ЯПОНИИ И КИТАЯ

по данным 1869-1870 годов.

Публичные чтения в академии генерального штаба.

ЧТЕНИЕ ПЕРВОЕ.

Мм. гг. Политическое и военное могущество каждого государства, как известно, слагается из многих элементов. Таковы: географическое положение, обширность и производительность территории; числительность, состав, промышленное, умственное и нравственное развитие населения; политическое и общественное устройство народа, и, наконец, его военные учреждения. Из этих четырех элементов в настоящих чтениях почти вовсе не будет речи о двух первых, так как с одной стороны рассмотрение их потребовало бы много времени, а с другой, нет сомнения, что общие географические данные о Китае и Японии известны каждому из вас, мм. гг, в такой степени, что мои слова были бы только утомительным повторением задов. Притом карты, которые вы здесь изволите видеть, во многом облегчат нам припоминание географических подробностей, если бы даже некоторые из них пришлось припомнить.

Итак, в настоящих чтениях, речь будет идти только о политическом устройстве тех двух государств, которые я назвал, и особенно о военных их учреждениях. Предмет этот, быть может, потому окажется занимательным, что имеет в значительной степени интерес новизны, современности. В последнее время оба государства крайнего Востока сделали важные преобразования, именно с целью поднять политическое свое могущество. [224]

Я начну с Японии, потому что в этой стране прогрессивное движение особенно заметно и дало уже ощутительные результаты, хотя началось очень недавно. Япония до 1854 года была закрыта для всех иностранцев, кроме голландцев и китайцев, а потому естественно находилась в застое, хотя, нужно заметить, в ней всегда были люди, которые следили за ходом науки в Европе. Так, уже в 1854 году японцы спрашивали американцев, к удивлению последних, об успехах машины Эриксона; в 1859 году они интересовались приложениями фотографии к метеорологическим наблюдениям и привели в немалое замешательство голландских офицеров, которые не умели отвечать на их вопросы об этом. В Японии, под влиянием наплыва европейских идей, а также внешнего напора европейцев, в последние годы произошел важный государственный переворот. Именно, страна эта, которая прежде управлялась двумя императорами, ныне имеет только одного; стало быть, верховная государственная власть в ней сконцентрировалась, а это всегда служит шагом к усилению внешнего могущества страны. Но, впрочем, мм. гг., я выразился неточно: Япония никогда не имела двух императоров, а лишь одного — микадо. Только наместники этого императора, так сказать администраторы империи от имени его, сиогуны, в последние два-три столетия сделались так могущественны, что заслоняли собою, по крайней мере для иностранцев, фигуру настоящего повелителя страны. Переворот 1868 года именно в том и состоит, что эти, всесильные дотоле, наместники опрокинуты и непосредственная власть императора восстановлена. Но здесь, чтобы не впасть в заблуждение о характере и размерах этой власти, чтобы не подумать, что восстановленный император есть нечто в роде Бонапартов во Франции после 1792 и 1848 годов или Бурбонов в Испании после 1815 года, нужно заметить, что Япония никогда не была и не есть государством столь централизованным, как Франция, Испания и все азиатские монархии. Правительственная власть в ней с данного времени, быть может уже 2,000 лет, находится в руках не одной центральной администрации, а и целого ряда феодальных владельцев, которые во многом самостоятельны. Целые три четверти или даже четыре пятых страны не принадлежат непосредственно микадо, а князьям. Правда, в 1863 и 1869 годах, князья эти, опрокидывая, при помощи авторитета микадо и собственного оружия, власть сиогунов, объявили, что «отныне вся Япония принадлежит одному императору, что нет японца, который [225] бы не был слугою его», но это заявление есть отчасти метафорическое. Император остался непосредственным владельцем только своего удела, а князья сохранили свои прежние земли, хотя и с оговоркою по закону, что они суть только правители этих земель во имя императора. Эго значение феодалов особенно сказывается на организации военных сил страны, где мы видим, что каждый князь имеет свои сухопутные войска, свои корабли, которых служба, за исключением случаев внешней войны, совершенно зависит от него. И не только служба, но содержание, организация распределение по территории. Феодалы, чтобы не дать усилиться деспотизму, хотя и выдвинули одну центральную, императорскую власть, как одно национальное знамя, но действительное могущество удержали за собою. Они сохранили при этом даже некоторые внешние признаки самостоятельности, например флаги, выставляемые на мачте судов и салютуемые во всей Японии как флаги царственных особ. Конечно, ни один из них, по малой обширности удела, не в состоянии бороться с императором: самые сильные все же имеют средство в 8-10 раз уступающие личным средствам микадо; но вся масса князей, как уже сказано, владеет четырьмя пятыми Японии, и, следовательно, в случае единодушного восстания против автократии может без труда привести ее в законные границы. Я говорю в законные, потому что в Японии, мм. гг., функции центральной власти определены законом. Что бы вам это объяснить, я прочту здесь извлечение из манифеста микадо при вступлении его в управление делами:

«Все заботы правительства будут определяться по совещанию с народом всех провинций империи»...... «Необходимо, чтобы все члены императорского дома и все благородные сословия....... были старательны в исполнении своих обязанностей»...... «В виду настоящих перемен, более обширных, чем какие когда-либо происходили в нашей стране, и преобразований, которые еще предстоит совершить, мы будем лично стоять впереди народа, в чем и даем клятву перед богами неба и земли. Наша политика будет подчинена контролю общества, чтобы никто не мог жаловаться..., Соответственно сему предоставляем всему народу высказывать свои нужды и желания».

Вы видите, мм. гг., что тут идет речь о представительном правлении, а не о самодержавном, и в самом деле Япония есть монархия не только феодальная, но и конституционная она имеет парламент; государственный бюджет устанавливается не [226] чиновниками, чуждыми стране, а людьми земскими, хотя нужно заметить, что эти земские люди суть только феодальные князья и их дворяне, а не выборные от всех сословий. Японский парламент, мм. гг., установившийся со времени революции и имеющий ежегодные съезды, есть скорее собрание нотаблей, чем правильная и полновластная земская дума, в смысле британского или даже северо-германского парламента. Эта неопределенность функций законодательной власти происходит от недавности ее образования и, очевидно, не служит в достаточной степени к обеспечению регулярности хода государственной машины, а, следовательно, и к усилению внешнего могущества страны. Но представительство земли перед центральною властью все-таки есть, и представительство ограничивающее эту власть.

Чтобы не входить здесь в слишком долгое рассмотрение японской конституции, т.е. не отвлекаться от собственно-военной области, позвольте, мм. гг., вкратце формулировать то, что должно лечь в основу наших соображений о политическом и военном могуществе Японии. Страна эта есть монархия феодально-конституционная. Такою мы должны ее представлять всякий раз, когда может идти речь о характере ее военно-политического могущества. Население ее, вероятно, простирается до 10,000,000, живущих на 7,000 квадратных милях. Этнографически оно совершенно однородно, за исключением 50-80,000 аинов, живущих в полудиком состоянии на Мацмае и других северных островах. Оно дает правительству, т.е. императору и князьям, от 27 до 29,000,000 кокф, т.е. по теперешним ценам рису, до 150 миллионов рублей годового государственного дохода. Три четверти этого дохода поступают к князьям, остальная четверть прямо к императору, который, сверх того, на общие нужды страны имеет, по крайней мере на бумаге, одну десятую княжеских доходов, Вот основные факты для стратега и политика, знакомящегося с Япониею. Теперь приведем несколько подробностей. Императорский удел не составляет одной цельной области, а разбросан по разным провинциям; следовательно, с военной точки зрения, находится в условиях невыгодных для имущества центральной власти. Но он все-таки без сравнения больше каждого из самых больших княжеских уделов. Доходы с него простираются до 8,000,000 кокф, тогда как самый богатый князь, или даймио, Канга, имеет всего 1,000,000; следующий за ним Сацума — 770,000 и т. д. до десяти и менее тысяч кокф. Притом императору принадлежат важнейшие города страны: Иеддо, Осака, Киото, где сосредоточены главнейшие ее [227] капиталы. Замечу еще, что, в случае войны, средства всей Японии, особливо военные, поступают в распоряжение центрального правительства, которое и в мирное время имеет надзор над их состоянием, хотя чисто-внешний. 17-го мая 1870 года император производил общий смотр войскам Сацумы, Хиго, Стоцбаши, Хизена и других князей, наравне с своею гвардиею: это для него были столько же японские войска, сколько контингенты Саксонии и Брауншвейга войска германские для императора Вильгельма. Формируемые и содержимые не иеддоским военным министерством, они все-таки должны в военное время повиноваться одному главнокомандующему поставляемому центральною властью. То же и флот.

Теперь мы перейдем к более подробному ознакомлению именно с организациею военных сил Японии. Страна эта, как сказано распадается на множество участков, управляемых то чиновниками то князьями; но законы во всем государстве одни, и князья — только их исполнители. Поэтому и в деле формирования армии есть один общий закон, которым определяются размеры провинциальных контингентов, без различия, будь то в императорских землях или в княжеских. Он издан, в отмену прежних, не далее марта 1870 года и обязывает каждый округ с 10,000 кокф дохода выставлять 60 пехотных солдат, при двух или трех офицерах. Всадника засчитываются за нескольких пехотинцев, но за скольких именно указом не определено. Соображая размеры японских государственных доходов, мы должны допустить, что законные размеры сухопутной армии достигают в Японии до 160 000 человек. Но, впрочем, эта цифра только официальная. На деле и центральное правительство, и князья нормою не стесняются. Так князь Сацума, которому, по закону, следовало бы иметь только 4,670 солдат, держит их до 20,000, чтобы иметь более влияния на ход дел в государстве. С другой стороны, император, из видов бережливости, содержит под ружьем вместо 48,000 всего 13,500. Эти императорские войска притом не сосредоточены в одном пункте, а разделены на несколько отрядов, которые расположены в столице и в городах, открытых для иностранцев. Именно, кроме гвардии микадо в два батальона и два эскадрона с батареею, еще три или четыре императорских батальона находится в Иеддо, два в Иокогаме, три в Осаке, один в Кобе, два в Киото, один в Нагасаки; мелкие отряды есть в Ниегате, Хакодате и Исикари. Императорская полевая артиллерия — две батареи — и кавалерия — два эскадрона — стоят в Иеддо; но кажется, что и кроме их, [228] есть подобные войска в Киото и Осаке. Княжеские контингенты расположены в уделах; но часть их высылается на службу в столицы и другие важные города, где караульная служба очень велика. От этого в Иеддо, прогуливаясь по городу, видишь беспрестанно караульные дома прикрытые не императорским, а княжескими значками. Сколько именно и где находятся княжеских войск, я не имею возможности сказать; но, по показаниям самих японских офицеров, вероятно, в каждую данную минуту их есть под ружьем до 100,000 человек.

Японские войска формируются не из целого населения страны, а только из лиц, принадлежащих к одному особому сословию. Никогда купец, крестьянин или рыбак не могут быть призваны под знамена; никогда не могут они носить оружие, этот отличительный признак благородства у японцев. Сословие, которое доставляет вооруженную силу стране, называется вообще якунинами, а с присоединением к нему аристократии, т.е. князей и хатта-мото, которые все также носят две сабли, самураями, т.е. благорожденными. Всякий якунин непременно обязан быть на службе государству или князю, подобно польскому шляхтичу прежних времен или русскому казаку, хотя невсегда эта служба военная. Обязательный срок службы начинается в 18 лет и оканчивается в 30, после чего солдат может возвратиться в свой городской дом или на свой участок земли и заниматься частными делали, а также подготовлением детей к службе. Так как чувство родовой и сословной гордости очень развито у японцев, да и служба есть занятие выгодное и почетное, то даже те, которые не имеют собственных детей, спешат сохранить свое родовое имя и положение в ряду самураи усыновлением приемышей. Офицеры, выслужившие срок, если не привлекаются собственно-военною карьерою к продолжению службы в армии, имеют право на занятие некоторых мест в гражданской администрации. Именно, для них назначено пять мест из 18-ти, составляющих администрацию округа со 100,000 кокф, дохода, и если офицер способен, то он может быть назначен окружным начальником; если же нет, то лишь советником окружного управления. Этого места он может искать по закону, не обивая порогов у лиц власть имеющих и не кланяясь им.

Сословие якунинов до последнего времени было чересчур многочисленно и составляло потому тягость для страны. Ныне, именно с 1869 года, правительство уменьшило его числительность [229] увольнением около 400,000 человек от обязательной службы, с прекращением за то некоторых преимуществ, принадлежащих служилым якунинам: у уволенных отнята одна сабля из двух и им дано только небольшое двухлетнее содержание рисом впредь до устройства их нового положения. Оставшаяся сабля служит им, однако, признаком благородства и дает возможность при случае снова попасть на службу. Так как сословие якунинов очень честолюбиво, то из-за этой меры были безпорядки, даже вооруженные восстания увольнявшихся; но мало-по-малу отставленные начинают сживаться с своею судьбою и заниматься разными промыслами.

Тактически японские войска ныне устроены по-европейски, и при этом в основу образования положены уставы французский, либо голландский. Нужно заметить, мм. гг., что переформирование японской армии на европейский лад началось лишь в 1859 году, даже позже, и тогда в инструкторы были приглашены сначала голландцы, в Нагасаки, а потом французы, в Иеддо. Французское правительство, из особых видов, держало даже целую военную миссию в Иеддо, к составу которой принадлежали не только офицеры, но и солдаты, как ближайшие инструкторы. Некоторые феодальные владельцы, например Сацума, также искали европейских инструкторов, Таким образом, мало-по-малу, в течение девяти лет, японские войска обучились эволюциям и стрельбе, в которых, нужно заметить, они теперь очень сильны. Особенно гвардия микадо, командуемая одним туземным полковником, представляет образец расторопности и военной ловкости, исполняя все построения волтижерским шагом, быстро и стройно. Изданная правительством рекрутская школа в рисунках ясно показывает нам, что японских солдат учат не только стойке, маршировке и ружейным приемам, по и фехтованию. Одет японский воин нашего времени следующим образом: черный сюртук — двубортный или однобортный — сшит либо из сукна, либо из ластика, т.е. в обоих случаях из европейских материй, так как сама Япония, по неимению овец, не производит шерстяных тканей; но панталоны обыкновенно бумажные, из туземной ткани, также черные и довольно узкие. Никаких кантов, клапанов, цветных обшлагов и т. п. вздорных, но дорого стоящих осложнений военной одежды, у них нет; для отличия чинов служат галуны на рукаве и, у некоторых, на шапке, а набивной или тканый герб на груди либо на рукаве выше локтя обозначает, к войскам какого князя [230] принадлежит солдат. Головной убор различен в войсках разных князей и даже в императорских. Гвардия микадо, например, имеет низкие, почти цилиндрические шапочки без козырьков, а в Нагасаки императорский батальон носит конусообразные лакированные шляпы, для защиты от дождя и солнца. Обувь японского солдата-пехотинца двоякая: парадная — башмаки или даже сапоги из европейской кожи, и обыкновенная — национальные сандалии из соломы. Кавалеристы имеют даже сполна национальную одежду, очень свободную, и потому не заставляющую солдат подсаживать друг друга на лошадь. У них и шапки национальные же, из papiermachie, лакированные. Но, впрочем, гвардейская кавалерия носит одежду европейского покроя, которая ближе всего подходит к гусарским венгеркам, из черного сукна с черными же шнурками. При смотрах и парадах японские солдаты надевают через плечо шарфы, наподобие англичан: это есть единственная цветная часть военного убранства, у императорской гвардии, например, голубая. Впрочем, говоря об одноцветности японской военной одежды, я несколько отступил от истины, описав лишь нормальный костюм, носимый большинством. Некоторые князья, напротив, любят пестроту: у одного какого то затейника есть отряд, у которого панталоны солдат радужные, наподобие наших сторублевых ассигнаций. Князь Идзумо одевает своих воинов очень похоже на наших казаков, т.е. они имеют казакин с выпушками и шаровары с лампасами. Вне службы японские солдаты охотно носят национальное платье, что им не возбраняется. А кавалерия, как я сказал, даже не имеет другого костюма, кроме национального, т.е. широкой юбки, разрезанной сзади и спереди и заменяющей панталоны, да кофты ила бурнуса, соответствующего мундиру. Артиллеристы все одеты по-европейски.

Описав вкратце одежду японских войск и заметив еще раз, что она пока неоднообразна, перейдем к вооружению. Пехота вся имеет нарезные ружья, весьма часто даже скорострельные. Уже в 1862 году японцы, бывшие в Европе, успели оценить превосходство ружей Дрейзе над всеми другими, употреблявшимися тогда в европейских армиях, и в 1863 году, т.е. за три года до Садовэй, Япония имела до 10,000 скорострельных винтовок, которые, впрочем, не были из лучших и быстро приходили в негодность от небрежного обращения с ними. Теперь, т. с. в 1870 году, японцы уже не покупали совсем иных ружей, как скорострельные, хотя все еще разных систем, а не одной какой-либо [231] определенной. Общее число ручного оружия, ввезенного в Японию с 1859 года, иностранные негоцианты-продавцы полагают свыше полумиллиона. Вероятно, впрочем, значительная часть его уже пришла в негодность, ибо японские солдаты не довольно бережно обходятся с ружьями, а для починки их имеют всего одно заведение, в Иеддо. Вторую существенную часть японского солдатского вооружения составляет национальная сабля, которая, в понятиях благородного японца, неделима с его тёлом столько же, как душа. Собственно японский самураи носит, при своей национальной одежде, две сабли: длинную и короткую, т.е. кинжал; но как последний до известной степени заменяется штыком, то японец во фронте имеет, кроме ружья, только одну саблю. Кавалеристы, сверх национальных сабель, вооружены пиками и револьверами, артиллеристы — револьверами и саблями. Орудия полевой артиллерии все четырехфунтовые, нарезные, заряжающиеся с дула, т.е. устроенные по образцу французской артиллерии 1859 года. Лафеты их очень напоминают наши горные и имеют оглобли. Такое устройство вынуждается самыми свойствами страны, которая очень гориста и имеет дороги по большей части лишь вьючные или даже пешеходные, с лестницами. Есть в полевой артиллерии и железные лафеты, ее тяжелые и с очень малою боковою поверхностью: они несколько напоминают наши железные крепостные лафеты Венгловского, только в малом размере. Каждая батарея имеет шесть орудий,

Боевое снаряжение японских войск так же разнообразно, как их вооружение. Но, вообще говоря, оно состоит из кожаного пояса, на котором с левой стороны привешивается штык и за который затыкается сабля. На этом поясе спереди малая патронная или караульная сумка, из кожи. Затем следует перевязь через плечо с большою сумою назади; наконец походное снаряжение дополняется ранцем, на мягких ремнях. Все эти предметы далеко не одинакового образца и различаются не только по княжествам, но и в войсках одних и тех же князей, что зависит от неимения в Японии туземной кожи и необходимости покупать все кожаные предметы у иностранных купцов, которые привозят в Иокогаму, Кобе и Нагасаки всякий европейский хлам. Сбруя на лошадях, кроме тех случаев, когда кавалеристы сохранили национальные седла, еще хуже чем амуниция на людях. Надобно заметить, что в отношении сбруи японцы были жестоко обмануты не только простыми европейскими торгашами, этими filoux раг profession, но и императорским правительством Франции.  [232]

Правительство это изготовило-было значительные партии седел, кавалерийских и вьючных, а также уздечек, и проч. для мексиканской экспедиции, но не успело их употребить в дело, так как экспедицию пришлось окончить раньше чем оно желало. Тогда заготовленные седла были проданы японцам, но не отделанные, т.е. необтянутые кожею, которую французские агенты покрали; и вот теперь японские кавалеристы ездят на деревяшках, которых обтянуть им нечем, ибо своей ковки у них нет, а иностранная очень дорога. Стремяна в кавалерии большею частью не европейские, а туземные подвесные, в роде башмаков, очень удобные для ездока, особенно носящего легкую обувь, при которой железо холодит ногу.

Упомянув об одежде, вооружении и снаряжении, скажем еще об обучении и о моральных качествах войск. Пехота и артиллерия очень часто занимаются практическою стрельбою, и, по отзывам иностранных инструкторов, сделанные успехи очень значительны. Затем некоторые части войск, например гвардия микадо, сделали большие успехи в эволюциях. Но выправки, подобной английским или прусским солдатам, японцы не имеют, что, впрочем, и понятно, ибо вне военных действий, учений и караулов они — граждане, носящие невоенную одежду. Японского солдата вообще нужно представлять себе немножко сибаритом; он к этому имеет наклонность и все средства, ибо, за исключением английской и американской армий, нет на свете солдат лучше содержимых, как японские. Еще недавно вы, мм. гг., могли прочесть в журналах официальный отзыв о том нашего адмирала, начальника эскадры в Тихом Океане. Жилище солдата обыкновенно казенное и по-японски очень комфортабельное; жалованье, разом, дается в таком количестве, что даже семейный якунин продает значительную его часть. Простой рядовой получает несколько десятков мешков, каждый в 3¹/₂ пуда.

То обстоятельство, что японская армия составлена из людей одного сословия, стоящего высоко на общественной лестнице, естественно служит причиною высокого развития в ней нравственных качеств. В самом деле, если воин настолько дорожит своим званием, что исключение из него равно почти осуждению на смерть или, по крайней мере, вечному позору, то понятно, что в войсках point de honneur должен быть очень высок. И действительно, мы видим, что японцы исполнены самого пылкого мужества и высокого чувства чести. Напомню здесь, для [233] доказательства, хоть один эпизод, бывший в 1869 году. В городе Хакодате в это время шло междоусобие приверженцев микадо с партизанами сиогуна. Последние были очень слабы числом, по сравнению с своими противниками, и во время битвы понесли огромные потери; но они положили оружие только в числе 247 человек — перед 3,000 неприятеля — и не раньше, как расстреляв все патроны. С своей стороны империалисты, неустанно сражаясь, но узнав, что у противников их нет продовольствия, посылали им таковое от себя....... С такими войсками, мм. гг., можно, кажется, сделать все, лишь бы у них были достойные начальники.

Но какие же средства имеет Япония к образованию этих начальников, т.е. офицеров не только храбрых, но и искусных? Средств к этому два: обучение в туземных военных, школах и командирование множества молодых людей лучших фамилий заграницу. Военные школы ныне находятся в Иеддо и Осаке. Первый город имеет военное училище в составе местного университета или кайседжио. Тут преподают военные науки иностранцы, преимущественно французы, и школа эта в 1870 году постановлена на довольно хорошую ногу, хотя все еще бедна средствами. Другая школа была первоначально основана одним частным лицом, Кавадзуки, бывшим министром сиогуна, вышедшим в отставку и поселившимся близ Иокогамы. Она, впрочем, ныне взята в казну и переведена в Осаку, где также имеет учителей французов. В обеих учится от 150 до 200 молодых людей. Кроме того, как я уже сказал, много молодежи посылается в Европу и в Америку. Нужно заметить, что многие военные упражнения, например езда верхом, фехтование и т. п., в большой чести у всех благородных японцев, и потому хорошо знакомы каждому самураи уже в 14 — 15 лет; затем получившему общее образование молодому человеку остается заграницею приобретать только специально-военные сведения. А как успешно они достигают этого можно видеть из отзывов многих английских, бельгийских и американских журналов. В Японии есть уже теперь несколько офицеров, кончивших полный курс военных наук в Вест-Пойнте, школе Гранта, Томаса, Ли и других генералов американской войны 1861 и 1865 годов.

Самые солдаты на столько все образованы, что свободное от службы время, даже в караулах, проводят в чтении. Пьянство совершенно им неизвестно, и хотя японцы любят повеселиться и [234] выпить, но делают это дома. Появиться же на улице под хмелем значило бы навлечь на себя несмываемый позор.

Патриотизм японских войск выше всякого сомнения. В случае внешней войны они будут драться с мужеством, которого, конечно, не встретишь ни у одного народа Востока и которое на самом Западе немного найдет себе подобных. Японец с детства убежден, что отечество его — лучшая страна в мире. Это может показаться несколько смешным; но горе народу, который думает иначе!

Слабые страны японских военных сил суть следующие. Во-первых, недостаток единства в вооружении, снаряжении, обучении и, что всего важнее, в управлении. Японские войска вполне национальны; но они не составляют одной армии и в последний раз общую службу несли только в конце XVI столетия, при завоевании Кореи. Затем следует недостаток дисциплины. Кто сколько-нибудь знаком с духом европейских армий, тот знает, что столпы дисциплины суть унтер-офицеры: если они хороши и строго исполняют свои обязанности, то можно быть спокойным за военный дух солдат, за субординацию и прочее. Но в Японии солдат относится к унтер-офицеру без всякого почтения, хотя и вежливо. Он видит в нем равного себе по званию, подобно польским шляхтичам, столь знаменитым тем, что умеют только командовать, но не повиноваться. Конечно, в строю рядовой понимает свои обязанности по отношению к старшему: он на столько развит, чтобы знать необходимость в этом случае безусловного повиновения; но вне строя, даже в казармах, чувства его совсем не те, что у наших солдат к их фельдфебелям, капральным и даже ефрейторам. Чувство личной чести и соревнование в бою едва ли искупят этот важный недостаток японских войск в случае их столкновения с строго-дисциплинированными европейцами. Я имел честь сейчас упомянуть, мм. гг., о широком развитии общего образования между японскими солдатами, об их любви к чтению и т. п. Я сказал также, что правительство всячески заботится о том, чтобы иметь сведущих офицеров и, конечно, одни старания не заслуживали бы большего внимания, если бы об успехе их нельзя было судить по результатам. Персидское правительство тоже старается иметь хорошо-организованные войска, образованных офицеров, искусных военных техников и пр.; однако ему все это не удается. У японцев дело идет успешнее, и мы уже видели на сколько в строевом отношении. Теперь [235] посмотрим на доказательства интеллектуального развития и распространения тех практических сведений, которые в наше время необходимее чем когда-либо не только офицерам, но и нижним чинам, как доказывают нам успехи германских армий. Перед вами большая карта Японии, в масштабе 10¹/₂ верст в дюйме. Вы изволите знать, что Российская Империя, даже европейская ее часть, не имеет подобной для целого своего протяжения. А Япония имеет, и не только для густонаселенных частей государства, т.е. островов Нипона, Киусиу и Сикокфа, но и для Мацмая, этой японской Сибири, населенной, кроме берегов, одними дикарями-аинами. И уже 250 лет назад японцы имели карты целого своего государства: об этом упоминается в их законах; с этих карт срисованы были европейские, например Кемпферова, в конце XVII столетия. Карта, которую вы здесь видите, есть специальная для целой империи; но есть еще более подробные, несколько образцов которых я имел случай доставить в военно-ученый комитет, но не мог их там ныне найти, чтобы представить вниманию вашему. Одним словом, я думаю, что скажу все, если скажу, что целая Япония имеет кадастровые съемки, на основании которых определяются размеры поземельных участков для обложения их податьми. И администрация поставлена в обязанность внимательно следить за их исправлением, соответственно происходящим в топографии страны переменам. Подробных этих съемок я, разумеется, не мог достать: они держатся в секрете; даже настоящая специальная карта не есть что-либо очень доступное иностранцам. Не так давно она была запрещена в самой Японии, и автор в свое время был сослан за ее составление почти как государственный изменник. Только по мере распространения европейских понятий в правительственных сферах, карта стала общедоступною и даже была издана самым правительством. (Автор ее, Иноками, тем временем однако умер в изгнании, а потому почтим, мм. гг., память его здесь, за 12,000 верст от его родины). Уже то, что я в короткий срок моего пребывания в стране успел купить открыто, в магазинах, свидетельствует, что топографическими сведениями о своей стране японцы не бедны. А вот карта, которая до известной степени служит и статистическим данным: на ней обозначены все селения, где довольно значительной массе людей, например отряду войск или свите князя, можно найти удобный ночлег, с обеспеченным продовольствием. Ее можно назвать маршрутною, а есть и еще собственно дорожная, [236] где назначены только главные населенные пункты, но за то есть все дороги до шести фут шириною. Есть маленькие складные карты, очень подробные, но изготовленные в виде карманных атласов, которые могут быть особенно полезны офицерам не только генерального штаба, но и строевым. Планы городов, образчик которых вы тут видите, мало оставляют желать, и мне здесь можно только прибавить, что все они очень дешевы: маршрутная карта 1 р. 35 к., и даже большая специальная всего 8 р. 50 коя.

И так, топографические сведения японцев весьма достаточны; замечу, что они очень распространены в народе, и большая часть даже простолюдинов умеет читать и понимать карты — якунины, т.е. солдаты и офицеры, тем более. Теперь о статистическвх сведениях Что японцы хорошо знают свое отечество, в этом не может быть никакого сомнения. Уже два века тому назад Кемпфер знал обширную их государственную географию и статистику и многое из нее заимствовал. Но не одним отечествоведением ограничиваются сведения образованных японцев по статистике. Они очень внимательно изучают силы и средства всех больших чужеземных наций, и, да позволено мне будет сказать, имеют больше точных сведений о Европе, чем мы, европейцы, о Японии. Каждый их чиновник, даже каждый молодой человек посылаемый на запад для образования, обязан потом представлять отчеты о виденном, и эти отчеты тщательно изучаются людьми специальными. Кроме того, они следят за ходом событий по журналам. Несколько хороших европейских трудов по статистике переведено на японский язык. То же можно сказать о собственно-военных науках, которые нас здесь могут больше всего занимать. Есть японские курсы тактики и артиллерии, большею частью, впрочем, переводные с французского, голландского или английского. Только фортификация сделала пока мало успехов, может быть потому, что японцы видят главное средство обороны своей страны не в каменных, а в деревянных стенах, т.е. во флоте, а может быть и потому, что европейские профессоры, из эгоизма, не обучают японцев теории обороны, чтобы легче с ними справляться при случае войны. Впрочем, туземная фортификация вовсе не в таком младенческом состоянии, чтобы ее можно было оставить без внимания. Японцы хорошо умеют строить земляные укрепления с фланкирующими частями, каменными одеждами и редюитами. Они умеют возводить форты среди моря. Самая слабая часть в японской армии была доселе медицинская. Во время последнего междоусобия японцы должны [237] были нанимать европейских врачей, чтобы руководить устройством походных больниц. Но за то теперь на нее обращено все внимание правительства. Две большие медицинские школы существуют в Осаке и Нагасаки, и идет речь об основании медицинского факультета в Иеддо. Кроме того, князь Тоза в 1870 году пригласил одного европейского медика основать в его владениях больницу с практическими занятиями для туземных докторов. Что правительство и народ понимают важность медицины не только в военном, но и в общегосударственном смысле, доказывается тем, что учениками школ в Осаке и Нагасаки являются, большею частью, дети офицеров и чиновников, а не одних туземных медиков, как было прежде. Учение идет очень успешно, и хотя еще не далее 1859 года преподавать европейскую медицину в Японии было почти нельзя, потому что обычай запрещал прикасаться в трупам, а тем более делать расчленение их, но теперь молодым японским врачам очень хорошо известны и анатомия, и физиология, и патология в европейским их смысле. Европейские хирургические инструменты и приемы очень уважаются японскими врачами, и если того же нельзя сказать про терапию и фармакологию, то всякому известно, что эти две отрасли медицины суть знания чисто-эмпирические, не осмысленные достаточно, и потому незаслуживающие особого уважения, хотя они и образуют практическую часть врачебного искусства, дающую хлеб лекарям и аптекарям.

Медицинские школы в Осаке и Нагасаки оказывают и еще важные услуги Японии: они служат центрами, из которых распространяются в стране сведения реальные, т.е. дельные, в противоположность бездельным, т.е. классико-реторическим, какими, например, богат Китай и были богаты Рим и Византия перед падением. В обеих школах преподают начальную математику, физику, химию, и вот, например, результаты, которые я лично видел в Нагасаки. Окрестности этого города, как известно, богаты камфорным лавром; но японцы не умели извлеченной из него камфоры очищать, а отпускали ее за границу в грубом виде, по низким ценам. Но едва на лекциях химии они узнали об европейских способах рафинирования, как стали вводить их у себя. Тоже и с солью, которую они извлекали прежде из морской воды помощью куч гравия и ям, где сгущался рассол: теперь заведены градирни. Горная, то есть металлургическая химия тоже делает успехи, а про физику достаточно сказать, что японцы умеют делать барометры и определять, с помощью их, высоты, [238] приготовлять зрительные трубы, устраивать электрические телеграфы. Механические их познания, впрочем пока чисто практические, на столько уже развились, что они не держат ныне на аполурском пароходном заводе ни одного иностранца, чего мы в России не успели еще повсеместно достигнуть. Для преподавания механики есть особые классы при ионокском морском арсенале, о котором мы поговорим после.

Медицинские школы, наконец, приносят еще одну пользу Японии и, в частности, ее армии. Развивая правильные понятия о потребностях человеческого организма, научая, что гигиена, по крайней мере, стоит терапии, они утвердили в японских начальствах мысль, что только хорошее размещение солдат может служить прочною гарантиею их здоровья. Следствием этого было и есть устройство очень удобных казарм. Все казармы устроены так: во-первых, они поделены на небольшие камеры, для 6-8 человек каждая, где неженатым солдатам указаны их места, за чистоту которых они отвечают. Такое расположение гарантирует, до известной степени, от распространения прилипчивых болезней и приучает человека к опрятности. Во-вторых, они, как все японские жилища, хорошо проветриваются, благодаря широким дверям или окнам и тому, что выходят обыкновенно окнами, с одной стороны, на широкий двор или плац, а с другой в садик. При страсти японцев к садоводству, это последнее обстоятельство служит и к удовольствию, и к полезному в гигиеническом смысле развлечению солдат. Затем, как в японских домах нет мебели, а люди вообще садятся на пол, то и в казармах полы выстланы повсеместно бамбуковыми циновками безукоризненной чистоты, легко вытряхаемыми от сора. Только оружие помещается японскими солдатами на стенах или у стен комнаты; весь же прочий скарб без нужды невидим и сполна укладывается либо в сундуки, хранимые под высоконастланным полом, либо прямо в это обширное подполье, которое всегда сухо. Встав поутру, японец складывает свои ваточные одеяла, на которых и под которыми спит, и отправляет их под половую настилку, а покрывающую ее циновку вытряхает. Нагревание камер производится, по туземному обычаю, очагами с древесным углем, на которых всегда греется вода для чаю, ибо японцы никогда не пьют воды сырой. Казарменные здания всюду обведены канавками; следовательно, почва под ним не намокает, несмотря на частые в стране дожди. Для естественных надобностей солдат устроены повсюду [239] особые ретирады, содержимые очень опрятно. Это обыкновенно есть будка с ящиком, вставляемым сбоку под каменную плиту, в которой сделано нужное отверстие, элептическое, а не круглое, в видах опрятности. Нечистоты из ящика, служащего не более как на 12-16 человек, аккуратно вывозятся по мере накопления, по-тому что их охотно берут земледельцы, как удобрение для полей. Затем в ретираде обыкновенно есть рукомойник с водою и полотенце — все содержимое в чистоте. Семейные люди имеют особые отделения в казарменных зданиях, и каждое семейство совершенно отделено от прочих, имеет даже отдельный садик. Целая совокупность казарм, иногда, как в Иеддо и в Иокогаме, занимаюших обширные кварталы, обыкновенно обносится легким забором из досок, который скрывает внутренность зданий от взоров людей посторонних. В Нагасаки, по тесноте пространства, казармы сделаны в два этажа, с открытыми галереями на обширный двор; в прочих городах они одноэтажные. Все хозяйственные постройки: кухни, склады провизии, амуниции, сараи для артиллерийских орудий, лошадей, сбруи и прочее, всегда стоят отдельно от жилых зданий, и только в Иокогаме я видел казармы для эскадрона кавалерии, где жилища солдат сделаны над конюшнями; но эти конюшни содержатся в образцовой чистоте.

В заключение настоящей беседы, позвольте, мм. гг., сказать о военно-технических учреждениях, существующих в настоящее время в Японии. Говоря о вооружении войск, я упомянул об оружейных мастерских в Иеддо. Там же находится и литейная или, если угодно, артиллерийский двор, на котором уже отлито до 100 орудий и приготовлены сполна лафеты и ящики для двух батарей полевой артиллерии. В 1870 году эти мастерские, впрочем, почти не действовали, по недостатку денежных средств у правительства. Другая литейная находится в Осаке, а третья, и самая обширная, в Иокоске, при тамошнем морском арсенале. Этот последний вообще есть замечательнейшее военно-техническое учреждение Японии, хотя устроен собственно для морского, а не сухопутного ведомства. В нем, сверх литейной, находятся: обширная кузница с четырьмя паровыми молотами и 16-ю ручными горнами, имеющими паровую тягу; котельная, деревянная, сборная и такелажная мастерские; канатный завод; мастерские механическая и слесарная; верфь, мартолов элинг и, наконец, два великолепные дока, лучшие на всем востоке. Они вытесаны в цельном камне и имеют длины 430 и 385 футов. Со времени основания иокоскского [240] арсенала по лето 1870 года, в нем исправлялось не менее 16 иностранных судов и построено несколько небольших пароходов, собственно японских; из них один длиною 100 футов, т.е. 45 сажен. Суда эти ныне плавают в Иеддоском Заливе При арсенале есть школа для образования гидрографов и инженер-механиков. Ему подведомствен еще механический завод в Иокогаме, который работает для судов, нежелающих оставлять иокогамского рейда. Другое большое пароходное заведение находится в Аконуре, близ Нагасаки. Там тоже изготовляют паровые машины, железные лафеты и прочее, даже сделан железный мост, который стоит на одном из каналов, проходящих чрез Нагасаки. Завод аконурский замечателен тем, что в нем с 1869 года нет ни одного иностранца, а все, от директора до последнего кузнеца, туземцы. Здания в нем, как и в Иокоске, по большей части кирпичные, с деревянными связями, от землетрясений. Кроме этих казенных судостроительных учреждений, существует, в Хиого, частный машинный и пароходный завод, который уже спустил четыре парохода, плавающих в Осакском Заливе и на реке Иодогаве, которая соединяет море с озером Бивою, самым большим в Японии.

И так, вот какие военные средства имеет в настоящее время Япония, которая, десять лет назад, во многом была государством совершенно азиатским. Если к этому прибавить, что денежные ее способы невелики и бюджет, при развивающихся государственных потребностях, обременен дефицитами, то, кажется, это будет все, что нужно для первоначального ознакомления с военно-политическим ее состоянием, в главных чертах. В следующий раз мы посмотрим, как и где эти средства могут быть употреблены в дело.

ЧТЕНИЕ ВТОРОЕ.

В прошлый раз, мм. гг., мы говорили об основах военно-политического могущества Японии, начав обзором государственного ее устройства и окончив подробностями о снаряжении, вооружении, обучении и содержании войск. В самом начале лекции я притом сказал, что два важные отдела всякого военного обозрения какой-нибудь страны — о территории и о народе — не будут нами рассматриваемы. Однако теперь, начиная краткий стратегический обзор Японии, мы должны взглянуть на ее топографическое положение. Известно, что государство это, подобно Великобритании в Европе, [241] расположено на островах, соседних материку восточной Азии. Но в то время, как Великобритания состоит всего из двух главных островов, Япония имеет их в своем составе четыре, а с мелкими 3,850, из чего видно, что территория ее сильно раздроблена и, в случае войны с могущественною морскою державою, может быть разрезана и даже завоевана по частям. Мало того: изобилие мелких заливов и бухт у берегов больших островов может очень облегчить высадку неприятеля, хотя, с другой стороны оно же облегчает укрывательство японских судов. Вторая важная топографическая особенность Японии есть та, что почва ее очень гориста, более гориста, чем на каком-либо из островов и полуостровов Европы, за исключением разве Греции и Сицилии. Эго также могло бы служить затруднением для связи между различными частями государства, если бы японцы с давнего времени не устроили хороших дорог. Я говорю хорошие, потому что главные линии в стране, начиная от Сангарского Пролива, вдоль всего Нипона, до пролива Симоносакского и потом на острове Kuycuy до Кагозимы, представляют шоссе, которые могут быть названы отличными путями даже в европейском смысле. Кроме того и многие второстепенные дороги очень удовлетворительны, по крайней мере в том смысле, что по ним без труда могут ходить пехота, горная артиллерия и вьюки. Почти везде в трудных местах они гласированы, местами даже выложены плитами и имеют на реках мосты. Только спуски и подъемы круты, иногда даже устроены в виде лестниц, как то было в Перу при инках. Карта показывает направление главнейших из этих путей, и притом со станциями, где значительные отряды могут находить удобные ночлеги и продовольствие. Но тут еще изображены далеко не все пути, а только такие, по которым удобно двигаться князьям с их многочисленными свитами, когда они собираются в Иеддо. О железных дорогах я не говорю, потому что они только предполагаются, хотя уже в 1870 году некоторые работы по пути из Иеддо в Осаку начаты. На значительной части японских рек есть мосты, обыкновенно на сваях, узкие — от 7 до 10 футов — и выпуклые в средине, но удобные для перевоза по ним значительных тяжестей. Впрочем, обыкновенный способ переезда через значительные реки есть переправа на лодках и даже в брод. Лодки невелики, совершенно плоскодонны и могут поднимать не более одной повозки с лошадью, да сверх того 6-8 людей. Переправы в брод иногда прекращаются от прибыли вод, нередко очень внезапной, как то [242] бывает во всякой гористой стране. Горы Японии, по большей части, покрыты лесами, иногда очень обширными. Таков, например, главный водораздельный кряж Нипона, идущий по средине его протяжения; таковы в особенности горы острова Иезо. Даже в наименее лесистых частях страны все крупные отклоны возвышенностей непременно, даже обязательно, т.е. по закону, покрыты лесом, чтобы дожди. не размывали слишком быстро почву и не производили голых обрывов. Исключение можно встретить только там, где обрыв каменист. Вследствие этого, при движении войск по долинам, они почти везде могут быть преследуемы огнем неприятеля занимающего лес, подобно тому, как это бывало где-нибудь в долинах Белой или Пшехи на Кавказе. Эти топографические подробности нам очень полезно узнать в самом начале настоящей беседы, потому что их необходимо принимать в соображение, когда может идти вопрос о сосредоточении или о передвижении войск в Японии. Теперь обратимся к собственно-стратегическому обзору.

Острова, составляющие Японию, лежат в Великом Океане, на 20 дней пароходного плавания от ближайшего пункта северной Америки и на полтора месяца от Европы. Это положение, очевидно, обеспечивает Японскую Империю от внезапного нападения большими силами со стороны сильнейших государств Старого и Нового Света.

Что касается до ее соседей на азиатском материке, то, при нынешнем состоянии дел, нечего ей опасаться ни Китая, ни Кореи. Россия до настоящей поры также не имела и не имеет на восточных своих пределах достаточных морских и сухопутных сил, чтобы серьезно угрожать самобытности или целости Японии. По отдаленности Амурского Края от средоточия государства, по его малой населенности. по недостатку в нем промышленных и военно-технических учреждений, по дороговизне содержания флота и войск в портах Японского Моря, нет сомнения, что и в будущем, по крайней мере ближайшем, Россия не может быть опасным для Японии противником-завоевателем. Не говоря уже про то, что нападение с ее стороны на японский архипелаг будет встречено единодушным сопротивлением великих морских держав, но, даже в предположении нейтралитета со стороны этих держав, нельзя упускать из виду, что борьба в пределах японских островов или на японских морях имеет для России всю вероятность на [243] неудачный исход, ибо местности эти от средоточия ее сил удалены на 12-15 тысяч верст, а японцы тут у себя дома.

Относительно Испании, соседки Японии по Филиппинским колониям, можно также сказать, что «империи солнечного восхода» нечего ее опасаться. Времена Карла V и Филиппа II прошли безвозвратно. Неопасна и Голландия, владеющая Зондским архипелагом.

Остается одна Англия, которая на Гон-Конге имеет могущественную морскую станцию, всего в шести днях пути от Японии. И как это первая в свете морская держава, как она обладает неисчислимыми ресурсами богатых стран в Азии и в Австралии, т: е. невдалеке от Японского архипелага, то она одна и может внушать серьезные опасения японскому государству. И опасения могут быть тем серьезнее, что, при обширных торговых связях Англии, едва ли хоть-одна большая держава решится на разрыв с нею из-за Японии, в которой имеет только второстепенные интересы. Соединенные Штаты, которые, так-сказать, призваны ко вмешательству в японские дела своим положением на Великом Океане, едва ли составят исключение, ибо коммерческие сношения их с Великобританиею обширнее, чем с каким-либо другим государством в свете, а война стоила бы прекращения их, да сверх того необъятных сумм, на которые Союз экономен. Для вооруженного содействия Японии нужно было бы стечение слишком исключительных обстоятельств, например горячего предварительного раздражения противу Англии, оскорблений, нанесенных последнею самим американцам во время приготовлений к экспедиции в Японию, и т. п. обстоятельств, которых Англия, конечно, постарается избежать. Франция, при теперешнем положении, да и надолго впредь, конечно, не в состоянии будет защищать Японию, как, впрочем, и угрожать ее самобытности, а Германия не имеет в соседстве точек опоры для военных действий, да и флот ее пока слишком мал для серьезной экспедиции в японских морях.

Таким образом ясно, что Англия есть единственное государство, которого Япония не только может, но и должна опасаться в настоящее время. В этом нельзя еще сомневаться и потому, что, в течение двух последних веков, Англия совершала на Востоке непрерывные завоевания, что, захватив Индию и Австралию, унизив и подчинив своему влиянию Китай, она разставила ныне сети для самой Японии в виде денежных кредитов, захвата важнейшей стратегической линии в стране, взыскания огромных контрибуций из-за ничтожных причин запрещения укреплять Симоносакский Пролив, [244] нежелания отозвать гарнизон из Иокогамы и прочее. Даже если бы всего этого не было, то достаточно одних печатных заявлений. Орган английского посольства в Иокогаме, «Japan Weekly Mail» в 1870 году с откровенностью объявлял, что «Англия одна имеет действительные интересы в Японии, что притязания и интриги других держав ей кажутся смешными, что содержание этими другими державами при японском дворе посольств есть чистое-ребячество, основанное на зависти к Англии, и нисколько притом для ее влияния неопасное, что так или иначе Англии одной предстоит хозяйничать на Японском архипелаге во-имя цивилизации».....

Эти соображения указывают на неприятеля, с которым. Япония сильнее всего может столкнуться, а вместе и на характер возможной войны, которая будет главнейше морскою, т.е. вестись помощью флота, если не исключительно им. Рассмотрим же прежде всего, именно с точки зрения такой войны, стратегическое положение Японии.

На 7,000 квадратных географических миль пространства четыре большие острова, образующие Японию, именно Мацмай, Нипон, Киусиу и Сикокф, имеют не менее 1,170 миль берегов, что дает по одной миле берега на шесть квадратных миль пространства. Защищать такую несоразмерно-огромную линию она, очевидно, не в состоянии. Даже ограничиваясь обороною только важнейших пунктов, Иеддо, Осаки, Симоносаки, Кагозимы, она должна будет разбросать свои силы на многие сотни верст. Все мелкие острова, очевидно, будут оторваны от ней, как только на соседних морях появятся неприятельские суда. А что до больших, то они будут предоставлены каждый своей участи немедленно после занятия Симоносакского, Сангарского и других проливов. Единство в обороне страны, сосредоточение всех оборонительных сил в одной местности, подобно тому, как в Великобритании у Ламанша или в Турции у Дарданел и Босфора, это единство недостижимо в Японии. Нужно поэтому для защиты берегов иметь флот, а для опоры в действиях флота — несколько укрепленных гаваней.

Замечательно, что Япония до сих пор не решила, где именно устроить большие военные порты. Конвенция 1864 года лишила ее права укреплять Симоносакский Пролив, который самою природою как бы назначен для этой цели, разделяя две главнейшие из составных частей государства и имея среди себя рейд. Затем остаются: на юге Кагозима — великолепный порт, который может быть сделан неприступным при небольшой помощи [245] искусства; в средине страны гавань Оо-сима, у южной оконечности Нипона, которая также может быть укреплена без огромных издержек; на севере бухта Авомори; на северо-западе бухты Цуруга и Микуура, которых местные свойства еще недовольно известны и которых район очевидно теснее, чем портов прибрежных Тихому Океану. Все прочие известные гавани имеют следующие недостатки для военных портов:

Нагасаки может быть отрезана от страны появлением неприятельских судов в бухтах Омуре, Симабаре и Ягами, причем сделав высадку в первой из этих бухт, у Токица, неприятель через три часа марша достигнет города и порта с севера, откуда доступ легок и где нет никаких оборонительных построек.

Кокура — гавань мелкая и открытая.

Хиросима — мели.

Хамада — малый объем; гавань в Японском Море.

Хиого — открытая стоянка; два штерншанца с небольшими башнями средних, составляющие теперешнюю защиту гавани, не имеют в себе ничего серьезного.

Осака — тоже открытый рейд; притом вход в реку Иодогаву возможен только для мелких судов во время прилива.

Пролив Наруто, между Сикокфом и Авадзи, водоворот.

Пролив Идзуми, между Авадзи и Нипоном, нет гавани.

Танабе — бухта удобная, но которой лучше предпочесть соседнюю Оо-симу, как более удобную для обороны и имеющую два выхода.

Мелкие бухты на полуострове Симе еще не исследованы.

Залив Овари и бухта Шикава сама по себе слишком обширны для порта, а у берегов не имеют меньших бухт, удобных для военной гавани. Как пристань для крейсеров, неудобны потому, что легко могут быть блокируемы.

Хаманацу ила Хамада — басейн закрытый, но много мелей.

Все мелкие бухты полуострова Изду слишком малы для устройства укрепленных военных гаваней, не исключая и Симоды, которую притом трудно защищать с сухого пути, ибо она обставлена горами, которые могут быть заняты противником без большого труда.

Все бухты Иеддоского Залива: Асипа, Урага, Иокоска, Мисисипи, либо малы, либо открыты. Впрочем, Иокоска с соседнею бухтою Повхатан могли бы быть хорошим убежищем для [246] японского флота, если бы построить обширную систему фортов на окружающих высотах.

Иокогама не укреплена и занята иностранным гарнизоном, именно с целью препятствовать укреплению; да и рейд открыт с юго-востока.

Иеддо не имеет гавани по причине мелей. Большие суда могут стоять только в открытом заливе, вне линии существующих укреплений, которые, по самому расположению и устройству, не могут дать флоту никакой защиты. Даже своего прямого назначения — защищать столицу от бомбардирования с моря, они не достигают вполне, ибо суть открытые редуты, которые легко могут быть обстреляны морскою артиллериею и потом взяты приступом.

В заливе Сеидай есть гавани для джонок, но не для военных судов; много мелей и скал.

Порт Намбу хорош, но может быть атакован с сухого пути неприятелем, высадившимся невдалеке на юге или севере.

Самая бухта Авамори, при всей ее стратегической важности, как охранного порта для Сангарского Пролива, имеет свое неудобство в излишней обширности.

Хакодате можно бы предпочесть этому большому заливу, но это уже будет вне Нипона, т.е. главного средоточия могущества Японии.

И так, самою безукоризненного гаванью Японии для устройства большого военного порта нужно считать Кагозиму. Здесь вулканический остров Гакура отделяет обширный глубокий басейн от прочих частей залива Кагозимы и делает доступ внутрь порта невозможным. А между тем сохраняются два выхода, и для блокад порта, следовательно, нужно больше судов. Кроме того, Кагозима есть ближайший порт к гаваням Китая, куда направляется всегда много торговых кораблей тех держав, которые могут вести войну с Япониею. Выходя из Кагозимы, японские крейсеры могут иметь станции на Ликейских островах.

После этого порта следует Оо-сима. Неизвестно, на какой из этих местностей остановит свой выбор японское правительство; но покамест ни в одной оно не приступало к сооружениям. Князь Сацума, правда, укрепил свой порт, Кагозиму; но эта оборона недовольно солидна, чтобы доставить всему японскому флоту убежище столь же надежное, как, например, Плимут, Брест и Тулон.

Весьма возможно, что японцы, сделав уже значительные издержки [247] в Иокоске и Аконуре, остановятся на одной из этих местностей, чтобы помощью искусства ее укрепить. Это будет тоже недурной выбор; но устройство укреплений обойдется дорого, а стратегического значения, такого как Кагозима, Симоносаки и Оо-сима, ни Иокоска, ни Нагасаки не получат.

Указав на неустройство береговой обороны Японии, посмотрим теперь, какой флот может она противопоставить неприятелю, который бы вздумал атаковать ее. Прежде всего следует заметить, что флот этот не имеет общей организации, принадлежит, большею частью, не центральному правительству, а отдельным князьям, общих маневров не делает и вообще большой морской практики не имеет. Экипажи его также неопытны, хотя японские матросы принадлежат к числу смелых и искусных в своем деле людей. Не достает хороших офицеров, особенно сведущих механиков и гидрографов. Мы упомянули в прошлую лекцию, как этому последнему недостатку японское правительство старается помочь основанием морских классов при иокоскском арсенале. Кроме того, оно отдавало и отдает многих людей из дворян на военные суда европейцев, для получения практического морского образования. Известный предводитель восстания в 1868 году, адмирал Эломото Кумадзиро, образовался таким образом на голландских судах. В 1870 году двенадцать молодых японцев поступили на английскую летучую эскадру Тихого Океана, приходившую в залив Иеддо. Но все это еще очень недостаточно, чтобы из теперешней, довольно, впрочем, значительной, массы японских судов (см. список их в обозрении Японского архипелага, в приложениях) образовать настоящий боевой флот. Сами японцы понимают это, и потому к особенно-военным судам причисляют едва 14 пароходов, в главе которых должен быть поставлен башенный броненосец таран Stonewall и броненосный же корвет Jho-shu maru. Очевидно, что никакого серьезного сопротивления значительной европейской эскадре такой малочисленный флот оказать не может, и, вернее всего, сделается добычею неприятеля при первой войне. Поэтому его роль должна состоять только: а) в крейсерстве за коммерческими судами противника, для чего может быть отряжено 3-4 парохода из лучших ходоков и непременно с европейскими лоцманами и механиками; В) в перевозке войск и военных тяжестей вдоль берегов самой Японии, где таковые не будут блокируемы, и с) в некотором содействии защите портов. Но и во всех этих отношениях блистательной роли он не может играть, как по [248] свойствам судов, так и по неопытности экипажей. Все повреждения, какие могут быть понесены японскими судами, в случае войны, неисправимы, так как порты Иокогама, Иокоска, Хиого и Нагасаки, где есть технические морские учреждения, конечно, будут блокированы или даже взяты неприятелем прежде всего другого.

И так ясно, что неприятель, владеющий сильным флотом, очень легко может атаковать любой пункт японского прибрежья и быть уверенным в легком успехе. Однако, некоторые из этих пунктов, по особенному их стратегическому значению, без сомнения будут предпочтены прочим. Укажем, поэтому, на них. На первом плане стоит город Симоносаки, значительный по торговле, но еще более по своему стратегическому положению. Мы уже говорили, что, в силу условия 1864 года, японцы не могут укреплять северные берега Симоносакского пролива; остаются, следовательно, острова у западного входа и южный берег. С них можно бы обстреливать проходящие суда на протяжении около 25 верст; но очевидно, что, например, такую огромную линию японцы занять и оборонять не в состоянии. Остается, следовательно, собственно пролив между мысом Мозисаки и двумя западными выходами в море, по обе стороны Хикусимы. Природа как бы создала эту местность для обороны с моря. В самом узком месте, у Мозисаки, пролив имеет всего 300 сажен ширины. Северо-западный выход недоступен для значительных военных судов по малой глубине (10 фут.)и ширине (50 саж.); юго-западный ведет под непрерывными выстрелами с Хикусимы и с южного берега. Но батарей здесь нет, подводных мин тоже, и едва ли допустит до их устройства та морская держава, которая решится начать войну с Япониею. Вероятнее всего, что она введет свои военные корабли на Симоносакский рейд прежде объявления самой войны. Англия, практикующая на Востоке под именем христианского международного права — чистое право сильного — не затруднится даже без объявления войны захватить в свои руки весь Симоносакский Пролив под видом репресалии или под каким-либо другим предлогом, хотя бессовестным, но всегда найдущим оправдание в глазах нации, бомбардировавшей среди мира Копенгаген и захватившей остров Перим, несмотря на то, что оп принадлежал Турции.

Вторая важная местность, которую может выбрать предметом нападения неприятель, владеющий только флотом, есть Хиого, с Кобе, коммерческий порт Осаки. Овладение им или истребление города есть дело нескольких минут, ибо десять-пятнадцать [249] зажигательных снарядов немедленно произведут пожар, а форты ничтожны.

Несколько труднее атаковать Осаку, так как бар не позволит подойти близко к берегу; но тут может помочь делу небольшой десант морских команд с десантными орудиями, который всегда можно высадить под прикрытием могущественной артиллерии флота.

Иокоска, важнейшее из военно-технических учреждений Японии, совершенно в руках противника, владеющего несколькими военными судами. Укреплений здесь пока нет.

Иокогама и Канагава могут быть разрушены с моря, чем, конечно, будет нанесен важный вред японской торговле и значительному числу правительственных офицеров и чиновников. Но вероятно, что неприятель пощадит Иокогаму, так как в сохранении ее слишком заинтересованы иностранцы.

Иеддо одним флотом, без значительного десанта, атаковать нельзя; но, взяв один или два форта, из числа шести обороняющих его с моря, можно огонь этих самых фортов направить на город и обратить его в пепел, не давая себе труда брать мелкие береговые укрепления с полевыми профилями. Особенно пригодны для подобного действия мелкосидящие канонерские лодки с тяжелыми на них орудиями.

Иакодате может быть разрушен без больших потерь для атакующего, несмотря на огонь форта Анамы, на который могут быть направлены сосредоточенные выстрелы с трех сторон, а по взятии города и с четвертой. Три такие судна, как клипер «Всаднике», могут исполнить это дело в самое короткое время.

Таковы важнейшие предприятия, которые можно исполнить против прибрежных пунктов Японии при помощи одного флота. Теперь посмотрим, какие наиболее чувствительные удары может ей нанести неприятель, владеющий небольшим десантом, т.е. таким отрядом сухопутных войск, которому опасно и безполезно было бы вдаваться внутрь страны, но который может прочно укрепиться на каком-нибудь важном стратегическом пункте прибрежья или помочь флоту в его операциях. Такой отряд в войне между, большими европейскими державами почти немыслим; но если мы вспомним, какое значение имел англо-французский гарнизон в Пирее во время войны 1854-1856 годов или какое теперь имеет английский гарнизон о. Перима, то согласимся, что в стране с мало развитыми военными силами и средствами, какова Япония, [250] даже один европейский батальон с несколькими орудиями может многое значить. Так оно отчасти и есть даже теперь, в мирное время, когда занимающий Иокогаму английский гарнизон имеет не менее политического значения, чем наша стотысячная армия имела на Дунае в 1853-1854 годах.

Владея небольшим десантом, неприятель Японии может предпринять:

1) Занятие островка Иокосимы, у южной оконечности провинции Сагами, при входе в Иеддоский Залив, где в отделяющем островок от твердой земли проливе может быть расположена небольшая эскадра для блокады залива. При этом на острове могут быть устроены укрепления для гарнизона и склады предметов, захваченных крейсерами. Иокосима, по своему положению относительно Японии и Иеддо, несколько напоминает Гон-Конг и его отношения к Китаю и в частности к Кантону, далеко, впрочем, не представляя тех благоприятных топографических условий, как Гон-Конг. И якорная стоянка тут хуже, и берег твердой земли ближе.

2) Занятие островка Оо-симы, у гавани того же имени, о которой шла речь выше. Находясь на перепутье судов, плавающих между Иеддо и Осакою, эта местность также может служить прекрасною станциею для крейсеров, гораздо более удобною в морском отношении, чем Иокосима, и напоминающею во многом положение Гибралтара в Испании.

3) Занятие западной оконечности островка Хиру-симы, у Симоносакского Пролива, если почему-либо не удастся занять самый город Симоносаки.

4) Занятие острова Такасимы, у входа в Нагасакскую Бухту, где находятся большие каменноугольные копи, источник немалого дохода для Японии. Отсюда же может быть блокируем и нагасакский порт. Только стоянка судов у Такасимы слишком открыта.

5) Занятие острова Мацусимы или Дажелета, в Японском Море, с целью удержать его после войны, хотя он не имеет гавани. Для овладения морскою станциею близ берегов Нипона, в Японском Море, гораздо важнее взять и удержать за собою острова

6) Накасиму, Низисиму и Цифурисиму, близ Окисимы, или же

7) Садо. Но тогда десант должен быть значительнее и снабжен достаточными средствами для немедленного возведения и вооружения сильных укреплений. На Садо, впрочем, может быть сделана [251] и небольшая временная высадка для разорения тамошних рудников, дающих правительству хороший доход. Если неприятель возьмет этот остров в постоянное владение, то он будет постоянною угрозою для Японии, ибо имеет два большие порта, где могут помещаться целые флоты, и достаточно собственных произведений, чтобы сделать содержание гарнизона недорогим. Вот почему в 1869 году англичане, для понуждения японцев к расплате с долгами, пускали в Иеддо и Иокогаме слух, что они займут Садо.

8) Еще важнее, чем Садо, овладеть, для неприятеля Японии, островом Цусимою, что с военной стороны не более трудно, но более богато последствиями, ибо Цусима, имея превосходный порт и находясь между Кореею и Япониею, у южного выхода из Японского Моря в океан, по справедливости может быть названа ключом как этого моря, так и обоих прилегающих к нему по соседству стран. Только захват Цусимы мало вероятен, вследствие соперничества между главными морскими державами. Довольно вспомнить, для доказательства, основание на этом острове небольшой станции вашими судами в начале шестидесятых годов: по соображениям международной важности ее пришлось оставить.

9) Занятие Хакодате, причем десант чрезвычайно поможет овладеть городом, зайдя ему в тыл, через перешеек с юга.

10) Занятие Икисари — местопребывания центральной администрации о. Иезо, при устье важнейшей на острове реки. Впрочем, вообще на Мацмае не может быть больших военных действий, как по отдаленности его от главного театра войны, так и по отсутствию важных предметов для действия. Хакодате, как местность, командующая Саагарским Проливом, составляет единственное исключение.

Вот, мм. гг., немаловажные удары, которые могут быть нанесены Японии неприятелем, у которого есть только хороший флот или флот и небольшой десант вместе. Принимая в соображение известное уже вам состояние оборонительных средств «империи солнечного восхода», вы видите, что ей почти невозможно будет отпарировать эти удары без заступничества каких-либо могущественных союзников. Но опасность возрастет еще более, если неприятель решится употребить значительные сухопутные силы, какие были в Китае в 1842 и 1860 годах. Против сильного корпуса войск союзникам нельзя будет действовать одним так называемым моральным влиянием, т.е. угрозой издалека — оружием же, но показываемым с соблюдением правил самой утонченной [252] вежливости — а придется выставить действительную силу и поставить ультиматум, на что едва ли кто решится из-за Японии, кроме разве, в подлежащем случае, Англии и России, этих естественных и трудно примиримых соперников на Востоке. Посмотрим теперь, в заключение нашей беседы, какие условия и обстоятельства будут неизбежно сопровождать большую высадку на Японский архипелаг.

Во-первых, очевидно, что Япония на своей территории может вести войну только с первоклассными большими державами: Россией, Англией, Францией, Германией и Соединенными Штатами. Все другие государства не в состоянии предпринимать экспедиций больших размеров в страну столь отдаленную, обширную и владеющую уже немаловажными оборонительными средствами. Это значительно упрощает для японцев задачу, которую должны преследовать их дипломаты.

Во-вторых, экспедиция против Японии, с целью проникнуть внутрь страны, хотя бы на недалекое расстояние и даже при нейтралитете третьих держав, должна быть значительных сил. Причины тому следующие:

1. Япония есть страна с 40,000,000 населения, с богатой, производительной почвой, и на столько обширная, что средств ее, при настойчивости правительства, достанет для совершенного искоренения слабого противника, если бы даже он в первое время по высадке имел значительные успехи и проник, например, до Киото. Если в Китае взятие Пекина положило конец войне этого государства с европейскими державами, то в Японии нельзя рассчитывать на тоже, по воинственности и патриотизму ее населения.

2. Слабый корпус, двигаясь внутрь страны, должен будет еще более ослабляться от необходимости учреждать военные этапы. Здесь опять можно заметить, что Япония не Китай, и высадившийся неприятель едва ли найдет продажное продовольствие или наемные перевозочные средства, как было во время движения в 1860 году англо-французов к Пекину. Напротив, почти с уверенностью можно сказать, что вдоль всей коммуникационной линии высадившейся армии будет идти довольно горячая партизанская война, чрезвычайно благоприятствуемая, в пользу японцев, местностью, как было уже о том упомянуто в начале лекции.

3. Слабый корпус даже самых лучших европейских войск может просто понести открытое поражение в поле со стороны японской армии, ибо армия эта, если не в целом объеме, то по [253] частям, сделала уже значительные успехи в тактическом образовании, а относительно храбрости японцы не только не имеют равного себе народа на всем Востоке, но едва ли не превосходят многие европейские нации. Каждый японские солдат, зная историю своей страны, гордится, что она никогда и никем не была покорена, и, одушевленный этою мыслию, будет драться до последней капли крови за свою родину,

И так необходимо предположит, что неприятель Японии, предпринимая большую экспедицию в эту страну, будет иметь весьма значительные сухопутные силы. При этом ему нужно еще иметь хорошие запасы всякого рода, артиллерийские и интендантские, артиллерию, приспособленную для действий в горной стране, обоз, по преимуществу вьючный, и непременно хоть небольшой отряд кавалерии для разъездов. Затем способ ведения войны будет зависеть главнейше от цели действия, а именно:

а) Если предметом действия, будет выбран только один первоклассный стратегический пункт, например одна из двух столиц или окрестности Симоносаки, то, благодаря положению этих пунктов у самого моря или в расстоянии от него всего двух переходов, не будет надобности в устройстве длинных коммуникационных линий. Самую высадку войск можно произвести в очень недалеком расстоянии от предмета действий, например, для Иеддо в Канагава или в бухте Мисисипи, для Киото в Кобе.

b) Если же, напротив, нападающий на Японию поставит себе целью войны не одно потрясение государства ударом на политические и экономические его центры, а отнятие части территории, то не только нужно будет озаботиться прочным устройством операционной базы, но и иметь сильные военные этапы по коммуникационным линиям, возить за собою понтоны и проч. Флот, не ограничиваясь первоначальною перевозкою войск и запасов к месту высадки и боевым содействием к амбаркации, должен непрерывно поддерживать сообщение с предварительно-устроенными центральными депо армии, размыкать силы японцев нападением на разные береговые пункты и, наконец, внимательно наблюдать за тем, чтобы японские суда не подвозили подкреплений на театр войны или в соседство его.

По всей вероятности, при тех взаимных политических отношениях, которые установились на Востоке между сильнейшими из христианских государств, при ревнивом их совместничестве, экспедиция последнего рода, т.е. на далекое расстояние внутрь [254] страны, с целью отнять части территории, не угрожает Японии. Такая экспедиция даже была бы безполезна в случае самой ее успешности, ибо повела бы за собой трудное, если не невозможное дело ассимиляции завоеванных областей, которых население, конечно, более патриотично в японском смысле, чем, например, население Ниццы в итальянском. И так, мы скажем здесь несколько слов лишь о возможности и о значении атаки на главные стратегические пункты Японии, соседние ее берегам.

Город Иеддо, современная столица государства, с населением в полтора миллиона и с дорого стоившими жилищами японской знати, непосредственно с моря атакован быть не может. Также и высадку значительных сил можно сделать не ближе, как в Канагаве (27 верст). В более близком расстоянии, например у мыса Тонегавы, было бы рискованно. Конечно, потеря Иеддо будет для японцев очень чувствительна; но не следует забывать, что, по своему положению на краю, в углу государства, эта столица не есть средоточие его сил. Японское правительство может заблаговременно вывести из него ценнейшие казенные имущества, учредить склады всякого рода военных запасов внутри страны и продолжать войну, опираясь на силы и средства целой империи.

Осака и Киото гораздо важнее. Уже сиогун Иеясу, с свойственною ему проницательностью, заметил, что они суть ключи страны. Только он на место Киото поставил замок Фузими, лежащий по дороге из этого города в Осаку, в местности, сильной природою. Заняв Осаку и Киото, неприятель не только займет богатейший город государства и старшую столицу его, но он разрежет Японию на две части, между которыми сообщения станут трудны. В 1863-1864 годах, когда Японии грозила война с Англиею, японцы прежде всего обратили внимание на эти местности и известный Стоцбаши был назначен для приведения в оборонительное состояние именно их. Ни Осака, ни Киото неукреплены. Замок, или цитадель, в первой из них, может быть обойден или оставлен в стороне, в крайнем случае бомбардирован немедленно по занятии города и из самого этого города. Казематированных построек он не имеет. Занятие Киото, всего в 41 версте, т.е. в двух переходах от Осаки, кроме чисто-материального вреда для Японии, произведет, без сомнения, на народ и правительство огромное нравственное впечатление. Но если победителю не удастся, под влиянием этого впечатления, немедленно заключить выгодного для себя мира, то удержание Киото, окруженного [255] командующими высотами, и вообще продолжение войны будет нелегко. Соображая современное состояние военных сил Японии, я полагаю, что корпус от 25 до 30,000 хороших европейских войск для подобной цели едва будет достаточен.

Впрочем. позвольте мне, мм. гг., остановиться здесь в изложении общих стратегических соображений о Японии. Такие соображении могли бы получить характер чисто личных мнений, гипотез, и вообще быть мало поучительными. Кому привелось бы вести действительную войну против Японии, тот, конечно, и сам взвесит в подробности все обстоятельства, которые могут иметь влияние на эту войну, приняв в соображение те основные факты об оборонительных средствах страны, с которыми я имел честь вас познакомить. Скажу лучше, под конец этой беседы, несколько слов о том, какие военные способы имеет Япония в местностях близких к пределам нашим. До 1869 года обширный остров Мацмай был очень слабо заселен японцами, и то лишь в южной своей части. Вдоль остальных берегов были разбросаны только небольшие селения рыбаков и ссыльных, иногда впрочем укрепленные. Ничего серьезного в оборонительном смысле остров не имел: вся внутренность его оставалась за полудикими аинами, и страна представляла гористую и лесистую пустыню без дорог. Но едва правительство микадо утвердилось в Иеддо, как официальный его друг, ловко опутывающий его своими сетями и заставляющий служить интересам Англии, г. Паркс стал настойчиво указывать на воображаемую опасность Японии со стороны России, и именно на возможный захват последнею острова Иезо. Это повело к усилению колонизации японцев на острове. И так как у центрального правительства средств не доставало, то оно раздало множество участков прибрежных и даже внутри страны тем из князей, у которых есть корабли и пароходы, так что теперь Мацмай становится действительно японскою землею. Остров разделен на десять областей, под верховным управлением генерал-губернатора, которому резиденциею назначен, вместо Хакодате, город Исикари, т.е. пункт, лежащий при устье главной реки острова. Колонизация производится деятельно, и с одной стороны туда отправлены ссыльные инсургенты 1868-869 годов, с другой несколько тысяч христиан, захваченных в окрестностях Нагасаки в 1870 году. Японцы в прошлом году послали несколько сот колонистов даже на Сахалин. Впрочем, на этом последнем острове, в силу двух Договоров, подписанных адмиралом Путятяным в 1855 и [256] господином Стремоуховым в 1867 году, неразграниченном между Россиею и Япониею, японские селения существовали с давнего времени, по крайней мере на юге от 48% ширины. Ряд их, начиная от Кусуная, идет вдоль всего западного берега Сахалина до местечка Крильона, в окрестностях которого есть значительное селение Сирануси, и затем продолжается по берегам залива Аницы. На Курильских островах, Итурупе и Кунашире, японские колонии также многочисленны и также увеличены в 1869-70 годах. Вообще можно сказать, что северные провинции японской монархии в последнее время обращают на себя особенное внимание правительства, и хотя еще недавно один из туземных чиновников написал меморандум, доказывающий, что Сахалином, по бедности природы, суровости климата и отсутствию портов, не стоит владеть, что пусть он будет сполна отдан России, если она того желает, но правительство, понимая именно важность острова для России, пока не хочет отказаться от своих прав. Правда, по слухам, колонизация японцев в 1870 году не имела успеха, однако все же есть больше вероятности к постоянному возрастанию на острове числа японских, а не наших колонистов каторжных, которые, питаясь корнями диких растений и черникою солониною, мрут в ужасающем количестве.

Артиллерии подполковник Венюков.

(Окончание будет)

Текст воспроизведен по изданию: О современном состоянии современных сил и средств Японии и Китая по данным 1869-1870 годов. Публичные чтения в академии генерального штаба // Военный сборник, № 8. 1871