ХОГЭН МОНОГАТАРИ

СКАЗАНИЕ О ГОДАХ ХОГЭН

СВИТОК III

ГЛАВА 8.

О том, как Новый экс-император принял обеты, а также о его кончине

Итак, как это ни было печально, Новый экс-император направился в провинцию Сануки. На его корабле царило чувство досады. Не было ни одного из лунных вельмож и гостей облаков ¹, на корабль прибыли только неотёсанные воины.

Если обратиться к далёким чуждым пределам, то Сяо У ² было позволено вернуться на родину из Чанъи ³, император Сюань-цзун переехал в Шу ⁴. А если поискать поближе, в нашем государстве, то увидим, что император Анко ⁵ был убит его пасынком ⁶; император Судзюн ⁷ был погублен мятежным вассалом ⁸. Государь, обладавший десятью добродетелями, хозяин престола, не мог избежать действия кармы, идущей из прошлых существований. [126]

В десятый день 8-й луны Новый экс-император уже изволил прибыть в Сануки. Но, поскольку дворец для него ещё не был приготовлен, в столицу выслали донесение, что Новый экс-император въехал в павильон Мацуяма, бывший в ведении второго губернатора ⁹ Такато.

После этого, по предписанию губернатора Хидэюки, покои для Нового экс-императора оборудовали на острове Наосима ¹⁰ в уезде Сидо той же провинции. Переправа до этого острова от материковой земли занимает всего два часа ¹¹. Там нет ни полей, ни людского жилища. Место особенно безлюдное. Участок намного теснее, одна четвертая часть обычного ¹². Его обнесли оградой, покрытой черепицей, внутри ограды возвели здание, поставили ворота.

— Снаружи навесить запоры; никто сюда не должен ни входить, ни выходить отсюда, кроме тех, кто доставляет для августейшего провизию. Если понадобится что-то сообщить наружу, письмо должен принимать воин охраны и извещать губернского чиновника, — такое поступило распоряжение.

Покои были расположены рядом с морем, поэтому можно было с тоской любоваться видом морских волн, подёрнутых дымкой. Заточённый таким образом государь, как только он просыпался, бесцельно внимал шуму ветра в соснах, плеску волн в бухте, голосам чаек. Лишь обратись лицом к чистому небу, мог он проводить рассветы и сумерки, луне выражая свою скорбь, ветру слагая стихи и песни.

После этого страж Северной стены во дворце экс-императора Тоба, именуемый владетелем провинции Кии, Норимити, сердцем предался Пути, ушёл от мира и стал отшельником, приняв имя Рэнъё. Он сделался мудрецом, обозревающим провинции ¹³, а когда ещё жил в миру, был музыкантом и приходил лишь в павильон Найсидокоро на представления кагура ¹⁴. По этой или другой причине, но только ему не приходилось попадаться на глаза августейшему. И всё-таки, наслышавшись о делах Нового экс-императора, он проникся состраданием, пустился в далёкий, многотрудный путь по морю и прибыл в Сануки.

Когда отшельник увидел дворец со стороны, — вид его был невообразимо жалким. Ворота стерегли неотёсанные варвары ¹⁵, дорогу заслоняли кусты роз. То было место для цветов, птиц, ветра и луны, поэтому сердце человека должно было чем-то утешаться. Не переставая думать о том, кто же приходит сюда, очарованный снежным утром и дождливой ночыо, стоял путник, и поникли рукава его груботканных одежд.

Путник раздумывал, как бы ему проникнуть внутрь дворца, но воины, охранявшие ворота, были неприступны, так что он с завистью слушал [127] шум волн, без пользы накатывавших на берег возле дворца, шум ветра, дующего в сосны, и призывные крики чаек со стороны открытого моря.

Стемнело, спустилась ночь, на сердце у путника становилось всё чище. Он стал утешать себя, играя на флейте и вслух читая стихи, плача и плача. Безграничны спокойные думы, на перекрёстках нет никого, сердце объято печалью, но от желаний ему не отречься ¹⁶. Взошла луна, зашумели морские волны, послышалась песня лодочника, идущего с шестом неведомо куда. Ветер в заливе дул ровно, печали путника не было границ.

Всё глубже становилась ночь, месяц склонялся вниз, становился прохладнее ветер. Когда путник остановился и стал отжимать рукав, из дворца вышел человек, одетый в потемневший суйкан ¹⁷. Луна, что ли, его позвала?

Рэнъё обрадовался, потому что в сердце его всё ещё была скорбь. Незнакомец проникся к нему состраданием и, пригласив его с собой, вошёл внутрь. А так как Рэнъё не должен был входить во дворец, он написал на доске одно стихотворение и попросил: «Пожалуйста, доведите это до слуха государя!»

Незнакомцу, по-видимому, было свойственно сострадание. Он доложил о том, что произошло, августейшему. Новый экс-император прочитал стихотворение, в котором было написано:

В Асакура
Дворец из круглых брёвен
Я посетил.
Печально, что вернусь,
А государь меня и не увидит.

Экс-император был охвачен печалью, а потому захотел узнать о делах в столице и расспросить о милой старине. Но, как и следовало ожидать, он написал только такой ответ:

Из Асакура
Возвращают тебя
Без результата.
Я же плакать останусь
В краю рыбаков.

Рэнъё, приняв это стихотворение, убрал его на дно заплечной корзины и направился в столицу, плача и плача.

После этого случая жизнь Нового экс-императора в ссылке на острове стала слишком горестной, поэтому губернатор, во исполнение своих официальных обязанностей, велел оборудовать ему дворец в местности Цудзуминоока в окрестностях буддийского храма в Сидо ¹⁸ и перевёл его [128] туда. Там от рассвета до темноты, хотя и благоволил государь в тоске выходить из своего дворца наружу, к нему не осмеливался приближаться никто, вплоть до бедных простолюдинов и простолюдинок.

При таких обстоятельствах, по крайней мере, своей компанией августейший считал ближних слуг, людей, пребывавших в полном согласии с ним во время его прогулок, которые экс-император совершал иногда, в то время, когда он развлекался поездками в разные места, любовался цветами по утрам, луной по ночам, китайскими стихами и японскими песнями, духовой и струнной музыкой, находил удовольствие в «танцах пяти» и в «свете изобилия» ¹⁹.

Хотя изгнанник и питал интерес к таким делам, он задумывался о своём теперешнем положении, и у него то по одному, то по другому поводу непрерывно бежали его августейшие слёзы. Ему ещё нужно было заботиться о своём непривычном жилище в провинции. Постепенно наступала осень, всё вокруг становилось печальнее и печальнее. Звон насекомых, которые вились над бамбуковой изгородью, становился слабее день ото дня. Наступило время, когда ветер шумел в соснах и по ночам пронизывал тело, отчего те немногие дамы, что состояли при августейшей особе, ничего другого не делали, а только подавленно лежали ничком и плакали. В некоторых случаях, поддавшись настроению, они с удовольствием вспоминали богатую развлечениями столицу. При этом всё вокруг темнело от дождя слёз, такого, что должны были намокнуть даже макушки деревьев.

Хорошенько надо всем подумав, Новый экс-император решил: «Я был возведен в достоинство Сына Неба как потомок внуков Неба. Удостоенный высокочтимым тронным именем ²⁰, долго держaл в своих руках обитель монарха. Несмотря на то, что говорят, будто я не занимался государственными делами, покуда престолом владел покойный экс-император, мне даже и о том времени есть что вспомнить. Это, главным образом, весною — весенние развлечения, осенью — осенние удовольствия.

Я провёл 38 вёсен и осеней, либо гуляя с цветами в Золотой долине ²¹, или любуясь луной у Южной башни. Минувшее представляется мне не более, как вчерашним сном. В такие размышления погружаюсь я, сосланный в воздаяние за какие-то грехи на дальний остров.

У меня не было причины прикреплять письма к крыльям диких гусей ²² и излагать в этих письмах свои думы, потому что нет здесь границы между севером и югом, я не делаю различия между тёмным и светлым началами, поэтому-то и трудно себе представить, что наступило время, когда единственным выходом становится ожидание, пока у вороны побелеет [129] голова, а у лошади вырастут рога ²³. Я не перестаю думать о родимой земле и готов стать демоном тоски по родине.

В эпоху правления императора Сага ²⁴ разрушили порядки, существовавшие в предыдущее правление императора Хэйдзэй ²⁵ Когда же император Сага принял постриг, до дальней ссылки ²⁶ дело не дошло. В самом деле, когда я сам восходил на престол после тогдашнего государя, я очень жалел об этом. Забыв о том, кто меня вскормил, о былых его благодеяниях, совершать тяжкие прегрешения очень горько!» — так думал августейший.

В нынешней жизни он совершил ошибку. Потом, считая, что это нужно для абсолютного просветления в жизни грядущей, он пустил кровь из кончика своего пальца и в течение трёх лет собственной кистью переписывал важнейшие пять сутр Трипитаки ²⁷. Когда на этом дальнем острове ему становилось особенно горько, августейший думал, что его должны будут поместить в окрестности храма Хатимана к экс-императору Тоба. и сообщил об этом в Омуро ²⁸. В его письме говорилось:

«Меня отлучили от моего старого дворца, теперь я предаюсь размышлениям, находясь на дорогах иной провинции. Раньше, благодаря обладателям ворот из софоры и гробниц предков ²⁹, яшмовое тело ³⁰ стремилось к пиршествам и отдыху, ныне же я уехал из своего дворца туда,где о любимую землю разбиваются волны, в места к югу от реки ³¹ Здесь буря срывает макушки с сосен, черепичные кровли смотрят на предрассветный месяц, дождик капает на листья павлонии, а бывший император пребывает в печали под вечерней росой. Редко-редко в провинции странствий ³² сопутствует ему солнце и утихает невыплаканная скорбь.

Чтобы вернуться в старую столицу, белояшмовый мудрец ³³ должен ещё раз устраивать заговор. Вспоминается, как в столице слагали стихи о ночных тенях над облаками. Солнце восходит в "драконовом углу” ³⁴, гости облаков быстро забывают о наслаждениях, дымные народные жилища, крытые чернобыльником, погружены в печаль, и переживают упадок. Здесь быстро постигаешь истину.

Следы куликов
На берегу залива
К столице ведут и назад.
А сами они
Кричат и кричат
В Мацуяма».

Когда монашествующий принц из Омуро изволил просмотреть это письмо, у него заструились слёзы. Господин канцлер по-разному высказывался через посредников, однако, когда младший советник, Вступивший на Путь Синсэй произнёс: [130]

— Государь изволит пребывать в ссылке. Хотя в столицу возвратились только следы его руки, мне это кажется недобрым знаком. Меня беспокоит, какие желания кроме этих у него есть, — правящий император действительно задумался о том, что, пока не будет его позволения, сил вернуться у изгнанника недостанет. Услышав об этом, Новый экс-император молвил так:

— Сожаления достойно. Это относится не только к нашей стране, Японии. В разных странах, вплоть до Индии, Китая, Чёртовых морей ³⁵, Корё ³⁶, государства киданей ³⁷, люди воевали за посты, соперничали за власть в государстве. Старшие братья сражались с младшими, много раз поднимали друг против друга войска дяди и племянники. Здесь есть чему поучиться и в древности и теперь, но времена сменялись и уходили, покаявшиеся в грехах получали прощение, а милость монархов безгранична. Как бы там ни было, в самом деле, вступив на Путь и став монахом, во имя просветления читать сутры позволено всем; не надо скупиться даже на переписывание всей Трипитаки, где содержатся записи во благо будущей жизни. Не бывает таких врагов, которые оставались бы и в будущей жизни. В противном случае жизнь наша бесполезна.

После этих слов Синсэй не стал сбривать волосы на голове августейшего и обрезать ему ногти, стыдясь того, что при жизни августейший обликом своим подобен тэнгу.

Когда об этом услышали в столице, правящий император благоволил послать к нему судью из Левой дворцовой охраны Хэй Ясуёри, велев ему поехать и посмотреть на облик Нового экс-императора.

Ясуёри переправился на остров и, когда сообщил, что прибыл туда как посланец императора, ему было сказано:

— Подойди сюда поближе!

Ясуёри отодвинул лёгкую ширму и увидел, что волосы и ногти у Нового экс-императора были длинными, что тот был в рясе цвета закопчённого персимона, с ввалившимися глазами на жёлтом лице, исхудавший и ослабевший. Смиренным голосом он произнёс:

— Я не собираюсь упрекать правящего императора, подчиняюсь осудившему меня закону. Однако же, хотя сейчас я настойчиво говорю о том, что должен быть помилован, пока что нет мне никакого прощения, и желания мои невыполнимы. Поэтому я неожиданно принял намерение заняться самоусовершенствованием.

Так высказался Новый экс-император, и вид его, обросшего волосами, был весьма необычен. Ни слова не говоря, Ясуёри спешно оставил его.

Таким образом, поскольку Новый экс-император занялся переписыванием сутр, он велел положить их перед собою и произнёс обет-клятву: [131]

— Я совершил тяжкий грех, и раскаяние моё велико. Незамедлительно, с помощью этой чудодейственной силы, стану совершать я громадные деяния, которыми хочу тот грех загладить и тем отведу от себя три дурных Пути ³⁸, с помощью этой силы я стану Великим демоном Японии, монарха сделаю народом, а народ сделаю монархом! — и с этими словами он откусил себе кончик языка, а побежавшей из раны кровью на внутренней стороне Трипитаки записал эту свою клятву и тем самым закрепил её принятие.

Прошло девять лет. В двадцать шестой день 8-й луны 2-го года правления под девизом Тёкан ³⁹ он изволил сокрыться окончательно ⁴⁰ в возрасте 46 лет. Немного погодя его переправили в местность Сираминэ. Может быть, потому, что неприязнь была очень сильна, существовал страх того, что дым, поднимавшийся от костра кремации, потянется в сторону столицы ⁴¹. Место погребения было вскоре устроено на той же вершине Сираминэ. Поскольку государь этот скончался в данной провинции, его стали называть Сануки-ин, экс-император из Сануки; когда же в годы правления под девизом Дзисё ⁴² его мстительный дух был укрощён, и покойному присваивали посмертное имя, его назвали экс-императором Сютоку-ин.

Что же касает я Первого принца Сигэхито-синно, то после того как он постригся в монахи, его стали именовать Гэнсэй, хоин из павильона Кэдзоин ⁴³. Когда слух о кончине Нового экс-императора достиг столицы, Вступивший на Путь монашествующий принц изволил спросить:

— С какого времени следует носить траурные одежды?

Ему ответили:

Те, кто остался в этом мире,
В знак памяти
Об этой Мацуяма
Глициниевые одеянья ⁴⁴
Сегодня вечером наденут.

До времён минувших, до годов правления под девизами Нимпэй и Кюдзю ⁴⁵ высочайшим повелением был провозглашён Первый принц, а это было делом очень важным. Ныне же, напротив, яшмовый венец и цветочный облик пришли в упадок, на окрашенные тушью рукава были положены глициниевы облачения, а августейшее сердце изболелось.

Осенью 3-го года правления под девизом Нинъан ⁴⁶ закононаставник Сайгё ⁴⁷, занимаясь подвижничеством, странствовал по провинциям. Когда он обозревал отдалённые места, то пересёк земли провинции Сануки и посетил августейшую могилу на вершине Сираминэ, совершив там поклонение. Над нею была установлена четырёхскатная крыша, но она находилась в запустении, а до её починки дело не дошло. Черепица [132] здесь поломалась, могила была покрыта лишь побегами дикого винограда. Не говоря уже о том, что священнослужителей, поглощённых чтением вслух «Лотосовой сутры», не было, здесь не раздавались звуки раковин ⁴⁸ и колоколов, а поздней ночью и ранним утром отсутствовали священнослужители, которые бы возглашали нэмбуцу ⁴⁹, поэтому не слышалось и звучание множества камней ⁵⁰. Прервался поток людей, которых влекут сюда их собственные желания, поэтому нет и тех, кто пробирается сюда по дорогам. Могилу обнесли только живой колючей изгородью. Следы скрывает мелкая трава императа и полынь.

Сайгё достал маленькую тушечницу, соскоблил кору с сосны поблизости от могилы и написал:

«Когда-то государю, который, благодаря десяти видам добрых деяний, совершённых им в прежних жизнях, наделён саном, достойным всеобщего поклонения, во дворце из-за парчёвой занавески светила луна, а теперь его душой овладела тоска по любимой родине, а яшмовое его тело смешалось с волнами южных морей. Если, вытерев росу, искать её остатки, то последуешь за слезами осенних трав, когда они заплачут. Встретившись с бурей, задавать вопросы государю, — это печалить себе сердце, сокрушаясь о коварстве. Не видя буддийские церемонии, я смотрю только на утренние облака и вечернюю луну. Не слыша голосов, читающих сутры, внимаю только шуму сосен и говору птиц. Стрехи здесь покосились, предрассветный ветер едва заметен; черепица разбита — как трудно укрыться от ночного дождя!

Печально видеть
Чертоги яшмовые Государя
Перенесёнными в поля,
Покрытые обильною росой». ⁵¹

Так он написал и, непрестанно думая об этом, вытирал слёзы и настолько погрузился в свои думы, что не замечал, как идёт время, по снова плакал и плакал и настойчиво твердил:

— Ах, как он благодарен! Потомок в 47-м колене Великой богини, Освещающей Небо ⁵², Первый принц, сын непревзойдённого императора-инока ⁵³ с благодарностью пребывает в священных потоках реки Мимосусо ⁵⁴. Он управлял миром, управлял государством 19 лет, когда небо, затянутое облаками, было чистым, а мириады людей спокойными. Коли так, кто должен был сосредоточить своё внимание на августейшем его престоле? Из-за того, что воздаяние за прошлые жизни было неблагоприятным, ныне государю пришлось стать пылью в сих отдалённых [133] пределах. С какой любовью вспоминал он столицу, как утвердился августейший его гнев! В золочёных покоях весьма пышного вида стало известно о его управлении миром и заботах о народе; сотни чиновников, объединив свои усилия, подчинили себе тьмы стран, поэтому государь, установив долголетние ворота Нестарения ⁵⁵, изволил добиваться снадобий бессмертия с горы Хорай ⁵⁶ и теперь подобен облачному сну процветания и радости.

— Внезапно случились стихийные бедствия, государь покинул цветоподобную столицу, окружённую девятью рядами стен, и отправился в иные пределы, за тысячи ри.

— Годы уходят и приходят, но тернии удалить некому. Печалюсь о воздаянии за прежние жизни, из-за которого приходится гнить под многими каплями с сосен и росами, покрывающими мхи.

На волнах
В бухте Мацуяма
Качается та лодка.
Как скоро она
Превратится во пpax! ⁵⁷

Сайгё и не спал, и не бодрствовал. Он произнёс в ответ:

Пусть государь
Когда-то возлежал
На ложе яшмовом,
Но после этого
Как всё переменилось! ⁵⁸

Когда он произнёс это, могила государя трижды всколыхнулась. Это было страшно. «Правда, говорят, что мир достиг упадка ⁵⁹, но благоуханнейший государь всё ещё изволит оставаться с нами», — радостно подумалось поэту. Действительно, по-видимому, почитаемый дух августейшего изволил внять этим стихам.

Так вот, упомянутый Рэнъё, преодолев восьмислойные морские пути, застал государя ещё в те дни, когда он был жив, Сайгё же, обозревая просёлочные дороги Сикоку, посетил эти места уже после того, как государя похоронили.

Пока государь пребывал на престоле, Сайгё пользовался благодеяниями августейшего и находился среди тех, кто был осенён его добродетелями ⁶⁰. А ныне он в полном одиночестве переживал чувство горя. То, что прийти сюда смогли только Рэнъе и Сайге, и в прежние времена должно было напоминать нам росу ⁶¹.

Итак, на протяжении 77 царствований императоров-людей не счесть было количества общих сражений и личных схваток. Несмотря на это, до [134] времён императора Конин ⁶² столичные города назначались разумно ⁶³, а могилы не устраивали в одном месте. В правление императора Камму ⁶⁴ в нынешнем месте основали императорскую столицу. Это он присвоил ей название Хэйандзё, Крепость Мира и Спокойствия. Звёзды и иней сменяли здесь друг друга более 370 лет.

Прежде редко бывало так, чтобы отцы и дети, старшие и младшие братья бывали разлучены друг с другом, в обители государя и пещере отшельника устраивали бы воинские лагеря, государев дворец сделали бы местом сражения, а через дворцовые ворота текла бы кровь.

Тем не менее, сейчас находчивые полководцы отдали свои силы, многие воины погибли. Все мятежники рассеялись, а вассалы государя объединились. Хорошие воины, на редкость удивительные.

Комментарии

1. «Лунные вельможи и гости с облаков» — поэтическое обозначение придворной аристократии.

2. Сяо У — внук одного из ханьских императоров, отправленный в ссылку в наказание за распущенность, но впоследствии получивший позволение вернуться в столицу.

3. Чанъи — местность к югу от реки Хуанхэ, современная провинция Хэнань.

4. Сюань-цзун — 6-й император династии Тан (на престоле — в 712-756 гг.). Уезжал из столицы в 755 г., спасаясь от мятежа Ань Лу-шаня (705-757). Шу — местность в провинции Сычуань.

5. Анко считается 20-м императором Японии (454-456).

6. В XIII свитке «Анналов Японии» («Нихон сёки», 720 г.) об этом написано так: «Осенью 3-го года, в день Мидзуноэ-тацу 8-го месяца, когда новолуние пришлось на день Киноэ-сару, государь был убит владыкой Маёва» (Т. 1. С. 342). Убийца императора заявил, что он мстил своему дяде за смерть отца, на вдове которого тот был женат.

7. Судзюн (Сусюн) — 32-й император Японии (588-592). В борьбе сторонников принятия буддизма с их противниками активно поддерживал первых.

8. Императора Сусюна убил некто Кома, подосланный влиятельным царедворцем Сога-но Сукунэ.

9. «Второй губернатор» — чиновник, исполнявший обязанности губернатора во время его отсутствия.

10. Наосима — небольшой островок во Внутреннем Японском море, в районе г. Тамано современной префектуры Окаяма.

11. «Два часа» (токи) в старом исчислении равнялись 4-м современным часам.

12. Размер обычного участка столичного вельможи равнялся приблизительно одному гектару.

13. «Мудрец, обозревающий провинции» — то есть бродячий монах.

14. Кагура — синтоистские действа с музыкой и танцами. При дворе императрицы для их исполнения отводился специальный павильон Найсидокоро, в котором обычно располагались службы женского штата двора. Исполнители кагура не имели доступа в императорский дворец.

15. «Неотёсанные варвары» — здесь: вооружённые стражи.

16. Курсивом выделен отрывок текста, заимствованный из антологии 1013 г. «Вакан роэйсю» («Собрание японских и китайских стихотворений для декламации»).

17. Суйкан — просторный халат с широкими рукавами, напоминающий «охотничье платье» (каригину).

18. Сидо — городок в провинции Сануки.

19. «Танец пяти» (госэцу, госэти) — пляска, исполнявшаяся группой из пяти танцовщиц во время придворной церемонии вкушения риса нового урожая. «Свет изобилия» (тоё-но акари) — обряд, совершавшийся при дворе на другой день после церемонии вкушения императором риса нового урожая.

20. «Тронное имя» — имя, под которым царствовал император.

21. «Золотая долина» — иносказательно: «загородные владения». Названы так по аналогии с Чжэньгу, местом расположения загородных резиденций императоров в древнем Китае.

22. Намёк на предание о Су У (см. свиток II, гл. 7, примеч. 47), который из неволи подавал домой вести о себе, прикрепляя письма к крыльям перелётных птиц, диких гусей, перелетающих с севера на юг.

23. «У вороны побелеет голова, а у лошади вырастут рога» — выражение заимствовано из «Исторических записок» Сыма Цяня.

24. «Император Сага» (786-842) — 52-й император Японии, знаменитый поэт и каллиграф.

25. «Император Хэйдзэй» (774-824) — 51-й император Японии, старший брат Сага. Свергнут в результате мятежа Фудзивара-но Кусуко (?-810). На престоле — в 806-809 гг.

26. «Дальняя ссылка» — самая тяжёлая из трёх видов ссылки (ближняя, средняя и дальняя), предусмотренных хэйанским законодательством (уложение «Энгисики», 905 г.).

27. Трипитака — буддийский канон. Состоит из 3-х частей: сутры, шастры и винайи, включающих проповеди Будды Шакьямуни, комментарии к ним и правила монашеской дисциплины. В 1-й части к важнейшим относятся сутры: «Лотосовая», «Алмазная», «Сутра о нирване», «Об абсолютном просветлении».

28. Омуро — другое название храма Ниннадзи в Киото.

29. «Обладатели ворот из софоры и гробниц предков» — в переносном смысле: три высших министра: Первый, Левый и Правый.

30. «Яшмовое тело» — иносказательно: «император»; в данном случае Новый экс-император так назвал самого себя.

31. «Места к югу от реки» — так, по китайской модели, названы южные провинции. В Китае так обозначали земли по южному берегу реки Янцзы.

32. «Провинция странствий» — иносказательно: «место ссылки», «провинция Сануки».

33. «Белояшмовый мудрец» — так Новый экс-император называет самого себя.

34. «Драконовым углом» называли восточно-юго-восточный участок неба.

35. «Островами Чертовых морей» называли северную часть архипелага Рюкю.

36. Корё — одно из трёх государств в средневековой Корее (X-XIV вв.).

37. «Государство киданей» — средневековое государство на территории современной Внутренней Монголии.

38. «Три дурных Пути» (или Мира, будд.) — Путь преисподней (санскр. нарака), Путь голодных духов (прета) и Путь животных (как воплощения жадности и глупости), родиться на которых можно под воздействием дурной кармы.

39. «Двадцать шестой день 8-й луны 2-го года правления под девизом Тёкан» — 14 сентября 1164 г.

40. «Сокрыться окончательно» — то есть умереть.

41. Если покойный превратился в мстительного духа, дым от его кремации, потянувшийся в сторону его противников, может, по японским верованиям, принести им неисчислимые беды.

42. «Годы правления под девизом Дзисе — 1177-1180 гг.

43. Хоин — «печать Закона», высший сан в буддийской иерархии. Кэдзоин — один из павильонов храма Ниннадзи.

44. «Глициниевые одеянья» — имеются в виду траурные одежды.

45. Девизы правлений: Нимпэй (Нимпё) — 151-1153 гг., Кюдзю — 1154-1155 гг.

46. Нинъан, 3-й год — имеется в виду 1168 г.

47. «Закононаставннк Сайгё (Сайгё-хоси) — один из самых известных поэтов-странников японского средневековья. В 1168 г. совершил паломничество к могиле бывшего императора Сутоку в провинции Сануки. Годы жизни — 1118-1190.

48. «Раковина» — здесь: раковина крупного моллюска харонии (яп. хорагай). Отделанную золотом раковину буддийские монахи (в особенности отшельники ямабуси) используют как духовой инструмент.

49. Нэмбуцу — сокращение от Наму Амида буцу, возглашения имени будды Амитабха. Знак благочестия буддистов амидаистских сект.

50. «...звучание множества камней» — имеются в виду плоские, слегка выпуклые плиты из твёрдого камня, которые должны издавать звуки во время буддийских служб.

51. Это стихотворение вошло в сборник Сайге-хоси «Горная хижина» («Санкасю», средний свиток), где оно предваряется прозаическим вступлением: «Когда люди навестили августейшую могилу экс-императора Коноэ, она была покрыта обильною росой». Император Коноэ был преемником Сутоку на престоле.

52. «Великая богиня, Освещающая Небо» — богиня Аматэрасу. В тексте: Тэнсё-дайдзин.

53. «Непревзойдённый император-инок» — имеется в виду экс-император Тоба.

54. В реке Мимосусо покойный пребывает в сакральном смысле. Подразумевается, что он находится среди сонма богов.

55. «Ворота Нестарения» — ворота в северной стене, которой обнесён павильон Тоёракуин императорского дворца. Названы так в подражание воротам Булао-мэнь в Лояни, столице древнего Китая.

56. Хорай (кит. Пынлай) — согласно старинной китайской легенде, гора бессмертия, расположенная далеко в восточном океане.

57. Стихотворение вошло в сборник Сайге «Горная хижина» (нижний свиток), в котором снабжено прозаическим введением: «Прибыл в Сануки. В бухте Мацуяма разыскивал следы жившего здесь экс-императора, но ничего не осталось». «Лодка» — иносказательно: Новый экс-император.

58. Это стихотворение также помещено в сборнике «Горная хижина». Прозаическое вступление к нему гласит: «В местности Сираминэ пришёл поклониться могиле государя». Основная тема стихотворения — непостоянство всего сущего, тщета человеческих желаний.

59. «Упадок» — здесь: «эпоха конца Закона», последняя из трёх эпох в истории буддийского учения, время деградации и злобы, наступившее, по представлениям японских буддистов, в середине XI в.

60. До принятия монашеского пострига (1140 г.) Сайгё-хоси служил при дворе, когда император Сутоку ещё находился на престоле.

61. «Роса» — один из буддийских символов непостоянства сущего.

62. Конин — 49-й император Японии (709-781; на престоле — в 770-781).

63. «Столичные города назначались разумно» — в древней Японии столицу переносили на новое место каждый раз после смерти очередного монарха.

64. Камму — 50-й император Японии (737-806; годы правления — 782-806). При нем, в 784 г., столица была перенесена из Нара в Нагаока, а через 10 лет — в специально построеннный город Хэйанкё (современный Киото), где она оставалась до 1868 г.