КРАТКОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ СЛЕДСТВЕННОГО ДЕЛА ДЖОРДАНО БРУНО

О ТОМ, ЧТО БРАТ ДЖОРДАНО БРУНО ДУМАЛ О СВЯТОЙ КАТОЛИЧЕСКОЙ ВЕРЕ, ОСУЖДАЛ ЕЕ И ЕЕ СЛУЖИТЕЛЕЙ

1. Джованни Мочениго ¹, доносчик, в Венеции: — Я несколько раз слышал от Джордано в моем доме, что ему не нравится никакая религия. Он высказывал намерение стать основателем новой секты под названием “Новая философия” ². Говорил, что наша католическая вера преисполнена кощунствами против величия божия, что нужно прекратить диспуты и отнять доходы у монахов, ибо они оскверняют мир; что все они ослы, и что наши воззрения — учения ослов; что у нас нет доказательств, угодна ли наша вера богу; и что он удивляется, как бог выносит столь многочисленные ереси католиков. Это могут подтвердить святой службе книготорговцы Чотто и Джакомо Бертано ³; каковой Бертано беседовал со мной о нем и сказал, что он враг Христа и святой нашей веры и высказывал при нем великие ереси.

2. Я слышал от него, что теперешний образ действий церкви — не тот, какой был в обычае у апостолов, ибо они [358] обращали людей проповедями и примерами доброй жизни, а ныне кто не хочет быть католиком — подвергается карам и наказаниям, ибо действуют насилием, а не любовью; и что такое состояние мира не может далее продолжаться, ибо в нем царит одно лишь невежество и нет настоящей веры; что католическая нравится ему больше других, но и она нуждается в величайших исправлениях; что в мире неблагополучно и очень скоро он подвергнется всеобщим переменам, ибо невозможно, чтобы продолжалась такая испорченность и что он ожидал больших деяний от короля Наваррского ⁴; и поэтому он хотел поспешить выпустить в свет свои сочинения и таким путем приобрести влияние, ибо он собирался, когда придет время, стать капитаном, и что он не всегда будет бедняком, так как будет пользоваться чужими сокровищами.— Показал, что на его упреки [Джордано] отвечал смеясь: “Дождитесь страшного суда, когда все воскреснут, получите тогда награды за свои добродетели!” И упрекал [Венецианскую] республику в том, что она оставляет монахам богатства, говоря, что нужно поступить с ними как во Франции, где доходами монастырей пользуются дворяне; и что все монахи — ослы.

3. Он же, допрошенный ⁵, показал: — Я слышал, что он слывет человеком, ни во что не верующим, и сразу, как он приехал в Венецию, стал замечать, что он еретик. Когда Патрици ⁶ поехал в Рим, Джордано говорил о его преосвященстве: “Этот папа — порядочный человек, так как он покровительствует философам ⁷, и я тоже могу надеяться на покровительство; я знаю, что Патрици — философ и ни во что не верует”. А я ответил, что Патрици — добрый католик. Высказываясь о религии, Джордано говорил решительно и твердо. Он много говорил против веры, но походя. Он говорил, что вера католиков полна учения ослов и не может быть доказана. Эти слова, включенные в статью допроса (то есть о воскрешении мертвых, как указал выше в первом доносе), он говорил мне лично, смеясь и издеваясь над воскресением, о котором мы беседовали, когда я его осуждал.

4. Я не слышал от него, что он хотел учредить в Германии секту джорданистов, но он утверждал, что когда он закончит некоторые свои исследования ⁸, он станет известен, как великий человек. И что он надеется, что дела Наварры успешно пойдут во Франции, и что он вернется в Италию ⁹, и тогда сможет жить и говорить свободно. Когда Патрици поехал в Рим, он говорил, что надеется на милостивый прием папы, ибо он никого не оскорблял своим образом мыслей. Рассуждая о воскресении, он утверждал, что все будут спасены и добавил: “Увидите, чего добьетесь вашим воскресением!”. [359]

5. Спрошенный отвечал: — Об этом стихе Ариосто, который выпал Бруно, я ничего не знаю и не припоминаю. — Далее, в другой части допроса, на пятый день, от себя показал: — В тот раз я сказал, что не помню о стихе Ариосто, но потом вспомнил, что Джордано говорил мне об этом, когда мы с ним беседовали об английской королеве, которую он хвалил ¹⁰, а я сказал, что будучи еретичкой, она не достойна больших похвал. Мы заговорили о сектах, существующих в Германии и Англии. Он ругал Лютера и Кальвина ¹¹ и других основателей ересей, и я ему сказал: “Какой же вы веры?” — так как принимал его за кальвиниста.— “Или вы вообще неверующий?” И он, улыбаясь, ответил: “Я расскажу вам об одном забавном случае и рассмешу вас. Когда я с некоторыми своими друзьями играл в предсказания, кому какой выпадет стих, мне выпал стих Ариосто, который гласит: “Враг всякого закона, всякой веры” ¹². И он расхохотался. Припомнив, я хотел добавить это к своим показаниям.

6. Ругал Венецианскую республику за то, что она позволяет монахам пользоваться имуществами.

7. Джованни Баттиста Чотто, допрошенный в Венеции: — Слышал от других во Франкфурте, что Джордано слывет человеком неверующим ¹³.

8. Он же, повторно допрошенный, показал, что уже после того, как Джордано был заключен в Святой службе, слышал от некоторых монахов-кармелитов во Франкфурте, что его всегда считали человеком неверующим; и слышал от разных лиц в Германии, что он хотел учредить в Саксонии новую секту, и был изгнан оттуда ¹⁴.

9. И в Германии, на последней ярмарке, я беседовал с разными лицами, как французами и англичанами, так и немцами, и все, знавшие Джордано, говорили мне, что он еретик и таковым слывет и почитается в этих странах.

10. Джакомо Бертано, допрошенный в Венеции ¹⁵:— Слышал от приора кармелитов во Франкфурте, что, по его мнению, это человек неверующий. Кроме того, он говорил, что знает больше, чем апостолы, и что если он только захочет, то сможет добиться того, чтобы весь мир придерживался одной веры.— Сей свидетель повторно не допрошен.

11. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции ¹⁶, на допросе показал: — В тюрьме он высказывал великое множество ересей и говорил серьезно, стараясь в разговоре убедить собеседника. Он рассказывал, что в гостях у одного вице-короля некий врач ¹⁷ сказал ему: “Как видно, синьор Джордано, вы ни во что не веруете”, а Джордано ответил: “А вы верите во все на свете?” И, бахвалясь этим, он рассказал, что однажды в игре ему [360] выпал стих Ариосто “Враг всякого закона, всякой веры”, что ему нравилось, ибо находилось в согласии с его природой. Он уверял, что своим образом жизни он никого не оскорблял.

12. ФранческоГрациано ¹⁸, сосед по камере в Венеции: — Казалось, что он противился всему католическому, о чем шла речь, но он еще постоянно уверял в этом и сделал своим занятием высказывания против всякой веры и введение новой секты и говорил, что в Германии [его последователи] назывались джорданистами ¹⁹. Он рассказывал, что однажды, то ли в Германии, то ли в Англии, при гаданиях по книге предсказаний, каждому выпадал какой-нибудь стих Ариосто, и ему выпал такой стих: “Враг всякого закона, всякой веры”, чем он весьма бахвалился, говоря, что ему выпал стих, согласный с его природой.

13. Он же, повторно допрошенный: — Он [Бруно] говорил, что католическая вера полна кощунств. Однажды, когда Маттео Дзаго ²⁰ пел псалом “Вступись, господи, в тяжбу с тяжущимися со мною” ²¹, он стал говорить, что это величайшее кощунство, и укорять его. В том же роде он высказывался также и в других случаях. Он утверждал, что наша вера неугодна богу, и хвалился, что с детства стал врагом католической веры, и что видеть не мог образов святых, а почитал лишь изображение Христа, но потом отказался также и от него. И что он сделался монахом потому, что услышал диспут в монастыре св. Доминика в Неаполе. И сказал так: “Вы боги, и сыны всевышнего все вы” ²², но потом открыл, что все они — ослы и невежды. Он говорил, что церковь управляется невеждами и ослами. Много раз он говорил, что в Германии в прошлые годы высоко ценились сочинения Лютера, но что теперь их больше не признают, ибо после того, как отведали его [Бруно] сочинений, не желают ничего иного. И что он основал в Германии новую секту, и, если его выпустят из тюрьмы, он вернется туда, чтобы учредить и оформить ее наилучшим образом, и хочет, чтобы она называлась сектой джорданистов. Когда же он попытался и меня также вовлечь в свою секту, я ответил ему, что не хочу быть ни джорданистом, ни органистом. Он рассказывал, что однажды в игре ему выпал по жребию стих “Враг всякого закона, всякой веры” и что это очень подходило к его природе, чем он гордился и похвалялся. Насколько я знаю, он дурно отзывался о Лютере и Кальвине, и о всякой иной секте, желая жить по-своему, ибо, говорил он, живя и думая, как ему угодно, он никого этим не оскорблял. Говоря о святой службе, он сказал: “Какое дело этой службе до моей души!”.

14. Он [Бруно] говорил, что в Англии, Германии и во Франции, где он бывал, его считали врагом католической веры [361] и других сект и покровительствовали ему, как философу, обучающему истине, и что если бы он не был монахом, то перед ним бы преклонялись.

15. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере ²³: — Дня не проходило, чтобы он не высказывался о церкви; он говорил, что управляющие ею монахи и священники — невежды и ослы.

16. Он же, повторно допрошенный, показал: — Я думаю, что он [Бруно] не верует ни в бога, ни в святых, ни во что на свете, так как я слыхал от него в тюрьме множество ересей и всякого вздора против нашей веры. Высказывался он твердо и основательно, не в шутку, но как бы говоря должное. И хотя его укоряли, он все же продолжал свои дерзости. Он говорил, что вера наша преисполнена учений ослов, что он не признает иной церкви, кроме себя самого, говоря: “Хороша же эта церковь, которой управляют невежды!” И бахвалился, что ему выпал такой стих: “Враг всякого закона, всякой веры”.

17. Брат Джордано, обвиняемый, на четвертом допросе ²⁴ показал, что никогда не разговаривал с еретиками о вещах, относящихся к вере,— так что они скорее считали меня неверующим, чем верующим в то, чего придерживались они. Они приходили к такому выводу, ибо знали, что я бывал в разных странах, не приобщившись и не приняв религии ни одной из них.

18. Спрошенный, отрицал, что говорил, что католическая вера преисполнена кощунств и неугодна богу. Отрицал, что с осуждением высказывался о монахах и, в частности, об их богатствах.— Я говорил, что апостолы больше сделали своими проповедями, доброй жизнью, примерами и чудесами, чем можно достичь теперь насилием, не отрицая, однако, какого бы то ни было средства, которое употребляет святая церковь против еретиков и дурных христиан.

19. Отрицал, что говорил такие слова: “Дождитесь страшного суда, увидите тогда награды за ваши добродетели!”, говоря, что из его книг явствует, что он этого не думал.

20. Отрицал, что осуждал христианскую веру.

21. Он же на девятом допросе: — Однажды, в бытность мою послушником, я гадал в шутку, как это обычно делается, по книге Ариосто, и мне выпали .по жребию такие стихи Ариосто: “Враг всякого закона, всякой веры”. Я упоминал об этом иногда в разговоре в связи с доводами, которые приводили некоторые монахи, ставя под сомнение мою веру, клеветали на меня, приводя в качестве аргумента этот поступок, совершенный в присутствии многих послушников.— Отрицал, что похвалялся этим. [362]

22. Отрицал все, что касается секты джорданистов, и что когда-либо имел и тем более высказывал намерение основать новую религиозную секту.

23. На тринадцатом допросе отрицал, что осуждал католическую веру и дурно думал о ней.

ОТНОСИТЕЛЬНО ТРОИЦЫ, БОЖЕСТВЕННОЙ ПРИРОДЫ И ВОПЛОЩЕНИЯ ²⁵

24. Джованни Мочениго, доносчик, в Венеции: — Я слышал несколько раз от Джордано в моем доме, что нет различия лиц в боге, что это свидетельствовало бы о несовершенстве бога.

25. Он говорил мне также (в связи с тем, что не знает другого такого времени, когда в мире процветало бы большее невежество, чем теперь), что некоторые похваляются, будто обладают величайшим знанием, какое только когда-либо существовало, ибо уверяют, что знают то, чего сами не понимают, а именно, что бог един и вместе с тем троичен; и что это — нелепость, невежество и величайшее поношение величия божия. А когда я велел ему замолчать, он ответил: “О, увидите, чего вы достигнете с вашей верой!”

26. Он же, допрошенный: — Дважды, беседуя со мной, он [Бруно] говорил, что в боге нет троицы, и великое невежество и богохульство утверждать, что бог троичен и един. Он сказал это в связи со своими уверениями, что теперешний мир погряз в величайшем невежестве, чем когда бы то ни было, ибо похваляется знанием того, чего не понимает, то есть троицы, так как в боге нет трех лиц, и безумие — утверждать это.

27. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, допрошенный, показал: — Он высказывался о троице и приводил какие-то примеры, но я никогда не понимал этого в том смысле, что он отрицал разделение лиц в боге.

28. Обвиняемый, на третьем допросе: — Вместе с богословами и величайшими философами я полагаю, что в божестве все атрибуты представляют собой одно и то же. Под тремя атрибутами я понимаю могущество, мудрость и благость, или же ум, интеллект и любовь. Благодаря им вещи получают, во-первых, существование (благодаря уму), затем упорядоченное и разграниченное существование (благодаря интеллекту) и, в-третьих, согласие и симметрию (благодаря любви), которая, я полагаю, присутствует во всем и над всем. Подобно тому, как никакая вещь не существует без причастности бытия, и бытие невозможно без сущности, как ни один предмет не может быть прекрасен без присутствия в нем красоты, так и ни одна вещь не может быть обособлена от божественного [363] присутствия ²⁶. Таким образом я считаю, что различия в божестве возникают вследствие разума, а не вследствие субстанциальной истины ²⁷. Далее, что касается принадлежащего вере, рассуждая не философски, чтобы прийти к отдельным лицам божества, то этой мудрости, этого сына ума, философами именуемого интеллектом, а богословами — словом, о котором надлежит веровать, что оно воплотилось в человеке, я, оставаясь в границах философии, не понимал и сомневался, или же придерживался с неустойчивой верой. Однако я не припоминаю, чтобы я хоть как-то выразил это в своих сочинениях или разговорах. Разве только если кто-либо, как и в других вопросах, сможет прийти к такому выводу, основываясь на духе и убеждении, относящемся к тому, что можно доказать путем разума и заключить на основании естественного света ²⁸. Что же касается духа божия как третьего лица, то я не мог его понять в согласии с тем, как надлежит веровать, но понимал согласно пифагорейскому взгляду, соответствующему тому, как понимал его Соломон, а именно, как душу вселенной или присутствующую во вселенной, как сказано в Премудрости Соломона: “Дух господень наполнил круг земной и то, что объемлет все” ²⁹. Это, как кажется, вполне согласуется с пифагорейским учением, изложенным Вергилием в шестой песни “Энеиды”: “Твердь изначала и землю, и воду текучих просторы...” и т. д. ³⁰. Далее, от этого духа, называемого жизнью вселенной, происходит, согласно моей философии, жизнь и душа, и всякая вещь, имеющая душу и жизнь, и т. д. ³¹

29. Спрошенный относительно троицы, отвечал:— Говоря по-христиански и в соответствии с богословием и тем, во что должен веровать каждый истинный христианин и католик, я действительно сомневался относительно лица сына божия и святого духа, не понимая, как эти два лица могут быть отличным от отца, если не таким образом, о котором я говорил выше, рассуждая философски и называя интеллект отца сыном, а любовь святым духом, не признавая этого слова “лицо”, о котором святой Августин говорил, что оно не древнее, а новое, возникшее в его время ³². Такого взгляда я придерживался с восемнадцатилетнего возраста до сих пор. Но я действительно никогда это свое отрицание не высказывал и не писал о нем, а только сомневался наедине с собой, как говорил (На полях: “Об этих словах спрошен на семнадцатом допросе и ответы совпали с этим”).

30. Спрошенный, отвечал: — Относительно первого лица я придерживался всего того, во что должен веровать и чего должен держаться всякий верный христианин.

31. Спрошенный, отвечал: — Что касается первого лица, то я говорил, что считал его по своей сущности одним [364] тем же с первым и третьим. Будучи неразделимы по своей сущности, они не могут терпеть неравенства, ибо все атрибуты подобающие отцу, подобают также сыну и святому духу Я только сомневался, каким образом это второе лицо могло воплотиться и пострадать, как я говорил об этом выше. Однако я никогда этого не отрицал и не учил противному. Если же я говорил что-либо о втором лице, то лишь излагая чужие взгляды, например Ария, Савеллия и их последователей ³³. Я скажу то что должно быть, говорил, и что могло послужить соблазном и что было как я подозреваю, отмечено на первом процессе, происходившем в Неаполе, о чем я уже говорил на первом допросе. Я утверждал, что взгляды Ария менее опасны, чем их понимали и оценивали обычно. Обычно полагают, что Арий считал слово первым творением отца. Я же заявлял, что Арий считал слово не творцом и не творением, а посредником между творцом и творением, подобно тому, как слово является посредником между говорящим и сказанным. Поэтому оно было назвало первородным, существующим раньше всех творений. Не им, а посредством его были сотворены все вещи. Не к нему, а посредством его все вещи относятся и возвращаются к своему последнему пределу, то есть к отцу. Горячо настаивая на этом, я был взят под подозрение и предан суду, помимо всех прочих вещей, вероятно и за это. Мой же взгляд таков, как я его изложил. Я припоминаю, что и здесь в Венеции, я тоже говорил, что Арий не имел намерения сказать, что Христос, то есть слово, был сотворен, а считал его посредником в том смысле, что я сказал. Но я не помню, в каком точно месте я это говорил, то ли в аптеке, то ли в книжной лавке, знаю только, что говорил в одной из этих лавок, беседуя с некими священниками-богословами, которых я не знаю. Однако я лишь пересказывал то, что считал мнением Ария.

32 . На четвертом допросе: - Я никогда не писал и тем более не высказывался о воплощении второго лица, но что касается моих мыслей, то я сомневался наедине с собой, как я уже сказал на предыдущем допросе, каким образом слово могло воплотиться. ³⁴

33. Спрошенный, отвечал: — Для полного разъяснения, я заявляю: я считал и веровал, что существует один бог, различный в отце, слове и любви, то есть святом духе. Все три являются, в сущности, одним богом, но я не мог понять и сомневался, можно ли к этим трем приложить название лица, ибо мне кажется, термин “лицо” не может быть прилагаем к божеству. В этом мнении меня укрепляли слова св. Августина: “С ужасом произносим это имя “лицо”, когда говорим о божественном, и пользуемся им, лишь вынуждаемые необходимостью”. ³⁵ Кроме того, ни в Ветхом, ни в Новом завете я не нашел и не читал этого слова и выражения. [365]

34. Спрошенный, отвечал: — Я полагал, что божественная сущность слова присутствовала в человеческой сущности Христа личным образом, но не мог представить себе, что здесь имело место соединение, подобное соединению души и тела. Я полагал, что здесь было такое присутствие, благодаря которому воистину можно было бы сказать об этом человеке, что он — бог, и об этом божестве, что оно — человек. Причина этого заключается в том, что между бесконечной и божественной сущностью и конечной человеческой нет такого соотношения, как между душой и телом или какими бы то ни было двумя предметами, которые могут образовать единую сущность. Я полагаю, что именно по этой причине св. Августин боялся в данном случае произнести это слово “лицо”. Не помню сейчас, в каком месте св. Августин говорит об этом. Таким образом — в заключение — что касается сомнения в воплощении, я считаю, что я колебался относительно его непостижимого характера, но не выступал против авторитета священного писания, которое говорит: “И слово стало плотью” и против символа веры: “И воплотился”.

35. Спрошенный, отвечал: — Сомнение, которое у меня было относительно воплощения, заключалось в том, что мне казалось теологически неверным утверждать, будто божество могло соединиться с человеческой природой в иной форме, чем в форме соприсутствия, как я уже говорил. Из этого я не делал выводов против 'божественной ипостаси, называющейся Христом.

36. И далее, спрошенный, отвечал: — Я признавал, что слово зачато от святого духа, рождено приснодевой Марией, и если будет обнаружено, что я придерживался противного, то пусть я подвергнусь любому наказанию.

37. Он же на пятом допросе от себя сказал: — Чтобы облегчить свою совесть, я рассказал о своих сомнениях относительно воплощения. Так как в этом вопросе меня плохо поняли, или я не сумел хорошо объяснить, вернусь к нему снова. А именно: поскольку божественная природа бесконечна, а человеческая природа конечна, первая вечна, а вторая смертна, мне казалось, что между ними нет такого соотношения, которое образовывало бы единую ипостась, чтобы человеческая природа так соединялась с божественной для образования одного существа, как человеческая душа с телом. И вообще говоря о вечной троице, выражаясь проще и понятней, эту человеческую сущность я понимал как нечто дополнительное, как бы четвертую составную часть, как это понимал, мне кажется, аббат Иоахим ³⁶. Затем я полагаюсь на то, во что верует святая матерь церковь, и таким образом считаю, что божественная сущность соприсутствовала в человеческой сущности Христа, и не вывожу [366] вслед за аббатом Иоахимом четверицу, ибо мне кажется недостойным счислять конечное с бесконечным.

38. Когда же ему было сказано, что из этого объяснения следует, что Христос был человеческой личностью, он отвечал: — Я признаю и допускаю, что из этого может последовать эта и иные несообразности. Я привел этот взгляд не для того, чтобы его защищать, а только для того, чтобы объяснить и исповедать свое заблуждение, каким бы оно ни было. Если бы я обратил внимание на приведенное несоответствие и на иные, которые могут последовать, я никогда не вывел бы таких заключений, ибо я могу ошибаться в основании, но не в выводах.

39. Он же на восьмом допросе показал: — Что касается способа соединения божественной природы с человеческой, то я не мог его понять и сомневался. Не то чтобы я сомневался в этом вопросе явно или скрытно, обладает ли лицо постоянной божественной и человеческой природой в силу своей сущности или акцидентально. Это сомнение происходило от того, что три лица святейшей троицы вечны, а человеческая природа смертна и является творением и постольку не может быть сопричислена к ним, по сущности, как вещь субстанциальная. Поэтому я не приходил вместе с аббатом Иоахимом к утверждению четверицы, ибо нет ни соответствия, ни ряда между творением и несотворимым. Так что акцидентально я считал человеческую природу соединенной с божественной, хотя это единение в величайшей степени необъяснимо.

40. Спрошенный, отвечал: — В соответствии с учением святых докторов апостолической католической римской церкви, и особенно святого Фомы, в учении коего я был воспитан, верую, что господь наш Иисус Христос — бог.— И сказал: — Верую в бога, единого в троице и троичного в единстве, отца и сына и святого духа, в котором лицо сына является истинным богом и человеком, соединенными непостижимым образом ³⁷.

ОТНОСИТЕЛЬНО ХРИСТА

41. Джованни Мочениго, доносчик: — Я слышал от Джордано много раз в моем доме, что Христос был злодеем, и что ему легко было предсказать, что его повесят, раз он совершал скверные дела, совращая народы. И что Христос творил лишь мнимые чудеса и был магом, как и апостолы ³⁸. И что он сам мог бы совершить столько же и даже больше. Что Христос проявил нежелание умирать и избежал бы смерти, если бы только сумел.

42. Он же, допрошенный: — Однажды, когда мы с Джордано шли в церковь Сан-Джорджо Маджоре, он сказал, что не следует удивляться чудесам Христа, ибо он сам мог бы [367] совершить еще более замечательные. И добавил, что нет чуда в том, что Христос предсказал свою смерть, ибо за совершенные им преступления его неизбежно должны были повесить. А по поводу чудес Христа сказал, что он знает, благодаря какому искусству Христос совершал свои чудеса, и что с помощью того же искусства он сам мог бы сделать то же и еще больше. Я не помню, называл ли он Христа магом и считал ли его чудеса истинными или мнимыми, но полагаю, что, зная еврейский язык, он пытался убедить в том, что Христос совершал эти чудеса при слабом знании еврейского языка ³⁹. Я помню, как он говорил” что апостолы проявили большую твердость духа, чем Христос, ибо они показали себя готовыми к смерти, а Христос молился о том, чтобы смерть его миновала. Тогда же, когда говорил о чудесах Христа, он сказал, что сам сумел бы совершить большие дела, чем апостолы, но я не помню, называл ли он их магами.

43. Брат Челестино, капуцин, сосед по камере в Венеции, донес: — Джордано говорил, что Христос не был распят на кресте, а был подвешен на столбе с перекладиной, в форме костыля, который тогда употребляли, называя виселицей.— Сослался на свидетелей, соседей по камере, брата Джулио де Сало, Франческо Вайа и Маттео де Орио ⁴⁰.

44. Он же, допрошенный, показал: — Так как прошло много времени, я не помню всего, что говорил брат Джордано, и ссылаюсь на другие показания. Он говорил, не помню только по какому случаю, что Христос был злодей и как злодей был казнен. Рассуждая о кресте в камере, в присутствии вышеназванных и поименованных свидетелей, а также Франческо Грациано, он утверждал, что крест, который мы теперь держим в церквах,— не тот и не той формы, как крест, на котором умер Христос, ибо Христос был подвешен на некоем столбе с перекладиной, вроде виселицы, как тогда имели обыкновение вешать преступников.

45. Франческо Вайа Неаполитанец, сосед по камере в Венеции: — Он говорил во гневе, что тот, кто правит этим миром,— предатель, и что Христос не был распят на кресте, а лишь повешен на виселице или костыле, так что верхняя часть не выступала. Он разговаривал об этом с Франческо Грациано, и иногда говорил по-латыни.

46. Не допрошен повторно, умер.

47. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции: — Я слышал от него, что Христос умер позорной смертью, и что все пророки, равно как и Христос, умерли как мошенники, ибо все, что они говорили, было ложью.

48. Он же, повторно допрошенный: — Видя, как я и другие осеняли себя крестным знамением, он сказал, что не следует этого делать, ибо Христос не был распят на кресте, [368] а был пригвожден к столбу с перекладиной, на каком тогда обычно вешали осужденных; и что крест в той форме, как ныне держат над алтарем, есть знак, изображенный на груди богини Изиды; этому знаку всегда поклонялись древние, а христиане украли его у древних, лживо утверждая, что такова была форма столба, на котором был распят Христос. Насколько я помню, это слышали Франческо Вайа и брат Джулио, остальных не помню. Когда же я ему сказал, что ведь надпись “Иисус Наза-реянин, царь иудейский” была прикреплена к верхней части креста, он мне ответил, что это неправда, так как сверху был положен добавочный брус, и к нему-то и была приделана эта надпись.

49. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере, слышал от заключенных, что Джордано дурно высказывался о смерти Христа, но подробностей не помнит.

50. Он же, повторно допрошенный, показал: — Он [Бруно] говорил, не помню по какому случаю, в присутствии брата Челестино и других заключенных, что все свои чудеса Христос совершал с помощью искусства и некромантии. И еще говорил, что Христос был повешен на виселице, а не на кресте. И когда он видел, как мы осеняли себя крестным знамением, он смеялся. Он много раз кричал на меня, когда слышал, как я пел псалмы. В частности, когда я пел псалом: “Боже мой! Боже мой! для чего ты оставил меня?” ⁴¹, он крикнул мне: “Ну и отчаянный псалом! Замолчи, а то пойдешь на галеры!”.

51. Обвиняемый на четвертом допросе, спрошенный относительно чудес Христа, показал: — Я говорил, что чудеса являются свидетельством божественности, но, по-моему, большим свидетельством, чем они, является евангельский закон, так как господь сказал о чудесах: “И больше сих сотворят” ⁴². В связи с этим мне случалось еще говорить, что хотя и другие, апостолы, например, творили чудеса — они совершали их силой Христа. Так что, хотя по внешнему результату чудеса Христа и апостола или святого кажутся одинаковыми, однако, Христос творил чудо благодаря собственной, а апостол или святой — благодаря чужой силе. Все же я считал, что чудеса Христа были божественными, истинными, действительными, а не мнимыми. Я никогда не думал, не верил, не говорил чего-либо противного этому.

52. Спрошенный, отрицал, что осуждал Христа.

53. Отрицал, что говорил или думал, будто чудеса Христа и апостолов были мнимыми и магическими.

54. На десятом допросе сказал, что он всегда веровал в Христа, его страдания и смерть— Правда, я говорил, что крест не имел четырех равных концов, как его принято изображать, и что его священное значение было взято у [369] древних. Ибо в древности иным способом наказывали преступников. К кресту Христа четвертый конец, то есть верхний брус, был приставлен для удобства прикрепления к нему надписи. Признавая, что знак креста символизирует смерть на нем господа нашего, я излагал то, что, мне кажется, прочитал у Марсилио Фичино ⁴³. А именно, что значение этого знака и преклонение перед ним восходят к эпохе гораздо более древней, чем время воплощения господа нашего. Крест почитался со времени, когда процветала религия египтян, примерно, во времена Моисея. Знак креста запечатлен на груди Сераписа. Планеты и их влияния, помимо начала, тогда имеют больше силы и основания, когда вначале имеются главные знаки, где планеты пересекают эклиптику или зодиак под прямым углом, от чего из двух таким образом пересекающихся кругов получается форма этого знака. Четыре главных знака — это два равноденствия и два солнцестояния, к которым всегда относили и близ которых всегда праздновали смерть, рождество и воплощение господа нашего.

55. Спрошенный, отвечал: — Крест мог походить на молоток или костыль, а что касается обычного его изображения, то скажу, что можно показать тысячи крестов, в которых нет продолжения тела креста в виде верхнего конца, но вместо него я видел форму стержня или палки, на которой прикрепляли надпись. Не говоря о том, что не всегда и в церкви он изображен, как повсюду, в соответствии с обычной формой орудия казни, с четырьмя равными концами.

56. Отрицал, что называл крест виселицей, что говорил: “Кто правит этим миром — предатель”. Отрицал, что говорил оскорбительно о смерти Христа и что дурно думал об учении Христа.

О ТОМ, ЧТО ГОВОРИЛ: ХРИСТОС ГРЕШИЛ

57. Брат Челестино, капуцин, сосед по камере в Венеции, донес: — Джордано говорил, что Христос совершал смертный грех, когда творил молитву в саду, отрекаясь от воли отца, говоря: “Отче, если возможно, да минует меня чаша сия”.— Сослался на свидетелей, соседей по камере, брата Джулио де Сало, Франческо Вайа, Маттео де Орио.

58. Он же, допрошенный: — Джордано, желая показать, что в Христе были все акциденции человека, сказал, что Христос совершал смертный грех, когда в саду отказался выполнить волю отца. Он говорил это много раз, и однажды присутствовал Сильвио, каноник из Кьоссы ⁴⁴, который говорил мне, что был этим возмущен.

59. Брат Джулио, о коем выше: — Когда Джордано беседовал с братом Челестино, заключенным, я слышал, как он говорил, что господь наш Христос совершил смертный грех в [370] этом мире, ибо хотел воспротивиться воле отца, когда, молясь в саду, сказал: “Если возможно, да минует меня чаша сия”. При этом присутствовал также Франческо Марангон Неаполитанец. И я сказал: “Вы слышите, как кощунствует этот человек!” Мне кажется, это было в сентябре 1592 года в вышеназванной тюрьме.— Повторно не допрошен.

60. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции, показал со слов заключенных, ибо сам тогда не был в этой камере, что Джордано говорил: “Христос совершал смертный грех”.— Я же слышал, как он говорил, что все, чего придерживается церковь — суета, и ничего нельзя доказать.

61. Он же, повторно допрошенный, показал: — Он [Бруно] множество раз, когда речь шла о грехах, говорил, в извинение людям, что и Христос совершал смертный грех, когда в саду молил отца. Он говорил это множество раз, повторяя: “Ведь и Христос грешил, когда не хотел исполнить волю отца!”

62. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере:-— Однажды он сказал, что Христос совершал смертный грех, когда, молясь в саду, отрекся от воли отца.

63. Он же, повторно допрошенный: — Он вступил в большой спор с Челестино и братом Джулио, утверждая, что Христос совершал смертный грех, когда молился в саду: “Если возможно, да минует меня чаша сия”. Об этом много судачили в камере. Тогда в камере присутствовали Франческо Неаполитанец, Грациано Хромой ⁴⁵, эти два монаха и я.

64. Обвиняемый на девятом допросе отрицал, что он говорил: “Христос грешил в саду”, и по представлении ему показаний свидетелей упорствовал в отрицании.

ОТНОСИТЕЛЬНО ПРЕСУЩЕСТВЛЕНИЯ И СВЯТОЙ ОБЕДНИ ⁴⁶

65. Джованни Мочениго, доносчик: — Я несколько раз слышал от Джордано Бруно в моем доме, что католики допускают величайшее богохульство, говоря, что хлеб пресуществляется в тело; и что он — враг обедни.

66. Он же, допрошенный: — Когда мне иной раз случалось спросить его, был ли он у обедни, он, издеваясь, отвечал: “Что обедня! Моя служба — в искусстве любви!” А о пресуществлении говорил мне, когда рассуждал о троице, что хлеб не может превратиться в плоть, и что утверждать это — глупость, богохульство и идолопоклонство.

67. Франческо Грациано, сосед Джордано по камере в Венеции, на допросе показал: — Однажды Франческо Неаполитанец рассказал, что ему приснилась обедня, и Джордано стал говорить: “Плохо, плохо, дурной знак!” И Франческо спросил: “Чем плохо пойти к обедне?”, а Джордано ответил: “Обедня — это кощунство, скверное дело, [371] ибо в ней хлеб не пресуществляется в тело Христово, как вы говорите. И как в обедне поднимают просфору, так и тебя поднимут на виселицу!”

68. Маттео де Сильвестрис, доспрошенный, показал: — В камере был приделан амулет, содержащий молитвы, и он ходил перед ним, говоря, что хочет служить обедню, кричал и паясничал. А затем, беседуя относительно обедни, он говорил, что это вещь излишняя, и что в освященном хлебе никоим образом нет тела Христова ⁴⁷. И смеялся над священниками, говоря, что они, отслужив обедню, шли обжираться.

69. Обвиняемый на втором допросе показал, что, когда был в Париже, ему предложили читать ординарные лекции; он отказался, ибо ординарные лекторы этого города обязаны посещать обедню и другие богослужения,— а я всегда избегал этого ⁴⁸, зная, что отлучен от церкви за выход из ордена и снятие монашеского одеяния. Когда же в Тулузе я читал ординарные лекции, я не был обязан посещать обедню. Затем король поручил мне экстраординарные лекции, и так я читал в течение пяти лет. Затем я поехал в Англию, где прожил два с половиной года у посла его величества ⁴⁹, но и в это время я не посещал обедню, когда ее служили в доме и вне его, как и проповедей — по указанной выше причине.

70. Он же на четвертом допросе, спрошенный относительно обедни и пресуществления, отвечал: — Я не посещал обедню, так как мне препятствовало отлучение за то, что я был отступником. Однако я присутствовал на вечернях и проповедях, и в последнюю четыредесятницу я посетил церковь. Хотя многие годы я имел дело с кальвинистами, лютеранами и другими еретиками, однако, я не усомнился ни в этом, ни в других таинствах. С еретиками я всегда обсуждал философские вопросы и никогда не допускал, чтобы со мной говорили о другом. За это ко мне хорошо относились еретики, ибо они считали меня философом и видели, что я не касаюсь их взглядов. Они скорее считали меня неверующим, чем думали, что я верую в то, чего придерживались они.

ОТНОСИТЕЛЬНО АДА

72. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, добровольно донес: — Джордано говорил, что ада нет, и никто не осужден на муки вечные, но со временем все спасутся, ссылаясь на пророка: “Неужели вечно будешь гневаться на нас...?” ⁵⁰ — Сослался на свидетелей, соседей по камере, брата Джулио де Сало, кармелита, Франческо Вайа и Маттео де Орио.

73. Он же, допрошенный, показал: — Он [Бруно] говорил, что все будут спасены, вплоть до демонов, ссылаясь на [372] псалом: “Неужели вечно господь будет гневаться на нас?”; и что ни для кого не будет мук вечных.

74. Брат Джулио, о коем выше: — Рассуждая однажды в присутствии отца капуцина Франческо Неаполитанца и моем относительно ада и чистилища, Джордано сказал, что ада нет, а есть только чистилище, ибо муки ада не вечны, но должны иметь конец, и все спасутся. Не помню, ссылался ли он на авторитет писания.— Повторно не допрошен.

75. Франческо Вайа Неаполитанец: — Я слышал от него, что адский огонь вечен, но муки не вечны, ибо ко времени страшного суда все спасутся.— Повторно не допрошен.

76. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции: — Он говорил, что нет ни ада, ни чистилища, но что если что-нибудь одно из этих двух и существует, то это чистилище, которое более разумно, чем ад. Ибо хотя огонь вечен, муки не вечны, потому что в конце концов все спасутся. И что гнев божий не вечен, говорил он, ссылаясь на псалом: “Неужели вечно господь будет гневаться на нас?”. И еще он говорил, что при конце света все спасутся, вплоть до демонов, ибо сказано: “Человеков и скотов спасешь ты, господи” ⁵¹. И хотя я ему на это возражал, он, тем не менее, мне ответил, что я дурак и козопас и ничего не понимаю.

77. Он же, повторно допрошенный, показал: — По поводу ада он говорил, что хотя огонь вечен, он не будет вечен ни для кого, ибо не будет так жесток, и ссылался на псалом: “Неужели вечно господь будет гневаться на нас?” А потом, переменив взгляд, сказал, что все эти подземные адские края — выдумка ⁵², ибо в конце концов все спасутся, вплоть до демонов, .и ссылался на стихи Ювенала: “Что преисподняя есть, существуют какие-то маны, в это поверят лишь дети” ⁵³.

78. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере: — В спорах между братом Джордано и братом Челестино. брат Джордано отрицал вечные муки ада, говоря, что невозможно, чтобы бог осудил души на ад, на вечные муки, но что в конце концов он освободит их от этих мучений, говоря: “Неужели вечно господь будет гневаться на нас?” Это было много раз, когда в камере присутствовали брат Джулио и Франческо Марангон Неаполитанец.

79. Он же, повторно допрошенный: — Я не помню подробно сказанного братом Джордано, но помню, что он ссылался на текст псалма “Неужели вечно господь будет гневаться на нас?” и говорил, что ада нет, и никто не должен быть осужден на вечные муки, но все должны спастись, вплоть до дьяволов. [373]

80. Обвиняемый, допрошенный в Риме, на девятом допросе показал, что верует в вечность адских мук, также и для демонов, и в то, что демоны никогда не спасутся.

81. По прочтении ему показаний этих четырех свидетелей сказал, что свидетели его не поняли, и объяснил, с какой целью он все это говорил, и настаивал, что верует в вечность ада.

СУЩЕСТВУЕТ МНОЖЕСТВО МИРОВ ⁵⁴

82. Джованни Мочениго, доносчик: — Я слышал несколько раз в моем доме от Джордано, что существуют бесконечные миры, и что бог постоянно создает бесконечные миры, ибо сказано, что он хочет все, что может.

83. Он же, допрошенный: — Он много раз утверждал, что мир вечен и что существует множество миров. Еще он говорил, что все звезды — это миры, и что это утверждается в изданных им книгах ⁵⁵. Однажды, рассуждая об этом предмете, он сказал, что бог столь же нуждается в мире, как и мир в боге, и что бог был бы ничем, если бы не существовало мира, и что бог поэтому только и делает, что создает новые миры.

84. Брат Челестино, сосед Джордано по камере в Венеции, донес:—- Джордано говорил, что имеется множество миров, что все звезды — это миры, и что величайшее невежество — верить, что существует только этот мир.— Сослался на свидетелей, соседей по камере Джулио де Сало, Франческо Вайа и Маттео де Орио.

85. Он же, допрошенный, показал: — Он утверждал, что существует огромное количество миров, и что все звезды, сколько их видно, это миры.

86. Брат Джулио, о коем выше: — Я слышал от него, что все — мир, что всякая звезда — мир, и что сверху и снизу существует много миров.— Повторно не допрошен.

87. Франческо Вайа Неаполитанец: — Он говорил, что существует множество миров и великое смешение миров, и что все звезды — это миры.— Повторно не допрошен, умер.

88. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции: — В своих беседах он утверждал, что существуют многие миры; что этот мир — звезда, и другим мирам кажется звездой, подобно тому, как светила, являющиеся мирами, светят нам, как звезды. А когда я ему возражал, он ответил, что рассуждает, как философ, ибо кроме него нет других философов, и в Германии, кроме его философии, никакой другой не признают.

89. Он же, допрошенный: — Однажды вечером он подвел к окну Франческо Неаполитанца и показал ему звезду, говоря, что это — мир, и что все звезды — миры. [374]

90. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере: —Далее он говорил, что мир вечен, и что существуют тысячи миров, и что все звезды, сколько их видно,— это миры.

91. Он же, повторно допрошенный: — Множество раз он поучал меня, что все звезды, какие видны,— это миры.

92. Обвиняемый, на третьем допросе (На полях: — Относительно этого ответа опрошен на семнадцатом допросе, но не ответил удовлетворительно, ибо вернулся к тем же показаниям.): — В моих книгах, в частности, можно обнаружить взгляды, которые в целом заключаются в следующем. Я полагаю вселенную бесконечной, то есть созданием бесконечного божественного могущества. Ибо я считаю недостойным божественной благости и могущества, чтобы бог, обладая способностью создать помимо этого мира другой и другие бесконечные миры, создал конечный мир ⁵⁶. Таким образом, я заявлял, что существуют бесконечные миры, подобные миру земли, которую я вместе с Пифагором считаю светилом, подобным луне, планетам и иным звездам, число которых бесконечно. Я считаю, что все эти тела суть миры, без числа, образующие бесконечную совокупность в бесконечном пространстве, называющуюся бесконечной вселенной, в которой находятся бесконечные миры ⁵⁷. Отсюда косвенно следует, что истина находится в противоречии с верой. В этой вселенной я полагаю всеобщее провидение, благодаря которому всякая вещь живет, растет, движется и совершенствуется в мире. Оно находится в мире подобно тому, как душа в теле, все во всем и все в какой угодно части, и это я называю природой, тенью и одеянием божества ⁵⁸. Это я понимаю также и так, что бог по существу, присутствию и могуществу неизреченным способом находится во всем и над всем: не как часть, не как душа, но необъяснимым образом.

93. На двенадцатом допросе: — Из всех моих сочинений и высказываний, которые могли бы быть сообщены сведущими и достойными доверия людьми, видно следующее: Я считаю, что этот мир, и миры, и совокупность миров рождаются и уничтожаются. И этот мир, то есть земной шар, имел начало и может иметь конец, подобно другим светилам, которые являются такими же мирами, как и этот мир, возможно, лучшими или даже худшими; они — такие же светила, как и этот мир ⁵⁹. Все они рождаются и умирают, как живые существа, состоящие из противоположных начал. Таково мое мнение относительно всеобщих и частных созданий, и я считаю, что по всему своему бытию они зависят от бога.

94. На четырнадцатом допросе, по существу, отвечал в том же роде относительно множества миров и сказал, что существуют бесконечные миры в бесконечном пустом пространстве, и приводил доказательства. [375]

95. Спрошенный, отвечал: — Я говорю, что в каждом мире с необходимостью имеются четыре элемента, как и на земле, то есть имеются моря, реки, горы, пропасти, огонь, животные и растения. Что же касается людей, то есть разумных созданий, являющихся, подобно нам, телесными существами, то я предоставляю судить об этом тем, кто хочет так их называть. Однако следует полагать, что там имеются разумные животные ⁶⁰. Что же касается, далее, их тела, то есть смертно оно, как наше, или нет, то наука не дает на это ответа. Раввины и святые Нового завета верили, что существуют живые существа, бессмертные по милости божией. Их имеют в виду, когда говорят о земле живущих и месте блаженных, по псалму: “Верую, что увижу благость господа на земле живых” ⁶¹, откуда нисходят ангелы в виде света и пламени. Так толковал святой Василий следующий стих: “Ты творишь ангелами твоими духов, служителями твоими — огонь пылающий” ⁶², полагая, что ангелы телесны, и святой Фома говорил, что не составляет вопроса веры, телесны ангелы или нет. Основываясь на этих, я считаю для себя допустимым мнение, что в этих мирах имеются разумные существа, живые и бессмертные, которых вследствие этого следует скорее называть ангелами, чем людьми ⁶³. Как философы-платоники, так и христианские богословы, воспитанные в учении Платона, определяют их как разумных бессмертных существ, в высшей степени отличающихся от нас, людей.

96. Спрошенный, отвечал: — Не исключено, что они питаются подобно животным, едят и пьют соответствующим их природе образом, но если они не умирают, то наверняка и не размножаются.

97. Спрошенный, видит ли он различие в том, что живые существа этого мира смертны, живые же существа иных миров бессмертны, отвечал: — Я исхожу из авторитета священного писания, которое не помещает смертных людей на небе и вокруг этого мира, а говорит о земле живущих. Кроме того, если бы не первородный грех, то и в этом мире существовали бы еще подобные людям разумные живые существа, которые обладали бы бессмертием, несмотря на то, что ели и питались. Причина этого бессмертия не в природе, ибо эти существа состояли бы из противоположных элементов, а в милости божией.

Таким именно образом бог создал бессмертным нашего прародителя с его родом, который, питаясь от древа жизни, имел возможность не только питаться, но и восстанавливать всю свою сущность и полностью сохранять природные элементы и начала. [376]

ОТНОСИТЕЛЬНО ПОКЛОНЕНИЯ ВОЛХВОВ

98. Франческо Грациано на допросе показал: — О стихе: “Цари Фарса и островов поднесут ему дань, цари Аравии и Савы принесут дары ⁶⁴”,— он говорил: неправда, что цари поклонялись Христу, ему поклонялись только пастухи и простой народ, эти же слова о царях относятся к Соломону, а не к Христу.

99. Обвиняемый показал, что он беседовал с кем-то, но не помнит с кем; если это было в Венеции, то с Франческо Грациано, если же в Риме, то с Виалардо ⁶⁵, сказавшими ему, что три волхва не были царями. Они некоторым образом смеялись над тем, что волхвов изображают, как царей; им казалось, что это пророчество “Цари Фарсиса и т. д.” не оправдалось. На что он им ответил, что это пророчество буквально относится к Соломону.— И мною по этому поводу ничего не было добавлено против величия Христа. Я никогда не говорил и не считал, что не подобает фигурально относить эти слова к Христу. Я помню, как я говорил, что пророчество о поднесении золота, ладана и т. д. в большей степени исполнилось и осуществилось по отношению к Христу, которому не только при жизни, как волхвы, но также и после смерти и воскресения все цари земные приносили не только названные вещи, но еще большие дары души.

100. А сверх того, да поможет мне так бог, как я уверен в том, что они (т. е. Грациано и Виалардо) не веруют в бога, особенно Виалардо, который много раз произносил ужасные слова против бога, религии, церкви. К такому ответу я был вынужден высказываниями вышеназванных, которые постоянно докучали мне этим и иными сомнениями ⁶⁶.— И пустился в изложение ересей, которых придерживались Грациано и Виалардо.

ОТНОСИТЕЛЬНО ВЕЧНОСТИ МИРА ⁶⁷

101. Джованни Мочениго, доносчик:—Я слышал несколько раз от Джордано в моем доме, что мир вечен.

102. Он же, допрошенный: — Он много раз утверждал, что мир вечен.

103. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, на допросе показал:— Он утверждал, что мир не был создан богом, но был вечно, и что об этом говорится в его книгах.

104. Брат Джулио де Сало; сосед Джордано по камере, показал: — Он утверждал, что бог не был творцом мира, ибо мир столь же вечен, как бог ⁶⁸. Я ему сказал, [377] что это противоречит книге Бытия: “Вначале бог создал...” и т. д., а он ответил, что я не понимаю, о чем он говорит.

105. Брат Грациано, сосед по камере, на допросе показал: — Он говорил, что мир вечен и вечно существовал и вовсе не был сотворен богом.

106. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере: — О мире говорил, что он вечен.

107. Он же, повторно допрошенный, показал:— Множество раз он поучал, что мир вечен и не создан богом.

108. Обвиняемый, на третьем допросе: — Считая далее, что мир имеет причину и сотворен, я полагал, что по своему бытию он зависит от первопричины. Таким образом я не отвергаю понятия творения, как это, по моему мнению, выразил также и Аристотель, говоря: “Существует бог, от которого зависит мир и вся природа”. Точно также, согласно толкованию святого Фомы, мир, существует ли он вечно или ограничен во времени, по всему своему бытию зависит от первопричины, и в нем нет ничего, существующего независимо.

109. На двенадцатом допросе по существу отвечал в том же роде и отверг представленные ему возражения.

ОТНОСИТЕЛЬНО КАИНА И АВЕЛЯ

110. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес:— Джордано говорил, что Каин был честным человеком и поделом убил своего брата Авеля, ибо тот был злодей и палач животных.— Сослался на свидетелей, соседей по камере брата Джулио де Сало, Франческо Вайа и Маттео де Орио.

111. Он же, допрошенный, показал: — Рассуждая о людях, убивающих животных, он жалел животных и говорил, что эти люди поступали дурно и что Авель был палачом, а Каин честным человеком. Иного о смерти Авеля не говорил.

112. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции: — Рассуждая сам с собой о справедливых людях, Джордано говорил, что таких нет, и что первый человек, считавшийся справедливым, Авель, был палачом, убийцей животных, и заслужил смерти, а Каин был честным человеком и правильно поступил, убив Авеля.

113. Он же, повторно допрошенный: — Он говорил, что Авель был палачом животных и живодером, а Каин был честным человеком и поделом убил своего брата, ибо тот зарезал лучших его овец.

114. Обвиняемый на двенадцатом допросе признался, что обсуждал с соседями по камере историю [378] Каина и Авеля, и некий заключенный, Пьерфранческо Комаскио ⁶⁹, допытывался: как, по моему мнению, следует понимать, что богу более угодны были жертвоприношения Авеля, чем Каина? Я сказал ему, смеясь, что Каин был пифагорейцем, то есть имел пифагорейские убеждения, ибо тогда еще не было на свете Пифагора, который осуждал убийство животных.— И пустился в рассуждения о Каине по истории священного писания.

115. И по предъявлении ему показаний названных свидетелей, что он хвалил Каина, отвечал: — Я припоминаю, что в шуточном разговоре сказал, что если один из этих двух братьев был злодеем, убивая животных, то другой, у которого хватило духу убить брата, был гораздо хуже его, и вследствие этого на каинитах лежит больший грех, чем на потомках Авеля.

116. По предъявлении ему обвинений, что хвалил Каина, как честного человека, и осуждал Авеля, как палача, отрицал все, кроме того, что показал выше.

ПРОТИВ МОИСЕЯ

117. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес: — Джордано говорил, что Моисей был коварнейшим магом и легко победил магов фараона, будучи более опытным в магическом искусстве. И что он лгал, будто бы говорил с богом на горе Синай, и что данный им еврейскому народу закон был выдуман и измышлен им самим.— Сослался на свидетелей соседей по камере брата Джулио де Сало, Франческо Вайа, Маттео де Орио.

118. Он же, допрошенный, показал: — Он считал и проповедовал, что Моисей был великим магом, и что данный им еврейскому народу закон был создан с помощью магического искусства.

119. Брат Джулио сказал, что не помнит.

120. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции: — Я слышал от него, что это ложь, будто Моисей говорил с богом, и [слышал], что его закон жесток, тираничен и несправедлив, и не дан богом, а создан его собственным воображением.

121. Он же, повторно допрошенный: — Я помню, как он мне говорил по-латыни: Моисей превзошел магов фараона, ибо был более опытным магом, чем они. Он говорил, что Моисей был коварнейшим магом и величайшим обманщиком, и поэтому пошел на гору один, чтобы не иметь свидетелей. Облака, которые были видны, происходили от окуривания или от огненных духов. Данный им закон был выдуман им [379] самим, а не дан богом, ибо это был тиранический и кровавый закон.

122. Обвиняемый на десятом допросе отрицал, что осуждал Моисея и его закон: — Я говорил, что в магии и тех науках, которыми обладали маги фараона, он был опытнее других. Я считаю, что насколько они умели действовать магически, настолько умел также и он. Равным образом, Моисей был опытен во всех науках египтян. Я полагаю, что все это я говорил без оскорбления, со всяческой похвалой. А что он превзошел науку египетских магов ⁷⁰ — тут я лишь передавал то, что всем известно относительно силы созерцания в одиночестве в течение сорока лет. Неправда, будто я оскорбительно думал или высказывался о нем или его законе.

123. Спрошенный, отвечал: — Я полагаю, что, возможно, еще до того, как беседовал с богом, он [Моисей] мог действовать магически, как опытнейший в магии. Ведь магия сама по себе не запретна, будучи основана на силах природы, посредством наблюдения за погодой и разными положениями неба, приложения одной материи к другой и соотношения этих низших пассивных начал с высшими активными началами. Так маги обычно с легкостью преуспевают в создании несовершенных животных, как мухи, лягушки, змеи, мыши и другие им подобные, но никогда не было смысла в создании совершенных животных. В этом смысле я думаю, что Моисей мог и умел действовать наравне с возможностями магов фараона и даже мог действовать магически лучше их, будучи более великим магом, чем они сами. Я считаю, что такие действия являются чисто физическими; и совершают ли их демоны или люди, они могут действовать, лишь основываясь на естественных началах. Я нахожу, что магию можно считать недопустимой только если она применяется в злодейских целях или для похвальбы божественным могуществом, чтобы под этим предлогом обманывать мир. Магия же, как Моисеева, так и абсолютная магия, есть не что иное, как познание тайн природы путем подражания природе в ее творении и создания вещей, удивительных для глаз толпы. Что же касается математической и суеверной магии, то я считаю ее чуждой Моисею и всем почитаемым умам ⁷¹.

ПРОТИВ ПРОРОКОВ ⁷²

124. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес: — Джордано говорил, что все пророки были коварными людьми, лжецами и обманщиками и поэтому так скверно кончили, а именно осуждены на позорную смерть, как того заслужили.— Сослался на [380] свидетелей, соседей по камере, брата Джулио де Сало, Франческо Вайа и Маттео де Орио.

125. Он же, допрошенный: — Говоря о других пророках, [Бруно] сказал, что они были пьяницами и лжецами, за это и были казнены.

126. Брат Джулио сказал, что не помнит.

127. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции, показал: — Я слышал от него, что все пророки были казнены как мошенники, ибо все, что они говорили, было ложью.

128. Он же, повторно допрошенный, показал: — Он сказал, что пророки плохо кончили из-за своих дел, что все они были лжецами и обманщиками и были казнены за свои преступления.

129. Обвиняемый на десятом допросе отрицал, что осуждал пророков.

ПРОТИВ ПРЕДПИСАНИИ ЦЕРКВИ

130. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес: — Джордано говорил, что нельзя доказать ничего из того, во что верует церковь.— Сослался на свидетелей, соседей по камере Джулио де Сало, Франческо Вайа и Маттео де Орио. Брат Джулио сказал, что не помнит.

131. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции: — Он говорил, что все, чего придерживается церковь,— суета, и ничего этого нельзя доказать ⁷³.

132. Обвиняемый на тринадцатом допросе отрицал, что осуждал святую матерь церковь.

Комментарии

1 Джованни Мочениго, венецианский патриций; в 1583 г. входил в состав Совета мудрых по ересям, осуществлявшего правительственный надзор над деятельностью венецианской инквизиции. В 1591 г. пригласил Джордано Бруно в Венецию обучать его искусству памяти. В мае 1592 г. выдал Бруно инквизиции.

2 Доносчики, свидетели обвинения и судьи считали философию Джордано Бруно ересью. В действительности философия Бруно, направленная на обоснование, развитие и распространение материализма, ничего общего не имела с религиозным сектантством.

3 Джамбаттиста Чотто, сиенский книготорговец, проживавший в Венеции; познакомился с Бруно во время книжной ярмарки во Франкфурте. Джакомо Бертано, венецианский книготорговец; встречался с Бруно во Франкфурте и Цюрихе. На допросах не подтвердили основного содержания доносов Мочениго.

4 Генрих Наваррский, будущий король Франции Генрих IV (1594— 1610), возглавлял гугенотов в период гражданских войн. Бруно с полным основанием полагал, что Генрих примкнул к кальвинистам из чисто политических соображений.

5 Допрос Мочениго происходил в Риме в начале 1594 г.

6 Франческо Патрици (1529—1597), философ-неоплатоник. В книге “Перипатетические дискуссии” (1571—1581) критиковал Аристотеля с идеалистических позиций. Бруно в диалоге “О причине, начале и едином” отрицательно отзывался об этом сочинении Патрици (“Диалоги”, стр.225). В книге “Новая философия вселенной” (1591) Патрици высказывает мысль об одушевленности вселенной и принимает учение Коперника. В марте 1592 г. Патрици находился в Венеции и мог встречаться с Бруно.

7 Имеется в виду папа Климент VIII, пригласивший философа Патрици в Ним.

8 Вероятно, Джордано Бруно продолжал в Венеции работу над сочинениями “О началах вещей”, “О связях вообще” и другими, вошедшими в рукописный так называемый “Московский кодекс”, хранящийся ныне в Государственной библиотеке СССР им. В. И. Ленина. Возможно, речь идет также о не дошедшем до нас сочинении “Семь свободных искусств”, упомянутом Бруно на допросах в венецианской инквизиции.

9 Предвидение Бруно оправдалось: Генрих IV в 1594 г. стал королем Франции. Вероятно, с победой Генриха IV Джордано Бруно связывал надежды на распространение веротерпимости и на возможность своего возвращения на родину.

10 Английская королева Елизавета (1558—1603). Джордано Бруно с похвалой отзывается о ней в диалогах “Пир на пепле”, “О причине, начале и едином” и “О героическом энтузиазме” (“Диалоги”, стр. 82, 195, “О героическом энтузиазме”, стр. 23). В годы пребывания Бруно в Англии (1583—1585) Елизавета проводила политику борьбы с католицизмом.

11 О деятелях реформации Джордано Бруно писал в “Обращении к... читателю” в сатирическом диалоге “Тайна Пегаса, с приложением Килленского осла” (“Диалоги”, 464). Во время своего пребывания в Женеве в 1579 г. Джордано Бруно подвергся преследованию со стороны сената и кальвинистской консистории за попытку издания брошюры с разоблачением ошибок реформатского проповедника Делафе, а в 1589 г. в Брауншвейге — со стороны церковников-лютеран. Осуждая реформаторов за попытку подновить религию, за религиозную нетерпимость и фанатизм, Джордано Бруно в то же время одобрял их борьбу с папством и католической церковью (См. прим, 100).

12 Поэма великого итальянского поэта Лодовико Ариосто (1474—1533) “Неистовый Роланд”, песнь XXVIII, октава 99. L. Ari osto Orlando furioso, vol. II. Ili ed. Firenze, 1854, p. 125.

13 Первый допрос Чотто происходил в Венеции 26 мая 1592 г., второй — в Риме, в начале 1594 г.

14 В Саксонии Джордано Бруно находился с 1586 по 1588 г.; отъезд его был вызван преследованиями со стороны кальвинистов.

15 Допрос Бертано происходил в Венеции 26 мая 1592 г.

16 Джованни Антонио ди Латтанци Арригони из Вероны, клирик и субдиакон ордена капуцинов (монашеское имя — брат Челестино из Вероны). В 1587 г. находился под следствием в римской инквизиции по обвинению в ереси. Находился в одной камере с Бруно в венецианской тюрьме с сентября 1592 г. до выдачи его римской инквизиции в феврале 1593 г.

Летом 1593 г. Челестино подал донос на Джордано Бруно. Донос Челестино, последующие показания его и других соседей Бруно по камере в венецианской тюрьме дали инквизиторам дополнительный материал, тогда как до этого в их распоряжении были только доносы Мочениго, не подтвержденные показаниями других свидетелей.

17 Возможно, речь идет о “Великопостной вечере”—собрании в доме английского аристократа Фулка Гривелла в Лондоне, описанном Джордано Бруно в диалоге “Пир на пепле” (1584). В беседе принимал участие врач Мэттью Гвинн (1558?—1627).

18 Франческо Грациано, родом из Удине, проживал в 80-х годах в Венеции, где занимался переводами, перепиской книг (в том числе и запрещенных церковью) и частными уроками; судя по показаниям свидетелей, “.человек образованный..., он со всеми вступал в споры... Все считали его сумасбродом и никто ему не доверял” (A. Mercati. Указ, соч., стр. 33). В 1584 г. был арестован Венецианской инквизицией и обвинен в ереси (выступал против светской власти папы и доходов духовенства, отрицал подлинность так называемого “Константинова дара”); после отречения 4 апреля 1585 г. был освобожден, но впоследствии арестован как “вновь впавший” в ересь. Находился в одной камере с Джордано Бруно в 1592— 1593 гг. 27 марта 1593 г. был приговорен к пожизненному заключению. Был вызван в Рим для дачи показаний по делу Бруно и дважды допрошен (в конце 1593 и в начале 1594 г.). Показания Грациано, лучше других свидетелей, соседей Бруно по камере, разбиравшегося в богословских вопросах, наряду с доносами и показаниями Мочениго и Челестино, дали инквизиции основной материал против Бруно. В феврале 1598 г. Грациано был освобожден из заключения.

19 Под “джорданистами”, очевидно, следует понимать учеников Джордано Бруно. Некоторые из них известны: Жан Эннекен, выступавший в 1586 г. на диспуте в коллеже Камбрэ с тезисами Бруно против Аристотеля; Иоганн Генрих Альштед, опубликовавший в 1612 г. ряд сочинений Бруно; Иоганн Ностиц, выпустивший в свет 1615 г. лекции Бруно о “великом искусстве” Раймунда Луллия; Иоганн Генрих Гайнцель фон Дегерштейн, принимавший Бруно в своем замке в Цюрихе в 1591 г.; Рафаэль Эглин (впоследствии профессор Ма-рбургского университета), опубликовавший в 1595 г. “Свод метафизических терминов” Бруно; Иероним Бесслер, сопровождавший Бруно в странствиях по Германии в 1590— 1591 гг. и прибывший с ним в Падую, откуда ему пришлось уехать в Нюрнберг вскоре после ареста учителя. Бесслером были переписаны произведения Джордано Бруно, вошедшие в “Московский кодекс”.

20 Сосед Джордано Бруно по камере в венецианской тюрьме.

21 Псалом XXXIV.

22 Псалом LXХХ1, 6.

23 Маттео де Сильвестрис де Орио был осужден на галеры сроком на 10 лет.Первый допрос происходил вконце 1593 г., второй — в начале 1594 г.

24 Допросы Джордано Бруно с первого по седьмой происходили в Венеции с 26 мая по 30 июля 1592 г.: с восьмого по шестнадцатый — в Риме в 1594 г., семнадцатый — в конце марта 1597 г.

25 Догмату о троице — одному из основных в христианской религии — инквизиторы уделяли большое внимание; это был один из центральных вопросов следствия. Следует учитывать, что, излагая свои взгляды перед инквизиционным трибуналом, Бруно использует богословскую терминологию и аргументацию.

26 Понимание бога в философии Джордано Бруно прямо противоположно религиозному представлению о личном и стоящем вне и над природой божестве. В поэме “О безмерном и бесчисленном” он пишет: “Итак, мы достигли не ничтожной и маловажной, но серьезной и достойнейшей совершенного человека области созерцания, где мы ищем великолепия божества и природы, слияния и приобщения к нему не в личности египтянина, сирийца, грека или римлянина, не в пище, питье и в каком-либо низшем веществе, и не мним, что находим его в этом по обычаю оглушенных людей. Мы ищем его в величественном царстве всемогущего, в безграничном пространстве эфира, в бесконечной двойственной способности природы все создавать и всем становиться; откуда, говорю я, мы созерцаем столь великое множество звезд, миров, великих живых существ и божеств, согласно поющих и ведущих свой хоровод, без числа и без конца, повсюду, сообразно свойственным им цели и порядку” (Op. Lat., voI, I рt. I, стр. 205).

Джордано Бруно отождествляет понятие бога и природы, заявляя, что природа — это бог в вещах (Op. Lat., voI, I рt. I, стр. 101), а также в диалоге “Изгнание торжествующего зверя”. Полемизируя с Аристотелем в тезисах, выдвинутых на публичном диспуте в Париже в 1586 г., Джордано Бруно утверждает, что “достойнейшим именем природы является материя” (Op. Lat., voI, I рt. I, стр. 72, 104), которая, как он говорит в диалоге “О причине, начале и едином”, является божественным бытием в вещах (“Диалоги”, стр. 269, 271). В философии Бруно термин “бог” утрачивает религиозный характер и сливается с понятиями “природа” и “материя”. Пантеизм Джордано Бруно — не более как исторически обусловленная форма материалистической философии.

27 Это положение Джордано Бруно означает, что ипостаси (лица) троицы не присущи божеству, а устанавливаются лишь путем рационального познания. С точки зрения ортодоксального богословия эта мысль несовместима с догматами веры.

28 В своих философских произведениях Джордано Бруно подчеркивает несовместимость рационального, научного познания с религиозным откровением, отвергая последнее. В диалоге “О причине, начале и едином” он противопоставляет философию и естественное созерцание “наивысшему созерцанию”, “которое подымается над природой и которое для не верующего в него невозможно и есть ничто...” (“Диалоги”, стр. 264). В предисловии к диалогу “Тайна Пегаса, с приложением Килленского осла” Бруно причисляет “божественную мудрость” к ослиности и, пародируя стиль церковных сочинений и проповедей, показывает, что религия требует отказа от науки (“Диалоги”, стр. 466, 469).

29 Книга премудрости Соломона, I, 7.

30 Джордано Бруно имеет в виду следующее место из “Энеиды” Вергилия:
Твердь изначала и землю, и вод текучих просторы
И лучезарный шар Луны, и светила Титана
Дух изнутри питает, и всею, разлитый по членам,
Движет громадою Ум и с великим сливается телом.
(“Энеида”. Пер. В. Брюсова и С. Соловьева. “Academia”, 1933, стр. 176).

31 В диалоге “О причине, начале и едином” Джордано Бруно дает следующее определение Души мира: “Итак, если дух, душа, жизнь, находится во всех вещах и сообразно известным степеням наполняет всю материю, то достоверно, что он является истинным действием и истинной формой всех вещей. Итак, душа мира — это формальное, образующее начало вселенной и всего, что в ней содержится” (“Диалоги”, стр. 213).

32 В сочинении “О троице” Августин (354—430) писал: “В писании мы нигде не находим упоминания о трех лицах” (J. P. Migne, Patrologiae cursus completus, t. XLII. Parisiis, 1886, col. 941).

33 Савеллий из Птолемаиды в Сирии (III в.) отрицал разделение лиц троицы. Александрийский священник Арий (ум. в 336 г.) выступил против учения о единосущности троицы, принятого впоследствии Никейским собором (325 г.).

34 Джордано Бруно отрицал божественность Христа. В диалоге “Изгнание торжествующего зверя” он высмеивает церковное учение о двойственной— божественной и человеческой — сущности Христа, изображая его в виде греческого божества кентавра Хирона, полу-зверя, полу-человека (стр. 195).

В поэме “О безмерном и бесчисленном”, выступая против всякой религии, против антропологического представления о божестве и, возможно, намекая на христианский культ страданий Иисуса, Бруно писал: “Однако мы иным образом, нежели негодяи и глупцы, определяем волю бога; мы считаем нужным прилагать к нему наилучшие, достославные и наиболее отвечающие его природе понятия. Кощунство — искать его в крови клопа, зашитом трупе, пене припадочного, под топчущими ногами палачей и в мрачных мистериях презренных колдунов. Мы же ищем его в неодолимом и нерушимом законе природы, в благочестии души, хорошо усвоившей этот закон, в сиянии солнца, в красоте вещей, происходящих из лона нашей матери природы, в ее истинном образе, выраженном физически в лике божественных живых существ, которые сияют на безграничном своде единого неба, живут, чувствуют и мыслят, и восхваляют величайшее единство” (Op. Lat., voI, I рt. I, стр. 316).

35 Джордано Бруно цитирует по памяти. Вероятно, он имеет в виду следующее место из сочинения Августина “О троице”; “Можно, в случае необходимости высказываний и споров, говорить о трех лицах... Итак, что же нам остается, как не признать, что произносим эти слова, вынуждаемые необходимостью, когда дело касается обильных рассуждений, направленных против нападок или заблуждений еретиков” (.J. P. M i g n e. Patrologise cursus completus, t. XLII, col. 941).

36 Имеется в виду аббат Иоахим ди Фьоре, автор вышедшей в 1527 г. книги “Пророчества о мужах апостольских”. Он присоединял к троице обособленную человеческую сущность Христа в качестве “четвертого лица”.

37 В диалоге “Изгнание торжествующего зверя” Джордано Бруно высмеивает церковное учение о том, что в Христе божественная и человеческая сущность соединены непостижимым образом (стр. 195, 196).

38 В диалоге “Изгнание торжествующего зверя” Джордано Бруно пародирует евангельские рассказы о чудесах Христа (стр. 181, 182).

39 По крайне туманному изложению Мочениго, невозможно определить, в чем заключалась мысль, высказанная Джордано Бруно.

40 Джулио де Сало — монах ордена кармелитов. Франческо Вайа Неаполитанец— плотник; умер вскоре после первой серии допросов соседей Бруно по камере. Маттео де Орио — Маттео де Сильвестрис (см. прим. 23).

41 Псалом XXI, 2.

42 Евангелие от Иоанна, XIV, 12.

43 Марсилио Фичино (1433—1499), философ-неоплатоник, основатель Платоновской академии во Флоренции. Бруно имеет в виду его трактат “О сравнении жизни небес”. Далее Бруно почти дословно излагает содержание XVIII главы этого произведения. (Marsilius Fieinus. De vita coelitus comparanda in Opera, I. Basileae, 1576, cтp. 556).

44 Сильвио, каноник из Кьоццы — сосед Джордано Бруно по камере в венецианской тюрьме. Упомянут также в статье 218 “Краткого изложения” (Mercati. Указ, соч., стр. 107—108).

45 Грациано Хромой — Франческо Грациано (см. прим, 18).

46 Пресуществление освященного хлеба и вина в тело и кровь Христа— одна из основных догм христианской религии. Тридентский собор (1545—1563) вынес специальное постановление “О святом таинстве евхаристии”: “Если кто скажет, что в святом таинстве евхаристии сохраняется сущность хлеба и вина вместе с телом и кровью господа нашего Иисуса Христа; или будет отрицать чудесное и исключительное превращение всей сущности хлеба в тело и всей сущности вина в кровь, при сохранении лишь внешнего вида хлеба и вина, каковое превращение католическая церковь подобающим образом называет пресуществлением — да будет анафема” (Sacrosancti et oecumenici Concilii Tridentini... canones et decreta. Parisiis, 1899, стp. 109).

47 В поэме “О безмерном и бесчисленном” Джордано Бруно выступает против догмата пресуществления и таинства причастия, говоря: “Мы ищем великолепия божества и природы, слияния и приобщения к нему... не в пище и питье и не в каком-либо низменном веществе...” (Op. lat., vol. I, pt. I стр. 205). В “Изгнании торжествующего зверя” он говорит о себе, что Джордано называет вещи своими именами... зовет хлеб — хлебом, вино — вином. Там же он издевается над таинством причастия (стр. 186).

48 Гийом Котэн, библиотекарь аббатства Сен-Виктор в Париже, с которым Джордано Бруно часто беседовал в 1585 г., отмечает в своем дневнике, что Бруно с презрением высказывался “о тонкостях схоластов, о таинствах и даже об евхаристии, о которой, как он говорит, святые Петр и Павел не имели представления, а только знали, что “это — тело мое” (Memoires de la Societe de l'histoire de Paris et de l'Ile-de-France, vol. XXVII, Paris, 1901, стр. 295, 296).

49 Мишель де Кастельно, сеньер де Мовисьер (1520—1592)—посол короля Генриха III при дворе английской королевы Елизаветы. Был врагом Католической лиги, сторонником веротерпимости. Джордано Бруно жил в его доме во время пребывания в Лондоне с лета 1583 до октября 1585 г. Ему посвящены диалоги Бруно “Пир на пепле”, “О причине, начале и едином” и “О бесконечности, вселенной и мирах” и одно латинское сочинение (“Диалоги”, Прим., стр. 526).

50 Псалом LХХХIV, 6.

51 Псалом XXXV, 7.

52 В трактате “О связях вообще” Джордано Бруно прямо считает ад плодом воображения: “Ибо хотя не существует никакого ада, воображение и представление об аде делают ад истинным и достоверным, без всякого основания истинности” (Op. lat., vol. I, pt. III, стр. 683).

53 Джордано Бруно цитирует 2-ю сатиру Ювенала, стихи 149—152:
Что преисподняя есть, существуют какие-то маны,
Шест харона и черные жабы в пучине стигийской.
Возит единственный челн столько тысяч людей через реку, —
В это поверят лишь дети, еще не платившие в банях.
(Римская сатира. Пер. с латинского Д. Недовича и Ф. Петровского. М., 1957, стр. 178).

54 К учению о множественности миров Джордано Бруно пришел, развивая учение Коперника и делая философские выводы из гелиоцентрической системы. Оно в корне противоречило не только господствовавшей в средние века геоцентрической системе, которой придерживалась и церковь, но и учению церкви о том, что человек — “венец творения”, что земля — центр мира, а Иисус Христос — спаситель рода человеческого. Решительный отказ Бруно отречься от учения о множественности миров послужил одной из главных причин его осуждения и казни.

55 Свои космологические взгляды Джордано Бруно изложил в диалогах: “Пир на пепле”, “О причине, начале и едином”, “О бесконечности, вселенной и мирах”, в философской поэме “О безмерном и бесчисленном”, в тезисах “Камераценского акротизма” и в ряде других произведений.

56 Здесь, как и в диалоге “О бесконечности, вселенной и мирах”, Бруно борется с богословами их же оружием, показывая, что отрицание бесконечности вселенной, как творения бога, означает умаление бесконечного божественного могущества: кто отрицает бесконечное действие, отрицает бесконечную потенцию. Вместе с тем Бруно выступает против положения, выдвинутого Фомой Аквинским: “Бог может сотворить все, что он хочет”, не признавая за богом свободы воли и утверждая, что деятельность бога подчинена законам внутренней необходимости. Отождествление воли бога и необходимости является естественным выводом из положения философии Бруно о тем, что “природа—это бог в вещах” (см. прим. 26).

57 В “Камераценском акротизме” Джордано Бруно определяет вселенную как “бесконечную телесную субстанцию в бесконечном пространстве”. “Вселенная бесконечна, миры же бесчисленны: ибо отдельные тела миров конечны по величине, по численности же все бесконечны” (Op lat., vol I, pt. I, стр. 75, 173, 174).

58 Под всеобщим провидением Бруно понимает необходимость, совпадающую со свободой: “Божественная воля не только необходима, но сама является необходимостью... Свобода и необходимость — едины; так что не следует опасаться того, что, если божественная сущность действует с необходимостью природы, то она действует не свободно; но скорее напротив, она действовала бы совсем не свободно, поступая иначе, чем требуют необходимость и природа, точнее, необходимость природы” (“О безмерном и бесчисленном”, Op. lat., vol. I, pt. I,, стр. 243. См. также “Вопросы истории религии и атеизма”, 1950, стр. 411, прим. 76). Об отношении Бруно к учению церкви о “божественном провидении” см. прим. 93.

59 Эти взгляды изложены Джордано Бруно в диалоге “Пир на пепле” (“Диалоги”, стр. 60).

60 Относительно обитаемости других миров Джордано Бруно говорит в диалоге “О бесконечности, вселенной и мирах”: “Поэтому, подобно тому как на этом холоднейшем теле, которое само по себе холодно и темно, существуют животные, которые нуждаются в теплоте и свете солнца, точно так же на этом самом горячем светящемся теле (солнце) существуют животные, которые живут благодаря холоду окружающих тел...” (“Диалоги”, стр. 369). Бруно предполагал, что жизнь возможна не только на “освещенных” звездах — планетах, но и на “светящихся звездах”.

61 Псалом XXVI, 13.

62 Псалом СIII, 4.

63 Отстаивая мысль о возможности жизни на других мирах, Бруно в целях маскировки ссылается на “священное писание” и “отцов церкви”.

64 Псалом LХХI, 10.

65 Франческо Мария Виаларди (Виалардо) (ок. 1540—1613), писатель, поэт, автор ряда политических и философских произведений. В 1592 г. по обвинению в сочувствии Генриху Наваррскому был арестован инквизицией и содержался в римской тюрьме до июня 1597 г., хотя уже в 1595 г. папская власть признала Генриха IV католиком. Находясь в заключении, всячески подчеркивал свои заслуги в борьбе с еретиками. Некоторое время находился в одной камере с Джордано Бруно. Возможно, что отголоском полемики с Бруно в тюрьме является одна из записей в составленном Виаларди во время заключения комментарии к поэме Торквато Тассо “Завоеванный Иерусалим”. По поводу стиха Тассо “Подобно вечному движению луны” Виаларди пишет: “Таков (еретический взгляд) тех, которые придерживаются мнения о вечности мира, ложную сущность которого я показываю в своем сочинении “О физических первоначалах”” (Rivista Storica Italiana, anno LXVIII, fase. Ili, Napoli, 1956, стр. 330).

66 Потрясенный предательским доносом Челестино и уличающими его показаниями Франческо Грациано и других соседей по камере в венецианской тюрьме, Джордано Бруно и в Виларди готов был видеть предателя, а в его высказываниях — преднамеренную провокацию.

67 Признание вечности мира несовместимо с церковным тезисом о сотворении мира богом. Бессильные логически доказать этот тезис, богословы объявляют акт творения вопросом веры, а не познания. “Столп” католического богословия, Фома Аквинский пишет: “Что мир имел начало — этого следует придерживаться на основании одной лишь веры. Нельзя познать этого с помощью доказательств, однако, в высшей мере подобает веровать в это” (Summa ex universa sacrae Theologiae, Antverpiae, 1583, p. I, qu. XLVI, ari II).

68 Это высказывание Джордано Бруно прямо направлено против одного из основных положений богословия. Фома Аквинский утверждает: “Несомненно, что ничто не может быть равно богу. Но если бы мир существовал всегда, он был бы равен богу по длительности своего существования; следовательно, достоверно то, что мир существовал не всегда” (Summa Theologiae, р. I, qu. XLVI, art. II). Джордано Бруно в своих философских произведениях доказывает вечность природы, вечность материи: “И нет вещества, которому по природе подобает быть вечным, за исключением субстанции, которая есть материя, но и ей тем не менее подобает быть в вечном изменении”,— пишет он в диалоге “Пир на пепле” (“Диалоги”, стр. 149) и эту же мысль отстаивает в диалоге “О причине, начале и едином” (“Диалоги”, стр. 235). В “Камераценском акротизме” Бруно выдвигает тезис о несотворенности и нетленности вселенной (Op. lai, vol. I, pt. I, стр. 175). В “Изгнании торжествующего зверя” он пародирует утверждения богословов о едином акте творения мира богом (стр. 69).

69 Пьерфранческо Комаскьо, сосед Джордано Бруно по камере в венецианской тюрьме.

70 В диалоге “Изгнание торжествующего зверя” Бруно пишет, что Моисей, называемый им магом, учился у египтян и “по множеству знамений победил всех сведущих в магии” (стр. 167, 173).

71 Джордано Бруно подразделяет магию на три вида: естественную, математическую и церемониальную или религиозную (суеверную). Математическая магия ничего общего не имеет с математикой, кроме названия: она изучает образы, фигуры, знаки, буквы, рассматриваемые в качестве средств общения с “высшими” существами. Два последние вида магии Бруно отвергал как антинаучные, хотя и изучал содержание этих “оккультных наук”. В комедии “Подсвечник” Бруно высмеивает суеверия своих современников и жульничество “магов”. К естественной магии Джордано Бруно проявляет серьезный интерес, особенно в годы, предшествующие аресту. Он посвятил этому вопросу трактат “О магии” (сам Бруно называл его “О естественной магии” или “О физической магии”), вошедший в “Московский кодекс” (Op. lat, vol. III, стр. 684). Предшественник Бруно в этой области французский философ Агриппа Неттесгеймский (1486—1535) следующим образом определяет естественную магию: “...естественная магия есть такая, которая созерцает могущественные силы природных и небесных предметов, изучает их скрытые способности и открывает тайные силы природы” (В. С. Рожицын. Джордано Бруно и инквизиция. М., 1955, стр. 163). Вслед за ним Бруно в диалоге “Изгнание торжествующего зверя” говорит, что естественная магия занимается “наблюдением природы, доискиваясь ее тайн”. В своих сочинениях о магии Джордано Бруно, основываясь на идее о всеобщей одушевленности природы, пытается дать физическое объяснение “магических” явлений, т. е. таких явлений в жизни природы и в жизни людей, объяснить которые было не в состоянии современное ему естествознание (F. Tocco. Opere inedite di Giordano Bruno, Napoli, стр. 137, 138). В этом плане магия, как ее понимал Бруно, являлась предшественницей естественных наук, подобно тому как астрология предшествовала астрономии, а алхимия — современной химии.

72 “Глупцы мира были творцами религий, обрядов, закона, веры, правил жизни”,— писал Джордано Бруно в предисловии к диалогу “Тайна Пегаса, с приложением Килленского осла” (“Диалоги”, стр. 464).

73 В том же диалоге Джордано Бруно называет ослиностыо богословие и религию (“Диалоги”, стр. 465).

Текст воспроизведен по изданию: Джордано Бруно перед судом инквизиции (краткое изложение следственного дела Джордано Бруно) // Вопросы истории религии и атеизма. Т. 6. М. 1958