Журнал посольства А. Лаксмана в Японию

Ввечеру по возвращении на судно застали мы трех чиновников, кои спрашивали о числе подвод, сколько имянно мест, каких тягостей и не понадобятся ли цыновки на обвертку мест, также и для покрышки от дождя, зачем и показывали им места. И сочтя все тягости, объявили, что не менее 60 лошадей и 160 цыновок потребуется, кои последние для вяски немедленно и привезены на судно были.

10 числа намерены были испытать, не позволят ли нам по улицам в городе проходиться. На что все чиновники, совокупись, говорили посланному переводчику, дабы объявил нам, чтоб мы не огорчались тем, что они сего позволить не могут, ибо их закон запрещает; а имели бы терпение до въезду в Матмай, где их большие чиновники властнее в таком случае распоряжать могут. Еще просили переводчика, чтоб спросил меня, каким порядком будем следовать при въезде в Матмай, где для нас будет церемониальная встреча.

11 числа поутру послал переводчика, чтоб истребовал позволение к выезду служителям на берег для перемывки белья, но эдовские чиновники сами приехали на судно и объявили, во-первых, что на посланное их донесение о причине приходу нашего в здешнюю гавань, получили предписание, что все, которые назначены мною были к выезду в Матмай, могут следовать, а судно с достальными людьми за их вспомоществованием чтоб препроводить в назначенную по условию гавань Эдомо.

На что отвечал: как судно вверить в чужие руки совершенно нельзя и следственно исполнить по предложению не можем. Впрочем, нам переходить из гавани в гавань и продаваться опасностям по их прихотям, не лучше ли будет начальствующим вашим господам приехать сюда и решить здесь на месте все их в рассуждении нас препорученное?

Говорили: что они иначе решиться не могут, имея закон непеременчивой и чтоб мы не думали, что здесь так вольны, как на курильской земле в пристане Нимуро.

Отвечал: всякому известно, что везде в государствах должны подданые повиноваться законам, но так как имеем на наших судах несообразную против ваших судов, оснастку, почему и требуется отменное правление, которое вашим мореходам есть неведомое и единственно для сего более в их распределение вверить опасно. [137]

Однако напоследок решились, чтоб судну стоять здесь до тех пор, покуда мы в Матмай прибудем, где по сему делу могут решить их начальники. Далее продолжали разговор о церемонии при входе в Матмай и объявили, что не доходя за две версты, до городу находится селение, где можно исправиться.

Сказал: что сего исполнить не упустим, для стирки же белья отвели особой дом.

12 числа препровождали с самого утра чрез чиновников и служителей японских все вещи и припасы, следующие с собою в Матмай на берег в дом, назначенной для постою, куда и сами в 5 часов съехали, будучи приняты по-прежнему с церемонией и трактованы ужинным столом, каждой по себе на отведенном месте особо. Для спанья же были нарочно сделаны нары и покрыты голевыми покрывалами, также каждому, по их обыкновению, поставлен был для курения табаку лаковой прибор с бронзовыми чашечками для угольев, табаку и слюны, но для меня отличной работы с серебряным прибором.

13 числа июля поутру доложили, чтоб пред выездом позавтракать и когда каждому поставлено было, также принесли небольшой столик с маленькими чашечками, в коих от всех приправ изготовленной для нас пищи было наложено по маленькой частице, и как и везде и всякой раз, когда завтракали, обедали и ужинали, проходил один из чиновников и ел изо всех в виду нашем, дабы мы не сумневались, чтоб могли быть изготовлены к нашему вреду, и после просили, чтобы мы позавтракали, угощая наперед вином также описанным обрядом.

Всех же чиновников, бывших при нас для распоряжения и гостеприимства как эдовских, так и матмайских, было 16 человек, за каждым из коих носили по одному копью, что составляет у них отличность и знак начальства.

Поутру в 7 часов отправились два чиновника наперед с тем, чтоб встретить и принять нас в селении, где по дороге изготовлен будет обед и после ужин, где будет ночлег, так как попеременно до самого Матмаю и следовали.

В 8 часов пришли чиновники и объявили, что все к выезду исправлено, и пре проводили нас до передних дверей, к коим поднесены были норимоны, похожие на европейские портчезы. Когда же сел в норимон, понесли оной 4 человека и четверо шли возле для смены, и переменялись через каждые полчаса на ходу без остановки и сверх шли того по обеим сторонам по два человека надзирателей из нижних чинов для прислуги; также назади двое вели подручную оседланную лошадь, на случай, естьли желание буду иметь ехать верьхом. Далее несли господина Ловцова и за ним волонтира, которой был сын правящего в Охотске должность коменданта господина коллежского асессора Коха. Также прочие же — переводчик Туголуков, геодезии сержант Иван Трапезников ²⁷, купцы Влас Вабиков ²⁸ и Иван Полномошной ²⁹ и пять человек служителей — ехали верьхом на лошадях, кои были за повод ведены, и также каждой имел по два служителя из японских надзирателей, шедших по обе стороны для присмотра.

Наперед же ехали двое матмайских чиновников, за коими несли по копью и за перьвым шли шесть, а за вторым три человека, как и позади за нашими служителями равно таким же образом, а за теми следовали протчие их чиновники и препровождаемая кладь на вьюшных лошадях, и пешие люди с легкими ношами, коих всех с служителями и чиновниками находилось 450 человек.

Продолжая таким порядком следование, шли мимо селений и чрез речки по сделанным мостам, похожим на китайские, коих всех названия описаны на плане, под литерою «Д» означенном. При входе же, пред каждым селением видел вышедших сидевших вниз головою по два, по три и, смотря по величине селений, и до десяти человек в уборном платье для встречи, кои были надзиратели сельские также и старшие из обывателей, равно как и на выезде из селения сажен за 150 расстоянием. В два часа пополудни приехали в селение, называемое Мохетжи, [где] был назначен дом для обеда с выставленною надписью, как в городе в Хакодаде, что и по всем местам до города Матмаю, где приставали, исполняемо было и сверьх того оные домы для отличности, изключая внутреннего убранства, раставляемого росписанными ширмами, около стен поставленными, обтягиваемы были снаружи в 6 полос сшитою белою [138] дабою с напечатанными матмайского губернатора гербами, куда по прибытии были у дверей встречены уехавшими вперед чиновниками и введены в покои, в которых у них уже все по их обыкновению исправлено было. Другие же из чиновников, переменяя прежних, отправились вторично вперед и таким образом сменялись во всю дорогу и, тут отобедавши, простирались далее до селения, в котором назначен был ночлег, называемого Изумизава, где также, как и при перьвой остановке, исправили. В каждом прошедшем селении как и здесь были выстроены их капища, при коих также в особо выведенном над входом или крыльцом возвышенном месте были навешаны колокола; расстоянием же оное место от города Хакодаде на 34 версты и до 30 сажен.

14 числа поутру в 10 часу вышли в селение, называемое Килона, откуда, пообедавши, продолжали далее и пришли в пространное селение, называемое Шириуджи, где был назначен ночлег, расстоянием от Изумизавы на 20 верст и 310 сажен. В оном селении сверьх капища находились также мелочные лавки.

15 числа поутру в 6 часов пошли с ночлегу и, следуя чрез гористое положение мест, в 11 часов [пришли] к выстроенным нарочно двум травяным сараям, из коих назначенный для нас как снаружи, так и во внутренности был обтянут опрятно обшивною белою дабою с разными выпечатанными знаками и обнесенными вокруг скамейками, и коих отобедавши, отправились далее. И перешед через гору, поднялись на другую весьма высокую; шли по самой гриве поверхности и спущаясь весьма круто на речку, по коей выехали в 3 часу в селение, называемое Фигушима, расстоянием от Шириуджи на 26 верст и 300 сажен, где и ночлег был назначен. Дорога же по всем местам, особливо в крутых кривлевато выведенных спусках, была рытая и, по-видимому, стоила великой работы.

16 числа поутру отправились и, дошед до селения Иошога, в оном отобедали; в следовании же приметил, что берег морской был размежеван на 500 сажен и более гранями, выведенными подобно как грядами из крепкого галешника, и на вопрос, для чего, объявили: что у них на каждого человека, смотря по семейству, разделяется часть берега для собирания выкидной морской капусты, разных произрастений и ракушек, и что каждой только на отведенном ему месте и против оного в море промышлять может.

Откуда шли 8 верст до селения Реериге берегом, а из оного начали подниматься на гору, которая, по объявлению японцов, была всех выше на Матмайском острове и. поднявшись на самую верьхушку, остановились у поставленной палатки, где матмайцы опрашивали: не угодно ли кому пить чаю или ключевой воды. С поверьхности же оной на полверсты расстоянием чрез распадок ³⁰ находилась в виду из имеющихся на сем острове трех, одна огнедышущая гора, коей исходящей густой дым был виден. Сверьх того рассказывали матмайцы, что в имеющихся на ней в полугоре горячих ключах, которые весьма целительны, так как их народ, пользуясь оными, сплошь получает от разных болезней облегчение.

С поверхности оной горы спустились, и прошед на трех верстах по берегу два селения, пришли в третье, называемое Осамасура, в котором остановлены и приняты в дом, где покуда переодевались, занимались их чиновники распределением порядка церемонии, потому что для смены шедших с нами прислано из Матмаю утроенное число чиновников и служителей, кои были в разном уборном платье как по чину, так и по заимствующей должности.

Исправившись же, последовали в следующей церемонии: напереди ехал эдовской чиновник в белом платье, у коего лошадь вели двое под узду, также двое служителей шли но обе стороны, а позади двое с копьями и двое с черными лаковыми ящиками, за коими по два в ряд 12 человек в черных лаковых шляпах с копьями. За ними же двое несли копейное знамя, состоящее на долгом ратовье ³¹ с позолоченными тремя маковицами, из коих под самой большой внизу было обвернуто алым сукном, разрезанным к низу на аршин ленточками; и за оным 8 человек в ряд по два с копьями. Затем шли 12 человек с луками и колчанами, и ехал матмайский чиновник, подобно первому, за коим также несли два копья и луковое знамя, состоящее [139] на долгом же ратовье с тремя выгнутыми железными, похожими на полумесяц значками, под коими тоже было немного обвернуто алым и разрезанными к низу на аршин из белого сукна ленточками, позади коего также шли с луками 8 человек и ехал другой матмайский чиновник, за коим также несли два копья и шли 4 из их надзирателей. Потом шли двое в ряд: один с копьем, другой с большим на долгом ратовье подсолнешником, за коим несли 4 ящика под лаком, покрытые чехлами из зеленой вощанки.

За сими же несли меня 8 человек нарядных в уборном платье в губернаторском норимоне; за мною же следовали также в двух норимонах: в 1-м из препровождаемых мною японец Кодай, во 2-м же матмайский чиновник и за ними несены были копья, коим последовал господин Ловцов на верьховой лошади, у коего также вели двое под узду и двое шли по сторонам, как и у ехавших за ним переводчика Тутолукова, геодезиста Трапезникова, волонтира Коха, у двух купцов, у препровождаемого японца Исокича и у пяти человек служителей. Между каждым же из оных шли по два человека матмайских чиновников, за коими несены были копья; напоследок ехал эдовской чиновник равного с передним чина Хиозаемон, который был в пристани Нимуро, и все прочие их чиновники также церемониально; позади же их вся кладь на вьюшных лошадях, но по большей части несли их люди оную на себе.

Пополудни в 3 часу вошли в город Матмай, где по всем улицам, по коим следовали, были домы раскрыты и наполнены обоего пола зрителями. Впрочем как ходящих, так и встречающихся никого не примочено, исключая уличных начальников и надзирателей, кои у каждого перекрестка в уборном платье с копьями стояли. Подходя же к дому, были еще встречены церемониею с ружейным позолоченным знамем, которое представляло шарообразной вид с тремя нарисованными матмайскими гербами и было также посажено на длинном ратовье, которая, сообщась впереди с прежними, следовала к воротам до дому, назначенного нам под постой, у коих стоял по обе стороны фрунт из 60 человек. На правой стороне с ружьями, кои держали полого на правом плече, а в левой же руке зазженные фитили, а на левой с луками и колчанами, где остановись, были встречены матмайскими чиновниками и, шед через двор, в котором также был караул, пред коим стояли 7 копий выстановленных.

Вошед же в покой, были встречены эдовскими чиновниками и разведены по разным горницам, из коих каждому отведена была особливая, в коих и расположились.

Чрез час времени пришли два чиновника, посланные от губернатора, во-первых, чтоб поздравить с счастливым прибытием, и во-вторых, чтоб объявить от имени его, что послал их по полученному от государя своего повелению, в рассуждении исполнения всего к удовольствию нашему потребного, чтоб находились при нас безвыходно для услуги, и естьли когда нам в чем надобность случится, о сем бы их уведомляли; назывались же по фамилии и имени: Нида Катоода, Куджикура Угенда.

Дом, в котором жили, был нарочно для нас исправлен и убран, что приметил как наделаны были столы, стулья, скамейки и моста для постель, также новой пол без постилок; прочее же украшение состояло из картин, лаковых ящичков для бумаги, чернильных и для курения табаку приборов. Перед домом же был сад с разными деревьями и поставленными из твердого гранита для горшков круглыми пиедесталами, вокруг коего был низкой забор, но верьх оного обтянут сшитою белою и синею дабою в пять полос так, что из покоев хотя и были не низки, ничего чрез оной видеть было неможно.

В 6 часу пришли ко мне двое эдовских чиновников и спрашивали меня об обряде, с каким мы можем притти к их начальствующим чиновникам, так ли, как у них в обыкновении без сапогов и башмаков, чтоб кланяться в землю и сидеть на коленях или лежать на одном боку? Говорил им: что всего сего исполнено быть не может, во-первых, как имеем не такое как у них длинное и пространное платье, в котором они хотя и вовсе будут ходить босыми, не может быть приметно снаружи; естьли же в нашем раздеться, не будем уже совершенного по обряду с обыкновением сообразующего должного виду иметь. В рассуждении же поклонения в землю и чтоб сидеть на коленях, у нас сего и в обыкновении нет, чтоб пред начальниками, такими же [140] смертными людьми столь низко унижаться, даже во всей Европе и сами государи такого поклонения, одному богу приличного, не приемлют. Далее показывал им, как кланяемся в засвидетельствовании почтения, что видя говорили: что у них стоять есть непочтительно. Отвечал: мы сего от них не требуем, для нас равно в каком бы положении они ни были. За тем и мы против своего обыкновения ничего в противность сделать не можем, для чего хотели о сем доложить и чрез два часа пришли с ответом, что их начальники на все, как нам угодно, соглашаются.

Июля 17 числа пополудни в два часа объявили эдовские чиновники, которые из числа свиты 14 человек безвыводно очередно по 3 и по 4 человека при нас находились, что церемония к следованию нашему в дом, определенной для переговоров, находится в совершенной готовности, и спрашивали: в норимоне ли или пешими следовать намерены? В рассуждении, как день был ясной, сказали, что пешими; почему и последовали в церемонии как и прежде, изключая, что ружейное знамя было впереди с двумя прежними и по обе стороны возле нас шли 8 человек матмайских чиновников, из коих за каждым несли по копью, совершенно устроена была по-прежнему. Прошед же более двух верст и не доходя до дому сажен за двести, стояли по обе стороны между столбами на развезях до 30 лошадей, оседланных в лучшем уборе. Далее же к дому, которой стоял на высоком яру, имеющем сажен 6 в перпендикуляре, всходили по сделанному крыльцу, по обе же стороны до самого верху к воротам от уборных лошадей простирался по обе стороны забор, которой также сверьху был обтянут сшивною синею и белою в семь полос дабою, под коим также до 150 человек находилось сидящих на коленях японских служителей, на одной стороне с ружьями, кои были приставлены возле каждого по правую сторону к забору, а по левую горели зазженные фитили; напротив же их на другой стороне — с луками и колчанами.

Дошед же до крыльца, были встречены чиновниками и отведены в особливой покой, где были угощаемы чаем; чиновники же все 14 человек, составляющие свиту их посольства, изключая двух старших, коих еще не было, были в самом великолепном платье с разными лакированными черными на голове касками, в пространных сверх платья красных и белых шелковой плотной материи мантиях, в голевых широких и длинных шароварах, кои, когда ходили, волочились за пятою на пол аршина.

Показывали мне залу и место, на котором должны будем находиться, также как вчерашнего числа предупредили меня, что от нас по нашему посольству никакого переговору на первой раз не будет; а только приглашены для взаимного свидания и чтоб нам объявить и отдать наперед своего государя узаконение, дабы мы знали их расположение в рассуждении прихода иностранных людей к их государству. Показывали также в саду покладенных сто кулей пшена сорочинского, которым их государь определил наградить препровождающего его подданных.

Увели в прежней покой, куда пришли посланные от матмайского губернатора старшие по нем 6 человек чиновников, из коих первой, вынув лист и прочтя следующее содержание: препровожденное от вас чрез людей наших российское с переводом японским письмо, как о достижении вашем до пристани Нимуро, так и о уведомлении, что вдаль до столичного города Эдо следовать намерение имеете и о прочем, нами получено; но по незнанию языка и письма чрез перевод совершенно смысл оного надлежаще истолковать и по оному исполнения до дальнейшего рассмотрения положить не можем; почему в сходность узаконений наших и возвращаем обратно. И, вруча мне прочтенной лист и посланные от меня письма, возвратились обратно, потом объявили, что их начальствующие пришли и препроводили нос на показанное до сего место, куда, пришед и остановись против их сажени на четыре, им по своему обыкновению кланялись, каким порядком и оне нам соответствовали.

Прочие все чиновники сидели на коленях в ряд по левую сторону, засим приказывали раздвинуть против саду правую стену и показать мне упомянутые сто кулей; из другой же горницы вынести ящик и поставить передо мною, и когда я смотрел, унесли оной в покой, где находились прежде.

Между тем же вынесли лист, которой один из чиновников, подползши на коленях, подал одному из главных, и сей, прочтя оной, поклонясь другому, и тот ему [141] обратно, что значило общее согласие, приказал тому же чиновнику вручить мне, от которого и принял ³², и после в приеме дал от себя расписку следующего содержания: «японским императором предписанное мне прочтенное и после истолкованное, по возвращении же в свое отечество для представления главному начальству вверенное узаконение принял А. Л[аксман]».

По сем были препровождены в прежний покой, где стояли стулья, просили, чтоб сели и угощали чаем, также поставлены были пред каждым на маленьких столиках для курения табаку приборы; равно и они также в другие покои на короткое время выходили, после же вскоре прислали чиновника, чтоб объявил нам, что они по вручении мне предписанного их государем узаконения желают в том же зале с нами видеться, для чего и вышли вторично в залу, где они на прежних местах стояли, но прочие как и прежде сидели.

Говорил им чрез переводчика: Милостивые государи! Будучи вы известны по посланному от нас письму к здешнему губернатору о причине посольства нашего до столичного города Эдо, хотя не письменно, но чрез посланных нас уведомили, чтоб прежде зайтить в здешнее место, куда вы единственно для рассмотрения сего посольства прибыли, зачем последуя их словам и видя теперь вас лично, имею засвидетельствовать великого Росссийского государства Иркутской и Колыванской губернии от генерала-губернатора и разных орденов кавалера Ивана Алферьевича Пиля, так как от ближайшего правителя пределов российских к границам великого государства вашего вам почтение и изъявление удовольствия, что его высокопревосходительство чрез произшествие такого случая, при доставлении вашего государства подданных в свое отечество, исполнившегося по собственному соизволению и точным словам великой российской государыни, мог истиннейшим и справедливейшим образом не токмо одним описанием о несчастном с ними приключении уведомить, но и о всем долженствующем в принадлежащем к составлению между обоими великим государствами на будущее время союзного содружества и соверенного согласия.

Собственно же имею честь сим объявить, что препровождаемых поданных при письме по данному мне повелению предписано представить прямо великого Нифонского государства его тензин-кубосского величества к главным правителям ками великого града Эдо.

Отвечали: что как они ныне собственно для сего по соизволению его тензин-кубосского величества сюда присланы и не оставят по рассмотрении, чтоб не исполнить всего в рассуждении нашего посольства долженствующего. Потом продолжали о нашем пути, которой почитали весьма затруднительным.

Я же с нашей стороны принес им благодарность за ласковое обхождение, вспомоществование и разные одолжения от их чиновников нам по их предписаниям последовавшие. По сем же вели рассуждение о приходе нашем с судном в гавань Хакодаде, и по объяснении им разных следствий, кои принужденно в оную войтить принудили. Хотя и почли справедливым, но говорили, что против их закону оное тут стоять не может и, чтоб препроводить оное в назначенную гавань Эдомо, для чего и предпишут туда, что к вспомоществованию в дополнение числа людей от нас оставших, чтоб определено было тамошним начальником два лоцмана и 10 человек служителей и чтоб мы о сем также туда от себя предписали.

За сим же по взаимном почтении разошлись и, зашед в особой покой, объявили вставшие их свиты чиновники, чтоб, следуя домой, мимоходом зайтить к их главным начальникам для изъявления благодарности за доставленные ими от кубосского величества мне подарки. Почему шед обратно с тою же церемониею, и заходили в их домы; но как оных самих не видали, а были только встречаемы их чиновниками у дверей, коим объявя, что зашел для отдания благодарности, хотели им о сем донести, чем все и кончилось.

Оттуда поднесли мне норимон, в которой и сел, господину же Ловцову подведена была, по его желанию, уборная верховая лошадь. Возвратились с церемонии домой.

В 7 часов пополудни принесли эдовские чиновники в мою горницу ящик с тремя саблями, каковые употребляют только их владетельные вельможи, в церемониях пред [142] коими также и копья, прикрепляя к ратовьям в два аршина с половиною, носят, и принеся оным записку, спрашивали меня о пшене, куда оные сто кулей перевозить. Просил, чтоб доставили в гавань Хакодаде для погруски в судно, что но сему и исполнили.

В 8 часов после первых пришел чиновник от матмайского губернатора с почтением и, чтоб в знак его усердия принять посланной с ним подарок, состоящей из 20 ящиков листового табаку, одного ящика с лисицами и одного ящика с лаковыми подносами. Потом пришли от эдовских начальников их чиновники с посланными собственно от них в подарок вещьми, которые состояли в японской бумаге и в ценинных ³³ чашках, за кои приказал посланным, чтобы засвидетельствовали мою благодарность.

18 и 19 числа приходили нарочно наряженные от главных начальников два старшие чиновника, коих фамилии и имена были: первого — Готоо Джеджиро, второго — Тониями Мотоджуро, чтобы находились при мне для истолкования слов к переводу данного от них листа.

Того ж 16 числа приходили еще два чиновника, посланные нарочно от их начальствующих с тем, дабы опросить у нас о времени, в какое можем возвратиться до Охотска и не имеем ли для подчиненных служителей недостатка в харчевых припасах и какие имянно потребны им бы объявили, так как их начальствующие имеют от его тензин-кубосского величества повеление, чтоб снабдить всем потребным на случай недостатка. На что отвечал: во-первых, что к достижению до Охотска, в рассуждении разных встречающихся в морском хождении перемен, о продолжении времени заключительно положить неможно; что ж касается до припасов, оных также с продовольствием на два месяца имеем, в истечение какого времени и непременно, если путь будет благопоспешный, дойтить надеемся. В противном же случае, когда будем принуждены зимовать не дошед, на каком-нибудь пустом острову, тогда., конечно, станем претерпевать во всем нужду. Сверх того также и требовать у вас. положительно не можем. Затем спрашивали: по скольку каждому служителю в месяц харчевых припасов производится, в чем любопытство их удовольствовали.

После полудни приходил матмайского губернатора товарищ с следующим по нем чиновником, кои, поздравляя с прибытием, также спрашивали о здоровье и не имеем ли в чем недостатку. За какое посещение и сделанное приветствие, объявя, что все здоровы и, никакого ни в чем недостатку не имеем, их отблагодарил, с чем и ушли.

Ввечеру кончили перевод листа и имели рассуждение о вручении посланного со мною письма от его высокопревосходительства Ивана Алферьевича, которое в силу предписанного узаконения их императором принять не хотели и сверх того, как надпись была не собственно на их имя и чин подписана, говорил, что самое не составляет важности, ибо о именах не можно было знать, равно как и о подробном различии в состоящих между ими чинах, если же не примут, не будут должного и следующего о прямой причине и намерениях заключающих наше посольство иметь сведения. С каким объяснением могут им представить препровождающихся их государства подданных и как последую обратно, не исполнив повеления по данному мне предписанию, чего для ходили о сем докладывать к их начальствующим и, пришед обратно, говорили, что они на таком расположении, чтобы мне самому распечатать оное и им прочесть, выслушать, соглашаются.

Отвечал: что сего также исполнить не могу, как только прочесть из данного мне наставления во многом и сходственность письма согласующееся предписание, из-за сего вторично ходили докладывать и, возвратись, говорили, что, может быть, когда вы им покажете, оное и примут; в противном же случае, если раздумают, тогда уже можете прочесть, как сказывали. Почему, имея препровожденную от его высокопревосходительства при наставлении с посланного письма копию, приуготовился, когда и подлинно не примут, чтоб им оное прочесть.

20 числа поутру с общего согласия послал от имени его превосходительства к начальствующим двум чиновникам из разных вещей состоящие подарки.

Того ж числа пополудни в 3 часу по объявлении чиновниками, что церемония [143] к совершенной готовности к следованию, вышел и был оною по-прежнему провожаем в назначенной дом для переговоров, куда пришед был также с бывшими при мне, изключая переводчика, геодезии сержантом, волонтиром и купцами отведен в особливой покой, где были сажаемы и угощаемы. Когда же пришли «их чиновники начальствующие, оставя прочих, вышел с переводчиком к ним в зал, и на сей раз был препровожден гораздо ближяе прежнего, чиновники же находились в таковом же обряде, как и при прошедшем переговоре. Тогда начальствующие, встав на ноги и подошед ко мне вплоть и поклонясь, просили за посланные и ими полученные подарки, чтоб засвидетельствовать его высокопревосходительству их благодарность, и когда возвратились на свои места, говорил им следующую речь:

Милостивыя государи! Если соизволение его тензин-кубосского величества было вверить вам рассмотрение и все долженствующее к распределению посольства нашего, поставляю за долг поверенное мне от его высокопревосходительства иркутского и колыванского генерал-губернатора и разных орденов кавалера Ивана Алферьевича Пиля для передачи письмо с достодолжным моим высокопочитанием вручить, лаская себя надеждою пользоваться счастием, что и в доставлении по соизволению его тензин-кубосского величества великого нифонского государя от вас и к его высокопревосходительству для обстоятельнейшего донесения её императорскому величеству великороссийской государыне таким же в ответ согласным письмом удостоен буду. Вручив же письмо, имею честь и подданных ваших представить в покровительство и призрение ваше, Соболезнуя о третьем умершем в Нимуро, что но достиг сего щастия.

Письмо было подано чрез их свиты старшего чиновника, которой также с оным к ним подползши и подав им оное, хотел возвратиться на свое место, но они, осмотря надпись, приказали ему вручить мне обратно и говорили: что изключая города Нангасаки, не может в другом месте никакое предписание принято и чрез оное препровождено быть в начальство, как уже вам и самим по полученному от нашего государя узаконению известно. Что ж до людей касается, указал на старшего чиновника, чтоб оных ему по получении от него росписки за их именами и печатьми сдать.

Затем было читано посланное его высокопревосходительством письмо чрез переводчика на японском диалекте, которое выслушав со вниманием, говорили: что здесь по оному никакого заключения сделать неможно; а как имеют лист с знаком государя их, могут нам прописать на оном свободной вход в Нангасаки, куда впредь для заключения трактату и условия, естьли вновь какое намерение с нашей стороны предпринято будет, так как там нарочные для сего определенные начальствующие чиновники находятся, с оным прибыть можем, впрочем и туда, не имея такового вида, итьти никому не позволяется.

Кончив сим переговор и взаимно откланявшись, вышел в другой покой, где оставлены были прочие упомянутые нашей свиты, возвратились с церемониею в отведенной нам для постою дом.

Ввечеру сдал пришедшему упомянутому старшему чиновнику препровождаемых японцов Кодая и Исокича, где также были два чиновника из их свиты, которые назначены были для препровождения их в столицу Эдо; по сдаче же упомянутых нами привезенных японцов уже более не видали.

24 числа принесли от начальствующих чиновников в принятии ими своих подданных Кодая и Исокича росписку ³⁴, кою тут же и перевели. Чины их были шен-юши. фамилии и имена: первого — Ишикава Шиооген, второго — Мура-Ками Дайкаку.

Того же числа объявил эдовским чиновникам, что имею намерение итти к матмайскому губернатору для личного засвидетельствования со стороны нашей благодарности, так как будучи в прозимовке на сем острову и в проезде до здешнего места по повелениям от него разосланным везде чиновниками начальства его наилучшим образом принимаемы и вспомоществуемы были, равно как и здесь ныне ежедневно во всем с продовольствием угощаемы; далее же, как он есть самый ближайший правитель по соседству к границе предел великого государства нашего, имею также для лучшего впредь знакомства от имени его высокопревосходительства ему представить, [144] подарок из разных российских вещей. О сем также ходили докладываться и, пришед обратно, говорили: касательно до засвидетельствования здешнему губернатору Вашей благодарности, совершенно не для чего потому, как он до Вас так и Вы до него никакой надобности между собою иметь не можете, а что он для Вас сделал и делает, сие исполняет по полученному от его тензин-кубосского величества повелению, да и чего на его смотреть — он мальчик (показывая с презрением рукой малой рост человека). Впрочем, если имеете какие в подарок для него вещи, можете к нему переслать чрез его товарища, которой приходил с поздравлением и изъявлением государева повеления, чтоб Вам до всех нужд относиться к нему.

Однако, изведав довольно, что их столицы чиновники во всех прочих местах с отличным уважением принимаются, сами прочими всеми пренебрегают, несмотря, что их выше достоинствами и состоянием, рассудили с общего согласия в рассуждении, как весьма приметно было, что сукна и прочие товары у них за великую редкость поставлялись, особливо в здешнем щитающемся у нас отдаленном краю, подарить от имени его высокопревосходительства на случай для будущего времени как ближайшего правителя, дабы лучшие имели мысли о российском народе, в соседстве с ними живущим; почему и отослали ему часть разных товаров.

За сим хотели также подарить эдовской свиты 14 человекам, каждому по небольшой части разных вещей, но они отозвались и ни под каким предлогом принять ее согласились, равно и матмайские 4 чиновника, бывшие в пристани Нимуро.

Еще имели рассуждение с пришедшими четырьмя старшими чиновниками о расторжке товаров, имеющихся у купцов, находящихся при нас. Хотя и известны по полученному ныне узаконению, что кроме Нангасакской гавани нигде с иностранцами ваши не торгуются, но так как на первой раз единственно для одного только опыту имеем при себе купцов с небольшим количеством разных товаров, которые нарочно из разных мест нашего государства ими доставлены были, не можно ли будет хотя каким ни есть посредством для обоюдной на будущее время пользы позволить разменяться.

Отвечали: напрасно вы в том настаиваете, чего мы для вас сделать не можем, самое оное дело есть важное и только может быть позволяемо по особому повелению государя нашего, какая бы с нашей стороны нужда была иметь против сего наблюдение, естьли б не столь строгое о сем было предписание. Вы от нас довольно, кажется, слыхали, что самая малая естьли приметится за нами ошибка, стоит нашей жизни.

22 числа приходил от матмайского губернатора его товарищ с засвидетельствованием его высокопревосходительству благодарности за посланные подарки.

Того же числа послал от себя к начальствующим эдовским чиновникам в подарок два больших зеркала, пару пистолетов, разной стеклянной посуды и два термометра, и через них разные посланные от родителя моего в столицу Эдо с тремя письмами к их ученым людям разные редкие вещи по натуральной истории и три термометра, которыми как первые от меня, так и последние для препровождения были приняты ³⁵.

Также и к матмайскому губернатору послал в подарок два зеркала, разной стеклянной посуды и один термометр, которым также все оные вещи были приняты и немедленно прислал чиновника отблагодарить.

23 числа пополудни в 4 часу по объявлению чиновниками, что церемония в совершенной готовности к следованию нашему до определенного для переговоров дому, почему как оная церемония была в городе последняя, ходили все, исключая двух нижних чинов служителей, кои оставались всегда на крыльце. Пришед к дому, были встречены и препровождены в особой покой, сажаемы и угощаемы как прежде; по сем пришли и объявили, что их начальствующие в готовности нас принять, вышли к ним в залу. Прочие же остались в покое, в котором по сделанным чрез поклоны взаимном приветствии, начал один из них говорить: как известны мы теперь из письма, прочтенного вами при прошедшем свидании, что великая ваша российская государыня для союзного по соседству содружества, которое ничем столь подкреплено быть не может, как обоюдными между подданными ее императорского величества и [145] его тензин-кубосского величества чрез торговую связь, но так как здесь нами такого открытия в рассуждении торга в силу наших узаконений совершенно установить неможно; имея же вверенной нам от Кубоо Самы с его знаком белой лист, на котором повелением его тензин-кубосского величества подписали позволенной вход в Нангасаки, и вручая вам оной лист (которой чрез чиновника мне и подан), если будет с вашей стороны для согласного заключения по письму от вас читанному какое вновь предприятие, можете с оным туда следовать ³⁶.

И затем разошлись по покоям, где, посидя некоторое время с их чиновниками, пришли вторично звать, дабы вышли в залу для дружеского взаимного приветствия и чтоб проститься, ибо до сего как было с обоих сторон дело государственное. Затем по нашему обыкновению и никаких посторонних разговоров произносить за запрещением не можно. Вышед же к ним, стояли как мы, так и они друг против дружки очень близко, начали говорить мне: что приносят благодарность за препровожденных доставленных их подданных людей, также и за присланные подарки.

Отвечал: что доставить их подданных исполнил по возложенной на меня должности; касательно же до подарков, то было от усердия взаимная благодарность, чтоб отслужить за полученные. За сим благодарил как чрез всю прозимовку, так и в путеследовании до самого здешнего места везде пользовались по поведениям их от нижних чиновников приветствием и вспомоществованиями.

Потом просил, чтоб с таким же расположением и в обратное последование в гавань Хакодаде до судна свое старание о вспомоществовании для нас имели. Однакож их приветствии и попечительности по возвращении буду отзываться совершенно довольным его высокопревосходительству господину генерал-губернатору иркутскому и колыванскому и разных орденов кавалеру Ивану Алферьевичу Пилю, так как от имени его сюда послан, на что они, поклонясь, говорили: в том состоит их долг, чтоб нас до самого отбытия в море во всем вспомоществовать и исполнить сего не оставят. За коими последними речьми кланялись, взаимно желая как они нам, так и мы им благопоспешествующего обратного пути и затем разошлись по покоям, из коих с прежнею церемониею возвратились домой.

24 числа пришли посланные от начальствующих два чиновника, кои принесли к нам для показания один куль со пшеницею и записку, означающую число оных кулей. Говорили: что на случай недостатка в обратный путь харчевых припасов повелением его тензин-кубосского величества для выдачи в раздел на команду по рассуждению их начальствующих послано к вам на судно, а имянно: ржи 61, пшеницы 27, гречухи три, всех 91 куль, козьего соленого мяса 6 боченков; сверх того для молотья муки жернов ручной один и два сита, из коих одно проволошное красной меди, которую приняв, просил засвидетельствовать за их попечение нашу благодарность.

25 числа приходили посланные от начальствующих два чиновника спрашивать о намерении нашем к выезду, и так как положились, чтоб ехать завтра, оные с тем и ушли. Потом вскоре прислали человек с десять работников для перевязки и укладки вещей.

26 числа поутру в 10 часов выехали из Матмаю с такою же церемониею, с какою и вошли, также теми же эдовскими и матмайскими чиновниками, изключая губернаторского товарища, который в свите нашей до города Хакодаде находился, провожаемы были; по тем же селениям как и вперед следовали, останавливались.

30 числа пополудни в 5 часу прибыли в город Хакодаде и стали на постой в дом, которой еще по приходе был отведен.

Августа 3 числа объявил мне переводчик Туголуков, что двое из эдовских чиновников потаенно от меня просили ево, чтоб дал им копию с читанного при переговорах в Матмае письма, посланного от его высокопревосходительства в их начальство: из чего можно было заметить, что были настроены от своих начальствующих, чтоб оное не формально, но секретным образом получить. Чего для, почитая за нужное, чтобы они оное имели, приказал им отдать имеющуюся у него копию, что и исполнил. Ими же немедленно была переписана и ему собственная возвращена. [146]

5 числа в полдни переехал с земли на судно; 6 числа поутру приехали эдовские и матмайские чиновники, из коих первые, простившись с нами, оставили последних с бывшими при них лодками для вспомоществования к выходу судна на рейд; в 9 часов подняли якорь, но без помощи их вышли на оной и в 10 часов бросили якорь, после чего по взаимном сделанном приветствии также с ними простились.

С оного же числа принуждены были стоять на рейде за продолжающимися юго-восточными ветрами по 11 число.

С самого прибытия судна в гавань Хакодаде и до выходу оного в море стоящее в 10 саженях расстоянием небольшое гребное судно под названием для наблюдения, чтоб не имели от городских жителей беспокойства.

11 числа поутру в 5 часов приказал господин Ловцов выстрелить из пушки, чтоб таким сигналом известить японцов о нашем выходе; в 6 часов подняли якорь и, распустив паруса, шли с рейду оной гавани в море.

В 7 часов нагнал нас в морской лодке матмайской чиновник, которой был послан спросить, зачем выстрелили из пушки и что самое весьма их начальствующим не понравилось. Отвечали: что для ведома их о нашем выходе в море, с чем и возвратился.

15 числа во 2 часу пополудни против 21-го курильского острова видели мы позади нас два следовавших японских судна, которые видя, можно думать было, что посланы для наблюдения нашего ходу и не будем ли где иметь пристанище.

19 числа пополудни в половине 6 часа по очищении горизонта увидели оконечность 19-го острова и поворотили в пролив.

20 числа шли проливом за маловетрием весьма медлительно. По обе же стороны, как видимы были 19-го и 18-го островов оконечности, коих и сняли вид, под литерою «Е» означающийся.

Сентября 3 числа поутру в 7 часов увидели Марикан то-есть, состоящей кряж хребтов, вышедшей против Охотска мысом на 15 верст расстоянием с северо-восточной стороны.

8 числа, стояв на якоре в Охотском рейде, в 3 часу пополудни выехал на прибывшем к судну елботе по совершении 28-дневного плавания в город Охотск благополучно, о чем охотскому коменданту господину полковнику и кавалеру Виттену письменным рапортом имел честь донесть.

На другой день 9 числа господин Ловцов в 1 часу пополудни вошел помощию буксира в устье реки Охоты судном благополучно.

Будучи же в Охотске за сдачею вещей и припасов за расходом оставшихся с принятыми реэстрами документами и книгами, за удовольствованием всех нижних чинов служителей аттестатами и жалованьем прошедшего года по 1 число октября.

Сентября 29 числа без предписания и не имея никакого подробного по експедиции о делах произшедших при переговорах в японском городе Матмае сведения, охотской комендант господин полковник и кавалер Виттен приказал по повелению его тензин-кубосского величества от бывших присланных 5-й степени чиновников при записке мною в подарок сто кулей сорочинского пшена полученных, из судна выгрузить и под сохранение свое принять, о чем хотя и донесено от меня было рапортом, но никакого также о исполнении сего предписания не получено, почему и должен был оставить до дальнейшего по сему делу изыскания, дабы мог воспользоваться собственно мне принадлежащими получением.

Октября 4 числа исправил все по вверенной мне должности препорученное, и получа для следования подорожну из Охотска отправился, и сего [1794] года генваря 21 числа прибыл в Иркутск благополучно ³⁷.

Комментарии

27. Иван Трапезников состоял в экспедиции в качестве геодезиста.

28. Влас Бабиков — иркутский купец.

29. Иван Полномошной (или Поломошный) как и Д. Шебалин, являлся доверенным лицом и приказчиком Г. И. Шелихова. Это — дополнительное свидетельство большого интереса «Колумба Российского» к освоению торгового пути в Японию (ср. И. Тихменев. Историческое обозрение образования Российско-Американской компании и действий ее до настоящего времени, ч. 1, СПб., 1861, стр. 100-102).

30. Распадок — узкая долина.

31. Ратовье, ратоище — древко, рукоятка.

32. Текст ответа японского правительства в русском переводе напечатан В. Н. Берхом (В. Н. Берх. Сношения русских с Япониею или образцы японской дипломатики. «Северный архив», 1826, ч. 22, стр. 212-216), а позже в «Архиве князя Воронцова» (кн. 24. М., 1880, стр. 411-413). «Бумаги, данные от японского правительства Лаксману» (в копиях не позднее 1813 г. на японском языке с переводом на русский) находятся в ЦГИАЛ, ф. 1-го Сибирского комитета, оп. 1, д. 577, лл. 24-30.

33. Ценинная посуда — глиняная и фаянсовая расписная посуда.

34. Расписка опубликована в «Архиве князя Воронцова», кн. 24. М., 1880, стр. 414.

35. Отец А. Лаксмана академик Э. Лаксман имел переписку с некоторыми японскими учеными. Им он и адресовал свои письма и подарки, доставленные посольством А. Лаксмана в Японию на судне «Екатерина».

36. Этот «лист» японского правительства на разрешение одному русскому судну посетить Нагасаки для переговоров о торговле между Россией и Японией опубликован в «Архиве князя Воронцова», кн..24. М., 1880, стр. 414. См. также Д. Позднеев. Ук. соч., стр. 58. В наше время перевод этого текста с японского дан Э. Я. Файнберг (в ее ст. «Экспедиция А. Лаксмана в Японию в 1792-1793 гг.», стр. 218, прим. 2).

37. О результатах экспедиции А. Лаксман и В. Ловцов сообщили И. А. Пилю специальными рапортами. Пиль отправил Екатерине II донесение о благополучном возвращении посольства из Японии (см. «Архив князя Воронцова», кн. 24, стр. 391-407). Затем Э. Лаксман и А. Лаксман выехали в Петербург, где доложили о результатах экспедиции правительству и Академии наук. Участники экспедиции особым царским указом были пожалованы производством в очередные чины и получили другие награды. Г. И. Шелихов со своей стороны уведомил об исходе миссии А. Лаксмана наследника престола Павла Петровича. Известия о посольстве в Японию просочились за границу и вызвали там большой интерес. Екатерина II в своей переписке с иностранными деятелями просвещения была вынуждена (правда, очень уклончиво и нарочито безразличным тоном) удовлетворить любопытство своих корреспондентов на этот счет (см. письмо Екатерины II Ф. М. Гримму, опубликованное в «Сборнике РИО», т 23. СПб., 1878, стр. 609).

Текст воспроизведен по изданию: Первое русское посольство в Японию // Исторический архив, № 4. 1961