В. А. АРУТЮНОВА-ФИДАНЯН

ПОВЕСТВОВАНИЕ О ДЕЛАХ АРМЯНСКИХ

ГЛАВА 2. АРМЕНИЯ И ВИЗАНТИЯ В КОНЦЕ VI-VII в.

СИНТЕЗНАЯ КОНТАКТНАЯ ЗОНА

§ 1. О термине «контактная зона»

Взаимоотношения народов и государств, взаимодействие культурных систем, механизмы их восприятия, приоритетные темы современной науки детально разработаны в новой и новейшей историографии, но не в медиевистике. А между тем именно в Средние века, когда страны были менее замкнуты в национальных и государственных границах, процессы, происходившие в зонах встреч цивилизаций, оказывали значительное влияние на ход мировой истории. Лишь в последние годы появились монографии, посвященные культурной трансформации в процессе взаимовлияния цивилизационных типов ¹.

Захаридская Армения, Грузия времен царицы Тамар, так называемая «эпоха трансформации» мусульманской цивилизации (X-XII вв.) - все это примеры нарушения традиционных рамок этнического партикуляризма. Полиэтничные империи Средневековья, такие так Византия, были окружены бахромой лимитрофов, через которые осуществлялось их влияние на соседей и впитывалась культура сопредельных стран.

Признание общих путей развития человечества живет в таких часто употребляемых выражениях, как «Христианский Восток», «Мусульманский Восток», «страны византийского культурного круга» и т.п., но и такие глобальные понятия оставляют в стороне проблемы пересечения культур на лимитрофных территориях.

Введение понятия «контактная зона» способствует не только и не столько обретению новых знаний, сколько позволяет распорядиться уже накопленными, позволяет адекватно объяснить факты, необъяснимые в рамках истории отдельных стран, и вносит тем самым определенный вклад в создание теории развития человечества.

Важность терминологического аппарата для историографии не нуждается в дополнительной аргументации. Однако появление новых терминов всегда вызывает определенное неприятие. Так, к примеру, некоторые арменоведы полагают, что армяно-византийская история изучалась и должна изучаться под рубрикой «взаимоотношения». А между тем такие выражения, как [64] «взаимосвязи», «взаимоотношения», «контакты», полезные, а иногда необходимые в стилистическом отношении, вполне бессмысленны в содержательном и всегда с необходимостью требуют эпитетов: «межгосударственные», «межэтнические», «межличностные», «конфессиональные» и т.п.

Проблемы границ Византийской империи (в частности, восточных) всегда привлекали внимание исследователей и породили огромную литературу. Однако исследователи рассматривали лимитрофы империи скорее как полиэтничные территории, нежели как контактные зоны, что вовсе не одно и то же ².

На XIV Международном конгрессе византинистов отечественные ученые выдвинули предположение, что на восточной границе империи в IX-XII вв. существовала независимая от этнических и географических условий социально-политическая структура приграничных областей, остававшихся «бахромой племенных княжеств подле централизованной и многоэтнической империи» ³. На мой взгляд, столь широкие (во времени и пространстве) обобщения не прошли безнаказанно для постановки проблемы в целом, поскольку из нее выпадало изучение главной составной части византийской пограничной структуры: собственно византийские военно-административные округа, существовавшие наряду с независимыми и полузависимыми политическими образованиями и поглощавшие их. Кроме того, жесткое элиминирование этногеографического аспекта проблемы входит в явное противоречие с аксиомой о географических условиях и этническом субстрате как материальной базе любых контактов (политических, экономических, культурных).

Контактная зона должна быть полиэтничной территорией, но не всякая полиэтничная территория может быть контактной зоной. Концепция «византийского сообщества государств», члены которого составляли государства, находившиеся в церковной и политической зависимости от Константинополя, разработанная Д. Оболенским, продолжает сохранять традиционную односторонность византийского универсализма. Проблема встречного влияния соседних стран на Византию, вопросы взаимодействия социальных, экономических, административных и религиозных институтов не разрабатываются и в этом капитальном исследовании ⁴. [65]

Впервые в отечественной литературе словосочетание «контактная зона» как понятие для обозначения определенного региона, имеющего набор характерных качественных признаков, было употреблено более тридцати лет назад В. Д. Королюком. Он ввел это понятие для выделения обширной области, где процесс генезиса феодализма шел под влиянием и при участии всей суммы составляющих так называемого «античного наследства» ⁵. Иначе говоря, оно было применено прежде всего и только для анализа социально-экономических особенностей обществ переходного типа периода смены формаций.

Дальнейшие разработки способствовали обретению словосочетанием «контактная зона» более широкого значения, нежели вкладывавшееся в него В. Д. Королюком ⁶. Среди исследователей нет единства относительно рамок этого понятия. Все же некоторые ключевые моменты общепризнаны. Считают, что для контактной зоны характерно совместное проживание разных этнических групп на протяжении длительного исторического периода, сосуществование разных культурных, религиозных, административных и иных систем, своеобразная языковая ситуация, а также размытость границ и их подвижность. В настоящее время исследователи то расширяют понятие «контактная зона» (до размеров Восточной Европы, например), то сужают (до одного многоэтничного города) ⁷.

С. Г. Агаджанов в докладе «Контактные зоны Восточной Европы: узловые проблемы и задачи исследования» ⁸ подчеркнул, что проблема контактных зон в современной историографии не только не решена, но даже и не поставлена должным образом, что нет ни критериев определения контактных зон, ни понятийного аппарата ⁹. Обозначение самого С. Г. Агаджанова контактной зоны как «разделявшей и вместе с тем объединявшей пограничной буферной территории (лимесе)» и расплывчато, и противоречиво ¹⁰. [66] Контактная зона не может быть ни разделяющим и объединяющим буфером, ни просто культурной областью или только лимесом. Это принципиально иная структура. И, разумеется, нельзя полагать, что контактная зона может существовать при наличии только одного ведущего объединяющего признака (географического, конфессионального и т.п.) ¹¹. Исследователи обычно понимают под «контактной зоной» территории соприкосновения различных хозяйственно-культурных типов (например, зона кочевого скотоводства и зона оседлости) или конфессий, причем акцент делается на их противостоянии ¹². К тому же в разных дисциплинах (балканистике, славяноведении, скандинавистике и т.п.) и даже в пределах одной дисциплины это словосочетание наполняется разным содержанием.

Объект исследования, таким образом, эпистемологически недостаточно четко определен и требует выработки собственного понятийного аппарата. Первоочередная задача исследования «контактной зоны» заключается в том, чтобы придать этому понятию с размытой семантикой категориальную жесткость.

Для этой цели как нельзя более наглядно рассмотрение исторических позиций Армении и Византийской империи.

Тысячелетние (унаследованные от Рима) отношения Византии и Армении в определенной мере уникальны. Армения бывала в разное время и восточной соседкой, и вассальной страной на Востоке, и частью восточных провинций империи. Политические границы Армении и Византии всегда были нестабильны, а культурные - прозрачны.

Усилиями византинистов и арменоведов стало банальным суждение о том, что ни одно государство не оказало такого влияния на все стороны жизни армян, как Византия, а армяне, в свою очередь, играли значительную роль в жизни Византийской империи. [67]

§ 2. Генезис и становление контактной зоны

1. Миграционные процессы

Армяно-византийские отношения в самом конспективном плане обычно делятся на три этапа. Первый - охватывает отношения Восточно-Римской империи и Армении доарабского периода. Второй этап хронологически укладывается в рамки с конца IX в. (восстановление армянской государственности и постепенная аннексия армянских земель Византией) до 1071 г. (поражение империи при Манцикерте). И, наконец, третий этап - взаимоотношения Византийской империи и Киликийского армянского государства.

Разумеется, эта периодизация охватывает государственные связи Византии и Армении. Взаимоотношения же Византии и армянского этноса периодизации не поддаются, представляя собой практически непрерывный процесс.

Эмиграция армян в империю началась вскоре после византийско-персидского раздела 385 г., значительно усилилась в эпоху арабского владычества, приобрела постоянный и организованный характер после установления власти Византии в Армении (X-XI вв.) и массовые масштабы при сельджуках (с середины XI в.).

Данные Мовсеса Хоренаци позволяют утверждать, что армянский этнос уже в эпоху Юстиниана распространялся по Малой Азии. Движение армянского населения шло в двух направлениях. Первое - от Второй Армении на северо-запад к Черному морю, армянский элемент, начиная с VII в., усилился в этом регионе настолько, что обширная провинция, охватывающая территорию от Кесарии Каппадокийской до Черного моря, называлась фемой Армениакон. Второе направление, от Мелитины к Киликии с выходом к Средиземному морю, подготовило тот этнический пласт, на котором возникло царство Рубенидов ¹³. Армяно-византийскую контактную зону следует считать парадигмой «развернутой» контактной зоны (развернутой как в пространстве, так и во времени). Она возникла в условиях не отвлеченных и далеких культурных взаимовлияний, когда государства и народы встречаются в процессе войны и торговли, при посредстве купцов, солдат и дипломатов, но в тесном межэтническом и межгосударственном общении.

V-VII века знаменательны как для истории Восточно-Римской империи, так и для Армении. Империя в этот период времени (с переносом столицы в Константинополь, отделением от западной части империи и тесным [68] общением с цивилизованным Востоком) начинает византийскую эру своей истории. Армения в это же время становится частью восточно-христианского, а позднее византийского мира.

Греческий этнос занимал первое место в полиэтничной Византии, но «византинизм» не был только его творением. В содержание этого понятия внесли лепту многие народы на восточных границах империи, и среди них одно из первых мест принадлежит армянскому этносу, главным образом из-за географического положения Армении среди смежных малых стран (Грузии, Алуанка, Сирии и др.).

Само Армянское нагорье было этнически однородно. В больших городах, таких как Двин, например, помимо армян жили сирийцы, персы, евреи, но ни персидское, ни византийское присутствие не изменило сколько-нибудь заметно этнический облик страны.

Кроме византийских военных гарнизонов и администрации в Армении появлялись и греческие поселенцы. Однако этот поток переселения был несравним со встречным, уносившим в Византийскую империю значительную часть армянского населения.

Одна из вечных тем арменистики - переселение армян с родной земли, как добровольное, так и насильственное. Последнее связывается с идеями, приписываемыми императору Маврикию, который, по Себеосу, предложил шаху Ирана отсылать военные силы Персармении на восточные границы Ирана, сам же он предполагал отправлять воинов из Византийской Армении во Фракию для войны с врагами империи. Э. Л. Даниелян определяет этот курс как «доктрину Маврикия», направленную на уничтожение военного потенциала Армении и ассимиляцию ее населения ¹⁴. Такой взгляд на византийский политический курс в Армении широко распространен. Но мне представляется, что к исторической реальности армяно-византийских отношений конца VI в. гораздо ближе точка зрения И. М. Усачевой, которая полагает, что ключ к пониманию переселенческой политики Тиверия и Маврикия следует искать в демографическом кризисе и разложении военной организации империи. Византия (как и Иран) черпала новые силы из армянских воинских контингентов. Организация армянских поселений на Кипре и на Балканах оказывала существенное влияние не только на укрепление обороноспособности этих регионов, но и на развитие в них сельского хозяйства. Армянские отряды уходили в империю по договору и под началом своих нахараров. Армянские колонии на Кипре и [69] во Фракии, которые составляли воины и их семьи, надолго сохранили свой этнический облик ¹⁵.

Уже в VII в. в Малой Азии был значительный пласт армянского населения ¹⁶ (к началу X в. его плотность была настолько велика, что земли к востоку от линии Севастия-Кесария-Поданд-Таре именовались «землей армян») ¹⁷. Армяне жили не только в восточной, но и в западной Малой Азии (Троада, Фракисийская фема, Анатолик, Опсикион), на Балканах, в Италии и на островах (на Кипр армяне были отправлены Маврикием - тогда еще полководцем, а не императором - в 578 г. после персидской кампании) ¹⁸. Армяне служили в армиях Юстиниана, Маврикия, Ираклия. П. Харанис считает, что Армения была главным поставщиком воинов (the main recruiting ground) империи в VI и VII веках ¹⁹.

Суммируя основные итоги исследований этнической ситуации в Малой Азии, П. Харанис заключает, что наиболее значительным этносом из «non Greek speaking» были армяне ²⁰. И много позже рассматриваемого периода времени они составляли бблыпую часть населения в Понте, в фемах Армениакон, Халдия, Колония и Севастия, землях, находящихся в пределах Малой Армении, где, несмотря на «прогресс процессов эллинизации, армянский язык не уступил греческому» ²¹. От границ Великой Армении до берегов Средиземного моря армянский этнос занимал место достаточно значительное для возникновения Киликийского армянского царства в конце XI в.

2. Социально-административные процессы

Вековая борьба Восточно-Римской империи и Ирана за Армению привела в 385 г. к ее разделу между соперничающими странами. Разделение страны на Иранскую Армению (Персармению) и Византийскую [70] (ромейскую) повлекло за собой и культурное раздвоение страны. В состав Византии вошла Малая Армения к западу от Евфрата (включенная в состав Римской империи еще при Веспасиане (69-79), автономные княжества - сатрапии, расположенные на юге Армении между Тигром и Евфратом (Софена, Ангелена, Анзитена, Софанена, Аштианена и Балавитена - последние присоединились в 377/378 г.), и большая часть Великой (или Внутренней) Армении (к востоку от Евфрата), разделенной между Византией и Ираном по договору 385 г. по линии Феодосиополь (Карин) на севере (территория империи) - Низибин на юге (принадлежал Ирану).

В 428 г. в Византийской Армении была упразднена царская власть. Отмена царской власти вызвала переворот в политической жизни, но социально-экономические и правовые институты оставались незыблемыми, власть комита (позднее дуки), ведавшего армянскими провинциями, по-видимому, вполне уживалась с правами и властью нахараров ²².

Сатрапии и Внутренняя Армения оставались civitates stipendiariae. Армянские владетели признали сюзеренитет империи, их отряды участвовали в войнах на востоке, рукоположение армянских примасов совершалось в Кесарии Каппадокийской, и тем не менее все это не привело в IV-V вв. к появлению новой модели общества на армянских землях, так как этносы и их социально-административные институты и формы идеологии сосуществовали здесь, но не взаимодействовали.

Первый и решительный шаг к созданию контактной зоны на востоке империи сделал Юстиниан I (527-565). Император, разумеется, не собирался создавать новую общественную модель, напротив, он стремился сделать Армению частью Византии, воплощая свою идею сплочения разных регионов империи. Сплочение же в понимании великого автократора - это унификация, уничтожение индивидуального облика имперских провинций. Юстиниан прежде всего провел военную реорганизацию Армении (527-530 гг., по мнению Н. Адонца). Поводом к этой акции послужили поражения ромеев в войне с персами и армянскими князьями Персармении. Юстиниан счел причиной неудач недисциплинированность нахарарских этерий, неумение их взаимодействовать с регулярными войсками империи, а также неудовлетворительность пограничной обороны. И поэтому все военные силы на территории Армении подчинялись теперь одному наместнику (magister militum per Armeniam), а в сатрапии были назначены двое дук ²³. Одной из наиболее значительных сторон военных реформ в Армении было создание [71] нескольких оборонительных линий из крепостей, которые тянулись по всей пограничной полосе ²⁴.

За военными реформами последовала гражданская реорганизация. Юстиниан разделил византийскую Армению на ряд новых военно-административных округов: Армения Первая (включавшая в себя Внутреннюю Армению и часть Малой Армении) с центром в Визане - Леонтополе, Армения Вторая (часть Малой Армении и прилегающие к ней понтийские области) со столицей в Севастии, Армения Третья (оставшаяся часть Малой Армении) со столицей в Мелитине, Армения Четвертая (сатрапии) с центром в Мартирополе. И, наконец, самым серьезным шагом в реорганизации Армении следует считать попытку Юстиниана изменить социальный строй. Две новеллы («О порядке наследования у армян» и «О том, чтобы и армяне во всем следовали римским законам»), направленные против майоратного права, являются ключевыми в реформах Юстиниана. Законодатель отмечает, что в армянском семейном праве не был принят обычай завещания, а женщины не имели наследственных прав. Это справедливо и естественно, поскольку феодально-родовой нахарарский строй исключал свободное распоряжение родовой собственностью, а также не позволял передавать земли по наследству женщинам, поскольку феодальное землевладение обусловливалось военной службой ²⁵.

Новеллы, направленные против цельности нахарарских земель, подрывали могущество князей, основанное на землевладении. В византийской Армении, таким образом, ослаблялся тот общественный уклад, на котором была основана, по мнению Н. Г. Адонца, «национальная жизнь армян» - нахарарский строй, ослаблялись соответственно и военные силы страны и уничтожались нахарарские традиции в области политической свободы. Это происходило в основном в Малой Армении, где нахарары, утрачивая свое влияние и значение, вливались в ряды византийского господствующего класса ²⁶.

При преемниках Юстиниана углубляются процессы в едином политико-административном и культурном пространстве контактной зоны. В постюстиниановский период и до арабского завоевания Армения остается частью восточных провинций империи, плацдармом в войнах с Ираном и форпостом христианского мира. В 591 г. византийская Армения увеличивается за счет большей части Персармении, переданной Хосровом II (590-628) Маврикию за помощь в восстановлении на престоле. [72]

Юстин II (565-578), Тиверий (578-587), Маврикий (587-602), Фока (602-610) и, в особенности, Ираклий (610-641) проводили гибкую политику, поддерживая антииранские выступления в Армении и используя армянские войска в войне с Ираном.

Нахарарский строй, почти исчезнувший в Малой Армении и сатрапиях, неколебимо существовал в Великой Армении, несмотря на отсутствие государственности и новеллы Юстиниана. Это объясняется прежде всего постоянным ирано-византийским противостоянием. Империя не могла уничтожить нахарарский строй, не упразднив связанные с ним военные институты (нахарары-полководцы и их этерии, конница, ополчение), необходимые для войны с Ираном.

Начало царствования Ираклия совпало с успехами Ирана в войне. Византия с 604 г. и до 20-х гг. VII в. потеряла все свои восточные провинции, а конец царствования Ираклия был ознаменован разгромом Ирана. Утверждение А. Стратоса, что Ираклий обязан своими победами гражданскому греческому ополчению, не может быть принято, поскольку если фемный строй и мог зарождаться при Ираклии, то результаты его не могли сказаться немедленно. Предположение Дж. Холдона о введении наследственной военной службы, которая освобождала от налогов и вознаграждалась земельными наделами ²⁷, осталось гипотезой, не подкрепленной источниками. И. М. Усачева справедливо видит причину успехов Ираклия в привлечении на службу империи армянских и грузинских владетелей, на территории которых и шли в течение шести лет византино-иранские войны. Ираклию удалось соединить интересы значительной части нахарарской знати с интересами империи. В то же время высокий уровень военной культуры, участие в создании армии нового типа в Византии, видная роль в дипломатических переговорах, конфессиональный компромисс (принятие халкидонитства) позволили части армянских аристократов занять высокое место в иерархии империи. А. Грегуар называет VII век «армянским веком» в истории Византии, разумеется, не только из-за этнической принадлежности императора Ираклия ²⁸, в равной мере можно назвать VII век в Армении «византийским столетием». [73]

В правление Ираклия в Византийской империи начались важные социальные и административные преобразования, завершившиеся к концу VII в. Ираклий проводит перестройку центрального аппарата империи (в частности, финансового ведомства), добиваясь жесткого централизма власти. Появляются первые военно-административные округа (фемы), в которых вся власть (гражданская и военная) сосредоточивается в руках стратига. Стратиоты получают наследственные наделы, и на смену наемной армии приходит местное ополчение, включавшее в себя помимо зависимого сельского населения империи и значительное количество иноземцев, оказавшихся на ее территории. Именно в этих социальных условиях оказывались армянские переселенцы на имперских землях (в Малой Азии, на Балканах) ²⁹.

Однако в самой Армении нахарарский строй, феодальный по существу и родовой по форме, оставался незыблемым. Субстратом экономической и политической жизни феодальной Армении была вотчина (хайреник) - крупное феодальное поместье либо город с округой. Нахарары пользовались правом внутреннего самоуправления. Империя проявляла значительную гибкость в отношении армянских земель с их мощными и боеспособными воинскими контингентами (в особенности конницей), стратегически важными пунктами Армянского нагорья, полезными ископаемыми (в частности, золотом) и т. д. ³⁰.

Армяно-византийская контактная зона достигает расцвета и стагнации в два десятилетия, которые приходятся на период от победы Ираклия над Ираном (конец 20-х гг. VII в.) и до набега арабов на Двин в 640 г. ³¹. Теодорос Рштуни, византийский наместник Армении, пошел на соглашение с арабами ³². Однако, как бы ни расценивали исследователи договор Теодороса с арабами (как «смелую попытку спасти Армению от кровопролития», как гарантию от нападений Халифата ³³ и т.п.), владетель Рштуника не имел права его заключать ни de facto, поскольку он не был поддержан большинством нахараров, ни de jure, так как он находился на службе империи. [74]

Констант II прибыл в Карин, где ему представились «князья и войско так называемой Четвертой Армении, а также все войска и князья, которые пришли туда со стороны Рштуника. Вышли навстречу жители Спера, князья Багратуни, и жители области Мананали и Даранали и все войска тех мест, и каринцы, и тайцы, и басенцы. Также вышли ему навстречу князья Вананда со своими войсками, и ширакцы, и Хорхоруни, и люди из дома Димаксян. Вышел к нему Мушег Мамиконян со своими сородичами и некоторыми другими князьями, и войско со стороны Айрарата, Аравеляны, Араняны, Варажнуни, Гнтуни, Спандуни и другие с ними. Пришел к нему навстречу из Тайка также католикос Нерсес. Все князья рассказали царю, как задумал восстать владетель Рштуника и как часто посещали его посланцы исмаильтян. Тогда царь и все его воинство предали проклятию владетеля Рштунийского и лишили его почетной должности» ³⁴. В этом небольшом рассказе заключена важная для наших целей информация. Большая часть армянских князей во главе с католикосом Нерсесом признавала императора Константа (как до него Маврикия и Ираклия) верховным правителем Армении. Переговоры с арабами, которые вел Теодорос Рштуни, расцениваются, таким образом, как «восстание» и «измена». Византийские гарнизоны в Армении обвинили Теодороса в содействии их разгрому в битве в арабами при Мардоцеке. Феофан называет Теодороса Рштуни «Пасагнатес», ближе всего к огласовке этого странного именования греч. παραβάτης (отступник) ³⁵. Сместив Теодороса Рштуни, Констант назначил правителем Армении Мавриана (Мориана), дав ему «начальство над армянским войском с их стороны» ³⁶.

В конце VI - середине VII в. Армения становится единым политическим образованием ³⁷ в составе Византийской империи под управлением византийского наместника, возглавлявшего «греческое» войско.

«Греческое войско» в Армении первой половины VII в. - это качественно новый феномен, обозначенный старым, стершимся термином.

Весной 626 г. персидское войско под командованием талантливого полководца Шахрвараза, пройдя Малую Азию, укрепилось в Халкидоне. Союзник персов, аварский хакан с огромным войском подошел к Константинополю в конце июля. Хакан отверг предложение византийцев о выкупе города и [75] седьмого августа, не дожидаясь помощи персов, начал штурм, был разбит и отступил. Узнав о разгроме аваров, Шахрвараз ушел с войском в Сирию.

Рассказ Себеоса об этом событии полностью игнорирует участие аваров в сражении с византийцами.

Переговоры, по Себеосу, ведутся только с персами, и ведет их сам император, который «поневоле завел с ними дружбу». Ираклий даровал денежное содержание (ругу) войску и ценные подарки полководцу (зоравару) и «великим князьям» (ишханам) и «угощал их в течение семи дней». А далее Себеос рассказывает о том, что император обратился к персам, «стоя на корабле среди моря», и увещевал их отвратить от страны греков «огонь, меч и плен», обещая, что и «они сами получат пользу и их царь» ³⁸.

Складывается впечатление, что аудитория Ираклия не была одной и той же в двух частях этого пассажа. Ведь если для того, чтобы передать дары царю персов, Ираклий должен был плыть морем и говорить с персидскими военачальниками «с корабля», то с кем же он тесно общался «семь дней», кому выплатил ругу и кто были великие ишханы и зоравар, получившие подарки в начале рассказа о переговорах? Персидское войско не могло получать ругу от византийского императора, но армянские отряды на службе Византии ее получали. По всей вероятности, в начале этого пассажа речь шла об армянском полководце, об армянских ишханах и их этериях, которые перешли на сторону Ирана и которых Ираклий «поневоле» стремился вернуть на службу империи.

Воины, верные Теодоросу Рштуни, ушли из «греческого» войска, а оставшиеся в войске отряды, потерпев поражение в сражении с арабами, возложили ответственность за свой разгром на Теодороса и его союзников.

«Все ромейские войска жаловались и обвиняли Риштунийского владетеля и армян пред своим царем за поражение при местечке Мардоцек. Они говорили, что те «сговорились с исмаильтянами, нас обнадежили и тем побудили рассеивать свои силы в набегах по Атрпатакану, и неожиданно наслали на нас [исмаильтян], чтобы нас поразить. Все, что мы имели там, пропало. Разреши нам идти в Армению на поиски своего добра». Тогда Констант согласился исполнить желание войска. Он взял войско и направился в Армению со 100000 человек» ³⁹.

В тексте содержится важная информация: представители «греческого» войска при наступлении арабов «лишились всего, что имели» в Армении, [76] иными словами, они, по-видимому, постоянно жили там. «Греческое» войско и его военачальники осуществляли контроль над армянскими землями, вошедшими в состав Византии, обладая определенной автономией.

Приведу один из многочисленных в «Истории» примеров. Себеос рассказывает об аспете Варазтироце, который бежал из Константинополя: «Теодорос, полководец греческий, совместно с князьями войска и армянскими нахарарами, решили отправить к аспету католикоса Нерсеса, послать ему клятвенное обещание в том, что будут просить [царя] дать ему управление страной и вернуть его жену и детей» ⁴⁰. Очевидно, у князей и церковников были основания полагать, что император прислушается к их просьбе.

«Греческим» наместником был князь Мжеж Гнуни, установивший пограничную линию на территории Армении после заключения мирного договора между Византией и Ираном. Именно он оказал давление на католикоса Езра, заставив его поехать к императору и принять халкидонский символ веры ⁴¹. Мжеж стремился самостоятельно определять внутреннюю и внешнюю политику подвластной ему Армении без вмешательства как других нахараров, так и могущественных соседей. Себеос отмечает, что «сын великого Хосров Шума благоустроил всю Армянскую землю», а Мжеж Гнуни счел его деятельность опасной для мира между Византией и Ираном. Мжеж отправил к Ираклию Давида Сааруни, причастного, по его мнению, к заговору против императора. По дороге Давиду удалось освободиться, он вернулся в Армению, убил Мжежа Гнуни, «греческого полководца», и «принял должность полководца с согласия и одобрения всего войска». Ираклий «по просьбе князей» назначил его правителем Византийской Армении, «дал ему звание куропалата и утвердил в своем подданстве», т.е. Ираклий одобрил и подтвердил выбор «войска». Потерял свой пост Давид через три года потому, что «был отвергнут войском» ⁴².

Констант II заподозрил Георгия Магистра, полководца Византийской Армении, в измене, но опасался «восстания войска» и потому приказал Смбату Багратуни тайно похитить Георгия Магистра и отвезти в Константинополь. Смбату не удалось сделать это тайно, и ему пришлось показать приказ императора «всем князьям и войску», они не осмелились пойти против воли императора, но позже попытались отомстить исполнителю приказа Смбату. Императору пришлось его спасать от гнева «войска», а точнее от той его части, которая отправлялась во Фракию под командованием самого Смбата («войско фракийских князей») ⁴³. [77]

Император отпустил в Армению Теодороса Рштуни и дал ему власть полководца, «согласятся на это армянские князья или нет. Он пришел и утвердился на этом посту» ⁴⁴.

Таким образом, словосочетания: «греческое войско» с «греческим полководцем» и «армянские князья и их войско» - синонимичны и взаимозаменяемы. Теодорос Рштуни попросил у арабов войско, чтобы разбить армян и поразить мечом ивиров ⁴⁵. Г. В. Абгарян считает, что речь идет о византийских войсках, расквартированных на Кавказе ⁴⁶. Однако это заключение противоречит уточнению Себеоса, что речь идет о жителях страны, которые «платят налоги» ⁴⁷.

Себеос оправдывает Теодороса Рштуни и других князей, перешедших на сторону арабов, только тем, что над ними «тяготел страх ужасной смерти» ⁴⁸. Последние главы повествования Себеоса посвящены злодействам арабов, которые грабили города, обирали церковь, безжалостно убивали и вельмож, и простых людей и уводили в плен заложников. Почти бесстрастно Себеос рассказывает, что «Теодорос, владетель Рштунийский, ушел вместе с арабами» и скончался в Сирии ⁴⁹, очевидно, что этот конец был предопределен его разрывом с великой христианской державой и союзом «с адом». В конце повествования Себеос отмечает, что после смерти Теодороса «армяне отпали от служения исмаильтянам и перешли на служение греческому царю. И царь Констант сделал Амазаспа, Мамиконянского владетеля, куропалатом, дал ему серебряное седалище и назначил правителем Армении, также даровал почести другим князьям, а войску деньги» ⁵⁰.

«Греческое» войско на территории Византийской Армении состояло из армянской конницы и этерий феодалов, получавших ругу от империи, и собственно византийских военных контингентов, расквартированных на территории Армении. Командующими этим войском чаще всего являлись армянские князья, состоявшие на службе Византии и назначаемые императором. Основной обязанностью «греческого» войска было противостояние внешней угрозе, охрана собственной страны и восточных границ империи.

В «греческое» войско входили как князья и воины, которые придерживались монофиситского исповедания, так и армяне-халкидониты. И, [78] по-видимому, именно армяно-халкидонитская и византийская части «греческого» войска послали императору жалобу на тех «армян», которые не допускали их «к совместному причащению св. тайн». Констант II приказал отправить «к армянам» для богословской дискуссии некоего эрудированного философа по имени Давид «родом из гавара Багреванд из села Багаван» - т.е. армянина-халкидонита ⁵¹.

«Греческое» войско, таким образом, как по составу (этническому и конфессиональному), так и по задачам, выполняемым им, - классический феномен синтезной контактной зоны.

3. Ментальные процессы:

Образ Византии в армянских источниках VII в.

Данные армянской историографии о войнах византийских императоров с персами, аварами и арабами, о походах Византии на Восток, о битвах за Константинополь и мятежах знати, а также о внутренних переменах как в империи, так и в Армении привлекали внимание всех исследователей истории Византии и Армении VII в. ⁵².

Предметом настоящего исследования являются, однако, не события византийской истории или армяно-византийских отношений, но представления армян о Византии - т.е. образ Византийской империи VII в. у армянских историков того же периода времени.

В предисловиях к своим трудам армянские средневековые авторы постулируют задачи и методы историографии, выдвинутые еще античными теоретиками. Армянские историки, следуя своим античным образцам, требуют писать о том, что автору известно из автопсии, или сведений очевидцев, строго следовать действительности, критически относиться к устным источникам и традиции и, в особенности, держаться абсолютной правдивости изложения и писать для пользы, а не для развлечения читателя.

Единственно невыполненными остались требования античных теоретиков к социальному положению историков. По мнению Лукиана, авторы исторических сочинений должны были обладать политическим и полководческим опытом, в то время как социальный облик армянских историографов совершенно однозначен: все они были монахами, и не просто монахами, а учеными вардапетами. Иногда они занимали высшие посты в армянской церковной иерархии (епископы, католикосы), т. е. не только принадлежали [79] к интеллектуальной элите армянского общества, но были тесно связаны с правящими домами и высшим духовенством Армении.

Армянская средневековая историография разработана далеко не во всех аспектах, возможности и способности ее авторов отражать идейное, социально-политическое и социально-психологическое содержание эпох, к которым они принадлежали, исследованы недостаточно, так же как и вопрос об изменениях в их мировоззрении, зависящих от социально-политической эволюции общества и, в свою очередь, влияющих на него ^52a.

Источники VII в. с прагматической точки зрения давно и хорошо изучены. Однако почти нет работ, где исследовалась бы не сумма фактов, но сумма идей, определявших содержание этих источников и, в особенности, то идеологическое полотно, на котором запечатлен образ Византийской империи.

В армянской средневековой литературе существует странная лакуна: блистательная историография V в. в течение почти полутора веков не имела продолжения. Во второй половине VII в. появляется труд Себеоса, в котором изложена история Армении от Хайка и Бэла до 661 г. ⁵³.

«История» Себеоса издавалась в 1851, 1879, 1913, 1939 и 1979 гг. ⁵⁴, переведена на французский, немецкий, итальянский и русский языки ⁵⁵, породила большую литературу и стала предметом различных дискуссий об авторстве памятника, его составе, композиции, содержании и т. п. ⁵⁶.

Для меня, однако, важен сейчас тот аспект изучения «Истории» Себеоса, который никогда не был спорным, а именно - время жизни автора второй, составителя и редактора первой части этого источника.

Исследователи полагают, что историк Себеос был епископом, который участвовал в Двинском Соборе 645 г. при католикосе Нерсесе III Строителе (641-661) и подписал постановления Собора, как «тер Себеос епископ Багратуни» ⁵⁷. Высказывается также предположение, что Себеос был тем самым [80] епископом, который (по крайней мере сначала) не пожелал причаститься с императором Константом II (641-668) и католикосом Нерсесом в Двинском храме, во время похода Константа в Армению ⁵⁸. Но если эта гипотеза верна, то в 60-е гг. VII в. Себеос достиг сана епископа и, следовательно, уже с середины века был современником описываемых им событий; кроме того, по его собственному свидетельству, он использовал сведения, полученные от очевидцев ⁵⁹.

Рукописная традиция и соответственно первые издания «Истории» (а также первые переводы) именовали ее «Историей епископа Себеоса об Ираклии». И хотя в изданиях Ст. Малхасянца и Г. В. Абгаряна из заглавия справедливо были изъяты слова «об Ираклии», как не принадлежавшие перу самого Себеоса, тем не менее это заглавие имело веские основания.

Принято считать, что авторский текст Себеоса начинается с части, предваренной поэтическим зачином: «Книга современная, история царская, повесть арийская - о всемирном разгроме, сасанидском разбое, о Хосрове Апруезе, который разжег пожаром всю поднебесную, учинил разгром на море и на суше, нанес гибель на всю землю» ⁶⁰. «История царская» - это история пяти царей: Маврикия (582-602), Фоки (602-610), Ираклия (610-641), Константина II (641) и Константа II (641-668). Хосров, однако, «учинил разгром на море и на суше» только после гибели императора Маврикия, развязав войну против Византии, которая длилась до 628 г.

Рассказ о «сасанидском разбое» начинается с тридцать первой главы ⁶¹, а предшествующие разделы (с десятой по тридцатую главу) являются введением к основному повествованию, написаны по другим источникам и воспоминаниям очевидцев ⁶². И только история царя Ираклия и его преемников - это пересказ свидетельств очевидцев их современником, который и сам участвовал в политических и религиозных коллизиях этой эпохи. Себеос хорошо осведомлен о военной и политической истории Византии и о конфессиональных спорах в империи, но он ничего не знает об экономической и социальной истории, о земледелии, ремеслах и торговле, городах и крепостях, о византийской культуре, об имперских институтах, особенностях управления и повседневной жизни. [81]

В сущности, образ Византии у Себеоса складывается из представлений историка о византийских императорах и о «греческом» войске в Армении. Иными словами, в его «Истории» существуют две Византии: «великая» Византия, персонифицированная в образах императоров, и Византия «малая», местная - византийское присутствие в Армении и смежных с ней регионах. Две части второго раздела «Истории» (гл. XXXI-LII) резко различаются с точки зрения отношения их авторов к империи.

Кем бы ни был хронист, чей труд лег в основу повествования о царствовании Маврикия в «Истории» Себеоса, - он явно враждебен к византийскому присутствию в Армении, как, впрочем, и к персидскому. Император и шах, ромеи и персы одинаково несут разорение Армении и гибель ее народу в лице его лучших представителей. И наиболее ярко это убеждение отражено в знаменитом «обвинительном» письме Маврикия царю Хосрову: «Народ строптивый и непокорный живет между нами и мутит. Поступим так: я соберу своих и отправлю во Фракию, а ты собери своих и прикажи отправить их на Восток. Если они умрут, то умрут наши враги, если же убьют, то убьют наших врагов, а мы будем жить в мире» ⁶³.

Арменоведы обычно определяют переселенческую политику Маврикия как стремление уничтожить военный потенциал Армении и ассимилировать ее жителей и в этом совершенно согласны со своим средневековым источником ⁶⁴.

Героем этой части «Истории» несомненно был Смбат Багратуни, прозванный «Хосров Шум» (радость Хосрова). Знаменитый полководец на службе Хосрова II (590-628), он одержал ряд побед над восставшими против царя провинциями и нанес сокрушительное поражение эфталитам на восточной границе Ирана. Хосров осыпал его почестями и дарами и пожаловал ему марзпанство Врканской земли, где он оставался с конца VI в. по 606/607 гг. Смбат был родовитым армянским аристократом, чрезвычайно влиятельным в общественной, политической и конфессиональной жизни Персидской Армении. Прибыв с разрешения Хосрова «повидать родину», он заложил церковь св. Григория в Двине и назначил «блюстителем Армении епископа Рштуника Абраама из села Албатанк» (после смерти католикоса Мовсеса), т. е. Смбат принимал действенное участие в жизни Армении, [82] признанное как его современниками, так и историками ⁶⁵. П. Губер назвал раздел своей книги, посвященный Смбату, «Champion du Monophysisme armenien, adversaire de Byzance» ⁶⁶.

Итак, героем этой части «Истории» Себеоса является «противник Византии», а героем второй, причем идеальным героем, - император Византии Ираклий.

Какие же характеристики конституируют образ Ираклия у Себеоса? Прежде всего - благочестие (с. 124) ⁶⁷, и Господь, вознаграждая за «боголюбие», оказывает императору «особую милость» и помогает в войне с персами (с. 126, 128). Основным условием договора с персидским полководцем, претендентом на трон Ирана, была передача Животворящего креста (с. 129).

Сразу после восшествия на престол Ираклий отправил к Хосрову посольство «с большими сокровищами, настоятельно прося заключить мир» (с. 113), и вступил в войну только тогда, когда получил оскорбительный ответ на свои мирные предложения (с. 124).

В 628 г. Хосров II был убит в результате заговора знати. По мирному договору, который сын царя Кавад-Широе заключил с Ираклием, империи были возвращены земли в Армении и Месопотамии, Сирии и Египте ⁶⁸. По Себеосу, «царь Кават приказал написать Ираклию, что возвращает ему все его земли», и послал к нему знатного вельможу с дарами. Ираклий не только подтвердил мир «клятвою», но «приказал отпустить на волю пленных и вернуть всю [военную] добычу» (с. 128). После смерти Кавада-Широе Ираклий начал переговоры с его преемником, написав ему: «Ваш царь Кават скончался, и престол этого царства должен достаться тебе; я его даю тебе и после тебя твоему потомству. Если будешь нуждаться в войске, я пошлю в помощь, сколько понадобится. И заключим между нами клятвенный письменный договор за нашими печатями» ⁶⁹.

Этот рассказ содержит значительную и ценную информацию об императоре: 1. Ираклий заключает мир с реальным претендентом на трон Ирана, что характеризует его как трезвого политика; 2. Ираклий превращает своего контрагента в вассала империи не только тем, что признает права персидского полководца на трон, но и тем, что поддерживает его притязания военной помощью Византии. Формулировка: «Я даю его [престол этого царства] [83] тебе и твоему потомству» - указывает на то, что царь Ирана становится вассалом империи. И, наконец, Ираклий вновь подтверждает миролюбивый курс своей политики.

Император не только миролюбив, но и милосерден: он отпускает пленных, возвращает военную добычу и милует даже тех своих врагов, которые «не заслуживают милости» (с. 126). Перед смертью он завещал сыну «оказать милость всем сосланным и вернуть их на родину» (с. 137-138).

Вместе с тем Себеос наглядно показывает, что миролюбие и милосердие императора не имеют ничего общего со слабостью и трусостью. Ираклий решительно и умело ведет иранскую кампанию: назначает лучших военачальников (см. о Филиппикосе с. 114), предпринимает стратегически и тактически необходимые действия («Ираклий, собрав войско, расположил его лагерем вокруг города и тем предотвратил набеги» - с. 113).

Получив в ответ на предложение мира оскорбительный отказ Хосрова, Ираклий сам возглавляет войска, при этом византийские воины заявляют, что «готовы за него [Ираклия] и жить и умереть» (с. 124). Войска персов окружили Ираклия у Тигранакерта, но император неожиданным ударом разбил персидские отряды, находившиеся у него в тылу, и прошел маршем до Апахуника. Шахрвараз, последовавший за ним, устроил засаду у Арчеша, однако Ираклий окружил город, поджег лагерь Шахрвараза и истребил его войско, хотя самому Шахрваразу удалось спастись и присоединиться к своим отрядам в Алиовите (с. 126).

Ираклий же двинулся в «область Кесарии», а затем вернулся в Армению. Он прошел через Ширак и достиг Коговита. Себеос подчеркивает военную хитрость императора, который своим извилистым маршрутом внушил персам мысль о том, что византийское войско убегает от них, а сам через Гер и Зареванд пошел на Тизбон. Персы собрали все свои силы и начали преследование. По Себеосу, Ираклий заманил их войско к Ниневийским полям и, повернув, неожиданно напал на врагов, успешно смешав их ряды. «И Господь в этот день оказал особую милость Ираклию: он истребил врагов как одного человека и полководец их был убит в битве» (с. 126) ⁷⁰. Себеос говорит вскользь о поражениях Ираклия, но с удовольствием останавливается на его победах (с. 127).

Ираклий мудр и красноречив. Себеос вкладывает в его уста аргументированную речь, обращенную к персам «с корабля» (с. 122).

Императору присуще и гордое достоинство. На требование предводителя победоносных арабов отдать им малоазийские территории Византии он ответил: «Эта земля - моя, а твой удел - пустыня, иди с миром в свою землю» ⁷¹. [84]

Война Ираклия с Ираном в какой-то мере является предвестием Крестовых походов. В 630 г. Ираклий водрузил в Иерусалиме Святой Крест, отвоеванный у персов, символизируя этим актом победу христианства в первой священной войне.

Византийско-персидские войны и освобождение Святого Животворящего Креста всегда воспринимались армянскими средневековыми писателями как факты собственно армянской истории (см. переписку иерусалимского иерея Модеста с католикосом Комитасом - с. 116-121).

«Блаженный, боголюбивый и счастливый царь Иракл принял Крест Господень, с великой радостью и охотой собрал свое войско и пустился в путь со всей царской свитой, воздавая почести святой чудесной и небесной находке, и перенес [Крест] в святой город со всей церковной утварью, которую спасли от рук врагов и хранили в городе Византии ⁷². Было великое ликование в день их прибытия в Иерусалим. Он установил крест на своем месте, распределил всю церковную утварь по церквам по принадлежности и всем церквам и жителям города даровал благословение и деньги на ладан» ⁷³.

Панегирик преемнику Ираклия Константу II, включенный в послание этому императору от католикоса Нерсеса, Теодороса Рштуни и армянских нахараров, обращен скорее не к адресату, а к его предшественнику: «О венчанный небом, гордость всех христиан, укрепленный знамением Божественного креста, подобный боголюбивому, богобоязливому, богопрославленному, храброму и победоносному избавителю, блаженному Ираклию, который спас всю землю от лютого палача. [Молим] Христа Бога, чтобы он одарил нас тем же через твое благочестие» ⁷⁴.

Император Ираклий - освободитель одной из самых великих святынь христианского мира - обладает наиболее впечатляющим «царским зерцалом» в «Истории» Себеоса.

В состав его добродетелей входят благочестие, миролюбие, защита религии, покровительство слабым, конституирующие образ христианского монарха, а также квартет традиционных добродетелей правителя античных риторических сочинений: сила духа, справедливость, чистота, разум.

Исследователи византийской общественной мысли часто рассматривают политическую идеологию империи как механическое объединение двух составляющих: античной и христианской. [85]

Традиционное и вновь утверждаемое трудами выдающихся византинистов (Г. Хунгера, Г. Бека, А. Гийу, К. Манго и др.) ⁷⁵ суждение о политической мысли империи как о стабильно консервативном общевизантийском феномене в конце прошлого века подвергнуто сомнению исследователями, обратившимися к анализу представлений о государственной власти (главном элементе византийской идеологии) ⁷⁶.

Большая часть исследователей полагает, однако, что даже в эпоху Македонской династии происходило всего лишь оживление теорий о царстве идеальном, всемирном и вечном, с которым сопоставляется Византийская империя, а образ императора, конституируемый набором христианских добродетелей, продолжает оставаться условным и всеобщим ⁷⁷. А. П. Каждая считал, что императорский идеал до 900 г. был основан на библейской и риторических традициях и только в середине XI в. в «царское зерцало» вошли благородное происхождение и воинская доблесть ⁷⁸.

Идеал рыцарственного монарха-христианина в Византии окончательно оформляется как парадигма в эпоху Комнинов, в Армении же легитимный принцип был прочным фактором общественного сознания, а идеал царя- воина засвидетельствован в армянских источниках уже в V в.

Основы христианских представлений о власти, ее идеологическая аргументация и фразеология, передаваясь из поколения в поколение, создавали, с одной стороны, иллюзию неизменности традиции, а с другой - давали возможность для установления генетических связей между отдельными национальными идеологиями, в особенности принадлежащими к одному и тому же культурному ареалу восточно-христианского мира.

Средневековая армянская историография, в отличие от византийской, не располагает памятниками политической мысли, и исследование [86] представлений о власти поэтому опирается не на теорию, а на конкретные характеристики правителей, идеализированных в соответствии с задачами автора и принятой им системой ценностей.

Себеос рисует образ Ираклия в соответствии с библейскими и риторическими образцами идеального правителя, но решительно сближает его с армянским миром, делая «царем-воином». Историк признает Ираклия сюзереном армянских владетелей, включая Армению в византийскую политическую и идеологическую реальность.

Себеос постоянно использует эффект контрастирующего фона. Недостатки персидских правителей, как правило, являются парными к достоинствам византийского императора: миролюбие Ираклия и агрессивная воинственность персов (с. 112 и сл.), милосердие Ираклия и их жестокость (с. 115-116 и сл.), его справедливость и их беззаконие и наглость (см., например, письмо Хосрова к Ираклию - с. 123-124), храбрость Ираклия и трусость персов (с. 124) и т.д. и т.п.

Себеос, резко осуждающий халкидонитов, в то же время последовательно смягчает прохалкидонитскую политику Ираклия в Армении. Наиболее ярким ее проявлением был созыв в Карине Собора Армянской Церкви для одобрения халкидонского ороса католикосом и клиром.

Себеос вообще не упоминает о Каринском Соборе. Он рассказывает о том, как «блаженный, боголюбивый и счастливый» царь Ираклий, возвратив Животворящий Крест в Иерусалим, отправился в Сирию. Границы между Византией и Ираном были установлены также, как «при Хосрове и Маврикии». В Армении эти границы установил полководец Мжеж Гнуни, и он же предложил католикосу Езру «поехать в Греческую страну и причаститься святых тайн с императором», угрожая лишить Езра патриаршей власти в византийской части Армении. Появление двух католикосатов (591 г.) еще было свежо в памяти армянских церковников, и эта угроза несомненно была веским доводом в пользу поездки католикоса, однако Езр, прежде чем согласиться, потребовал от императора «грамоту с изложением веры. Ему тотчас же было послано письмо, написанное рукой царя, в котором были преданы анафеме Несторий и все еретики, но Собор Халкидонский не был предан анафеме. Тогда католикос отправился в страну Ассирийскую, увидел царя и причастился с ним св. тайн. Он попросил царя подарить ему соляные копи Колба и, получив этот подарок, вернулся в свой дом с большой пышностью» ⁷⁹.

Себеос последовательно сближает Ираклия с армянским миром, ставя своего идеального героя - спасителя Животворящего Креста - над религиозными распрями. [87]

В письме армянских церковных иерархов и нахараров, адресованном императору Константу II последний объявляется достойным преемником императора Ираклия (с. 152). Констант - наследник великого Ираклия, царь боголюбивый и благочестивый (с. 161). Себеос считает, что Бог спас Константинополь, наслав ураганный ветер, разметавший арабский флот, «по молитве боголюбивого царя Константа» (с. 170-171).

Император - законный сюзерен армянских земель. Он назначает командующим войск Византийской Армении Теодороса Рштуни, «верного человека из армянских князей греческой части» (с. 143). Себеос рассказывает, как милостиво император отнесся к просьбе Теодороса вернуть на родину всех армянских князей, сосланных в Африку, и в их числе Варазтироца Багратуни. Констант принял изгнанников в столице, вернул им их прежние титулы, а Варазтироцу даровал титул спафария (там же).

Император проявил милость и к сыну Варазтироца Смбату Багратуни, признав за ним (после смерти отца) главенство над нахарарским домом Багратуни и даровав ему сан друнгария (с. 144-145). Мятежи знати в Византии и Армении и наступление арабов на восточные провинции империи подвергали серьезному испытанию милосердие царя, но не лишали его этого качества. Констант спас Смбата Багратуни, обвиненного в заговоре (с. 163). А когда армяне «покорились царю исмаильтян» (с. 164), которого Себеос именует «союзником антихриста», император вначале не собирался прибегать к репрессиям, напротив, он «много раз писал им, прося и умоляя, приглашая их к себе, они не послушались; наконец, [император] сказал: "Я приду в город Карин, приходите и вы туда ко мне", или: "Я приду к вам, дам вам средства на содержание (ругу), и обсудим, как должно поступать", - но все-таки они не послушались его» ⁸⁰. И даже когда Констант отправился в Армению с карательной экспедицией, он сделал это по просьбе «греческого войска», обвинявшего армян в сговоре с врагом, в результате которого ромеи потерпели поражение.

«Узнав об этом, царь Констант задумал доставить добычу всему своему войску, отправиться в Армению на зимовку и вконец разорить ее. Тогда католикос и Мушег со всеми армянскими князьями пали ниц перед царем и с великим рыданием, проливая слезы, стали его умолять о пощаде, чтобы он не уничтожил страну за их преступление. Внял царь их мольбам, тут же распустил большую часть войска, а сам с двадцатью тысячами человек отправился в Айрарат, прибыл в Двин и остановился в доме католикоса» ⁸¹. [88]

Именно тогда в Двинском соборе была проведена воскресная служба на греческом языке и был провозглашен халкидонский символ веры. Констант II пощадил центральную Армению, но его отряды разорили Алуанк, Сюник и другие области (с. 166). Тем не менее, когда армяне разорвали союз с арабами, император назначил Амазаспа Мамиконяна правителем Армении, дав звание куропалата, даровал почести другим князьям и выплатил содержание армянскому войску (с. 175).

Констант миролюбив. Разгромив арабский флот у Константинополя, он все же принял предложенный арабами мир и даже выплатил им дань (с. 147). Именно «царь исмаильтян» после победы над Ираном нарушил мир и «приказал своим войскам начать войну на море и на суше, чтобы и это царство уничтожить на земле» ⁸².

Констант справедлив и рассудителен. Византийский наместник оклеветал Теодороса Рштуни и отправил его в оковах в Константинополь. Констант провел следствие, признал Теодороса жертвой заговора наместника, отозвал последнего и отправил Теодороса на родину (с. 143-145).

Теодорос Рштуни заключил мирный договор с арабами, и император, возглавив стотысячное войско, двинулся на восток. «Когда он дошел до Дерджана, ему вышли навстречу несколько исмаильтян и подали письмо от своего властителя, который писал так: "Армения - моя, туда не ходи; если же пойдешь, я пойду на тебя и сделаю так, что и убежать обратно не сможешь". А царь Констант ответил: "Та страна - моя, и я иду туда; если ты пойдешь на меня, то справедливый бог будет нашим судьей"» ⁸³.

Император Констант решителен и храбр, но, разумеется, Себеос не считает его равным блистательному Ираклию. Воинские победы Константа II незначительны в сравнении с победоносными походами его предшественника.

Образ императора Константа II и как человека и как воина в значительной мере снижается и умаляется его нерешительностью и зависимостью от военной знати. Он не подписывает условия мирного договора с арабами и даже не начинает с ними переговоров «без согласия войска», а затем заключает с ними мир на условиях, «которые одобрило бы войско» (с. 147).

Констант II, разумный и рассудительный, благочестивый и миролюбивый, все же далек от образа идеального правителя.

В оригинальной части «Истории» Себеоса идеальным героем является император Ираклий, а идеального армянского князя в этой части (в отличие от повествования о Маврикии) нет. Ряд исследователей полагает, что образ [89] Теодороса Рштуни можно считать параллельным образу Смбата Багратуни, героя предыдущей части. И действительно, Себеос выделяет Теодороса среди других армянских князей. В начале царствования Константа II Теодорос стал зораваром (полководцем) войска в Армении, получив сан протоспафария. Себеос подчеркивает, что католикос Нерсес поддержал его кандидатуру перед императором (с. 139). «Нахарарские роды, - пишет Себеос, - не смогли объединиться и сгубили Армянскую землю. Только один боголюбивый и храбрый Теодорос, владелец Рштунийской области, привел в устройство войско своей страны и, благодаря своей замечательной мудрости, охранял страну» ⁸⁴.

Теодорос благочестив, храбр, разумен и удачлив в бою. Себеос не жалеет похвал владетелю Рштуника, но только до того момента, когда Теодорос попытался опереться на арабов, чтобы объединить византийскую и персидскую части Армении под своей властью.

С точки зрения современных арменоведов, политика Теодороса отвечала национальным интересам Армении ⁸⁵, но с точки зрения того общества, в котором жил Себеос и для которого Армения была неотъемлемой частью империи, - гибельна. Для Себеоса союз с арабами - это «союз со смертью и договор с адом» в отличие от союза с греками, который Себеос расценивает как «союз божественный» (с. 164).

Историк вновь прибегает к эффекту контрастирующего фона: злодеяния арабов оттеняют светлый образ византийского императора и соответственно Византийской империи - союзницы в войне с арабами: «Ибо ваше царство больше и могущественнее, чем всякое другое царство, и увенчано не рукою человека, а десницей бога, которое ничто не может заменить кроме царства Христова. Также [есть у вас] святое первосвященство божьей милостью, христолюбивые нахарары и воинство» ⁸⁶.

Во второй части «Истории» Себеоса появляется качественно новый феномен - это «греческое войско» и его «полководцы». Греческое войско в Армении первой половины VII в. - это не только и не столько оккупационные отряды, но нахарары-полководцы и их этерии, конница и ополчение ⁸⁷. Иными словами, военное присутствие Византии сочеталось с собственно военной организацией Армении с органичностью, присущей синтезному институту. [90]

С конца VI в. и до первой половины VIII в. догматические разногласия в Армянской Церкви не позволяли собирать на Всеармянских Соборах всю церковную иерархию страны.

На Двинском Соборе 644/645 г. при католикосе Нерсесе III и императоре Константе присутствовали шестнадцать епископов из областей, оставшихся за империей по разделу 629 г. между Византией и Ираном ⁸⁸.

Себеос - несомненно монофисит, но при этом отношение к Халкидонскому Собору, в определенной степени, различно в компилятивной и оригинальной частях «Истории».

В повествовании о царствовании Маврикия отношение к Халкидонскому Собору и к императору Маврикию, учредившему халкидонитский католикосат в Аване, негативное. А в оригинальной части Себеос последовательно смягчает прохалкидонитскую политику Ираклия в Армении и снисходителен к католикосам-халкидонитам: «Езр из области Ниг... был человек скромный и кроткий» (с. 129), Иоанн - «блаженный старец» (с. 112). И в особенности интересна характеристика Нерсеса III. Себеос рассказывает, что Нерсес «воспитывался в греческой земле, изучил ромейский язык и словесность и, вступив на военное поприще, странствовал по разным странам в качестве воина. Он был убежденным приверженцем Халкидонского Собора и послания Льва, но никому не открывал эту нечестивую тайну, пока не достиг сана епископа и не был затем призван на патриарший престол. Он... стремился склонить армян к принятию Халкидонского Собора, но не осмеливался обнаружить это намерение, доколе не прибыл царь Констант... Католикос расшатал истинную веру св. Григория, которую твердо блюли в святой церкви все католикосы, начиная со св. Григория и до сего дня» ⁸⁹. Однако при этом Себеос подчеркивает, что Нерсес был человеком добродетельным и благочестивым («соблюдал все посты и молитвы» - с. 166-167).

Себеос пишет, что в воскресенье в церкви св. Григория был провозглашен Халкидонский Собор. «Обедню отслужил ромейский иерей на греческом языке и приобщились царь и католикос и все епископы, иные добровольно, другие поневоле» ⁹⁰. И только один епископ не причастился ⁹¹, а когда император потребовал объяснений, сказал, что в Армении «власть принадлежит католикосу». Последний же «"четыре года назад созвал Собор [91] и пригласил сюда всех епископов, составили изложение веры [символ веры Никейского Собора], сам первый запечатал его своим перстнем, потом нашими и всех князей перстнями. То писание теперь при нем, прикажите принести и посмотрите". Тот промолчал и ни слова не вымолвил. Понял царь его коварство и долго порицал его на своем языке. Затем царь приказал епископу пойти и приобщиться с католикосом. Епископ, исполнив приказание царя, сказал: "Да благословит бог навеки ваше благодетельное и боголюбивое царство, властвующее над всеми морями и сушей с великой победой". И царь тоже благословил епископа, говоря: "Да благословит тебя бог, ибо ты поступил так, как достойно твоей мудрости, и я благодарен"» ⁹².

Несмотря на демарш против католикоса, этот епископ благословил императора и принял его благословение, и более того, он признает Нерсеса католикоса-халкидонита духовным владыкой армян «как св. Григория», т.е. Григория Просветителя (с. 167-168).

Иными словами, Себеос в оригинальной части «Истории» последовательно смягчает действие двух главных «инструментов отчуждения», рисуя позитивный образ Византии в ее основополагающих ипостасях: государство и конфессия - и вводит в действие «инструменты присвоения», сближая Византию с армянским миром ⁹³.

Образ императора Ираклия, идеализированный в традициях как византийской, так и армянской политической идеологии, является феноменом новой исторической реальности и мог возникнуть только в период наибольшего сближения Армении с империей и появления в армяно-византийских лимитрофах новой общественной модели.

* * *

В «Истории страны Алуанк» ⁹⁴ сохранились два памятника VII в. Этот компилятивный сборник, в котором материалы расположены в хронологическом порядке, был составлен Мовсесом Каланкатуаци, или Дасхуранци, армянским вардапетом высокого ранга, может быть, католикосом Алуанка [92] (а до этого настоятелем монастыря в Парисосе), в X в. на основании источников VI-X вв., иногда перенесенных в текст без всяких изменений ⁹⁵.

Мовсес Дасхуранци включает в свой труд источник по истории Алуанка конца 30-х - начала 80-х гг. VII в. (условно именуемый «Историей 684 г.»), автор которого писал изысканно и приподнято, демонстрируя великолепное знание греческого языка, Библии и раннехристианских писателей.

Его свидетельства находят параллели в других источниках (армянских, арабских, грузинских), но сообщения о Византии вызывают скептицизм исследователей, в частности история отношений князя Джуаншера с империей. Джуаншер будто бы письменно признал сюзеренитет империи. В ответном письме император жалует Джуаншеру высокие звания - анфипата и патрикия, шлет богатые дары и частицу Животворящего Креста (с. 181-182). При двух личных встречах император невероятно милостив к князю Джуаншеру (сажает его выше всех вельмож за столом, угощает на золоте, опоясывает его царским поясом своего деда Ираклия, накидывает на него свою собственную царскую мантию, жалует ему два знамени и возводит в сан патрикиев его сыновей) и признает за ним право наследственного владения всеми территориями, «которые когда-либо принадлежали первым царям Алуанка», «поручив царственно управлять Восточным краем» (с. 183-186).

Складывается впечатление, что образ Византии - щедрой и милостивой покровительницы «Восточного края» - нужен для того, чтобы легализовать притязания Джуаншера на царское достоинство. Покровительства Бога и личных добродетелей Джуаншера было, по-видимому, мало, хотя и то и другое дано ему автором источника достаточно щедро (с. 185-186, 189-190).

«Божьим провидением со дня рождения он был назначен для славы и величия», он «ничем не ниже царей», и нельзя считать его власть меньше, чем царская, только из-за того, что «у него не было на голове короны» (с. 200-201), поэтому-то «мы, смиреннейшие слуги, вправе сравнивать его не то что с Августом или императором Тиберием, но за великие благодеяния его - с блаженным Константином, получившим венец от Бога и прославившимся» (с. 201; русск. пер. с. 107).

Важным структурным элементом идеологии власти в Средние века было программное сопоставление императоров, королей и князей с первым христианским императором Константином I. Образ Константина I выступает как парадигма идеального правителя и сопоставляется с образом Джуаншера. Джуаншер знатен и богат (с. 185-186), он доблестный и неустрашимый [93] воин (с. 172-180), мудрый и воздержанный правитель (с. 183). В его благочестии четко выделены строительный и церемониальный аспекты веры (вспомним в особенности публичную «Молитву Джуаншера») (с. 188-190). Однако владыкой страны «от пределов Грузии и до ворот Гуннов, до реки Ерасх» он становится только после утверждения его власти императором ромеев, и тогда только Джуаншера признало духовенство Алуанка (с. 182-183).

Главы 9-14 и 16 второй книги - «История католикоса Вироя» (ИКВ) - небольшое сочинение VII в., автор которого благожелателен к тбилисицам, осажденным императором и его союзниками, и упоминает о том, что ни один владетель Армении, Ивирии и Алуанка не отозвался на обращение Ираклия о помощи. А. А. Акопян полагает, что ИКВ - произведение антихалкидонитское, а католикос Вирой, который, как достоверно известно, был халкидонитом, мог быть его героем только в том случае, если он примкнул к монофиситам ⁹⁶. А. А. Акопян ссылается на Н. Я. Марра, который будто бы ставит отношение к Ираклию в прямую связь с конфессиональной принадлежностью тех, кто пишет об этом императоре ⁹⁷. Это не совсем так. Н. Я. Марр отмечает только, что «культ царя Ираклия был невозможен в армянской национальной церкви» ⁹⁸.

Разумеется, прохалкидонитская и провизантийская тенденции шли рука об руку, но тем не менее могли и не совпадать.

Да и так ли уж отрицательно отношение к императору Ираклию у автора ИКВ? Император известил своих военачальников о том, что начинает войну против Хосрова, похитителя Св. Креста, что «Бог способствует его успеху» (с. 130). Автор ИКВ подчеркивает полководческий талант Ираклия (с. 130-131), называет его «великим» (с. 131), отмечает надменность и преступную дерзость осажденных тбилисцев по отношению к «царю гуннов» и Ираклию (с. 140). В тексте, принадлежащем самому Мовсесу Дасхуранци (гл. 15 кн. III), Ираклий назван «победоносным императором ромеев», оставившим «о себе на свете славу храбреца» (с. 316-317).

Ираклий опустошил Атрпатакан, летнюю резиденцию царя персов, и решил перезимовать в пределах Алуанка, Армении и Ивирии. Он обратился к владетелям этих стран с просьбой принять его на постой, но владетели из [94] Алуанка отказались вовсе не из особой неприязни к Ираклию, а «по повелению самого Хосрова» (с. 132). Они оставили Партав и «укрепились в разных местах». Заступником же горожан перед Ираклием (несомненно этим разгневанным) оказался некий священник Захария, «муж святой, кроткий и смирный. Клятвами, молитвами и всевозможными ухищрениями он спас многих христиан, поручался он и за евреев и за язычников. Впоследствии эти заслуги его были оценены и по всеобщему желанию он был рукоположен в католикосы престола Алуанка» (с. 132). В 633 г. в Карине армянский католикос Езр принял Халкидонский Собор. По Себеосу, к Езру примкнула и Алуанская церковь, т.е. ее католикос Захария был халкидонитом. А. А. Акопян, настаивая на антихалкидонитском характере источника и невозможности для такого рода памятников восхвалять халкидонита, считает, что до Каринского Собора Захария был монофиситом, и ИКВ, соответственно, была написана ранее ⁹⁹. Оба утверждения базируются на предположении, что ИКВ было антивизантийским и потому антихалкидонитским произведением, а это не всегда одно и то же.

Труд Мовсеса Дасхуранци явно и последовательно антихалкидонитский. Однако антихалкидонитские настроения Мовсеса Дасхуранци не трансформировались в антивизантийские: борьба идей, в основном, шла с отечественными халкидонитами ¹⁰⁰.

* * *

Сборник повестей «История Хацюнского креста» был популярен в средневековой Армении - до нас дошло несколько десятков рукописей этой повести, древнейшая из которых (Матенадаран, № 3777) относится к 1185-1187 гг. Повесть была издана в составе сборника, объединенного общим названием - «История Анонимного повествователя (Псевдо-Шапух Багратуни)». Мнение первого издателя сборника (1921 г.) М. Тер-Мовсесяна, считающего рукопись историей Шапуха Багратуни, опровергнуто последующими исследованиями арменоведов, пришедших к выводу, что первая часть рукописи, собственно история Хацюнского креста, - сборник [95] повестей, а связь ее со второй частью, циклом сказаний о князьях Арцруни, - условна; «Историю Хацюнского креста» можно датировать IX-X вв. ¹⁰¹.

Первая часть - цикл повестей, близких по времени и содержанию, но различных по жанру (каждая из них завершается памятной записью как отдельное произведение), начинается сказанием о Маврикии, затем следует рассказ о персидских походах Ираклия, об обретении им Животворящего Креста, повествование о Махмете - арабском полководце и армянском католикосе Сааке, рассказ о князе Теодоросе Рштуни и его сыне Варде Патрике. Информация об истории Византии и Армении VII в. носит обобщенный и неточный характер, заставляющий предположить влияние устной традиции. Во всяком случае, авторы не знакомы ни с армянскими, ни с греческими историческими сочинениями (по крайней мере с теми, которые дошли до нас).

В «Истории Хацюнского креста» указаны несомненные и самые основные события этого периода: воцарение Маврикия, войны Ираклия, обретение им Животворящего Креста, - но это канва, по которой рисует узоры легенда. Какими же в ней предстают византийцы? Из сказания следует, что император Маврикий (Мурик) родом из Армении, что по совету своего отца («Давида из Ани») он разогнал или перебил «больших» ромейских вельмож, пожаловал «малым» людям достоинство «стратигов и патриков» и создал войско из простолюдинов. Таким образом, «весьма укрепилось царство его» (с. 48-49). «Овладев всей страной ромейской... он захватил Египет... окружил стеною Иерусалим», владения его простирались на восток, запад и юг, и в них входили страны «Армянская, Алуанская и Абхазская». Он был женат на сестре персидского царя, платившего ему дань (с. 50-51). «И восстановил он по всей стране мир, так что иные, сложив притчу, говорят: "Он сидит себе беспечно, словно во времена Мурика"» (с. 50-51).

Все это рассказывается об императоре Маврикии (582-602), который вовсе не был армянином, женат был на Константине, дочери своего предшественника Тиверия II; царствование его было бурным (выступления крестьян и солдат, мятежи знати), и сам он был лишен престола и казнен. Маврикию принадлежит идея депортации армян во Фракию, при нем был основан халкидонитский католикосат в Аване. А автор «Истории царя Мурика» хвалит его за мудрость, мужество, благочестие и даже сближает его с армянским миром, делая армянином «из Ани». Единственный упрек Маврикию: [96] он «поставил над Востоком некоего Махаза, родом из страны Армянской, мужа злого и неправедного» (с. 50-51).

«История Ираклия царя греческого» сообщает, что император объединил под своей властью «все франкские страны, Грецию, Великую Армению и Абхазию» (с. 52). Цель византийско-персидских войн, по Псевдо-Шапуху, - освобождение Животворящего Креста, который находился у «царя персидского Касрэ» (с. 52-60). При перечислении воинских отрядов, собранных Ираклием (грузинские, алуанские, месопотамские, греческие и франкские) на первом месте названы армянские войска, а отношения с армянскими владетелями иллюстрируются верноподданническим поведением княгини Сюника, которая помогла Ираклию «ратными мужами» и множеством даров (с. 58). Взамен княгиня попросила частицу Животворящего Креста. Император советуется, как ей помочь, с Иоанном Майрагомеци, «которого любил за святость» (с. 62-63). Между тем Иоанн Майрагомеци - независимый мыслитель и выдающийся вардапет, находившийся в оппозиции к католикосам-халкидонитам, не пожелал даже встретиться с Ираклием (по «Повествованию»). Сближение имени василевса ромеев с именем яростного противника Халкидона было скорее всего связано со стремлением смягчить конфессиональные различия между армянами и ромеями.

Вард Патрик, перешедший на сторону арабов, был устрашен видением моря крови «из дома ромеев», пролитого по его вине. Он кается в «совершенном зле» (с. 100) и получает прощение Бога только после того, как построил множество церквей и получил при посредстве отшельника Симеона мощи святого Степаноса из Иерусалима. Вард раздал свое достояние нищим и до смерти не снимал власяницу (с. 102-107). Это, разумеется, ситуация вполне агиографическая. Интересно для нас то, что Бог послал предостерегающее видение грешнику, который предал «дом ромеев».

История византийско-персидских войн царя Ираклия и спасение Животворящего Креста нашли отражение во многих памятниках армянского Средневековья как факт собственной истории армянского народа, так как войны с Ираном происходили на территории Армении, а в судьбах Иерусалима и Святого Креста армяне принимали живое участие.

Однако ни Себеос, ни авторы «Истории Хацюнского креста» не рисуют столь светлого образа Ираклия, как сохранившиеся фрагменты рукописи «Истории Ираклия» (Матенадаран, № 7729, 993, в особенности список № 993). Император Ираклий назван в этом источнике не только «боголюбивым», но и «святым». Н. Я. Марр полагает, что это сказание является одним из «редких уцелевших памятников халкидонитского течения армянской литературы» ¹⁰². [97]

* * *

Бедность памятников историографии VII в. делает особенно ценным присутствие «Повествования» в этом коротком ряду.

Ни жесткие рамки, обусловленные целями и жанром «Повествования» и с необходимостью требующие беспристрастной анонимности, ни лапидарность изложения не скрывают политических и конфессиональных симпатий его автора.

Упоминание Константина I Великого в «Повествовании» стало своего рода камертоном, определившим отношение автора к византийским императорам. Прежде всего и главным образом все они - защитники правой (диофиситской) веры. «Во времена боголюбивейшего и святого Константина состоялся святой Собор в Никее, направленный против Ария» (§ 1). Феодосий Великий созвал Собор в Константинополе, осудивший духоборцев (§ 13). Автор «Повествования» упоминает о том, что Феодосий построил город Феодосиополь на месте деревни «Кале архе», восхитившись «ее водой» (§ 9). Эта, на первый взгляд, странная причина разъясняется предыдущим пассажем. Именно в воде реки, протекающей мимо деревни, Апостол Варфоломей окрестил «племянника царя персов и вместе с ним три тысячи человек» (§ 6), Апостол назвал деревню «Добрым началом» и воздвиг в ней церковь Пресвятой Богородицы (§ 7-8).

Феодосий I, таким образом, композиционно сближается с Апостольской Армянской Церковью. Ревнитель веры и созидатель, он еще и законный сюзерен армянских земель, так как «ему подчинился Аршак, царь Великой Армении» (§ 10). Феодосий Младший созвал Третий Вселенский Собор, который предал анафеме Нестория (§ 17).

Юстиниан, благочестивый строитель Святой Софии, предоставил убежище в империи армянским повстанцам, выступившим против Ирана во главе с Варданом Мамиконяном. И только для того, чтобы убедить Вардана и его спутников в праведности «веры ромеев», император созвал Пятый Вселенский Собор, приказав Вардану «пригласить армянских епископов и ученых и тщательно исследовать этот вопрос» (§ 80). «Состоялся великий Собор в Константинополе, [направленный] против еретиков, который был назван Пятым [Собором], и с общего согласия пригласили Вардана и его спутников к одной из дверей св. Софии, которая до сих пор именуется армянскими воротами. Тогда они предали анафеме Оригена, Евагрия, Дидима, несториан, яковитов, юлианитов, гайанитов и всех вообще сторонников ереси Евтихия и Диоскора» (§ 81-83).

Тот же образ благочестивого императора, ненавязчиво и убедительно обращающего своих армянских подданных в истинную веру, предстает перед [98] нами и в описании императора Маврикия. Автор «Повествования» заставляет Мушега Мамиконяна прибыть в Константинополь в праздник «Чтимого креста» для того, чтобы император мог заметить, что армяне не причащаются с ромеями, и сделать попытку выяснить причину этого (§ 93-97). Нужно отметить, что автор «Повествования» не вкладывает в уста оппонентов византийских императоров - Вардана и Мушега, сколько-нибудь развернутых аргументов в защиту монофиситского вероисповедания. Первый отказывается от общения с греками потому, что ему этого не позволяют армянские вардапеты, второй также ссылается на мнение вардапетов и предлагает императору выслушать их. Император немедленно выполняет его просьбу и призывает всех епископов Армении и самого католикоса Мовсеса с его «книжниками» прибыть в Константинополь. Часть епископов (из областей Византийской Армении) подчинилась приказу, и таким образом (по мнению автора «Повествования») был созван VI Вселенский Собор. «Епископы Тарона и те, которые находились под властью ромеев, прибыли в Константинополь, и после долгих расследований они были убеждены ромеями и письменно поклялись быть их единоверцами» (§ 93-105). Император Ираклий, согласно «Повествованию», также действовал не принуждением, а убеждением на Соборе в Карине (§ 121-122).

И Юстиниан, и Маврикий, и Ираклий персонифицируют в «Повествовании» «империю ромеев». Византия - великая христианская держава, отпадение от государственности и конфессии которой может привести к гибели Армению.

И в этом отношении памятник армяно-халкидонитской традиции не отличается от произведений монофиситской историографии.

Сравнительный анализ источников VII в. позволяет утверждать, что позитивное отношение к Византийской империи в этот период времени связано не столько с принадлежностью их авторов к имперской Церкви, сколько с их принадлежностью к армяно-византийской контактной зоне.

Армянские писатели VII в. независимо от их конфессиональных убеждений запечатлели позитивный образ Византии, отражая генезис и функционирование армяно-византийской контактной зоны в конце VI - середине VII в. и способствуя закреплению и утверждению этого образа в менталитете армянского средневекового общества ¹⁰³. [99]

Заключение

В конце VI - середине VII в. (при Маврикии и в особенности при Ираклии) Армения становится не просто провинцией империи, а территорией под управлением византийских императоров через лично ими назначаемых и смещаемых наместников (чаще всего из представителей армянской аристократии). Армения обладала значительной внутренней автономией, нахарарское право сосуществовало с властью наместников и чиновников.

На VI-VII вв. приходится расцвет армяно-халкидонитской общины и армяно-халкидонитской церковной организации ¹⁰⁴.

Наиболее ярким феноменом взаимодействия двух культур является переводческая деятельность грекофильской школы, направленная на сознательную трансплантацию греческой культуры. За 80-90 лет, начиная с перевода «Грамматики» Дионисия Фракийского и кончая появлением трудов Давида Непобедимого, была создана специальная философская терминология и армянскому читателю были представлены не только сложнейшие произведения античной философии (Аристотель, Платон, Филон, Порфирий и др.), но и оригинальные философские трактаты и комментаторские труды ¹⁰⁵.

На VII в. приходится заключительный четвертый (по классификации С. С. Аревшатяна) и весьма плодотворный этап переводческой деятельности грекофильской школы (переводы Платона, Зенона, Гермеса Трисмегиста и многих других). Н. Я. Марр отмечает, что «в Армении в VII-VIII веках образованное общество было увлечено философией. С возникновением интереса к философии здесь наблюдается тесное книжное общение с грековизантийским миром, даже близкое участие армян в философской литературе самой Византии, настолько близкое, что есть лица, как напр. армянин Давид Непобедимый, про которых еще недавно было не установлено, были ли они армянские или греческие писатели» ¹⁰⁶. Великий армянский философ [100] Давид Непобедимый, неоплатоник александрийской школы, писал и читал лекции на греческом языке ¹⁰⁷.

Результатом взаимовлияния культур в контактной зоне, очевидно, следует считать и взлет архитектурной мысли в Армении VI-VII вв. Искусствоведы отмечают бесплодность стремления рассматривать армянскую архитектуру и как продолжение византийского зодчества и в изоляции от него.

Армянские купольные залы являются одним из величайших достижений национального зодчества: торжественные сооружения с открытостью интерьера, динамически восходящим к куполу ритмом арок и сводов крестово-купольной системы. Армянские зодчие VII в. соединили крестовокупольную систему с конструктивной схемой византийских архитекторов (огромные купола на четырех мощных пилонах, сращенных с продольными внешними стенами). Влияние константинопольских построек на архитектуру храмов в Аруче (669) и Птгни (VII в.) прослеживается и в трактовке стен, и в оформлении пилонов и т. п. ¹⁰⁸. Иными словами, возникает яркий синтезный феномен в области архитектуры, который оказал ощутимое влияние на ее дальнейшее развитие как в Армении, так и в Византии.

В XI-XIII вв. купольные залы являлись основным типом армянской церкви. С другой стороны, такие храмы как Багаран, Рипсиме, Мастара и др., обладавшие идеальными интерьерами при максимальном обобщении форм и относительно небольших размерах, оказались привлекательными для строителей византийских храмов в X-XI вв. (церковь на о. Халки, Неа Мони на о. Хиос и Осиос Лукас на Фокиде) ¹⁰⁹. Эти наблюдения позволяют предполагать пролонгированное воздействие синтезных феноменов на состояние архитектуры за пределами (временными и пространственными) контактной зоны. [101]

Образцами композиций, синтезирующих армянские и византийские пространственные схемы, исследователи считают храмы типа тетраконхов с угловыми нишами, такие как Аван (530 г.), Рипсиме (618 г.), Звартноц (642-661 гг.) и др. Ориентиром стиля эпохи несомненно был Звартноц, построенный католикосом-халкидонитом Нерсесом III Строителем. На капителях колонн внутренней крестообразной колоннады храма помещены круги с греческими монограммами католикоса Нерсеса ¹¹⁰.

Исследователи отмечают также синтезные явления в области армянской живописи VI-VII вв., указывая на сочетание «эллинизирующей» и местной тенденций в немногих дошедших до нас памятниках монументальной и книжной живописи ¹¹¹.

Арменоведы подчеркивают подъем образования, расцвет историографии, поэзии и музыки в VI-VII вв. Создаются школы - вардапетараны (наиболее известные в Сюнике и Ерасхадзоре), в которых воспитываются богословы, знатоки армянского и греческого языков, философы, риторы, переводчики. Седьмому столетию принадлежат историк Себеос, математик и космограф Анания Ширакаци, писатели - Вртанес Кертол и Теодорос Кртенавор, поэты - католикос Комитас, Давтак Кертол и др.

Синтез греческой и армянской культур привел в этот период времени к блистательному подъему духовной жизни Армении и был ознаменован появлением плеяды армянских ученых, мыслителей, историографов, зодчих и художников.

Расцвет армянской культуры и расцвет армяно-византийской контактной зоны был прерван нашествием арабов в конце VII-VIII в.

* * *

Итак, Византийская Армения в конце VI-VII в. - это земли, где наличествуют: 1) общая с Византией территория, 2) общая государственность (при определенной автономии армян), 3) взаимодействие этносов (переливы населения), 4) культурное взаимодействие, и в результате появляются синтезные феномены в области политики, конфессии и культуры, способствующие расцвету духовной жизни.

Взаимодействие двух культур сказалось и в изменениях менталитета армянского и византийского общества, особенно ярко в эволюции «образа [102] Византии» у армянских писателей. Образ Византии в их трудах в период возникновения и существования контактной зоны в основном позитивен.

Для формирования контактной зоны нужно не только общее пространство, но и общее время. Для того чтобы появились синтезные феномены, необходимо как минимум несколько десятилетий (или столетий) взаимодействия и взаимовлияния культурных систем. Таким образом, временной фактор является конституирующим для контактной зоны.

Я считаю, что «контактная зона» - органичная структура со своими законами и своеобразием культурного облика. Взаимосвязь всех компонентов (ментального, этно-конфессионального, социально-административного) конституирует армяно-византийскую контактную зону как диалектическое единство, выявляющее свое существование через сложные феномены, порожденные взаимодействием и взаимовлиянием культур.

Арменоведы, рассматривающие армяно-византийские сближения, обычно стремятся подчеркнуть их недолговременность и некоторую эфемерность. Н. Г. Гарсоян, например, определяет их как «бабье лето» («Indian summer»). Американская исследовательница подчеркивает, что империя не смогла «абсорбировать армян, за малым числом аристократических фамилий», что даже отсутствие религиозного антагонизма не приводило «к ожидаемому слиянию», что армяне были «инкорпорированы, но не ассимилированы» («incorporated, but not assimilated») и что, наконец, армяне никогда не воспринимали «подлинное, ортодоксальное византийское тождество (identity)» ¹¹².

Разумеется, армяне не были ассимилированы, но их identity не оставалось чем-то застывшим и постоянным, меняясь на протяжении столетий и значительно обогащаясь в процессе армяно-византийских контактов.

«Повествование о делах армянских» - типичное произведение армяно-византийской контактной зоны, результат взаимодействия двух миров и двух культур. Оно написано армянином, но не монофиситом, а православным, создано не на армянском, а на греческом, хотя и достаточно арменизированном языке, рассказывает о таких ключевых событиях в восточно-христианском мире, как Вселенские Соборы, последовательно связывая их с армянской историей, и т.д. При этом в мировоззрении автора «Повествования» нет ничего эклектичного, оно имманентно тому миру, к которому автор принадлежит, т.е. армяно-византийской синтезной контактной зоне.

Комментарии

1. Арутюнова-Фиданян В. А. Армяно-византийская контактная зона (X-XI вв.). Результаты взаимодействия культур. М., 1994; Bolivet M. Romanie byzantine et pays du Rum turc: Histoire d’un espace d’imbrication greco-turque. Istanbul, 1994. См. также рецензию на эти работы: Шукуров Р. М. «Зона контакта». Проблемы межцивилизационных отношений в современной медиевистике // BB, 1999. Т 59.

2. Арутюнова-Фиданян В. А. Армяно-византийская контактная зона. С. 155. Там же, библиография. С. 155 и сл. (Труды К. Аздрахи о Родопах, Э. Брайера о Понте и т.п.).

3. Бартикян Р. М., Каждан А. П., Удальцова З. В. Социальная структура восточных границ Византийской империи // Actes du XIVe Congres des etudes byzantines. Bucarest, 1975. P. 231-235.

4. Obolensky D. The Byzantine Commonwealth. London, 1971; См. также последние публикации в Variorum reprints: Lopez Robert S. Byzantium and the World around it. London, 1978; Speck P. Understanding Byzantium. London, 2000; Thomson Francis J. The Reception of Byzantine Culture in Medieval Russia. London, 1999.

5. Королюк В. Д. О так называемой «контактной» зоне в Юго-Восточной и Центральной Европе периода раннего средневековья // Юго-Восточная Европа в Средние века. Кишинев, 1972. С. 31-46.

6. См., например, материалы секции «Границы и пограничные регионы в VII-XII вв.», работавшей в рамках XIV Международного конгресса византинистов (1971) (Ahrweiller H. La frontiere et les frontieres de Byzance en Orient // Rapports de XIVe Congres International des etudes byzantines. Bucarest, 1971. Part 2. P. 7-19; Obolensky D. Byzantine frontier zones and cultural exchanges // Ibid. P. 91-101).

7. См. в сб.: Контактные зоны в истории Восточной Европы. М., 1995.

8. Доклады ИРИ РАН 1994-1996. М., 1997. С. 5-19.

9. Там же. С. 5-6.

10. С. Г. Агаджанов полагает, что определенный интерес для изучения контактной зоны может представлять «пограничный метод» изучения историко-культурных провинций или понятие «культурной области», разрабатываемое американскими и западноевропейскими учеными, изучающими комплексы синтезных явлений, миграционные и колонизационные процессы, формирование рынка занятости, системы коммуникаций и т.д. (Там же).

11. Там же. С. 14.

12. Там же. С. 21.

13. Адонц Н. Г. Армения в эпоху Юстиниана. С. 203-204.

14. Даниелян Э. Л. Армяно-византийские отношения (конец VI - первая пол. VII в.) // ИФЖ. 1988. № 3; Он же. Политическая история Армении и Армянская Апостольская Церковь (VI-VII века). Ереван, 2000. С. 49-56 (на арм. яз.).

15. Усачева И. М. Страны Закавказья в системе восточной политики Византии (560-620-е гг.). АКД. Ереван, 1990. С. 13.

16. Kaegi W. Al-Baladuri and the Armeniac Theme // Byzantion. 1968. T. 38. P. 273-277; Charanis P. Ethnic Changes in Seventh-Century Byzantium // DOP, 1959. T. 13. P. 28-29, 34-36; Idem. The Armenians in the Byzantine Empire. Lisbon, 1963. P. 19-21.

17. Leonis Diaconi caloensis Historia libii decern / Erec. C. Benedicti Hasii. Bonnae, 1828. P. 169.

18. Garsoian Nina G. The Problem of Armenian Integration into the Byzantine Empire // Studies on the Internal Diaspora of the Byzantine Empire. Washington, D. C., 1998. P. 56.

19. Charanis P. Ethnic Changes. P. 31-34; Idem. The Armenians. P. 18. По сведениям «Пасхальной хроники» (Bonn, 1832. P. 429-430), армяне участвовали в обороне Константинополя в 626 г. во время осады аваров.

20. Charanis P. Observations on the Demography of the Byzantine Empire // Studies on the Demography of the Byzantine Empire. Variorum reprints. London, 1972. P. 19.

21. Charanis P. The Armenians in the Byzantine Empire // Studies. P. 197, 204.

22. Адонц Н. Г. Армения в эпоху Юстиниана. С. 116-119.

23. Там же. С. 127-139.

24. Procopius. De Aedificiis / Edd. and translat. H. B. Dewing, G. Downey. London, 1954.

25. Адонц H. Г. Армения в эпоху Юстиниана. С. 179-198.

26. Там же. С. 201-202.

27. Stratos A. Byzantium in the Seventh Century. Amsterdam, 1968; Haldon J. Recruitment and Conscription in the Byzantine Army. C. 550-950; A Study on the Origins of the Stratiotika Ktemata. Wien, 1979 (cp.: Treatgold W. Byzantium and its Army. 284-1081. Stanford, 1995. P. 21-27); Haldon J. Byzantine Praetorians: An Administrative Institutional and Social Survey of the Opsikion and Tagmata. Bonn, 1984. P. 580 sq.; Idem. Byzantium in the Seventh Century. The Transformation of a Culture. Cambridge, 1990.

28. Pertusi A. La formation des themes byzantines // Berichte zum XI International Byzantinisten Kongress. Munchen, 1958. S. 1-40; Усачева И. M. Страны Закавказья в системе восточной политики Византии. С. 19-21; Kaegi W. E. Changes in Military Organisation and daily Life on the Eastern frontier // Ήκαθημερίνη ζωῆ στὸ Βυζαντινο. Ἀθήνα, 1989. Σ. 507-521; Kouymjian D. Ethnic Origins and the «Armenian» Policy of Emperor Heraclius // REA. T. 17. 1983. P. 635-642

29. История Византии. М., 1967. T. 1. С. 366-367.

30. Еремян С. Т. К вопросу о сложении условного землевладения в феодализирующейся Армении // ИФЖ, 1971. № 1. С. 3-9; История армянского народа. С. 216-302.

31. Арабы в 634 г. вошли в Сирию, в 636 г. в битве на реке Ярмук разбили византийское войско, в 638 г. захватили Антиохию, а в 640 г. разорили Двин.

32. История Себеоса. Сводный критический текст / Предисловие и коммент. Г. В. Абгаряна. Ереван, 1979. С. 164 (на арм. яз.). Далее - Себеос.

33. Тер-Гевондян Л. Н. Армения и Арабский халифат. Ереван, 1977. С. 36.

34. Себеос. С. 165.

35. О разных точках зрения на это слово см.: Даниелян Э. Л. Армяно-византийские отношения. С. 22, коммент. 11.

36. Себеос. С. 168.

37. Арменоведы отмечают консолидацию армянских земель в этот период (Даниелян Э. Л. Армяно-византийские отношения в период заключения армяно-арабского договора // ВОН, 1988. № 4. С. 23).

38. Себеос. С. 122-123.

39. История епископа Себеоса / Перевел с четвертого исправленного армянского издания Ст. Малхасянц. Ереван, 1939. С. 117. Теодорос Рштуни и его союзники завладели, по сообщению Себеоса, государственной казной (Себеос. С. 166).

40. Себеос. С. 144; История епископа Себеоса. С. 98.

41. Себеос. С. 131-132.

42. Там же. С. 132-133.

43. Там же. С. 162-163.

44. Там же. С. 145.

45. Там же. С. 172.

46. Там же. С. 359-360.

47. Там же. С. 172.

48. Там же. С. 173.

49. Там же. С. 174.

50. Там же. С. 175; История епископа Себеоса. С. 128.

51. Себеос. С. 148.

52. Последние обзорные работы на эту тему: Даниелян Э. Л. Политическая история Армении и Армянская Апостольская Церковь (V-VII вв.) Ереван, 2000; Шагинян А. К. Армения накануне арабского завоевания. СПб., 2003.

52а. Арутюнова-Фиданян В. А. Армяно-византийская контактная зона (X-XI вв.). Результаты взаимодействия культур. См. гл. III: Эволюция образа Византии в X-XI вв. С. 93-141.

53. М. Абегян считает, что как писатель Себеос уступает своим предшественникам - представителям «золотого века» (V в.) армянской историографии, тем не менее стиль его повествования живой и энергичный, язык - простой и легкий, а главное, ему присущ широкий охват материала (Абегян М. История древнеармянской литературы. Ереван, 1975. С. 219-220).

54. Г. В. Абгаряну принадлежит последнее фундаментальное критическое издание памятника: Ереван, 1979. О предшествующих изданиях см. там же. С. 12-19.

55. Там же. С. 20-25.

56. Библиографию см.: Thomson R. W. A Bibliography of Classical Armenian Literature to 1500 AD. Turnhout, 1995. P. 196-198.

57. Бабаян Л. О. Очерки историографии Армении эпохи раннего феодализма (V-VIII вв.). Ереван, 1977. С. 303 (на арм. яз.).

58. Абегян М. Указ. соч. С. 221.

59. «Это мы услышали от мужей; плененных в Хужастане и Тачкастане, а они были очевидцами этих событий и рассказывали нам о них» (Себеос. С. 139).

60. История епископа Себеоса. С. 32.

61. По изданию Г. В. Абгаряна.

62. Айвазян К. В. «История Тарона» и армянская литература IV-VII веков. Ереван, 1976. С. 118-119.

63. История епископа Себеоса. С. 45.

64. Даниелян Э. Л. Политическая история Армении. С. 49-56. Другую точку зрения на «доктрину Маврикия» представляет И. М. Усачева, которая полагает, что ключ к ее пониманию следует искать не в злонамеренности византийского императора, а в демографическом кризисе и разложении военной организации империи (Усачева И. М. Страны Закавказья в системе восточной политики Византии. С. 13-14).

65. Себеос. С. 96-97, 99-104; Goubert P. Byzance avant l’Islam. Paris. 1951. P. 197-204.

66. Ibid. P. 201.

67. Страницы в тексте указаны по критическому изданию Г. В. Абгаряна.

68. История Византии. М., 1967. Т. 1. С. 366.

69. Себеос. С. 129; История епископа Себеоса. С. 85.

70. История епископа Себеоса. С. 81.

71. Там же. С. 90.

72. Византий - частое в ранней армянской средневековой историографии именование Константинополя (Арутюнова-Фиданян В. А. Армяно-византийская контактная зона. С. 145-149).

73. История епископа Себеоса. С. 86.

74. Там же. С. 105.

75. Hunger H. Reich der neuen Mitte. Der christliche Geist der byzantinischen Kultur. Graz, Wien, Koln. 1965; Beck H.-G. Das byzantinische Jahrtausend. Munchen, 1978; Guillou A. La civilisation byzantine. Paris, 1974; Mango C. Byzantium. The Empire of New Rome. London, 1980.

76. Библиографию вопроса см.: Чичуров И. С. Место «Хронографии» Феофана в ранневизантийской историографической традиции (IV - начало IX в.) // Древнейшие государства на территории СССР. М., 1983. С. 64-65 (примеч. 3-6).

77. Жоливе-Леви К. Образ власти в искусстве эпохи Македонской династии (867-1056) // ВВ, 1988. T. 49. С. 160.

78. Kazhdan A. The Aristocracy and the Imperial Ideal // The Byzantine Aristocracy IX to XIII Centuries / Ed. by M. Angold. BAR International Series, Oxford, 1984. T. 221. Ср. также: Kazhdan A. Certain Traits of Imperial Propaganda in the Byzantine Empire from the Eighth to the Fifteenth Centuries // Preaching and Propaganda in the Middle Ages: Islam, Byzantium, Latin West. Penn- Paris-Dumbarton Oaks. Colloquia. Paris, 1983; Kazhdan A., Constable G. People and Power in Byzantium. Washington, 1982.

79. Себеос. С. 131-132; История епископа Себеоса. С. 87.

80. Себеос. С. 164; История епископа Себеоса. С. 117.

81. Там же. С. 118.

82. Себеос. С. 164; История епископа Себеоса. С. 116.

83. Себеос. С. 165; История епископа Себеоса. С. 117.

84. Себеос. С. 133-134; История епископа Себеоса. С. 88-89.

85. Даниелян Э. Л. Армяно-византийские отношения (конец VI - первая пол. VII в.) // ИФЖ, 1988. № 3. С. 81-82. (Исследователь полагает, что империя «отрицательно воздействовала на процессы консолидации Армянского государства».)

86. История епископа Себеоса. С. 102.

87. См. выше, с. 74-78.

88. Адонц Н. Армения в эпоху Юстиниана. С. 333-334.

89. История епископа Себеоса. С. 119.

90. Там же.

91. Предполагают, что Себеос и был тем епископом, который не пожелал причаститься с императором Константом II и католикосом Нерсесом в Двинском храме. (Абегян М. История древнеармянской литературы. С. 221.)

92. История епископа Себеоса. С. 121.

93. Те же тенденции у армянских историков мы встречаем и позже. См. об образе Византийской империи в армянской историографии X-XI вв.: Арутюнова-Фиданян В. А. Методы создания позитивного образа Византийской империи в армянской историографии (период экспансии) // Чужое: опыты преодоления. М., 1999. С. 277-309.

94. Мовсес Каланкатуаци. История страны Алуанк / Критический текст и предисловие В. Д. Аракеляна. Ереван, 1983. Страницы в тексте указаны по этому изданию; Мовсес Каланкатуаци. История страны Алуанк / Перевод с др.-арм., предисловие и комментарий Ш. В. Смбатяна. Ереван, 1984.

95. Акопян А. А. Албания - Алуанк в греко-латинских и древнеармянских источниках. Ереван, 1987. С. 167, 169, 177-242. Обзор литературы, посвященной «Истории Алуанка», см.: там же. С. 150 и сл.

96. Там же. С. 192.

97. Там же. С. 191.

98. Тексты и разыскания по армяно-грузинской филологии. Кн. 9. Антиох Стратиг. Пленение Иерусалима персами в 614 г. / Грузинский текст исследовал, издал, перевел и арабское извлечение приложил Н. Марр. СПб., 1909. С. 60. Исследование Марра предлагает не только грузинскую, но и арабскую версию, фрагменты греческой версии (С. 9-48) и подборку армянских материалов о завоевании Иерусалима персами (С. 48-62).

99. Акопян А. А. Албания - Алуанк. С. 194. А. А. Акопян датирует Каринский Собор 632 г.

100. Ромеи исповедовали халкидонитство - это бесспорно, бесспорно и то, что во время движения на Восток Византия поддерживала халкидонитов и была поддерживаема ими. Но что халкидонитство возникло только в результате экспансии Византии и только среди знати, утверждать нельзя. Халкидонитство как сложное и широкое религиозное течение имело и другие пути для завоевания душ кроме путей войны, о чем говорит его распространение в Алуанке и в Сюнике, наиболее удаленных от Византии областях Армении и не испытавших ее военного присутствия (Арутюнова-Фиданян В. А. Армяне-халкидониты на восточных границах Византийской империи. Ереван, 1980).

101. История Анонимного повествователя. Псевдо-Шапух Багратуни (др.-арм. текст с параллельным рус. пер.) / Перевод с древнеармянского, предисл. и коммент. М. О. Дарбинян-Меликян. Ереван, 1971. С. 35 (далее страницы в тексте приводятся по этому изданию); Thomson R. W. The Anonymous Story-teller (also known as «Pseudo-Sapuh») // REA. T. 21. 1988-1989. P. 172-232.

102. Антиох Стратиг. Пленение Иерусалима. С. 60.

103. См. о провизантийских тенденциях источников Иоанна Драсханакертци и Степаноса Таронеци: Арутюнова-Фиданян В. А. Армяно-византийская контактная зона. С. 184-186, коммент. 39, 44, 45, 46).

104. Arutiunova-Fidanjan V A. Les Armeniens chalcedoniens en tant que phenomene cultural de l’Orient chretien // Atti del quinto simposio internazionale di arte armena. Venezia, 1988. San Lazzaro-Venezia, 1992. P. 463-478.

105. Аревшатян С. С. Формирование философской науки в древней Армении (V-VI вв.). Ереван, 1973. С. 141-227.

106. Марр Н. Я. Иоанн Петрицкий, грузинский неоплатоник XI-XII века // Марр Н. Я. Кавказский культурный мир и Армения. С. 335. См. также: Дионисий Фракийский и армянские толкователи / Издал и исследовал Н. Адонц. Пг., 1915, и рец. на этот труд Н. Я. Марра: Марр Н. Я. Кавказский культурный мир и Армения. С. 309-323.

107. Чалоян В. К Развитие философской мысли в Армении (Древний и средневековый период). М., 1974. С. 57-60.

108. Thierry J.-M. Les influences byzantines sur l’art Armenien // JOB. Wien, 1982. T. 32. S. 237-242; Chazarian A. Tetraconches with Comer Niches; Function and Symbolism // XVIIIth International Congress of Byzantine. Selected Papers. Shepherdstown, 1996. Vol. 3. P. 464-475; Казарян А. Купольные залы Армении: к вопросу о византийском влиянии // Византия, Русь, Западная Европа. Тезисы докладов конференции к 100-летию В. Н. Лазарева. СПб., 1997. С. 8-9.

109. Mango C. Byzantine Architecture. New York, 1976. P. 212, 220, 222, 224-227, 229, 231; Krautheimer R. Early Christian and Byzantine Architecture. Harmondsworth, 1965. P. 357-359; Фаэнзер X. К вопросу о зарождении архитектуры церквей с крестообразным основанием и центральным куполом // II Международный симпозиум по армянскому искусству. Ереван, 1978; Казарян А. Храм VII в. в Мастаре и его место в зодчестве Закавказья и Византии // Древнерусское искусство. Сб., посвященный 100-летию со дня рождения А. Грабара. СПб., 1999. С. 126-132.

110. Мнацаканян С. X. Звартноц. М., 1971; Дурново Л. А. Очерки изобразительного искусства средневековой Армении. М., 1979. С. 41 (см. там же о связи архитектуры Звартноца с эллинской и ранневизантийской культурой).

111. Дурново Л. А. Краткая история древнеармянской живописи. Ереван, 1957.

112. Garsoian N. G. The Problem of Armenian Integration into the Byzantine Empire. P. 123-124.