|
КАНОНИЧЕСКОЕ ПРАВО ЗАПАДНОЙ (РИМСКО-КАТОЛИЧЕСКОЙ) ЦЕРКВИВплоть до конца V в., пока еще сохранялось политическое и культурное единство «Римского мира», греческая и латинская церковно-правовые традиции оставались в тесном взаимодействии. Но уже тогда между ними обозначились различия в видении церковной организации, которые в последующие столетия способствовали расколу церкви. В IV-V вв. оформилось учение о примате (верховенстве) над церквами всего христианского мира римского епископства, по легенде «князя апостолов» Петра. В Евангелии Христос назвал его камнем (petra), на котором зиждется здание церкви. Ему он передал высшую церковную юрисдикцию («вязать и разрешать»), а также «ключи царства небесного» (Мат. 16, 18-19). Теологическая аргументация примата с самого начала облекалась в чеканные юридические формулировки. Так, Лев I Великий (440-461 гг.), опираясь на римское право, назвал папу полноправным наследником Петра и его викарием (наместником) на земле. На Востоке же, хотя и признавали авторитет папы, тем не менее приравнивали его к патриарху нового Рима — Константинополя, ограничивая прерогативы епископа старого Рима лишь западной частью империи. Начиная с Сириция I (384-399 гг.), папы, подражая императорской канцелярии, стали придавать своим посланиям форму декреталий (декретов), законодательных установлений по вопросам церковной дисциплины. Приравненные к соборным канонам декреталии образовали важнейший источник западноевропейской церковно-правовой традиции. Наиболее ранняя коллекция декреталий создана в Риме монахом Дионисием Малым (ум. 545/50 г.), который соединил ее с составленным им же собранием канонов Вселенских и поместных (как греческих, так и латинских) соборов. Это собрание, получившее название «Дионисиана», включало нормы, регламентирующие всю совокупность вопросов церковного права. Оно стало основным сборником канонического права римской церкви и служило образцом для аналогичных собраний Западной Европы. Поскольку Вселенские соборы все более превращались в орудие императорской церковной политики, папы настаивали на четком разграничении полномочий светской и духовной власти. Классическая формулировка учения о двух властях принадлежит папе Геласию I (492-496 гг.). Позднее, однако, зарождается теократическая доктрина папства. В ее основе лежал сфальсифицированный в середине VIII в. «Константинов дар», согласно которому папа якобы получил от императора Константина (274-337 гг.) знаки императорского достоинства и верховную светскую власть на Западе. Этот документ — самый [165] знаменитый подложный юридический акт Средневековья. С середины XI в. и вплоть до конца Средневековья он оказывал многообразное воздействие на церковное и светское право, политическую мысль, служил действенным инструментом папской политики, в частности веским аргументом в одном из основных конфликтов средневековой Западной Европы — противостоянии империи и папства. Несмотря на существенную роль, которую папское законодательство играло в каноническом праве, реальная власть папы над церковью Западной Европы в Раннее средневековье была невелика. В варварских королевствах, образовавшихся на территории Западной Римской империи, церковь попала в зависимость от королевской власти, которая не только контролировала и подкрепляла своим авторитетом соборы иерархов королевства (общегалльские синоды VI в. в Орлеане, общеиспанские синоды конца VI-VII вв. в Толедо), но и назначала епископов. Политический партикуляризм содействовал оформлению локальных церковно-правовых традиций. На практике немаловажную роль в церкви с VII в. стали играть варварские правовые обычаи, что нашло выражение в постепенном угасании соборной активности и развитии института «частной церкви», не признанного, однако, каноническим правом. Определенной унификации канонического права на основе римских церковных традиций удалось добиться франкским королям из династии Каролингов. Во второй половине VIII — начале IX вв. они объединили в возрожденной ими на Западе Римской империи значительную часть Западной Европы. В 774 г. папа Адриан I (772-795 гг.) выслал королю франков Карлу Великому (768-814 гг.) дополненную новыми декреталиями «Дионисиану», которая в новом виде стала именоваться «Дионисиана-Адриана». Последняя и была призвана стать инструментом унификации канонического права франкской империи. На эпоху Каролингов приходится расцвет раннесредневековой церковно-правовой мысли. Индикатором ее подъема явилось появление в 847-852 гг. крупнейшего комплекса фальшивок, «Лжеисидоровых декреталий», составленных из более ранних собраний канонического права. Одно из них приписывалось некоему Исидору Меркатору (купцу). Это имя, благодаря ложному отождествлению с отцом церкви св. Исидором Севильским (ок. 560-636 гг.), закрепилось за новым собранием. Труд «Лжеисидора» включал в себя как частично фальсифицированные каноны церковных соборов, так и множество фальсифицированных папских декреталий, приписанных епископам Рима примерно с конца I в. и по 604 г. Среди подложных грамот находился и «Константинов дар». Составитель продемонстрировал виртуозное владение источниками церковного права: для изготовления фальшивок он использовал 10 000 подлинных актов. Через «Лжеисидоровы декреталии» проходит идея иерархического подчинения всей церкви власти папы, что в конкретной ситуации франкского королевства ослабляло зависимость рядового епископата от архиепископов. В Рим «Лжеисидоровы декреталии» попали в 864 г., но [166] вплоть до середины XI в. использовались папством лишь эпизодически. Только со второй половины XI в. они стали активно привлекаться для обоснования прерогатив папской власти. Вскоре после своего возникновения «Лжеисидоровы декреталии» стали наиболее распространенным собранием канонического права в Западной Европе. Сама потребность в столь масштабной фальсификации свидетельствовала о возросшей роли письменных правовых установлений в церковной практике Каролингской империи. Действенность церковно-правовых механизмов в общественной жизни продемонстрировала первая в истории неудача королевского бракоразводного процесса. Часть франкского духовенства и светской знати предложила архиепископу Гинкмару Реймскому (845-882 гг.) провести юридическую экспертизу развода короля срединного королевства (Лотарингии) Лотаря II (855-869 гг.) и королевы Теутберги, обвиненной в инцесте с братом, зачатии от этой связи ребенка и последующем аборте. Скорее всего за этими обвинениями стояло желание Лотаря развестись с бездетной Теутбергой и жениться на своей наложнице, от которой у него уже имелся сын. На 30 вопросов, поставленных перед Гинкмаром, архиепископ представил развернутые ответы, примечательные как широким отбором канонических источников, так и методикой их осмысления и соотнесения с нормами римского и германского права. Конкретный казус Гинкмар использовал как возможность обобщить накопленный в церковном праве материал не только по брачно-семейным отношениям, законности детей, разводу, прелюбодеянию, сексуальным отклонениям, но и по процессуальным нормам церковного судопроизводства, соотношению церковной и светской юрисдикции и т. д. Экспертный отзыв Гинкмара, считавшего развод Лотаря противозаконным, был оглашен на имперском собрании в Кобленце в 860 г. и оказал серьезное влияние на общественное мнение, хотя окончательный запрет на развод был наложен в 865 г. уже папой Николаем I (858-867 гг.). Раннесредневековые сборники канонического права подразделялись на два вида: хронологические и систематические. В первых («Дионисиана», «Лжеисидоровы декреталии», «Испана» и др.) источники располагались в полном объеме и преимущественно в хронологической последовательности. Различия между крупнейшими хронологическими собраниями состояли главным образом в широте охвата источников и качестве перевода с греческого канонов Вселенских и восточных соборов. В систематических собраниях («Древнее галльское собрание») источники приводились в выдержках, распределенных по отдельным темам и снабженных общими рубриками. Причем ту или иную норму стремились подкрепить ссылками сразу на несколько авторитетов. Систематические собрания возникли поздно и вплоть до конца IX в. не играли существенной роли. Это объяснялось, по-видимому, высокой оценкой в правовом сознании эпохи неизменности и целостности отдельных юридических памятников. Поначалу систематические собрания предназначались для облегчения поиска нужных норм церковного права, тогда как на соборах [167] или в церковном суде предпочитали опираться на более авторитетные хронологические собрания. Тем не менее систематические собрания были первой попыткой систематизации церковного права, а важнейшие из них подготовили развитие в XII в. науки о церковном праве —канонистики. По аналогии с систематическими собраниями строились и распространенные в IX-Х вв. капитулярии епископов — своды канонических норм, предназначенные для клира и паствы конкретного диоцеза и призванные усилить действенность церковного права (например, Капитулярий Радульфа Буржского). Особняком в церковном правотворчестве стоят монашеские уставы (правила), наиболее известным из которых явилось Правило Бенедикта. Этот устав был составлен св. Бенедиктом Нурсийским (480/90-555/60 гг.) для основанного им около 530 г. монастыря Монте-Кассино под Неаполем. В середине VIII — начале IX в. Правило Бенедикта было утверждено на соборах франкской церкви в качестве единственно допустимого в монастырях франкской империи и вплоть до XII в. господствовало в западноевропейском монашестве. Уставы представляли собой правовую кодификацию особого образа жизни в монашеской общине, отличного от мирского и церковного. Бенедикт называл устав «законом», а принесение монашеских обетов требовал облекать в форму юридического документа, предусматривающего среди прочего отказ от любых имущественных прав. Несмотря на провозглашенную общность имущества всех братьев, монастырь лишь отчасти рассматривался в качестве корпорации. Община монахов еще не мыслилась как юридическое лицо, но персонифицировалась в фигуре аббата. Монашеские уставы активно использовались в каноническом праве, оказав сильное воздействие на процедуру выборов, принятия коллегиальных решений и учение о церковных наказаниях. (Н. Ф. Усков)
Текст воспроизведен по изданию: Антология мировой правовой мысли, Том 2. М. Мысль. 1999 |
|