ПИСЬМА С ОСТРОВА ЗИПАНГУ: ШТУРМАН УИЛЬЯМ АДАМС О СЕБЕ И О ЯПОНЦАХ.

Человеку при рождении не суждено знать, какое будущее его ждет. Когда умирает прославленный человек, современники удивляются: как же удивительно сложилась его судьба! Порой легче поверить в выдуманную историю жизни, чем с должным вниманием отнестись к рассказу о реальной личности.

Примером удивительной и абсолютно непредсказуемой биографии является история Уильяма Адамса, первого англичанина, ступившего на землю Японии. Он оставил в истории этой страны такой глубокий след, что сами японцы, обычно снисходительно относящиеся к иностранцам, с уважением чтут память о нем: на его могиле стоит памятник, а один из кварталов Токио носит его имя.

В истории Японии период с середины XVI до 30-х гг. XVII в. часто называют «христианским столетием». Это была эпоха первых контактов между Европой и Японией. Миссионеры-иезуиты Франциск Ксавье, Алессандро Валиньяно, Луис Фройс очень много сделали для того, чтобы познакомить японцев с христианством и, шире, с европейской культурой. Вслед за ними, продолжая нести с собой новую культуру (в самом широком смысле этого слова: от грубой матросской лексики до христианских заповедей), последовали голландские и английские моряки и торговцы, к числу которых и принадлежал Адамс.

Случилось так, что в это же время страна прошла жесточайший путь от феодальных междоусобиц к централизованному государству. На исторической арене появились три, наверное, самых знаменательных фигуры старой Японии – Ода Нобунага, Тоётоми Хидеёси и Иэясу Токугава – объединители страны. Внутренняя война между враждующими даймё, интриги, заговоры и предательства; борьба за влияние в торговле между португальцами, испанцами, голландцами и [121] англичанами; противостояние иезуитов и францисканцев и религиозная неприязнь между католиками и «пиратами-еретиками»; восстания крестьян, обращенных в католичество, и христианизация многих знатнейших феодалов; закрытие страны для иностранцев – в такой поток «роковых страстей» попал Адамс, став одним из главных его героев. Но начиналось знакомство европейцев и японцев вполне мирно.

Таинственный остров Зипангу из книги Марко Поло давно манил к себе европейцев, и первыми из тех, кто достиг островов Японии, были португальцы. В 1542 г. авантюрист Мендес Пинто, матрос китайского торгового судна, застигнутого бурей, попал на один из островов на юге архипелага. (Японцы называли европейцев «нанбанд- зин» – «южные варвары» или «варвары, пришедшие с юга», так как испанские и португальские корабли, шедшие из Макао и Мексики, действительно появлялись с юга.) Туземцы приняли гостей радушно, и вскоре к берегам Японии стали приходить португальские торговые суда. Местом основной их дислокации стал порт Нагасаки.

Вслед за купцами потянулись и христианские миссионеры. Франциск Ксавье попал в страну в 1549 г. и провел там около двух лет. Он наладил деятельность иезуитской миссии и оставил одно из первых сообщений о японцах. Всеми правдами и неправдами иезуиты вытеснили своих соперников – францисканцев – и стали единственным орденом, проповедовавшим в Японии. Особенно сильно христианство распространилось на юге страны, на Кюсю. Но помимо дел духовных они не забывали и о делах мирских, занимаясь торговлей и проникая в «верхние слои политики». Обращая влиятельных даймё в христиан, они служили посредниками в сделках при покупке огнестрельного оружия, необходимого для ведения войн.

Политическому успеху иезуитов способствовало также и то, что они стали союзниками феодалов в борьбе с буддийскими монастырями. Ода Нобунага и поначалу Тоётоми Хидеёси относились к ним благосклонно. Так, иезуит Родригес стал доверенным переводчиком Хидеёси, влиятельнейшего даймё, который покорил почти половину страны и даже начал военные действия в Корее, но неудачно. Но к концу 1580-х гг. отношение Хидеёси к иезуитам изменилось. Он видел рост их влияния и поэтому издал первые указы, ограничивавшие их деятельность. Однако, поскольку они были единственными посредниками в торговле с Китаем, откуда поставлялся шелк, указы выполнялись не очень усердно. Окончательно поправил положение [122] Алессандро Валиньяно, прибывший очередной раз в Японию в 1590 г. Умный и проницательный генерал-викарий ордена иезуитов, написавший «Предупреждения и предостережения по поводу обычаев и нравов, распространенных в Японии», наметил новые принципы работы миссии, как то: невмешательство в местную политику, приспособление к местным обычаям и воспитание собственно японского духовенства для ордена.

Единожды скомпрометировав себя, иезуиты имели в своем активе «штрафное очко», которым впоследствии умело воспользовались голландцы и англичане, в том числе и Адамс.

В 1598 г. умирает Тоётоми Хидеёси. Незадолго до этого он провозгласил своего трехлетнего сына Хидеёри кампаку, т. е. советником при императоре. Но до его совершеннолетия страной управляет совет регентов, состоящий из пяти крупнейших военачальников, которых назначил Хидеёси. В их число вошел и Иэясу Токугава, который не очень заботился о соблюдении завещания своего господина.

В стране опять назревал крупный конфликт, противостояние двух лагерей. На востоке – Токугава, на западе – Исида Мицунари, выступавший в качестве поборника прав наследника. Началась дипломатическая игра – переманивание сторонников на свою сторону. В этой ситуации даже иезуиты, чей чуткий политический слух улавливал малейшие вибрации, заняли выжидательную позицию, в душе надеясь на победу Исиды, за которым стояли южные даймё-христиане...

В этот напряженнейший момент, в мае 1600 г., у восточных берегов Японии появилось сильно потрепанное бурей военно-торговое судно. Оно было построено в Голландии и входило в состав военной эскадры из пяти кораблей, снаряженных и отправленных в Азию с торговыми целями.

Обычный путь в Азию, которым пользовались португальцы, шел вдоль побережья Африки. Обогнув мыс Доброй Надежды, они достигали Индии и Китая. На всем этом пути были расположены фактории, которые обеспечивали безопасные стоянки, а также провиант для судов. Менее безопасным был маршрут через Атлантику и Тихий океан. Существование Магелланова пролива долгое время тщательно скрывалось. Голландская эскадра была одной из первых, кто нарушил секрет испанской короны. Голландцы, пройдя вдоль западного побережья Африки, пересекли океан в самом удобном месте, где расстояние до побережья Америки было самым коротким. Затем, [123] дождавшись попутного ветра, пересекли экватор и прошли вдоль побережья до Магелланова пролива. Выйдя в Тихий океан, они поднялись до того места, где течения позволяли пересечь его, и направились в Азию. Это был наиболее оптимальный маршрут, по которому ходили испанские суда. Преследуемый испанскими галеонами, «Лифде» (так назывался корабль) и еще один корабль, добравшийся до чилийского побережья, устремилось на запад, в Японию. Штурманом на ”Лифде” был Уильям Адамс, нанятый в эту экспедицию голландцами.

С самого раннего детства страстью Уильяма было море. В двенадцать лет он стал обучаться корабельному делу, а в 1588 г. уже был капитаном небольшого судна, подвозившего боеприпасы в битве с испанцами в проливе Ла-Манш, где погибла знаменитая «Непобедимая армада». Он был настолько поглощен мыслями о плавании к неизведанным землям, что даже пытался, еще будучи мальчишкой, попасть в юнги в экспедиции Ф. Дрейка. В 1598 г., влекомый теми же стремлениями, он согласился принять участие в голландской военно-торговой экспедиции. Мечта быть похожим на своего кумира сыграла свою роковую роль в его судьбе.

...Положение на корабле было критическим: большая часть команды погибла от голода и цинги. Судно пристало к берегу в провинции Бунго, на северо-востоке Кюсю. Губернатор послал известие о появлении варваров к Токугава, который в это время находился в Осаке, т. е. в стане врага – Исиды. Через некоторое время Адамс, выполняя функцию капитана, который находился при смерти, был доставлен в Осаку, где предстал перед Токугава. Англичанин сумел произвести положительное впечатление. Он рассказал, что корабль приплыл с торговыми целями, описал весь путь из Европы через Магелланов пролив и Тихий океан. Адамс отвечал на все вопросы, интересовавшие «великого короля».

Чем дальше, тем больше Токугава понимал, какой бесценный подарок преподнесла ему судьба. Если бы к берегам Японии прибыла вся флотилия, то неизвестно, как сложилась бы политическая судьба страны. И тогда возник бы вопрос, станут ли голландцы поддерживать Иэясу. Наверняка португальцы были бы разбиты, но смогли бы голландцы сделать безошибочный политический выбор или нет — остается под сомнением. Однако случилось так, что в руки хитрейшего и коварнейшего человека в стране попал козырной туз – владеющий «новейшими европейскими технологиями» и знаниями моряк и в [124] придачу – корабль с трюмами, набитыми различным товаром и запасами огнестрельного оружия. Токугава быстро позаботился о том, чтобы при первой же возможности перегнать «Лифде» в Эдо – свою вотчину. Затем он объявил, что никто из членов команды не может покинуть страну. А Адамсу велел построить большое морское судно по образцу «Лифде».

В том же 1600 г., 15 сентября, в битве у Сэкигахара в провинции Мино Иэясу Токугава разгромил своих противников. Важную помощь ему оказали оружие и боеприпасы, взятые с голландского корабля. Конечно, это была еще не окончательная победа, но решающая. В 1603 г. император ”попросил” Иэясу принять титул сёгуна. На сторону Токугава перешли откровенно выжидавшие результата противостояния даймё. Только в 1615 г., когда был взят штурмом Осакский замок, а Хидеёри и его мать покончили с собой, оппозиция новому сёгуну сошла на нет.

Что же касается Адамса, то дела его шли успешно. Он стал доверенным лицом и переводчиком Иэясу, потеснив на этом посту иезуита Родригеса, служившего еще у Хидеёси. Теперь португальцы считали за честь быть знакомыми с англичанином. Неприязнь его к католикам для Иэясу была как сито, через которое пропускались слова и поступки иностранцев. И тем более им теперь было трудно вести закулисные игры против сёгуна. Здесь он уже использовал не силу, а ум Адамса.

Адамс воспринял японские обычаи и культуру и, по словам Д. Сэриса, капитана английского корабля, прибывшего в Японию в 1613 г., стал «настоящим японцем». Андзин-сан – его японское имя – переводится как «штурман». Ему было даровано поместье в Хэми, он купил себе дом в Эдо и продолжал заниматься морской торговлей. Его торговые дела также шли в гору. Наконец, Адамс женился на японке. У него родились сын и дочь. Но он все время тосковал по родине, по оставленной в Англии жене. Не раз он просил у сёгуна разрешения вернуться домой, но не был отпущен.

И вот в 1609 г. в Японию приплыли первые голландцы. Адамс настолько обрадовался, увидев моряков из дружественной Голландии, что тут же принялся ходатайствовать перед сёгуном о предоставлении им прав на торговлю. Ему это удалось, и дела голландских торговых предприятий стали так быстро процветать, что португальцы были вытеснены с колоссальной скоростью. Более того, он нанялся [125] служащим в Голландскую Ост-Индскую компанию и по ее поручениям плавал в Бантам, на Яву, где располагалось представительство этой компании. Адамс теперь увидел реальную возможность передать на родину весточку о себе. И тогда он написал обширное письмо с подробным рассказом о путешествии в Японию и о пребывании в ней.

В 1613 г. в Японию прибыли первые англичане. Адамс с жаром принялся обустраивать дела своих соотечественников, но, как он ни старался, отношения с высокомерным капитаном корабля Д. Сэрисом портились на глазах. В итоге и английская торговля через несколько лет свернулась, почти не сумев развиться на островах. В том же 1613 г. Адамс очередной раз попросился домой, и на сей раз Иэясу удовлетворил его просьбу. Но Андзин-сан, видимо понимая, что здесь он уже имеет слишком много, а в Англии – ничего, остался. А может быть, он действительно стал настоящим японцем. В 1619 г. он ушел в свое последнее плавание, из которого вернулся больным. Проболев полгода, он скончался в мае 1620 г., на острове Хирадо, где располагалась голландская фактория. Перед смертью он оставил завещание, по которому поделил свое имущество на две части – между английской и японской женами.

Так закончилась одиссея Уильяма Адамса. Он не вернулся домой – ни в Джиллингем, ни в Хэми. Да и был ли у него дом? Море было его домом, торговля и кораблевождение – его ремеслом. Даже сын его тоже стал штурманом. Считается, что он перевез останки отца в Хэми, но это только предположение. Ни дома, ни могилы – только славное имя и добрая память.

О судьбе Уильяма Адамса в отечественной историографии, к сожалению, нет ни одного исследования. Книга английского историка Ф. Роджерса «Первый англичанин в Японии» (М., 1987) – единственная его биография на русском языке. Работа Ф. Роджерса в основном написана на материале писем самого Адамса – почти единственном источнике сведений о нем. В связи с этим становится актуальной публикация этих писем на русском языке. Приведенное ниже письмо – начало осуществления публикаторской работы, которая будет продолжена в последующих выпусках сборника.

Эпистолярное наследие Адамса не стало так широко известно у нас, как, скажем, сообщения первых иезуитов, побывавших в Японии. А между тем его письма стоят особняком в череде известий о старой Японии, поскольку это свидетельства первого европейца, взглянувшего [126] на японскую цивилизацию изнутри. Сочинение А. Валиньяно, письма Ф. Ксавье и Л. Фройса были идеологически обусловлены. Их установка - взламывание или, в лучшем случае, реформирование контекста местной культуры, приведение ее ”к христианскому знаменателю”. Например, знание японского этикета у Валиньяно служит умению «...так обходиться с японцами, чтобы, с одной стороны, пользоваться у них авторитетом, а с другой – располагать их безграничным доверием...” (Валиньяно А. «Предупреждения и предостережения по поводу обычаев и нравов, распространенных в Японии» // Книга японских обыкновений / Сост. А. Н. Мещеряков. М., 1999). Это практическое руководство к внедрению христианства. Все проблемы культурного контакта в трудах миссионеров сводятся к преодолению этнических, лингвистических и прочих трудностей для достижения одной цели.

Вторая группа сообщений о Японии до эпохи Мэйдзи – свидетельства сотрудников голландской торговой фактории на о. Дэдзима – Кемпфера, Зибольда, Тунберга и других. Это мемуары более позднего периода. В них есть своя специфика. Написанные в условиях изолированности от японцев, в отрыве от повседневности и в очень стесненных условиях, они скорее представляют собой взгляд через узенькую щелочку. Взгляд этот фиксирует только контакты европейцев с японцами, так как за пределами фактории иностранцы никогда не оставались одни и не были предоставлены сами себе.

Третья группа свидетельств, очень немногочисленная, представлена письмами Адамса и письмами директора английской фактории Ричарда Кокса. Эти наблюдения менее конъюнктурны, хотя и более скудны.

Сохранилось четыре письма Адамса, причем в голландских копиях. Голландцы долгое время не переправляли их английским адресатам, желая сохранить в тайне те выгоды, которые сулили контакты с Японией. Публикуемое ниже письмо было адресовано тем соотечественникам, которые отважатся посетить азиатские воды. Это было своего рода извинение за долгое отсутствие и инструкция с самыми основными замечаниями о маршруте в Японию и особенностях торговли и жизни в ней. Хотя письма не так богаты скрупулезным описанием страны, они тем не менее написаны человеком, который как никто другой из европейцев (за исключением, наверное, Лафкадио Хэрна) понял и, что самое главное, воспринял японскую культуру. [127]

Имя человека живет и после его смерти. Память об Уильяме Адамсе чтут не только в Японии, но и в Англии. В 1965 г. на предполагаемую могилу Адамса в Хэми было перевезено несколько камней с могилы Мэри Хин, его английской жены. Там же разбит парк и воздвигнута мемориальная колонна. Российской публике Андзин-сан более известен под именем Джона Блекторна благодаря роману Джеймса Клевелла «Сёгун» и одноименному телефильму. Три имени, две родины, две могилы - мало кто имеет такую странную и интересную биографию.

Гришачев Сергей Викторович – студент пятого курса факультета архивного дела Историко-архивного института РГГУ. Занимается историей Японии. Тема дипломной работы – «Формирование представления о Японии в России в XIX веке»

МОИМ ДРУЗЬЯМ И СООТЕЧЕСТВЕННИКАМ, КОТОРЫХ Я НЕ ИМЕЮ ЧЕСТЬ ЗНАТЬ ¹.

Прослышав, что на Яве находятся несколько английских купцов, которых не имею чести знать, я получил прекрасную возможность и позволил себе написать эти несколько строк; я желаю, чтобы досточтимая Компания ², до сих пор не имеющая представления о моей судьбе, простила меня за дерзость (stowtness). Я пишу в первую очередь потому, что в моей душе есть любовь, которая привязывает меня к соотечественникам и родине.

Милостивые государи, до которых, может быть, дойдет это послание, знайте, что я родился в городке Джиллингем графства Кент, который находится в двух английских милях от Рочестера и в миле от Чатема, где строятся королевские корабли. В двенадцать лет я был взят подмастерьем к господину Николасу Диггинсу в Лаймхаузе, неподалеку от Лондона. Я служил штурманом на кораблях Ее Величества. Затем я одиннадцать или двенадцать лет служил в досточтимой Компаний (of the barbarie marchants) до тех пор, пока не был проторен торговый путь из Голландии в Индию; и мне захотелось воспользоваться возможностью и пополнить те немногие познания, которые Господь Наш дал мне.

Итак, в год от рождения Господа Нашего 1598 я был нанят в Качестве главного штурмана в экспедицию из пяти кораблей, которые были заранее снаряжены Ост-Индской компанией ³, – Питером Вандер Хэем и Гансом Вандер Виком. Командовал этим флотом купец Яков Мэшор. На его корабле, флагманском, я и был штурманом.

Мы отчалили 23 или 24 июня. Это было слишком позднее отправление, поскольку уже пришлось идти при неблагоприятных [128] ветрах. В середине сентября мы поймали более южные ветра, но многие из наших людей были больны, поэтому нам пришлось идти к побережью Гвинеи, к мысу Гонсалес, где мы высадили наших больных, многие из которых потом умерли: положение больных мало улучшилось из-за отсутствия свежего воздуха, духоты и из-за того, что мы находились в нездоровом месте.

Так, чтобы осуществить наше путешествие, мы проложили курс к побережью Бразилии, и было решено пройти через Магелланов пролив, а также по пути зайти на остров, называемый Аннабона ⁴. Мы зашли на Аннабону и заняли тамошнее поселение, в котором было около восьмидесяти домов. Здесь мы подкрепились и поправились благодаря тому, что у нас были мясо, апельсины, различные фрукты и т. д. Но воздух на острове был настолько нездоровым, что если один поправлялся, то другой чувствовал себя больным.

Мы провели два месяца в пути от мыса Гонсалес до Аннабоны – до 12 или 13 ноября. В это время мы подняли паруса и вышли с Аннабоны, нашли ветра, дующие по-прежнему на юго-восток-юг и юго-юго-восток, как и тогда, когда мы шли к четвертому градусу южной широты. Ветра благоприятствовали нам, продолжая дуть на юго-восток и восток-юго-восток, так что мы пробыли в пути от Аннабоны до Магелланова пролива около пяти месяцев. На одном из наших кораблей сломало и унесло за борт грот-мачту, что нас сильно задержало: с большими трудностями мы поставили новую мачту.

29 марта мы увидели землю, находящуюся на 50-м градусе широты. Здесь два или три дня дули встречные ветра. Наконец, поймав попутный ветер, мы подошли к Магелланову проливу 6 апреля 1599 г. В это время уже наступила зима, пошел сильный снег; холод и голод пополняли число больных и слабых. В течение шести или семи дней дул северо-восточный ветер, которым мы могли воспользоваться и пройти через пролив. Но мы задержались, дав отдохнуть и поправиться людям, запаслись водой и деревом, построили небольшой бот в 15 или 12 тонн весом. Наконец мы собрались проходить пролив, но не могли сделать этого по причине того, что задул южный ветер: погода была ужасно холодной, с обильным снегом и льдом. И вновь, теперь уже застигнутые зимой, мы были принуждены остаться у входа в пролив с 6 апреля до 24 сентября. К этому времени большая часть нашего провианта была истрачена; из-за недостатка продовольствия много людей умерло голодной смертью. [129]

Наконец мы прошли через пролив и вышли в Южное море ⁵, где нас преследовали страшные штормы, которые отнесли нас южнее, до 54 -го градуса широты, где было очень холодно. Вскоре мы поймали нужный ветер, с помощью которого легли на прежний курс к побережью Перу.

На этом долгом переходе мы потеряли все наши корабли, которые отделились друг от друга. Еще перед началом перехода, до того как наша эскадра рассеялась в штормах, мы условились, что если потеряем друг друга, то у побережья Чили на 46-й параллели следует дожидаться отставших в течение 30 дней. Следуя этому соглашению, я привел корабль в назначенное место, где мы пробыли 28 дней: подкрепляясь и отдыхая, мы обнаружили местных жителей. Туземцы были не злы и приветливы, но, опасаясь испанцев, не хотели торговать с нами. Сначала они принесли бараньего мяса и картофель, за это мы дали им колокольчики и ножи, от которых они были в восторге. Но через некоторое время люди покинули свои дома, ушли вглубь страны и более не появлялись. Во время нашей стоянки мы собрали баркас, который был разобран на четыре части, и направились к устью Вальдивии, но из-за сильного ветра мы не вошли в гавань и направились к острову Муш ⁶, куда приплыли на следующий день.

Не найдя здесь наших кораблей, мы отплыли к Санта-Марии ⁷, а на следующий день подошли к мысу, который находился в полутора лье от острова. На мысу виднелось много людей, которые оживленно двигались вдоль берега. Найдя хорошее место, мы бросили якорь в бухте, в 15 саженях от берега, который был покрыт сказочно золотистым песком. Подойдя к берегу на лодках, мы попытались заговорить с туземцами, но они не давали сойти, выпуская в нас тучи стрел. Несмотря на это, мы высадили около двадцати человек: у нас не было почти никаких запасов продовольствия на корабле, и мы готовы были даже силой добыть провиант; мы отогнали диких туземцев от берега, но большинство наших людей было ранено их стрелами. Очутившись на земле, мы знаками показали им, что пришли с миром, и начали разговаривать на языке знаков и жестов, и некоторые из них в конце концов поняли. Также с помощью жестов мы показали, что нуждаемся в провизии, затем показали железо, серебро и одежду, которые мы могли бы им дать взамен. Они дали нам выпить местного вина и поесть бататов, а также воды и фруктов; знаками и жестами они дали Нам понять, чтобы мы приплыли на следующий день за провизией, [130] запасы которой они приготовят к этому времени. Было уже поздно, и мы отправились на корабль, довольные тем, что вступили в переговоры с ними, и надеясь на получение провианта.

На следующий день, 9 ноября 1599 г., наш капитан собрался снова высадиться на берег. Предварительно он со всеми нашими офицерами держал совет. Было решено подойти близко к берегу, но высадить не более двух или трех человек: эти туземцы были дикими и были почти неизвестны нам, поэтому мы им не доверяли. Также было решено, что сам капитан отправится на одной из шлюпок, возглавив тем самым все силы, которые мы могли выставить. Стоявшие на берегу туземцы знаками показывали, что можно причалить, но это не очень понравилось нашему капитану. Вдобавок люди не подходили к нашим лодкам, и капитан отважился выйти на берег вопреки решению, утвержденному на совете. Двадцать три человека высадились с мушкетами и направились к жилищам. Когда они были уже на расстоянии мушкетного выстрела от лодок, более тысячи индейцев, сидевших в засаде, тут же подбежали к нашим людям с тем оружием, которое было у них, и перебили их. Остававшиеся на веслах долго ждали в надежде, что кто-то вернется. Но убедившись, что никого из десанта не осталось в живых, они вернулись. Горестное известие о гибели многих товарищей повергло нас в уныние. Ведь мы сразу потеряли столько людей, сколько могло бы поднять якорь ⁸. Дождавшись следующего дня, мы отплыли к острову Санта-Мария. Там мы нашли адмирала, который прибыл сюда за четыре дня до нас, отплыв от острова Моча за день до того, как мы вышли оттуда. Они потеряли генерала, капитана и всех офицеров убитыми на берегу, как и мы. Так как все наши офицеры погибли, мы оплакивали потери, однако, несмотря на все это, были рады встрече и тому, что мы теперь снова вместе. Мой друг Тимоти Шоттен был штурманом на том корабле.

На острове Санта-Мария, расположенном на широте 37°12’ к югу от экватора, мы стали держать совет и предложили снести все вещи на один корабль и поджечь другой, но, поскольку каждый капитан не хотел уничтожать свой корабль, мы не могли решить, какой же из них оставить. Тогда мы решили покинуть побережье Перу и направиться к берегам Японии, понимая, что ткани и одежды, взятые в качестве товаров, можно там хорошо продать. Ведь вдобавок ко всему нас преследовали королевские корабли (испанские. – С. Г.), знавшие о том, где мы находимся, и о том, что наши люди ослаблены: один из наших кораблей был вынужден [131] из-за голода и лишений сдаться в руки врагов в Сантьяго. Вследствие всех этих обстоятельств, запасшись провизией и отдохнув на острове, руководствуясь более умом и хитростью, чем силой, мы отплыли 27 ноября на двух кораблях от острова. Об остальных кораблях нашей эскадры мы ничего больше не знали.

Итак, мы держали путь в Японию. Пройдя небесный экватор вместе, мы достигли 28-го градуса северной широты. На этой широте мы очутились приблизительно 23 февраля 1600 г. Мы попали в страшнейшую бурю с сильным ветром и дождем, самую сильную из тех, в которых я побывал. В этой буре мы потеряли из виду второй корабль, о чем очень сокрушались. Однако мы не теряли надежды встретить их уже в Японии и продолжали двигаться к намеченной цели. На широте 30° мы искали южный ⁹ мыс поименованного острова (Японии. – С. Г.), но не нашли его из-за неточности во всех картах, лоциях и на глобусах. Искомый мыс находится на широте 35°5\ что сильно отличается от прежних сведений. Наконец, на широте 32°5’ мы подошли к земле, это было 19 апреля 1600 г. Таким образом, от Санта-Марии до Японии мы были в пути четыре месяца и двадцать два дня. К этому времени на ногах держалось только шесть человек, не считая меня.

Будучи уже в безопасности, мы бросили якорь приблизительно в одном лье от места, называемого Бунго ¹⁰. В это время к нам подошло много лодок. Люди из них поднялись на борт, чему мы не могли воспрепятствовать, будучи не в состоянии, и разоружили нас. Спустя два-три дня после нашего прибытия приплыл на каракке ¹¹ иезуит из местечка, именуемого Лангасаки, куда прибыл до этого из Амакау ¹²; он вместе с несколькими японцами-христианами был нашим переводчиком. Они не были настроены к нам хорошо, это были наши смертельные враги. Однако правитель Бунго, провинции, куда мы прибыли, выказал нам немалое дружелюбие. Он отвел для нас дом в поселке, куда мы снесли больных, и снабдил всем, что нужно для восстановления сил. Когда мы бросили якорь в Бунго, у нас было двадцать четыре больных человека, из которых трое умерли на следующий день. Из оставшихся большая часть выздоровела, за исключением троих, которые долгое время болели и в конце концов умерли. В это время император ¹³ прослышал о нас, и вскоре было выслано пять галер, чтобы привезти меня ко двору Его Высочества, который находился в восьми английских лигах от Бунго. [132]

По прибытии я предстал перед ним. Он спросил, из какой страны мы прибыли. Я ответил на все его вопросы. Не было ничего такого, чего бы он не коснулся в расспросах. Также он спросил относительно мира и войны между странами (европейскими. – С. Г.). В общем, писать об этих частностях здесь было бы утомительно. Затем он приказал отвести меня в тюрьму, где со мной обращались хорошо. Меня поместили туда вместе с одним из моряков, который прибыл со мной в качестве помощника.

Спустя два дня император вызвал меня опять и спросил, что послужило причиной столь дальнего плавания, как наше. Я отвечал, что мы живем в мире со всеми народами и что мы привозим товары, которые наша страна может предложить тем странам, через которые проходят наши торговые пути. Он также спросил о войне, которую ведет Англия с Испанией и Португалией, и о ее причинах. Я пытался дать ему понять те вещи, о которых, как мне казалось, ему было бы приятно услышать. Под конец меня опять отправили в тюрьму, но теперь отвели другое, более удобное помещение. Я провел в тюрьме тридцать девять дней, не зная ничего ни о корабле, ни о капитане (излечился он от своей болезни или нет), ни об остальных членах команды. Каждый день я ждал смерти, полагая, что меня распнут, так как это обычное наказание в Японии, как и повешение – обычное дело в Англии. Во время моего долгого заключения иезуиты и португальцы предоставили императору много доказательств того, что мы пираты и разбойники, нападающие на всех, и что уничтожить нас было бы очень выгодно и для него, и для всей страны, и что если правосудие Его Высочества будет осуществлено таким образом, то остальные наши соотечественники, несомненно, не смогут без страха приходить сюда когда-либо. Так они убеждали императора ежедневно, привлекая к этому всех своих друзей и стремясь приблизить мою смерть.

Но Бог, милосердный к нуждающимся, проявил милосердие и к нам и не дал нашим врагам совершить обман. В конце концов император дал им ответ: мы не нападали на него и на его страну и не нанесли никакого ущерба. Так что это противозаконно – предать нас смерти. Если ваши страны воюют, то это не причина казнить пришельцев. Им пришлось этому всецело покориться и смириться с тем, что их злобная интрига не удалась. Хвала Господу, что так это и произошло. [133]

В то время как я был в тюрьме, было приказано перевести наш корабль насколько возможно ближе к городу, где находился император, что и было исполнено (Осака. – С. Г.). По истечении сорока одного дня император оказал мне снова честь, вызвав к себе. Он задавал теперь еще больше вопросов, о которых здесь можно было бы долго писать. В конце аудиенции он спросил меня, не хочу ли я вернуться на корабль и встретиться со своими людьми. Я ответил, что был бы очень рад, и он приказал, чтобы так и было сделано. Меня освободили из-под стражи. Первой новостью было то, что корабль и команда прибыли в город. С волнением в сердце я сел в лодку и поплыл к кораблю.

На корабле я встретил капитана и остальных выздоровевшими и оправившимися после болезни. Когда я поднялся на борт с заплаканными глазами, товарищи поняли, что я многое испытал за последнее время. Хвала Господу – мы были снова вместе. Все вещи с корабля были похищены, так что у меня было только то платье, которое я носил. Все книги и приборы пропали, но не только я лишился всего: и у капитана, и у членов команды было похищено фактически все, что имело хоть какую-то ценность. Все это произошло без ведома императора. По прошествии времени он узнал об этом и приказал, чтобы все, кто взял наше имущество, вернули его назад. Однако столько всего у нас было украдено, что мы не могли получить все обратно. Сохраненные пятьдесят тысяч золотых наличными было приказано вернуть нам. Они были возвращены в присутствии императора и вручены одному из нас – нашему распорядителю, который хранил их у себя, выдавая нам деньги для пополнения запасов и для различных закупок.

Затем, на тридцатый день, наш корабль, стоявший на якоре возле Сакаи, что в двух с половиной или трех лье от Осаки, где в то время находился император, было приказано перевести на восток, в ту часть страны, которую именуют Канто. Мы повиновались и перевели туда наше судно. Путь до нового места равнялся 112 лье. Переход осложнялся встречным ветром, так что император прибыл туда раньше. Прибыв в Канто, наш корабль остановился напротив Эдо ¹⁴ – города, где жил император. По прибытии я обратился с просьбой починить и отмыть корабль, а также употребил все силы, чтобы разузнать, как, где и чем лучше торговать голландцам. На это мы потратили большую часть своих денег. В то же время несколько человек восстали против [134] капитана и меня и остальных настроили так же. Вследствие этого у нас было много неприятностей. Недовольные не желали более оставаться на корабле, но каждый хотел командовать: все стремились получить свою часть денег, которые были возвращены императором. Описывать все частности этих споров здесь было бы очень длинно. В конце концов мы поделили деньги на всех.

Тому было уже два года, как мы прибыли в Японию, когда мы узнали, что корабль нам более не принадлежит и что нам запрещено покидать страну. Так что каждый, получив свою долю, мог теперь употребить ее по своему усмотрению. Император определил каждому жилье и назначил по два фунта риса ежедневно, а также ежегодную выплату, равную двенадцати дукатам, которых только-только хватало, – мне, капитану, матросам – всем одинаково. Однажды, спустя четыре-пять лет, император призвал меня к себе, как он делал время от времени. И вот в одной из таких бесед он предложил мне построить небольшое судно. Я отвечал, что я не плотник и не имею достаточных знаний. «Хорошо, – сказал он. – Попытайся. Если получится плохо, это неважно». Так по его поручению я построил небольшой корабль водоизмещением 80 тонн или около того. Этот корабль, преподнесенный нами со всем уважением, он посетил, осмотрел и остался очень доволен. После этого случая я приобрел еще большее его расположение, стал часто бывать у него и даже время от времени получать от него подарки. Он назначил мне жалование более 70 дукатов в год и два фунта риса ежедневно.

Теперь, будучи в таком почете, я стал обучать его азам геометрии, искусству математики и другим вещам. Он был доволен мною настолько, что если я его о чем-то просил, никогда мне не отказывал. Мои прежние враги были изумлены: теперь они были вынуждены заводить со мной дружбу, в которой я не отказывал ни испанцам, ни португальцам. Так я отплатил добром за зло. Я проводил много времени в попытках получить возможность уехать, и поначалу это доставляло много неприятностей и стоило мне отчаянных усилий. Но Господь хранил меня и утешал в страданиях.

По истечении пяти лет я обратился к господину с просьбой покинуть Японию, поскольку хотел бы увидеть свою бедную жену и детей по зову сердца и природы. Император не был доволен этой просьбой и не позволил мне уехать ни сейчас, ни когда-либо, а повелел оставаться здесь. По прошествии еще некоторого времени, когда он [135] был в хорошем расположении духа, я попросил его опять по причине того, что мы получили известия о пребывании голландцев в Сиаме, в Паттании; оно укрепило нас в надежде с Божьей помощью вернуться домой тем или иным способом. Поэтому я испросил разрешения снова, прямо и четко дав понять свое желание, на что он никак не ответил. Я сказал, что если он разрешит отплыть, то я найду способы привести англичан и голландцев торговать сюда. Не имея никаких причин меня удерживать, он отпустил меня. Я же попросил отправить капитана, что вскоре и было дозволено. Таким образом капитан отплыл из Японии в Паттанию.

Прошел год, а голландцы не приплывали. Из Паттании капитан отправился в Йор ¹⁵, где нашел флот из девяти кораблей, командовал ими Матлиф. Он назначил нашему капитану под команду корабль. Они отправились в Малакку, где встретились с португальцами. В этом сражении он был ранен и вскоре умер. Вот почему, как я полагаю, не было никаких известий о том, жив я или нет. Поэтому я заклинаю вас именем Господа Нашего Иисуса Христа: выполните мою просьбу и передайте весточку моей жене, которая, наверное, уже мнит себя вдовой, и моим двоим детям. Это моя самая большая печаль и боль души. Имя мое небезызвестно в Ратклифе и Лаймхаузе таким добрым людям, как учитель Николас Диггинс, Томас Бест, братья Николас и Вильям Исаак и еще многим, а также Уильяму Джонсу и мистеру Бекету. Надеюсь, что это письмо или копия его попало в руки кого-нибудь из них. Я знаю наверно, что жалость и милосердие Господа таковы, что друзья и родственники узнают наконец новости обо мне, что я все еще живу в краю, ставшем моим пристанищем в грешных скитаниях. Это то, в чем снова и снова уповаю я на милость Господа.

Вы можете понять, что на первом корабле, который я построил, я совершил несколько поездок, и затем император приказал мне построить еще один. Я построил новый корабль водоизмещением 120 тонн. На этом корабле я проплыл от Меако до Эдо, что приблизительно равно расстоянию от Лондона до Lizarde (Географическое название не установлено). В год 1609 император позволил наместнику Манилы, взяв 80 человек японцев, отплыть в Акапулько.

В 1609 г. корабль водоизмещением около 1000 тонн, называемый «Святой Франциск», потерпел крушение у берегов Японии на [136] широте 35°50’. Из-за ненастной погоды и урагана судно потеряло грот-мачту, и его понесло к Японии. Ночью неожиданно оно потерпело крушение и было выброшено на берег. 36 человек утонуло, но 344 или 343 спаслись. На этом судне наместник Манилы и возвращался в Новую Испанию ¹⁶. И вот в 1610 г. на большем из тех кораблей, что я построил, он был отправлен в Акапулько. А в 1611 г. этот наместник возвратил другой корабль, который был доставлен его посланником с большим почтением и выражением благодарности за оказанную помощь. А корабль императора, достойное судно, использовали для торговли. Этот корабль сейчас находится у испанцев на Филиппинах.

За мою работу, которую я выполнял и выполняю ежедневно, поступив на службу к нему, он дал мне возможность жить подобно лорду в Англии, подарив мне 80-90 человек рабов и слуг. Такой почет, подобающий губернатору, здесь раньше никогда не оказывался иностранцу. Бог вознаградил меня после стольких страданий. Ему лишь, славному и всемогущему, возношу свои хвалы и молитвы - сейчас и всегда до скончания мира.

И теперь я не знаю, могу ли покинуть эту страну. До настоящего момента не было такой возможности, но теперь она появилась вместе с тем, как появились здесь голландские купцы. В год 1609 от Рождества Христова в Японию прибыли два голландских судна. Их целью было взятие португальской каракки, которая прибыла из Макао раньше на пять дней. Однако они прибыли в Фирандо ¹⁷, а затем направились ко двору императора, где были приняты с большими почестями, и условились о том, что через год пошлют один или два корабля. Договорившись с императором, они отплыли.

И сейчас, в 1611 г., прибыл небольшой корабль, груженный тканями, белилами, слоновьими бивнями, дамастом ¹⁸, черной тафтой, шелком, перцем и другими товарами. Купцы извинились и объяснили, почему не приплыли на год раньше, как было условлено, в соответствии со своим обещанием прибывать ежегодно. Вы можете понять, что голландцы имеют здесь китайские деньги ¹⁹ и нет нужды везти из Голландии в Ост-Индию ²⁰ серебро. В Японии много серебра и золота, которое получают голландцы и которое используют в других частях Ост-Индии. Товары же, за которые можно получить настоящие деньги, суть шелк, дамаст, черная тафта, черное и красное сукно лучшего качества, белила и другие товары подобного рода. Итак, на [137] примере этого поздно прибывшего голландского корабля вы видите, что и англичане могут теперь установить в Ост-Индии свою торговлю; полагая, что некоторые из них – и купцы, и капитаны, и матросы – нуждаются в знакомстве со мной, я позволил себе написать коротко эти несколько строк, не желая быть утомительным для читателя.

Остров Япония – огромный остров, он простирается на север до 48 параллели, а на юге доходит до 35° широты. Остров тянется с северо-востока на юго-запад или запад-юг-запад и имеет протяженность 220 английских лиг. Люди здесь от природы приятны, искусны в удовольствиях и отчаянны в сражениях. Верша правосудие, они не склонны к нарушению закона. Японцы суеверны в своей религии и различны в своих мнениях о вере. Много здесь иезуитов и францисканских монахов, они обратили многих в христианство и имеют много церквей на острове.

Вот вкратце то, что я должен был написать; я надеюсь, что так или иначе смогу по прошествии времени узнать что-либо о моей жене и детях. И терпеливо жду доброй воли и милости всемогущего Господа Бога. Я молюсь обо всех них и о каждом, чтобы кто-нибудь смог доставить им весть обо мне. А также о том, чтобы от кого-нибудь, пока жив, узнать новости о них и, может быть, увидеть снова кого-нибудь из друзей. Пусть на то будет воля Господня. Аминь.

Ваш друг и покорный слуга, остаюсь всегда к вашим услугам Уильям Адамс.

Комментарии

1. Перевод осуществлен по изданию: Rundall Т. Memorials of the empire of Japon in the XVI and XVII centuries. N.-Y., 1953.

2. Имеется в виду Голландская Ост-Индская компания, которая на момент отплытия Адамса из Европы так еще не называлась.

3. См. комментарий выше. Скорее всего здесь компания названа так переписчиком.

4. Аннабона (также Illha da nobon) – остров Фернанду-ди-Норонья.

5. Тихий океан.

6. Муш - остров Моча.

7. Санта-Мария – небольшой остров в заливе Талькауано.

8. На трехмачтовых судах XV-XVI вв. имелось от четырех до шести якорей общим весом от 1 до 2 тонн. Соответственно, якорь на «Лифде» весил от 250 до 350 кг. Чтобы поднять такой якорь, требовалось от 20 до 30 человек.

9. В текст, очевидно, вкралась ошибка при переписывании (написано – northermost), так как «Лифде» приплыло к берегам Японии с юга. Путешественники явно искали координаты южной оконечности острова Хонсю.

10. Бунго – провинция на северо-востоке о. Кюсю (соврем. префектура Оита).

11. Каракка – небольшое трехмачтовое торговое судно.

12. Амакау – Макао (соврем. Аомынь).

13. Ф. Роджерс и отечественные исследователи полагают, что Адамс ошибался, называя Токугава императором или королем, так как в мае 1600 г. он не имел еще такой власти и не был сёгуном. Думается, что Адамс, проведший в Японии к моменту написания письма более 10 лет, прекрасно отдавал себе отчет в том, как он называет Токугава. Скорее всего, он так делал именно для того, чтобы соотечественники по прибытии сразу же с должным почтением отнеслись к фигуре сёгуна.

14. Эдо – соврем. Токио.

15. Йор – предположительно остров Йорон, один из островов архипелага Рюкю.

16. Новая Испания – Мексика.

17. Фирандо – о. Хирадо у западного побережья о. Кюсю, где голландцы открыли свою первую факторию.

18. Дамаст – блестящая мягкая узорчатая ткань, использовалась для обивки мебели и декорирования интерьера помещений.

19. В оригинале – India money. Здесь India употребляется в значении Ост- Индия. Голландцы естественно старались не вывозить деньги из своей страны, а добывали их в Азии, где и употребляли их в обмен на более ценные для европейского рынка товары, за которые можно было получить большую прибыль в Европе.

20. Здесь также India употребляется в значении Ост-Индия.

(пер. С. В. Гришачёва)
Текст воспроизведен по изданию: Письма острова Зипангу: штурман Уильям Адамс о себе и о японцах // Зеркало истории, Вып. 4. 2000