Соломон, но я недоумеваю, когда вспомню сон, который я видел прошлою ночью. Снилось мне, что на моем ложе спит неизвестный человек; в головах его росла яблоня с плодами, в ногах — тоже яблоня, но более первой обремененная яблоками. Если это правда, то пусть оживет одна из пойманных нами рыб, в подтверждение моего видения.

Вода в котле зашумела, выскочила одна рыба и исчезла в реке.

Служитель стал за тем рассказывать Соломону, что какой-то вещий голос твердит ему об убийстве Соломона.

— Если мое предчувствие справедливо, говорил он, стоя на коленях перед своим повелителем, то одна из двух свареных рыб пусть возвратится к жизни и последует за своей подругой, ожившей по твоему слову.

Рыба ожила и погрузилась в свою стихию; в котле осталась только одна рыба. — Царице сделалось дурно, она упала в обморок, около нее засуетились, начали тереть ей грудь розовою водою, — Очнувшись, царица призналась Соломону, что она замышляла убить его.

— Двенадцать лет, говорила она, как я люблю царя островов; справедливость этого подтвердит даже рыба безгласная...

Последняя рыба выпрыгнула вон, и котел опустел. — Соломон потребовал к себе Кундзулеля (островитянина), моурава бесов. — Кундзулель явился.

— У меня есть медный кувшин, если возмешься наполнить его своими подданными, то выиграешь царицу, сказал Соломон.

Островитянин принял предложение с восхищением. Три дня и три ночи шел в кувшин поток чертей, подвластных островитянину, но он все-таки не мог наполниться до горлышка.,

— Полезай уже и ты, сказал Соломон Кундзулелю, а за тобою кстати последует и выигранная тобою царица — твоя любовница.

Лукавый влез, крышку захлопнули, и Соломон приложил к ней свою печать. Оковав крестообразно, кувшин бросили [552] в самую глубь моря. — С тех пор не стало нечистой силы. — Прошло после того пятнадцать веков, о злых духах и помину не было. — Грузины жили спокойно. — Рыболовы вытащили как-то, нечаянно, этот кувшин и, думая найти клад, разбили его. — Темной тучей рассыпались черти из кувшина. — «Те, которые попали при такой суматохе, в воду, сделались обладателями этой стихии, т. е. водяными; иным удалось достигнуть леса и водвориться в нем, отчего произошли другие устремились в ущелья, в горы, в пещеры и пропасти и основались там».

Таким образом, злые духи завладели всею землею. С ними вошли в сношения люди и, по понятию грузин, преимущественно старухи, которые, заключив контракт с нечистым, обращаются в кудианеби, т. е. в ведьм и колдуний с хвостами.

Один раз в году, в страстной четверг, все ведьмы и отовсюду собираются на гору Ялбуз (Эльборус) на шабаш. Путешествие свое туда они совершают на кошках, которых хватают ночью у грузин. Чтобы предохранить себя от посещений ведьм, туземцы в этот вечер зажигают на дворе каждого дома костры из соломы. Все домочадцы, от шестидесяти-летнего старца до пяти-летнего ребенка, обязаны перепрыгнуть через костер, не менее трех раз, при ружейных выстрелах и с заклинанием, состоящим в повторении слов: ари-урули-урули-урули кудианеби (фраза непереводимая, но выражающая однако проклятие над кудианебами). В деревнях, кроме того, заслоняют ветками шиповника окна, двери и отверстия трубы в сакле.

Простой народ верит чистосердечно, что, в ночь с среды на четверг страстной недели, кудианеби действительно тревожат тех, кто не успел перепрыгнуть через костер, называемый чиа-кокона, и забираются в те дома, которые не были ограждены ветвями шиповника, где и воруют кошек, необходимых им для путешествия на гору Ялбуз. — «Попытайте войти, говорит корреспондент «Кавказа», в какой угодно дом или, заглянув туда, прислушайтесь повнимательнее: везде раздаются жалобные мяуканья; бедные кошки тщательно заперты в сундуках, из опасения, чтобы их не похватали неприязненные ездоки — кудианеби».

На горе Ялбузе, по преданию грузин, томится узник, богатырь Амиран, заключенный туда по слову Божию с незапамятных времен. Железная цепь, к которой он привязан, так крепка, что никакие силы не в состоянии ее разорвать [553] сразу. Вместе с Амираном находится в пещере собака — единственный сотоварищ его одиночества. Верный пес без устали лижет оковы своего господина и давно бы их разорвал, еслибы грузинские кузнецы ежегодно в утро страстного четверга не ударяли три раза о наковальню. От этих ударов цепь приобретает прежнюю крепость, и Амирану суждено освободиться от оков только в день второго пришествия («Кудианеби» Н. Берзенов Кавк. 1864 г. No 28. — «Очерки деревенских нравов Грузии», его же. Кавк. 1858 г., No 28 и 55. — «Кудианоба», Н. Берзенов. Кавк., 1850 г. No 33)...

Грузины соблюдают строго только первую половину великого поста и тогда почти все говеют и постятся; во вторую же половину, мужчины не придерживаются строгого воздержания.

У туземцев существует предание, что «св. Иосиф в страстную пятницу выкопал могилу в чистой скале, до которой не касалось ничто грешное; потом снял со креста святое тело Христово, завернул его в свежую, чистую и белую бязь, отнес на своей спине и похоронил в приготовленном месте». На другой день, в страстную субботу, в сумерки, пришли ко гробу Господню, в отчаянии, три святые жены — небесная и земная царица Мария, Марфа и Мария, сестры св. Лазаря. Говорят, что они в руках держали красные яйца. Прийдя оплакивать Христа, жены встретили восторженного ангела, объявившего им, что Спаситель воскрес и встал из гроба. Жены вернулись и пошли отыскивать Христа.

Отсюда грузины ведут, впрочем, общий обычай красить к празднику Пасхи яйца и ими поздравлять друг друга,

У кого не было яиц, те выдумали средство приобретать их к празднику Пасхи, — известному у грузин под именем агдгома, — установлением особого обычая.

За несколько дней до наступления праздника, начиная с пятницы страстной недели, мужчины собирались толпами, преимущественно охотники покутить, попить и поесть на чужой счет. Собравшаяся толпа предавалась предварительно кутежу: пила из красных чашек или турьих рогов огромных размеров и за тем обходила все дома селения, поздравляя хозяев с предстоящим праздником пасхи. Обычай этот известен под именем чона — припева к песни. В самой песни желают хозяину, чтобы дом его был также обилен как марань Шио, чтобы в нем все и все было полно, сыто и счастливо. Поздравляющие взбираются на кровлю дома и через отверстие ее [554] спускают на веревке корзину. Хозяева кладут в корзину одно яйцо и отпускают поздравителей. Чонисты, будучи по большей части на-веселе, часто не довольствуются поданным.

— Оролобаа (двойное), кричат они сверху в отверстие, высказывая тем желание, чтобы хозяин не скупился и положил вместо одного, — два яйца.

Собравши таким образом достаточное количество яиц, чонисты с терпением ожидают наступления высокоторжественного дня.

Празднование пасхи у грузин весьма мало отличается от празднования ее у нас, русских. В этот день у многих хозяев и владельцев выставлен стол для убогих и нищих, и не одна рука спешит подать милостыню заключенным в тюрьмах.

Грузин, впрочем, не очень пристрастен к христосованью, к размену яиц, катание которых заменяет игрою в мяч. Игра эта особенно в больших размерах развита в Имеретии. Приготовляют мяч, величиною с арбуз, и обшивают его галунами. Народ делится на две стороны, в средину между которыми бросают мяч. Каждая сторона старается завладеть им, поднимается жестокая драка; честь и слава. той стороне, которой достанется мяч, — он сулит ей, по народному верованию и предрассудку, в течении целого года изобилие и удачу во всем. Иногда после боя мяч разрезывается на несколько кусочков, которые раздаются нескольким домохозяевам, уверенным, что хранение кусочка мяча доставит изобилие их домам, урожай и т. п.

Во вторник после пасхи, в Тифлисе бывает праздник джоджооба или додооба — праздник ящериц. На Авлабаре за Собачьею слободою (дзаглис-убани), под крутым навесом скалистого берега реки Куры, существует пещера. Не смотря на то, что путь к ней труден и опасен, потому что идет по самому краю берега, каждая грузинка считает своею обязанностию, запасшись куском сахару, побывать в этой пещере, помолиться там и оставить сахар на пищу ящерицам — жителям пещеры. На чем основано начало этого обычая — неизвестно; предание говорит только то, что здесь жил муж, имевший способность одним прикосновением рук уничтожать на лице веснушки (Мта-цминдский праздник, Н. Берзенов, Кавк. 1851 г., No 43).

Отпраздновав пасху, грузины с нетерпением ждут мая месяца. Февраль и март им не нравится. Февраль дует, — [555] март шубу шьет, говорят они, и если бы один день жизни оставался марту, то и тогда ему доверять нельзя: под конец он любит замахать хвостом, чем производит снег, дождь и слякоть.»

Существует поверье, что 7 мая бывает такой дождь, от которого выростают чрезвычайно длинные волосы. Весь этот день, молодые девушки, с открытыми головами, танцуют до упаду на кровлях дома, ожидая орошения своих волос (Кавк. 1854 г. No 91, стр. 366 примеч.).

Накануне 1-го мая у одной из подруг собираются девушки и молодые женщины. Из среды себя они выбирают одну, которая должна собрать на завтрашний день воды из семи разных источников. Вода эта предназначается для вичак — гаданья.

Избранная девушка встает рано утром 1-го мая, так рано, что и солнце еще не всходило, и молча отправляется из дому. Она не смеет говорить ни с кем во все время пути к источнику и обратно. Если она забудется и станет говорить с посторонними ранее, чем придет домой с водою, то вода потеряет свою силу, и девушка, вылив её из кувшина, должна снова идти за сбором. Подруги ее, поднявшись также рано, отправляются собирать цветы, для украшения сосуда, в котором будет вичакская вода.

Вода собрана и сосуд украшен цветами. Каждая из участниц загадала о том, что ей хочется знать в будущем, и на всякий вопрос опустила в воду: или кольцо, серьгу или наперсток, а за неимением их и просто камушек. В таком положении вичакская вода остается до Вознесенья.

В день Вознесения, вичаки оканчиваются, и происходит розыгрыш. Подруги собираются, приглашают маленькую девочку, но непременно такую, которая была бы первенец у родителей; она обязана вынимать вещи из сосуда. Сосуд с вичакскою водою поставлен посреди комнаты. Около него садится девочка, и во избежание лицеприятия, закрывается вместе с сосудом покрывалом. Вокруг нее садятся, все участницы игры, в ожидании решения своей будущей судьбы. Одна из девушек начинает петь особые вичакские стихи:

1

Яблоко есть у меня
Разукрашенное;
Брат просил — не дала:
Милым оно
Мне в подарок дано.

2

Речка бежит,
Волнуется;
По речке плывут
Два яблочка...
Вот и милый мой [556]
Возвращается;
Вижу, как рукой,
Шапкой манит он.

3

У нашего дома цветет огород
В огороде там травка растет;
Нужно травку скосить молодцу,
Нужен молодец красной девице...

4

Хлеб испекла я из пшена,
Показался ячменным он мне...
Ах, далек ты отсюда, мой милый!
Но как вернешься с пути —
Речи польются из уст,
Словно сахар, сладкие. —

5

Воспевая розу, я цветы сбираю;
Соберу и насыплю цветов я в мешок,
И мешок тот кругом обошью;
И пойду поброжу-с сакли на саклю,
И лучше тебя я найду молодца. —

6

Поднялась я на гору крутую,
Мыть белье подвенечное,
Мыло-ж было с позолотою;
На глазах же слезы горькие...
Ах родные, не горюйте вы, —
На роду мне так написано!...

7

Пошла я под камень тяжелый, —
И пару, лишь платья взяла....
Ах, скажите вы родным моим,
Доля тяжкая мне досталася.

После каждого стиха вынимается из сосуда одна вещь, и та, кому принадлежит она, выслушивает объяснение смысла, выпавшего на ее долю стиха. Первые четыре куплета сулят хорошее: долгую жизнь, счастие, скорое возвращение милого, исполнение желания, свадьбу и проч. Последние же три, — потерю кого нибудь из близких, разорение или скорую смерть.

На волю гадавшей предоставляется, выслушав толкование, открыть или нет собранию то, о чем она гадала. Стихи поются до тех пор, пока не будут вынуты все вещи из сосуда. Гадание кончено. Хозяйка угощает гостей, и все присутствующие заключают его резвою лезгинкой, под звуки монотонной, но «живой, как горный потов, дайры (бубен)», или томашею — национальною пляскою грузин, где девушка сладострастно плывет под звуки национальной музыки. — Стройные формы грузинки обрисовываются кабою (женская одежда); локоны небрежно падают из-под шитой тавксаквари (головной убор) и переплетаются с концами нежной чикилы — косынки с опущенными концами, на которую надевается тавксаквари.

Мужчины в день Вознесения занимаются скачкою. В Тифлисе скачка происходит за городом, на месте весьма живописном. По направлению в западу тянутся горы, медленно и спокойно течет река Кура, кругом зеленые сады, перемешанные с землянками. Группы женщин в белых чадрах в разных местах покрывают возвышенности или сидят на плоских крышах домов. С утра раскидываются палатки и балаганы; [556] в них сидят торговцы с разными сластями. В этой живописной котловине и происходят скачки. По двум концам ристалища собираются всадники, вооруженные пиками, винтовками и джеридами — длинная, тонкая палка с острым наконечником. Скачка начинается. «На встречу друг другу несутся всадники и, подскакав довольно близко один к другому, бросают шесты и, поворотив коней во весь опор, пускаются назад. Их с криком преследуют противники и пускают вслед ружейные выстрелы и палки. Искусные верховые во все глаза смотрят назад и на лету ловят палки; неопытные же поражаются в спину и затылок.» Громы рукоплесканий, столкновение и падение лошадей, выбивание из седла, хохот и шум продолжаются до самого вечера («Грузия и Грузины», Д. Бокрадзе, Кавк. 1861 г. No 15)...

Из других праздников замечательны у грузин праздник Успения Божией Матери и Геристоба, или праздник в честь св. Георгия.

Народ по преимуществу чтит Богоматерь. Часто грузин не знает ни одной молитвы, но всегда призывает на себя покровительство Божией матери. Месяц август на грузинском языке носит название Мариамобис-тве, т. е. месяц св. Марии. Во все продолжение августа многие женщины ходят босиком по обету. Основанием к тому послужило то, что св. Нина, просветительница Грузии христианскою верою, столь чтимая народом, пошла в Грузию по избранию и указанию Богоматери (В честь св. Нины бывает праздник 14-го января. См. Закавк. Вестн. 1855 г. No 4. Подробности о жизни и проповеди св. Нины можно найти в Закавк. Вест. 1849 г. No 12-18, 44 и 45. Грузия и Армения изд. 1848 г. ч. I, 117-133, 209-217. Историч. изобр. Грузии, стр. 46. — Маяк 1844 г. т. XV, смесь, стр. 31, 33 и многие другие).

Праздник Успения Божией матери известен под именем самеба, и в некоторых местах Грузии празднуется с особым торжеством. В этом отношении особенно замечательны два праздника: Алёвский в Карталинии не подалеку от г. Душета (См. Алёвский успенский праздник в Карталинии, Закавк. Вест. 1854 г. No 37), и Марткопский (Закавк. Вест. 1845 г. No 4. — Описание праздника, см. Кавк.: «Письмо в брату в Орел 18-го августа 1846 г.» 1846 г. No 34. — Закавказск. край, Гакстгаузена, изд. 1857 г. ч. I, 98-105) — в Кахетии, в древнем монастыре св. Антония, в 24 верстах от Тифлиса.

Подошвы гор, у храмов, в обыкновенное время пустынные, оживляются в этот день множеством богомольцев, располагающихся в палатках, шалашах или просто под открытым [558] небом. С наступлением сумерек, накануне праздника, гора блистает тысячами огней, оглашается звуками зурны и песнями сазандаров — поэтов-импровизаторов.

В Карталинии, в деревушке Арбо, 22-го августа празднуется с особым торжеством Геристоба — праздник в честь Георгия победоносца.

Грузины признают Георгия под шестидесятью тремя различными названиями: Каппадокийский, Вифлеемский, Квашветский и проч. Оттого грузин, обращающийся с молитвою к святому, произносит: «Да управит Бог руку нашу, и да сопутствуют нам всегда шестьдесят-три святых Георгия.»

Все названия этого святого прописываются в авгорозе — большом листе бумаги, на котором по краям изображен святой, и пишется первая глаза евангелия Иоанна и разные молитвы. Чаще же всего на таком лоскутке бумаги пишется письмо, по преданию, будто бы писанное Иисусом Христом к Авгарю царю эдесскому. «Кто его иметь будет при себе, сказано в письме, к тому не осмелится прикоснуться дух и какие бы то ни было опасности»... Носящий это письмо застрахован от нечистой силы. Лист складывается особенным образом, зашивается в канаусовый мешечек, носимый на груди вместе с крестом, или же пришивается на правом плече бешмета, около разрезов, под мышкой.

Деревня Арбо лежит неподалеку от Патара-Лиахви. В центре ее находится церковь во имя святого Георгия, по преданию построенная царицею Тамарою. В церкви стоит икона св. Георгия, сделанная в виде креста из позолоченного серебра. Близ храма есть особенное место, куда богомольцы приводят коров, овец и петухов для принесения в жертву Георгию. Хозяин не может сам зарезать свою жертву, он просит о том натэби — лицо, собственно только для этого избранное. Зарезав приведенное животное, натэби берет за это в свою пользу половину туловища, голову и шкуру. После жертвоприношений и обедни начинаются игры. Тут появляются и кадаги — личности, близко подходящие к тем, которые называются у нас кликушами.

В глазах простого народа кадаги считаются провозвестницами гнева небесного и избранными для обличения. Простолюдин полагает, что эти существа больны от образа. Грузины толпою следуют за кадагою (Мужчины редко бывают кадагами, это принадлежность женщин) и слушая с полным вниманием их, несвязные речи, с подобострастием исполняют [559] все приказания, как бы тягостны они ни были. Народ верит словам их безусловно. Перед пророчеством такая женщина падает на землю, приходит в исступление, корчится, рвет на себе волосы, ударяет руками и ногами о скалистую землю, — во рту выступает пена, лицо ее искажается, и в таком виде начинается пророчество.

— Ты грешный человек, говорит кадага, обращаясь к кому-нибудь. Прошлого года, в такой-то день, перед вечером, ты затеял богопротивное дело. Не отнекивайся! ты не помнишь... забыл... но от меня ничего не скрыто — я все знаю. Иди-ка лучше, несчастливец, вот в такую-то церковь, помолись там образу, да зарежь потом корову.

Иногда кадага приказывает взойти на какую-нибудь высокую гору, где находятся остатки древнего монастыря, или просто покаяться в своих грехах в духане (кабак). Грузин, к которому обращено было подобное обличение кадаги, припоминает что раз действительно подумал о недобром деле — берет деньги и отправляется куда приказано. После подобного пророчества, всякое веселье прекращается; народ делается унылым, повсюду слышатся глубокие вздохи, ударение себя в грудь, сопровождаемые словами: «Очисти нас Боже, очисти" («Грузинские гадальщицы», Кавк. 1853 г. No 56; Кавк. 1847 г. No 3)!

Кроме этих порченых существ, у грузин есть мкитхави (гадальщицы) и екими (знахарки).

Мкитхави — это женщины, которые рассказывают будущее, не стесняясь ни лицом, ни званием, но предсказанию их преимущественно подлежат только сердечные стороны и желания. — Знахарки — это туземные доморощенные лекари, к которым грузины часто обращаются за советом.

У них существуют свои собственные лекарства. От подагры надо достать лапку зайца, убитого на кануне Рождества, и носить ее несколько дней под рубашкою. Если болит правая нога, то надо носить левую заячью ногу; если левая — то правую. От ревматизма надо живую змею поджарить на сковороде, и добытым таким образом жиром, производить втирание, пока не получишь облегчение или, по крайней мере, до тех пор пока не наскучит.

От золотухи ребенка бреют, надевают на голову холстинную ермолку, пропитанную смолою, и в таком виде оставляют его на две недели. Потом, когда смола вопьется в тело, ермолку разом срывают с головы. Туземцы полагают, что эта операция помогает росту волос. [560]

Лихорадку прогоняют десятью зубками чесноку, который толкут, мешают с медом и дают больному на тощак. Целый день больной не должен пить, не смотря на сильную жажду — иначе лекарство не подействует.

От бельма толкут кизиловые косточки и вдувают в глаз; от глухоты прикладывают к уху корень травы хариз-дзири. «Корень этот необходимо держать крепко, ибо он имеет такое влечение к больному уху, что может вырваться из рук и войти внутрь головы больного («Простонародныя лекарства грузин» И. См. Кавк. 1851 г. No 9).

От глаза совсем другой способ лечения. Взойдя на тахти, знахарка берет от хозяйки пояс, и подойдя в девушке, начинает нашептывать над ее головою. Потом дает один конец пояса в руки пациентки, начинает измерять его локтем, сопровождая это действие вздохами, и отчаянными зевками. Минут с десять продолжается подобное заклинание от порчи глазом. Частое зевание знахарки служит знаком тому, что девушку сглазили очень сильно, ибо при последнем третьем измерении пояс оказался не в меру длинен — значит помочь трудно.

V.

Суеверия и предрассудки грузинского народа.

Наступает весна в Грузии. Черные шиферные горы, почти целый год мрачные, одеваются теперь яркою зеленью, поля покрываются травою; миндальные деревья укутаны серебром, персиковые — пурпуром; воздух полон аромата. Длинные вереницы журавлей тянутся на наш север, ласточки щебечут...

Проснувшись рано утром, грузин торопится прежде всего выпить глоток вина, потому что без этого, он, по народному поверью, не может победить ласточки, а не победив её, будет страдать целый год лихорадкою. Точно также, если он услышит голос кукушки прежде чем успеет съесть кусочик хлеба, он уже не может победить её.

Народная легенда заставила грузина уважать эту птицу, и вот по какому случаю:

Где-то далеко, близ Индии, есть царство карликов, куда попал один грузин, неизвестно, впрочем, каким образом. Карлики ели и пили очень мало: одного чурека да полтунги вина им хватало на целую неделю. Грузин, привыкший к обильной и разнообразной пище, был в отчаянии. Чужестранец стал размышлять о том, как бы ему убраться во-свояси, но решительно не знал, как это сделать. Пока он раздумывал, прошло три зимы; тоска по родине замучила бедного странника. Непредвиденный случай вывел его из затруднительного положения.

— Я отправляюсь в Грузию, не хочешь ли идти вместе со мною, предложил ему один из карликов.

Грузин, конечно, обрадовался, и в начале апреля, запасясь провизиею, они отправились в путь.

Долго они шли, наконец, достигли до границы, где оканчивалось царство карликов.

— Слушай, товарищ! говорил карлик грузину, я чуть только перешагну границы нашего царства, тотчас превращусь в птицу, — ту, которую зовут у вас кукушкой. Тогда я не буду ходить, а летать, но полечу медленно, чтобы ты мог поспевать за мною. Смотри же, будь осторожен, не теряй меня из виду, а то не найдешь дороги.

Перешли границу. Не успел оглянуться грузин, как карлик превратился в птицу. Грузин, остолбенев, смотрел за полетом кукушки. Та полетела вдаль, а грузин стоял, не двигаясь. Кукушка, видя, что путник не следует за ней, вернулась назад и ударом крыла по щеке вывела товарища из задумчивого положения.

Путники пошли далее. В последних числах мая, они достигли Грузии. Грузин пригласил кукушку к себе в дом, хотел угостить ее, но она, под предлогом того, что боится кошек и ребятишек, отказалась, говоря, будто «довольна и тем, что Бог дал ей в день по одному воробью, которые летают за нею всюду” («Признаки весны: царство кукушек». Кн. V. Эристов, Кавк. 1849 г., No 18).

Народное суеверие заставляет грузина побеждать все вновь, появляющееся весною: перелетных птиц, которых зимою не бывает, вновь родившихся животных и домашних птиц. Кто обутый увидит гусенят — тот победил их; увидавший их босым рискует страдать болезнью ног. Победить утенят может только причесанный, — это спасение от головной боли. Слышать крик совы надо стоя на ногах и на одним месте, иначе будешь шататься как сова, с места на место.

Поверье это объясняется самою легендою о происхождении сов. Злая мачиха играет тут первенствующую роль. [562]

«У крестьянина было два сына, которых он любил искренно и нежно. Со смертью жены, оставшись вдовым, он перенес свою любовь и привязанность на детей и успел их на столько привязать к себе, что они забыли о потере матери. Спустя некоторое время, крестьянин также позабыл о потере нежно-любимой жены и женился на другой. С тех пор прошли красные дни для детей. Злая мачиха преследовала их всюду, бранила и била без всякой причины. Мальчики обращались с жалобою к отцу, но тот, будучи слаб к молодой жене, утешал детей тем, что, взыскивая с них, мачиха желает им добра. Дети стали избегать мачихи, и считали себя счастливейшими, когда посылали их в поле пасти коров и телят, где они могли вдоволь наиграться. Заигравшись однажды, они не заметили, как день склонялся к вечеру, не заметили и того, что все стадо разбрелось по лесу. Собрав стадо, они недосчитались одного теленка, и какие средства ни употребляли мальчики, но теленка все-таки найти не могли. Становилось все темнее и темнее. Испуганные темнотою ночи и воем шакалов, бедные дети прижались друг к другу и горько плакали. Идти домой они не решались. Угрозы мачихи и ее побои были для них гораздо страшнее, чем все предстоящие опасности в лесу и во время ночи. Скот снова разбрелся в разные стороны, а это еще более лишало мальчиков возможности возвратиться домой. Дети просили у Бога, как спасения для себя, чтобы он превратил их в птиц и тем избавил от злой мачихи. Молитва их услышана; они сделались совами, которых до этого времени на свете вовсе не было. Совы полетели в глубь леса, «но страх внушенный мачихою был так велик, что они, став совами, все еще не забыли о теленке. Да и теперь совы в лесу не усидят на одном месте, а все летают с дерева на, дерево, ища теленка».

— Иповне (нашел ли)? кричит одна.

— Вера, вера (нет, нет)! отвечает другая.

Вообще, надо заметить, что суеверие у грузин проявляется во всей первобытной форме.

Прокричит ли петух после заката солнца, грузин верит, что враг собирается на хозяев петуха. Если говорить часто о чем-нибудь, то оно должно совершиться как бы по неволе. Поверье это выразилось у русского народа в поговорке, — «накликать беду». [563]

Неблагословенной сетью грузин не станет ловить рыбу. — Он верит, что такою сетью, вместо рыбы, будешь таскать камни, а пожалуй вытащишь и бесенка.

Грузины имеют множество признаков, по которым заключают о будущем. Объяснение примет зависит от того, кто и как на себе испытал ту или другую примету. Для одного чихнуть два раза сряду означает добро, для другого напротив. У кого играет правый глаз, тот надеется на хорошее, а иной доволен и игрою левого глаза. Об этом существует у грузин целая рукописная книга: О пении членов (!), пользующаяся большею популярностию. В книге подробно изложено значение игры членов человеческого тела, всех и каждого порознь, начиная с бровей, до ног с их пальцами, суставами и ногтями («Очерки деревен. нрав. Грузии», Н. Берзенов. Кавк. 1854 г. No 1, стр. 282, примеч.).

Кто привесит зуб волка к лошади, тот увеличивает быстроту ее хода. К волчьему хвосту прибегают для открытия домашнего вора из числа нескольких подозреваемых лиц. Каждый из обвиняемых должен перепрыгнуть через зажженный хвост; виновный узнается по корчам, которые поражают его при этом. Укушенный бешеною собакою бросается к зеркалу, и если в нем увидит ее морду вместо своего лица, то верит в непреложность своей смерти, а если наоборот, то считает себя выздоровевшим.

По народному поверью, если лисица поваляется на засеянном месте, то оно лишается произрастания. От сообщения лисы с псом рождается искуситель. Если поймать удода во вторник, а в середу зарезать и высушить каждое перышко и косточки птицы — то они обладают множеством талисманов. Кто имеет в своем кошельке гребень удода, будет иметь всегда успех в суде; владеющий клювом удода и пришивший нижнюю часть его к рукаву, может когда захочет избавиться от соперника в любви и избежать всяких ссор и треволнений. Носить на рукаве правый глаз удода, значит пользоваться всегда расположением своего господина. Колдовство исчезает, если мозгом удода окурить заколдованное место. «Если беременная женщина носит на рукаве сердце этой же птицы, то она вне всякой опасности от преждевременных родов. Кто на правом рукаве будет носит язычек удода, тому нечего бояться отравы. Когда собираешься к царскому порогу, сделай наперед мазь из крови удода, и льняного масла, помажь ею себе ноздри и ступай с Богом.»

Все эти любопытные для себя указания грузин находит [564] в рукописном лечебнике — Карабадим, к которому весьма часто обращается во время недугов.

Болезнь у грузин нередко представляется в виде пластических образов или духов. Болезнь оспы, например, не считается физическою, но болезнью живою — обществом высших разумных духов, которые, имея власть над человеком, посещают непременно каждого, и обрекают на смерть того, кто имел несчастие навлечь на себя их гнев. Господство духов над человеком послужило основанием к тому, что их прозвали батанами (господин) и даже ангелами. Больного, с самыми первыми признаками оспы, укладывают в сакле на самом почетном месте, и около него ставят столик, уставленный лучшими вещами, имеющимися в доме. Куски сахара, яблоки, преимущественно красного цвета, и другие местные фрукты, стакан с молоком, крендели и обрезки разноцветных шелковых материй — все это размещается на столике возле больного.

По понятию грузин, духи как и люди нуждаются в пище и питьи. Они берутся за приготовленное им кушанье в глубокую полночь, когда повсюду царствует тишина, и все погружены в мертвый сон.

Приготовив для духов стол, грузины принимаются за музыку и пение, как необходимые принадлежности хорошего стола. Если в доме не случится чонгури (Чонгури — музыкальный инструмент употребительнейший у грузин, Чонгури городской, не то что деревенский, «городской чонгури это аристократ, в сравнении с своим сельским, буквально неотесанным, собратом.» В городах существуют три видоизменения этого инструмента: тори, просто чонгури и В деревенском чонгури нет украшений, нет серебрянного ободочка с надписью: плаваю в океане блаженства и очарования; струны его не металлические, а из жил, нарезанных на тонкие ниточки и навощенных. Грузины любят этот инструмент и сложили про него песню: «Чонгури мой чонгури — поет селянин — вдали вырезанный из груши (дерева); наследие моего отца, времен моего деда.» Вообще о музыкальных инструментах см. Кавк. 1850, No 65), то достают у соседа и играют подле больного, а в промежуток между музыкою все домашние считают необходимым петь песню, следующего содержания: «Лилия-баюшки, роза-баюшки, лилия-баюшки-баю! к нам пожаловали батонеби, лилия-баюшки пожаловали и развеселились, лилия-баюшки-баю!»

По уверению старух, батонеби большие охотники до пения и музыки. Они, по рассказам, сами играют на чонгури и поют так сладко и очаровательно, что пение их можно сравнить только с ангельским пением. [565]

Во все время болезни, утром и вечером около больного курят базму — состав из мелко-истолченых грецких орехов, смешанных с хлопчатою бумагою. Состав этот имеет вид курительных свечей желтоватого цвета. Базме приписывают волшебную силу. Рассказывают, что если оспа изуродовала больного, или лишила его какого-либо органа, то стоит только месяц или два покурить в сакле базму, и тогда больному возвратится прежнее здоровье. Если в доме есть отчаянно больной оспою, то стоит только зажечь базму и поставить ее тайком на кровле соседа, где есть также больной, тогда первый выздоровеет, а последний сделается жертвою батонеби. К последнему средству прибегают, впрочем, очень редко.

Во время посещения батонеби никто не смеет плакать по больном, ни носить траур, пока они не распростятся окончательно с семейством, хотя бы умерший от них был единственный сын у родителей. Нельзя стрелять из ружья, резать кур и свиней, потому что батонеби при посещении считают их, и потом, если курица или свинья будет зарезана, то беда всему семейству («Обряд у грузин во время болезни оспы». Закавк. Вест. 1364 г., No 44).

Лихорадка представляется грузинами в виде существа страшно-худощавого и бледного, в котором нет и признака живительной крови; тело ее один скелет, движущийся посредством какой-то неведомой силы. Этот суровый образ лихорадки странствует по-белу свету и кого навестит, тот неминуемая жертва болезни.

Раннею весною, по сказанию грузин, у главного входа в город Гумбри (нынешний Александрополь) собираются три брата, гении лихорадки. Отсюда они начинают свое путешествие: один идет в Кахетию, другой — в Карталинию, а третий — в Армению. С наступлением зимы, братья опять соединяются в Гумбри (Газ. Кавказ, 1854 г., No 41). По сказанию «Карабадима», есть двадцать пять родов лихорадки, но противу всех существует одна молитва: «Аврам, Саврам, Турман, гора лихорадки — лекарственная, сказано в молитве. Если ты не христианин, а жид, то ради имени священника Каиафы; если татарин или персиянин, то ради Магомета, — удались от сего раба Божие. Авгсир (?) взобрался на кедр ливанский крича, рыдая и сокрушаясь. Отчего ты плачешь, сила трясущая? Разрежу я тебя вдоль и поперег и брошу в пропасть клокочущую, и моя молитва да уничтожит тебя” («О грузинской медицине», Н. Берзенов. Кавк. календ. на 1857 г., 480). [566]

Мигрень представляется в образе быка, грызущего железо. Против него надо переписать на лоскутке чистой бумаги, потом обмочить его в уксусе и приложить ко лбу, следующую молитву: «На краю сенокоса (Аллегорическое изображение головы), завелся шакеки (мигрень), грызущий железо, как вол сено. Св. Георгий проклял его, и на утро он исчез».

Чесотка, по понятию народа — безродное чудовище, которое выходит из черных скал, входит в тело, гложет кости и, высасывая кровь, превращает их в прах.

«Гой ты Иело, Иело юродивый, бесприютный! говорит заклинание. Откуда исходишь и куда входишь? — Исхожу из черной скалистой горы, вхожу в тело человека, обдираю плоть, гложу кости, пью кровь. — Нет, да не допустит тебя Отец, Сын и Св. Дух; не позволю я тебе войти в человека; раздроблю тебя на мелкие части, брошу в медный котел, раскалю его огнем и жупелом серным. Удались, отвяжись от раба Божиего».

Надо трижды прочесть в день субботний эту молитву над больным при двух зажженных свечах. Части тела, на которых больше сыпи, намазать мазью из толченой серы, смешанной с чухонским маслом, и выздоровление несомненно («Следы прошедшего». Кавк. 1852 г. No 33. — Кав. кал. на 1857 г., 490).

Вообще у грузин почти противу каждой болезни есть свои лекарства и различные заклинания. В них к чистоте религиозной примешивается часто народное суеверие. Значительная часть необыкновенных в жизни приключений, добрых или худых, приписывается влиянию невидимых сверхъестественных сил, и весьма часто злых. Противодействие им народ ищет в одной силе Творца. Если туземный доктор не помогает больному, то старухи утверждают, что несчастный болен от образа (хатис-ган), т. е., что он оскорбил образ или словом или помышлением. Больного ведут в церковь к образу, служат молебен, приносят жертвы и часто оставляют на церковном помосте в ожидании выздоровления. Особенною известностью пользуется в этом отношении тифлисская церковь во имя св. Георгия, называемая Квашветы. Здесь часто можно встретить одержимых недугами, приехавших издалека искать защиты и милости этого святого, особенно чтимого народом (Кавк. 1847 г., No 3).

К молитве и заступничеству святых, грузины прибегают и во дни бедствий. [567]

Простой народ приписывает многие бедствия нечистой силе. Появятся ли в посеве гвардзли (плевела), он говорит, что нечистый портит их нивы. Простолюдин верит, и весьма искренно, в существование ведьм и колдунов. В случае какого-нибудь бедствия он хватает нескольких подозреваемых в колдовстве старух, и, часто в присутствии князей и духовенства, добивается признания в сношении с нечистою силою. В 1834 году, в некоторых деревнях случился неурожай гоми и кукурузы. Народ решил, что это проделка ведьм и колдунов. Схвативши нескольких лиц, бросали их в воду, вешали за руки на деревья и прикладывали раскаленное железо к голому телу, выпытывая, каким образом и отчего произошел неурожай («О святках в Тифлисе и народи, суеверии в Грузии». Кавк. 1847 г., No 3).

В самой столице Грузии, хотя давно не слышно о колдунах и ведьмах, но нечистая сила водится однако же и до сих пор. Городские жители еще помнят о приключении, совершившейся с одною старою повивальною бабкою, приключении, достоверность которого, по их мнению, не подлежит сомнению (Там же. См. также Закав. Вест, 1854 г., No 43).

Даже в 1851 году, после бывшего затмения солнца, между народом распространилась весть, что во внутренности всех тифлисских кур завелись змеи, и что все они отравлены. Заражение объясняли тем, что куры клевали зерна, спадавшие с неба от дракона, сражавшегося с солнцем во время затмения. Куры подвергнуты были жестокому гонению. Их или били или продавали за бесценок, по 5 копеек, тогда как обыкновенная средняя стоимость курицы была от 30 до 40 копеек.

«Видит ли грузин-поселянин, что красная полоса, у обозначившейся на горизонте радуги, более и ярче полосы другого цвета, он заключает, что в текущем году вина будет много, и он повеселится вдоволь. Падающие звезды ему вещают смерть его собратий; ибо он убежден, что у всякого есть своя звезда, от течения которой зависит участь человека, обусловливающая его жизнь, счастливую или несчастную, смотря по тому, под какою звездою он родился на свет» (Кавказ, 1858 г. No 34).

Когда запад горит заревом кровавого цвета, суеверному грузину кажется, что будет кровавая война.

Каждый грузин непременно суеверен и суеверен с малолетства. Суеверие всасывается с молоком матери и переходит в обряды и обычаи. [568]

В Кахетии, например, во время засухи, крестьянские девочки собираются вместе и, наделав кукл, называемых Лазаре, ходят с песнями по селению. «Лазаре, Лазаре, поют они... Дай Бог нам грязи, не хотим засухи...» Из дому, перед которым поют девочки, выходит хозяин, выносит певуньям в подарок несколько яиц или немного муки и обливает водою куклу, а иногда и самих девочек. От этого произошла, как полагают некоторые, грузинская поговорка: «он мокр, как Лазаре».

Девочки ходят и поют до тех пор, пока не выпросят у неба облаков.

Тучи накопляются, но вместо ожидаемого дождя пошел град. Старухи тотчас же зажигают свечи, сохраненные от праздника пасхи. Некоторые женщины выносят золу и развевают ее на воздух, приговаривая: «Дай Бог чтобы так развеялся град»! Другие опрокидывают на дворе вверх дном котел или таз, полагая, что град превратится в дождь.

Существует также обыкновение пахать дождь. Восемь пар девушек запрягаются в плуг и тащут его в реке. По пояс в воде, они протаскивают его взад и вперед и затем мокрые возвращаются домой (Кавк. 1847 г. No 10. — Кавк., 1854 г. No 52).

Дождь запахан; он оросил поля, обещающие обильную жатву.

Богатые грузины во время жатвы разбивают в поле палатку. Недостаточные люди жнут сами. Богатые нанимают осетин или имеретин, которые ходят целыми толпами от одной деревни в другую. Помещики прежде созывали своих крестьян, и у богатых собиралось иногда несколько сот жнецов. Жать начинает тот, кто славится своею быстрою работою. С криком: опума! опума! он бросается на ниву и идет впереди всех, ловко складывая на обе стороны сжатые снопы. Остальные работники следуют за ним.

Наступает полдень, пора обеда, и сама хозяйка спешит на ниву. На встречу ей выходит один из жнецов и подает крест, сложенный из колосьев. Хозяйка вынимает пару шерстяных чулок, заранее приготовленных и дарит их подателю. Крестообразно сложенные колосья выносятся на встречу каждому, кто только проедет мимо нивы и работников. По обычаю, приветствуемый должен отплатить также подарком, но если он этого не сделает, то жнецы вправе пропеть на его счет какой-нибудь сатирический куплет, с припевом опума. [569]

С окончанием работы жнецы возвращаются в деревню, где ожидает их хороший ужин. Особенно отличившийся работою получает от хозяина в подарок шапку и голову быка, зарезанного для угощения, как почетный подарок («Очерки деревенских нравов Грузии», Н. Берзенов. Кавк. 1854 г., NoNo 71 и 72).

Жатва окончена; хлеб убирается, свозится на арбах и складывается высокими продолговатыми скирдами (дзна) близ гумна. Затем обмолачивается при помощи незатейливого механизма кеври (Описание устройства кеври смотри там же) и ссыпается в ормо — ров, обыкновенно вырываемый на дворе дома или на самом гумне, в два или более аршина глубиною. Стены ормо, для предохранения от сырости, приготовляют следующим простым способом. Вырытую яму наполняют сухими дровами или бурьяном и зажигают его. Потом, выбрав из ямы песок и угли, обмазывают стены ее глиною, толщиною пальца в два, и опять разводят огонь, жар которого высушивает глину. Затем дно и бока ямы выстилают соломою или тонким тростником и ссыпают туда всякого рода хлеб в зерне. Сверх зерен кладут слой соломы или сухой мякины, закрывают отверстие досками и над ними насыпают конусообразный земляной холмик, обозначающий место хранения хлеба (Записки Буткова, рукоп. Арх. Глав. Шт. — «Описание деревенск. нравов Грузии», Н. Берзенов. — Кавк. 1854 г. NoNo 71 и 72). В этом отношении грузины нисколько не подвинулись вперед. Как молотили и хранили они хлеб в 1802 году, так молотят и хранят его и теперь (Любопытна заметка Буткова о способе печения хлеба в Грузии. — «Хлеб пекут, пишет он, в больших глиняных горшках, в кои входит 4 ведра и более. Такой горшок вкапывают в землю, либо облепливают яму только глиною, потом разводят в нем огонь, отчего он скоро раскаляется, тогда вешают хлебные лепешки по внутренним стенам над жаром, где они скоро упекаются». Так приготовленный хлеб носит название чурека).

Мякина и солома искрошенная мелко, от самого способа молотьбы, складываются в сабдзели — сараи и служит единственным кормом для скота и лошадей во время зимы.

За сбором хлеба, следует сбор винограда (О сборе винограда см. «Десять лет на Кавказе», Современник 1854 г., т. 47, а также статьи Н. Берзенова, помещенные в газете Кавказ).

Сбор винограда самое веселое время для грузин. По окончании работ и приготовления вина, достаточные грузины начинают разъезды друг к другу и собираясь целыми компаниями, по нескольку дней гостят у своих знакомых. Кутеж, [570] пиры и веселья служат началом в праздной зимней жизни туземца, который любит уничтожать зимою то, чем запасся летом....

VI.

Сословное деление грузинского народа.

В конце XVIII столетия, грузины, по сословиям, делились: на князей, дворян, купцов, макалаков, домовых служителей и крестьян.

Нет сомнения, что высшее сословье народа грузинского явилось еще в то время, когда в Грузии не было царей, и страна управляема была мамасахлисами (Мамасахлис, в буквальном переводе, означает отец дома, т. е. глаза семейства, начальник рода, племени) или домоначальниками. Роды младших братьев мамасахлисов, получая удел, составили фамилии товадов или князей (Название князя, которое на грузинском языке выражается словом произошло от тави — голова). Царский титул в Грузии явился около 300 лет до Р. Хр. Царь грузинский (Мепе) Фарнаваз I, родом перс, вводя в Грузию персидские постановления, разделил всю страну на несколько областей (Эристи по грузински значит народ, а тави — голова). В состав Грузии входили тогда верхняя Имеретия (т. е. области Рачи, Гурии), нынешний Ахалцыхский пашалык, Карталиния и Кахетия. В каждой области Фарнаваз установил должность эриставов (В записках академика Буткова сказано, что тогдашняя Грузия была разделена на 8 областей. Арх. Главн. Шт. в С.-Пет.) (нечто в роде нашего воеводы). В эти звания были определяемы предпочтительно князья грузинские. Эриставство разделялось на моуравства или земское начальство, которое было вверяемо младшим князьям, подчиненным эриставам. Званий этих достигали вообще через заслуги. Такое административное управление Грузии продолжалось до исхода VI века по Р. Хр.

Царь Бакар III возвысил еще более княжеское достоинство тем, что отдал эриставства и моуравства в управление княжеских родов, что сделало их как бы вассалами царей и полными владетелями эриставств. Таким образом явились в Грузии наместники с феодальным управлением. Между тем, фамилии князей увеличивались или младшими членами царствующей династии или знатными родами, при присоединении в Грузии чужих владений, вместе с их владетелями. Так, с [571] присоединением Сомхетии, присоединились и мелики ее, Орбелияни и друг. Мелики или владельцы армянские были потом переименованы в тавади.

Владетельные князья, получившие в управление своего рода эриставства, старались во все последующие времена поддерживать свое значение и независимость. Мало повинуясь царям, они управляли своими уделами почти самовластно. Императоры константинопольские, цари и шахи персидские, а впоследствии и султаны турецкие, поддерживали могущество этих вассалов с целию, ослаблением власти царя, сохранять свое верховное владычество над Грузиею. Владетельные эриставы отказывались иногда помогать царям в борьбе их с неприятелем. Царь не мог доставить полной силы закону, если он не подтвержден был согласием князей, — это не мешало, впрочем, тем же князьям подчиняться обычаю, по которому царь имел право каждого князя лишить жизни, членов, выколоть глаза, оставляя в то же время изувеченного в княжеском звании и при его владении.

Главные князья (Высшее сословие князей носило иногда название см. ст. Кипиани: «О том, о сем и между прочим о сословиях закавказских». Газ. «Кавк.», 1858 г. No 80, 347. По его мнению, это название принадлежит детям мтаваров — самого высшего и ближайшего к царю сословия грузин) получали от шахов, вместо ордена, шапку с перьями, известную под именем тачжи, в отличие царской, которая называлась томарь.

Царь Ираклий II, пользуясь смутами, происходившими в Персии, нашел возможность стеснить власть князей, в особенности карталинских, способом, который впоследствии оказался весьма ненадежным. Он отнял у некоторых сильнейших князей, более других опасных по местоположению, древнее их достояние и роздал его в удел своим сыновьям и внукам, которые впоследствии еще менее повиновались царю, чем князья. Мера эта была вызвана сколько предполагаемою пользою к единству и силе государства, столько же и потому, что, с размножением членов царского дома, недостаточно было царских доходов на приличное их содержание.

Князья грузинские происходили: 1) от царей грузинских; 2) от владельческих княжеских сословий, переселившихся из других стран, преимущественно владетельных княжеских фамилий Армении, и 3) возводились в эти достоинства шахами персидскими и царями грузинскими, из дворян грузинских и других сословий (При заключении трактата в 1783 г., наше правительство требовало сведений о князьях и дворянах. Ираклий затруднился уравнять их старшинство и достоинство. Он составил 8 списков, в каждом поместил по 8-ми, а в двух по 7-ми фамилий с таким объяснением, что параллельные в каждом списке князья равны между собою). [572]

Условием, освященным законом, для княжеского достоинства признавалось необходимым: 1-е, иметь две или три крепости (Отсюда в Грузии и до сих пор видно множество замков, башен и крепостей. Происхождение их вызвано частыми вторжениями неприятелей, которым подвергалась Грузия. В это время, из товадов считался тот слабым и ненадежным, у кого не было воздвигнуто твердыни, на лучшем стратегическом пункте, у кого не было сильной и хорошо вооруженной крепости». Кавк., 1853 года, No 88) и столько же деревень; 2-е, такое состояние, которое давало бы возможность князю содержать себя прилично званию; 3-е, иметь церковь или монастырь для погребения членов семейства; и 4-е, иметь в своей зависимости несколько дворян. Без этих условий, и преимущественно без первого, никто не мог получить княжеского достоинства даже и в позднейшее время.

Цари грузинские выдавали обыкновенно дочерей своих за князей, при чем избирали самых богатых, чтобы приданое стоило царю как можно меньше. Царицы грузинские и невестки царя были также дочери князей грузинских.

Первые чины военные и гражданские, как-то: сардарьство (высшее военное звание) и должности мдиван-беков (судьи) были наследственны в родах князей (Военное сардарьство было наследственно в родах князей Амилахваровых, Багратионов-Мухранских, Цициановых, Андрониковых и проч.). Если отец был сардар, то и сын должен быть сардар; если отец мдиван-бек, то и старший сын его будет тем же.

Князья почти никогда не делили своих имений, а вся фамилия жила вместе, в зависимости от старшего в роде, который управлял всем имением без всякого прекословия со стороны младших. Он получал доходы и уделял часть из них на содержание младших членов своего дома. Если же братья разделялись, то, в этом случае, старший в роде, сохраняя первенство и власть, пользовался особенным уважением.

При заключении трактата 1783 г., считалось в Грузии княжеских фамилий: в Кахетии 24 и в Карталинии 38; в 1801 году явились новые фамилии, не помещенные в трактате, приобревшие княжеское звание в слабое правление последнего царя грузинского. В позднейшее время, цари грузинские, по недостатку доходов, для приобретения их, занимались продажею княжеских достоинств людям разного звания. Царевичи весьма нередко [573] прибегали к такой же продаже. Имеретинский царь, бывши уже подданным России, не отказывался в таком злоупотреблении власти (Записки Тучкова (рукоп.), в Арх. Гл. Штаба). Наказания лишением прав, сколько известно, не было в употреблении в Грузии, но конфискация имений была в большом употреблении.

Дворяне или азнауры грузинские делились на два разряда: дворян царских и дворян княжеских. Происхождение этого сословия относится также к отдаленной древности. Со времени плавания Аргонавтов в Колхиду, многие из греков поселялись на ее берегах. Грузины называли их по своему азонаурами (По мнению академика Буткова (см. запис. Буткова, Арх. Глав. Шт. в С.-Петербурге), название это произошло от Язона, предводителя аргонавтов. Бутков на этом основании предполагает, что первоначальное наименование этого сословия было азнауры. Г. Д. Кипиани происхождение этого слова приписывает Азону, одному из начальников в армии Александра Македонского, и потому говорит, что первоначальное название было Азонауры. — См. Кавк. 1853 г. No 81, 350). Первый царь грузинский Парнаоз или Фарнаваз получил, за деньги, от колхидского владетеля войско, к которому присоединились и многие из азнауров. При их содействии, Парнаоз выгнал из Грузии македонян, около 300 года до Р. Хр.

В признательность к услуге азнауров царь удержал их при себе, дал им земли и поместья. Азнауры-то и составили впоследствии в Грузии класс дворянства, уступающий только товадам или князьям грузинским.

Сын Парнаоза лишен был господства над грузинским народом, который желал восстановить над собою Прежнее владычество мамасахлисов. Но азнауры восстановили сына Парнаоза на престоле и он, в признательность за то, учредил из них своих телохранителей. С тех пор азнауры пользовались значительным влиянием в Грузии. С словом азнаур грузин соединяет понятие о благородстве и образованности. Свободные науки, благородные искусства назывались азнаурскими. Сословие это было самым образованным в Грузии.

Когда князья сделались самовластными в своих уделах, то давали своим приближенным также название азнауров. От этого в Грузии, с самых древних времен, явились азнауры царские и азнауры княжеские.

Разделение это сохранилось только в Карталинии; в Кахетии же были только дворяне царские. Царь кахетинский Леон, в начале XVI стол., освободил дворян кахетинских от зависимости князей, желая обессилить этих последних, так [574] как дворяне княжеские, занимаясь исключительно военным ремеслом и составляя храбрейших и отличнейших воинов Грузии, принимали всегда деятельное участие во всех тех случаях, когда властолюбивые князья противодействовали царской власти.

Дворяне царские допускались к некоторым придворным должностям, а по службе военной достигали иногда до звания мин-баши (полковников), но по большей части пределом их возвышения был чин юс-баши (капитан) (Акты Кав. Арх. Ком. т. I, 329). Выше этих чинов дворяне не достигали по весьма значительному числу княжеских фамилий, занимавших все важнейшие места, и тем препятствовавших их возвышению. Азнауры пользовались теми же правами наследства и старшинства в роде, как и князья.

Дворяне, принадлежавшие князьям, католикосу (глава духовенства) и царевичам, владевшим княжескими уделами, считались ниже дворян царских и были подданными своих владельцев, пользуясь данною им землею, населенною крестьянами. Дворяне эти не несли никаких повинностей и не располагали своими поместьями, и ежели продавали их, то не иначе как с разрешения владетеля и притом только дворянам того же князя.

Князь же имел право продавать деревню, состоявшую в ведении его азнаура, но тогда азнаур этот и его семейство делались свободными. Княжеские дворяне имели право менять владельцев, но для этого должны были предварительно приискать князя, который бы желал их принять и доставить те удобства, которые составляли необходимое условие дворянского достоинства.

Приискав себе нового владельца, азнаур оставлял прежнему владельцу землю, дом и отходил к новому.

В военное время азнауры обязаны были вооружаться поголовно и идти с своими князьями; в мирное время они сопровождали князей во время охоты, путешествия и исполняли различные должности в домашнем его быту.

При пожаловании в азнауры, царь предварительно доставлял возводимому в это звание, если он не имел своих средств, все то имущество, которое составляло необходимое условие для звания дворянина. Каждый азнаур царский имел свою деревню, крепость, или замок посреди своих владений, церковь — для погребения семейства, на случай похода — палатку, исправное вооружение, и так как служба дворян была [575] преимущественно конная, то требовалось от каждого азнаура, чтобы он имел, сверх употребляемой, одну надежную заводную лошадь с прислугою.

Князья имели право ходатайствовать о возведении в азнауры своего подвластного, если только снабжали его из своего имения всем необходимым для этого звания.

Возведенному в дворяне выдавалась царская грамата с особым церемониалом. При последнем царе звания эти сделались продажными, как и звания князей. По трактату 1783 г. состояло в Грузии дворянских фамилий: царских — в Кахетии 36, в Карталинии 82; в Карталинии же княжеских 186 и католикосовых там же 13.

Купцы разделялись на три степени: купец 1-й степени был как бы именитый гражданин. Звание это приобреталось по наследству и вместе с ним передавался капитал, крестьяне и земля.

Купцами 2-й степени были те, которые сами, торговыми оборотами, приобретали капитал, крестьян и земли; и наконец, 3-й степени, те, которые имели только лавки, в коих и производили торг.

Купцы нередко занимали должности в царском доме и, пользуясь равными правами с царскими дворянами, имели преимущества перед княжескими.

Мокалаки или мещане имели почти теже права, что и купцы. «Купцы и Мокалаки почти все армяне, ибо грузины за стыд почитают торговать» (Письмо Лазарева Кнорингу, 8 марта 1801 г. — Акты Кав. Арх. Ком. т. I, 329).

Амкары или ремесленники делились на цехи: каменщиков, плотников, ткачей, портных, золотых, серебряных, медных и железных дел мастеров, иконописцев и др.

Споры и несогласия между кастами ремесленников и промышленников повели к тому, что для защиты от притеснений посторонних и для учреждения суда между собою, ремесленники начали избирать из среды себя начальников, которых и назвали уста-башами (головы, мастеров). Правила для их избрания были утверждены царями. Уста-баша имело не только одно целое ремесло, но и виды его, так напр. водоносы делились: на водоносов-кувшинников и водоносов-бурдючников. Каждый отдел этого ремесла, подчиняясь общему уста-башу всех водоносов, имел своего собственного уста-баша или старшину. Портные каждого вида: русских платьев, [576] черкесок, чёх и т. д., кроме общего уста-баша, имели своего особого, но при этом нация не различалась.

Выбор уста-баша производился всегда возле известной церкви, по, большинству голосов, из мастеровых своего ремесла.

Стараются выбрать человека, пользующегося всеобщим уважением, опытного и умного. В помощь ему избирают двух мастеровых: ишт-баш (сильная голова), и ах-сахкал (что значит: белая борода). Избиравшие дают подписку выбранному в том, что будут исполнять все его приказания и довольствоваться его решением; потом целуют ему руку и поздравляют с должностию. При поздравлении каждый дарит новому уста-башу яблоко, начиненное мелкими деньгами, соразмерно состоянию. Уста-баш есть судья, хранитель мира и доброго согласия артели и оберегатель ее интереса. При царях уста-баши были неограничены, но впоследствии были лишены права наказывать телесно. Никто не может ослушаться его приказания. Желающий отдать своего сына в обучение какому-нибудь ремеслу должен прежде всего предупредить о том уста-баша, на каких условиях отдает мальчика и на сколько лет. По окончании срока ученья (от 5-6 лет), уста-баш, с двумя помощниками, производит ученику испытание, и если он знает ремесло, и был, по свидетельству хозяина, хорошего поведения, тогда посвящает его в мастера.

Собрав со всех посвящаемых от 10-25 руб. с каждого, смотря по состоянию, все общество мастеровых отправляется за город в сады и задает там пир на славу. Перед обедом ученик становится на колени, священник, приглашенный из того прихода, к которому принадлежит ученик, читает над ним евангелие, потом благословляет им на добрые дела, и наставляет его, исполняя ремесло честно, жить со всеми в мире.

От священника ученик подходит к уста-башу, который советует ему быть достойным высокого звания мастера, и затем все ремесленники заключают наставление словом: аминь! Тогда уста-баш, призвав на помощь св. Троицу, бьет рукою три раза по щеке каждого посвящаемого и опоясывает их шелковыми кушаками или платками, которые и носятся ими в продолжении трех дней, как знаки их посвящения. По окончании обряда, они целуют руку уста-баша и всех присутствующих мастеров, и затем начинается пир.

Уста-баш собирает подати, повещает своим подвластным, чтобы они в высокоторжественные дни присутствовали в церквах, и творит суд и расправу. [577]

В день нового года каждый мастер, поздравляя своего уста-баша, дарит ему яблоко, начиненное деньгами; за что тот угощает его фруктами и водкой.

В случае ссоры между мастеровыми, уста-баш призывает их через ишт-баша, разбирает дело и наказывает виновного или денежным штрафом, или запирает его лавку на два и на три дня.

«Если подсудимый вздумает не повиноваться, тогда, как напр. между сапожниками, башмачниками, кожевниками, — уста-баш посылает через своего ишт-баша яблоко к уста-башу тех ремесленников, у которых непослушный покупает товар для своей работы, или к тем, которые у него берут товар, и тем извещает, что такой-то мастер ему не повинуется и потому просит: строго воспретить подведомственным мастерам и мясникам продавать тому, если он кожевник, сырую кожу, а если он сапожник, то кожевникам давать ему товар. Таким образом, стесненный со всех сторон, он принужден явиться к своему уста-башу с покорностию», просит прощение, платит штраф, и тогда уста-баш сообщает, что такой-то свободен от запрещения (Уста-баш, Кавк. 1846 г. No 41).

Уста-баш постоянно отвлекается, по делам общества, от своих занятий, поэтому в вознаграждение он получает по 1 руб. сер. при решении дела с обеих тяжущихся, и по 1 руб. и по шелковому платку с каждого ученика, поступающего в мастера.

Родственники умершего ремесленника, приглашают на похороны всех товарищей по ремеслу, и так как отвлекают их этим от дела, то дают мастеровым деньги, на которые те справляют поминки, а остатки обращают в общественную сумму, куда поступают также и штрафные 60 коп. с каждого мастерового, не бывшего на похоронах без особенно важных причин. Общественная сумма служит для помощи бедным больным мастерам, и часто употребляется на похороны бедных мастеровых. Один раз в году общество покупает баранов и сарачинское пшено, готовит плов, шашлык и посылает их с хлебом: часть арестантам, часть нищим, а часть употребляет на свой обед, бывающий обыкновенно в присутствии священника.

Между каждым родом мастеров есть свои особые, обыкновения. Сапожник, как только появится плод персика, достав его, приносит своим ученикам, и тогда они должны [578] работать по вечерам при свечах (Подробности смотри: Кавк. 1846 г. No 42, «Уста-баш.» — О Тифлис. цехах, Кавк. 1860, No 93); ученик, нашедший весною полевой цветок показывает мастеру, что значит, что ночи коротки и их следует избавить от вечерней работы. Эти обычаи исполняются весьма строго.

Ремесленники, по мере увеличения своего состояния, переходили в сословие купцов.

Все вообще, купцы и горожане имели право покупать на свое имя крестьян и земли, платили подати с капиталов и поголовно, кроме делающих оружие и иконописцев, изъятых по законам от налогов. Хотя капитал каждого и не приводился в известность, однако собственный их между собою разбор определял сколько следует внести каждому, в состав наложенной на все общество подати, бывшей по большой части постоянною.

Захури — домовые служители господ, составляли в Грузии особое сословие между дворянами и крестьянами, нечто в роде наших дворовых людей. Захури находились при царях, князьях, дворянах и при знатном духовенстве. Кроме домашней услуги, они сопровождали своих господ на войну в качестве телохранителей.

Захури поступали в это звание из крестьян, по воле своих господ, целыми семействами и, по принятому обычаю, не могли быть обращены в первобытное состояние, кроме тех из них, которые возведены в это сословие своими владельцами. Захури могли покупать крестьян, но, вместе с тем, нередко и сами продавались другим владельцам, всегда сохраняя, впрочем, при этом свое звание и привилегии. Владелец мог возводить захури в азнауры, что и заставляло их усердно исполнять свои обязанности. Повинности этого сословия людей были различны. Некоторые ничего не платили помещику, и тогда один или два человека из семейства находились на службе у своего господина (В этом случае они обязана боли иметь свое платье, вооружение, лошадь и продовольствие), другие исполняли повинности крестьян и проч.

Сословие земледельцев или так называемых глехов, составлялось: из грузин, армян, татар, осетин, тушин, пшавов и хевсур (К сословию глехов принадлежали: Мсахури, и Кма. См. Кипиани: «О том, о сем и между прочим о сословиях Закавказских». Кавказ, 1853 г., No 80). Одни из них принадлежали собственно царю, [579] другие жене царствующего царя, наконец, к церквам (Так, из сохранившейся в древнем Манглисском храме граматы, выданной в 1404 г. Александром I, видно о пожаловании храму крестьян и угодьев. В 1696 г., Назрали-хан или Ираклий I, грамотою же освободил их от всех казенных податей, кроме обязанности идти на войну или на царскую охоту. См. Кавк. календ. 1862 г., 468), помещикам, князьям, дворянам и другим сословиям грузинского народа.

Прежде чем говорить о правах этого класса людей, необходимо сказать о том способе, который был принят в Грузии при делении земель.

Надел крестьян землею зависел от владельца, но не было в обыкновении отнимать часть земли из однажды назначенной во владение какому-либо семейству. Сколько плуг, запряженный 16-ю быками, мог взорать в один день, — такое пространство земли называлось дгыцри и составляло 60 квадр. саж. или полторы тамошние десятины. Шестьдесят таких частей или 90 десятин (что называлось миндорислища, т. е. полевая земля); полагали необходимым иметь каждому семейству вдали от селения; восемь таких же частей или 12 десятин считалось необходимым иметь по близости селения, и кроме того, для дальнего сада, отводилось от 2-3 десятин, а для ближнего от 1 — 1 ¹/₂ десятины.

Участки эти, вместе взятые, называемые сакомло (равнявшееся 106 1/2 десятин русских или с небольшим одной квадратной версте) составляли полный надел для домоводства или земледелия, — такое сакомло считалось едва достаточным для семейства, при той многочисленности его членов, какое было в ту эпоху, потому что дед, отец и все члены семьи жили нераздельно. Если, при этом, в такой участок входило место удобное для постройки водяной мельницы, то сакомло считалось выгодным. По этим сакомло в Грузии вели счет земли, говорили: такая-то деревня по числу семейств имеет полное сакомло, в такой-то на половину, а некоторые деревни имели двойное сакомло.

Подобное разделение земель было только у грузин, армян и осетин. Татары же, кочуя все лето, разделения этого не имели.

Для поднятия земли требовалось 8-мь пар волов и соразмерное число погонщиков. Очень часто земледелец не мог их выставить, поэтому вошло в обычай заимствовать недостающих у соседей и, при взаимной помощи, производить поочередную обработку земли. Татары делали это иначе: они определяли сперва, [580] какое количество необходимо для пахоты всего селения, или аула, работали общими силами, и затем, по жребию, делили землю соразмерно числу работников и волов, данных от каждой семьи.

В случае войны, земледельцы обязаны были идти на защиту отечества, имея свое оружие, одежду и лошадь.

Повинности земледельцев определялись обычаями, вошедшими в закон и не только помещики, но и цари не могли требовать того, что не введено обычаем, что не исполнялось исстари. Платившие подать вином или десятиною с произведений земли, не давали ничего другого, и нарушение этого права вело к побегам целыми селениями, а нередко и к возмущению (Кипиани приводит несколько подробностей о роде повинностей и несколько примеров, указывающих на несообразность такого порядка. Кавказ, 1863 г., No 84).

Повинности земледельцев были следующие: занимавшиеся хлебопашеством платили шестую часть урожая со всякого хлеба (Хлебная подать вообще называлась десятиною), выделывавшие вино — доставляли своим владельцам пятую часть дохода и проч.

Крестьяне, жившие в городах и занимавшиеся каким-либо ремеслом, платили махту, окладной денежный сбор или оброк, который владельцы налагали произвольно, смотря по промышленности рабочих; если же крестьяне жили в городах только для поденной работы или торговли и не пользовались землею, то платили подушный сбор, — мали: женатые по 1 р. 20 к., а холостые, имеющие возраст, дозволяющий им жениться, по 60 к.

Кроме того, все вообще крестьяне, будь, кто грузин, армянин или татарин, должны были два. раза в год, в день Пасхи и Рождества Христова, принести владельцу своему в подарок съестного, каждый по своему состоянию. Женитьба помещика вызывала крестьян на чрезвычайный сбор, денежный или хлебный, смотря по достатку каждого.

Помещики имели полное право распоряжаться своею землею, и были полными владетелями того, что было в ее недрах. Они имели право собирать, в известной мере, пошлины с товаров, провозимых чрез их владения, или запретить провоз. Могли строить, где вздумается, на своих землях, крепости, замки и башни.

В Грузии существовал обычай весьма выгодный для владельцев, но разорительный для крестьян. Когда царь или князь приезжал в деревню, то крестьяне должны были продовольствовать их безденежно. Отправляясь в чье бы то ни [581] было имение, в виде гостя, царь или князь предварительно извещал об этом и требовал, от владельцев или крестьян, безденежно — хлеба, вина, скот на убой и проч. При посещениях царя, одиннадцатая часть доставленного принадлежала салтхуцесу и мдиванам. Мамасахлис, или старшина деревни, обязан был приготовить для посетителя помещение и известить обывателей, кому и что именно следует доставить.

По прибытии царя, каждый нес ему на деревянном лотке свою пищу и несколько глиняных кувшинов с вином; ставил все это перед царем, сидящим со своим слугою, и садился тут же сам.

Смотря по населению деревни, число приносивших угощение иногда было очень велико, но сколько бы их ни было, все садились вместе, ели, пили и разговаривали. От этого крестьяне и имели обо всем почти такие же сведения, как их князья или дворяне. Вступая в разговор, каждый считал своею обязанностию употреблять все свое красноречие, — такое, от которого, по выражению грузин, «мог бы треснуть камень». Изысканные выражения, сравнения и уподобления, существующие у азиатских народов, находили и здесь место и считались необходимостию.

Грузин свыкся с таким разорительным обычаем. Приедет ли к кому-нибудь толпа гостей или путников, хозяин тотчас же очищает для них дом, в котором сам помещается с семейством; если окажется его мало, то и все остальные пристройки и службы его незатейливой усадьбы. На один ужин он часто употребляет весь годовой запас без всякого остатка, и все-таки повторяет грузинскую пословицу: «Гость мне дороже друга» — таков обычай.

Хотя владельцам законом и воспрещалось отнимать что-либо у своих крестьян, но на самом деле они могли взять все, что хотели: деньги, оружие, лошадь и проч.

Конечно, все это бралось в виде подарков, но на столько было обязательно, что крестьянин не мог отказать в требовании и защищался только тем, что, узнав о приезде князя, торопился спрятать все лучшее. Отделаться от поднесения подарка было невозможно, из опасения преследований и дурных последствий.

Доходы помещиков от крестьян были незначительны и вознаграждались платою, за разбор происходивших между ими ссор и тяжебных дел. Помещики производили в деревнях суд сами, или в неважных случаях чрез поверенных своих, по общим законам государства и по местным обычаям. Только о важных случаях, как напр., об убийстве, разбое [582] и т. п., они доносили царю или мдиван-бекам. Князья имели право лишать зрения своих подвластных, но запрещалось помещикам иметь темницы для заточения преступников. Князь не мог лишить жизни своего крестьянина, но мог отнять у него имущество.

Переход и бегство крестьян от одного помещика к другому был запрещен законами; попадавшиеся же в плен считались утраченными для их владельца. Кто выкупал, из неволи, тому они и принадлежали, но, если крестьянин вносил за себя, своему новому владельцу, все истраченное на выкуп, то делался свободным.

Крестьяне имели право покупать земли и крестьян, но без письменного позволения владельца не могли их продавать. Это же правило распространялось и на другие, значительной цены, крестьянские вещи.

О существовании в Грузии рабов, в конце XVII ст., нет известий, но что они были, доказывается законами страны, из которых видно, что рабы происходили: от взятых в плен неприятелей, от купленных иноверцев или, наконец, от тех, которые, женившись на рабе, отдавали себя в рабство ее господину безусловно или по договору.

Свободные люди могли продавать себя в рабство или своих детей, и братьев.

В Грузии существовал обычай продажи родителями детей, и старшими братьями младших братьев. Проданный избавлялся от платы отцовского долга, если таковой был. Часто, не будучи в состоянии заплатить долга, грузин отдавал себя в рабство заимодавцу. Закон допускал также отцам, по причине их убожества, продавать детей в рабство. В рабство мог идти всякий свободный человек. Земледелец, принадлежащий господину, отдавал себя в рабство ему же, но крестьянин одного господина, не мог продавать себя в рабство другому.

Рабы не имели права приносить жалоб на своих господ и дурно отзываться о них. Рабы могли быть подвергаемы всякому наказанию, но лишение жизни зависело от царя, какое бы преступление ни было ими сделано. В неважной вине, закон определял прощение рабу, дабы не нарушить выгод его владельца. Получив от своего господина землю или другое какое-либо недвижимое имущество, раб не имел права его продать или заложить, и если бы отдал кому-либо свое имение и вслед затем получил свободу, владелец имел право имение это отобрать. Раб не имел юридического права ни сам [583] занять денег, ни давать их в займы кому-либо другому. Владелец имел право продавать своих рабов, дарить, менять, кроме тех, которые куплены от родителей по причине их убожества. Таких помещик не имел права продавать, но потомки их теряли это преимущество.

Рабы делались свободными или выкупом, или по воле своего владельца, но еслибы впоследствии владельцы эти обеднели, отпущенник обязан был прислуживать своему бывшему владельцу, не укоряя его. Закон и обычаи грузинские налагали на такого отпущенного обязанность «всегда чувствовать, лично изъявлять действиями доказывать благодарность свою к прежнему своему господину, не говорить о нем ничего непристойного». Свидетельства раба, даже и отпущенного, ни против своего владельца, ни против его семейства не принимались в суде.

Главою грузинского духовенства был который избирался в это звание царем и посвящался в сан собором архиереев.

В католикосы избирались преимущественно младшие сыновья царя или его братья, но могли быть избраны и князья грузинские и даже лица низшего состояния, по личному достоинству.

Без согласия царя, даже и магометанского, католикос не мог поставлять епископов, архимандритов, перемещать их с одного места на другое. Он был главный распорядитель церковными имениями и, для собственного своего содержания, имел особый удел, в котором ему были подвластны 13-ть дворянских семейств, равных по правам с дворянами княжескими. Кроме доходов с имений, католикосу присвоены были некоторые статьи доходов с разных откупов по государству. Управление духовными имениями возлагалось на дворян католикоса, и без согласия царя нельзя было продавать этих имений или увеличивать новою покупкою.

В монахи могли поступать из всех сословий, но в архиереи избирались преимущественно князья и дворяне, прошедшие низшие ступени монашества. Запрещалось законом помещикам, при разделе имений, отдавать часть в пользу людей духовного звания.

В белое духовенство поступали не наследственно, по достоинству и по избранию из дворян и других низших сословий народа, не теряя никаких преимуществ по своему происхождению. — «Если же, писал Лазарев (Письмо Лазарева Кнорингу, 8 мая 1801 г. — Акт. Кавк. Ком. т. I, 829), из низкого состояния [584] поступит кто на высший класс духовного достоинства и в то место, кое прежде занимал князь или дворянин, то пользуется теми же правами.» Были в Грузии в звании священников крестьяне, которые и в этом случае не освобождались от зависимости своим владельцам, что распространялось и на их детей. Посвящение в священники и определение церковного причта зависело от епархиального архиерея, причем запрещалось как раздробление прихода, так и присвоение его священникам по наследству.

Приходские священники и причт церковный не пользовались ничем с церковных имений, а жили собственными трудами и доходами от прихода. Что же именно должен был получать священник с прихожан, определялось законом. Причт церковный освобождался от податей.

По законам, дом, продаваемый священником, должен быть куплен священником же.

Всем вообще духовным лицам запрещалось вмешиваться в дела гражданские, но и духовного человека не мог судить светский, за исключением важного преступления, как напр. убийства, разбоя, делания фальшивых денег и проч.

«Вообще же — доносил Лазарев (Акты Кавк. Арх. Ком. т. I, 330) о всех сословиях грузинского народа — никаких особых привилегий не имеют, как князь, так и крестьянин равно служат; как князь, так и крестьянин равно наказываются».

Такова была Грузия, со своими обычаями, нравами, сословными отношениями — в тот год, когда нам досталось принимать ее в свои руки. Для дополнения этой общей картины, нам следует теперь представить такую же своеобразность юридического, гражданского и военного быта Грузии, в ту же самую эпоху, чтобы потом вполне понять, где могла заключаться причина, по которой преобразования этой страны, как они были задуманы первыми ее русскими управителями, оказались неудачными.

Н. Дубровин.

Текст воспроизведен по изданию: Тысяча-восемьсот-второй год в Грузии // Вестник Европы, № 4. 1868