МАРТИН I

ПИСЬМО XVI ¹

Извещаем родственную милость Вашу ², брат и господин, что после того, как мы отправились от [места], именуемого Иерон ³, из Константинополя, плывя в святую пятую ферию Трапезы Господней ⁴, мы миновали Фарос ⁵ и, проходя мимо различных мест, в майские иды ⁶ прибыли в Херсон ⁷. Итак, [письмо]носец ⁸, который вручает Вам настоящее письмо, через 30 дней после нас прибыл в Херсон из области Византия ⁹. И возрадовались мы его приходу, полагая, что средства, присланные нам из Италии, которые с его приездом должны были облегчить нашу участь, находятся уже на этой земле. Но когда спросили, то узнали у него, что ничего он не привез сюда из Италии, и удивился я и даже за то восславил Бога, что он как ему ведомо распределяет несчастья наши; особенно поскольку голод и нужда в этой земле таковы, что хлеб в ней только упоминается по названию, однако его совсем не видят ¹⁰. Поэтому, если нам не пришлют содержания из этой страны или из области Понта ¹¹, жить здесь мы вовсе не сможем. Ибо дух бодр, плоть же немощна, как ты и сам знаешь. Ведь в этой стране невозможно ни за какую цену найти в обеспечение себе хотя бы умеренное пропитание. Поэтому, если, как сказано, сюда будут присланы оттуда хлеб и вино или оливковое масло и всякое иное прочее, поторопись, как можно скорее, переслать все это нам ¹². Ибо я полагаю, что не сделал ничего столь дурного тамошним священнослужителям, а также тем [людям], кои пребывают в той церкви ¹³, чтобы они до такой степени презрели веление Господа: ведь главное, что когда апостол писал филиппийцам, благодаря их за то, что и раз, и два они присылали на нужду ему в Фессалонику ¹⁴, то добавил: “Я получил все и избыточествую” (Филипп. IV. 13) ¹⁵. Если уж чужеземцев там, то есть в Риме, так подкрепляет Святой Петр ¹⁶, то что же говорить о нас, являющихся его собственными рабами ¹⁷, служившими ему, по крайней мере, до сего времени и пребывающими в подобном изгнании и [толикой] скорби? Я все же поставил в известность Вашу милость о кое-каких вещах, которые должны быть там куплены; и прошу, чтобы обычным образом, как сам разумеешь, ты бы позаботился об их приобретении и отправке нам ¹⁸ ради многих наших нужд и многочисленных недугов.

Комментарии

1. При переводе и комментировании сохраняется общепринятая нумерация писем папы Мартина I.

2. Адресат письма — один из константинопольских единомышленников папы Мартина I. Издатели текста (И. Манси, а за ним Ж. Минь) не претендовали на решение вопроса об авторстве письма, озаглавив его: “Ad quemdam sibi charissimum. De excilii sui calamitate” (Кому-то для него дражайшему. О его страдании в ссылке). Данное заглавие обязано своим происхождением тексту “Commemoratio”, автор которого отмечал, что папа, по прибытии в Херсон, “через несколько дней написал письмо в Византии кому-то для него дражайшему” (col. 860). Возможно, что сторонники папы Мартина I в столице скрывали имя его корреспондента из конспиративных соображений. Приказной тон, прорывающийся время от времени в письмах Мартина I из Херсона (оба они, конечно, адресованы одному и тому же человеку), наводит на мысль, что папа имел право давать поручения адресату: последний, вероятнее всего, принадлежал к его пастве. Он свободно владел латинским языком, так как не только читал письма папы, не знающего по-гречески, но и сам писал по-латыни. В Константинополе он играл роль посредника между Мартином I и римской курией: предполагалось, что именно он, находясь в столице империи, будет получать все, присылаемое для Мартина I из Италии, и переправлять далее, в Крым; он же должен был пересылать из Крыма просьбы и пожелания папы Мартина. Исходя из всего этого, можно видеть в получателе писем одного из сотрудников папского представительства (“апокрисиариата”) в Константинополе. Видимо, он принадлежал к числу тех священнослужителей-латинян, которые не проявили открытой нелояльности к религиозной политике правительства, а потому не подвергся репрессиям и сохранил возможность пользоваться традиционными дипломатическими каналами для пересылки корреспонденции, вещей и денег между Константинополем и Римом. Известно, что Мартин I до избрания на папский престол сам был римским апокрисиарием в столице Византии, и в аппарате папского представительства могли сохраниться не только бывшие его подчиненные, но и лично преданные ему люди (Le Liber Pontificalis. Texte, intr. et comm.. par L. Duchesne. Р., 1886. Т. I—II. Р. 336 — далее LP).

3. Иерон — местечко на берегу пролива Босфор. В византийской метономасии, известной по ряду поздних списков (XIV—XVIII вв.), говорится: “***” (Существуют две Пропонитиды. Одна находится напротив Авидоса; другая же — напротив Иерона и Псамматия) (Hieroclis Synecdemus/Rec. A. Burckhardt. Lpz., 1893. Р. 62). Иерон, видимо, располагался в самом узком месте Босфора, и этот проход также иногда назывался Иерон. В “Географике” пизанца Гвидо (компиляция XII в.) сказано: “Qui Pontus ad exteriorem partem per magnum angustum quod Hieron dicitur ad Propontidem influit” (Коий Понт струится наружу через большую теснину, именуемую Иерон) (Ravennatis Anonymi Cosmographia et Guidonis Geographica /Ed. M. Pinder et G. Parthei, В., 1860. Р. 548). Наряду с Авидосом Иерон был одним из двух пунктов в проливе Босфор, где взимались пошлины с проплывающих кораблей (Theophanis Cosmographia. Rec. C. de Boor. Vol. I. Lpz., 1883. Р. 475). Здесь находилась резиденция “комита черноморского устья” (“***”) (Ioannis Malalae Chronographia / Ed. L. Dindorfii. Bonnae, 1831. Р. 432). В новое время Иерон стал называться Анадоли-Кавак (Васильевский В. Г. Русско-византийские исследования. Спб., 1893. Вып. II. Жития Св. Георгия Амастридского и Стефана Сурожского. С. СХLI).

4. Ферии (Feriae) — в древнеримском календаре официальные праздничные дни, посвященные различным богам. Трапеза Господняя (Coenum Domini) — Тайная Вечеря. Она приходилась на страстной четверг, т. е. на пятый день “Великой седмицы” — недели Великого Поста перед Пасхой. О понятии “quinta feria” см., напр., анонимный труд IX в. по пасхалистике “Liber de Commputo” (PL. 129. Col. 1352): “5 Fer. quam Coena Domini vocamus” (Пятая ферия, кою именуем Трапеза Господняя). В 655 г. Пасха приходилась на 29 марта по старому (юлианскому) стилю, соответственно Страстной четверг — на 26 марта.

5. Фарос — так именовался маяк недалеко от Константинополя, о котором сообщает Продолжатель Феофана (Theophanes Continuatus. Ioannes Cameniata. Symeon Magister. Georgius Monachus /Rec. I. Bekker. Bonnae, 1838. Р. 19). С. П. Шестаков был уверен, что Мартин I говорит здесь о другом, херсонесском, Фаросе, известном из “Хронографии” Феофана (Шестаков С. П. Папа Мартин I в Херсоне... С. 116), В рассказе о бегстве ссыльного императора Юстиниана II из Крыма Феофан сообщает: “Юстиниан прошел маяк (***) Херсона” (Theophanis Cosmographia... Р. 373). Этот маяк, вероятнее всего, находился на нынешнем Маячном мысу — крайней выдающейся в море точке суши вблизи херсонесского порта. Из перевода, предлагаемого С. П. Шестаковым, действительно, следует, что речь идет об этом маяке: “...проходя различные местности, миновали мы Фар 15 мая и прибыли в Херсон” (Шестаков С. П. Указ. соч. С. 116). В этом случае, в самом деле, получается, что корабль, везший в изгнание папу, миновал Фарос в конце, а не в начале пути. Но текст письма допускает и иное истолкование. В подлиннике Мартин I так пишет о своем путешествии: “...postquam egressi sumus ex eo quod Jeron dicitur a Constantinopoli, navigantes sancta quinta feria Coenae Domini, pertransivimus Pharum, per diversa loca transmeantes Idibus Majis, et Chersonem pervenimus”.

Сочетание “petransivimus Pharum” (мы миновали Фарос), очевидно, может быть здесь связано как с началом, так и с окончанием фразы, и тогда получится либо, “плывя в святую пятую ферию Трапезы Господней, мы миновали Фарос”, либо “мы миновали Фарос, проходя мимо различных мест в майские иды, и прибыли в Херсон”. Первый вариант представляется более предпочтительным. Во-первых, он более обоснован филологически, потому что позволяет трактовать первую часть периода как правильное сложноподчиненное предложение: “...после того как мы вышли... плывя... мы миновали...” Во-вторых, вблизи столицы Мартин, несомненно, проезжал мимо известного всем константинопольского маяка под названием Фарос. Поэтому, отправляя письмо корреспонденту, находящемуся в Константинополе, папа не мог упомянуть о каком-то другом Фаросе без всяких объяснений, так как рисковал быть непонятым адресатом. Поэтому можно считать наверняка, что папа говорит в своем письме именно о константинопольском маяке.

6. Иды — в древнеримском календаре один из срединных дней месяца, приблизительно соответствующих полнолунию. В марте, мае, июле и октябре иды приходились на 15-е число, в остальные месяцы — на 13-е. Таким образом, в тексте упоминается 15-е мая. Издатель Минь приводит текст в следующей пунктуации: “...per diversa loca transmeantes Idibus Majis, et Chersonem pervenimus”. В таком случае следовало бы переводить: “...проходя мимо различных мест в майские иды, мы и прибыли в Херсон”. Но тогда точная датировка теряет цепкий смысл: ясно, что и в любой другой день путешественники проплывали “мимо различных мест”. Поэтому несомненно, что папа называет здесь день своего приезда в Херсон, и в тексте следует ставить запятую перед сочетанием “Idibus Majis”. Получается “и 15-го мая прибыли в Херсон”. Из первой фразы нам известно, что 26 марта корабль, на борту которого находился папа Мартин, миновал Фарос вблизи Константинополя. Скорее всего, это случилось в день отъезда из столицы. Вообще, резонно думать, что папа называет дни отплытия из Константинополя и прибытия на место, а не случайный день, когда корабль миновал Фарос. Следовательно, Мартин I находился в пути с 26 марта по 15 мая 655 г., т. е. в течение 50 дней.

7. Текст письма не позволяет однозначно решить вопрос о том, каким путем прибыл в Херсон корабль с папой Мартином на борту. Возможны два варианта: путь вдоль берегов Фракии к устью Дуная и далее, вдоль северного берега Черного моря, в Херсон, а также путь вдоль Малоазийского побережья до мыса Карамбий (Керемпе) западнее Синопа, здесь — переправа через Понт к мысу Криу Метапон (совр. Сарыч или Бараний Лоб) и краткое путешествие вдоль крымского берега на запад к Херсону.

Оба маршрута были хорошо освоены мореходами. Северопонтийский вариант фигурирует в ряде периплов и общих географических трудов как в эпоху античности, так и в раннее средневековье (у Псевдо-Скиллака, Псевдо-Арриана, у Равеннского Анонима и т. д.). Что касается пути в Крым напрямик — через море от мыса Карамбий, то еще Страбон указывал, что это наиболее краткое расстояние между черноморскими берегами (Strabo II.5, 5, 22; VII.4, 3. Здесь и далее цитируется изд. “The Geography of Strabo” / With engl. transl. by H.L. Jones. Т. 1 — 8. L., 1949). Именно здесь пересекали Понт мореплаватели древности (Максимова М. И. Краткий путь через Черное море и время его освоения греческими мореходами // МИА. 1954. № 33. С. 45 — 57). Данный маршрут зафиксирован в итинерарии III в. н. э., начертанном на солдатском щите из Дура-Европос, упомянут у Менандра Протиктора (Cumont M. F. Fragment de bouclier portant une liste d’etapes // Syria. Revue d’art oriental et d’archeologie. 1925. VI. P. 9; Dexippi, Eunapii, Petri Patricii, Prisci, Malchi, Menandri Historiarum quae supersunt. Bonnae, 1829. P. 398). Он систематически использовался в эпоху классического средневековья византийскими и итальянскими мореходами (см. подробнее: Todorova E. One of the Black Sea Routes. 13^th — 15^th Centuries // Le Povoire central et les villes en Europe de 1’Est et du Sud-Est du XV^e siecle aux debuts de la revolution industrielle. Les villes portuaires. Sofia, 1985. P. 156 — 162. Отметим, что Е. Тодорова ссылается, в частности, на переписку Мартина I (P. 157), т. е. определенно полагает, что его везли в Херсон именно этим путем).

Плавание и в том и в другом случае было сопряжено с известными опасностями, особенно в зимнее время года. Сильные морские течения и холодные штормовые ветры очень затрудняли переправу через Понт (Беренбейм Д. Я. О пути греков через Черное море // Советская археология. 1958. № 3. С. 203). Обилие отмелей и речных наносов, “а также суровые зимние холода делали почти невозможным для некоторых видов кораблей в античные и средние века плавание между дельтой Дуная и Херсонесом” (Тодорова Е. Северное побережье Черного моря в период позднего средневековья. Историко-географическое исследование // История СССР. 1989. № 1. С. 172). Путешествие Мартина I приходилось на весенние месяцы (март — май), когда характерные для зимы трудности ощущались в меньшей степени. И все же именно неблагоприятными погодными условиями, скорее всего, можно объяснить чрезвычайную длительность переезда папы Мартина I из Константинополя в Херсон. По данным Ф. Мелиса (для конца XIV в.), средняя продолжительность морского пути от Константинополя до Кафы (Феодосии) составляла 13 дней (с колебаниями от 10 до 68 дней); до Таны (в устье Дона) — 16 дней (с колебаниями от 14 до 79 дней) (Melis F. Intensita e regolarita nella diffusione dell’ informazione economica generale nell Mediterranneo e in Occidente alia fine dell’ Medio Evo // Histoire economique du Monde Mediterraneenne. 1450 — 1650. Melange’s en l’honneure de F. Braudel. Toulouse, 1973. T. I. P. 418).

Соответственно путь до Херсона должен был бы занимать 10—11 дней. Имея в виду конспиративный характер высылки Мартина I из столицы, следует предположить, что его транспортировали на одном из обычных торговых судов, принадлежащих к классу тихоходных, так называемых “круглых”, кораблей (***) (Ahrveiler H. Byzance et la Mer. La Marine de Guerre, la politique et les institutions maritimes de Byzance aux VII^e—XV^e siecles. Р., 1966. Р. 412). Но и в этом случае корабль пришел бы в Херсон значительно скорее, если бы не имел длительных стоянок (в торговых портах Малой Азии или в гаванях северного берега Понта). С другой стороны, задержки в пути можно объяснить и тем, что Мартина I нарочно везли в Херсон неестественно долго, чтобы его сторонники окончательно утратили представление о его местонахождении. В этом случае судно, вероятнее всего, двигалось вдоль почти безлюдного северного побережья Черного моря.

8. В тексте сказано “gerulus harum, qui praesentem vobis tradit epistolam”, т. е. буквально “носитель тех”, а не “носитель писем”. Но понятно, что имеется в виду “тех писем” (harum epistolarum), почему и переводится “письмоносец”. Мы имеем здесь дело с одной из многочисленных стилистических погрешностей, встречающихся в последних письмах папы Мартина, что можно объяснить как его недомоганием, так и невысокой профессиональной культурой писца, которому диктовал папа свои послания.

9. Византий, т. е. Константинополь. В тексте говорится “ex partibus Byzantii”, но в переводе значится не “из стран” или “из областей”, а “из области” Византия. Здесь, как и в ряде других случаев, — стилистическая фигура “plurale tantum”.

Отметим, что посланец из столицы прибыл в Херсон через 30 дней после приезда сюда папы Мартина I. Если допустить, что властям удалось скрыть от соратников Мартина место его ссылки, то лишь в день прибытия папы в Крым кто-то из местных (или специально сюда присланных) ортодоксов мог направить в Константинополь известие о его появлении. Это известие было получено в столице примерно через 15 дней, и спустя еще 15 дней папа получил в Херсоне письмо от “кого-то для него дражайшего”.

10. К сообщениям папы Мартина I о продовольственном кризисе в Херсоне большинство специалистов относится с доверием (Шестаков С. П. Указ. соч. С. 117; Якобсон А. Л. Византия в истории раннесредневековой Таврики // Советская археология. 1954. XXI. С. 153; и др.). В самом деле, хотя в его заявлении, будто хлеб в Херсоне “совсем не видят”, присутствует риторическое преувеличение, последующие конкретные известия о ценах на хлебном рынке, несомненно, не выдуманы и указывают на крайний дефицит хлеба в городе. А. Л. Якобсон связывал это явление с нашествием хазар, нарушившим традиционные торговые связи Херсона с земледельческими районами юго-западной Таврики и кочевниками причерноморских степей (Якобсон А. Л. Средневековый Крым. М.; Л., 1964. С. 28). Однако пребывание в Херсоне папы Мартина I относится к 655 г., а гегемония хазар в Крыму устанавливается только к 70-м годам VII в. (Артамонов М. А. История хазар. Л., 1962. С. 174). В 50-е годы только что (видимо, в 651 г.) образовавшийся Хазарский каганат вступает в борьбу с протоболгарским каганатом Великая Булгария в Северном Причерноморье, наносит ему поражение и вынуждает протоболгар частично подчиниться хазарам, частично переселиться в Нижнее Подунавье. Эти события, радикально изменившие политическую ситуацию в ближайших к Крыму степях, в самом деле должны были затруднить, если не ликвидировать, торговые контакты херсонитов с кочевниками причерноморских степей, но едва ли повлияли на взаимоотношения с населением юго-западного Крыма. Поэтому они могли усугубить продовольственный кризис в городе, но не были его причиной.

Сельскохозяйственной базой Херсона со времен античности являлись плодородные долины юго-западного нагорья Таврики. Но экономический потенциал этого небольшого региона был недостаточен для удовлетворения потребностей крупного города, и Херсон нуждался в привозном хлебе. Известно, что в 364 г. будущий узурпатор Прокопий скрывался от властей в Херсоне, где, по свидетельству Аммиана Марцеллина, “терпел от голода в диких местах и был лишен человеческого общества” (Ammianus Marcellinus. With engl. transl. by J.C. Rofle. Cambridge-Harward, 1950. Vol. II. Р. 598). Хлеб в Херсоне был очень дорогим, и не случайно византийское правительство было вынуждено освобождать херсонитов от всех государственных налогов, понимая, что наличие в руках жителей города звонкой монеты является непременным условием их существования (Const. Porph. De administrando imperio. 53. 144 // Constantine Porphirogenitus. De administrando imperio/Ed. G. Moravcsik. Budapest, 1949. Р. 264).

В VI в. вследствие политической стабилизации в Северном и Южном Причерноморье экономическое положение Херсона выглядит относительно прочным. Об этом свидетельствует интенсивное крепостное и храмовое строительство, особенно характерное для эпохи Юстиниана I (527—565). Со времени Зинона (474—491) Херсон чеканит собственную монету (Соколова И. В. Монеты и печати византийского Херсона. Л., 1983. С. 17). Но когда с 30-х годов VII в. внутренние области Малой Азии становятся ареной военных действий Византии и арабов, что существенно влияет и на социально-экономическую ситуацию в городах понтийского побережья, торговые контакты Херсона с южным берегом Понта, по-видимому, ослабевают. В то же время в VI—VIII вв. наблюдаются подъем экономической жизни сельских поселений юго-западной Таврики, быстрое развитие сельских ремесел (Якобсон А. Л. Раннесредневековые сельские поселения юго-западной Таврики // МИА. 1970. № 168. С. 79), вследствие чего население деревень стало в основном удовлетворять свои потребности в ремесленных изделиях за счет собственного производства и не предъявляло особого спроса на продукцию херсонских мастерских. Хотя, как показывают новейшие исследования, херсонское гончарное ремесло в так называемые “темные века” сохраняло товарный характер (Романчук А. И. Херсонес VI — первой половины IX в. Свердловск, 1976. С. 30), в основном его продукция распродавалась в городе. Это, конечно, не исключает отдельных спорадических случаев продажи херсонской керамики в близлежащих селах (см. данные о ее находке в Скалистинском могильнике: Пятышева П. В. Раскопки Государственного исторического музея в Херсонесе // Экспедиции Государственного исторического музея. М., 1969. С. 151). Естественно, что чем меньше изделий херсонесского ремесла находило сбыт в сельской округе, тем меньше продуктов сельского хозяйства она поставляла в Херсонес.

При характеристике этих явлений нельзя сбрасывать со счетов и факт упадка экономики города в годы социально-экономических коллизий, соответствующих переходу от античного этапа развития к феодальному. Тезис А. И. Романчук о том, что для Херсона этот упадок нехарактерен (Романчук А. И. К вопросу о положении Херсонеса в “темные века” // АДСВ. 1972. № 8. С. 42— 55), вряд ли может быть принят без оговорок. Во-первых, бесспорно, что Херсон был включен в единую торгово-ремесленную систему Восточного Средиземноморья и, являясь центром транзитной торговли, зависел от состояния всей системы совершенно непосредственно. Поэтому ее упадок и трансформация должны были неизбежно сказаться на его экономическом положении. Во-вторых, неопровержимы два факта истории Херсона в VII—VIII вв.: прекращение монетной чеканки и отказ от строительства крупных зданий, в том числе церквей. И то и другое — признаки упадка городского хозяйства. Следует принять во внимание и то, что в позднеантичный и раннесредневековый периоды происходит некоторая переориентация экономики города. В VI—VII вв. забрасываются земельные участки горожан в западной части Гераклейского полуострова, которые использовались для производства зерна и огородных культур. Одновременно увеличивается количество земли, используемое для выпаса скота (Савеля О. Я., Романчук А. И., Клинман Л. Я. Археологические разведки в окрестностях г. Севастополя // Археологические открытия 1969 г. М., 1970. С. 268; Стржелецкий С. Ф. Клеры Херсонеса Таврического // Херсонесский сборник. Симферополь, 1961. № 6. С. 189). В результате такой перестройки хозяйства хлебный дефицит мог обостряться еще сильнее, даже в условиях более или менее нормального обеспечения города другими продуктами.

Между тем в эти годы продовольственное положение Херсона в целом оставляет желать лучшего. В культурных отложениях периода VII—VIII вв. возрастает количество костей и чешуи мелкой рыбы (в основном хамсы), раковин съедобных улиток, устриц, мидий, что свидетельствует об ухудшении пищевого рациона жителей и о продовольственных затруднениях (Дорогой тысячелетий. Очерки о древнем Крыме. Симферополь, 1969. С. 25).

Со всем этим комплексом обстоятельств и связаны ламентации папы Мартина, в которых отразились действительные экономические трудности, имевшие место в Херсоне в середине VII в. А. И. Романчук отмечает, что впечатление папы Мартина I о недостатке хлеба было усилено тем, что он прибыл в город в мае, а писал свое первое письмо в июне, т. е. тогда, когда еще не созрел хлеб нового урожая (Романчук А. И. Херсонес VI — первой половины IX в. С. 5). Однако и в следующем письме, написанном в сентябре 655 г. (см. ниже), Мартин сообщает о крайней дороговизне хлеба, в том числе из только что собранного урожая. Несомненно, многие сведения Мартина I можно объяснить и субъективными обстоятельствами. Сетования на дороговизну могут объясняться, например, тем, что больной и не знающий греческого языка ссыльный папа наверняка не сам покупал хлеб, слуги же и охранники могли его обманывать; местные жители, возможно, отказывались продавать хлеб политическому изгнаннику, опасаясь неприятностей, а если и продавали, то по спекулятивным ценам и т. д. Но следовать подобным версиям, полностью обесценивающим источник, можно лишь при наличии непосредственных документальных свидетельств в их пользу. Поскольку таких свидетельств нет, здесь и далее предпринимаются попытки объяснить высказывания папы Мартина, исходя из объективного положения дел в Херсоне в VII в.

11. Сочетание “a partibus Ponti” находит объяснение в следующем письме во фразе “parties, vedelicet, Graecorum Ponticas partes vocantes” (комментарий 5 к письму XVII). Не исключено, что в ходе месячного пребывания в Херсоне Мартин I был свидетелем присылки сюда продуктов питания из Малой Азии. Поскольку в городах понтийского побережья у папы было немало единомышленников, он счел возможным через своего контрагента в Константинополе просить их о помощи.

12. Эта фраза является ключом к истолкованию термина “expensae”, встречающегося несколькими строками выше (“expensae missae nobis ab Italia”). Его можно было бы перевести как “деньги” (так переводит С. П. Шестаков), но, как видим, папа Мартин ожидает присылки из Италии в первую очередь не денег, а продуктов питания. Поэтому выше, при переводе, отдано предпочтение более общему понятию “средства” (“средства, присланные нам из Италии”). В следующем письме папа подчеркивает, что денег, в отличие от продуктов, он, вообще говоря, не требует: “Ну даже если церковь Святого Петра не имеет золота, то ведь хлеба, и вина, и других необходимых припасов она, по милости божией, не лишена, чтоб не позаботиться хотя бы об умеренном пропитании”.

13. Речь идет о римской церкви. Словом “священнослужителям” переводится термин “sanctis”, буквально означающий “святым”. Но контекст позволяет считать, что здесь говорится о священнослужителях, так как, конечно, не святые “презрели веление Господа”. Подобное словоупотребление свойственно Мартину I (ср. в следующем письме, где приветствие адресуется “omnes sanctos et fraters nostros, qui curam nostri propter Dominum gerunt”).

14. Здесь аллюзия на соответствующее место из послания апостола Павла к филиппинцам: “Вы и в Фессалонику и раз и два присылали мне на нужду” (Филипп. IV.16).

15. Перевод дается по русскому православному тексту Библии: Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. М., 1979. С. 1289. В латинском тексте Библии и соответственно в письме Мартина I сказано несколько иначе: “Habeo autem omnio et abundo” (Имею, однако, все и избыточествую). Ссылка, даваемая Ж. Минем, неточна. Правильно было бы: Филипп. IV. 18. (Сверено по тексту: Biblia Sacra. Vulgatae editionis Sixti V et Clementis VIII jussu recognita atque edita. S. 1., 1849.)

16. Идея о том, что римская епископия не оставляет своими милостями ни одного страждущего, была близка папе Мартину I и составляла предмет его гордости. В ходе своего второго допроса в тюрьме Custodia Diomedis в Константинополе, рассказывая, как приняли в Риме низложенного патриарха Пирра, он с вызовом заявил: “Вы, господин мой, наверно, не знаете римскую церковь? Тогда скажу вам, что если какой-нибудь несчастный человек приходит к ней за пропитанием, то все потребное предоставляется ему; и никого не оттолкнет Святой Петр, не наделив своими дарами...” (Commemoratio... Col. 859). Поэтому в Крыму папе пришлось пережить тяжелое разочарование.

17. “Proprii servi ejus sumnus” — здесь обыгрывается папский титул “servus servorum Dei”, принятый в римской курии со времен Григория Великого.

18. Из контекста, по-видимому, следует, что “comparari debent illic” (“должны быть куплены там”) означает “должны быть куплены в Риме” (ср. предшествующую фразу). В таком случае перед нами дополнительное свидетельство в пользу того, что адресат принадлежал к числу папских апокрисиариев; и хотя он сам находился в Константинополе, приобретать все, что нужно, в Риме для него было обычным делом.

Текст воспроизведен по изданию: Римский папа Мартин I и его письма из Крыма // Причерноморье в средние века. К XVIII международному конгрессу византинистов. М. 1991