ГРИГОРИЙ МЕРЧУЛ

ЖИТИЕ СВ. ГЕОРГИЯ ХАНДЗТИЙСКОГО

Введение.

I. Характеристика памятника.

§ 1. В нескольких верстах на запад от города Батума впадает в Черное море река Чорох, разветвляясь в низинах на ряд рукавов. Выехав из Батума в фаэтоне, менее чем через час можно достигнуть пристани на Чорохе, до его разветвления на рукава, откуда путь в лодке долгий вверх по течению, или опять-таки в фаэтоне по правому берегу Чороха вплоть до Артвина. Переезд совершается немногим более, чем в полдня. От Артвина шоссейная дорога идет на Артанудж, извиваясь все по правому берегу сначала Чороха, затем его правого притока Имерхева, затем правого притока последнего Артанудж-чая и продолжается далее на юго-восток. Едущий в места подвижничества Григория Хандзтийского, добравшись до моста через Имерхев, покидает Артануджское шоссе и вынужден расстаться с фаэтоном. Взяв на северо-восток по правому берегу Имерхева, он может продолжать путь верхом лишь в начале, а затем дорога или, правильнее, бездорожье для пеших: через три, четыре часа езды от Имерхевского нового моста путешественник в пределах Грузинского Синая, как называлась в древности часть области Кларджетии, правильнее по-русски - Кларджии, заселенная тогда грузинскою монашескою, можно сказать, республикою. Площадь этой части Кларджии приблизительно в 15 верст с востока на запад и в 10 верст с севера на юг. С двух сторон она омывается протекающими в глубоких ущельях водами на юге - реки Имерхева, на востоке – речки [II] Карчхалки, правого притока Имерхева, а на севере на страже стоит высокий Карчхалский хребет с вершиною в 11,248 футов, отроги которого защищают Грузинский Синай и с других сторон.

На этой площади была главным образом сосредоточена основная монастырско-культурная работа Григория Хандзтийского и его сподвижников в конце VIII-го и в первой половине IX-го века нашей эры. Деятельность Григория выступала из этих тесных пределов, захватывая полосы на восток за Карчхалкою, где нынешняя Имерхевская область, на юг от р. Имерхева в Шавшии и далеко на запад в области Тайи (груз. Тао-й, арм. Тай-к). Ученики Григория подвизались еще далее - в Абхазии, в Карталинии или Картии, Месхии и других частях Грузии, а также вне Грузии в монастырях св. Земли. В большинстве этих пунктов впрочем сказывалось и непосредственное влияние энергичного учителя, пока он был жив.

§ 2. Поле ближайшей деятельности Григория Хандзтийского, окрещенное тогда же в Грузинский Синай, настолько изолировано природою, что, казалось бы, течения окружавшей исторической жизни должны были без особого следа проходить мимо. Между тем все сколько-нибудь серьезные и длительные исторические процессы, а их в жизни края было несколько, оставили глубокие следы в Кларджии, или на самой поверхности ее или в типе, быте и языке ее населения.

В бассейне Чороха, а никак не на Рионе, помещалось, по всем видимостям, племя, создавшее древнюю Колхиду, известную на Западе из популярного легендарного сказания греков. К этому бассейну примыкает и древнейшая родина иверов или тибаренов, эпонимный представитель которых значится в библейском родословии под именем Тубала. Разделяя судьбы этих передовых на западе яфетических народностей, Кларджия и тесно связанная с нею область Таия, на заре исторической своей жизни, являются с тубал-кайнским или иверо-чанским населением, родственным грузинскому или картскому ¹. [III]

Внешнеполитические перемены в судьбах края, появление его в составе то понтийского царства, то римской провинции, то византийских окраин с вероятным вовлечением его в войны персов с византийцами не относятся в разряд серьезных и длительных исторических процессов. Под корою наружной политической жизни, параллельно со сменою власти одной великой державы другою, шла иная, внутренняя, жизнь, культурная переработка и краевого уклада и этнического состава населения из одной формы в другую, и об этой наиболее интересной животрепещущей стороне исторической проблемы напрасно искали бы мы данных в тех памятниках, на которых строится обыкновенно так называемая всеобщая история.

Органическою и реальною историею края, серьезными и длительными историческими процессами объясняется то, что население края из яфетических племен тубал-кайнской группы перерождается в армян, из армян перерождается опять в яфетидов, но грузин, из грузин перерождается в турок.

Перерождение грузин в турок, составляющее последний период в жизни края, засвидетельствовано достаточно хорошо. Процесс отуречения прошел три момента. Сначала шло политическое врастание края в турецкий государственный организм, затем религиозная переработка - обращение в мусульманство, довершившееся лишь в XVIII-XIX веках, и наконец, лингвистический момент процесса, который, начавшись весьма рано, до сих пор не довершился и едва ли дойдет до конца ввиду появления новых исторических факторов.

Для древнейшего исторического процесса, перерождения тубал-кайнов нашего края в армян, мы располагаем столь скудными данными, что пока можем утверждать самый факт, но не можем представить себе исторического развития этого дела. Полулегендарное сообщение о совершившемся уже армянском иммиграционном движении в эту иверскую страну, да притом далее в глубь, к пределам Лазистана, относится к событиям VII-го века. Часть этого сообщения интересна и археологически, так как она явно указывает на существование в крае развалин большого города, некогда епископской резиденции, в эпоху историка Иоанна Мамиконяна, автора сообщения [IV] “Вашдеан ³ переходит реку Чорох, вступает в город hАмама, называемый Тамбур, предает его огню и мечу и пленяет. Святой епископ города Манкн-ос предал жестокому проклятию князя, и тот дал приказание персам перебить священников в церкви, называющейся св. Сионом. Помолившись Богу в молчании, епископ открыл (букв. извлек на свет) только то, что город будет пустошью и в развалинах, и никто не поселится в нем во веки веков. Бросив его на алтарь, заклали его в день Пятидесятницы перед совершением возношения (литургии) Христа. На следующий день, облака небесные разразились грозою и пламенем сожгли его (князя [и]веров), когда он сидел у ворот города Тамбура. Город же Тамбур впоследствии обстроил hАмам, назвав его по имени своему hАмамашеном. И исполнилась молитва Мангн-оса: в одну ночь перемерли три тысячи мужей; тогда остальные бежали и город остался в развалинах".

Еще хуже были мы осведомлены относительно среднего исторического процесса, именно обращения края из армянского в грузинский. Теперь же выясняется, что процесс грузинизации края прошел также три момента, политический, религиозный и лингвистический ⁴.

И главным вкладом в выяснение этого исторического процесса, определением его хронологической отправной точки мы обязаны памятнику, которому посвящено настоящее издание.

§ 3. В Предварительном отчете о работах на Синае и в Иерусалиме (стр. 38-39) мною уже были даны сведения о судьбе единственного списка памятника, казавшегося утраченным. Там же была дана беглая характеристика Жития, собственно описания жизни [V] монастырей целой области и их выдающихся представителей. Что в памятнике имеем не одно Житие Григория Хандзтийского, видно из самого заглавия (груз., стр. 9 = русс., стр. 83):

"Труды и подвиги достойной жизни святого и блаженного отца и нашего архимандрита Григория, строителя Хандзты и Шатберда, и с ним многих блаженных отцов".

§ 4. Жизнеописание святого Григория начинается весьма интересно составленным введением ⁵. Агиограф между прочим отмечает знакомство святого и с учением светских философов ⁶:

“Усвоил наизусть божественные книги, но хорошо изучил и мудрость философов сего мира, воспринимая благое слово, которое он в них находил, и отметая скверное" ⁷. Здесь следует вставка - выходка позднейшего редактора: “внешнюю мудрость, мирскую, он поносил по слову апостола (I Кор. 1,20) - «обратил Бог в безумие мудрость сего мира»".

Из дальнейшего обстоятельного описания жизни Григория упомяну лишь о главных моментах: таковы - бегство Григория от мирской славы, из Карталинии или Картии, коренной Грузии, в Кларджию, подвижничество его в пустынной Кларджии, строительная деятельность Григория и его сподвижников, рукоположение в иеромонахи, отказ от епископской кафедры и возведение его в звание архимандрита, главы всех кларджских монастырей. В этом звании он умирает.

§ 5. Дату смерти святого агиограф дает в связи со временем написания Жития в следующих обстоятельных строках ⁸:

"Преставление блаженного отца нашего Григория произошло, когда число его лет достигло сто второго года, в 81-й хроникон [т. е. в 861-м году по Р. Хр.]. Житие его написано спустя 90 лет после его смерти, в 6554 году от начала мира, в патриаршество в Иерусалиме Агафона ⁹, в католикосство Михаила во Мцхете, в господство над грузинами куропалата Ашота (+ 954), сына Адарнерсея, царя грузин, в царствование над абхазами Георгия [VI] (II, 921-955), сына царя Константа (906-921), во дни эрис-тава эрис-тавов Сумбата (+958), сына царя Адарнерсея, в магистерство Адарнерсея (+961), сына магистра Баграта, когда эрис-тавом был Сумбат (+988), сын мам-пала Давида, Христос да дарует им всем бесконечную славу.

“В то же время в Апче епископом был Макарий, а в монастырях, построенных блаженным Григорием, настоятелями были дети славных азнауров, в Хандзте - отец Феодор, племянник Мцхуеды, в Шатберде – отец Григорий, сын Липарита, украшенный именем великого отца Григория, Христос да украсит его благодатью в полноте и оправдает перед Собою во веки.

“Это Житие блаженного Григория написано в Хандзте совокупным усердием трех - Хандзиийского игумена (Феодора), брата его Иоанна и писателя Георгия Мерчула".

§ 6. Автором является Георгий Мерчул, что же касается игумена Феодора и его брата Иоанна, они, очевидно, те усердные сотрудники, которые, как это водилось, покровительствовали писателю и снабжали его всем необходимым, а также являлись инициаторами дела, предлагая ему исполнение той или иной литературной задачи.

С этою задачею, отнюдь не состоящею лишь в описании жизни одного Григория, главного действующего лица, знакомит нас Георгий Мерчул во вступительной части своего произведения ¹⁰.

§ 7. Не прошло и десятка лет по составлении памятника, представлявшего по существу историю монашества в Кларджии с конца VIII-го века до половины IX-го, как он был подвергнут “обновлению". К счастию, это основное “обновление" ограничилось внесением описания чудес, недостававших первоначальной редакции, как узнаем об этом и из прямого указания в самом Житии ¹¹:

“В сии же последние дни", читаем в нем, “наши убогие ликуют благодатью Господа, по ходатайству от века святых и материальным попечением наших славных царей, во благе богочестивцев, строителей святых церквей, разрушителей стана варваров, гордости истинных христиан, радости церковных чинов. Среди них оказался сын великого Адарнерсея, куропалата, эрис-тав [VII] эрис-тавов Баграт, Божьею помощью великий властитель во дни Езры, достойного анчского епископа-архипастыря, который происходил от славных азнауров Дананчулов. Баграт славился проникновенным умом, строил святые церкви, разыскивал и собирал божественные книги и достойно славил всех святых, да будет его постоянною помощью здесь и в вечности предстательство святых. Он и обновил Житие блаженного отца Григория внесением исключенных чудес, да будет он внесен в число первых святых царей Царем Христом по молитвам достойного Григория и всех святых".

Памятник, однако, не дошел до нас подлинно в том виде, какой он принял под пером обновителя. Рукопись наша едва ли древнее ХII-го века, и она списана не с архетипа, а с позднейшего хахульского списка, куда постепенно вносились добавления, особенно в конце с LXXXV-й главы, но местами и раньше. И в этих позднейших наслоениях преобладает интерес к чудесному и назидательному. В это время и могли прокрасться в текст некоторые анахронизмы. Тогда же или позже возникли кой-какие пропуски.

§ 8. Памятник дает новый материал лингвисту.

Для истории грузинского языка мы находим ряд архаизмов и переходных форм, документально засвидетельствованных текстом в основе определенной эпохи.

Так как происхождение автора и особенно место возникновения памятника известны, то мы получаем в нем материал и для выяснения диалектических элементов древне-грузинского литературного языка, для приурочения их к данной области, как вкладов ее.

Известность литературной среды, в которой писалось Житие, дает нам возможность установить поместный характер некоторых орфографических явлений, характеризовать ими особую грамматическую школу, тао-кларджскую.

В Житии имеется и прямое указание, к высшей степени ценное, для истории распространения грузинской речи в населении, а также для определения района употребления грузинского языка в церкви (§ 14).

§ 9. Для истории грузинской духовной литературы интерес представляет место, где автор оправдывает неполноту своей книги [VIII]

“Я", пишет он, “не смог описать все по незнанию: я думал, что Житие это будет написано такими мудрыми и совершенными отцами нашего времени, как вожделенный отец великий Софрон, реставратор Шатбердской церкви и ее венец до скончания веков, богоносный отец Иларион Пещерник (Парехский), равно Христовы архиереи достойные Георгий, ацкурский епископ, Степан, первый тбетский епископ, и другие подобные им. И когда эти блаженные почили, тогда только я, невежественный и многогрешный, как бы проснулся и взялся написать это Житие" ¹³...

Кроме Степана Тбетского, все эти имена писателей Х-го века, скончавшихся до 952-го года, впервые становятся известными из нашего Жития. Софрон был известен, но не Шатбердский, а Палестинский, по-видимому, грузинский писатель. Быть может, это - современник Шатбердского Софрон Палестинский, сын Исаака, или Софрон Палестинский, отец Исаака ¹⁴, то лицо, которому принадлежит грузинская версия Повести о Варлааме и Иоасафе ¹⁵.

Для историка литературы, естественно, интерес представляют и памятники по чисто церковным вопросам (§ 10). Здесь особо приходится упоминать, что в обсуждении вопроса о крещении еретиков ¹⁶ Григорий Хандзтийский обнаруживает несомненное знакомство с Толкованием Песни песней Ипполита ¹⁷.

§ 10. Для истории как грузинской церкви, так литературы ценны названия сочинений, случайно упоминаемых в Житии, в том числе *** iadgar-i и *** gand-i. О первом, как об иранском термине, существовавшем еще у манихейцев в значении песни в честь святого приходилось говорить ¹⁸.

Старинный термин представляет и gand.

Разъясняя вопрос о трех ипостасях и утверждая совечность Бога Сына Богу Отцу, Григорий в одном догматическом рассуждении отсылает (***,51 = LXXV,47) к книге *** gand-i, т. е. Сокровище, [IX] где все “написано правдиво". Хотя автор не назван, но речь, несомненно, идет о сочинении Кирилла Александрийского, известном на греческом языке под заглавием h biloV twn Jesaurwn peri thV agiaV kai omoiousiou triadoV. В состав грузинской версии Сокровища входили, по всей видимости, и другие однородные трактаты Кирилла, в том числе один специально О сосуществе и совечности Сына Богу Отцу, откуда прямо взята часть суждения Григория. По характеристике Ниршля ¹⁹ h bibloV twn jesaurwn одно из содержательнейших сочинений, действительная сокровищница по вопросу о таинстве Троицы. Пожалуй, теперь излишне снова вызывать в памяти с заслуженным упреком слова Zotеnberg'a о грузинском языке, будто до ХII-го века он был “необработанным наречием" ²⁰. В связи с вопросом о значении армян для грузинских обителей Кларджии интереснее указать на то, что Кирилл Александрийский – излюбленный авторитет и в армянской церкви, даже аитихалкедонитской. И это объясняется тем, что сравнительно с позднейшими произведениями в этом именно его сочинении, и по-армянски озаглавленном тем же словом *** gand, Кирилл Александрийский проявляет, как указывает Bardenhewer ²¹, «неполноту и неопределенность догматического изложения о соединении двух естеств в Христе».

Кстати будет отметить наличие в тексте слова *** (***,_10-11) в значении солнца, как переживания, передающего армянский термин *** ²².

§ 11. Вообще в литературном отношении памятник для [X] специалистов является откровением. Поражает не столько совершенство книжного языка, достигнутое веками раньше, а жизненная свобода грузинской речи, легкость слога, тенденция к сближению с живыми наречиями, т. е. качества, которые, как прежде казалось, впервые внесены были в грузинскую литературу, двумя столетиями позднее, целиком светскими писателями. Замечу кстати, что эта легкость слога, чисто грузинский его колорит, очень затрудняет перевод на русский язык, который по синтаксису коренным образом отличается от грузинского.

У автора Жития есть и более существенное литературное достоинство, внутреннее. Это - широкий кругозор и самобытный интерес к окружающему миру, непосредственное, любовное отношение к материальной жизни и ее проявлениям со всеми мелочами, вне традиционных форм и шаблонов агиографической литературы. В изложении Георгия Мерчула отрекшиеся от мира подвижники-грузины – типичные фигуры, живо, иногда живописно нарисованные на фоне местной жизни, частной или общественной и вставленные в рамки местной природы.

Местности в большинстве характеризуются кратко в двух, трех штрихах, но раз автор дает сравнительно подробное описание. В Абхазии Григорий Хандзтийский вместе с царем осмотрел места, где предполагалось построить монастырь, но они не понравились святому, и он сказал царю ²³: в этой стране нет ни земли, ни воды, чтобы можно было строить монастырь, между тем талант монаха - пост, а на такой земле нельзя поститься от злокачественных испарений в убийственный зной". Перед прощанием абхазский ²⁴ "царь Димитрий тщательно расспросил отца Григория о характере кларджских пустынь, чтобы он осведомил его о каждой черте святых мест. «Благочестивый царь!» сказал отец Григорий: «если даже чересчур буду многоречив, все равно моему уму не удастся поведать тебе все прелести тех пустынь, почему в них и возник чин монашества, который еще более расцветет и преуспеет в грядущие времена. Однако сообщу малое от многого так»". И следует описание ²⁵. Рассказывая [XI] о чудесах подвижников агиограф не забывает обрисовать сцену, где они происходили: обстановка в его рассказах необходимый элемент.

Исцеление отцом Епифанием отрока, страдавшего от подагры, начинается так ²⁶: “однажды в летнюю пору Епифаний спускался с Хорасунских гор; с ним были братья. Увидели они уютное место и расположились обедать".

Интриган Цкир, о котором еще будет речь, замышляет убить Григория Хандзтийского ²⁷.

Он “позвал мирянина из Анчи, бесстыжего и убогого, но сильного стрелка, и, обещав ему три грива проса и пять коз, отправил его в Хандзту убить отца Григория. В пути он от кого-то узнал, что Григорий находится на даче Хандзты и в этот день должен вернуться. Тогда тот отправился соглядатаем в Хандзтийский лес, надев лук на руку.

“Между тем блаженный отец Григорий одиноко спускался с дачи в Хандзту и, шествуя по пути, в слезах и с плачем произносил наизусть чтения, сочиненные святым отцом Ефремом".

Точно также автор не довольствуется описанием чуда с дроздом, которое совершил анчский епископ Захария. Ему нужна местная картина ²⁸: “Однажды Захария сидел в осенний день в Тбе (Тбете) под зрелыми виноградными кистями, которые клевал дрозд многократно".

Благодаря такому вниманию к реалиям и мелочам автор невольно отразил в Житии многие стороны внемонастырской жизни всего современного грузинского общества, так как в монашество шли люди всех сословий. В грузинской церкви того времени в монашестве сходились равноправными гражданами все члены феодальной Грузии, царевичи, князья, свободные и крестьяне, рыцари, воины, земледельцы и пастухи. Выдающиеся монахи, достигавшие высших степеней почета, далеко не все бывали из знати. Великий отшельник Михаил происходил, по всей видимости, из простых поселян Норгиала, деревни в Шавшии ²⁹. Анчский епископ Захария мальчиком пас ягнят [XII] Известный хандзтийский отец Василий был сын служанки и в детстве ходил за ослом или мулом Григория ³¹.

Автор часто ставит нас лицом к лицу с интимною стороною грузинской жизни VIII - IХ-го веков. Про одного из прославленных подвижников своего времени, отца Зенона, в Житии рассказывается подробно, как любовные приключения его сестры послужили поводом для окончательного его решения уйти в монашество ³².

Краткие биографические очерки кларджских подвижников и деятелей пересыпаны такими или иными эпизодами, вскрывающими интимную, часто семейную сторону реальной жизни той эпохи, о которой у нас, до появления нашего памятника, не было никаких сведений или в лучшем случае имелись лишь сухие летописные данные Багратидской хроники Сумбата и редких уцелевших деяний местных мучеников, как, напр., святого Або.

§ 12. В Житие вторгся в своеобразной обработке романический элемент грузинской феодальной жизни, нашедший позднее подходящий сосуд для дальнейшего своего литературного выражения в формах и памятниках, перенятых из персидской романтики ³³.

В этой романической части у агиографа проскальзывает уже различение двух видов женской любви, мимолетной любви, плода человеческой интриги, и любви долговечной, но и к этой любви высшего порядка он относится явно отрицательно, как к сатанинскому делу. Таким образом, историк грузинской литературы в нашем Житии получает новый материал для оценки той эволюции в понимании этого чувства, благодаря которой в Грузии в XI-XII веках возник особый его культ, обожествление женской любви и женщины. Явление это однородно с dolce Stile на Западе, но независимо от какого бы то ни было европейского влияния.

Цель агиографа, понятно, церковно- или точнее монашески-назидательная: он выпукло рисует нравственную строгость Григория Хандзтийского и благотворное ее влияние на распущенные нравы самовластных феодалов. Но в изложении самих эпизодов у автора несомненно сказывается стремление к драматической разработке [XIII] сюжета. В этих опытах изящно-литературной отделки романических сюжетов замечается и обрисовка идейных типов. Георгий Мерчул, автор Жития, приводит две романические драмы из семейной жизни кларджских Багратидов.

В рассказе о случае с куропалатом Адарнерсеем ³⁴ я сейчас обращу внимание лишь на тип женщины-подвижницы, осуществившей на деле идеал всепрощения. Дело происходило в первой половине IХ-го века. Адарнерсей Багратид удалил свою жену по наущению любовницы и отправил ее на родину в Абхазию, как называлась тогда западная Грузия с Имериею. Жена, Бюрилла, была дочь властителя Баграта Шароели. Она постриглась в монахини под именем Анастасии. Одевшись в грубое вретище, бывшая властительница исполняла тяжелые монастырские работы в Персатской обители, носила тяжелые ноши дров и т. п. Когда куропалата Адарнерсея постигла тяжкая болезнь по слову Григория Хандзтийского, он послал доброго посредника, некоего Купру, просить у опозоренной жены прощения. Посланец стал усиленно умолять Анастасию не проклинать более его господина, а она ответила: “клянусь Христом, никогда из моих уст не исходило слово проклятия, и его я также не проклинала. Христос да простит ему все грехи и исцелит его душу и тело".

Рассказ ³⁵ о романическом случае с Ашотом, отцом куропалата Адарнерсея, разработан настолько подробно и драматично, что не решаюсь портить впечатления своим пересказом.

§ 13. Как для эпохи, так для края, где развертывается деятельность Григория Хандзтийского, важнейшим моментом является соотношение грузинского и армянского миров.

Традиционное представление нас учило смотреть на грузин и армян, как на два враждующие лагеря: свою убедительность оно черпало в сложившихся ныне отношениях взаимного недоверия. Религиозное расхождение и национальная борьба, выражавшаяся в те времена, как и все жизненные явления, в формах церковности, исчерпывали собою с общего, иногда молчаливого, согласия, все содержание армяно-грузинских отношений.

В последнее время нам удавалось выследить фактические [XIV] доказательства церковно-культурного содружества грузин и армян. Но это относилось к первоначальной эпохе христианского просвещения Грузии, о чем и раньше свидетельствовали кое-какие, иногда легендарные армянские литературные показания, несколько односторонние. Более поздние времена, казалось, были все свидетелями лишь крайних враждебных отношений и полного отчуждения армян и грузин прежде всего, конечно, в церковной жизни. Такой взгляд распространялся на все эпохи и на все края, где грузинам приходилось сталкиваться с армянами, в том числе и на нашу эпоху и на наш тао-кларджский край. Такой установившийся взгляд не подвергался серьезному испытанию со стороны каких-либо современных памятников. Он существенно мешал правильному пониманию действительности края. По вине все того же взгляда нам представлялась загадочною даже такая богато обрисованная историческая фигура Х-го века, как таоский или тайский куропалат Давид. Смущало наличие равномерно сильных к нему симпатий и со стороны армян, и со стороны грузин. Не поддавался решению к обоюдному удовольствию казавшийся реально важным вопрос, кто же, наконец, он был, армянин или грузин. Такая же растерянность была обнаружена специалистами, когда на свет появились известные ценные грузинские рукописи Х-го века с армянскими записями самих переписчиков или составителей. Объяснения подобному, казалось, неестественному явлению искали в случайных внешних условиях: делались предположения, что рукописи были написаны в грузинских монастырях, заброшенных волею судеб в глубину Армении.

Житие Григория Хандзтийского впервые открыло, что грузины никогда не прерывали в древности близкого общения и в церкви со всем армянским миром. Они ослабили связь лишь с одною его частью, конфессионально разномыслящею. Что же касается конфессиональных единомышленников, армян-халкедонитов, грузины поддерживали с ними интимную дружбу и самое тесное общение, завершавшееся постепенно полным слиянием этих армян с грузинами вплоть до утраты ими своей национальности. Из Жития Григория Хандзтийского узнаем, с каким уважением продолжали грузины относиться к памяти армянского католикоса Нерсеса, с каким благоговением вспоминали об его постройках, очевидно, в виду халкедонитских взглядов этого армянского патриарха. [XV]

“Божьею волею", читаем в Житии ³⁶, “Сава <или Сабан, сотрудник Григория Хандзтийского>, сделался епископом в Ишхане, построенном католикосом блаженным Нерсесом, в соборной церкви и на кафедре его, которая многие годы была во вдовстве. Ныне вновь состоялся духовный брак, и вторично была церковь обстроена нашим блаженным Савою".

Отношение к прежней славе Ишхана, когда там процветали сооружения армянского католикоса Нерсеса, в Житии столь же любовное, как и к обновленной в нем Сабаном обители, уже грузинской. Достигнув окрестностей Ишхана на обратном пути из поездки в Константинополь, “блаженному Григорию и достойному Саве", читаем в Житии ³⁷ “Богом была открыта прежняя слава Ишхана, святой церкви в селе при нем, и было им возвещено, что Ишхан опять обновится рукою Сабана. Указан был им и путь в Ишхан, так как место то было недоступно для людей того времени. Когда они добрались в Ишхан, очень были обрадованы обретением славного места, так как в нем имелось и духовное, и телесное утешение".

Подобно Ишхану в области Тао, грузинские монахи и в Кларджии нашли армянские монастырские постройки в состоянии полного разорения или запущенности после какого-то разрушения.

Во всем крае, пишет агиограф, был всего один монастырь Опиза ³⁸, по всей видимости, уже грузинский.

Поблизости, читаем там же ³⁹, не было и поселян, так как страны эти вновь обстраивались: в Кларджии, Тайи и Шавшии и во всех ближайших странах мало было поселений там и сям в лесах.

В более девственном состоянии застали такое разорение края политические предшественники пионеров грузинской культуры в крае. Грузинский историк артануджских Багратидов, Сумбат, об этом запустении края пишет с указанием его виновников ⁴⁰:

“Шавшское ущелье [ныне Имерхевское] не было тогда [XVI] заселено, если не считать нескольких деревень, так как во время мусульманского владычества Глухой (эмир) ⁴¹, сокрушив все крепости, прошел по Шавшии и горам Гадо, да еще вслед за ним распространение холеры опустошило Шавшию и Кларджию, и мало спаслось народу там и сям. Оставшиеся в живых жители Шавшии с радостью и любовью приняли (Ашота Багратида), и он поселился там. Бог дал ему победы и власть над Шавшиею и Кларджиею. Купив часть деревень и возобновив некоторые разоренные, куропалат Ашот умножил села в этих странах".

По Житию кроме Опизского монастыря кое-где были еще отшельники в пещерах, так, напр., “праведный и святой муж Хусдий" в Хандзте ⁴², но целый ряд мест, как-то Мидзнадзор, Шатберд и др., представлял, очевидно, мерзость запустения и только своими армянскими названиями мог свидетельствовать о лучших днях края при культурном господстве соответственного населения.

Другие источники уже дают нам прямые указания на то, что то армянское население было халкедонитское, и оно и после появления грузинских обителей продолжало долго, вплоть до конца XI-го века, сохранять параллельно с грузинским родной армянский язык, из которого в тоже время в местную грузинскую речь и в грузинские литературные памятники, возникавшие на месте, естественно, входили лексические и иные арменизмы.

§ 14. Есть и в самом Житии намек на то, что грузинский язык в Кларджии был лишь церковным, a не разговорною речью всего населения, даже в половине Х-го века, когда писал Георгий Мерчул.

Толкуя слово “Картли" (Картия) в смысле не области Карталинии, а - всей культурно-политической Грузии, автор Жития пишет: “Картли, т. е. Картиею (Грузиею) считается обширная страна (,именно вся та), в которой церковная служба совершается и все моления творятся на грузинском языке, но «кирие-елейсон», что по-грузински значит «Господи, сотвори милость» или «Господи, помилуй нас», произносится по-гречески" ⁴³.

Моление “Господи помилуй" в грузинской службе употреблялось [XVII] с самого начала по-грузински, за целые столетия до Х-го века, замечание же хандзтийского писателя может характеризовать лишь порядок грузинской службы в Кларджии, где, по всей видимости, и раньше при армянах заметно было греческое влияние. Словом, эта мелочь - переживание тесного общения местной церкви в начале с греческою, византийскою. В Свании такое переживание сохранилось вплоть до наших дней: по словам Д. Бакрадзе, на прослушанной им у сванов грузинской обедне “пение носило характер имер(етин)ский - «Господи помилуй» всегда заменялось греческим «кирие-елейсон»" ⁴⁴. В связи с этим интересно отметить, что и при Григории Хандзтийском греческие иереи невыводились из этого края, как, напр., Моисей, отсюда паломничавший или возвращавшийся в Иерусалим ⁴⁵.

Население края однако не только в национальном, но и в исповедальном отношении не представляло однородной массы. Халкедонитское православие принимало меры против возможного захвата «еретиками» даже такой важной епископской кафедры, как Анчская ⁴⁶.

§ 15. Во многих отношениях любопытно переживание греческого влияния в формах собственных имен: в Житии с греческим окончанием появляются не только иностранные имена “Антон-иос" (***, ₃), Димитр-иос" (***, 7), но и иверские или чанские, напр. “Хуед-иос" (***,₂).

§ 16. Наибольшее количество, при том в высшей степени ценных, в большинстве совершенно новых материалов Житие Григория Хандзтийского дает, естественно, по истории грузинской церкви.

Мцхетский католикос Арсений ⁴⁷, ацкурский епископ Ефрем ⁴⁸ и анчский епископ Захария ⁴⁹, особенно первые два, в памятнике представлены нам с такими обстоятельными сведениями об их жизни или деяниях, какие не часто встречаются даже в специальных житиях архипастырей, между тем из этих трех лиц до сих пор был известен один католикос Арсений, да и тот только по имени, которое, к тому же, специалисты не знали, в какой век отнести. [XVIII]

По Житию можно набрать длинный ряд грузинских подвижников, а также подвижниц Кларджии, о существовании которых, кроме одного Василия, и не было вовсе известно, таковы прославленные отшельники и подвижники - Анатолий, прозванный Антонием, Михаил, Василий, Хуедий, Епифаний, священник Матой, Зенон, настоятельница Феврония, Великий Иаков, сестра Феместия.

Георгий Мерчул сообщает не только имена, но и характерные эпизоды из жизни каждого, а иногда и целый биографический очерк.

§ 17. К подвижникам примыкают паломники или вообще грузинские деятели в Палестине. Житие и в этом отношении дает новый материал в пользу живого общения Грузии с Иерусалимом в VIII-IX-м веке.

Ниже встретим, что паломнику в св. Землю Григорий поручил прислать список устава Савинского монастыря. Другой паломник Моисей доставил этот список и письмо. Письмо Георгий Мерчул приводит по подлиннику, сохранявшемуся в Хандзте ⁵⁰. В нем кое-какие данные о частых сношениях грузин с Палестиною; в нем передается просьба привета и молитв и от сестры Евфросинии, находившейся, очевидно, в числе грузинских подвижниц в Иерусалиме. Пишут письмо из монастыря св. Савы Арсений и Макарий, ученики Григория Хандзтийского, они же родственники Ефрема, ацкурского епископа. Любопытно, что этому Макарию принадлежит древнейшая датированная грузинская рукопись, именно 864-го года, сборник чтений, написанный Макарием для Синайского монастыря, где она теперь и хранится.

Георгий Мерчул дает сведение и о паломнике Димитрии, воспитаннике Февронии и ученике Григория ⁵¹. От него также сохранилось письмо к духовным его родителям, краткое предсмертное послание, написанное им в Емессе, где и скончался он на пути в Иерусалим.

В свою очередь в числе сподвижников Григория появляется [XIX] Иларион из Иерусалима ⁵²: он ставит его настоятелем нового монастыря Убэ в Абхазии, так как “у него были хорошие книги".

§ 18. Столь же поучителен список строителей грузинских монастырей, который составляется по данным, разбросанным в различных частях Жития.

Помимо самого Григория Хандзтийского, основавшего самолично пять монастырей, именно сверх Хандзты и Шатберда, два женских монастыря, Гунатлию ⁵³ и Мерию ⁵⁴, в Кларджии и один мужской, Убэ, в Абхазии, помимо его племянника Савы-Сабана, возобновившего Ишхан в Таии, - и, наконец, помимо отцов Арсения и Иоанна, о которых еще будет речь, мы в качестве строителей получаем следующих до сих пор вовсе неизвестных лиц, если исключить католикоса Илариона, именно –

5. 0. Давида, настоятеля Мидзнадзора и строителя монастырей ⁵⁵,

6. 0. Захарию, строителя Баретелты ⁵⁶,

7. блаженного Илариона, настоятеля и строителя Цкарос-тава, впоследствии Мцхетского католикоса ⁵⁷,

8. 0. Феодора, строителя Недзуя в Картии ⁵⁸,

9. 0. Христофора, строителя Кирика (Квирике) в Карталинии ⁵⁹.

Католикос Иларион, IХ-го века, непосредственный предшественник католикоса Арсения, был известен только по имени, но его относили к концу Х-го века ⁶⁰.

Георгий Мерчул местами знакомит нас с ходом самой постройки монастырей. Естественно он в этом отношении особенно обстоятелен, когда говорит о постройках самого Григория Хандзтийского. Для иллюстрации я остановлюсь на построении Хандзты и выберу из Жития исключительно сведения реального характера.

Описание самой местности, где была расположена обитель, автор [XX] дает устами посланца, докладывающего о том своему господину куропалату Ашоту ⁶¹.

Облюбовав место, Григорий с сподвижниками после молитвы ⁶² “осенили его во-едино крестом и стали работать, выравнивать землю для келий, так как Хандзтийская скала самая острая во всех пустынях Кларджии, и с большим трудом отделали место. Не было у них ни топора, ни кирки, ни иного подобного орудия, и опизские отцы давали им все, что было у них самих в руках, и помогали всем нужным и для плоти потребным... Блаженный отец Григорий сначала построил деревянную церковь, а потом свой скит, братьям по маленькой келье и одну большую комнату, в качестве «саостигне»", т. е. трапезной или синода, общего зала ⁶³.

Вскоре объявился благотворитель Гавриил Даданчул, пригласивший к себе Григория.

Гавриил, славный азнаур, читаем в Житии ⁶⁴, “напутствовал отца Григория со многими благами, дал ему строителей на цементе и материал для постройки церкви из камня на извести. Так-то вернулся отец Григорий в свою обитель, и ученики его обрадовались, воздали благодарение Христу и помолились о попечителях. Блаженный же Григорий сравнял место для церкви" и после пространной молитвы, которая также приводится, “осенил крестом место святой церкви; начали они строить" храм во имя св. Георгия, “и так во благе завершилась постройкою старая церковь Хандзты с помощью Христа, заступничеством святого Георгия, молитвами блаженного отца Григория и материальным попечением славного Гавриила мтавара и всех верующих".

Георгий Мерчул сообщает о постройке впоследствии еще новой каменной церкви в Хандзте на высокой скале с подведенною по обыкновению террасою. Эта церковь, базилика, и была открыта мною в целости во время странствия по Кларджии ⁶⁵: теперь она называется Нукакилисэ. [XXI]

“После куропалата Гургена", пишет Георгий Мерчул ⁶⁶, сын его эрис-тав эрис-тавов Ашот [Кух, +918] начал усердно строить новую церковь и наделил ее в избытке несметными дарами. “В то время игуменом в Хандзте был отец Арсений, азнаур по происхождению. По мысли его была начата постройкою новая, прекрасная церковь на остроконечной скале, которую сравняли с большим трудом и возведением кладки из камня и извести в продолжение долгого времени, и эта подготовка почвы сочтена была так, точно вполне была выстроена сама церковь. Христос да благословит искуснейшего строителя Амону (***) и его помощников, благодаря которым прекрасно преуспела постройка церкви. Камень и известь доставляли из весьма далекой местности по трудным путям на спинах людей, и, так как строители их покупали, все взвешивалось на весах.

“В это время преставился богочестивый властитель, строитель святых церквей, жертвователь имуществ, попечитель об убогих, и был погребен в Хандзте, напутствуемый (***) Арсением и сыном его Мцхуедою. Отец же Арсений и блаженный Иоанн, брат Джибрила, закончивший постройку новой церкви, оба они скончались настоятелями в Хандзте, Христос да упокоит их! "

“Гурген, племянник Ашота, великий властитель многих племен, сел Божьею милостью эрис-тавом эрис-тавов. Он завершил новую церковь в Хандзте при участии всех славных властителей, азнауров и всего верующего народа".

Опускаю вопрос об упоминаемых в Житии обителях и пещерах.

§ 19. Об известных и существовавших в крае раньше монастырях из Жития узнаем всегда что-либо новое и интересное, а иногда касательно их автор Георгий Мерчул дает сведения, сразу вводящие в наше представление о предмете более ясную историческую перспективу. Так, напр., от него мы впервые узнаем вместе с одним ценным сведением имена трех настоятелей знаменитого кларджского монастыря Опизы, откуда между прочим происходит и хранящийся в Ивере на Афоне Опизский список Четвероевангелия 913-го года ⁶⁷. [XXII] Любопытна сама форма, в которой автор мимоходом делает это сообщение.

Рассказав о прибытии Григория из Картии прежде всего в Опизу, Георгий Мерчул пишет ⁶⁸: «а в Опизе тогда во имя любви ко Христу собралось уже немного братии с тех пор, как обретена была святая маленькая церковь (Иоанна) Крестителя, и имя игумена было авва Георгий: он был третьим настоятелем Опизы, именно после того, как преставились (настоятели) Самуил и Андрей" ⁶⁹.

Впоследствии, как известно из других грузинских источников, в Опизе грузинами были построены и перестроены храмы и другие здания монастыря ⁷⁰. В цитате важно то, что, судя по ней, и здесь, как и в других пунктах Тайи и Кларджии, грузины заняли покинутую церковь, они, как выражается агиограф, обрели в Опизе маленькую церковь Иоанна Крестителя и составили в ней первое грузинское братство за две, три смены настоятелей до появления Григория Хандзтийского, следовательно, приблизительно около половины VIII-го века. И, значит, первая грузинская монастырская колония в Кларджии осела на одном из совершенно свежих пепелищ армянских обителей, так как арабы предали край огню и мечу при халифе Хишаме (724-744) в 730-м или 731-м году, да еще в промежутке посетила край холера.

Первыми основателями Опизы, очевидно, были тубал-кайны, именно или иверы (мингрельцы), или чаны (лазы). Опиза, точнее Опиджа - тубал-кайнская форма слова, соответствующая грузинскому Сапирэ (ср. *** napir-i) и значит “место берега, прибрежье" (р. Имерхева) или “место устья" (его притока), которое занимает внизу селение. Но в монастыре грузинам непосредственно предшествовали, вероятно, не тубал-кайны, а армяне, которые также могли сохранить прежние тубал-кайнские названия, как впоследствии пришедшие на смену армянам грузины сохранили армянские названия Шатберда, Мидзнадзора и других обителей.

§ 20. Георгий Мерчул нам дает в своих обмолвках и [XXIII] сообщениях еще ряд ценных данных о грузинском образовании в эпоху VIII - IX веков, об идейном брожении в светской среде грузинского общества, о монастырском уставе, житье-бытье, церковных порядках и т. п.

§ 21. В связи со сказанным в предшествующем параграфе в Житии лучшие страницы по вопросу об автокефалии грузин в IX-м веке, о выборном Мцхетском католикосе, санкционировавшемся милостью Божьею и закономерно представленною коллективною волею самоуправляющейся грузинской церкви, вне всякой зависимости от какого-либо иноначалия.

Русский перевод тех страниц целиком внесен был еще раньше в напечатанный уже теперь “Исторический очерк грузинской церкви с древнейших времен. (К вопросу об автокефалии грузинской церкви ⁷¹", доклад, наскоро составленный и читанный мною в печальной для меня памяти II-м отделе Предсоборного присутствия ⁷², повторяю, печальной памяти, так как один из наиболее подготовленных для усвоения научной аргументации, проф. H. H. Глубоковский, доказывал неоднократно, что по истории грузинской церкви, это буквально его слова, ныне напечатанные, “можно достигать научных результатов и без специального изучения грузинского языка, хотя последнее, конечно, было бы самым наилучшим пособием ⁷³" или еще - “я утверждаю что и без знания грузинского языка можно иметь основательные сведения о грузинской церкви. Только, и больше ничего" ⁷⁴.

Этого, конечно, достаточно, чтобы понять не положение православной грузинской церкви в православной же России (это, по-видимому, ни для кого неважно и не интересно), а гнетуще первобытное состояние востоковедения даже в кругах, прямо, казалось бы, заинтересованных по своим научным задачам в изучении христианского Востока.

Однако, в интересах полной характеристики печального явления я позволяю себе остановиться еще на том факте, что глубокочтимый проф. Глубоковский свой взгляд думал оправдать примером [XXIV] покойного Болотова, того самого Болотова, ученая репутация которого была основана именно на непосредственном знании источников, чего он, конечно, не смешивал с “пособием".

Действительно, одна случайная заметка, отзыв о кандидатской работе, касательно грузинской церкви принадлежит Болотову, “доводы" которого по оценке проф. Глубоковского (ц. ж., стр. 221) “бесспорно ценны и во многом находят сильное подтверждение в нарочитом трактате проф. Н.Я. Марра", между тем, как спешит предварить проф. Глубоковский, В. В. Болотов в цитованном отзыве прямо заявляет: «я грузинского языка совсем не понимаю».

Трудно поверить, но факт на лицо, что взгляд свой на деяния Болотова, как на хороший оправдательный документ для своего собственного утверждения проф. Глубоковский основывал, очевидно, на игнорировании следующих обстоятельств:

1) Болотов обладал знанием языков восточных христианских народов в редкой комбинации, что и делало его исключительно более ориентированным в делах вообще восточных церквей.

2) Болотов знал недурно между прочим армянский язык, язык ряда источников первостепенной важности по истории грузинской церкви, столь тесно связанной с армянской.

3) Болотов следил за специальною литературою по армяно-грузинской филологии, чутко прислушивался к новому в ней течению и оказывал специалистам, знающим подлежащие языки, особое внимание, даже преувеличенное внимание, как можно видеть по печатно ⁷⁵ засвидетельствованному отношению его ко мне немного спустя по появлении его заметки о грузинской церкви (в Журналах заседаний Совета Спб. Духовной Академии за 1896/7 учебный год ⁷⁶).

И, наконец в 4-х, решившись высказать печатно самостоятельное суждение о грузинской церкви, Болотов все же добросовестно предупреждал о своем незнании грузинского языка, не для оправдания, конечно, рекомендуемого проф. Глубоковским отношения к первоисточникам, а чтобы ослабить свою ответственность за промахи.

Несмотря на всю свою сродную специальную подготовку, исключительный талант и исключительные познания, а, пожалуй, именно [XXV] в силу этих преимуществ, Болотов не мог не сознавать, что заметка его о грузинской церкви невольно должна была получиться дилетантской, раз он не понимал грузинского языка, раз у него не было знания первоисточников и вообще непосредственного с ними знакомства. Во всяком случае Болотов с своей стороны сделал все, чтобы не переоценивали его заметки.

Что же касается страниц Жития по вопросу ⁷⁷, они содержат удивительно живое и реальное описание выборов Арсения, ученика Григория, в католикосы Грузии: “в описании упомянуты все стадии выборов, все мелочи, сообщены даже частные переговоры в пользу того или иного из двух соперников (другим кандидатом был епископ Ефрем, также ученик Григория), но нет и помину об участии в деле какого-либо патриарха, какой-либо чужой власти".

Житие дает, как уже указывалось ⁷⁸, ценное сведение о прекращении привоза мира из Иерусалима и об установлении мироосвящения в самой Грузии в 843-859-м годах.

Для вопроса о тяготении грузинской церкви к иерусалимской не лишена интереса и датировка смерти Григория Хандзтийского в 861-м году синхронизмами правления духовных пастырей.

Она читается так: “в патриаршество Агафона в Иерусалиме, в католикосство Михаила во Мцхете". В этой датировке годами одного иерусалимского патриарха, я только иерусалимского, может быть усмотрен пережиток той особо тесной, притом исконной связи грузинской церкви с иерусалимскою патриархиею, а не с антиохийскою, которая прослеживается и теперь уже прослежена по иным источникам ⁷⁹.

Из Жития Григория мы узнаем, насколько автономное начало проникало внутренний строй самоглавенствовавшей грузинской церкви в IX-м веке. Лучше всего это видно по материалам, относящимся к положению епископов.

Грузинский католикос лишь рукополагал во епископы, выбор же кандидата принадлежал пастве, которая на соборах решала по существу и отрешение недостойных пастырей от кафедры. “С тех пор как были обстроены славные пустыни Кларджии", читаем [XXVI] в Житии ⁸⁰, священники и диаконы для них получают посвящение от анчских епископов. В свою очередь, когда посвящались епископы на анчскую кафедру, католикос не соизволял рукоположить кандидата во епископы, если у него не было свидетельства одинаково всех пустынь и подлинной удостоверительной грамоты от каждой из них. По справедливому суду и нельзя одобрить рукоположения без такого свидетельства.

Одно время анчскую кафедру захватил было интриган Цкир, из посольского звания. Он, рассказывает агиограф ⁸¹, “причинил много зла отцу Григорию и святым отцам того времени, а также другим, верующим мирянам, которые постоянно обличали его по справедливости. Они же коллективно (***) сообщили обо всем великому властителю куропалату Ашоту и с его соизволения все монахи (букв. члены чина) соборной (***) анчской церкви написали письмо к католикосу Грузии, от которого в Анчу прибыли достойные епископы. У них собрались все отцы пустынники. На этот святой собор, уподобившийся первым соборам святых (отцов), явилась чудотворная блаженная мать Феврония, а также все священники, пасшие приходы Анчи. И они, достоверные чудотворцы, лично открыли епископам правду о Цкире, его беззаконие, беспутный источник его непристойностей. Тогда верные иерархи отсекли Цкира от чести, а отец Григорий и игуменья Феврония свели его в облачении с алтаря (букв. жертвенника), совлекли с него облачения перед алтарем (букв. жертвенником) и все вместе извергли его из соборной церкви, как сгнивший член: преступив закон во всех отношениях, он был изгнан подобно еретикам".

Причина или главный источник пороков Цкира был тот, что на анчскую епископскую кафедру он сел, как говорится в Житии, “мдзлавр" или “мдзлавребит", т. е. “захватным правом", “учинив насилие" над принципом самоуправления, еще тогда вошедшим в плоть и кровь грузинской церкви. Цкир, служивший в послах, был воспитанник Саhака, сына Исмаила, арабского эмира в Тифлисе, в столице завоеванной части Грузии.

Как эмир Саhак, так в начале по его настойчивым просьбам глава свободной части Грузии, куропалат Ашот, всячески [XXVII] поддерживали Цкира, но соборный голос церкви взял верх: Грузинская церковь тогда не терпела никакого вмешательства светской власти, клонившегося к умалению принципа церковного самоуправления. Первые выборы самого католикоса Арсения потому и были отменены, что он также сел было на Мцхетский католикосский престол “мдзлавр", захватным правом. Был, правда, собор, но число епископов было не законное.

В Житии читаем ⁸²:

“Великий Арсений стал католикосом Грузии в соборной церкви во Мцхете, в местопребывании Христова Хитона... Но грузинские епископы были сильно уязвлены в сердца Миреаном, отцом Арсения, по той причине, что, не посоветовавшись с ними, он насильственно с помощью самцхийского народа поставил католикосом своего сына, при чем присутствовали и освящали немногие епископы".

Однако, когда этим недовольством духовенства против незаконно избранного католикоса захотел воспользоваться “мам-пал" свободной Грузии, великий Гуарам, для удовлетворения своей злобы против феодала Миреана, архимандрит Григорий на самом соборе поставил его на место, открыто и прямо заявил ему, что по примеру верующих царей, бывших на первых святых соборах, долг светских властителей присутствовать и свидетельствовать о деяниях собора, да поучаться, но не их дело внушать и поучать. И тогда “властитель", пишет агиограф, “смутился в мыслях и сказал епископам: «вам самим надлежит устраивать ваше дело, так - высказывайтесь!»"

В беседе с абхазским царем Димитрием Григорий Хандзтийский еще определеннее высказывает тоже мнение о полной независимости монашеских братств:

“Божественным провидением положено", говорит о. Григорий царю ⁸³, “чтобы монастыри в святых пустынях строились руками тех убогих, которые совершенно освободились от соблазнов мира. Хотя властители и пекутся о святых пустынях, но Христос счел нужным к обстроению святых пустынь призывать убогих. Верующим царям Бог дал власть строить церкви в епископских резиденциях и в городах с селами и поставил их начальниками [XXVIII] над всем народом с тем, чтобы, не погружаясь мыслями в видимые материи, а вникая в благость грядущих веков, судить народ по правде, облачившись в блестящие одежды, так как божественная мудрость вразумила всех людей богочестиво чтить каждое людское сословие по многообразным их облачениям. Что касается достоверных и истинных монахов, они не находятся ни под чьею властью на земле, раз добровольно отказались от радостей сего мгновенного мира и избрали скорбь во имя Бога в горестных местах подобно тем святым отцам, которые, будучи в крайней бедности, с помощью всемогущего Бога обстроили святые пустыни, не спросясь воли земных царей. И теперь также в наши дни, водятся подобные первым блаженным мужам строители монастырей в невозделанных местах для поселения Бога, благочестивые же властители становятся соучастниками их трудов, щедро даря сокровища, как ныне твое царское величество, обогатив наше убожество множеством благ, всячески становится причастным нашим молитвам".

Еще резче отстаивали свою независимость монахи.

Сабан Ишханский получил раз приглашение от куропалата Баграта. Баграт послал к нему письмо. Гонец вернулся с вестью, что Сабан не желает явиться к нему. Куропалат тогда сказал отцу Григорию: “плохо я распорядился, что не тебе поручил написать письмо. Так - пиши к нему теперь, как подобает!" Баграт и сам опять написал другое письмо и отправил вместе с письмом Григория. “Блаженный Сабан", читаем далее в Житии ⁸⁴, “подчинился вторичному велению куропалата и особенно письму святого отца. Вожделенный Божий человек прибыл к тем, которые желали его видеть. Куропалат вышел к нему навстречу и с честью приветствовал. Он же молитвенно благословил его. Когда уселись, куропалат спросил его: - “нужно подчиняться властителям. Почему же ты, святой отец, не пришел на первый зов?" - “Славный царь", ответил он: ты властвуешь над землею, а Христос властитель неба, земли и преисподней. Ты царь этих народов, а Христос – всех творений. Ты царь преходящего времени, а Христос, владыка вечный и полный, пребывает неизменно, вне времени, без начала, без конца, царь ангелов и людей. И Его слов подобает [XXIX] слушаться более, чем твоих. Он и изволил сказать: «никто не может служить двум господам». Но вот по слову брата и учителя нашего Григория я пришел к тебе".

Агиограф не раз возвращается к популярной, очевидно, в его время теме о свободе монашества и о преимуществе членов братств перед епископами. Так еще, сообщив о неоднократной тщетной попытке властителей убедить Григория принять епископский сан, автор приводит оправдание им своего отказа:

“Церкви святых пустынь, кафедры Божьей славы", говорил Григорий ⁸⁵, “не уступают по значению святым церквам в мире. Хотя священство дается всем священникам епископами, но от первых отцов пустынников мы знаем, как они говорят: «какая благодать даруется человеку в час крещения, такую же видим мы на монахах, когда они облекаются впервые в монашеский образ, а также при принятии святой схимы». И много еще других свидетельств. Но достаточно сказать, что как в Израиле города были назначены для убежища человекоубийц, так святые пустыни - убежища для всех, так как они - ограждение невинных от мирских страстей, а для одержимых страстями - пристань, где дается обнадеживающее покаяние и епитимия. И для меня достаточно в качестве славы в обоих мирах, если надлежаще сумею потрудиться в сих святых пустынях, где люди обретают свободу по слову Павла (Гал. 5,1): «стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства» и (II Кор. 3,17) «где Дух Господень, там свобода», так как дана им власть «быть сынами Бога» по слову евангелиста Иоанна".

Итак, отношение церкви к родной светской власти, притязавшей на руководительство, а внутри самой церкви взаимное отношение белого и черного духовенства, взаимные отношения власти епископов и власти монастырских организаций, вот современные животрепещущие вопросы, которые волновали грузинское общество VIII-го - IX-го, вероятно, и Х-го, века, насколько жизнь его отразилась в нашем памятнике. И, судя по его данным, вопросы эти разрешались в пользу самостоятельности церкви в силу народного и соборного начала, лежавшего в основе ее строя, и в пользу преобладающего в [XXX] ней значения монашества в зависимости от лучшего проведения в его организации принципа самоуправления. И это самодовлеющее живое тело, одухотворенное идеей полной независимости, целиком построенное на началах соборном и автономном, словом, грузинская церковь - говорят нам – управлялась антиохийским или каким либо иным патриархом! Чтобы утверждать это, одно действительно средство - признать, что для основательного понимания грузинской церкви не нужно знания грузинского языка, не нужно церемониться с грузинскими источниками, достаточно оказывать свое авторитетное содействие тем, которые без всякого знания провозглашают их огульно легендарными. К категории легенд, кстати, была попытка в том же втором отделе Предсоборного присутствия отнести и появляющееся ныне полностью в свет Житие Григория Хандзтийского, памятник редкий по своей реалистичности не в одной грузинской агиографической литературе.

Судя по широко захваченным картинам и многочисленным мелочам, с неподдельною правдивостью отражающим церковные деяния той эпохи, нельзя ни минуты сомневаться, что вопрос об автокефалии грузинской церкви в самой Грузии тогда был давно решен в положительном смысле, это был уже мертвый вопрос, не волновавший более грузинского общества VIII - IX-го века.

Вопросами дня были соотношения внутренних общественных сил - сформировавшейся уже самостоятельной грузинской церкви и формировавшегося еще нового грузинского государства, а в самой церкви, двух классов - белого и черного духовенства.

§ 22. Влияние монашества в ту эпоху, несомненно, шло в гору не только в силу наиболее последовательного проведения в его организации автономных начал, но и в силу соответственно беспощадного осуществления в ней железной дисциплины.

Житие и по этой части дает характерные материалы.

Но я ограничусь здесь указанием лишь на одну подробность, именно на устав Хандзтийского монастыря, принятый при Григории. И в этом деле проглядывает независимый дух тогдашнего грузинского монашества, не мирившийся с готовыми книжными шаблонами, а искавший более прочных и соответственных форм для осуществления своих собственных идеалов путем ознакомления с чужими образцами и непосредственного наблюдения над чужою жизнью. [XXXI]

В Житии читаем ⁸⁶ - “Отец Григорий подумал: «как отцы моего монастыря добродетелями выше монахов нашего времени, так соответственно надлежит установить в моей церкви божественный церковный порядок, выше критики самих мудрецов». С этою целью он решил отправиться в сокровищницу Христа, второй Иерусалим, т. е. Константинополь, и во все выдающиеся святые места Греции, чтобы осмотреть их и помолиться. В то же время он встретил одного из своих друзей, собиравшегося в Иерусалим, и поручил ему списать устав (монастыря) святого Савы и прислать...

“С собою же взял двоюродного брата Сабана и еще одного из учеников и, направившись в Грецию, прибыл в Константинополь, поклонился древу жизни и всем святым мощам, обошел радостно все святые богомолия, так как он владел многими языками и многому учился в благочестии. Из того, что он видел, кое-что было для него учителем блага, а кое-что было предостережением от зла. Таким образом ум его исполнился богатства от незапечатанного Нового завета, и все они направились обратно в свою обитель, возрадованные Духом благодати...

“Вернулись они в Хандзту, свой монастырь, принесли с собою мощи святых, святые иконы и иные благословения во множестве....

“В то же время подоспел человек из Иерусалима: он почтительно преподнес устав Святосавинского монастыря и письмо. И тогда блаженный Григорий учинил устав святой церкви и монастыря, мудро определенный, знанием озаренный и собранный изо всех святых мест с выбором, как сокровищница неисчерпаемых благ".

За соблюдением устава наблюдала вся братия. Самому Григорию Хандзтийскому не прошло даром, когда он нарушил одно правило: братия заявила почтительно, но тем не менее настойчиво, протест.

Однажды Григорий Хандзтийский вернулся из путешествия с двумя отроками. Это были известные впоследствии католикос Арсений и епископ Ефрем.

Из-за привода отроков среди братии, читаем в Житии ⁸⁷, “возник ропот. Пришли они к отцу Григорию и сказали: “святой отец, апостол говорит - «совершенная любовь изгоняет страх». [XXXII] Если твоя святость разрешит, мы без страха выскажем, для чего мы пришли".

“Он сказал: “братья, любовь между нами действительно крепка, в ней нет страха. Извольте сказать, что вам угодно!"

- “Дела твои", сказали они, “безукоризненны за исключением того, что ты привел сюда этих мальчиков, и таким образом утвержденному тобою уставу при тебе же наносится ущерб для нашего осрамления в будущем. Хотя сердце у нас спокойно касательно нашего времени, но все же это деяние есть нарушение устава".....

- “Вожделенные братья", сказал Григорий: “да не будет изменения устава, собранного из первых святых отцов, из-за какого либо плотского побуждения, но говорю истину перед Богом. Вы никогда не слышали лжи из моих уст. Появление этих мальчиков вызывается тем, что Христос Бог устами святого ангела сообщил мне обо всем их деле, чтобы достойные сии отроки воспитывались беспорочно в Хандзте до времени их прославления подобно Ефрему Сирину и Арсению Римлянину, удалившимся от людей и приблизившимся к Богу. Можем ли мы теперь оспаривать волю Господа?...

“Но если кто, за исключением подобного случая, изменит прежнее правило и приведет мальчика в монастырь для проживания, да будет он наказан в преславное второе пришествие Господа Бога нашего!"

§ 23. Таким образом Житие Григория Хандзтийского открывает некоторые совершенно неизвестные страницы культурно-исторической жизни грузин, посильно способствует более яркому освещению или обогащению других уже известных страниц и выдвигает новые задачи. Естественно, как всякий богатый материалами памятник, создающий своим появлением эпоху в изучении данной области, Житие поставило нам и ряд недоуменных вопросов.

К таковым относились между прочим географические названия. Несколько мест или вовсе не были раньше известны или не определялись географически. Чувствовалась потребность в детальном знакомстве с топографиею Тайи и Кларджии для более ясного представления многих мест текста. Существующая литература не давала ответа на самые важные вопросы, как напр. на вопрос о местоположении главных монастырей, основанных Григорием. [XXXIII]

Путешествия Казбека, Бакрадзе, графини Уваровой и др. обходили его молчанием. Это и принудило меня предпринять поездку летом 1904-го года в Шавшию и Кларджию. Таким образом главною целью поездки было определить местоположение и отыскать развалины монастырей Хандзты, Шатберда, Цкаростава, Мидзнадзора, Баретелты и др., и это, к счастию, вполне удалось. В Дневнике поездки в Шавшию и Кларджию или, как я тогда по-русски неправильно называл, Шавшетию и Кларджетию подробно, быть может, чересчур подробно, изложены все мои мытарства в поисках развалин перечисленных обителей.

Но, раз я получил возможность побывать в крае, я старался ознакомиться непосредственно со всеми и археологическими, и филологическими материалами. Таким образом удалось собрать немногие уцелевшие надписи, хотя и бегло изучить имерхевский грузинский говор, записать тексты, записать местами десяток географических пунктов, теперь урочищ, не нанесенных на пятиверстную карту или нанесенных топографически неточно или с ошибками в названиях. Попутно я заносил Дневник все, что узнавал, слышал или видел в этом крае, воздавшем сторицею Грузии за просветительные труды ее сынов внесением крупного обновительного вклада в грузинскую литературу и вообще в грузинскую культуру. Отмечал я и вымерял все развалины, большое количество развалин маленьких приходских церквей, свидетельствующее о частом расположении сел и густоте населения, записывал названия различных сортов винограда у нынешних жителей “турок", в том числе пережившие здесь грузин грузинские названия, вносил в Дневник глухой отголосок романической были Артануджа, жалкий обрывок сказания о культе Богоматери в Порте или Шатберде, заметку о следах росписи там и сям, так в Опизе, о системе орошения с грузинским названием главного канала в Берте, о древних дорогах и мостах, о террасах для построек и для садов, о каменных давильнях в садах, о христианских переживаниях в речи и нравах мусульманского населения.

Излишне здесь перечислять весь собранный при беглых разъездах по краю материал. Приходится пока воздержаться и от сообщения иных наблюдений и соображений, напр. того, что в этом крае грузинские или армянские купола, т. е. барабаны с куполами - позднейшее [XXXIV] явление, так приблизительно XII-XIII-го веков, в более древнее время купола строились здесь полусферами без барабанов, или еще то, что крестообразные церкви, излюбленный и, казалось бы, первичный тип в коренной Армении и в восточной Грузии, в этом крае появляются также весьма поздно, по всей видимости, одновременно с армяно-грузинскими куполами: раньше здесь строились храмы-базилики или вообще базиличного типа, сохранившиеся посейчас непочато там, где не было перестроек XII - XIII-го веков, или еще то, что церковь, кельи и «саостигне», трапезная или общий зал, упоминаемые агиографом в описании построек Григория в Хандзте, это - три необходимые части каждого кларджского монастыря, это - три благодарные темы, судя по осмотренным мною развалинам, с одинаковым искусством разрабатывавшиеся кларджскими архитекторами, причем если в кельях мы наблюдаем удобство расположения, уютность и большие окна, дающие массу света, то в «саостигне» или общих залах мы имеем здания, часто более величественные и всегда более обширные, чем сами церкви. Они также базиличного тина с тремя нефами, продольными колоннадами и с боковым, а также, по всей видимости, купольным освещением, как в армянских домах. О такого рода купольном освещении приходится говорить на основании четвертой архитектурной темы, быть может, монастырской библиотеки, которую легче всего признать в просторных квадратных помещениях замечательно аккуратной кладки с верхним светом.

Свет проходит через широкий круглый зев в вершине обширного полусферического купола, покрывающего все такое здание. Купол с открытым вверху зевом покоится на круглом основании, выработанном в квадратной комнате при помощи эффектно раскрытых парусов в углах.

Были еще и другие темы в монастырской архитектуре Кларджии. Они, естественно, не появляются в описании первого начинания Григория Хандзтийского, но постройки на те темы сохранились до наших дней, иногда недурно, в кларджских развалинах, как, напр., на первом плане киметерии или усыпальницы.

Все эти сообщения следовало поддержать архитектурными чертежами и рисунками. Очень жаль, что нельзя было увенчать ознакомление со сценою, на которой разыгрывались деяния, описанные в Житии поездкою в Таию, осмотром и изучением Ишхана и столь [XXXV] же славных древних грузинских монастырей Ошка и Хахула, того Ишхана, которому недавно обнародованный армянский путешественник XVII-го века соперника видит лишь в святой Софии ⁸⁸, того Ишхана, про который в турецком населении ходит поговорка: ошкин бакэшэ, хахуанэн йатэшэ, ишханэы накэшэ, т. е. славится красота храма Ешка, местоположение Хахула и роспись Ишхана. Но еще более сожалею я, что в моем распоряжении был лишь фотографический аппарат ⁸⁹, что я не мог располагать сотрудничеством архитектора или, на худой конец, хотя бы хорошего рисовальщика. Сожалею, конечно, и потому, что в таком случае был бы покрыт досадный пробел в моем Дневнике поездки. Особенно сожалею потому, что в том же Дневнике я обошелся бы без того словесного описательного материала, в котором, при добросовестном стремлении дать место всему, часто, наверно, упускается существенное и сообщается ненужное.

§ 24. Во всяком случае край, где моим лучшим и наиболее просвещенным Бедекером был Георгий Мерчул, местный грузинский писатель середины Х-го века, заслуживает дальнейшего изучения, лучше обставленного и научными силами, и материальными средствами. Что для армянской истории представляет городище Ани, тем еще в большей степени являются тао-кларджские развалины для политической и особенно культурной истории Грузии. Тао-кларджские древности не так наглядно лежат на ладони, как анийские. Но археологические недра Тао-Кларджии могут вскрыть материалы не только для эпохи грузинской колонизации или предшествующего им армянского заселения и поздней тубал-кайнской государственности, именно лазской, в VI-м веке, но и для так называемой до-исторической эпохи, эпохи архаической культуры иверо-чанов, связанной и с развитием металлургии у тубал-кайнов и халибов, и с колхским могуществом, давшим пищу для сказания о золотом руне.

“Только во мраке конъектур или традиций блестят богатства Колхиды, подлинная же ее история всегда представляет картину грубых нравов и крайней бедности", это стильно высказанное [XXXVI] мнение Гиббона не в одной только второй его половине делает больше чести образности речи автора, чем его познаниям в реальной истории Грузии. Археологические материалы тао-кларджских недр нужны не для утверждения такой исторической эпохи, а для осязания или созерцания ее реалий. И эти материалы, имею смелость утверждать, давно лежали бы в распоряжении ученого мира, если бы не постановка существующей на Кавказе школы, безразлично и правительственной и национальной. Эта школа в лучшем случае из года в год дает и, как правило, будет давать в массе носителей внешней культуры, годных лишь для рабского перенимания беспочвенных готовых формул и шаблонов любого направления, выношенных чужою жизнью и созданных чужим умственным трудом, но не деятелей с подготовкою для глубоких научных переживаний, не воинов достаточно вооруженных для свободной творческой работы в интересах реальной жизни края, материальной или духовной, словом, для созидательной работы.

II. Литература о Григории Хандзтийском.

§ 25. В грузинских рукописях должны найтись песнопения и служба в честь нашего святого. В рп. № 425 Церковного музея грузинского экзархата на стр. 102-й под 5-ым октября читается:

“Св. Мученика Харитона, который был замучен в 5790-м году. В тот же день (служба) св. отца нашего Григория Хандзтийского из грузин.

“Тропарь Харитона. Глас IV-й. Агнец Твой.

“Еще: Тропарь Григория. «Боже отец наших, Который постоянно творишь нам добро по Твоей благости, не отдаляй от нас Твоей милости, но с миром устрояй нашу жизнь ходатайством Григория». [XXXVII] “Упокой II -й. Харитона. Знанием и т. д."

§ 26, Католикос Грузии Антоний I строителю Хандзты и Шатберда посвятил следующие стихи ⁹⁰:

“О достойном отце нашем Григории Хандзтийском.

“428. Все сосредоточил в себе Григорий, ангел во плоти, добродетельное стяжание сокровищ ли или мудрость, объединяющую обе стороны, т. е. срединные и конечные блага.

“429. Дела воздержания в Григории описывают круг, точно шар благ, с равным расстоянием (от центра). Человек, составленный из членов, становится ангелом: он чист мыслями, как Авраам, он - избранник Бога, он - Израиль.

“430. Днесь Христова церковь достойно хвалит Григория, этот вечно бдительный ум, славу грузин, светило, освещающее мир [XXXVIII] вплоть до его пределов, зерцало постников, образ плача, бессребренность, безошибочное правило.

“431. Где-то горько с плачем проливал слезы о преставившихся куда-то благах, когда Бессмертный умер для бессмертия, свидетельствую и соболезную обо всех, кто где-либо, конечно, будучи беспорочною невестою, предавался плачу".

Поучительно для истории грузиноведения, что в 1853-м году при издании Мерного слова католикоса Антония историк грузинской церкви Пл. Иоселиани нашего Григория Хандзтийского, воспетого архипастырем грузинской церкви, склонен был принять за армянского иерарха XV-го века ⁹¹.

III. К критике грузинского текста.

§ 27. Памятник наш оказался в рукописи Патриаршей библиотеки в Иерусалиме, № 2.

Она писана на пергаменте in folio церковным строчным письмом. Начинается с 36-ой тетради.

Содержит:

1) Иоанна Дамаскина О преставлении святой Богородицы (а, г),

2) Месяца сентября 3. Мученичество святого и блаженного Анфима, Никомидийского архиепископа,

3) Месяца сентября 15. Мученичество святого и всепрославленного мученика Никиты,

4) Месяца сентября 16. Мученичество святой и всепрославленной мученицы Евфимии,

5) Месяца сентября 22. Мученичество святого и всепрославленного мученика Фоки и ученика его Иоанна.

Комментарии

1. Тубалы, resp. тибарены, и кайны, позднее иверы (<hiber-i) и чаны (<tayn-i), две близкородственные народности, ныне мингрельцы и чаны или лазы (см. Материалы по яфетическому языкознанию. II), в интересующем нас районе они сплетались друг с другом, и не время еще решать вопрос, кто из них, иверы или чаны, обитали первоначально в указанных пределах.

2. Венеция 1832, стр. 56-57.

3. Вашдеан, мстящий hАмаму, — князь [и]веров; Джоджик, сын его, иверский княжич, марзпан по назначению персидского царя; hАмам, обличавший Вашдеана за предание себя персам – племянник (сын сестры) Вашдеана: от hАмама, обстроившего Тамбур и переименовавшего его в hАм[ама]шен, происходят, предполагается, hамшенские армяне в Лазистане.

4. Интересный материал содержат в смысле переживаний армянских имен грузинские приписки Артвинского Евангелия (Дневн. стр. 191 сл.). Приписки другого, Борчалинского, Евангелия с такими же яркими армянскими переживаниями, напр. имя *** oskhad, очевидно, арм. ***, oskehat, приводит Ф. Жордания (***, II, стр. 179). Как для вопроса об армянах-халкедонитах, так для истории грузинизации армян было бы чрезвычайно полезно собрать и подвергнуть специальному исследованию весь подобный материал по onomastica у грузин.

5. Главы ***, 1 - ***, 64 = I,₁- II,₅₇.

6. ***,_44-45 = II, _38-40.

7. См. еще *** = XXXIII.

8. ***,_1-21 = LXXXIII,_1-18.

9. По Ле-Коню между Христофором I, 936 (947-967!) и Иоанном VI (967-969), a по Паламе после Иоанна, другие даты ср. Ф. Жордания, ц. с , I, стр. 84, 89.

10. ***,_1-24 = I, _1-21.

11. ***,_32-47 = LXX, _27-40.

12. ***, _4-13 = XLIX, _10-17.

13. “и чудеса" или “знамения", читаем в подлиннике, но чудеса внесены вторым редактором.

14. З. В. О., V, стр. 286.

15. Какого-то Софрона встречаем и в записи Адишского Евангелия конца Х-го века (свящ. В. Нижарадзе, ***, 1904, IX, стр 8,₁₁),но для нашего Софрона, это уже поздно.

16. ***,₂₄ = LXXV,₂₂ сл.

17. Н. Марр, ТР, кн. III, стр. 21.

18. К. Г. Залеман, Mantchaischie Studien, I, С-Пб. 1908, стр 52, s v.

19. Lehrbuch der Patrologie und Patristik, 3-е изд., 1885, стр. 14.

20. Впрочем, нужно ли было когда-либо удивляться неосторожным о древнегрузинской культуре суждениям лиц, далеких вообще от армяно-грузинского мира, когда даже арменисты, притом такие, успевшие стать европейским авторитетом в целой области, как покойный Hubschmann, находили возможным без всякой подготовки, при заведомом незнании, высказываться пренебрежительно о степени одаренности и культурного развития древних грузин (Armenische Grammatik, I, стр. 396), не стеснялись судить о средствах грузинской речи, не имея абсолютно никакого представления ни об языке, ни о литературе, ни о чрезвычайно сложной истории грузинского народа, и распространением таких своих взглядов в ученой среде способствовали воспитанию целого поколения арменистов в неведении одного из основных источников, если не главного, на котором с самого начала следовало базировать исследование армянского языка.

21. Patrologie, 1901, стр. 319.

22. Н. Марр, Ипполит, стр. XVI, LVI, Физиолог, стр. XXXVII, 51.

23. ***,_41-44 = XX, _40-43.

24. ***,_1-8 = XXII, _1-8. Об обилии воды в пустынях Кларджии можно судить и по моему Дневнику, см. особенно стр. 131, где речь об источниках в Верана-багларе.

25. ***, _8-29 = XXII, _9-30.

26. **, 6-8 = XLIV, _5-7.

27. ***,₁₅- ***, ₃ = LXVIII,₁₂ - LXIX, ₃.

28. ***, _1-2 - LXV, _1-2, «в Тбе (Тбете)» - перевод слова (*** tba-s, можно бы «у пруда», но cp. § 35).

29. ***, ₂₅ = XXXII, ₂₃.

30. ***, ₂ = LXVII, _1-2.

31. ***, _13-14 = LXXXVI, _14-15.

32. ***, _6-21 = XII, _6-20.

33. Н. Марр, Вступительная и заключительная строфы Витязя в барсовой коже Шоты из Рустава, ТР, XII.

34. ***, _1-44 = LVI, _1-38.

35.***, _2-87 = LV, _2-79.

36. ***, _35-39 = XXVI, _33-37.

37. ***, _1-7 = XIV, _1-8.

38. ***, _42-43 = VII, _87-88.

39. ***, _43-46 = VII, _38-41.

40. Е. Такайшвили, ***, стр. 52.

41. В грузинском подлиннике он назван по анахронизму багдадским (см. Brosset, Histoire de la Georgie, стр. 238, прим. 1)

42. ***,_1-2 = VI,_1-2.

43. ***,_5-8 = XLIII,_5-8.

44. Сван(ет)ия (Зап Кавк. Отд. Имп. Русск.Геогр. Общества, кн. VI, 1864, стр 60).

45. ***, ₂₆ сл. = LXII, ₂₄.

46. ***,₁₇ сл. = LXIII,₁₈, ср. также намеки, по-видимому, на павликиан (***,₁₁ сл. = LXXV, ₁₀ сл.).

47. *** = XIX, *** = XXIII, *** = XXX.

48. *** = XX, *** = XXIII, *** = XXX.

49. ***-*** = LXIV-LXVII.

50. ***,₉ сл. = LXII, ₈ сл.

51. ***, *** = XL, XLI.

52. *** = XXI.

53. ***, _76-79 = IX, _70-73.

54. ***, ₂ сл. = XI, ₂ сл.

55. ***, _32-33 = XXVII, _31-32.

56. ***, _35-36 = XXVII, ₃₄.

57. ***, _34-35 = ХХVII, _32-34.

58. ***, ₄ = V, ₄, *** = XIX, *** = XXIII, *** = XXX.

59. ***, _4-5 = V, ₅, *** = XIX, *** = XXIII, *** = XXX.

60. Ф. Жордания, *** I, стр. 79, 167.

61. ***, ₄₅ сл. = XI, ₄₄ сл.

62. ***, _36-49 = VII, _32-44.

63. ***, sa-ostign-e Орб. объясняет словом ***, sa-kutna-o кладовая, на деле оно произведено от арм. *** ostikan начальник и должно означать собственно зал настоятеля, предназначавшийся для собраний при приемах, во время общей трапезы и т. п.

64. ***, _1-6, _37-41 = Х, _1-5, _35-39.

65. См. Дневник, стр. 124-130.

66. ***, _18-40 = XXVIII, _18-40.

67. Чтения его используются В. Н. Бенешевичем в печатаемом им академическом издании грузинского Четвероевангелия.

68. ***, 22-26 = V, 21-24.

69. По недавно открытому М. Г. Джанашвили Житию св. Серапиона, «святая и великая пустынь Опиза построена монахами, называвшимися Амона, Андрей, Петр и Макарий» (***, стр. 5 у M. Джанашвили, ***, II, Тифлис 1909). Кстати, интересный текст нуждается в критическом издании.

70. Дневник, стр. 156-164, 166.

71. Журналы заседаний Высочайше учрежденного Особого Присутствия при Святейшем Синоде для разработки подлежащих рассмотрению на поместном церковном Соборе вопросов == Прилож. к Церк. Ведом. за 1907 г., № 3, стр. 123-126.

72. В заседании 1 дек.

73. “Церковные Ведомости", 1907, 17 Февраля, № 7, стр. 221.

74. “Церковные Ведомости", 1907, № 7, стр. 222

75. B В. Болотов, Из Истории церкви сиро-персидской, Христианское чтение, 1899, I, стр. 102 сл., посм. изд., Спб. 1901, стр. 102 сл.

76. СПб. 1898, стр. 226-269.

77. *** = XLII.

78. H Марр, Ист. очерк груз церкви, стр. 126.

79. Н. Марр, Ист. очерк груз. церкви, стр. 111 сл.

80. ***, _7-12 = LXIII, _6-12.

81. ***, _25-41 = LXIX, _22-37.

82. ***, _6-12 = XLII, _5-11.

83. ***, _33-57 = XXII, _34-55.

84. ***, _10-25= XXVI, _11-25.

85. ***, _4-21 = XXXV, _3-18.

86. ***, _44-62 = XII, _42-58, ***, _1-2 = XV, _l-3, ***, 1-5 = XVI, _1-5.

87. ***, _55-83 = XXIII, _50-75.

88. ***. ***. ***., изд. К Костанянц, Вагаршапат 1903, стр. 17.

89. В некоторых случаях использованы фотографические снимки Ермакова (см. Список рисунков).

90. ***, изд. Пл. Иоселиани, Тифлис 1853, стр. 124-126.

91. ц. с., стр. 124-125, прим. Кстати, *** в издании ***.