Из ранней истории российско-японских отношений

Первый российско-японский договор о дипломатических отношениях был заключен 26 января 1855 г.

Начальные же шаги по установлению официальных связей были предприняты Россией в конце царствования Екатерины II. По приказу императрицы в октябре 1792 г. в Японию (о. Хоккайдо) прибыл поручик А. Лаксман. Хотя японцы не пошли на установление официальных отношений, но после длительных переговоров в июле 1793 г. ему удалось получить лицензию, заверенную сёгуном и дававшую право одному русскому судну посетить Нагасаки.

О результатах экспедиции Екатерине II было доложено только в феврале 1794 г. Развернувшиеся в Европе события и смена власти в России отодвинули на второй план японские дела, и по горячим следам указанной лицензией не удалось воспользоваться.

Тем не менее вопрос о Японии снова стал на повестку дня, когда в 1799 г. указом императора Павла I и под его патронажем была создана Российско-Американская Компания (РАК). Она получила в наследство от умершего Г. Шелехова, известного российского предпринимателя, обширные владения на Дальнем Востоке и американском континенте. Председателем РАК был назначен зять Шелехова граф Николай Петрович Резанов, до этого занимавший пост обер-прокурора первого департамента Сената. Ему было поручено снарядить и возглавить первую русскую кругосветную экспедицию на судах «Надежда» (командир Крузенштерн) и «Нева» (командир Лисянский). 26 июля 1803 г. они отправились в плавание ¹.

Среди задач, которые предстояло решить Н. П. Резанову, одной из самых важных был вопрос об установлении дипломатических и торговых отношений с Японией, в чем Россия была крайне заинтересована. Это помогло бы решить [317] проблемы со снабжением продовольствием российских владений на Дальнем Востоке и американском континенте.

В те времена Япония была «закрытой» страной и не допускала иностранцев в свои пределы, опасаясь насильственной колонизации. Исключение было сделано только для голландских купцов и мелких китайских торговцев. Им разрешалось вести ограниченную торговлю на искусственно созданном острове Дэсима в гавани Нагасаки.

26 сентября 1804 г. Н. П. Резанов на «Надежде» прибыл в Нагасаки. Японцы встретили нежданных гостей настороженно — заставили команду судна съехать на берег и сдать вооружение корабля. Продержав русских моряков почти полгода на берегу в строгой изоляции, от предложения установить постоянные контакты на государственном уровне отказались. Предъявленная русским послом лицензия, которую более десяти лет назад удалось получить А. Лаксману, делу не помогла — Япония по-прежнему опасалась устанавливать с другими странами официальные отношения. 6 апреля 1805 г. Н. П. Резанов покинул Нагасаки.

Обычно к числу причин неудачи посольства Резанова, кроме опасений Японии за свой суверенитет, относят и интриги голландцев, не желавших появления конкурентов ². Однако есть еще два момента.

Во-первых, нельзя забывать слова российского японоведа и китаеведа Д. Позднеева, который еще в 1909 г. писал, анализируя ход переговоров Резанова с японцами: «Сличение документов русских и японских показывает, что русские во многих случаях совершенно неправильно представляли себе поведение японцев и давали действиям последних совсем не тот смысл, какой они имели в действительности» ³. Сказывалась разная ментальность.

Во-вторых, русские не могли предложить партнеру достойного товара в обмен на его продовольствие. Имелись только меха и рыба, но меха не пользовались спросом, а рыбу в достаточном количестве японцы вылавливали сами не только для употребления в пищу, но и для удобрения рисовых полей.

Во время пребывания в Японии кое-кто из заинтересованных в связях с Россией деловых японцев (такие все же были) советовал Резанову проявить настойчивость и силой заставить Японию торговать. В частности, ему подсказали, что японские купцы уже активно ведут торговлю на острове Сахалин и Курилах. Эти территории Россия считала своими.

Покинув Нагасаки, 1 мая 1805 г. «Надежда» вошла в губу Анива на южной оконечности острова Сахалин. Выяснилось, что японцы уже несколько лет ведут торговлю с проживавшими на Сахалине айнами. Затем Резанов взял курс на американский материк. Там, решая вопросы, связанные с деятельностью РАК, он все больше убеждался в необходимости установления контактов с Японией. [318]

В конце концов он пришел к выводу, что нужно силой заставить японцев изменить позицию. По его указанию был куплен у американского предпринимателя фрегат «Юнона» и построен тендер «Авось», командирами которых он назначил работавших в РАК по контракту флотских офицеров лейтенанта Хвостова и мичмана Давыдова. На борту «Юноны» 15 сентября 1806 г. Н. П. Резанов, решивший возвратиться в Петербург сухопутным путем, прибыл в Охотск, а тендер «Авось» был направлен изучать острова Симушир и Уруп Курильской гряды.

8 августа 1806 г. по пути в Охотск Н. П. Резанов подготовил секретную инструкцию. Ее должны были выполнить суда «Юнона» и «Авось» под общим командованием лейтенанта Хвостова.

Давайте ознакомимся с этой инструкцией. Российские исследователи предпочитают подробно не говорить о ней, а упоминают вскользь, хотя с этим документом ознакомилось восемь наших современников ⁴. Вы убедитесь, что хорошо известное во все времена наше российско-местное самоуправство и здесь сыграло совсем неблаговидную роль в формировании облика всеми нами любимого отечества в умах иностранцев.

8 августа 1806 г. камергер Н. П. Резанов дал следующие указания лейтенанту Хвостову и мичману Давыдову:

1. Сделано в 1795 году от компании заселение 18[-му] курильском[му] острову Уруп, тогда Александр переимянованном[у], имело целию мену рухлядью [319] и торговлю через мохнатых курильцев с Япониею. Смерть гражданина Шелехова прекратила вдруг все сии великие виды и недеятельность компании лишила ее с тех пор всяких об нем сведений. Обозрение сего острова, на котором остался передовщик Звездочетов с 11 человеками и 3 женщинами будет знатная для компании услуга и послужит основанием к предбудущему. Здесь должен я сказать вам, что нашед Звездочетова на острову, следует взять с него сказку о всех со времен прибытия его происше-ствиях, осмотреть вверенные ему капиталы в знатной сумме товаров, двух орудиях, на 33 человека комплектное число ружей, винтовок, сабель и прочее, так же есть ли у них промысел и сколько взять его с собою и собрать на острову о соседственных японцах сведения и сменя Звездочетова определить передовщиком Широглазова, а его доставить к г-ну правителю Американских областей Баранову, который о дальнейшем исполнении от меня извещен будет. Прочих же оставшихся с Звездочетовым промышленных переписать, спрося их надобности и подкрепя сколько силы позволят между тем одобрить их тем, что в будущем году будет к ним нарочно судно отправлено. О необходимом же доставлении того, что потребно им, меня уведомить. Я должен сказать вам, что в бытность мою на острове Матмае слышал я от японцев, что на Урупе русских нет и что через мохнатых курильцев они производят там промысел, ездят туда для мены ежегодно. Хотя не совсем я тому верю, но поставляя сие на вид в осторожность, скажу генерально в особом пункте как поступать с японцами и курильцами. Гавань, в которой поселился Звездочетов лежит на полуденной стороне острова... по обе стороны которого как слышно проходили суда, но сие лишь известно только по слухам и я оставляю искусству командиров судов исследовать справедливость оных, употреби к тому живших на сем острову близ трех лет промышленников Широглазова и Вардугина, которые на сей предмет назначены в экспедицию.

2. Гавань на северной стороне 16-го Курильского острова будет великим для будущих видов пособием. Я должен сказать вам, что известной Август Бениовский имел релаш в ней по уходу его из Камчатки и бывшие с ним штурман Бочаров и Измаилов доброту и превосходство ея (отмечали. — А. К.). Промышленные Широглазов и Вардугин были в ней так же и будут вам в сем случае помощию. В 1794 году иностранное трехматчевое судно делало ей описание, но само не входило, а посылало бот. Вы постарайтесь разведать, не было ли после того опять каких судов и сделав описание гавани, обо всем доставить мне обстоятельное известие.

3. Поставя вам предметом оба вышеуказанные острова, заметить должны вы, что исполнение первых двух пунктов имеет целью усилия наши к [320] достижению выгодной для нас торговли с японскою империей, на которую дав первое согласие, потом при отправлении на сей коней, посольства столь вероломно отказала она единственно по случаю усиления в Министерстве противной нам партии. Я не скрою от вас, что народ сколько известно мне желал торговать, а потому считая нужным поставить оной сколько можно более в неудовольствие к сделанному России в торговле отказу надеюсь, что внутренний ропот скорее принудит горделивую державу сию к снисканию торговых связей с нами, когда сама она увидит, что вредить нам не в силах, но чувствовать от нас вред всегда должна будет не имея притом ни малейших к отвращению онаго способов. Следовательно удача в первом исполнении и продолжение от правительства нашего деятельных мер необходимо сблизить должны японцов к желаемой цели.

4. Остров Сахалин будет также значущим к сему плану предметом. На японских картах часть онаго означена особым островом под именем Кара-футо пологая оный особливым мелким проливом отделяющим от Сахалина, который называют они островом Сандан и считают принадлежностью китайской империи. Существует ли сей, сие не известно, ибо японцы и сами северной части не посещают, но известно то, что островом Карафуто на-зывают они южную оконечность Сахалина в проливе Лаперуза губу Анива заключающую. На Сахалине обитает весьма добронравный и одинаковый с жителями северной части Матмая народ Айно, который японцы совершенно поработили. В губе сей имеют они на обоих сторонах ее фактории для рыбной ловли, и не более как в 1796 году водворились. Приезжают в половине апреля, обирают зимою добытый жителями звериный промысел и употребляя их в работы свои живут до октября пока лов производится. Компании купцов из Осакки предприняли торг сей и правительство на правом со входа берегу содержит двух офицеров с некоторым числом военнослужащих для караула, которые на лето из Матмая присылаются, но никогда не зимуют. Главное селение сие лежит при одной бухточке, содержит казармы офицерские и купеческие, кумирню и 8 обширных магазинов, пушек еще не имеют. Далее во внутренность губы на другом берегу при устье речки лежит другая фактория, состоящая из одной огромной казармы и 8 магазинов. В лесу вокруг обоих селениев разбросаны временные юрты сахалинцев, из которых некоторых японцы вооружили копьями. Во всей губе жителей до 500 человек. Дав вам понятие о состоянии острова сего, предписываю:

Первое — Войти в губу Анива и буде найдете японские суда, истребить их, людей годных в работу и здоровых взять с собою, а неспособных отобрать, позволить им отправиться на северную оконечность Матмая, сказав, чтобы никогда они Сахалин как российского владения посещать иначе не отваживались, [321] как приезжая для торга, к которому всегда россияне готовы будут. В числе пленных стараться брать мастеровых и ремесленников.

Второе — Взятых оттуда японцев иметь вами в строгом присмотре на судне вашем, но не огорчать их уверяя, что доля их будет счастливее прежней и потому сохранить им их собственность и всех в Ново-Архангельск доставить.

Третье — Ежели силы позволят Вам сделать высадку, то в таком случае стараться обласкать сахалинцев, уверить их, что принадлежат они такому монарху, под защитою которого всегда спокойными быть должны, отличить старшин медалями, которых 20 вручаю вам здесь, и одарить их сукном, капотами и другими вещами на судне вашем имеющимися, о которых реестр вам прилагаю, а между тем произвести с ними мену, чтобы узнать образ оной.

Четвертое — Что найдете в магазинах, как то: пшено, соль, товары и рыбу, как принадлежащие Целому Купеческому Обществу взять все с собою, а последней сколько можно; буде же которыя будут ею наполненными и одаль строения, таковых сжечь, оставляя казармы и всякое строения в целости впредь для удобнейшего соотчичам нашим водворения.

Пятое — Из кумирни забрать все идолы и захватя одного бонза или должность его отправляющего, взять с собою в Америку, где Япония при свободном отправлении веры их более к водворению найдут удовольствие и впоследствии времен обзаведясь будут нам привлекать своих соотчичей. Испол-ня же все cue следовать вам в порт Ново-Архангельск обоим судам.

6. Но как экспедиция сия по разлучении судов должна разделена быть и ея исполнение то командиру тендера «Авось» поручить исполнение первого и второго пунктов назнача по возвращению вашему соединиться с ним где и в которое время вы за благо признаете, чтобы быть вместе в губе Анива. Здесь должен я сказать вам, что берега губы сей сокрыты бурунами и следовательно следует обласкать сахалинцев, чтобы дали они для перевода лотки свои, которые весьма к тому способны. Ежели же г. мичман Давыдов придет [322] прежде вас и вы в назначенное время не поспеете, то сколько же будучи уверен в благоразумии его и деятельности предоставляю ему действовать по сей инструкции, сколько позволит ему малые силы его и способы и потом возвратиться в Ново-Архангельск.

10. По прибытии нашем в Охотск обязать на судне вашем всех подписать, чтобы никто не разглашал о намерении экспедиции сей и чтоб исполнение ея в совершенной тайне было» ⁵.

Инструкция была вручена лейтенанту Хвостову в сентябре 1806 г. Однако накануне отплытия «Юноны» из Охотска Хвостову доставили дополнение к инструкции, в которой отразились терзавшие Резанова сомнения в правильности того, что он предписал исполнить.

Оказавшийся перелом в фок-мачте, противные ветры плаванию нашему попрепятствовавшие в самое позднее осеннее время обязывают вас теперь поспешить в Америку. Время назначенное к соединению вашему с тендером в губе Анива пропущено. Желаемых успехов по окончании уже там рыбной ловли ныне быть не может и притом сообразуясь со всеми обстоятельствами на [323] хожу лутчим все прежде предписанное оставя следовать вам в Америку к подкреплению людьми порта Ново-Архангельска. Тендер «Авось» по предписанию и без того возвратиться должен; но ежели ветры без потери времени обязуют вас еще зайти в губу Анива, то старайтесь обласкать сахалинцев подарками и медалями и взгляните в каком состоянии водворение на нем японцев находится, довольно исполнение и сего сделает вам честь, а более всего возвращение ваше в Америку существенную пользу приносящее должно быть главным и первым предметом вашего усердия и так подобным наставлением снабдите вы и тендер, буде с ним встретитесь. Впрочем в плавании вашем могущие непредвиденные обстоятельства соглашать вы сами будете с пользами компаса и искусство ваше и опытность конечно извлекут лучшее к достижению исполнения сего последнего предписания. Я с моей стороны крайне жалею, что порт здешний не способен к перемене вам мачты и что стечение обстоятельств обязало и меня к перемене плана. Николай Резанов. № 609. Сентября 24 дня, 1806 г., Охотский порт» ⁶.

Проигнорировав расплывчатое дополнение Резанова к инструкции, Хвостов решил выполнять предыдущий приказ вельможи.

Покинув 27 сентября порт Охотск, фрегат «Юнона» 6 октября достиг губы Анива. На следующий день лейтенант Хвостов в сопровождении 17 вооруженных матросов высадился на берег, где произошла его первая встреча с сахалинцами, которым он пытался жестами внушить, что корабль нуждается в питьевой воде.

Следуя определенной инструкцией линии поведения с сахалинцами, Хвостов одарил их подарками, после чего они стали «смелее и дружелюбнее». Хвостов при этом признает, что «ни малого не хотел дать им подозрения, что нужно знать мне селение японцев» ⁷. Из этого следует, что основной его заботой был сбор сведений о японцах.

На следующий день лейтенант Хвостов опять высадился на берег, снова задобрил островитян подарками и «разными безделицами, а на старшину селения надели лучший капот и медаль на владимирской ленте» ⁸. Факт о вышеуказанном награждении старшины селения непременно подчеркивается российскими исследователями как акт доброй воли и признак принадлежности острова Сахалина Российской империи. В общем это так и выглядит, ибо награждение старшины медалью было сопровождено выдачей ему следующей грамоты на русском языке:

«1806 года октября дня Российской фрегат "Юнона" под начальством флота лейтенанта Хвостова в знак принятия острова Сахалин и жителей онаго под всемилостивейшее покровительство Российского Императора [324] Александра Первого, старшине селения лежащего на восточной стороне губы Анива, пожалована серебряная медаль на Владимирской, ленте. Всякое другое приходящее судно как российское, так и иностранное просим старшину сего признавать за российского подданного» ⁹.

Губа Анива была незнакома русским морякам, однако, как писал Хвостов, из-за нехватки времени он не стал ее исследовать, а первым делом решил искать поселения японцев, считая, что данные о них пригодятся будущей весной, если будет возобновлена экспедиция с целью нанесения вреда японской коммерции около островов Нипона и Матмая (о. Хоккайдо) ¹⁰. Хвостову удалось выяснить, что в одном из селений остались на зимовку несколько японцев. 11 октября «Юнона» приблизилась к этому селению и лейтенант в сопровождении 22 вооруженных членов команды высадился на берег, где в большой казарме увидел четырех японцев и 70 молодых айну, которых японцы использовали на работах.

Хвостов представился им, сказал, что он русский, и просил его не бояться. Японцы в свою очередь представились, а затем, как пишет Хвостов, «потчивали нас пшеном ¹¹ и вместо ложек дали палочки, которыми ни один из нас есть не мог» ¹². Хвостов со странным юмором поясняет, что не смогли они есть палочками «еще более потому, что видели много японских сараев и думали, ежели они со пшеном, то и после успеем (поесть. — А. К.)» ¹³.

Пока заместитель командира фрегата Карпинский и подмастерье Корюкин занимали японцев разговорами, Хвостов незаметно выскользнул из казармы и бегло осмотрел рядом стоящие сараи и магазины. Хотя они и были заперты, но Хвостов определил, что они не пустые и «решился не отлагать время далее» ¹⁴.

События развивались стремительно. Карпинский с тремя вооруженными «человеками» занял в казарме южные, а подмастерье Корюкин — западные двери. Семь матросов с веревками в руках окружили японцев и схватили их. Японцы закричали, а перепуганные айну бросились к дверям, смяли выставленный караул и вырвались из казармы. Один из японцев был настолько силен, что с ним едва справились три матроса. Троих связанных японцев отправили на «Юнону», а одного оставили при себе ¹⁵. Когда оставленный японец открыл магазины и сараи, Хвостов поразился обилию хранящихся в них товаров и, «чтобы не терять времени даром, приказал из магазина, который наполнен был пшеном, таскать оное на свои гребные суда» ¹⁶.

Учинив разбой с японцами, Хвостов не забыл аборигенов, которым отдал на разграбление один «наполненный» магазин в оплату за то, что они помогли в погрузке японских товаров на судно. Сахалинцев долго уговаривать не пришлось, [325] и через полчаса они сарай опустошили, а затем стали помогать русским перевозить захваченный рис. Всего за этот день четыре гребных судна и несколько лодок аборигенов дважды доставляли награбленное на российский фрегат.

На второй день погрузка продолжалась. Причем айну на трех японских лодках успели совершить пять рейсов, и Хвостов только сожалел, что «судно наше чрезвычайно грузно и чрезвычайно утеснено» ¹⁷. Когда добычу размещать на «Юноне» уже было негде, сахалинцам было позволено брать из японских магазинов все, что они захотят.

В этот же день Хвостов приказал своим подчиненным поджечь три сарая, в которых хранился заготовленный японцами строевой лес, доски и неводы. Пожар, по всей вероятности, был достаточно силен, ибо он стал быстро распространяться и грозил перекинуться на недалеко расположенное селение айну, поэтому русским морякам пришлось его тушить. Увидев такое старание команды фрегата, которая спасла юрты аборигенов от уничтожения, последние наконец пришли в себя, «поднимали руки кверху, радовались и скакали» ¹⁸.

А вот как оценивала действия русских Э. Я. Файнберг: «6 октября Хвостов прибыл в залив Анива. После обследования побережья (подчеркнуто мною. — А. Я.) русские раздали айну часть продуктов из японских складов» ¹⁹. И все — о разбое ни слова. Далее автор пишет: «В одном из селений возник пожар. Хвостов «юрты природных жителей во время пожара защищал своими людьми» ²⁰» . В общем, сами подожгли, сами же и тушили.

На следующий день Хвостов снова высадился на берег, чтобы попрощаться с айну и «довершить начатое», а также поинтересовался, что же стало с остальными японскими магазинами, которые накануне еще не были разграблены. К своему удивлению он «нашел их до такой степени пустыми, что даже гвозди из стен были вытасканы». Аборигены оказались хорошими учениками. Командир только не мог понять, «куды такое большое количество в короткое время успели перетаскать» ²¹.

Но «обласканные» русскими моряками айну оказались не такими уж и безобидными. Это проявилось, когда Хвостов отправил на разведку пять человек узнать, нет ли поблизости еще японских селений. В верстах трех от берега они обнаружили селение айну и одарили жителей безделушками. В это время вдруг выскочили несколько человек и напали на русских, схватили двух матросов и куда-то потащили, а остальные айну бросились на оставшихся троих и пытались отнять ружья. Одному из матросов удалось выстрелить вверх, и от звука выстрела айну перепугались и разбежались. «Неприятельский поступок сей, — пишет Хвостов, — заставил меня несколько оных захватить» ²². Он, однако, не стал наказывать провинившихся, [326] а одарил их подарками. Ему удалось узнать, что айну напали на русских моряков по наущению японцев. Аборигены сразу же раскаялись и попросили у русских защиты. Урегулировав отношения с ними, Хвостов, «чтобы нанести более вреда японцам» ²³, приказал поджечь остальные магазины, казарму и кумирню. Было отмечено, что «островитяне помогали в сем очень усердно» ²⁴.

16 октября «Юнона», не обнаружив тендера «Авось» в губе Анива, взяла курс на Камчатку. 10 ноября она вошла в Петропавловскую гавань, где в то время уже находился тендер. Хвостов должен был следовать в Америку, но фрегат нуждался в ремонте, и по этой причине оба судна остались на зимовку на Камчатке.

Хвостов написал и отправил в Санкт-Петербург отчет о выполнении инструкции Резанова. В частности, он указал, что поступил согласно пунктам 4 и 5 и уничтожил десять японских магазинов, казарму, кумирню, захватил четырех японцев и «сколько можно было поместить в судно взял пшена, соли, неводов, котлов чугунных и разной мелочи» ²⁵. На Сахалине были награждены медалями шесть айну, они щедро одаривались, а сам Хвостов «позволенным расхищением японских богатых магазинов привязал сердца их к россиянам» ²⁶. Капитан «Юноны» также приказал взять на судно часть предметов из кумирни, пожалев при этом, «что не мог совсем всего искусно сделанного маленького храма перевезти и для того сжег как кумирню, так и все японские строения...» ²⁷.

Докладывая о захваченной добыче, Хвостов сообщал, что из разграбленной фактории на судно было погружено «пудов до тысячи сорочинского пшена, пудов до ста соли, до ста неводов, несколько прядева, четыре больших и десятка два малых чугунных котлов (первые весьма удобны в Камчатке для варения соли), два ящика чашек, несколько десятков топоров, серпов и ножей» ²⁸.

Хвостов сетовал: из-за загруженности «Юноны» удалось перевезти на фрегат только одну четвертую часть захваченной добычи. Остальное имущество было отдано на разграбление айну, а строения и девять гребных японских судов были сожжены.

Осознавая, что его экспедиция в губу Анива непременно вызовет неоднозначные толкования как в Японии, так и в России, Хвостов в своем докладе в Санкт-Петербург попытался доказать, будто дополнение к инструкции Резанова не противоречило предварительно отданным его указаниям, ссылаясь на слова: «Ежели ветры обяжут без потерь времени, то зайти в губу Анива» ²⁹. Хвостов подчеркивает, что по этой причине он и осматривал в губе Анива состояние японских факторий и «увидел ясно, что предполагаемая вторая причина не есть важна и не должна останавливать назначенных в инструкции предприятиев, ибо хоть лов рыбы и пропущен был (чем Хвостов и объясняет, что по этой причине [327] большинство японцев вернулись в Японию. — А. К.)... одним пшеном, которое там находилось, могли бы погрузить три или более судна, подобных "Юноне"» ³⁰. Часть захваченных японских вещей лейтенант Хвостов переслал по адресу Н. П. Резанова:

«1. Кумирня.

2. К ней два фонаря.

3. К ней две пары платья, употребляемого в время служения.

4. Три платья обыкновенные.

5. Аптека, которая хотя не заключает в себе ничего огромного или важного, но должна быть любопытна и можно по оной судить о познании их в медицине.

6. Партикулярная их переписка, которая тоже не может быть важна, но для Вашего превосходительства, как занимающегося японской словесностью, любопытна.

7. Инциклопедия.

8. Один большой и один малый кантор с принадлежащими к ним гирями.

9. Три сабли, которые привозят для торговли с сахалинцами.

10. Одна японская часина.

11. Один ящик с обыкновенною столовою посудою.

12. Штемпели.

13. Простая палка, употребляемая у сахалинцев знаком дружества.

14. Несколько кусков бумажной материи, которая японцами привозится на Сахалин для торговли.

15. Камка.

16. Щеты.

17. Словарь сахалинского языка, за верность которого могу поручиться» ³¹.

Хвостов задумал вторую экспедицию и в связи с этим доносил в Санкт-Петербург:

1. Освободим айнов от тиранства японского.

2. Получим богатый груз хлеба, который доставит подкрепление в Америку.

3. Покажем японцам, что намерены ежегодно посещать Аниву.

4. Можем захватить большое число людей для доставления в Америку» ³².

Экспедицию предполагалось закончить к половине июня, затем зайти в Охотск, а оттуда — в Америку. Хвостов предупреждал российские власти, что не ручается, «проходя мимо Матмая, когда случится увидеть селение соразмерно силам [328] нашим, что оставлю оное без покушения, может быть, что сие не столь хорошо примется, но думаю, нет разницы, на Сахалине ли, на Матмае ли, или в другом каком месте причинить вред японцам тем более еще, что в инструкции сказано: пленников взять где не встретится только проявить человечество, исполнение чего всегда и везде для каждого из нас будет первым правилом» ³³.

Перед выходом из Петропавловской гавани Хвостов отдал письменную инструкцию мичману Давыдову, капитану тендера «Авось», в которой приказал описать седьмой остров Курильской гряды (Шияшнекотан), а затем идти на поиски Звездочетова на остров Уруп. Независимо от результатов поиска последнего далее Давыдов должен был следовать в губу Анива на соединение с «Юноной».

В случае опоздания фрегата было велено одарить коренных жителей Сахалина, и, если «силы ваши будут недостаточны и увидите, что магазины их (японские. — А. К.) изобилуют грузом, начинайте с помощью божией поступать, как сказано в инструкции его превосходительства; буде же магазины их пусты, груз еще на судах и силы ваши будут против них таковы, что наверное приступить не можете, то самым мягким образом препровождайте время, дожидаясь меня» ³⁴. В случае же «нечаянной встречи или нападения японцев, на вид храня человечество, поступайте как с неприятелем» ³⁵.

Как следует из судового журнала Давыдова, 4 мая 1807 г. корабли вышли в море, а 19 мая он уже высадился на остров Итуруп к замеченному селению. Его встретили два японца и пригласили войти в дом, где угощали рисом, борщом, прекрасною копченою рыбою и курительным табаком. Такой прием тронул мичмана и он был даже вынужден признаться, что «отклонил меня от всякого неприязненного поступка» ³⁶. Как удалось Давыдову выяснить, «заведение японцев было сделано для соления рыбы, работы отправлялись курильца-ми, а малое число японцев надсматривали только над ними. Два магазина, сделанные из травы и жердей, были набиты солью, соленой и сушеной рыбою и жиром рыбьим в боченках или закупоренных кадках, да еще два деревянные были заперты и я не хотел смотреть, что там есть» ³⁷. Японцы сообщили Давыдову, что на Итурупе, недалеко от них есть другое селение, где в настоящее время находятся два судна. Давыдов был человеком осторожным, и поэтому «решился не трогать их до прихода "Юноны", опасаясь, что они дадут знать о том на суда и они могут уйти» ³⁸.

20 мая Давыдов встретился с Хвостовым и они «решили потребить день селению» ³⁹.

После завтрака моряки отправились на берег. «Японцы, увидев много людей, перепугались и собрались бежать, однако их схватили» ⁴⁰. В селении было много [329] соленой рыбы и соли, «но пшена весьма мало и мы отдали большую часть онаго курильцам, а факторию сожгли» ⁴¹.

Давыдов пишет: захваченные «бедные японцы перепугались и спрашивали, не будут ли их резать» ⁴². Но их великодушно успокоили и лишь отвезли на судно. Там они увидели четверых своих земляков, которых Хвостов захватил в прошлом году на Сахалине.

Вскоре было обнаружено еще одно селение — Ойду, но когда Хвостов со своими людьми хотели пристать к берегу, то японцы вдруг открыли стрельбу. Однако их быстро разогнали ответными залпами с российских кораблей, а затем русские высадились на берег с пушкой. Японцы продолжали стрелять из-за строений, никого, впрочем, не ранив. Вечером японцы стреляли по тендеру «Авось», но никакого вреда судну не причинили.

25 мая японцы из селения в панике бежали, и, когда моряки вошли в него, там никого из жителей уже не было. Богатая добыча была захвачена без боя. Русские обнаружили, что «12 или 13 магазинов избышествовали пшеном, платьем и товарами всякого роду» ⁴³. Давыдов был поражен: все увиденное «было столь необыкновенно, что мы не понимали даже употребления множества вещей» ⁴⁴.

Захваченные вещи стали свозиться на суда, и «все шло хорошо до того времени, како люди добрались до саги (саке — рисовая водка. — А. К.), а тогда многие из них перепились и с ними труднее было обходиться, нежели с японцами» ⁴⁵. Давыдов, который возглавлял группу по вывозу захваченного имущества, попытался уничтожить сагу, «но оной во всяком доме было такое множество, что невозможно было всей отыскать, а хотя у большого подвалу и стоял караул, но сие нимало не помогало. Можно сказать, что все наши люди сколько хороши трезвые, столько же пьяные склонны к буйству, неповиновению и способны все дурное учинить; почему первое при подобном деле должно стараться не допущать их напиваться» ⁴⁶.

26 мая утром русским все же удалось найти двух японцев. Один из них показал, что бежавшие из селения 50 японцев вместе с семью офицерами прячутся в одной из долин, а остальные вместе с курильцами находятся на противоположной стороне острова. Это насторожило Давыдова и во избежание неожиданного нападения он приказал «сжечь магазин с их хлебом и кумирню» ⁴⁷, которые мешали обзору местности.

Вечером того же дня от Хвостова с «Юноны» прибыл лейтенант Карпинский и передал приказ возвращаться всем на суда. Основной причиной этому, видимо, послужило то, что «при развращенности промышленных (так назывались служащие РАК, которые занимались промыслом пушнины. — А.К.) должно было всего ожидать». Однако этот приказ оказалось не так просто выполнить, ибо [330] при сборе людей не смогли отыскать трех человек с «Юноны» и одного с «Авось». «С наступающей ночью принуждены были зажечь несколько магазинов и с людьми и пушками перебрались на гребные суда». В связи с тем, что четверо служивых так и не появились, то для их ожидания оставили вооруженный баркас. На второй день Карпинский посетил еще одно японское поселение, которое оказалось пустым. Но там имелись рыбные магазины, «кои все сожжены» ⁴⁸.

Утром 27 мая возвратился баркас с отрядом, оставленным для розыска пропавших, но без них. Затем двоих удалось уговорить вернуться, а двое, угрожая своим бывшим сотоварищам оружием, ушли в горы. Один из них был китаец, а второй — ссыльный, которого необходимо было доставить на Аляску. Давыдов недоумевал: «С каким намерением решились они остаться в таком месте, где русские все выжгли и где они уверены быть истязанными, попавшись в руки японцам» ⁴⁹. Его предположение оказалось верным — оставшиеся были пойманы и обезглавлены.

Давая оценку разграбленному и сожженному японскому поселению, Давыдов предположил, что японское правительство «положило сему селению быть главным на всех Курильских островах, на коих японцы промыслы рыбные отправляют. Оно было самым северным во всей Японии, снабжено было гарнизоном, из чего ясно кажется, что народ сей давно опасается русских» ⁵⁰.

7 июня «Юнона» подошла к селению айнов на острове Матмай. Там были замечены два японских магазина и несколько японцев. Однако погода была плохая и фрегат взял курс на залив Анива, где 12 июня лейтенант Карпинский был отправлен с двумя ялами с «Юноны» и байдаркою с «Авось» «для осведомления от айнов о том, есть ли ныне в сей губе японцы» ⁵¹. Через некоторое время отряд возвратился и привез с собой 12 айнов, которые поведали, что «по сожжении здесь прошлого года японской фактории, они дали знать о том на Матмай, куда будто посылали и одну медаль и что после сего ни одно японское судно в губу Анива не приходило».

15 июня суда подошли к той японской фактории, напротив которой останавливался на «Надежде» Резанов в 1805 г. по пути из Нагасаки на Камчатку. Впрочем, там были обнаружены в основном пустые сараи для сушки рыбы, да несколько больших чугунных котлов, а все остальное разграбили сахалинцы после того, как в прошлом году Хвостов забрал и увез с собой захваченных японцев. Взяв несколько больших котлов, остальное служивые изломали, а все строения сожгли ⁵².

22 июня тендер «Авось», потеряв из виду «Юнону», обогнул мыс Номабо острова Матмай и заметил у берега стоявшее на якоре японское судно, люди же с него перебирались на берег. Когда русские к судну пристали, то не нашли там ни одного человека. Груз судна большей частью состоял из риса и соли. На следующий [331] день началась перегрузка. Захваченного оказалось так много, что тендер был вынужден весь свой балласт выбросить за борт.

Как признавался Давыдов, «более чего судно мое не могло поместить. ...Прежде всего... было взято от 30 до 40 мешков и так всего в судне находилось до 900 пуд пшена и 200 пуд соли, исключая 7 или 8 бочек саги и множество мелочных товаров от чего трюм, каюта и камбуз так были забиты, что мы не могли где стать» ⁵³. На следующий день по приказу Давыдова японское судно было подожжено.

25 июня русские корабли обогнули Пик-де-Лангль, и моряки заметили несколько японских селений, два небольших и одно большое судно. «Юнона» высадила десант, который выяснил, что на судах не было ни одного человека, а груз состоял из соленой рыбы, копченых сельдей, жиров и нескольких мешков риса. По всей вероятности, сделал заключение Хвостов, судно возвращалось с северной стороны Матмая или с Курильских островов.

«Взяв то, что я мог поместить к себе, — сообщал в докладе Хвостов, — провертел [дно] судно[а] в разных местах» ⁵⁴. Естественно, судно утонуло.

27 июня в очередном селении был совершен новый пиратский акт. К тому же там стояло два судна, «одно из них шло в губу Анива, везло бонжоса, попа, четырех или пятерых солдат, пушку и несколько других оружий. Людей разумеется мы не нашли ни на судне, ни на берегу, ибо они задолго да того все скрылись на Пик-де-Лангль. Шедшее в Аниву судно было из Ниппона... На нем нашли описание приходу "Надежды" с посольством в Нагасаки», наши предложения о торговле, «отказу в том и пр.; нашли портрет господина Резанова и стоящего подле него гренадера с ружьем» ⁵⁵. Кроме того, на судне «нашли много карт, глобус, скопированный кажется у голландцев, виды мысов Анива, Крильон. ... "Юнона" грузила с сего судна пшено и другие вещи... в другом же судне была только рыба, здесь кажется в него загруженная, ибо судно стояло у самого селения на 6 якорях. Судно с Ниппон было выкрашено красной краскою, что по словам японцев, означало, что оно казенное. ...По полудни перевезли весь лучший груз и пшено на "Юнону", а потом сожгли сараи и суда» ⁵⁶.

Утром 28 июня Карпинский во главе отряда из 16 человек высадился на берег. Углубился к северу на 8 миль и нашел японское селение из «четырех больших казарм и нескольких сараев состоящих, но людей в оном не было, а видели вблизи только одного, который скрылся». Карпинский, «сожегши сие заведение», возвратился на «Юнону». В тот же день Хвостов отпустил всех японцев, как им было обещано, исключая двоих. Отпущенным дали большую японскую лодку и «снабдили всем, чем они хотели. ...Два купца взяли образцы всех лучших сукон и [332] многих других товаров, дабы показать своим соотечественникам, что они могут получать от нас, если только торговля установится. Японцы сии знают жестокость и в то же время робость своего правительства. Уверены были, что после учинения военных действий, оно неминуемо согласится. Они говорили, что для них все равно Японии или России будут принадлежать Курильские острова и Сахалин, только бы позволить им ходить на оные для покупки рыбы»" ⁵⁷.

Нагрузившись выше ватерлинии награбленным, «Юнона» и «Авось» 16 июля 1807 г. прибыли в Охотск. Но встретили их здесь неласково: русские пираты были арестованы и против них было начато следствие. Однако Хвостову и Давыдову удалось бежать из-под стражи и они добрались до Санкт-Петербурга. Н. П. Резанов к тому времени умер. Разобраться, кто виновней, Резанов или Хвостов с Давыдовым, было трудно, и моряки отделались легким испугом — высокие власти слегка их пожурили да и отправили служить во флот. Хвостов и Давыдов отличились в морском сражении со шведами, за что были представлены к наградам. Но Александр I, проявив осторожность, воздержался награждать отличившихся, хотя жалованье им за службу в РАК (24 тыс. рублей) велел выплатить.

* * *

Когда встает вопрос об истории российско-японских отношений, японские авторы обязательно начинают с Хвостова и Давыдова.

Обратимся снова к Д. Позднееву, который, оценивая их набеги, писал: «Самым важным по своим последствиям фактом в истории первых сношений России с Японией необходимо считать, конечно, экспедиции лейтенанта Хвостова и мичмана Давыдова против северных японских островов. Память о них, изгладившаяся в России, живо сохраняется до сего времени в Японии, факт, с которым нам необходимо самым тщательным образом считаться, когда мы разсуждаем о психологии отношений японцев к русским». Это совершенно отдельный вопрос — «вопрос о том, каким образом влияли экспедиции Хвостова и Давыдова на образование в Японии той ненависти к России, которая проходит красною нитью через все японские сочинения, трактующия о России» ⁵⁸.

Эти слова были сказаны более 90 лет назад. Но они верны и сегодня. Вот что писал недавно скончавшийся японский общественный деятель Суэцугу Итиро о японо-российских отношениях: «Правительство России в 1803 году снарядило в Японию миссию под началом Николая Петровича Резанова (1764—1807), но Резанов по прибытии в Нагасаки на полгода попал под строгий надзор. Ему отказали даже в приеме государственной грамоты и подарков. От такого непочтительного [333] отношения подчиненный Резанову капитан Хвостов пришел в ярость и стал в период с 1806 по 1807 год нападать на японские поселения и сторожевые посты на островах Сахалин, Итуруп и Рисири, поджигал дома, насиловал и грабил население. Этот инцидент отрезвил японцев, которые, уповая на закрытие страны, пребывали в благодушном настроении, и породил вполне определенное чувство страха перед Россией» ⁵⁹.

Плохо то, что мы делаем вид, будто ничего и не было. Э. Я. Файнберг наивно убеждает читателя: «Многие иностранные историки изображают Хвостова и Давыдова пиратами, игнорируя их патриотические побуждения, гуманное отношение к айну и японцам, выполнение инструкции Резанова "максимально щадить человечество » .

Не стоит обходить молчанием не самые славные страницы нашей истории. Нет, пожалуй, в мире внешнеполитически безупречной страны. Вспомните хотя бы колониальное прошлое Японии или европейских государств. Оно было несравненно жестче и масштабнее нашего случая. Но они теперь сделали какие-то выводы и строят отношения с бывшими колониями в общем и целом благополучно.

Комментарии

1. Половину расходов на экспедицию взяло на себя правительство России.

2. См.: Файнберг Э. Я. Русско-японские отношения в 1697—1875 гг. М., 1960. С. 86—91.

3. Позднеев Д. Материалы по истории северной Японии и ея отношений к материку Азии и России. Йокохама, 1909. Т. 2. С. 11.

4. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Фонд 161. Санкт-Петербургский Главный архив (СПбГА). Разряд 1—13. Опись 10 (1803— 1812). Д. 14. Л. 37—42.

5. Там же. Л. 37—41.

6. Там же. Л. 41—42.

7. Там же. Л. 47.

8. Там же.

9. Там же. Л. 47.

10. Там же. Л. 48.

11. В те времена рис в России называли «сорочинское пшено».

12. АВПРИ. Фонд 161. СПбГА. Разряд 1—13. Опись 10 (1803—1812). Д. 14. Л. 50.

13. Там же.

14. Там же.

15. Там же.

16. Там же.

17. Там же

18. Там же.

19. Файнберг Э. Я. Русско-японские отношения... С. 97.

20. Там же. С. 97-98.

21. АВПРИ. Фонд 161. СПбГА. Разряд 1—13. Опись 10 (1803—1812). Д. 14. Л. 50.

22. Там же. Л. 52.

23. Там же.

24. Там же.

25. Там же. Л. 57.

26. Там же.

27. Там же. Л. 57—58.

28. Там же.

29. Там же. Л. 59.

30. Там же.

31. Там же. Л. 66.

32. Там же. Л. 60.

33. Там же. Л. 61.

34. Там же. Л. 63.

35. Там же.

36. Там же. Л. 79.

37. Там же. Л. 79—80.

38. Там же.

39. Там же. Л. 81.

40. Там же.

41. Там же.

42. Там же.

43. Там же. Л. 86.

44. Там же.

45. Там же. Л. 86—87.

46. Там же.

47. Там же.

48. Там же. Л. 58.

49. Там же.

50. Там же. Л. 89.

51. Там же. Л. 102.

52. Там же. Л. 107.

53. Там же. Л. 102.

54. Там же. Л. 113.

55. Там же.

56. Там же. Л. 114.

57. Там же.

58. Позднеев Д. Материалы по истории северной Японии... Т. 2. С. 111.

59. Вехи на пути к заключению мирного договора между Японией и Россией. М., 2000. С. 49—50.

60. Файнберг Э. Я. Русско-японские отношения... С. 103.

Текст воспроизведен по изданию: Из ранней истории российско-японских отношений // Российское востоковедение в память о М. С. Капице: очерки, исследования, разработки. М. Муравей. 2001