ДОКУМЕНТЫ ПО ИСТОРИИ УНИВЕРСИТЕТОВ ЕВРОПЫ XII—XV вв.

Введение ¹

XII век является важным рубежом в истории Европы. К этому времени в ряде передовых стран уже далеко зашел процесс отделения ремесла от сельского хозяйства. В быстро растущих городах делает успехи развитие техники, возникает товарное производство и денежное обращение. Рост самосознания и общественной активности горожан находит свое проявление в коммунальном движении, в возникновении многочисленных ересей, в которых выражается протест городских, кругов против богатства и политического влияния католической церкви. С развитием городов происходят важные сдвиги и в умственных запросах феодального общества.

На дорогах, проложенных купцами и пилигримами, появляются новые путники — бродячие школяры (ваганты). Целью их ученых странствий были школы Франции и Италии, где “у ног” прославленных учителей они надеялись получить ответы на вопросы, которые ставила перед ними жизнь. Круг умственных интересов этой молодежи оказывается очень широким.

Свойственное горожанам активное восприятие жизни и первые зачатки рационалистического мышления вызвали стремление к осмыслению закономерностей окружающего мира. Стихийно материалистические попытки объяснения природных явлений отличают в это время ученых городских школ Шартра, которые совмещают веру в библейскую легенду о сотворении мира с учением античных авторов об [10] атомном строении Вселенной. В школах Салерно возникают противоположные церковной доктрине представления об анатомии и физиологии человека, предопределившие быстрый расцвет практической медицины.

В непосредственной связи с потребностями городской жизни оказалось возрождение римского права в школах Болоньи, в котором горожане в готовом виде находили правовые нормы, регулирующие торговые отношения простых товаропроизводителей. В это же время любознательность горожан перешагнула намеченные церковью границы интереса к античной светской литературе. Одним из центров этого интереса становится тот же Шартр, где ученики Бернарда Шартрского и Гильома Коншского во время занятий грамматикой знакомились с произведениями античной поэзии и узнавали об историках древности. В дальнейшем таким центром стал Орлеан, прозванный за литературную славу и любовь к поэзии Парнасом.

Важной чертой культурного движения XII в. является интерес к решению умозрительных вопросов, основанный на противопоставлении слепой веры авторитету разума. Из него возникло опасное для самого существования феодально-религиозного мировоззрения стремление к рационалистическому осмыслению теологии в трудах представителей ранней схоластики. Наиболее выдающимся из них был Пьер Абеляр, в трудах которого особенно ярко проявилось “сопротивление авторитету церкви” ².

Одной из особенностей раннего городского рационализма, еще не освободившегося от пут религиозного мышления, является стремление опереться не столько на опытное знание, сколько на новые авторитеты. Именно поэтому складывающиеся университетские центры оказались так восприимчивы к влиянию греко-арабской философии и науки, проникавшей в Европу через Сицилию и Толедо (1150—1250). Главное место в этом интеллектуальном потоке заняли переведенные с греческого и арабского языков труды Аристотеля. И великий мыслитель древности становится союзником вольнодумцев. Опираясь на его авторитет, они вступают в единоборство с церковью и пытаются подвергнуть критике религиозные истины о сотворении мира и бессмертии души.

Результатом стихийного паломничества во имя науки явилось скопление вокруг некоторых школьных центров [11] (Болонья, Париж, Монпелье, Оксфорд и др.) молодежи из среды горожан, мелкого рыцарства и низшего духовенства. Отсутствие элементарной безопасности и общественных служб, враждебность городских властей и местной церкви заставляли как учителей, так и их учеников объединяться в ассоциации (societas, universitas) ³ в интересах взаимной помощи и борьбы за свои права. Организуясь по образцу ремесленных и купеческих гильдий, эти ассоциации стремились добиться корпоративности, т. е. утвержденного высшей властью права иметь общую собственность, избираемых должностных лиц, составленные самими членами ассоциации статуты, печать, собственный суд. Борьба за эти права тянулась десятилетиями, и новое слово “университет” вызывало такую же неприязнь, как слово “коммуна”. Ранний период конституирования университетов оставил глубокий след в их дальнейшей истории. От него идет традиция студенческой солидарности и свободомыслия, традиция самоуправления, автономия отдельных землячеств (“наций”) и факультетов.

Дальнейшее развитие университетов в XIII—XIV вв. во многом определялось тем, что главные политические силы феодального общества признали их существование и попытались поставить на службу своим интересам.

Одной из важных проблем истории ранних университетов является вопрос о причинах их признания католической церковью, императорской и королевской властью. По-видимому, культурное движение, о котором мы говорим, уже в XIII в. обнаружило черты необратимости. Начавшись в странах с развитой городской жизнью, оно в дальнейшем в той или мной степени распространилось по всей Европе. Уже в 1265 г. при болонских школах существовало 13 землячеств, в том числе каталонское, венгерское, гасконское, польское и германское, в состав которого входили чехи, фламандцы, литовцы и датчане. А в XIV в. современник, говоря о популярности Пражского университета, называет среди его питомцев поляков и словаков, пруссов и русских, пришельцев [12] из Скандинавии и обитателей берегов Рейна. О значительности происходящих культурных сдвигов свидетельствует и количественный состав студенческих ассоциаций. Если сви-дательство болонского юриста Одоферда, утверждавшего, что в начале XIII в. в Болонье было десять тысяч студентов, считается сильно преувеличенным, то не вызывают сомнений основанные на изучении списков студентов следующие подсчеты: только с 1289 по 1299 гг. к германскому землячеству в Болонье приписалось 533 человека, а за первые десятилетия XIV в. — 1259 человек. В Париже в 1367 г. число членов одного из четырех землячеств (французского или галльского) достигло 654 человек. От конца XIV и начала XV вв. дошли сведения о количественном составе университетов центральной Европы (см. табл. 1).

Таблица 1

Университеты

Важной причиной признания университетов является, разумеется, и то, что они оказались нужны как церкви, так и государству. В XIII—XV вв. с наступлением эпохи [13] развитого феодализма и складывания централизованных монархий государству стали требоваться высококвалифицированные юристы, летописцы, дипломаты. Католическая церковь нуждалась в опытных и образованных проповедниках, знатоках церковного права и т. п. Следует иметь в виду, что в рассматриваемый период классовая борьба все чаще выступает в форме столкновений на идейной почве. Так, идеологи крестьянско-плебейского лагеря вместе с идеей равенства сынов божьих выдвигают идеи гражданского равенства и даже отчасти равенства имущества. Своих теоретиков выдвигает и бюргерская ересь, которая подвергает сокрушительной критике католическую церковь и ставит под вопрос правомерность существования самого института папства. В этих условиях и церковь и государство в равной степени стремились к тому, чтобы в новых университетах воспитывались кадры образованного духовенства, основное назначение которых заключалось в том, чтобы внушать народу представления о божественном характере власти его угнетателей. Вместе с этим и королевская власть и церковь стремились использовать авторитет и кадры новых учреждений для своих политических целей.

Попытки втянуть университеты в политическую борьбу между светской и духовной властью ранее всего обнаружились на почве Италии, в столкновениях между Штауфенами и папами. В дальнейшем они находят свои проявления уже в масштабах всей Западной Европы, поскольку королевская власть всюду стремится использовать университеты для нужд складывающихся централизованных государств, а папство— для проведения в жизнь своей теократической программы.

Это не могло не отразиться на дальнейших судьбах университетов. Свое вмешательство в жизнь университетов папство начало с того, что, используя стихийно сложившийся интернациональный характер новых образовательных центров, сделало основание новых университетов прерогативой универсальных властей (из 79 университетов, возникших в Европе до начала XVI в., 50 было официально основано папами).

Католическая церковь взяла на себя функцию отбора и канонизации огромного учебного материала, который затем стал изучаться во всех университетах. Процесс отбора происходил в упорной борьбе, в ходе которой церковь посылала [14] на костры вместе с первыми представителями университетской науки и “Метафизику” Аристотеля.

Примирившись в конце концов с существованием юридических и медицинских факультетов, которые во многом отвечали практическим потребностям времени, церковь сосредоточила основной огонь на факультетах “свободных искусств”, поскольку именно они оставались в XIII—XIV вв. центрами свободомыслия.

Популярность Аристотеля, который к этому времени становится “учителем всех, кто знает”, заставила церковь разрешить изучение его трудов. Однако вслед за разрешением следуют многочисленные попытки теологов и логиков приспособить философию Аристотеля к традициям христианской церкви, взяв у него мертвое и уничтожив живое ⁴. Вместе с этим церковь стремится добиться перемещения центра умственной жизни университетов на факультеты теологии и канонического права.

Еще на заре истории университетов церковные писатели, стремясь к систематизации и популяризации своего учения, используют для утверждения религиозных истин сложившийся в трудах Абеляра диалектический метод доказательства истины (столкновение всех доводов “за” и “против”). Этот метод был использован, например, болонским монахом Грацианом для систематизации канонического права (ок. 1140) ⁵ и автором знаменитых “Сентеций”, учеником Абеляра Петром Ломбардом (1106—1164) для обоснования учения о боге и троице и божественном предопределении ⁶.

Сотни ученых на благо церкви и ради спокойствия феодального мира трудились над тем, чтобы сгладить противоречия между разумом и верой, которые нашли себе приют в университетах. Однако им не удавалось лишить университетскую науку присущей ей сложности и антагонистичности. То умственное бродило, которое принесли с собой первые поколения школяров и их учителей, продолжало сохраняться в университетах и оказывать влияние на образовательные интересы духовенства, рыцарства, горожан и даже на официальную идеологию. Центрами рационализма и [15] вольнодумства оставались в XIII—XIV вв. факультеты “свободных искусств”. Как и во времена Абеляра, светские науки были “приманкой и крючком”, привлекавшими на юридические и медицинские факультеты толпы молодежи со всех концов Европы. Практические науки, медицина и юриспруденция, по словам К. Маркса, успешно соперничали со схоластическим богословием ⁷.

Определенной противоречивостью отличается и организационная структура сложившихся университетов. Сравнение папской политики в отношении Болонского и Парижского университетов показывает, что вначале папство с опаской относилось к их автономии и пыталось уничтожить демократические традиции их организации. Так, Гонорий III поощряет самостоятельность болонских землячеств (1217—1224) и в то же время запрещает собрания парижских “наций” (1222) и приказывает сломать их печать как символ независимости (1225).

В дальнейшем папская политика в отношении университетов изменяется. Для нее типичны как знаменитая булла Григория IX „Parens scientlarum" от 13 апреля 1231 г., которая утверждает автономию Парижского университета и право забастовок против местных властей ⁸, так и позиция Бонифация VIII, когда он поддерживает студентов Болоньи в споре с городскими властями, требовавшими, чтобы ректор приносил им присягу в верности (1301). В этой политике весьма определенно прослеживается стремление папства сохранить независимость университетских корпораций от вмешательства местной светской и церковной власти, отгородить их от остального общества многочисленными привилегиями. Современная буржуазная историография видит в такой политике едва ли не историческую заслугу папства перед европейской цивилизацией.

В действительности охрана университетских свобод являлась для Рима не целью, а средством утвердить в них свое влияние. Через головы местных властей папство стремилось лично руководить университетами и, надо сказать, достигло в этом определенных результатов. Только Гонорий III за 10 лет своего понтификата 82 раза вмешивался в дела Парижского университета, Григорий IX за период с 1227 по [16] 1241 гг. издал 46 распоряжений по делам университета, Александр IV — 87 распоряжений (1254—1261) и т. п. Огромное значение для укрепления позиций Римской курии в университетах стала иметь и система наделения студентов и преподавателей церковными бенефициями, которая ставила членов университетов в материальную зависимость от папства. Она приводила к тому, что на теологических факультетах, факультетах канонического и отчасти гражданского права стали воспитываться люди, пополнявшие ряды высшей духовной иерархии.

Папство, используя универсальный характер своей власти, присвоило себе и дарование магистрам, получившим степень в одном университете, права преподавать (ius ubique docendi) и в других университетах. Нельзя не отметить, что в даровании этого права курия допускала большой произвол: например, преподаватели древнейшего в Европе Оксфордского университета никогда не получили “права преподавать повсюду”. Кембриджский университет получил это право только в 1318 г. ⁹. Представителями папства в университетах были назначаемые из среды духовенства канцлеры и хранители привилегий (консерваторы) ¹⁰. Защитниками интересов папства были и представители ниществующих орденов, проникновение которых в университетскую среду значительно снизило их научный уровень ¹¹. Наконец, в случаях неповиновения школяров и их учителей приводилась в движение система отлучений и интердиктов ¹². Таким образом, на демократическую организацию университетов сверху была наложена могучая власть Рима, которая пыталась [17] использовать самые разнообразные средства, чтобы заставить их служить своим интересам.

Однако это удавалось далеко не всегда, поскольку рядом с папством в качестве “охранителей” университетов стояли королевская и императорская власть и городские коммуны. Города, вначале враждебно встретившие разноязычную студенческую вольницу, в дальнейшем научились использовать университеты для удовлетворения своих умственных запросов и практических нужд, а иногда и для теоретического обоснования своих прав перед папской и светской властью. Этот союз городов и университетов скреплялся уплатой жалованья профессорам из городской казны. Он часто нарушался из-за произвола городских властей или вольного поведения школяров, но имел постоянную тенденцию к возобновлению.

Первыми документами, свидетельствующими об интересе королевской власти к университетам, являются грамоты Фридриха Барбароссы болонским школам (1158) и грамота Филиппа II Августа Парижскому университету (1200), которые заложили основы “университетской” политики европейских государей. Вполне соглашаясь с церковью в том, что университеты должны возглавить борьбу со всеми проявлениями идейной оппозиции феодальному строю, светская власть вместе с этим требовала, чтобы именно университеты, опираясь на нормы римского права, обосновывали “юстиниановскую непогрешимость” королей и содействовали расширению королевской прерогативы за счет феодальной знати, а если потребуется, и самой католической церкви.

В числе воспитанников университетов всегда было много людей, которыми королевская власть охотно замещала административные и судебные должности в аппарате управления. Поэтому уже с XIV и в начале XV в. королевская власть стремится превратить университеты в королевские национальные учреждения. И действительно, прогрессивные по своему характеру сдвиги в развитии централизованных государств привели в конце концов университеты в рус-ло развития национальных культур. Однако прежде чем это произошло, сложная политическая борьба, в которую были вовлечены папство, города, королевская власть и местные церковные власти, создавала определенные возможности для сохранения университетами элементов юридической и административной автономии. Хотя эти “свободы” были величиной переменной и часто зависели от произвола пап, королей, императоров и политики городов, все же они [18] накладывали определенный отпечаток на образовательную и общественную деятельность университетов.

Одним из противоречий как государственной, так и папской политики в отношении университетов было то, что, стараясь поставить их на службу своим интересам, ни церковь, ни королевская власть, ни города не были в состоянии в полной мере обеспечить материальную базу для существования новых учреждений и приобщить всю массу преподавателей университетов к образу , жизни господствующего класса. Известно, что “ученые республики” были бедны. Долгое время, они не имели собственных зданий, библиотек, жилищ для учителей и студентов и легко снимались с места, переходя из города в город. Следует также иметь в виду, что, хотя уже с середины XIII в. существовала определенная система оплаты труда преподавателей при помощи церковных бенефициев или жалованья, выдаваемого светской властью, во многих университетах сохранилась и оплата на основе частного договора учителя с учениками. Об этом свидетельствуют страницы статутов, где еще в XIV в. мы находим таксацию цен за отдельные лекции, которыми должны были руководствоваться студенты. В университетской среде всегда было значительное количество преподавателей, труд которых оплачивался не церковью или светской властью, но взносами учащихся. Именно эти преподаватели, которым ученость не приносила желаемых благ и высокого общественного положения, становились выразителями оппозиционных настроений.

* * *

С возникновением университетов в жизнь феодального общества вошли студенты, впервые заявившие о себе песнями вагантов. Студенты феодальной эпохи были многоязычной массой, разделенной в рамках каждого университета на землячества (“нации”, “провинции”). Студенческие коллективы отличались иерархичностью, которую трудно постичь, исходя из современных представлений о высшей школе. Самую низшую ступень этой иерархической лестницы занимали студенты факультетов искусств, которые готовили студентов для трех высших факультетов (богословского, юридического медицинского).

Студенты же высших факультетов, имевшие иногда степени на факультете искусств, и возрастом и общественным положением отличались от своих собратьев, обучавшихся [19] на артистических факультетах. Студенчество отличалось большой социальной разнородностью. В университетах было представлено большое количество духовенства, которое нередко занимало высшие должности в церкви. Достаточно сказать, что почти все папы XIII—XIV вв. начинали свою карьеру в университетах в качестве студентов теологического или юридического факультетов. В то время в университетах было мало представителей феодальной аристократии, что объясняется общим консерватизмом их образа жизни, а также тем, что и без университетского образования они по праву рождения могли занимать высшие должности на государственной службе.

Среди студенчества было много выходцев из городской среды. Например, на факультете искусств Пражского университета (1399—1408) выходцы из Праги составляли 12,5% экзаменующихся, выходцы из королевских городов Чехии — 26%, выходцы из подданских чешских городов — 28,57%. Во всех университетах было довольно много неимущих студентов (pauperes), которые согласно “привилегии бедности” не платили вступительных и других денежных взносов. В Лейпциге с 1409 по 1419 г. таких студентов было 18%, в Кельне с 1395 по 1465 — 16%. Среди бакалавров английской “нации” Парижского университета с 1425 по 1494 г. было 17% освобожденных по бедности, 46,84% платили минимум и 26% — среднюю плату.

Средством существования многих студентов, как показывают образцы студенческих писем, были помощь из дома и частная благотворительность. Определенную категорию студентов поддерживала королевская власть. Например, в Англии при Генрихе III материальной помощью короля пользовались дети рыцарей, отличившихся на королевской службе, королевские родственники и знатные пришельцы из других стран, связанные с Генрихом III политическим союзом (Сицилия). Но и в этих случаях помощь не всегда носила денежный характер и нередко ограничивалась нерегулярными подношениями (вроде дичи или топлива из королевских лесов). Часть студентов пользовалась церковными бенефициями.

Таким образом, в жизни средневековых студентов было много моментов, которые их разъединяли — этническая и социальная разнородность, различия в имущественном положении, иерархичность, текучесть и т. п. [20]

Весьма типичным явлением студенческой жизни была борьба “землячеств”, которая в одних случаях выражала незавершенность процесса формирования народности в рамках одной страны (Оксфорд), в других была проявлением национальной борьбы (между чехами и немцами в Праге); Довольно часто она была вызвана специфическими причинами — нарушением принципа равноправия “наций” ¹³, соперничеством за места в коллегиях и т. п.

Но вместе с условиями, разъединяющими студентов, в университетах действовали факторы, способствовавшие нивелировке и созданию определенной общности психического склада, о которой нередко говорят современные писатели. К числу этих факторов относится оторванность студентов от привычных условий жизни своего класса, своеобразие университетского быта, единство интересов и жизненных целей, странствия по университетам, невольная близость к жизни народных масс. В силу этих причин студенчество нередко становилось питательной средой для вольнодумства, антиклерикальных настроений. Не случайно писатель-моралист Альвариус Пелагий (XIV в.), отмечая наиболее типичные “пороки” студентов, говорит, что они часто пренебрегают изучением священного писания и канонического права, что вообще они скорее являются членами ордена Сатаны, чем ордена Христа, что они организуют “пагубные сообщества ради злых дел” и больше всего тянутся к запрещенным наукам, рассуждениям на любовные темы и суевериям.

Не случайно в народных движениях XIV — начала XV вв. обнаруживается связь передовой части студенчества с антицерковными доктринами и бунтарскими настроениями плебеев и крестьянства, а дороги, по которым странствовали школяры, становились путями распространения идейных движений XIII—XV вв.

Итак, с возникновением университетов в культурном развитии феодального общества произошли необратимые сдвиги. Начался длительный и трудный процесс становления европейской светской интеллигенции, а церковь стала терять монополию на образование. Роль университетов в общественной жизни феодальной Европы была сложной и противоречивой. Она не ограничивалась тем, что официальная схоластика [21] стояла на страже интересов господствующего класса, а из университетской среды выходили кадры образованного духовенства и чиновников. Университеты были шумными перекрестками Европы, где встречались дети разных народов и представители разных поколений. Их достоянием становился аверроизм парижских и итальянских ученых, опередившее века блестящее провидение Роджера Бэкона, материализм Дунса Скота, антицерковные учения Джона Виклифа и Яна Гуса. Под знаком влияния идей этих мыслителей развивалась передовая наука и общественная мысль XIII—XV вв., завоевывая свое право на существование в тяжелой и неравной борьбе с официальной идеологией.

Всем сказанным определяется необходимость изучения этой темы на семинарских и спецсеминарских занятиях на исторических факультетах педвузов и университетов.

* * *

Предлагаемое пособие является первой хрестоматией по истории университетов ¹⁴. Документы подобраны таким образом, чтобы студенты могли прежде всего проследить некоторые общие закономерности их развития и только в отдельных случаях, выявить специфику образовательной деятельности и организации отдельных университетских центров. Особое внимание составитель уделил тем источникам, в которых раскрывается связь передовой части преподавателей и студентов с народными и еретическими движениями своего времени.

Хрестоматия открывается разделом “Возникновение первых университетов”. Основное внимание в этом разделе уделено предыстории и ранней истории Парижского университета. Документы отражают самый процесс возникновения университета (отрывок из “Истории моих бедствий” П. Абеляра, “Письмо аббата св. Женевьевы”, постановление Робера Кургона и др.).

Другие документы рисуют многообразие умственных запросов студенческой молодежи и ее учителей в первых [22] университетах (Болонья, Салерно, Монпелье). В этой связи мы считаем возможным поместить в этой главе составленную известным историком науки Кромбье таблицу, дающую полное представление о характере влияния греко-арабской культуры на умственную жизнь Европы.

Письмо магистров Тулузы магистрам и студентам других школ даёт представление о целях, из которых исходили светская и духовная власти при основании первых университетов, и показывает противоречивость и сложность ранней университетской науки.

Второй раздел содержит документы, характеризующие политику Католической церкви и королевской власти в отношении университетов. Рамки пособия не дают возможности представить папскую политику во всем ее многообразии. Мы ограничились тем, что привели отдельные фрагменты из документов, показывающие реакционную роль церкви в истории университетов и отражающие вместе с тем гибкость, и демагогичность папской политики, поскольку папы выступали перед всем католическим миром в роли защитников университетов и университетской науки. В этом смысле особенно знаменательно письмо Григория IX от 23 апреля 1231 г. Парижскому университету, булла Александра IV университету в Саламанке (1255), постановление Собора в Виенне (1312) и др.

Королевская политика в отношении университетов представлена учредительными грамотами. Здесь особенно интересна, на наш взгляд, грамота Казимира III Краковскому университету, дающая зримое представление об объеме Королевских привилегий университетам. Причины глубокой заинтересованности светской власти в университетах раскрывают уже грамота Фридриха Барбароссы (L158), документ “Парижский университет и процесс Тамплиеров” (1307), грамота Карла IV Парижскому университету (1348).

Документы третьего раздела предполагают изучение организационной структуры университетов. Все они относятся к периоду, когда процесс конституирования университетов уже завершился (XIV — начало XV вв.). Однако они дают возможность проследить и некоторые черты их ранней организации. Это относится к статутам университета юристов в Болонье, к статутам германского землячества Болонского университета, где раскрываются причины, ради которых происходило объединение в землячества. Анналы германской “нации” XV в. рисуют повседневную жизнь этого землячества, [23] дают известное представление о его материальной базе и составе его членов.

В этом разделе представлены источники по истории Пражского университета (статуты университета и статуты факультета свободных искусств). Именно эти документы наиболее полно раскрывают понятия корпоративности и университетской автономии и помогают понять своеобразие и сложность университетской организации. При изучении этого вопроса большой интерес представило бы, на наш взгляд, сравнение университетских статутов со статутами и уставами городских ремесленников и купцов в целях уяснения их сходства и различия.

Включенные в четвертый раздел учебные программы отдельных факультетов, фрагменты лекций, постановления собраний, речи, письма, литературные тексты позволяют более или менее полно представить содержание учебного процесса, методику чтения лекций, систему экзаменов и присвоения ученых степеней, проникновение в университетскую среду передовых идей, острую идейную борьбу на диспутах “О чем угодно”.

Последний раздел пособия посвящен университетскому быту. Приводимые материалы представляют интерес с социально-психологической точки зрения и конкретизируют наши представления об образе жизни средневекового студента и его учителя.

При составлении сборника использованы следующие публикации документов:

Chartularium Universitatis Parisiensis. t. I—III. Paris, 1889—91.

C. Malagola. Statuti delle'Universita e dei collegii dello sludio Bolognese. 1888.

Acta nationis Germanicae Universitatis Bononiensis. Berlin, 1887.

Monumenta historica Universitatis Carolo-Ferdinandae Pragensis, t. I—III. Praha, 1830-1848.

M. Fournier. Les statuts et privilegees des Univers. franaises, v. II, Paris, 1890—1894.

K. Hofler. Geschichtschreiber der hussitischen Bewegung. II. Wien, 1865.

M. Svoboda. M. J. Husi sebrane spisy, d. I. Praha, 1904.

H. d'Andeli. La Bataille des VII arts. (Memoirs of the University of California, v. 4. № 1, History, 1914). [24]

Перевод некоторых документов основан на толковании текста Торндайк, который впервые перевел на английский язык отдельные источники по истории Парижского и Болон-ского университетов. См. L. Thorndike. University Records and Life in the Middle Ages. (№ I., Columbia University Press, 1944).

В ряде случаев в интересах доступности текст источников приводится с сокращениями.

Примечания помещены в конце каждого раздела. В них содержатся данные, пополняющие материалы источников, краткие сведения об авторах и трудах, которые упоминаются в документах. Там, где это представляется необходимым, дается краткая характеристика источников и методические рекомендации.

Комментарии

1 В настоящем введении мы сознательно отвлекались от своеобразия развития университетов в различных странах и старались подчеркнуть общие закономерности их истории. Наше введение не претендует и на постановку всего круга проблем, связанных с изучением истории университетов. Его задача состоит в том, чтобы подвести студентов к самостоятельному изучению документов.

2 Архив К. Маркса и Ф. Энгельса, т. X, стр. 300.

3 Наименование “университет” относилось вначале к объединениям студентов. Объединения преподавателей назывались коллегиями.

4 В. И. Ленин. Философские тетради. Полн. собр. соч., т. 29, стр. 326.

5 Труд Грациана и его продолжателей стал основным учебным текстом на факультетах канонического права.

6 “Сентенции” вместе с библией изучались на теологических факультетах университетов.

7 См. “Архив К. Маркса и Ф. Энгельса”, т. VIII, стр. 344.

8 В случае нарушения кем-либо привилегий, незаконного ареста, убийства студентов или нарушения квартирных договоров.

9 Присвоение ученых степеней производилось специально избираемыми магистрами. Но лица, получившие степени, должны были еще получить “разрешение учить”, которое давалось церковными властями: в Болонье — архидиаконом, а в Париже канцлером кафедральной церкви (licentia docendi).

10 Первым консерватором Парижского университета был епископ Санли (1252 г.).

11 Архив К. Маркса и Ф. Энгельса, т. VIII, стр. 344.

12 О частом применении подобной меры свидетельствует, например, история Болонского университета в конце XIII—начале XIV в. В 1286 г.

13 Например, германская “нация” Болонского университета из-за патроната императоров имела в отличие от других два голоса в университетских делах, и ее члены могли не повиноваться ректору.

14 Публикация отдельных источников в общих хрестоматиях по истории средних веков не преследует цели их систематического изучения. То же можно сказать и о публикации Д. Н. Егорова “Средневековье в его памятниках” (гл. XIII “Просвещение”). М., 1913.