ДУБРОВИН Н. Ф.

ТЫСЯЧА-ВОСЕМЬСОТ-ВТОРОЙ ГОД В ГРУЗИИ

I.

Движение дел до устройства русского правительства в Грузии. — Слухи о намерениях персиян вторгнуться в Грузию. — Сношение с Эриванским ханом. — Движение Лазарева в Шамшадыль для защиты ее от притязаний ганжинского хана. — Действия полковника Карягина противу нахичеванского хана.

В сентябре 1801 года состоялся манифест о присоединении Грузии к России. Манифест застал Грузию в самом расстроенном состоянии. Несчастная страна не имела покоя ни от внешних, ни от внутренних врагов. Последними, были преимущественно члены древнего царского семейства, перессорившиеся друг с другом; тягаясь за право владения страною, они искали только личного материального обеспечения. Число их в Грузии было весьма значительно. Главнейшими деятелями явились: мачиха последнего грузинского царя Георгия XII, царица Дарья, с сыновьями Иулоном, Вахтангом, Парнаозом и Александром. Противную им партию составляли приверженцы жены Георгия XII, царицы Марии, с сыновьями ее Давыдом и Теймуразом. Расположение большинства клонилось в пользу первой партии. Обе стороны, имея многочисленных родственников из грузинских князей, вели интриги, волновали и разоряли народ, который, с появлением манифеста, рассчитывал на лучшую будущность. Грузины надеялись [10] на исполнение обещаний императора Павла I, на широкие льготы и привилегии, которые думал дать покойный император, а главное на то, что, состоя в подданстве России, под ее охраною, Грузия будет управляться одним из царевичей.

Но предшествовавшая история края, под управлением собственных царей доказала, что виною всех бедствий Грузии были злоупотребления со стороны власти членов самого царского дома. Потому манифест не мог бы успокоить страну и обеспечить ее на будущее время. Введение русского правления в Грузии делалось необходимостью. По при этом возникали для русского правительства многие весьма важные вопросы; нужно было хорошо знать страну, ее обычаи, степень цивилизации, чтобы новые порядки, при всей их доброй цели, не легли тяжким бременем на жителей, и не заставили их пожалеть о старом, чем не преминула бы воспользоваться устраненная власть. Знали ли мы Грузию? Нужно было возложить введение нового порядка на лица, которых способности и качества стояли в уровень с трудностью дела. Таковы ли были первые представители русского правительства в Грузии?

Главнокомандующим в Грузии и на Кавказской линии назначили генерал-лейтенанта Кноринга, а действительного статского советника Коваленского — гражданским правителем вновь присоединенной страны. Много чиновников определено в состав верховного грузинского правительства.

Избрание первых двух лиц было не совсем удачно. Ни Кноринг, ни Коваленский не пользовались добрым мнением грузин. Первый, не умея примениться к народному характеру, еще при прежнем посещении Тифлиса, своими действиями заслужил уже нерасположение народа; а второй, будучи послан в качестве русского министра при дворе последнего царя Грузии Георгия XII, «навлек на себя от царя, вельмож и народа неудовольствия» (Записка кн. Чавчавадзе. Арх. Мин. Иностр. Дел).

Находившиеся в Петербурге грузинские депутаты, кн. Герсеван Чавчавадзе и Половандов, узнав о состоявшемся назначении, тотчас же, от имени всего народа, обратились с просьбою к императору, переменить как Кноринга, так и Коваленского. Они хлопотали о том, чтобы главным начальником в Грузии назначили кого-нибудь из знатнейших лиц страны или одного из царевичей. Государственный совет, на рассмотрение которого была передана их просьба, нашел, что император, принявший на свое попечение благосостояние [11] грузинского народа наравне с русскими подданными, «относит к своему попечению — и назначение главных начальников» (Засед. Госуд. сов. 6 февр. 1802 г. Арх. М. Внут. Д. Дела Грузии, II, 214).

Таким образом, желание послов и народа осталось неисполненным. Князь Чавчавадзе, не теряя еще надежды на успех, обратился тогда к Лошкареву и просил его содействия, как лица, через которого шли все просьбы грузин. Лошкарев, находясь в то время на службе в Иностранной коллегии, был назначен, вместе с гр. Растопчиным, для ведения переговоров о присоединении Грузии к России, и принял в этом деле самое живое участие, оставшееся, однакоже, без успеха. Он сообщал кн. Куракину, «что вся Грузия не терпит Ковалевского» (Письмо Лошкарева кн. Куракину, 7 июня 1802 г. Арх. Мин. Внут. Д. ч. II, 194); что он имеет множество писем от послов, царевичей и других лиц Грузии, которые единогласно писали, что они его «по известным причинам терпеть у себя не могут».

Не дождавшись ответа Лошкарева, посол кн. Чавчавадзе отправил в Грузию один экземпляр манифеста и штат. Он сообщал своим родственникам, что все поручения, которые он имел от покойного царя — не исполнились. «Царство уничтожили, писал он, да и в подданные нас не приняли. Никакой народ так не унижен, как Грузия... Вы еще имеете время, чтобы общество написало сюда одно письмо, дабы я здесь ходатайствовал о нашем состоянии, просил иметь царя и быть под покровительством. Знайте, если будете просить царя — дадут. Если же в полномочии мне не доверяетесь, то отправьте сюда одного кого-нибудь из вас, — ему и мне дайте полную волю, и мы оба будем стараться о совершении сего дела (Из следственного дела над Коваленским)....»

Среди разнообразных толков и пересуд, грузины встретили новый 1802-й год.

Генерал-маиор Лазарев, начальник нашего военного отряда, явившийся в Грузию, в звании полкового командира, еще при жизни Георгия XII, знал об обнародовании манифеста в Москве и Петербурге, но, не имея никаких оффициальных распоряжений, оставался в нерешимости и затруднении.

Осаждаемый со всех сторон вопросами грузин о своей участи, и в ожидании прибытия Кнорринга в Тифлис, Лазарев отговаривался полным незнанием и употреблял все усилия только к тому, чтобы страна оставалась спокойною до введения нового правления. Главная забота состояла в [12] воспрепятствовании царевичам и их родственникам волновать народ. Удерживая их в покорности, связывая произвол, уничтожая на каждом шагу значение и власть, Лазарев, очень естественно, навлек на себя нерасположение царевичей и всех вообще членов царского дома.

Вдовствующая царица Мария была одна из тех, которая питала наибольшее неудовольствие на Лазарева. Вдова-царица жаловалась Кнорингу, что ни она, ни дети ее не получают жалованья, назначенного ей по 500 руб., а детям по 100 руб. в месяц каждому; что данные ей покойным мужем имения у нее отобраны, точно также отобраны имения, принадлежащие ее детям; что, наконец, от отца ее кн. Цицианова отобрано моуравство (земское начальство). Мария просила о возвращении имений ей и детям — и моуравства отцу (Письмо царицы Марии Кнорингу, 22 октяб. 1801 г.).

Жалобы царицы были несправедливы. Лазарев, на запрос Кноринга, отвечал, что царица и дети ее получали жалованье аккуратно до сентября 1801 года. В сентябре же были написаны бараты (указы), чтобы она получила следуемые ей деньги от казахов (Казахи — особое племя татар, живших в Грузии — и ее подданных); но Мария, не желая почему-то получать с них, сама уничтожила те бараты (Рап. Лазарева, 10 дек. 1801 г. No 500). Лазарев не отрицал справедливости того, что кн. Цицианов был удален от управления бамбакскою провинциею, но говорил, что то сделано по необходимости. Возвратившиеся из Эривани, бамбакские агалары (Агалары, высшее сословие, — ушли в Эривань еще при Георгие XII, см. подробности этого дела в моей книге: «Последний царь Грузии, Георгий XII, и присоединение ее к России», стр. 219. Спб. 1867) объявил, что причиною ухода их в Эривань было, то, что кн. Цицианов, на время своего отсутствия, поручил управление ими зятю своему кн. Аслану Орбелиани, который, бывши моуравом шамшадыльским, совершенно разорил жителей. Бамбакские агалары просили избавить и их от его управления. Оставив звание моурава и все доходы, присвоенные этому званию, за кн. Цициановым, Лазарев запретил только кн. Орбелиани вмешиваться в их дела и касаться их управления.

Претензии царствовавшей фамилии, их недовольство причиняли Лазареву частые огорчения. Он писал Кнорингу о своем безвыходном положении, и, не получая никакого удовлетворительного ответа, должен был вести свои дела по русской пословице так, чтобы «и овцы были целы, и волки — сыты»; недостатка же в последних не было. [13]

Царевич Давыд, на увольнение которого в отставку император Александр не изъявил согласия, вошел в сношение с своими дядями и переговаривался с ними о мерах к удержанию престола в руках царствовавшего в Грузии дома.

Давыд, Дарья и Вахтанг, жившие в Тифлисе, имели частые ночные свидания.

Царевич Александр поручил сказать Лазареву, что пока в Грузии нет царя, до тех пор его ноги не будет в этой стране (Письмо Лазарева Кнорингу, 19 феврале 1802 г. Константинове; ч. I, прилож. 294 (рукоп.). Арх. Глав. Шт.; в С.-Петерб.).

Царица Дарья в Тифлисе, а царевич Иулон в Имеретии, были двумя главными руководителями, от которых гонцы ежедневно доставляли письма друг другу. Давыд, Иулон, Александр и Вахтанг, бывшие противниками, стали теперь друзьями и единомышленниками. Они поклялись между собою удержать царское достоинство в роде Богратионов, и избрать царем того из царевичей, кого назначит Дарья (Рапорт Лазарева Кнорингу 26 янв. 1802 г. Тайн. Арх. Канц. Нам). С этою целию союзники завели переписку с окружными ханами, прося их помощи и решились просить о допущении одного из членов царского дома в состав правления, чтобы затем под рукою «работать о восстановлении царского достоинства».

Царевич Александр уверял Давыда, что во всякое время готов оказывать ему услуги, какие, от него потребуют (Рапорт его же, 14 февр. 1802 г. Там же.), а царице Дарье поручил передать, «что русские обманывают ее, «подобно царю Георгию, и чтобы она ничему не верила».

Дарью не нужно было предупреждать в этом; она была гораздо опытнее Александра во всякого рода интригах. Имея большое влияние над умами народа, царица, по выражению Лазарева, сама управляла всею машиною. Обещая всем милости, прося помощи, как внутри, так и вне царства, Дарья не теряла надежды на успех, и переписываясь с ханами и горскими владельцами, не забывала наставлениями и своих детей.

Один из сыновей ее, Вахтанг, живя в Тифлисе, задавал пиры, приглашал на них князей и старался привлечь их на свою сторону. Царевич разглашал, что, с устройством русской губернии, грузины обязаны будут платить особые подати, поставлять рекрут и нести другие повинности. В присутствии же преданных нам говорил, что «их дом разорен от [14] несогласия, и что нужно быть всем согласным, дабы получить милость великого государя».

Двуличное поведение его не было тайной. Никто не полагался на искренность последних слов царевича. Известно было, что Иулон, Вахтанг, Александр, Парнаоз, Давыд и царица Дарья, — все вместе отправили в Персию за печатями письмо к Баба-Хану, прося его защиты, покровительства и войска. При содействии лиц себе преданных, царевичи успели взволновать осетин, на усмирение которых были посланы войска. Подговоренный народ отказался повиноваться поставленному правительством нацвалу (управляющему), несмотря на то, что за три месяца перед этим сам одобрял его. Грузины ожидали прибытия Кноринга для того, чтобы просить об отмене податей, рекрутской повинности и о назначении царя из дому Богратионовых (Письмо Лазарева Кнорингу, 17 февраля 1802 г.).

Кноринг спешил отъездом в Грузию. В марте собрались на Кавказской линии все русские чиновники, назначенные в состав нового правления страны. 30 марта, Кноринг выехал в Тифлис для скорейшего открытия правления и уничтожения волнений и беспорядков, производимых осетинами. Жившие по рекам Паце и Большой-Лиахве в ущельях Кавказских гор, осетины с древних времен находились в подданстве Грузии и имели начальников наследственных в фамилии грузинских князей Мочабеловых.

В последние дни жизни Георгия XII, при слабости тогдашнего грузинского правления, осетины пришли в такое неповиновение и буйство, что, умертвив одного из своих князей, производили набеги на грузинские селения, похищали имущество жителей, уводили их в плен и продавали соседним жителям Кавказских гор.

Подстрекаемые царевичами, жившими в Имеретии, осетины еще более усилили свои вторжения и хищничества, так что Кноринг вынужден был унять их силою.

Две роты 17-го егерского и три роты Кавказского гренадерского полков, два легких полевых орудия и 77 казаков назначены в состав отряда, под командою Кавказского гренадерского полка подполковника Симоновича, долженствовавшего усмирить осетин и привести их к покорности (Рап. Кноринга Г. И. 26 марта 1802 г. В отряде находилось штаб и обер-офицеров 19; нижних чинов строевых 703, и нестроевых 62 человека. См. Рап. Симоновича, 20 февраля 1802 г. T. А. K. Н.). [15]

19-го февраля, отряд выступил из грузинского селения Цхинвал и в тот же день прибыл к урочищу Суерисхеви. Отсюда Симонович отправил к осетинам двух парламентеров, с письменным объявлением о причине его движения внутрь их жилищ (Обвещение осетинам, приложенное к рапорту Симоновича 5 марта 1802 г. No 121). Отряд перешел между тем в осетинскую дерев. Джавы. Устрашенный народ, не ожидавший прихода наших войск в свои жилища, прислал старшин в Джавы, с просьбою о помиловании и с заявлением, что осетины, живущие по рекам Паце и Большой-Лиахве, будут спокойными и покорными русскому правительству. Симонович привел их к присяге, взял аманатов из лучших фамилий и, оставив здесь одно орудие с надежным прикрытием, сам двинулся далее к другим селениям. Повсюду жители приходили к нему с покорностию, присягали на верность и давали аманатов по выбору.

Для лучшего удержания в повиновении осетин на будущее время решено было учредить у них правление в форме гражданских судов (В состав суда назначены: 4 князя Мочабеловых, 6 осетинских старшин, 6 грузинских есаулов и столько же осетинских; один священник для распространения христианства) и поставить их в зависимость от уездного суда и полицейской управы, учреждаемой в г. Гори. Суды эти были устроены в дер. Джавы и Чриви. В первой, для жителей, обитавших по рекам Паце и Большой-Лиахве, а во второй — по рекам Арагве и Малой-Лиахве (Рап. Кноринга Г. И. 26 Марта 1802 г.).

Возвратившись в Сурам, Симонович привел с собою 13 чел. аманатов от осетинского народа, которого насчитывали тогда до 35 т. душ обоего пола.

Волнения в Осетии усмирены и кончились неблагоприятно для членов царской фамилии: вовсе не так, как они ожидали. Все внимание их было обращено на Персию и на те меры, которые предпримет Баба-Хан. Властитель Персии был один, на чью помощь они могли теперь рассчитывать.

В январе, в Эривани получено известие, что Баба-Хан поручил одному из своих военачальников, Аббас-Кули-Хану, отряд войск с тем, чтобы он, отправившись в Тавриз и собрав там войска, следовал к Нахичевани, выгнал тамошнего хана и сам занял бы его место. Потом, если Эриванский хан не исполнит требований властителя Персии, [16] то Аббас-Кули-Хану приказано было двинуться к Эривани. Туда же обещал прибыть и сам Баба-Хан.

Эриванский хан приготовлялся к обороне и отправил посланного в Лазареву. Он писал теперь, что считает свое ханство составною частию Грузии, и зная, что последняя находится в подданстве России, хан считает себя также подданным русского императора. Он просил разрешения отправить своего чиновника в Петербург, и, сложив с грузинских купцов по 2 рубля пошлины с каждого вьюка, обещал платить нашему правительству ту дань, которую платил царям грузинским.

Отправленные Лазаревым в Эривань лазутчики принесли известия, подтверждавшие о приготовлении персиян в неприязненным действиям.

До властителя Персии, говорило одно из писем, полученных в Тифлисе, дошло «известие, что в Грузии дымится, и надобно сей дым искоренить». Шах сделал распоряжение о сборе 45 т. войска, поручил их своему сыну Аббас-Мирзе, и сардарю Сулейману, и приказал с окончанием «навруза» двинуться к Эривани, и оставив у этого города 10 т., с остальными 35 т. идти в Грузию. Побуждением к этому было полученное Баба-Ханом письмо царевича Александра, просившего о помощи. Театром военных действий избраны Казахи и Бамбави. Склонив на свою сторону тамошних татар и заняв эти провинции, Аббас-Мирза должен был, по повелению своего отца, отправить посланного в Тифлис с требованием очистить Грузию и вывести оттуда русские войска (Рапорт Лазарева Кнорингу, 27 февр. No 126).

Справедливость слухов как бы подтверждалась тем, что эриванский хан укреплял город и запасал в нем военные и съестные припасы. Вместе с тем, хан снова отправил своего посланного в Лазареву, с уверением о приверженности своей к России, просил покровительства и дозволения принять присягу на верность, если будет удостоверен в том, что наши войска будут его защищать, и «он не будет уже иметь никакой опасности от своих неприятелей» (Рап. Лазарева Кнорингу, 9 марта 1802 г. No 162).

Лазарев отвечал, что без разрешения не может вступать ни в какие переговоры, и обещал спросить о том Кноринга. Посланный остался в Тифлисе до получения ответа. Кноринг обнадеживал хана, высказывал свою готовность вступить с ним в переговоры и заключить акт о принятии [17] хана в покровительство России. Посланный не имел письменной доверенности Мехмет-хана, — по этому Кноринг просил уполномочить или его, или прислать другого доверенного в Тифлис к его приезду. Вместе с тем, хан должен был написать форменное прошение на имя императора Александра с объяснением условий, на которых желает вступить в подданство России (Рап. Кноринга Г. И. 11 марта 1802 г. Рапорт его же от 26 марта. Арх. Мин. Внутр. дел, ч. II, 18-23).

Приготовление Эриванского хана к обороне и его искательства о подданстве, хотя и не давали права заключать об искренности расположения хана, но за то указывали на достоверность намерений Баба-Хана вторгнуться в его владения, а, в случае успеха, двинуться и в Грузию. Для обеспечения ее Кноринг предписал гренадерскому баталиону из рот Кабардинского и Кавказского полков, с находящеюся при них артиллериею, флигель-ротам Кавказского гренадерского полка, Нарвскому и Нижегородскому драгунским полкам — быть готовыми к походу с Кавказской линии в Грузию. Атаману войска донского генерал-лейтенанту Платову сообщено, чтобы он поспешил выслать в Моздок один казачий полк, из числа пяти полков, назначенных на линию, для смены полков там находившихся. В Моздоке заготовлялись сухари в месячной пропорции, а в Екатеринограде предписано заготовить их для 7 т. челов. В Грузию отправлен второй комплект боевых патронов и артиллерийских припасов. Для обеспечения Кавказской линии собрано с разных полков 700 казаков (Рап. Кноринга Г. И. 11 марта 1802 г. Т.А. K. Н.).

Кноринг спрашивал императора, как поступить с искательством хана Эриванского, и просил разрешения отправить в Грузию, кроме полков туда уже нарначенных, еще один, гренадерский баталион и флигель-роты Кавказского гренадерского полка из Моздока и Кизляра — мест их расположения.

Покорность и искание покровительства ханом Эриванским было весьма важно для нас в политических отношениях с Персиею. Грузия была открыта со стороны Эривани до такой степени, что вторгнувшемуся неприятелю нельзя было противупоставить никаких естественных препятствий. Персияне, всегда вторгавшиеся со стороны Эривани или Ганжи, думали и теперь сделать тоже самое. Встретив их в границах эриванского ханства, мы избавляли от разорения грузин, разорения неизбежного для народа, во владениях которого производятся [18] военные действия. Не обременяя народ грузинский требованием о доставления всего необходимого для войск, оставляя его при своих земледельческих занятиях, мы могли обеспечить себя провиантом и фуражем на счет жителей Эриванского ханства, «по изобилию в оном жизненных потребностей». Поэтому Кноринг просил разрешения, не только поддержать хана, нашими войсками, но и искать случая встретиться с персидским войском в пределах Эриванской области. Император Александр согласился на все просьбы Кноринга, как об отправлении в Грузию новых войск («Я желал бы только, писал император, чтобы гренадерский баталион составлен был из рот одного которого либо полка, поелику сводных гренадерских баталионов уже не будет, как известно сие вам из указов воинской коллегии»), так и о принятии хана Эриванского под покровительство России и встрече персидских войск в пределах его владений.

«Привязанность сего владельца во всякое время для Грузии полезна, писал Александр (Повеление Кнорингу 23 апреля 1802 г. Арх. Мин. Внут. дел ч. II, 25), а в настоящем случае она, необходима». Император поручил Кнорингу настоять на том, чтобы хан предоставил охранение Эриванской крепости нашим войскам. Эривань и Ганжа были два пункта, владея которыми мы могли быть совершенно обеспеченными от всякого нечаянного вторжения персиян в Грузию.

Важность эта и заставляла наше правительство желать, чтобы ханы их искали покровительства или подданства России. «Заняв два важные сии места, писал император главнокомандующему, вы поставите Грузию не только вне опасности, но и вне действия войны, отнимите у неприятеля лучшие его способы и, что всего важнее, дадите весьма нужные владельцам сих мест убеждения в покровительстве России и усилите их доверие” (Ibid.).

Вскоре Джават, хан ганжинский, подал причины к неприязненным противу него действиям.

22 марта, Лазарев доносил Кнорингу (Рапорт Лазарева, 22 марта, No 218), что ганжинский хан, заявлявший права свои на владение Шамшадыльскою провинциею, прислал туда с войсками своего сына Гусейн-Кули-агу, который, с целию перевести жителей в свои владения, прибыл в шамшадыльскую деревню Акрум. Кноринг писал Джават-хану, удивлялся поступкам сына, когда отец уверял его в добром расположении к России, и требовал [19] удовлетворения за причиненное шамшадыльцам разорение (Письмо Кноринга хану, 6 мая 1802 г.). Главнокомандующий обещал в противном случае достигнуть того же силою оружия.

Хан молчал. Кноринг предписал Лазареву следовать с отрядом в Шамшадыль и защищать ее от покушения ганжинского хана. В состав отряда назначены из Тифлиса 17-го егерского полка баталионы: генерал-маиора Лазарева 4 роты, подполковника Ляхова три роты; одна рота Тифлисского мушкетерского полка, бывшая в Шамшадыле, три полевых орудия и 70 человек казаков донского Щедрова 2-го полка (Всего в отряде было: 24 офицера, 59 унтер-офицеров, 18 музыкант., 580 рядов., 52 нестр. и 31 рекрут).

23-го мая, Лазарев прибыл в Шамшадыльскую провинцию и стал при р. Гассан-су на самой ганжинской дороге. Он примкнул свой левый фланг к Куре, и стоял в 30 верстах от пограничного местечка Шамхоры, и около 60 верст от Ганжи.

Имея провианта только до 1-го июня, Лазарев просил о скорейшей его доставке, потому что на месте достать его было негде.

«Провинция, в коей я теперь нахожусь, писал он (Письмо Лазарева Кнорингу, 24-го мая 1802 г.), совсем пуста, как людями, так и произрастениями. Я еще ни одной деревни не видал, исключая находящейся перед лагерем верстах в пяти, да и та теперь пустая».

25-го мая, отряд подвинулся на 16 верст вперед и к вечеру достиг границы, отделяющей Шамшадыльскую провинцию от ганжинского ханства. Здесь Лазарев узнал, что из 33-х деревень, осталось не более четырех, кочевавших в горах, в верховьях р. Гассан-су. Прочие двадцать девять деревень с татарскими агаларами и армянскими кевхами находились во владениях ганжинского хана. Число ушедших простиралось до 1,900 семей. Причиною такого переселения жителей были подговоры шамшадыльского старшины Мамад-Гуссейна. Претендуя на звание и достоинство шамшадыльского султана, Мамад, сидевший уже за это в Тифлисской крепости и успевший освободиться, искал защиты ганжинского хана. Джават-хан послал в Шамшадыль свои войска и, при содействии их и подговоров Мамада, перевел в свое ханство большую часть жителей. Переселившиеся кочевали сначала в верховьях р. [20] Шамхор, но, с приходом наших войск, ушли в глубь ганжинского ханства (Рапорт Лазарева Кнорингу, 26-го мая 1802 г.).

Простояв некоторое время на р. Ахансе, Лазарев придвинулся ближе к Борчалам, а вскоре за тем должен был возвратиться в Тифлис по случаю отъезда Кноринга на линию.

Перед отъездом его, Джават-хан прислал своего посланного в Тифлис с доказательствами своих прав на владение Шамшадылью. Кноринг не соглашался с мнением хана, основываясь на том, что при жизни последнего царя Георгия XII провинция эта находилась под властию Грузии, а потому и теперь должна оставаться во владениях России. Упорные с обеих сторон переговоры были продолжительны: ни та, ни другая сторона не хотели, уступить. Поэтому решено было оставить жителей в том положении, в котором находились, но с условием, что ганжинский хан не будет более беспокоить «оставшихся в Шамшадыли народов, во взаимство чего и область Ганжинская тревожена от победоносных войск российских не будет (Письмо Кноринга хану, 29-го мая 1802 г.)».

Вскоре после экспедиции противу ганжинского хана, войскам нашим пришлось действовать противу нахичеванского хана. Киалет-Балы-Хан нахичеванский, лишенный зрения Ага-Магомет-ханом, был человек властолюбивый и предприимчивый. Зная свойства его характера, царевич Александр, оставив Имеретию, пробрался сначала в Ахалцых, а потом в Нахичевань. Царевич успел уговорить обоих владельцев действовать совокупно противу Грузии. Соединение паши ахалцыхского и хана нахичеванского могло произойти только через Карскую провинцию, владетель которой имел миролюбивое расположение к Грузии, удерживал равновесие между соседними владельцами и отказывался принять участие в деле союзников.

Киал-Балы-хан хотел заставить его к тому силою. Он подошел с войсками к границе, отделяющей Грузию от Карского пашалыка (Рапор. Кноринга, Г. И. 8-го июня 1802 г.). Отряд его состоял, по сведениям, из 12,000 конницы, 2500 чел. пехоты и двух орудий. Кноринг, узнав об этом, приказал, расположенным в Бамбакских грузинских селениях, двум мушкетерским ротам Тифлисского, трем ротам 17-го егерского полков и 70 казакам — всего 361 человек и 200 бамбакских татар присоединенных к отряду под начальством полковника Карягина, подвинуться к границе, [21] стать против Киал-Балы-хана и наблюдать за его движением. В то же время, Кноринг спрашивал хана о причинах его приближения к границе Грузии. Тот отвечал, что причина эта не относится к Грузии, а потому отвечать на вопрос считает не нужным.

Такой ответ и просьбы карского паши защитить его от нападения Киал-Балы-хана заставили Кноринга согласиться на это. Карский паша, по совету главнокомандующего, собрал свои войска в числе 6,000 конницы и 2,000 пехоты и присоединил их к отряду Карягина.

28-го мая, нахичеванцы атаковали наши войска и турецкие войска карского паши. Турецкая конница была сначала опрокинута, но сильный артиллерийский огонь из шести орудий, трех русских и трех турецких, дал совершенно другой оборот делу. Нахичеванцы начали сначала отступать, а потом обратились в совершенное бегство.

Киан-Балы-хан, столь самоуверенно говоривший, должен был отказаться от своих намерений.

II.

Объявление манифеста. — Открытие верховного грузинского правительства.

9-го апреля 1802 года, в среду на Страстной неделе, Кноринг, в сопровождении действ. статск. советн. Коваленского и многочисленной свиты русских чиновников, имел торжественный вход в Тифлис — столицу Грузии.

Через три дня, 12 апреля, в великую субботу был обнародован в Тифлисе манифест о присоединении Грузии к России. В соборных храмах грузинском, армянском, римско-католическом и в магометанской мечети одновременно читался манифест, после прочтения которого начата присяга.

Собрав к себе всех князей, знатных особ и прочих обывателей Тифлиса, Кнорринг приказал окружить их войсками, «аки штурмом» (Перевод писем к кн. Герсевану Чавчавадзе, от 18 апреля 1802 г. Арх. Мин. Внут. Дел, по департ. общих дел. Ч. II, стр. 197), и в таком положении совершать присягу. Народ, сам искавший покровительства и просивший подданства, был озадачен такою бестактностию главнокомандующего («Кноринг с Коваленским в политике своей ошиблись, писал Лошкарев к Куракину, и не следовало бы им окружать церковь войсками, а надлежало бы поставить оные в некоторой отдаленности, на открытом месте, и по приведения к присяге, отдать честь точно так, как в бытность мою в Крыму министром и приводил к такой же присяге татар....» Арх. М. В. Д.: Дела Груз., ч. II, стр. 194). Многие из князей спешили оставить церковь и не [22] хотели присягать насильно. По приказанию Кноринга, некоторые лица были за то арестованы (Арестованы были карталинские князья Мочабелов и Амреджибов).

Нужно ли говорить, какое впечатление произвело на народ подобное действие новой для них власти.

Такой поступок привел грузин, вовсе не ожидавших такого распоряжения, в уныние и поселил в них ропот. Призванные к присяге, царицы высказывали Кнорингу свое неудовольствие и порицали его действия: Они укоряли его в тон, что, будучи в Грузии, он обещал ходатайствовать об утверждении в царском достоинстве того, кому по праву наследства оно будет принадлежать. Как та, так и другая имели, по их мнению, основание к таким укорам. Царица Дарья основывалась на завещании своего супруга Ираклия II, по которому должен был царствовать царевич Иулон, а царица Мария на том, что сын ее, царевич Давыд, признан и утвержден императором Павлом I наследником грузинского престола. Таким образом, каждая из цариц хлопотала о сохранения престола в своем роде. Сознавая, затруднительность своего положения, Кноринг, еще более увеличил недоразумение, сказав, что относительно царствования никаких повелений не имеет; что царствование прекращено в Грузии по представлению тайного советника Лошкарева, князя Герсевана Чавчавадзе и прочих послов грузинских {Перевод писем князю Герсевану Чавчавадзе из Грузии, 18 апреля 1802 г. Письмо Лошкарева кн. Куракину 7 июня 1802 г. Арх. Мин. Внут. Дел, дела Грузии. Ч. II, стр. 194, 197 и 198. «Нашему сиятельству известно, писал Лошкарев, что положение сие сделано в Москве? без всяких представлений, а сколько мне помнится, сказано, что, по возврате из Москвы, грузинские дела здесь (Петербурге) будут кончены, да и сам Кнорринг, при отъезде, то же самое мне объявил. Я не знаю, откуда же он взял и объявил оное царицам?..»), — а ему повелено только привести в исполнение новое положение о Грузии.

Вскоре Тифлис узнал, что генерал-маиор Тучков, по приказанию Кноринга, был у царицы Марии, супруги последнего царя Георгия XII, и отобрал у нее все царские регалии (Корона, скипетр, знамя, порфира и трон внесены были сначала для сбережения в верховное грузинское правление. Сабля же и оба ордена, пожалованные Георгию XII, царица Мария не возвратила, а высказала желание оставить у себя. Кноринг спрашивал, как поступить? (Письмо его Трощинскому 25 мая 1802 г. No 28) Император Александр приказал саблю и ордена оставить у царицы (рескрипт Кнорингу 25 июня: Арх. Мин. Внут. Дел, дела Грузии кн. I). Впоследствии все отобранные регалии привезены были в Георгиевск, где и хранились. (См. Акты Кав. Арх. ком. T. I, 194. No 154).}. [23] Подобные действия до крайности раздражили все сословия народа.

Царевичи Давыд и Вахтанг были недовольны правительством. Незначительные обстоятельства послужили поводом к тому. Первому Кноринг в ноябре 1801 г. сообщил, что ему пожалован орден св. Александра Невского, но орден не был дан Давыду, а вскоре затем он был уволен в отставку без прошения и мундира, который был всегда «предметом его усиленнейших желаний». Царевичу Вахтангу был дан орден св. Анны, а грамата по ошибке была написана и выслана на орден св. Александра Невского. Кноринг отобрал эту грамату для замены другою, а Вахтанг принял это «в уничижение себе, почел за чувствительную обиду».

«Весь здешний народ, писали грузины князю Чавчавадзе (Арх. Мин. Внут. Дел, по деп. общ. д., дела Грузии, ч. IX, стр. 198), вас просит не оставить всех нас уведомлением, подлинно ли Кноринг поступает так по высочайшей е. и. в. воле, или здешнему дворянству и всем обывателям делает самовольно такие огорчения. По извещении вашем, будем стараться себя защитить, ибо таковых неприятных поступков мы не в состоянии более сносить. Весь народ ожидал и ожидает, от вас уведомления, дабы узнать достоверно о высочайшей воле и намерении. Но как по ныне от вас о том еще не извещен, то и остается в крайнем изумлении и не знает, на что решиться».

В ожидании ответа, все состояния людей присягали между тем на верность нового подданства. Присяга шла на столько успешно, что Кноринг мог донести, что она совершена «при радостном восклицании народа» (Всепод. рап. Кноринга, от 12 апреля 1802 г. Акт. Кав. Арх. Ком. Т. 1, 443. No 560). В течение апреля и в начале мая, вся Грузия присягнула русскому императору. Страна разделена была для этого на несколько епархий. В каждую епархию посланы чиновники для объявления манифеста и принятия присяги в местных церквах (Письмо Кноринга католикосу царевичу Антонию 19 апреля 1802 г. Тиф. Арх. Канц. Наместн.).

После торжества объявления, Кноринг отправился для обозрения границ Грузии, преимущественно со стороны Персии и Эривани, а правителю Грузии действительному статскому советнику Коваленскому поручил сделать приготовления в [24] открытию правления. Имеретинский царь Соломон, паша ахалцыхский (Письма Кноринга, от 16 апреля 1802 г.), хан ганжинский и джаро-белоканские лезгины (Письма его же, от 18 апреля 1802 г.) получили письма Кноринга, в которых он, объявляя об обнародовании в Тифлисе манифеста, приглашал их оставаться спокойными, не нарушать доброго согласия, и присовокуплял, что император Александр готов оказывать свою помощь и пособие всем тем, которые будут искать ее, и своими искренними поступками того заслужат. От джаро-белоканцев главнокомандующий требовал, чтобы они прислали своих старшин в Тифлис для объявления им «некоторых миролюбивых предложений».

Между тем, приготовления к открытию правления приходили к концу. 7 мая, комендант Тифлиса с барабанным - боем и музыкою объявлял, на открытых местах и площадях города, что на следующий день последует открытие верховного грузинского правительства, со всеми его экспедициями, и приглашал всех царевичей и чиновников, назначенных в правление, собраться в дом, нарочно для того избранный.

В 7 часов утра 8 мая, произведено последовательно три пушечных выстрела с полу-часовыми промежутками. За последним выстрелом, в половине девятого часа, начался во всех церквах благовест и продолжался до начала церемонии.

В доме, избранном для правления, собрались тифлисские жители всех званий и состояний. Туда же прибыл и Кноринг. Встреченный на крыльце и залах дома чиновниками и князьями, он занял место у стола, на котором положено было: учреждение о губерниях, манифест, штат и постановление о Грузии.

После речи главнокомандующего и ответа на нее князя Ивана Орбелиани, прочтен сначала список всем чиновникам, назначенным в состав верховного грузинского правления, и за тем последовало торжественное шествие в Сионский собор.

Впереди шел комендант с полициймейстером и полицейскими служителями, двенадцать грузинских князей и дворян по два в ряд. Двое из первейших князей: карталинских — Иван Орбелиани, и кахетинских — Андроников, несли на парчевых подушках, первый учреждение о губерниях, а второй — манифест, штат и постановление о Грузии. Четыре князя-ассистента при каждом поддерживали за кисти края подушек.

Далее следовал главнокомандующий со свитою и [25] генералитетом; Коваленский с чиновниками, царевичи, князья, дворяне, и народ замыкали шествие (Обряд открытия правительства 8 мая 1802 г.).

Впереди и сзади процессии следовали войска.

На паперти Сионского собора процессия встречена духовенством. Два архиерея, приняв от князей подушки, отнесли их в церковь, разместили на столах, покрытых парчею и поставленных по обеим сторонам амвона.

Тифлисский митрополит Арсений совершал божественную литургию. По окончании ее, два чиновника, один по-русски, а другой по-грузински, читали обвещение Кноринга, в котором тот, заявляя об открытии верховного грузинского правительства, обязывался; «ограждать области сии от внешних нашествий, сохранить обывателей в безопасности личной и имущественной и доставить всем покров, уверенность и спокойствие правлением бдительным и сильным, всегда готовым дать правосудие обиженному, защитить невинность и, в пример злых, наказать преступника (Полн. Собр. Зак. Т. XXVII, No 26. 438).

«Любящие мир да убедятся, писал Кноринг, что прилежание и труды, а не происки, избыточество обывателей, а не нищета их, твердая и непоколебимая надежда на благость Господню, а не отчаяние, наконец, ни коварство, кровопролитие, буйство, жестокости и дерзости, но простодушие, человеколюбие и снисхождение, — добродетели, долженствующие отличать христианина, — суть источники спокойствия и благоденствия народов».

За тем прочтен штат, постановление о Грузии, и все чины, назначенные в состав правления, приведены к присяге.

После благодарственного молебствия, сопровождаемого колокольным звоном и 101 пушечным выстрелом, процессия в том же порядке отправилась в дом назначенный для присутственных мест, где и совершено было также молебствие.

В присутственной комнате, было тотчас же открыто первое заседание верховного правительства и составлен протокол «к сведению и незабвенную память на вечные времена высокомонаршего к грузинскому народу благоволения и милости» (Рапорт Кноринга Г. И., 25 мая 1802 г.).

В тот же день открыты одна за другою экспедиции: исполнительная, казенная, уголовная и гражданская.

Торжество дня закончилось обедом, балом и ужином у главнокомандующего. Присутственные места и город были иллюминованы. [26]

В течении мая открыты присутственные места в городах Гори, Сигнахе, Телаве, Лори и Душете.

В день открытия правления, двадцать девять человек грузинских князей просили Кноринга о дозволении отправить в С.-Петербург депутатами князей Ивана Орбелиани и Соломона Моуравова с благодарностию к императору Александру о принятии Грузии в подданство России (Письмо князей Кнорингу 8 мая 1802 года. Император Александр отклонил их желание, как поступок с «важными для них издержками сопряженный и по уверенности моей в усердии их, излишний». Арх. Мин. Внут. Дел, дела Грузии, кн. I. Рескрипт Кнорингу 26 июня 1802 г.).

С открытием правления, лица царского дома навсегда устранены от управления народом. Некоторые из них вызваны в Россию, другие остались в Грузии. Царевичи Иулон, Парнаоз и Александр оставили свое отечество. Первые два находились в Имеретии, а последний переезжал от одного хана к другому. Кноринг приглашал каждого из них возвратиться в Грузию и вступить во владение принадлежащими им имениями (Акты Кавк. Археогр. Ком. T. I, 245). Ни один из трех царевичей не принял такого приглашения. Находившиеся в Грузии члены царского дома были также недовольны. Лишившись права произвольно располагать имуществом своих подданных, удовлетворять всем своим прихотям, они были возбуждены против русского правительства. Русское правительство хотя и торопилось принять меры к тому, чтобы не поставить их в затруднительное положение. относительно материальных средств, но забота эта, увеличив расходы казны, не привела к удовлетворительному результату. Царевичи, находившиеся в России, получили пенсии по 10 т. р. каждый. Царица Мария, по тогдашним сведениям, имела обеспеченные доходы, простиравшиеся до 18 т. р. грузинскою серебрянною монетою (Рапорт Кноринга Г. И. 5 июля 1802 г.). Царице Дарьи назначено по 500 р., царевнам Софьи и Рипсиме по 100 р., а Гаяне и Нине по 75 р. в месяц каждой (Высоч. рескрипт Кнорингу, 5 августа 1802 г.). Русские деньги не произвели того действия, которого от них ожидали. Честолюбие и жажда власти не были заглушены золотом. Лица царской фамилии не могли оставаться праздными. Они сожалели, что корона ушла из рук дома Богратионов, и всеми силами, всеми зависящими от них средствами, старались вернуть ее (Письмо гр. Мусина-Пушкина Трощинскому, 20-го августа, No 61. Акты Кав. Арх. Ком. T. I, 395-401). [27]

— Можете ли вы торжественно утвердить, спрашивал как-то граф Мусин-Пушкин царевича Вахтанга, что с матерью вашею не сожалеете о грузинской вороне, вышедшей из дому Богратионов. Скажите мне откровенно, как другу.

— Не могу! отвечал царевич в порыве откровенности. Жалеем и сильно жалеем. Мы заслуживали бы названии безумных, если бы такого сожаления не существовало.

Надежда на возможность вернуться к старому порядку вещей и, вследствие того, принимаемая царевичами меры в достижению своих целей, были причиною многих беспорядков в Грузии, беспорядков, клонившихся в разорению бедного класса народа....

Правление открыто. Кноринг уехал в Георгиевск, поручив командование войсками, расположенными в Грузии, генерал-маиору Лазареву, а управление делами гражданскими действительному статскому советнику Коваленскому. Народ остался в унынии, как от поступков Кноринга, так и от совершенно чуждого для него порядка ведения дел, начавшегося с образованием нового правления. Новому правительству прежде всего предстояло уяснить себе понятие о том, что такое Грузия? Каков характер народов, ее населяющих? Каков общественный, нравственный и юридический строй народа?

Остановимся на этих вопросах, знакомство с которыми необходимо как для того, чтобы объяснить политический смысл грузин, а также и для того, чтобы сложить с них многие обвинения, которые заявляются иногда при изучении исторических событий у этого народа, чисто от недостаточного знакомства с его нравами и обычаями.

III.

Рождение. — Крещение. — Свадьба и верования грузин.

Жизнь грузина представляет много любопытного для наблюдателя, привыкшего к общему европейскому строю жизни. По лощинам и скатам гор раскинуты грузинские деревни. Издали они кажутся неправильною насыпью или грудою развалин. В Карталинии многие села и деревни лишены садов; в Кахетии, напротив того, все тонут в зелени. В самом расположении деревни нет собственно ничего характеристичного, определенного: двух-этажный дом стоит рядом с землянкою, едва видною от горизонта земли. [28]

Каждый строится там, где ему вздумается, не обращая внимания на то, «нарушит ли он удобство других или займет дорогу». Улиц нет; проходы между домами так узки, и наполнены такими рытвинами, что одиночные всадники едва подвигаются вперед. Грузины не имеют привычки очищать улиц; сор и падаль валяются в глазах всех, и своим разложением заражают воздух....

Посреди плоских крыш домов, возвышаются конусообразные насыпи, с отверстием для выхода дыма, а вокруг них набросаны связки хвороста и терновника, идущего на топку. Досчатый курятник и плетеный кузов на сваях для кукурузы, на корм птицам, — необходимые пристройки к дому.

Неподалеку от деревни раскинуты мякинницы, большие стога сена, и длинные, ушедшие в землю, — где содержится рабочий скот. В некоторых деревнях видна церковь, построенная в виде русской избы с покатою, но черепичною крышею. Она всегда мала и может поместить не более десятой части поселян (Д. Бокрадзе: «Грузия и грузины», Кавк. 1851 г. No 30, 123. «Сцены из грузин. жизни», Из. Сл... Кавк. 1860 г. No 91). Скромное кладбище, омываемое чистым ручейком или речкою, составляет принадлежность почти каждой деревни.

Хата (сакля) простолюдина первобытной постройки. Она строится из плетня, с двумя отделениями, одно для семейства, другое для кладовых. Сакля доступна только со стороны входа. Крыша и задние стены приходятся в уровень с землею. Ее окружают приземистый колючий забор и деревья орешника, виноградника и плакучей ивы. Вход в саклю закрыт навесом, устроенным на небольших столбиках, испещренных весьма часто разными узорами.

Входная дверь ведет прежде всего в дарбази — главную и самую большую комнату, посреди которой стоят два, а иногда и один столб (деда-бодзи), служащий опорою всему дому. Приемная, гостиная, кухня и самая семейная жизнь селянина сосредоточивается в этой комнате. К потолку приделана железная цепь с крючком, на котором вешается котел. В дарбази же разводится огонь или устраивается небольшой очаг — углубление выложенное камнем, — служащий для приготовления пищи и согревания во время холода. Вокруг очага семья собирается обедать; здесь же она и спит. Пол в сакле земляной и неровный. Вдоль задней стены дарбази идут деревянные полки, с симметрически расставленною посудою.

Посуда состоит из азарпеши — небольшой серебрянной [29] чашечки с тонкою продолговатою ручкою. Азарпеша имеет вид суповой разливательной ложки, на которой часто написано во всю длину ее, кому принадлежит, и что стоит.

Кула — кувшин, с узким горлышком, сделанный из орехового наплыва, покрытого красным лаком, или из корня грушевого дерева, с пустотою внутри.

Азарпеша и кула — сосуды, из которых по преимуществу пьют вино. Когда пьют из кулы, то вино, стремясь из широкого в узкое и спиральное отверстие, производит звук, похожий на воркование горлинки. Из кулы меньше, выпьешь, за то скорее опьянеешь.

Самый замечательный кубок грузин — это турий рог, часто оправленный в серебро; в него помещается до полтунги вина (тунга 5 бутылок).

Остальная посуда состоит из деревянных чашек грубой работы и глиняных кувшинов, иногда натурального цвета, а иногда муравленых.

В противоположной входу стене сакли устроена большая нишь, в которую укладывают постель. Мебель составляют широкие, но низкие тахты (род дивана), сколоченные из досок. Тахты поставлены вдоль одной или двух стен, покрыты разноцветными коврами, с красною мутакою (продолговатая подушка). У третьей стены стоят сундуки, окованные железом или обтянутые кожею, кидобани (деревянный ящик) для хранения хлеба. Тут же стоят кувшины для воды и другая мелкая утварь.

По стенам развешаны военные доспехи хозяина, покрытые весьма часто значительным слоем копоти. Пища приготовляется в самой сакле, в висящем над очагом котле, и оттого постоянное пребывание в комнате дыма режет глаза и коптит всю внутренность дома («Письма из Кахетии», кн. Р. Эристов, Кавк. 1846 г. No 25. — «Грузинские очерки и типы», К. Вилемска, Кавк. 1847 г. No 16. — «Грузия и грузины», Д. Бокрадзе, Кавк. 1851 г. No 30. — «Очерки деревенских нравов Грузии», Н. Берзенов, Кавк. 1854 г. а 98. — Гакстгаузен, «Закавказский край»; изд. 1857 г. Часть I, стр. 67, 75, 145.}. Пламя, поднимаясь, нагревает саклю. К балке, упирающейся в потолок, привешен глиняный или железный шкалик с растопленном салом. Горящий фитиль его дает тусклый мерцающий свет и вместе с пламенем костра составляет все освещение сакли, застланной дымом горящего востра.

Вокруг очага сидят дети с раскрасневшимися пылающими щеками. Скинув с себя обувь и развалившись на тахте, [30] разговаривают хозяева громко и торжественно. Сняв головной убор и накрывшись платком, сидит мать семейства, у деревянной резной колыбели, и погремушками забавляет дитя или тихою песнею убаюкивает его. Ребенок не слушается, капризничает. Мать стращает его чудовищем. Простой народ верит в существование булы — страшилища, которое, имея огромный рот и предлинный язык, хватает ребенка, бросает его в глотку и пожирает. По уверению и понятию многих, була ходит по ночам около дворов и уносит попадающихся ему детей. Угрозы матери не действуют, ребенок кричит и капризничает по-прежнему. Как унять плачь неугомонного? Остается привесить к его колыбели ослиное копыто, или дать ему сок подорожника, разведенный в молоке матери. Средство это испытанное, и ребенок наверно перестанет плакать и кричать.

Одного убаюкали, другие просят ужинать. Накормивши всех, хозяйка застилает постели, подкладывает под подушки деревянную подставу, и все семейство ложится. Ложится спать и она.

Перед сном почти каждая грузинка читает особую молитву. «Лягу, засну, произносит она, осенюсь крестным знамением. Девять икон, девять ангелов осенят мои ноги и голову. Милует меня крест и на нем распятый, а потому и не может вредить мне искуситель» (Агебис-гаме (заговенье), Ив. Гзелиева, Закавк. Вестник, 1865 г. No 6.}.

Глубокая полночь. Все семейство давно уже спит; в сакле тихо, — тихо и кругом. Чей-то стук в двери нарушает окружающую тишину; то стучится посланный от соседа или родственника.

— Что такое? спрашивают проснувшиеся хозяева.

— У барыни заболел живот (калбатона муцели сткова), отвечает посланный.

Неожидая никаких дальнейших распросов, вестник спешит к другим саклям, где живут еще родственники или знакомые пославшего его господина. Разбуженные хозяева также не задерживают посланного, не спрашивают его о причине такой болезни, ибо всем известно, что, по обычаю, он прислан от мужа женщины, которая чувствует приближение родов. Хозяйка тотчас же одевается и отправляется к родильнице, — это необходимо исполнить по принятому обыкновению. Мало по малу со всех концов собираются родные и знакомые больной, которая лежит среди комнаты, на постеле.

Существует поверье, что при родах нечистая сила в [31] образе змия старается напасть на новорожденного и задушить родильницу. Чаще же всего Али — дух женского пола, преследует родильниц. Он является им в образе повивальных бабок, умерщвляет дитя, а родильницу уводит и бросает в реку.

Слово Али значит собственно — пламя. Грузины считают его злым духом и верят, что он тотчас же исчезает при крестном знамении и произнесении имени какого-либо святого.. Народ рассказывает, что Али живет везде, но преимущественно в Базалетском озере. По представлению народа, Али — прекрасная очаровательная женщина с распущенными волосами, постоянно плещущаяся в озере и поющая сладострастные песни. Духи эти проказничают над теми, кто их не узнает. Одна из подобных проделок рассказывается и до сих пор устами суеверных грузинок. В селении Базалети жила повивальная бабка. В темную ночь пришли к ней прекрасные женщины, прося помочь одной матери, страдающей родами. Старуха отправилась. В огромных палатах нашла она женщину, мучившуюся родами. Бабка подала ей помощь, приняла и показала матери чудного ребенка, за что и получила полный платок золота. Прекрасные женщины проводили старуху до двора, но здесь спутницы ее исчезли со смехом и шумом, а старуха увидела, что в платке ее вместо золота, — зола. Она догадалась, что то были Али...

Грузин, впрочем, имеет средство овладеть этими прекрасными женщинами. Стоит только схватить Али за косы, из которых она не может оставить в руках противника ни одного волоска, и тогда она окончательно побеждена.

Побежденные, они делаются кроткими, послушными и полными рабынями поймавшего.

Али не чужды превращений. Из прекрасной женщины они могут сделаться чудовищем, у которого «зубы словно кабаньи клыки, а коса во весь рост, и говорит-то она хотя и человеческим языком, но все наоборот: вся она создана на изнанку, и все члены ее выворотные» («О грузинской. мифологии вообще и об Али в особенности», А. Саванели. Закавк. Вест. 1854 г. No 48. — См. также Кав. Кал. 1857, 499.}.

В защиту от такого чудовища под голову родильницы кладут обнаженные кинжал и шашку, а самую кровать, где лежит она, вместо занавеса окружают освященною сетью.

Несмотря ни на какие страдания, больная не может позвать к себе мужа, лишенного теперь права входить в комнату [32] жены, около которой сидит бабка и две или три женщины для услуг. Попечению бабки поручается главным образом больная. Чтобы облегчить страдания больной — если бы таковые случились — бабка запасается на всякий случай, если она опытная и бывалая, разными снадобьями. В пузырьке у нее есть, например, желчь от ежа, которую, по поверью народа, необходимо развести в воде и дать выпить больной, у которой, по несчастию, умрет ребенок в утробе. Средство это верное и испытанное, оно облегчает роды («Очерки дерев. нрав. Грузии», Н. Берзенов. Кавк. 1858 г. No 56).

Шум, веселье, разговоры и закуска окружают больную. Хохотня гостей вместе со стоном больной наполняют комнату. Случается, что родильница не выдерживает приличий и зовет мужа.

— Смотрите, говорят тогда блюстительницы чистоты нравов, смотрите, какая греховодница, умирает, а все-таки думает о муже. Просто стыд и срам!...

Насмешки и колкости делают то, что мучащаяся женщина редко зовет в себе мужа. По большей части он сидит в соседней комнате и там ожидает себе наследника или наследницу. Сын предпочитается дочери, и будущий отец по всем признакам уверен, что новорожденный будет мужеского пола. Признаки эти хорошо сохранились в его памяти. Для проверки их он может развернуть рукописную книгу, известную у грузин под именем — нечто в роде народного лечебника.

В 38-й главе этой книги он прочтет: если у беременной женщины «правая сторона живота заметно выдается, то будь уверен, что родится сын, если же левая, то дочь. Если у женщины, в периоде интересного положения, цвет лица румяный, то непременно будет сын, а если она бледна — то дочь. Если женщина, идя на зов, сперва шагает правою ногою, то будет сын, а если левою — дочь». Все эти признаки, казалось, улыбались будущему отцу. Он сожалеет только о том, что для лучшего убеждения себя не прибегал прежде к другому опытному и достоверному средству, которое советует тот же «Карабадим». «Возьми, сказано в нем, чашку с водою, влей туда немного молока беременной женщины и наблюдай: сосредоточится ли оно на поверхности воды или смешается с нею и пойдет ко дну; в первом случае жди сына, и наоборот» (О грузинской медицине, Кавк. Календ. на 1857 г. стр. 484).

Мысль о рождении сына вызывает улыбку отца, которая, [33] впрочем, может скоро исчезнуть от мысли, что станется с новорожденным? Какая судьба ожидает его впереди? — И на эти вопросы есть ответы в том же «карабадиме” — этом оракуле грузинского народа.

«9 и 22-е марта, 6 и 25-е апреля, 4 и 29-е мая, 5 и 22-е июня, 9 и 26-е июля, 1 и 29-е августа, 3 и 22-е сентября, 6 и 21-е октября, 6 и 20-е ноября, 5 и 22-е декабря, 5 и 27-е января, 9 и 22-е февраля — безусловно несчастливы для всего: для работ, построек, путешествий, покупки и продажи; для займов, перестройки, перехода в новый дом, для свадеб, кровопускания, снов, посевов, посадов, — короче сказать, для всего; в эти дни лучше ничего не делать. Ребенок, родившийся в один из этих дней, едва-ли будет жить, а если и останется в живых, будет несчастлив, потому что сказанные числа называются петикони, т. е. роковыми. Несдобровать тому, кто заболеет в эти дни; от того-то Господь повелел израильтянам строго наблюдать их» (Там же, стр. 508).

Положим, будущий новорожденный избежал этих роковых чисел, и родители захотели бы узнать, какого он будет характера, счастлив или несчастлив; на это есть лунный календарь, хорошо известный каждому грузину (Лунный календарь переведен акад. Броссе на французский язык и напечатан в его книге: Memoires inedits relatifs a l’Histoire et a la langue Georgienne. Parie, 1833 г. Перевод с французского помещен в газете Кавказ 1853 г. No 71).

Кто родится в первый день луны будет счастлив и долголетен. Во второй день уже не хорошо родиться, потому что новорожденный будет изувером и развратником по своей воле, независимо от Бога или от планеты.

Родившийся в III день луны, будет фанатик и лжец; будет счастлив, но медленно расти; из него выйдет воевода; в IV день — нездорового телосложения, гнездилище недугов, должен остерегаться огня, воды и меча — они могут прекратить дни его. В V день — проживет долго; в VI — будет счастлив, но вспыльчив; в VII — едвали останется в живых, а если останется, то из него выйдет злой человек; в VIII — будет учен и исполнен мудрости; в IX — скоро выростет, будет счастлив, всем любезен, но также скоро и умрет; в X — будет счастлив, долголетен, полюбит труд, но будет тяжел, строптив и пьяница; в XI — отмечен большим знаком, счастлив, но немножко злоречив; в XII — добродетелен, охотник до путешествий, должен остерегаться [34] огня и воды; умрет злою смертию; в XIII — будет безбожник и заражен проказою.

Кто родится в XIV день, будет праведником, познает волю Божию и спасется, но будет преследуем многими болезнями и злоключениями; в XV — угрюм и лжесвидетель; в XVI — проживет долго и будет добр; в XVII — будет длинноволос и проживет только 12 лет; в XVIII — насладится радостною жизнию до глубокой старости; в XIX — будет красавец и проживет долго, но будет жаден, неблагомыслящ, горд, корыстолюбив, сквернословен и умрет от жестокосердия; в XX — недоверчив; в XXI — будет мудрый торговец и любитель правды; в XXII — молчалив и счастлив; в XXIII — хищник и злоречив, а в остальном наделен всеми дарами природы; в XXIV — умрет от меча.

Если XXV день придется в субботу, то беда в этот день родиться, потому что в XXV день, и именно в субботу, «родится Анте (антихрист), человек с багровым лицем, с веснушками, с длинными голенями, с редкими волосами; правый глаз у него будет на лбу, правое ухо на темени — нос смрадный. Он погубит всю вселенную».

Родившийся в XXVI день спасется, будет богобоязнен и любим высшими; род его скоро распространится; в XXVII день хорошо родиться, но сны ничего не стоют; в XXVIII день — будет злодей и умрет от руки женщины; в XXIX — проживет много лет, будет любезен, а потому и развратен. Родившийся в XXX день проживет 60 лет, будет тароват, счастлив, и иметь родимый знав на правом плече и на щеке.

В какой же день лучше всего родиться — задает себе вопрос грузин, прочитавший эти приметы, но вот уже слышится крик новорожденного.

В комнате, где лежит больная, поднимается еще больший шум и разгул присутствующих женщин. Поздравления сопровождаются песнями, в которых мать сравнивают с луною, а новорожденного младенца — с солнцем. Больной желают здоровья, а младенцу золота, чинов и чудной красоты. Шум и хохот гостей смешиваются со стоном хозяйки и оглашают комнату...

Грузины бывают очень недовольны, когда родится дочь. Отцу не возвещают тогда о рождении ребенка, и он, догадавшись о такой невзгоде, сердится на жену, и, если у него родилось несколько дочерей сряду, то огорчается не на шутку.

— И, батюшка! утешают его простодушно родственницы, [35] точно с ним приключилось какое-нибудь серьёзное несчастие. Полно огорчаться; что делать, видно на то воля Божие, — он наказует, он и милует; авось на будущий раз родится у вас сынов; вы еще молоды, напрасно отчаиваетесь.

Рождение сына, и в особенности первого, составляет истинное удовольствие для родителей. Тотчас же дается праздник дзеоба, т. е. рождение сына. Выстрел из ружья возвещает о появлении на свет младенца мужеского пола. Служанка из дому новорожденного бежит известить всех родных и знакомых с приятною новостию и получает от них в подарок самохоробло, деньги за радостное известие. В течении целой недели посещают больную родные, знакомые, и проводят около ее постели целые дни и ночи.

В защиту матери и младенца, от всяких покушений Али, принимаются меры.

«Нас было три брата, — сказано в молитве противу Али, молитве, которую иногда читает одна из женщин, — во имя св. Троицы, и носили мы каждый двойное имя: Ароз-Мароз, Эмброз-Эдвароз, Эвмароз-Антиохос. Охотились мы на поле дамасском, где есть гора, изобилующая оленями, и напали мы на след прямой-превратный: пятки прямые, а живот на оборот; спина прямая, а лицо на оборот. Отправились мы по тому следу и увидели стоявшую в пещере девушку: волосы у нее пурпурные, зубы жемчужные. Мы спросили их, кто вы? и как ваше имя? Она отвечала: — Я — Али, нечистая сила, что прихожу к родильнице, хватаю ее за волосы и удавливаю вместе с ребенком. — Тут мы обнажили мечи и стали поражать злодейку. Тогда начала она умолять нас и сказала с клятвою: — Господа мои, пощадите меня, и я впредь на сто миллионов триста осьмнадцать стадий (мера длины около 115 шагов) не осмелюсь приблизиться к тому месту, где будут произносить ваши имена или будет находиться хартия с вашими именами. Явились св. архангелы Михаил и Гавриил; вышел черный всадник, ведя черного коня, в черной сбруе, с черною плетью. Сел он на того коня, отправился по черной дороге. Спросили его: куда едешь, злодей смрадный, с зубами ядовитыми? Отстань от сего раба Божьего и войди в голову дракона. Христос — Бог милосердия, благости и отрады. Помоги Матерь Христа Мария и даруй облегчение рабу Божию (Н. Берзенов: «О грузинской медицине», Кавк. календ. на 1867 г. стр. 499)».

Молитва от Али прочтена, остается оградить младенца и родильницу от всякой другой нечистой силы в образе змия. [36] Для этого учреждается ночная стража обязанная защищать их от нечистой силы, так как дознано опытом, «что новорожденный и мать только пятнадцать дней бывают в опасности от змея».

Пятнадцати-дневный срок назначается для стражи при рождении одного первенца; за тем, при рождении следующих детей, срок для стражи уменьшается последовательно на один день. Так для второго новорожденного стража собирается только на четырнадцать дней, для третьего — на тринадцать дней и т. д.

Находящиеся на гамис-тева размещаются на балконах, крышах или в комнате больной. Число их бывает различно, смотря по состоянию, и значению отца новорожденного; иногда число это доходит до ста человек. В карауле этом принимают участие как мужчины, так и женщины. Они занимаются пляскою и пением, а главное стрелянием из ружей, чтобы напугать нечистую силу, и при случае ранить или убить змия.

Под утро для всех караульных устраивается ужин, который известен под именем сирис-куди (хвост ужина, т. е. остатки после, ужина, — закуска). Название это присвоено потому, что сирис-куди бывает после семейного ужина и состоит только из одних сластей.

Крещение совершается обыкновенным образом. Грузины часто к христианскому имени прибавляют другое, заимствованное ими или от мусульман, или же выражающее какое-либо качество, например: Аслан, Парсадан, Бардисахар (розоподобная) и проч. В некоторых местах Грузии существовало обыкновение новорожденного мальчика обсыпать солью с головы до ног. Уверяют, что от такого действия младенец выйдет человеком крепким, могучим, и в состоянии будет, без всякого опасения, перенести все житейские бури. У грузин, соль — эмблема твердости, вкуса и изобилия во всем.

В колыбель младенца кладут иногда собачий зуб, потому что, по народному поверью, он ускоряет прорезывание и рощение зубов младенца.

Мальчик ростет на совершенной свободе, а девочка под надзором матери. Последнюю, нередко на восьмом году от; рождения, отдают в монастырь для изучения рукоделий и грамоте. Обычай этот, как надо полагать, произошел из желания скрыть своих дочерей от персиян, ежегодно посылаемых прежде собирать хорошеньких девиц в гарем шаха.

Вероятно, таже самая причина заставила грузин обручать дочь чуть ли не со дня ее рождения, в самой колыбели. По [36] уложению царя Вахтанга, девочка, достигшая 12-ти лет, считалась совершеннолетнею и могла выйти замуж.

Как всегда и везде, родители хлопочут о скорейшей выдаче дочери замуж. Желание свое они приводят в исполнение при помощи свах, которых выбирают или из числа родственниц или духовных лиц, или же, всего чаще, из близких знакомых женщин. Переговоры о браке происходят всегда между родителями. О приданом прежде не очень заботились, но каждая невеста получала в приданое непременно одну или две азарпеши, которые и переходили всегда по наследству. В последнее время стали впрочем появляться сиа — список приданому, которое обещают дать родители за невестою. Теперь почти каждая сваха имеет такой сиа, в котором значится, например:

Личаков тюлевых, атласных и блондовых на 100 р.

Тавксакрави разных сортов 60 »

Сумублей 25 «

Сурмы ч. 5 «

Чхирей разных сортов 3 » и т. д.

Покончив переговоры, жених, через своего дядю или другого родственника, посылает своей невесте хелис-дасадеби — сахар и колечко. Родители невесты призывают священника, который читает над перстнем молитву, и отец, передавая его дочери в знак обручения, говорит, что она невеста такого-то. Молодая девушка только теперь узнает, что жребий ее брошен, и что она выходит замуж.

Спустя некоторое время после сговора, назначается пириснахва, т. е. день, в который жених в первый раз является посмотреть лицо невесты. Хороша ли она или дурна, он не может уже, после обручения, отказаться от нее, не заплатив пени. Жених, после посещения невесты, признается родным, и в честь его дается ертаджала — обед жениха с невестою, — на котором он имеет полное право, не только, смотреть на свою будущую жену, но и сделать ей подарок, состоящий по преимуществу из платка и четок. Приготовление к сватьбе лежит на обязанности жениха, который, в свою очередь, поручает позаботиться о том шаферу (меджваре или натлия), пользующемуся у грузин большим уважением. Меджваре бывает обыкновенно кто нибудь из почетных родных и впоследствии крестит детей.

Грузинские сватьбы как в городах, так и деревнях бывают большею частию с ноября до масляницы; на маслянице венчаются только одни армяне. [38]

За несколько дней до сватьби, в назначенный вечер гости собираются в доме жениха.. Хозяин старается убрать свое помещение самым изысканным образом, насколько позволяют его средства. Богатые увешивают стены и потолки коврами, которые берут на прокат на базаре.

Накануне сватьбы, шафер собирает молодых людей (макари) и вместе с ними ведет жениха в баню. Невеста обязана исполнить тоже самое.

Баня для грузина — это истинное удовольствие; у них есть даже обыкновение поздравлять с как с праздником. Посещать баню и понежиться в ней, особенно любят женщины. Собираясь в баню, без различия, будет ли то праздничный или воскресный день, они нагружают бельем первого попавшегося мушу (Муша — это вечный труженик, переносчик тяжелых грузов с одного места на другое) и следуют за ним со всеми домочадцами.

Шум, крик, а иногда и ссоры слышатся в бане. Посетители, усевшись в кружок и разослав на полуковер, размачивают хлеб и сыр в горячей серной воде и с удовольствием принимаются утолять свой голод. В бане нередко происходит целый пир, в баню собираются целыми партиями, собственно для того, чтобы покутить на славу и потом освежиться ее водою. Звуки песен, зурны и других инструментов оглашают бани, и, скользя по ее сводам, раздаются и громче и звучнее. Полунагие грузины часто пируют в банях до самого рассвета; — там же моется и жених накануне сватьбы.

В назначенный для сватьбы день, жених посылает в дом невесты сакорцило — съестное, состоящее по преимуществу из коров, овец и свиней.

В Тифлисе, где цивилизация пустила уже свои корни, жених отправляет к невесте священника и с ним посылает халавз — свадебный подарок. Он состоит: из салопа, шалей, разных галантерейных вещей, двух голов сахару и четырех свечей, обвитых розовыми лентами. Священник оставляет у невесты подарки, одну голову сахару и. две свечи, а остальной сахар и свечи приносит обратно жениху, чтобы не одна невеста, но и жених мог провести супружескую жизнь также сладко, как сахар.

Собрав макреби — родственников и знакомых, жених едет венчаться часто за 80 и за 100 верст. По обычаю, он [39] выбирает себе такую дорогу, по которой не пришлось бы проезжать обратно с молодою женою. На время сватьбы жених принимает название Mene (царь), а невеста дедопали (царица). Огромная свита сопровождает жениха; все, что попадается на пути: овца, корова, курица — все режется в честь меnе, который обязан уже платить за них. Проезд через деревни сопровождается песнями в два хора...

На дворе сакли невесты, в нескольких местах дымятся разложенные костры. Толпы мальчишек бегают вокруг них с криком: корцилиа! (сватьба). Один из детей забирается на верхушку самого высокого дерева и смотрит вдаль. В самой сакле суматоха. Все одеты по праздничному. Тахта (низкий диван) убирается новым ковром, на верх которого во всю длину положен тюфяк, а на нем мушака — круглая, продолговатая подушка из разноцветного бархата, обшитого по краям цветным канаусом. В особой комнате мдаде — женщина убирает невесту. Материнские наставления не оставляют дочь ни на минуту. Ей рассказывают такие вещи, о существовании которых она и не подозревала. Замкнутая в кругу своего семейства и в своей светлице, девушка не имеет ни малейшего понятия о предстоящей ей новой жизни, о ее потребностях и невзгодах. Ей убирают голову и читают наставления.

— Не осрами меня, говорят ей, пред своими и чужими. Веди себя так, как следует примерной царице; не поднимай глаз вверх, не смотри ни на кого и не оглядывайся по сторонам, — что я говорю, по сторонам! старайся не моргать даже глазами; губы должны быть закрыты и самое дыхание не слышно.

Отец невесты хлопочет об угощении, музыкантах (сазандреби) и приглашает сазандара (певец), который должен непременно присутствовать на каждой сватьбе. За удовольствие его послушать часто платят по 60 руб. в сутки. Более же всего будущий тесть заботится о том, чтобы сделать приличный подарок своему зятю и его макреби. Подарок этот обыкновенно состоит или из хорошей лошади, или из оружия.

Мало по малу в доме все приходит в порядок, стихает и успокоивается. К воротам дома послан слуга с азарпешей и кувшином вина; он ждет кого-то.

— Макреби непиони (едут поезжане)! вскрикивает вдруг мальчик, сидевший на дереве и нарушает тем общее спокойствие.

Все семейство вскакивает опять на ноги, всматривается вдаль по дороге и различает одинокого, всадника, скачущего к [40] дому. Подъехав к дому невесты, всаднике производит выстрел и въезжает на двор. Он молод и щеголевато одет. Простая баранья шапка его, окрашенная в черный цвет, как-то особенно заломлена на бок. Рубашка из синего бумажного холста застегнута на правой стороне голой шеи. Только во время сильных холодов грузин повязывает шейный платок. Широкие суконные шальвары поддерживаются на талии снурком с кисточками, и, по привычке, общей всем грузинам, торчат на виду. Ситцевый архалук застегнут на руках и груди множеством мелких пуговиц и станут тремя обхватами канаусового пояса, к которому привешен кинжал. Сверх архалука надета чёха, «которой рукавов мужик никогда не закидывает на плечи». Икры его, всегда обтянутые кожаными онучами — для сватьбы обтянуты вязанными шелковыми; в них запущены «концы исподень, которые у щиколки застегнуты тесемками, концами спускающимися вниз». Обыкновенно употребляемые шнуровые лапти заменены теперь сапогами из сырцовой кожи, хотя и грубой работы, но с подковами и ременными тесемками или пуговками. На нем надета мохнатая бурка, особенно любимая грузинами, «с перевязью из полушелкового платка на груди».

Грузин вообще неопрятен; в продолжении многих лет носит две рубашки и не-охотник мыть и стирать белье. Надевает новое платье только тогда, когда старое свалится с плечь или в особенных торжественных случаях, как например, когда сам женится, бывает на сватьбе, празднике и т. п.

Чрезвычайно крепкого телосложения, грузинский простолюдин говорит живо и свободно. Он чрезвычайно добродушен, гостеприимен, благороден, балагур и вообще веселого нрава.

Одного из таких балагуров, записных весельчаков, жених отправляет вперед в дом невесты.

Он принимает название махаробели — вещатель радости.

— Мепе мобдзандеба (царь едет), говорит он. Я благовестник, радователь дома. Ел я ягоды, подвяжите мне плечо.

— Победа тебе! победа! отвечают присутствующие; да будет добра твоя весть.

К нему подходит слуга, стоявший у ворот, подвязывает к плечу светло-красный кусок ткани из шелковой материи (В некоторых местах Грузии обязанность эту исполняет женщина при входе махаробели в саклю) и подносит азарпешу с вином. Осушив раз, другой, и [41] третий, махаробели затыкает ее за воротник, как полученный по обычаю подарок. Посланного ведут в саклю, где встречают с глиняною чашкою, наполненною вином. Опорожнив её залпом, он, со всего размаха, бросает в потолок и разбивает в дребезги.

— Вот так рассыпятся все враги твои, говорит он хозяину.

— Да будет слух и внимание! обращается за тем махаробели ко всем присутствующим. Сейчас должен пожаловать сюда царь со свитою. Я его передовой и объявляю вам об этом. А что, дедопали (царица-невеста) готова?

— Царица давно наряжена, отвечают ему, но она поступить в распоряжение Мепе (жениха) неиначе, как после щедрого вознаграждения ее наставнице.

Жених обязан заплатить саостато — плату за воспитание невесты — прежде чем поведет ее к венцу. Он должен заплатить также пирис-мосартави — плата за убор лица.

— За всем этим, говорит махаробели, дела не станет, мать моя, клянусь в том твоим солнцем; наш мепе богат и так щедр, как никто.

На дворе слышны ружейные выстрелы, песни, крик и шум.

— Мепе мобдзандеба (царь едет), слышится со всех сторон и на разные голоса.

Жених приехал. Он окружен свитою, состоящею из поезжан — людей всякого возраста, но преимущественно из таких, которые любят кутнуть на славу. Для большинства из них ни почем осушить сряду несколько турьих рогов вина. Они обязаны, по возвращении молодых от венца, сколько пить, столько же петь, кричать и шуметь.

Будущие тесть и теща приветствуют и обнимают жениха. Отправляются в церковь. Жених подает невесте один конец платка, а сам держит другой и в таком положении идут до самой церкви. Шафер, скрестив сабли над дверями церкви, пропускает новобрачных в храм и подводит жениха с невестою к налою. Перед ними на полу постлан кусок шелковой материи (пиандазы), которая отдается потом священнику. Поверх её кладут сабли, на которые становятся новобрачные, и кто первый наступит на саблю, тот из них будет властвовать в будущем семействе. Если жених наступит первый, то, кроме власти, он, по народным предрассудкам, может надеяться на то, что сын его будет мужественный и храбрый герой.

Обряд венчания исполняет священник той церкви, к [42] которой принадлежит невеста (Городские сватьбы, и в особенности тифлисские, несколько отличаются от деревенских. Жених не ездит в дом невесты, а едет прямо в церковь, куда привозит невесту шафер. В день сватьбы в доме жениха собираются гости: мужчины на одной половине, женщины на другой. Первые занимаются разговорами, игрою в карты, закусывают, слушают сазандара, а последние, сидя на тахте и поджав под себя нога, слушают пискливые звуки зурны и раскатистый, гром бубна и дайры — горшок обтянутый кожею. По мере прибытия гостей, они садятся на тахту и принимаются за варенья я разные сласти. В антрактах пляшут лезгинку с акомпаниментом всеобщего боя в ладоши, необходимым условием этого танца...). Жених хотя и привозит своего священника, но он не венчает, а приходит с крестом, после венца, к отцу невесты, говорит, что привез зятя его невредимым и исчисляет его достоинства. Тесть обвязывает крест шелковою материею и делает подарок пастырю церкви.

Венцы в Грузии не есть принадлежность церкви; их заказывает и привозит жених и передает одной из служанок невесты. Во время венчания священник спрашивает у шафера венцы, тот обращается с такою же просьбою к служанке.

— Дай, милая, венцы, говорит он, украсить ими твою барыню.

— Дайте, сударь, выкуп, отвечает та.

— А сколько тебе надо, душенька?

— Чем более, тем красивее будет казаться ваш кум. Шафер (меджваре (Шафер носит два названия, или меджваре или еджипи)) почти всегда бывает крестным отцом детей у новобрачных, оттого жених часто заранее называет его кумом.

Два-три червонца отданы за выкуп венцов...

Во время самого обряда, публика, следя за новобрачными, решает вопрос, кто из молодых дольше проживет. На. это есть особые правила и приметы.

«Разочти по пальцам буквы, из которых состоят имена их (венчающихся) и потом считай порознь, приговаривая: Адам, Ева и т. д. Если по числу букв последним выйдет имя Адама, то мужу суждено умереть прежде жены, и на оборот».

Обряд венчания кончился. Союз скреплен несколькими поцелуями молодых и тротом (узы супружества) — бумажный снурок, которым священник, при последних словах обряда, связывает руки новобрачных, с приложением церковной печати из воска с изображением на нем креста.

Поздравления, шум, крик, стрельба и песня сопровождают [43] сочетавшихся в дому невесты, в котором давно уже ожидают их и приготовились к встрече. В комнате устроено нечто в роде трона. Подле тахты к стене прикрепляют занавес из дорогой материи. На тахту кладут парчевые подушки, а сверх них постилают пиандазы; другой такой же пиандазы постлан от дверей к трону. Первый отдается в подарок служанке невесты, а второй — слуге жениха.

Впереди молодых идут навреби и делают несколько сабельных ударов над дверьми.

— Царь и царица идут, провозглашают они.

В дверях встречает молодых одна из родственниц и дает им откусить немного сахару, с пожеланием прожить и состареться также сладко как сахар (У городских жителей принимает молодых посаженный отец. Он скрещивает над головами их обнаженные шашки, а под ноги подбрасывает тарелку, которую они обязаны раздавить, — «как гидру дурных замыслов нечистых сил». После подносят шербет (напиток), и начинается вторичное поздравление и целование). Отсюда ведут их по разостланному пиандазу к тахте или трону. Место, где должны сесть молодые, занято мальчиком, который лежит в растяжку, заложив за спину руки, и ожидает выкупа за место. Не смотря на просьбы, брань и даже удары плетью, он не оставляет места, пока ему не дадут несколько денег и яблок — таков обычай. Получив плату, мальчик встает, при огромном смехе присутствующих. Молодые заняли место: жених сел с правой, невеста с левой стороны. Возле них, рядом с невестою, поместилась старуха, обязанная, в течении целого вечера, поправлять головное покрывало молодой, то платок ее, то платье, хотя бы они были и в отличном порядке. Старуха нашептывает ей на ухо различные наставления, необходимые для будущего ее поведения.

На молодых надеты венцы, сделанные из разноцветной мишуры «в виде кружка, надеваемого на голову, с крестом впереди и с четырьмя кистями опускающимися до плечь». Венцы эти молодые носят по обычаю в течении трех дней (У городских жителей их снимают в тот же день, вскоре по возвращении от венца домой).

Приходит священник и снимает нарот. Приносят лакомства и молодые испытывают первое удовольствие супружества — вкушая две-три капли варенья из одной и той же ложки.

Перед ними кладут хлеб — так называемый джварис-пури — с воткнутым в него деревянным крестом, на оконечностях которого торчат яблоки и шелковый платок. [44] Последний переходит потом во владение шафера. К молодым подходят два человека, — один слуга жениха, а другой невесты — с серебрянным подносом, и становятся перед ними на колени.

— Дай Бог вам состареться вместе, жить в согласии и любви, говорят присутствующие, подходя один за другим к молодым для поздравления, и кидают деньги на поднос. — Деньги делятся потом между слугами, держащими поднос и составляют их достояние.

Поздравляющие, кроме того, обязаны сделать подарок молодым или вещами или деньгами, которые в самом бедном семействе достигают ценностию от 60 до 60 рублей. Лицо, избранное от всего присутствующего, общества, подносит подарки молодым, говоря громко, какой подарок и кем именно жертвуется:

Сазандреби играют лезгинку; молодые танцуют первые. За ними должны плясать почти все беспрерывно, — один кончит и легкий поклон уже выводит другого на сцену. Только ужин прерывает этот танец».

Общество разделяется на две половины: почетные (дарбаислеби) сажаются на избранном месте, а остальные располагаются, кто на тахте, кто на земляном полу. Пир открыт...

Грузин любит попировать, пообедать и поужинать в компании. Один он ест очень мало; часто довольствуется сухим хлебом, зеленью и сыром. Для того же, чтобы пообедать в компании, в кругу приятелей, грузин готов истратить за один раз сумму, ассигнованную на недельное его пропитание. «Для дорогого гостя, для важного семейного случая режут свою корову, несколько баранов и открывают непочатый кувшин вина, а в кувшине том может быть более 200 ведер». Большие праздники и сватьбы поглощают множество хлеба и вина, которое льется рекою,

Перед обедом все умывают руки и за тем обыкновенно располагаются на тахтах или вокруг очага, на коврах или войлоках; едят и пьют, поджавши под себя ноги; папах не снимается с головы, рукава чёхи закинуты за плечи. Перед обедающими растянута супра (скатерть) преимущественно; синего цвета, с разными фигурами, не отличающимися изяществом рисунка. На ней, без приборов и без всякого порядка, разбросаны чуреки, турьи рога, цветы и любимая грузинская зелень: астрагон, кресс-салат и другие травы. Вместо тарелок служат виноградные листья, или леваши — тонкие и весьма длинные пресные лепешки. Их пекут двух [45] величин, поменьше для тарелок, а побольше употребляют вместо салфеток. На левашах разложен сыр, балык, икра и храмуля (рыба из р. Храма). Там и сям видны ароматические цветы и травы, услаждающие обоняние грузина.

Хозяйка разливает и подает блюда; три пальца заменяют вилки, а нож у него неотлучно в кармане, или в особых ножнах кинжала.

Обед почти никогда не обходится без вина; каждому подносится кубок. Даже переносчик тяжестей и нищий никогда не садятся без вина за свою скудную трапезу.

Старший в доме провозглашает здоровье всех присутствующих и отсутствующих, пьет за упокой умерших, и по обычаю проливает при этом каплю вина на пол.

Прежде горячего подают большие куски говядины, сыр с зеленью, тешку, балык и овощи. Жирный — суп с бараниной, приправленный маленькими кусочками курдючьего сала, и чихиртма — мучной бульон, или скорее соус, на масле с яйцами и нарезанною курицею, — употребляются грузинами предпочтительно перед всеми горячими. Шашлык жарится во время самого обеда и подается в несколько перемен; плов едят в заключение обеда.

Растительная пища из зелени до чрезвычайности разнообразна. Из одного и того же материала приготовляется несколько разных блюд, приправляемых миндалем, изюмом, медом, шафраном, сушеным кизилем и прочими сластями и кислотами.

Всеми этими вещами, в компании и на воздухе, а не в сакле, где ему душно, грузин любит лакомиться. Вечно-сонливый бичо (мальчик-слуга) не успевает, в это время, удовлетворять затейливым прихотям своего батоны (господина). Музыка и пение более всего необходимы для туземца во время обеда. В антракте его, он поет, выплясывает лезгинку, «искусно лавируя носками сапог между тарелок и бутылок». Если грузин обедает один, то и тогда поет, играет на дайре или чонгуре (особого устройства балалайка с медными струнами).

Вина во время обеда выпивается много, но грузины пьяны бывают весьма редко. «Здесь — от материнских сосцов, прямо к лапке бурдюка» (кожаный мешок с вином). К вину привыкают с малолетства. В Кахетии, особенно обильной вином, часто мать не уложит спать ребенка, пока не даст ему выпить вина, «несвойственного его возрасту». Десятилетний мальчик легко отличает в вине примесь воды. [46]

В этой благословенной части Грузии вино не ценится ни во что. Еще не далеко то время, когда жители, из лени ходить за водою, вином умывались, на вине готовили кушанье и вином обрызгивали пол.

На шумных грузинских обедах женщины не принимают участия; любезность и грация их в это время считается помехою. Женщины обедают отдельно, в стороне, не смешиваясь с мущинами, и, случается, кутят на славу. В памяти многих жителей Тифлиса сохранилось, что лет 20 тому назад «приводила в изумление одна женщина-грузинка, по имени Гука, во всеувидение истреблявшая невероятное количество кахетинского. Весть о ней разнеслась по всему краю; отовсюду начали приезжать в город, чтобы посмотреть на диво, — одни из любопытства, а другие с целию поспорить в питьи с необыкновенною женщиною. «Как нам известно наверное, говорит очевидец, соперник однакоже не выискался в целой Грузии; да и едва ли была к тому физическая возможность. Гука пила вино за раз не тунгами, а ведрами, и ничуть не напивалась. Ведерную посуду она не иначе называла, как стаканом, а тунгу (5 бутылок) рюмкою; это даже вошло в пословицу, которую и теперь нередко слышишь в Тифлисе» («О грузинской медицине», Н. Берзенов).

Затворничество женщин и отделение их от мужчин сообщало грузинским праздникам особый, своеобразный колорит. Как те, так и другие, кажется, не особенно сожалели о таком разделе и предавались увеселениям с полным энтузиазмом, особенно на сватьбах. В одном углу сакли кричат, поют и пьют мужчины; в другом, — пляшут и также пьют женщины.

Одни молодые не принимают, повидимому, никакого участия в общем весельи. Жених сидит безмолвно посреди пирующих. Подле него, под вуалью, молодая супруга, потупившая взоры. Случается весьма редко, что молодая съест что-нибудь, а то по большей части строго исполняет народный обычай.

— Жених не ест! кричит один из гостей и обращает на это внимание тещи.

До сих пор плативший за всякий шаг, жених в свою очередь ожидает теперь пирис-гасахенели — вознаграждения от тещи, которая подносит ему пару чулок, полотенце, или что-нибудь в этом роде. Получив подарок, жених проясняется. На сцену являются турьи рога, огромные муравленые чаши с [47] вином и прочие инструменты. Полная вином посуда переходит из рук в руки, при взаимных поздравлениях и пожеланиях.

— Удача царю и дружке, произносят одни.

Да будет удача! отвечают другие, выпивая вино.

Веселая компания разгулялась, пир в полном разгаре....

— Толубаша! кричит несколько голосов.

Начинается выбор толубаша — главы пира и блюстителя его законов. Он — представитель разгульного Бахуса, закаленная сталь в пирушках, пирвели-дардымани, т. е. кутила.

Толубаш единогласно избран. Он одет в широкие шелковые шальвары, в щегольскую чёху, рукава которой-закинуты за плечи; шея голая во всякую погоду. На нем высокая папаха, ухорски заломленная на бекрень; носки сапогов загнуты крючком в верху. Походка его медленная; движения исполнены сознания своего превосходства. Толубаш должен быть весел, беспечен, говорлив и остроумен. Кто не вырос в маранях (винные давильни и хранилища этого напитка), тот лучше не суйся в толубаши. Этого звания достигают-только те, которые могут единовременно поместить огромное количество, вина в своем желудке, — те, которые подчуют гостей вином из стакана, а сами пьют из бутылки. Толубаш. только тогда отдыхает на лаврах, когда все кувшины с вином, сколько бы их ни было, окажутся пустыми. Он пользуется деспотическою властию над пирующими; каждый его тост — закон для всех остальных; все его требования должны исполняться беспрекословно. Он прикажет растегнуть пири — косой ворот рубашки — и раскрыть грудь; все исполнят его приказание.

— Ешь! кричит он, разорвав руками курицу и бросая кусок ее соседу.

— Пей! говорит он другому, пей, говорю, а не то вылью этот рог тебе на голову — и действительно выльет, не смотря на то, что рог этот вмещает в себе иногда полтунги, и нет никакой возможности его выпить.

Впрочем, кто не в силах выпить поднесенного ему вина, обязан, по обычаю, вылить остальное через голову. Неисполнивший же этого подвергается штрафу, обязывающему докончить недопитое, и выпить еще столько же, хотя бы провинившийся оплошал и, клонясь в земле, пришел «в положение надутых бурдюков».

— Покойся милый друг! — говорит такому толубаш, смерть есть начало бессмертия. [48]

Вообще, во время кутежа, грузины стараются угодить друг другу и поделиться, если не со всеми, то с соседом, каждым лакомым кусочком.

— Если только травой можно спастись, то эшаки (ослы) первые вбегут в рай, говорит толубаш, когда заметит, что кто-нибудь из гостей ест только одну зелень.

У толубаша отняли в шутку несколько бутылок с вином. Он вспоминает, что в некоторых селениях Кахетии, женщины, у которых находится в плену кто либо из родственников, носят платья на изнанку, пока не выкупят или не освободят из плена, — он вспоминает это и применяет тот обычай в своей личности.

— Вижу, что войска в ваших руках, говорит толубаш, качая головою и хладнокровно выворачивая чёху на изнанку. Но кто в нынешние кичливые времена поручится, что в рядах его стоят воины (т. е. бутылки), в сердцах которых не остыла приверженность ко мне, ревностному сподвижнику своему. Они выжидают первого благоприятного случая, первого усыпления или оплошности неприятеля, чтобы выступить Своею кровью за обиду моей славы.

— Ты хороший оратор, заметил ему кто-то.

— Я учился риторике, отвечает он, из руководства к виноделию и поощрению этой промышленности.

Выручив из плена бутылки, толубаш выпивает вино и перевертывает чёху на лицо.

— Пейте летом больше, чем зимой, советует он присутствующим, для того, чтобы внутренний жар ровнялся внешнему, тогда только человек может избежать болезней, свирепствующих здесь обыкновенно в жаркую погоду.

Слова толубаша не действуют, гости пьют мало, — он начинает сердиться.

— Господа, кричит он, вы обижаете хозяина! Плюйте ему в кувшины, если не нравится вам его вино. Вы выходите из повиновения. Если вы избрали меня в толубаши, то предоставьте пользоваться моими законными правами или умертвите меня как изменника — вот вам кинжал!

Обнажив кинжал, он подает его гостям.

— Солнце равно светит, продолжает он, и на умных и на дураков, поэтому и мы должны равно пить. Стыдитесь, господа! не кровь, а молоко течет в ваших жилах. Пусть скажет каждый: робел ли кто при виде неприятеля? Или вы кувшины с вином приняли за вражье войско? Пейте, господа, спасайте божий дар от порчи. Не для того вино дано [49] человеку, чтобы обращать его в уксус... Я знаю ваше доброе сердце; вам трудно будет отказать моей убедительной просьбе...

И гости пьют за здоровье друг друга.

— Алла-верды (Бог дал), говорит грузин соседу, поднося к губам азарпешу.

— Яхши-иол (добрый путь — на здоровье), отвечает тот, делая тоже самое.

Компанию обносят сначала азарпешей, кулой, стаканами, а потом пускают в ход и турьи рога («Письма из Кахетии», кн. Р. Эристова. Кавк. 1846 г. No 26. — «Грузинские очерки и типы», Кавк. 1847 г. No 16 и 17. — «Грузия и грузины», Бокрадзе. Кавк. 1851 г. No 31). Продолжителен кутеж веселой компании, и только храпение и пьяный бред, по временам, нарушают общее веселье....

Из дома невесты пирующие отправляются в дом жениха. Молодая едет верхом на оседланной новым чепраком лошади или на убранной и устланной коврами (Арба — туземный экипаж, нечто в роде розвальней на двух огромных колесах, вечно скрипучих). Сопровождающие их гости всю дорогу поют песни. Если на пути придется обогнать другой такой же поезд, то надо объехать его непременно справа, иначе, по народному предрассудку, не избежишь беды. Очень естественно, что желание каждого не подвергаться беде, ведет нередко к соперничеству и спорам. Народная находчивость и тут дает средство уладить дело. «Оба жениха спешиваются, садятся за импровизованную закуску, пьют за здоровье друг друга и расстаются приятелями».

В доме жениха свекровь встречает молодую также с сахаром.

В сопровождении шафера, невеста входит в главную комнату. Ее обводят кругом очага. Присутствующие обнажают оружие, бьют крестообразно по столбам, поддерживающим потолок, и по цепи, на которой привешен котел для варения пищи. На колени невесты сажают мальчика, — чтобы она подарила мужа наследником. В присутствии молодых поднимается снова кутеж до глубокой ночи....

Молодые встают и хотят снять венцы до другого дня, но служанка не позволяет этого сделать — она требует платы. Расплатившись с нею молодые входят в спальню в сопровождении родных. Поперег кровати лежит постельничая и, никого не пуская, требует также платы. Удовлетворив и ее требования, молодой муж сажает на постель жену, снимает с правой ноги ее башмак и растегивает крючки на правой [50] руке. Присутствующие оставляют комнату, пожелав молодым покойной ночи.

Оставшись, вдвоем, молодая супруга кажется недовольною и отворачивается. Она ждет хмис-гасацемы — подарка за разговор и, получив от мужа какую нибудь вещь, делается ласковою и разговорчивою. Если «на другой день подадут полустаци — сласти, приготовленные из меду, масла и муки — это значит, что молодые... условились жить мирно, в согласии и любви, «и довольны друг другом».

Когда участники недовольны сватьбой и угощением, то, не скрывая своего неудовольствия, высказывают его жениху при прощании.

— Жених! говорят они, твой венец благословен, но поясы наши затянуты туго, потому что брюхи пусты....

Три дня продолжается пир после сватьбы. На третий день, при собрании гостей, шафер подходит к молодой, бывшей все время под покрывалом, и концом сабли приподнимает его. Присутствующие при этом гости подносят — подарок за смотр лица. Каждый обязан сделать, подарок по своему состоянию: азарпешу, серебрянную вещь, несколько червонцев или другую какую нибудь ценную вещь.

— Дай Бог здоровья такому-то, он дарит новобрачным столько-то дымов крестьян, провозглашает меджваре о каждом, принимая вещь от дарящего.

Спустя несколько времени после сватьбы, накануне какого-нибудь большого праздника, отец молодой, или брат или родственник, привозит ей мосакитхи — гостинец, состоящий из коровы, барана, пары кур, гусей и сдобного хлеба люди бедные обходятся и без коровы.

Празднование сватьбы окончено. Казалось бы, молодым предстоит впереди веселый медовый месяц и приятная жизнь. В действительности такое заключение оказывается не совсем верным. По народному обычаю, выйдя за-муж и вступив в новую, чуждую для нее семью, молодая женщина не имеет права говорить с отцом, матерью и братьями своего мужа До тех пор, пока у нее не будет детей. Если промежуток этот будет продолжителен, то бедная женщина вынесет не одну укоризну от дедамтили (свекрови) — названия, с которым в Грузии, как и вообще в большей части стран, соединяется понятие о сердитой, строптивой старушенке, под пытливым надзором которой изнывает не одно молодое существо.

Бесплодная женщина не только не пользуется уважением своего мужа и его семейства, но, в кругу простого народа, подвергается многим и важным стеснениям. Пытка эта продолжается иногда несколько лет, и во все это время муж отвечает за свою жену, которая объясняется пантомимами. Неудивительно после того, что все грузинки так пламенно желают иметь детей и употребляют к тому все средства, какие только создало народное суеверие. Бесплодная женщина на востоке считается неблагословенною Богом. Она молит Творца о прощении ей грехов, дает обеты и спешит в монастырь св. Давыда, где есть ручей, имеющий, по преданию, силу оплодотворять бесплодных женщин. Монастырь этот находится подле самого Тифлиса.

Во всю западную сторону города тянется отвесная гора, называемая туземцами Мта-цминда (святая гора). На самой вершине горы стоит монастырь св. Давыда, высоко виднеясь над целым городом и его окрестностями.

Предание рассказывает, что св. Давыд, один из 13-ти сирийских отцов, некогда подвизался на горе Мта-цминдской. То же предание гласит, что молодая девушка, дочь одного знатного человека, жившего неподалеку горы, сделалась беременною и, по наущению виновника своего проступка, оклеветала отшельника в том, что он виновник ее беременности.

Св. Давыда потребовали к суду. Он всенародно обличил клеветнику. Дотронувшись до ее чрева посохом, святой спросил, он ли отец зачатого ребенка? Из утробы матери послышался голос, назвавший имя обольстителя девушки. Несчастная внезапно почувствовала тяжкие мучения и по молитвам святого, родила вместо ребенка, — камень. Камень этот послужил в последствии основанием квашветской церкви, получившей от него и свое название (ква — камень, шва — родила). В награду за взведенную на него клевету, угодник испросил у Господа открытия на горе источника живой воды, которая бы имела силу оплодотворять бесплодных женщин. На заднем углу, близ монастыря, где гора снова поднимается отвесною скалою, выходит из нее источник чистой ключевой воды, и «неумолкаемою струею падает в устроенный в земле бассейн»

Сверх обыкновенного четверга, — дня, еженедельно посвящаемого св. Давыду, — в семик, т. е. в четверг на седьмой неделе после пасхи, бывает в монастыре особенно большое стечение народа. Толпы туземцев отовсюду спешат в монастырь.

Приложившись к иконе, каждая грузинка обходит три раза церковь, обвивая ее кругом бумажною ниткою. Смысл этого [51] обряда некоторые объясняют тем, что у грузин обходить кругом кого нибудь, значит выражать тому безграничную преданность и любовь. Лаская нежно любимого ребенка грузинка говорит ему: «обойду кругом твою голову» (шав шемогевлеби),

Северная стена храма, куда спешат женщины после усердной молитвы, вся усеяна мелкими камушками, довольно крепко приставшими к ней. Почти каждая грузинка — одна явно, другая украдкою, с сильно бьющимся сердцем — прикладывает к стене небольшие голыши, в значительном количестве рассыпанные на земле. Приставший к стене камушек или слышанный во время молитвы в горе шорох, означает исполнение желания, угодность молитвы и особенно сулит: девушке — жениха, а замужней женщине рождение ребенка.

Несчастные матери, у которых умирают дети, также прибегают к заступничеству святого: служат молебны и обещают посвятить новорожденного святому на известное число лет. Такие посвященные называются: Они носят белую одежду и ходят с длинными, неостриженными волосами.

По окончании срока посвящения, ребенка босого ведут в церковь. На церковной паперти священник обрезает ему волосы и надевает цветное платье. Служат молебен, после которого закалывают быка или барана и роздают его нищим.

С такою же надеждою и благоговением спешат грузины на праздник алавердского храма, который бывает 15-го сентября. Богомольцы собираются еще накануне. У самых дверей церкви лежит куча проволок, — свидетелей предрассудков грузин. Заболевший надевает на себя проволоку, носит ее до облегчения от болезни, и затем отправляется, по обету, в такую-то церковь, на храмовой праздник, где, скинув с себя проволоку, кладет ее у дверей церкви и служит молебен. Многие женщины и здесь ходят на коленях вокруг церкви и, обводя ее нитками, просят выздоровления заболевшему ребенку или близкому родственнику....

Но мы еще возвратимся к рассмотрению суеверия грузин, ознакомившись предварительно с их городским бытом.

Н. Дубровин.

Текст воспроизведен по изданию: Тысяча-восемьсот-второй год в Грузии // Вестник Европы, № 3. 1868