ДЕ ВОЛЛАН Г.

Летом, когда в Токио нестерпимо жарко, все имеющие только малейшую возможность бежать оттуда покидают душную и пыльную столицу Японии. Японские министры ищут прохлады и успокоения на берегу моря в Ойсо, в разных курортах вроде Икао, Сибу и т. д. Миссионеры облюбовали местечко Каруизаву, отличающееся свежестию воздуха и высоким положением над уровнем моря. Дипломаты переселяются на Олимп… виноват, я хотел сказать — Чюзендзи, находящееся в 3 часах езды на джинрикшах от знаменитого Никко. Никко со своими храмами и усыпальницами сёгунов, расположенными в тени вековечных парков находится уже высоко в горах; но для того чтобы попасть в Чюзендзи — 4375 футов над уровнем моря — надо подниматься в гору в течение 3 1/2 часов.

Виды восхитительные, и пейзаж местами принимает грандиозный характер. Отвесные скалы причудливой формы сменяются зелеными вершинами, среди которых ярко выделяются букеты цветов. Из ущелья вдруг вырывается горный поток "Даягава" и с шумом и грохотом, выбрасывая облака водяной пыли, мчится по громадным каменьям. Несколько мостиков довольно примитивного устройства перекинуты через бурную, клокочущую воду, а в других местах дорога вьется по [125] узкому карнизу горы. Вода, беспрепятственно падая с высоты, понемножку размывает дорогу, которую, конечно, чинят, но без прочных результатов, потому что в сезон дождей сообщение становится очень опасным и прерывается на некоторое время.

Но оставим европейцев в покое, — ведь мы в Японии, — и займемся лучше японцами. Я только что говорил о японских гостиницах; их несколько и все они расположены [126] на берегу, недалеко от храма. Летом они посещаются заезжими туристами, но настоящая жизнь начинается около 3-го августа, когда в Чюзендзи являются тысячи паломников. Тогда все гостиницы полнехоньки; но, кроме того, для паломников открываются громадные сараи, которые в другое время стоят заколоченными. Эти сараи принадлежат храму, который получает от паломников известную плату за восхождение на священную гору Нантай-сан. В эти дни вереницы паломников тянутся непрерывною чередой от Никко до Чюзендзи. Обыкновенно паломники одеты в белый, сшитый из грубого холста или из простых мешков, костюм который так и не переменяется во все время паломничества. Впрочем, в каждой гостинице к услугам постояльцев всегда имеется чистый юката, или халат, в который облачаются японцы после ванны. У каждого паломника на голове соломенная шляпа, стоящая несколько сенов, и на плечах соломенная циновка. В руках длинная палка с длинными полосками бумаги (гохей) и гонг или колокольчик, которым он звонит, призывая имя Будды. На ногах — обычные сандалии из соломы или варадзи — самая удобная обувь для восхождения на горы. В каждой лавчонке или чайном доме паломник может купить новую пару варадзи и идти дальше. И вот почему, когда начинается паломничество, вся дорога из Никко в Чюзендзи усеяна сотнями этих сандалий. Багаж у паломника — ящик в виде буддийской молельни, в котором помещаются одежда и пища. Кроме того, каждый пилигрим имеет книгу, в которой по прибытии на место паломничества местный жрец делает надпись и прикладывает печать. В таком виде Японцы делают легко сотни верст и не чувствуют неудобств и усталости. Между паломниками можно встретить людей богатых и принадлежащих к высшим классам общества, но во время паломничества по внешнему облику вы не отличите их от других беднейших сотоварищей. Паломничества бывают самые разнообразные. Есть короткие, как, например, посещение 33 храмов Кваннон, богини милости, или 88 храмов Кободайси, буддийского святого, основателя секты Сингон и изобретателя японского письма "хирогана и ироха". Но это ничто в сравнении с Сейгадзи — паломничеством в тысячи храмов, принадлежащих секте Ничирен.

В течение трех дней в августе паломничество доходит до своего апогея, и гостиницы зарабатывают громадные деньги. [127]

Добраться до своей крохотной комнаты было дело не легкое. Весь нижний этаж, все коридоры были завалены телами, т. е. спящими паломниками. Нужна была особая осмотрительность, чтобы не наступить кому-нибудь на голову. Но не все спали. Одни, во втором этаже, уже готовились к восхождению на священную гору и пред этим подкрепляли себя едой и саке — рисовою водкой. Другие целыми десятками купались в студеных водах озера (не забудьте что это было в полночь). Купание сопровождалось криками, песнями и завываниями, как будто купавшихся жарили на медленном огне. Вы можете представить себе, какой хаос царствовал в гостинйце, в которой не существует настоящих европейских стен, отделяющих одну комнату от другой, а лишь задвижные стены из бумаги. Хозяин и хозяйка с бесчисленными поклонами извинялись за причиненное беспокойство. О сне, конечно, нечего было думать, но вся картина была настолько интересна, что я спокойно ждал ухода пилигримов на гору. Но вот они готовы; с посохами и факелом в руке они двинулись к храму, где уже заранее взят билет и заплачена известная сумма за право восхождения на гору. Массивные ворота храма открываются [128] настежь, и вся толпа с громкими песнями двинулась в гору. По прошествии некоторого времени вся гора с низа до самой вершины была точно перевита непрерывною лентой огней. Дойдя до вершины, паломники дожидаются восхода солнца, молятся и потом возвращаются домой. После ухода паломников, в два часа ночи, в гостинице водворяется тишина до 5 или 7 часов, когда паломники возвращаются и закусывают пред отправлением в обратный путь. Утром, когда я вышел из своей комнаты, все уже было чисто. "Варадзи", или соломенные сандалии, были все сгребены в кучу и преданы сожжению, полы вычищены и блестели точно новые, и вы не подумали бы, что тут ночевали сотни людей.

Недалеко от Юмото надо свернуть в сторону, для того чтобы видеть водопад, величественнее и красивее первого. После крутого подъема по тропинке вы попадаете на большую дорогу и к первому озеру. Еще один подъем — и вы на рубеже двух озер. Само Юмото расположено на берегу прелестного озера, вода которого вследствие вытекающих туда горячих серных источников принимает молочный цвет. В [129] Юмото что ни дом, то гостиница, и в каждой гостинице ванны и большие резервуары, в которых полощутся мужчины, женщины, дети и старики. Японцы этому не придают никакого значения, и вы видите нагих женщин и мужчин, выходящих из ванны и проходящих перед вами безо всякого стеснения.

Так как в Асио мы пришли довольно рано, то, осмотрев рудники и закусив, мы двинулись в Сори. Дорога хорошая и проложена вдоль конки перевозящей руду. С [130] правой стороны речка, катящаяся среди громадных белых валунов, похожих на мрамор. Во время нашего пути начался дождь, который лил, не переставая, до самого Сори. Можете представить себе, с каким удовольствием мы увидели японскую гостиницу в Сори и, облачившись в удобные "юкаты", разлеглись на мягких циновках (татами). Следующий наш ночлег был в Ханаве, где мы нашли проводника, без которого, как нам говорили, нам не добраться до Акаги-Сана. Дорога идет сначала красивыми садами, в которых растут шелковица и фруктовые деревья. Проходя мимо одной деревушки, мы увидели полицейского, который, быстро пристегивая свою саблю, последовал за нами. Это было сделано им для нашей безопасности, но мы, поблагодарив его за доброе намерение, просили его не беспокоиться, и он согласился предоставить нас нашей участи. На прощание он обратился к нашим проводникам с речью, в которой просил их быть осторожными и беречь наши дорогие персоны. Дорога на мой взгляд оказалась трудною и утомительною, но совсем не опасною.

Но вот мы добрались до плоскогория с мелко растущими кустарниками, между которыми там и сям попадается ежевика. За плоскогорием оказались окруженное растительностию озеро и храм святого Акаги-Сана. Кроме храма, имеется только постоялый двор самого примитивного устройства, состоящий из одной большой комнаты, в которой поместились все посетители, хозяин, его домочадцы и все носильщики. Тут же очаг для варки пищи, и нестерпимый дым так и ходит по всему дому. Об удобствах тут нечего было думать. При храме находится жрец (каннуси), который вместе со своим братом живет на постоялом дворе. Вечером для каждого из нас вытащили японские ватные матрацы или фтоны. Нагромоздив их целую кучу и посыпав их из осторожности персидским порошком, мы улеглись спать в многочисленной компании. Мерцающая лампа освещала десятка полтора закутанных свертков; ночью было очень прохладно; по временам то там, то сям раздавался громкий храп. На следующий день мы проплутали в горах и с большим трудом только вечером добрались до Сибукавы откуда взяли джинрикшей до Икао которое находится на высоте 2.700 футов над уровнем моря. Нашим курумаям пришлось порядочно потрудиться, втаскивая наши колясочки в гору, а мы могли всласть насладиться красивыми видами. Но красивых [131] видов так много, что настал момент пресыщения и — о ужас! — я, кажется, уснул, убаюканный мерным движением экипажа. Я проснулся, когда курумаи подвезли нас к красивому чайному дому. Женская прислуга с глубокими поклонами до земли, стоя на коленах, приветствовала нас, прося отдохнуть. Циновки были безупречной чистоты, караками, или раздвижные перегородки, новые, с красивыми рисунками; и на татами, т. е. на полу, в красивой позе отдыхала миловидная японка. Наши курумаи в это время побежали к колодцу и, скидывая с себя верхнее платье, совершали омовение при всей честной публике — жанровая картинка которую встречаешь на каждом шагу в Японии.

Дорога через Усуйтоге поражает своею грандиозною красотой. Тоннелей бесчисленное множество — около 15 с одной [132] стороны перевала и столько же с другой; а когда поезд выскакивает из тоннеля, то он буквально висит над пропастью, и пред вами открывается широкий вид на дальние горы и ущелия. И есть люди, которые толкуют об игрушечной Японии! Они, вероятно, не видели ничего, кроме ближайших окрестностей Иокогамы.

Забрезжился свет, и мы, потушив фонари, пошли бодрее к вершине. Мало-помалу темно-красная масса вулкана выступала пред нами, а внизу, точно молочное море, плавали облака. Но вот огненное светило вынырнуло из этих облаков, и пред нами открылся широкий вид на сотни верст. Вдали, среди других высоких гор, виднелся белый конус Фудзи-Сана. Пилигримы при виде солнца опустили головы и [133] захлопали в ладоши, как это делают японцы, когда молятся. Еще шагов двести, и мы были у обширного кратера (диаметр приблизительно 1233 фута, глубина 750 футов), из глубины которого по временам подымался дым и доносился шум громадного паровика. Стены кратера имеют красный цвет с полосами из черной лавы. С северной стороны стенки кратера ниже, чем с южной и юго-западной. В 1783 году сильное извержение понизило стены кратера северной стороны на 150 футов. Это извержение уничтожило сотни городов и деревень и поглотило множество жертв, обратив в пустыню громадное пространство земли. Даже в Токио пепла было на вершок толщины, кругом горы на расстоянии двадцати миль пепел лежал слоем до 4 футов. Скалы вышиною от 40 до 80 футов были выброшены вулканом с громадною силой и выкинуты на большие расстояния. Были камни, которые по измерению оказались от 120 до 264 футов. Один упал в реку и походил на остров. Шум от извержения был слышен до самого Оми и Исе (190 и 200 миль).

На другой день я отправился по железной дороге в [134] Тононо. Близ станции Нагано снесло мост, и нам пришлось шествовать по импровизованным мосткам. Там же находится знаменитый храм Зенкодзи.

Там надо взять джинрикшей до Мияноситы. Недалеко от этой местности находится местечко Тоносава с православною церковью и дачею, принадлежащей нашей духовной миссии в Токио. Мияносита славится еще своими деревянными изделиями и мебелью с инкрустациями из разных кусков дерева. Прогулки здесь очень разнообразные; обыкновенно идут пешком или берут носилки, так называемое кресло на двух длинных палках, для которого надо нанять четырех носильщиков. Побывавши в Мияносите, надо непременно посмотреть [135] "О дзигоку" или Большой ад. Есть еще Маленький ад — "Ко дзигоку", по дороге из Мияноситы в Асиною, с довольно сильными серными источниками. Я пошел в "О дзигоку" пешком, взяв с собою проводника. Вся местность покрыта растительностью, но в лесу царит тишина, и только изредка услышишь пение птиц. Из животных, как мне сказал проводник, здесь водятся лисицы, барсуки, дикие кабаны, олени и обезьяны. После долгого хождения по горам серный запах и высохшие деревья дали нам знать, что мы приближаемся к знаменитому аду. Черные камни, изжелта-беловатая почва — все указывает на вулканическое происхождение всей этой местности. Но вскоре мы дошли до ущелья, в котором не было признака растительности. Небольшая тропинка проложена среди желто-красноватых камней, разбросанных в беспорядке, из-под которых вырываются по временам струйки горячей желтой жидкости. Еще далее — солфатары более значительные. Можно не ошибаясь сказать, что гуляешь на вулкане. Вся почва минирована: стоит сунуть палку в любое место, и оттуда вырвется струйка дыма или откроется новый фонтан горячей воды. В иных местах тонкая кора проваливается, и пред вами открывается целый резервуар с клокочущею желтою и черною жидкостью. Бывали случаи, что люди проваливались, и дело кончалось или ожогами, или смертию. Здешние жители добывают здесь много серы, которую тут же укладывают в соломенные свертки и доставляют вниз по проволоке в ближайшее селение, откуда она на вьюках доставляется дальше.

Погода смилостивилась, когда мы стали спускаться к плодородной долине и зеленым дубравам Атами, расположенного на берегу моря и защищенного горами от северных ветров. Кроме того, Атами обладает гейзером, который бьет шесть раз в день на значительную высоту. Есть еще и другие горячие источники. Атами называется японскою "Riviera" и посещается преимущественно зимою, летом там [136] слишком душно. Мы на другой день отправились дальше. Из Атами в Одовару проложена конка, но эти маленькие вагончики везутся не лошадьми, а людьми. Дорога вьется вдоль берега моря, то поднимаясь на соседние горы, то опять опускаясь к берегу, и местами кажется весьма опасною. Люди обыкновенно в гору дружно подталкивают вагончики, а когда начинается спуск, то они цепляются за вагон, предоставив ему лететь с головокружительною быстротой на поворотах и на близких расстояниях от пропасти. Несколько раз наш вагон соскакивал с рельсов. Поставить его на место, конечно, не трудно, но это могло случиться и в опасных местах, где полотно дороги проложено по карнизу горы, круто спускающемуся к морю. Впрочем, потом такие несчастия и случались, и несколько человек были убиты вследствие беспечной отваги рабочих.

Паломничество на священную гору Японии Фудзи-Яма (гора), или Фудзи-Сан, составляет сокровенное желание каждого японца. Из гор Японии Фудзи превосходит другие своею высотой (около 13.000 ф.). Предание говорит, что вулкан Фудзи появился в одну ночь, так же как и знаменитое озеро Бива. Это случилось приблизительно во времена Александра Великого. В 809 году по P. X. построен был храм на вершине и посвящен красивой богине Конохана Саку Я Хима, но есть и специальное божество для кратера — "О ана мочи но микото", или владетель великого кратера. До XIV столетия Фудзи-Сан постоянно дымился. Последнее извержение было в 1707 году, когда, как говорят, образовался горб на одной стороне конуса. Эту маленькую неровность видишь только на близком расстоянии. Лучшим временем для восхождения на гору считается от 15 июня до 15 сентября. Моим спутником на этот раз был мой учитель японского языка. Из Готемба мы отправились часов в пять вечера верхом до станции Таробо. При выезде наши лошади были испуганы криками толпы, смотревшей на состязание борцов. Дорога идет садами и лесом, и все время перед нами виден был темно-синий конус Фудзи-Сана. Наши лошади, несмотря на всякое понукание, шли шагом и останавливались при каждом чайном доме. Обыкновенно в это время конюхи, или бетто, пьют японский чай, подносимый и нам в маленьких чашечках; [137] лошадям не дают пить, а только смачивают морду брызгами воды. Недалеко от Таробо пришлось сойти с лошадей и идти пешком в гору по осыпавшейся золе. Вся местность кругом носит вулканический характер. Я не ошибусь, если скажу, что этот вулканический характер бросается в глаза на 120 миль и даже больше. Обработанная земля простирается до 1.500 футов высоты; полоса дикой болотистой растительности тянется до 4.000 футов высоты и затем начинается лес с искривленными деревьями. В чайном доме в Таробо путешественники обыкновенно запасаются длинными шестами, к которым жрец на вершине Фудзи-Ямы прикладывает печать храма, и такая палка бережется как святыня в семействе японца. Надо вам сказать, что вся гора для удобства паломников разделена на десять станций, из которых 9-ой не существует. Японцы назвали эти станции "шо" или "го", то есть сосуды, которыми измеряется рис.

Потоки изрезали в разных направлениях рыхлые массы золы. Для того чтобы ободрить нас, носильщики выкликали на пути: "такая-то станция", и мы подходим к ней с радостью. Сама станция представляет самое жалкое подобие человеческого жилища. Это каменная хижина из громадных кусков черной и красной лавы, втиснутая в гору, так что только передняя сторона выходит немного наружу. Плоская крыша этой хижины только частию выходит наружу и вся завалена громадными каменьями, служащими защитою от страшных бурь, господствующих на Фудзи-Сане. Перед входом земля немножко приподнята, так что вы входите как в подвал. Там по японскому обычаю положены циновки и устроен очаг, но без дымовой трубы. При каждой станции от 15 июня до 15 сентября находится человек, который угощает вас японским чаем. Там же с грехом пополам можете найти яйца и незатейливый японский обед. Запасы в этих местах тем более необходимы, что в случае бури десятки пилигримов имеют только это одно прибежище от непогоды. Бывали случаи, что туристы были задержаны на какой-нибудь станции в течение двух или трех дней. Движение пилигримов уже заметно по большому количеству варадзи, которыми усыпана вся дорога до вершины. Прийдя на первую станцию, мы застали там большую партию пилигримов в [138] белых одеждах. Некоторые отдыхали на японских матрацах-фтонах, другие закусывали, готовясь в путь, а некоторые затянули напев в честь Фудзи, произнося что-то вроде молитвы. Чем выше мы поднимались, тем труднее становился путь, а мой спутник, привыкший к сидячей жизни и кабинетным работам, просто изнемогал от усталости и еле передвигал ноги. Мой повар оказался молодцом и не только не уставал, но подталкивал в спину моего учителя. Наши носильщики тоже по временам садились на камни, чтобы перевести дух. На 6-й станции мы уже были на высоте 10.000 футов, и многие говорят, что тут чувствуется сильно разреженный воздух. Я этого не чувствовал даже и на самой вершине и потому только рассказываю, что некоторые чувствуют точно приступ морской болезни, а у других из носа идет кровь.

На вершине, до которой мы добрались с большим [139] трудом, во впадинах горы устроены храмики. Немножко дальше — и перед нами сиял кратер или чаша около полумили ширины и около 700 футов глубины. В это время между пилигримами пронесся говор, что надо спешить вниз, потому что оставаться на вершине ввиду надвигающагося тумана очень опасно. Мой повар побежал в храм, где пилигримы сидели на циновках и молились, и за известную плату получил от главного жреца талисман, который он обещался привезти жене. Туман рассеялся, но поднялся ветер, и главный жрец, у которого надо получить разрешение спуститься в кратер, не дозволил нам этого удовольствия, о чем я нисколько не пожалел.

Из Готембы я проехал в экипаже до Иошиды по сквернейшей дороге. По дороге мы видели красивое озеро, и наш возница сериозным тоном рассказывал нам о водяном. Японцы ночью не пойдут по берегу из страха, что водяной втащит их в воду. В Иошиде все улицы были переполнены народом, везде были расставлены переносные лавчонки со сластями, игрушками и разными безделушками. На каждые десять шагов стояла поленница из сухих дров в сажень и больше вышиною, а в других местах были приготовлены громадные деревянные лубки сажени в 2 1/2 вышиною. Внутренность этих лубков была наполнена сухими поленьями. К вечеру все эти колонны и костры зажигались и получалась самая оригинальная иллюминация, не говоря уже о [140] тысячах фонарей. Оттого это празднество и называется "Хи" (то есть, огненное) мацури. Эти горящие светочи поставлены очень близко от домов, и надо удивляться, как не происходит пожара. Впрочем, все предосторожности приняты: крыши домов постоянно поливаются водою и пожарная часть наготове на случай несчастия. В числе увеселений можно назвать театр, состязание борцов и уличных певцов и рассказчиков.

Озеро, по которому мы подъехали, очень красивое, большое, глубокое и с большими островами. В Нисиноуми, куда мы добрались вечером, не было гостиницы, и пришлось остановиться в первом попавшемся доме. Это конечно причинило массу хлопот хозяевам. При обилии комаров в каждом японском доме имеется полог, сделанный из травы (ка) и окрашенный в зеленую краску. Этот полог очень велик и занимает собою почти всю комнату, в которой почивает все семейство. На этот раз мне дали полог, [141] сделанный из бумаги, но вполне достигающий своей цели. И в этой забытой деревушке рыболовов я нашел лакированные роскошные ширмы, которые привели бы в восторг любителей японского искусства.

Григорий де-Воллан

Текст воспроизведен по изданию: В горах Японии // Русский вестник, № 11. 1898