В. БЕРАР

ПЕРСИЯ И ПЕРСИДСКАЯ СМУТА

Южные провинции.

Обширные южные провинции Ирак, Фарсистан и Кирман — старая страна Экбатаны и Персеполиса, славная страна Шираза и Испагани — никогда не питали к каджарам иных чувств, кроме ненависти и презрения.

Под названием Ирака, Фарсистана и Кирмана подразумеваются все западные и юго-западные персидские провинции, оба склона горного амфитеатра, лежащего между площадью пустыни, с одной стороны, и внешними равнинами Тигра и берегами Персидского залива с другой. Тропическая долина р. Каруна служит дополнением к ним под названием Хузистана и Арабистана.

Трудно вычислить поверхность этих гор и их утесистых склонов, их "холодной области" — "сардсир " — и их "теплой области" — "гармсир". Она, вероятно, превышает пятьсот тысяч квадратных километров и равняется, пространству Франции. Число их обитателей — кочевников, должно быть, превышает полтора миллиона, а оседлое население, сельское и городское, нужно думать, достигает двух миллионов. Иранская кровь и иранские говоры во многих племенах, иранский язык и иранская культура во всех городах остались нетронутыми или восстановились, несмотря на вторжения и скрещивания. Поэтому каджар в глазах почти всего здешнего населения является варваром — воплощением проклятого Турана. С ним кочевники заключали сделки, личные и коллективные; он раздает деньги и чины. Чаще всего, однако, племена живут вне сферы его власти: он должен довольствоваться мелкими подношениями, некоторым контингентом рекрут и знаками уважения, которыми им угодно выразить ему признательность за снабжение оружием и припасами, за жалованье, замаскированное названием подарков, за почетные титулы и перенесению действительной власти на оседлые деревни. [98]

Есть такие страны, как, напр., пограничные с Турецкой империей горы, где уже три столетия династия ильханов сохраняет полнейшую автономию.

"Кочевой город Гуссеина-кули-хана состоит из тысячи или тысячи пятисот палаток, расположенных вокруг палатки повелителя в виде групп деревушек, разбросанных по долинам. Живущие в них люди это — его слуги, его солдаты, ханы разных племен, населяющих его территорию. И все это население передвигается со своим вождем и остается в одном месте не дольше пятнадцати дней, т.-е. как-раз столько времени, сколько необходимо для того, чтобы вся трава была с едена баранами, лошадьми и скотом, который в громаднейшем количестве гонится вслед за городом палаток... Как только они возвращаются на свою территорию, вид страны совершенно меняется; хотя местность такая же, но кочевники уже не остаются на вечно — оборонительном положении, вооруженные с ног до головы, как в той стране, которую мы только-что покинули. Кажется, что его поданные пользуются полнейшей безопасностью, благодаря защищающим их горам и энергии их вождя" ⁷⁵.

Столь же независимыми чувствуют себя иссавенды, луры-фейлии и луры-бахтиары, зенды и турки-кашгаи, живущие в самых гористых местах Ирана.

"Иссавенды, из племени Аслана-хана, очень дики: они мало занимаются земледелием и питаются хлебом из сладких желудей. Аслан-хан в летнее время живет обыкновенно у подножия высокой вершины Кальян-куха. Засевши в своем орлином гнезде с двумя сотнями своих всадников, он презирает власть персидского губернатора, с которым не вступает ни в какие сношения. Его всюду сопровождают сорок или пятьдесят дикарей, таких же звероподобных, как и сам он. Никогда, — говорят они, — шах не позволит себе что-нибудь потребовать от них. Они хорошо вооружены и готовы начать войну, если шах того пожелает".

Когда поддерживается "данническая" солидарность, эти могущественные горные племена остаются суверенными, и далекий шах является очень мелким князьком по сравнению с бахтиарским ильханом, который может [99] располагать пятьюдесятью тысячами воинов, или кашгайским ильбеком, который управляет тридцатью или сорока тысячами семейств. Кадасар еще бессильнее перед бедуинскими вождями понизовья, шейхами Арабистана, сопротивление которых может быть поддержано благосклонностью турок и всей бедуинской массой Ирака-Араби ни даже Неджеда. Весьма часто шахские чиновники осаждаются в городах, конвоиры и курьеры перехватываются на дорогах, и солдаты обираются донага и подвергаются побоям. Если за последнее столетие ни один из этих ильханов Фарсистана не пытался добить кидара, то причиной этого было расовое соперничество племен, их внутренняя анархия и особенно их бедность.

Эти иранские курды и луры, эти туранские кашгаи и эти арабские бедуины представляют народности трех рас и языки трех семейств. И у них не прекращается наследственная война: одной группы с другой и даже, внутри первой группы, курдов с лурами, и луров-фейлиев с лурами-бахтиарами.

Оставим в стороне курдов, с которыми встретимся еще впереди. Что касается луров, то они составляют самую многочисленную и самую компактную группу. Их от 400 до 450 тысяч душ, из которых луры-фейлии насчитывают 200 или 220 тысяч, луры-бахтиары — 180 или 200 тысяч, луры-кухгелии и мамассены — 40 или 50 тысяч.

Цифры эти, разумеется, далеко не точны и не постоянны: ничего не меняется с большей быстротой, чем эти группы кочевников. Они до крайности плодовиты. Но достаточно одного слишком дождливого или через-чур засушливого года, чтобы вымерли тысячи взрослых и все маленькие дети. Впрочем, группа от этого не исчезает: при благоприятных обстоятельствах к ней присоединяются соседи; но они при первой же невзгоде отделяются.

Бедуинов и арабов оседлых в Арабистане и на побережье Персидского залива должно быть тысяч 250. Иные из их племен и их семейств продолжают широкую кочевую жизнь по ту сторону турецко-персидской границы — от Фарсистана и Кирмана до пустыни Дамаска и до склонов Неджеда. Однако же масса все более оседает в деревнях удобной для земледелия долины, в [100] оазисах "теплой области" и побережья и особенно в местечках и городах Каруна, Шат-эль-Араба и Персидского залива. Имея склонности амфибии, араб всегда, готов перенести свое кочевое существование на воду.

Если бы Персия и Турция были культурными государствами, то он снова отдался бы речной и морской торговле, и в Мохамерах или Бондер-Аббасе опять возник бы такой всемирный рынок, каким были в свое время Бассора и Ормус.

Кашгаи, — предание гласит, что эти желтолицые турецкого происхождения переселенцы были приведены сюда из Кашгара монголом Гулагу, — и другие туранцы, которых Сефевы перевели сюда из Адзербейджана, должно быть, насчитывают тысяч сто человек. Они кочуют между Иездом и горными озерами Фарсистана, по внутренним уступам амфитеатра. Их благосостояние тесно связано с процветанием ширазо-буширского тракта, на котором они занимаются перевозкой товаров и грабежами, в виде выкупа. В то время, когда этому тракту принадлежала монополия южной торговли, под властью кашгайских ильбеков было, говорят, 60,000 палаток: к их туранскому ядру присоединились тогда бахтиары и арабы. Но большой голод 1871 года и распадение этого союза уменьшили группу почти на две трети.

Дальше в восточном направлении, среди кирманских и мекранских песков, не существует федераций. Мелкие племена и отдельные семьи зендов, бедуинов и белуджей, которые живут и грабят самостоятельно, объединяются в политический союз только в тех случаях если по соседству появляется какой-нибудь герой. В обычное время у них наблюдается полная разъединенность и анархия.

Внутри каждого из объединившихся народцев сотни кланов и ханов ссорятся между собою, мало считаясь с волей ильхана. В таких значительных бродячих группах не может быть продолжительной устойчивости. В них ильхан является предметом споров между кланами племени и между членами княжеской семьи, подобно тому, как кидар между племенами империи и членами царствующей династии. Необходимость заставила считаться с отдельными честолюбиями: каждое из крупных племен повинуется не единому вождю, но своего рода дуумвирату, триумвирату, а иногда даже власти [101] четырех лиц; за ильханом (ханом племени) надзирает ильбек (бей племени), хакам (губернатор), счетовод. Но так как компетенции их не разграничены точно, то в конце концов возникают раздоры и междоусобные войны. И тогда обращаются к авторитету шаха, который, обсудив старательно причины несогласий, пользуется таким случаем, чтобы самому управлять этими племенами или, по крайней мере, ссорить одни с другими и, ослабляя их, упрочивать свое положение.

Эти кочевники, кроме своих стад, не имеют других источников дохода, которые бы позволяли им приобретать военные припасы и оружие. Их скудное земледелие дает им только необходимый хлеб да ничтожный излишек для вывоза, которым они уплачивают на базарах за сахар, чай и керосин. Некоторые из них, до настоящего времени, как и на заре арийского человечества, питаются сладкими желудями. Прежде, благодаря кой-какой промышленности, у них водилась звонкая монета; их женщины выделывали ковры и в палатках и в городах. Но с тех пор, как швейцарцы сосредоточили это производство на своих фабриках в Керманшахе, Султанабаде и в других городах, у этих племен для приобретения ружей и патронов, являющихся у них предметами роскоши, остается единственный заработок: это — перевозка товаров, выгруженных в портах Персидского залива и на пристанях рек Каруна и Тигра — в Бендер-Аббасе и Бендер-Бушире, в Ахвазе и Шустере, в Бассоре и Багдаде — и доставка этих грузов на базары плоскогорья. Пять или шесть дорог, частью находящихся в пользовании, частью заброшенных, пересекают горы: курдская дорога — между Багдадом, Керманшахом и Хамаданом; двойная дорога луров-фейлиев и луров-бахтиар — одна между Дизфулем и Хамаданом, а другая между Ахвазом и Иснаганью; кашгайская дорога между — Буширом и Ширазом; зендская дорога — между Бендер-Аббасом и Ширазом; наконец, дорога белуджей — между Бендер-Аббасом и Кирманом.

Курдский тракт (Хамадан — Керманшах — Ханикин — Багдад, всего 400 километров по персидской территории) служит преимущественно для пилигримства и следования погребальных процессий. Иранские мусульмане, мертвые и живые, спускаются по нему к Тигру и Евфрату, к священной земле Казамеина, Самарры, Неджефа и [102] Кербелы, где покоятся зять и внуки пророка. В этой турко-арабской стране находятся священные гробницы и университеты иранского ислама. Живые направляются сюда в таком же огромном количестве, как и в Мекку; мертвые рассчитывают найти здесь прямой вход в рай ⁷⁶.

Каждый год пятьдесят или шестьдесят тысяч пилигримов, от восьми до десяти тысяч трупов и оть пятидесяти до двухсот тысяч вьючных животных спускаются с Ирана к Багдаду, через ущелья и "черные воды" Керманшаха, через "ворота Загроса", где уже Дарий и Сасаниды высекли надписи на своих бисутунских и таги-бостанских скалах.

Этот узкий проход всегда служил воротами Ирана, выводящими на равнину Тигра и Евфрата. После того, как мидийский Иран сбросил с себя вассальную зависимость от Вавилона и Ниневии, у самого выхода с этой дороги на плоскогорье была воздвигнута столица Экбатана, где ныне — пригород холодного Хамадана (1.800 метров высоты). Покуда Иран Сасанидов держал под своей властью семитов понизовья, в этих горах ктезифонские хозрои имели свой летний дворец и устраивали охоты на местную дичь, о которых до наших дней сохранили память их барельефы, высеченные на скалах.

"Дарий, великий царь, царь царей, царь Персии, царь разных стран, говорить: вот области, которые называются моими: Персия и области сузские, вавилонские, ассирийские, арабские, египетские, области приморские, ликийские, ионийские, армянские"... и т. д.

Этот бисутунский памятник славы, видевший бегство последнего Дария перед Александром, видит теперь ежедневно проплывающий поток пилигримов и набегающую волну людей и животных, проносящую вместе с собою клади с опием, кожами и шерстью, с коврами и сушеными фруктами, которыми население плоскогорья и платит Багдаду за бумажныя ткани, сахар и заграничную мануфактуру, приносимые ему обратной волной. [103]

Экспорт по Керманшахскому тракту ⁷⁷

(В тысячах фунтов стерлингов).

Что касается импорта, где английская монополия до сих пор еще царит на багдадском рынке, то он достигает следующих размеров:

Импорт по Керманшахской дороге.

(В тысячах фунтов стерлингов).

Англия ввозит свои бумажные ткани (853.000 фунтов стерлингов в 1907-8 г.); Индия — свой чай (85,000 фунтов), свой перец (28,000 фунтов), свое индиго (28,000 фунтов); Франция — свой сахар (80,000 фунтов).

Политическое значение этого тракта еще значительнее. В течение последнего столетия этим именно путем каджары вступали в сношения с независимыми магометанскими странами. Каспийское море и Персидский залив находятся во власти неверных; дороги на Тавриз и на Нушки служат для пропуска христианских караванов и солдат. Здесь же одни только мусульмане владеют и пользуются проходом.

Но русские уже предусмотрели то время, когда железнодорожная ветка от Багдада поднимется к этим воротам Загроса. Вот почему от своей каспийской дороги, идущей в направлении Решт — Казвин — Тегеран, они провели ответвление Казвин — Хамадан и наметили путь, колесный или железнодорожный, который соединит берег Каспийского моря с равниной Тигра и Евфрата, Решт с Багдадом. [104]

Двойная дорога луров должна бы служить для торговых сношений между Персидским заливом и западным Ираном и, если бы запрещения и придирки со стороны русских помешали, сношениям через северные границы, — открыть доступ Европе к каджарам. Действительно, благодаря Каруну, с его обширной равниной и долинами его притоков, привоз Персидского залива легко может, водным путем и караванами, достигнуть подножия иранских гор. А ущелья Луристана, несмотря на всю свою крутизну и утесистость, должны будут открыть проход для повозок.

Этот Карунский бассейн, — Хузистан и Арабистан, — делится на две очень различные области: у подножия гор — огромный веер равнины; по берегу Персидского залива — широкая полоса недоступных болот, где сливаются три многоводные реки: Зохрех, Джераки и Карун, отлагающие свой ил в дельте Шат-эль-Араба. Приложив некоторый труд, можно бы превратить эти реки в судоходные и особенно сделать из нижнего Каруна превосходный вход с моря в Арабистан.

В настоящее время нижний Карун засорен, и только в устьях Шат-эль-Араба могут плавать суда. И как раз на турецкой границе, обозначенной этой рекой, находится Мохаммераская пристань персидской провинции — на канале, отводящем среднее течение Каруна к Шат-эль-Арабу.

"Мохаммера ⁷⁸ разрастается с каждым днем вследствие иммиграции турецких подданных и, благодаря постройке судов, для которых лес доставляется из Ковейта и из Индии. Пароходное общество "British India Company" обслуживает еженедельное почтовое сообщение с Бомбеем; другое — "Bombay and Persia Company" отправляет через каждые пятнадцать дней грузовые пароходы. В 1908-1909 г. прибыли 23 парохода двух обществ: "Anglo-Algerian Co" и "Bucknall and "West-Ilartlepool Co" и, кроме того, 9 пароходов из Гамбурга, Антверпена и Марсели ("Hamburg — Amerika — Linue") да 2 парохода русских. По самой реке, через каждые пятнадцать дней, ходят два судна, английское и персидское, до Насри. На верхнем Каруне совершаются еженедельные рейсы. [105]

Арабистанский импорт

(в тысячах фунтов стерлингов).

Арабистанский экспорт

(в тысячах фунтов стерлингов).

Выше Мохаммера Карун судоходен до порогов, которые преграждают его между Ахвазом и Насри. Дальше вверх — второй канал еще доступен для мелких судов до Шустера, Турина этого иранского Пьемонта. Шустер действительно расположен, как и Турин, у самого подножия гор; направо и налево от него два других местечка — Дизфуль к северу и Рам Ормуз к югу — как будто стерегут выход из гор.

Над этой равниной, которая могла бы прокормить три или четыре миллиона оседлых жителей, но которую в продолжение двенадцати столетий опустошают кочевники, некогда владычествовала Суза.

"Климат Сузианы во всех отношениях подобен климату Нижней Халдеи: очень жаркий летом (термометр часто показывает 55° в тени) и умеренный в течение холодного сезона. В продолжение четырех месяцев (май-август) европейцам трудно было бы жить в Сузиане. В городах остаются только персидские чиновники, которых привязывает к месту денежный [106] рассчет; кочевники бегут в горы, а в долине могут удержаться одни только арабы. В зимнее время и весною Сузиана представляет восхитительнейшую страну, какую только можно найти: от частых дождей почва покрывается растительностью; хлебные поля и плантации риса, индиго, табаку и хлопчатника — все это зеленеет; сады обвешиваются плодами и цветами; пастбища зарастают высокими травами.

Всю южную часть занимают арабы, располагающиеся лагерем по берегам рек, посреди тощих пальмовых рощ. У подножия гор живут метисы в холодное время и луры в периоды, благоприятные для скотоводства, когда горы покрыты снегом. Персы, менее многочисленные, занимают города Дизфуль и Шустер" ⁷⁹.

Луры-фейлии держат в своих руках горный массив и проход между Дизфулем и Гамаданом (около 400 километров). Здесь в царствование Сасанидов была колесная дорога; ее разрушенные мосты существуют еще и теперь.

Но эта дорога луров-фейлиев в настоящее время заброшена. Ее природные трудности велики. До Дизфуля здесь тянется хаотическая равнина, усьшанная перекатными валунами, изрытая бурными потоками, пересеченная глубокими руслами рек. От Хоремабада Дизфуль отделен другим хаосом высоких горных цепей и узких проходов, утесистых скалистых гор и обрывистых террас и расселин, имеющих в ширину всего несколько метров, да небольших долин, заполненных грязью или твердой землей. Внизу "гармсиры" (теплые области), которые ежегодно выжигаются кочевниками для того, чтобы лучше росла трава, представляют скалистую пустыню со множеством водопадов: самые маленькие ручьи — и те преграждаются выдолбленными в мраморе пропастями, в которых дно едва видно. Верхний этаж сохранил свои леса с оленями и стадами диких кабанов, как в отдаленные дни Сасанидов.

Вокруг Хоремабада находятся впадины плоскогорья, озера и пространства плодородной земли, а также "альны" с глыбами снега на уступах кремнистых гор. Эта Хоремабадская и Бурудширдская страна почти сплошь покрыта опустевшими озерами, из которых вода [107] вытекла через образовавшиеся, медленно или внезапно, трещины в их стенах, после чего остались пространства годной для культуры земли. Высокие вершины гор, покрытые в зимнее время снегом, а в летнее облаками, обеспечивают в продолжение всего года обилие источников и дождей. Плодородие этой области прославлено всеми путешественниками; урожаи хлебов, мака, хлопка и табака служат предметом экспорта, а города окружены прекрасными фруктовыми садами и виноградниками. Но каждый год из-за этой области возникает спор между каджаром и лурами.

Все луры — кочевники. Те из них, которые в течение зимы спускаются в Карунскую долину, гораздо менее дики. Привыкши жить в соприкосновении с персами "и арабами ежегодно в продолжение четырех месяцев, они восприняли кое-что от цивилизации. Те же, которые остаются во внутренних горных долинах, представляют собою настоящих свирепых зверей. Между Хоремабадом и Дизфулем почту разносят пешие почтальоны, которые ходят поодиночке, пробираются, как умеют, через горы и на восьмой или девятый день приходят по назначению. В прежнее время почтовую службу несли верховые почтальоны; но луры часто их грабили, а иногда и убивали, и опыт показал, что надежнее проносить почту тайком.

"Караваны здесь отправляются каждый месяц. Погонщики мулов собираются группами и ожидают губернаторского разрешения отправляться в дорогу. Страна так опасна, а власти так трусливы, что эти караваны выступают из города под конвоем пятидесяти или ста всадников. После этого тысячи мулов и лошадей растягиваются вдоль горных тропинок. По вечерам на склонах пылают костры. Но при первом же нападении губернаторские всадники рассыпаются во все стороны, погонщики разбегаются, и вся поклажа может попасть в руки каких-нибудь двух десятков решительных людей" ⁸⁰.

Дорога луров-бахтиар между Ахвазом и Испаганью [108] еще недавно была во всем подобна предыдущей. Здешняя страна, которую мы очень плохо знаем, представляет почти то же самое, с той только разницей, что здесь горы гораздо выше, покрывают территорию более обширную и образуют, в промежутках между своими кряжами, более широкие долины. Везде маковые плантации чередуются с хлебными полями и цветущими пастбищами, а глинобитные деревушки — с грудами скал. На их склонах выступают естественные укрепления, "дизы", подобные тем, какие представляют края французских известняковых плоскогорий; на этих дизах, выдающихся вперед крупными утесами, иногда совсем уединенными, — таковы Лангр и Безансонская цитадель во Франции, — замки ильханов и их ханов находят себе удобные для защиты места.

Прошло немногим больше двадцати лет с тех пор, как англичане, встревоженные захватами русской торговли, решили открыть для себя этот вход в Персию через Карун ⁸¹; минуло каких-нибудь десять лет с тех пор, как они добрались этим путем до базаров Испагани и Иезда, куда их призывали их парсы и их индусы. В настоящее время эта бахтиарская дорога вполне заслуживает того, чтобы английские консулы и туземцы называли ее "Линчевским трактом". Английская пароходная Компания «Lynch Brothers», — суда которой поддерживают почти монопольное сообщение по Тигру до Багдада и по Каруну до Ахваза, — сделала ее безопасной и начинает приводить в порядок самые неудобные ее места.

Она все еще остается караванной тропой, проходящей сквозь кустарники, между скал. Однако она революционизировала — в собственном смысле слова — южную Персию. Английские консулы в Испагани писали с 1899 по 1906 год следующее ⁸²:

"1899 г. — Вопрос о дорогах в этой стране представляет поистине громаднейшее значение не только для нас, но также и для самих персов. Нам дороги необходимы для того, чтобы мы оказались в состоянии [109] устоять против торговой конкуренции русских, занять равное с ними положение на рынках центральной Персии и подобающее нам место в северной Персии.

"1903 г. — Две русские фирмы открыли свои склады в Испагани. Русское правительство оказывает им содействие вывозными премиями, специальными тарифами на своих железных дорогах и судах и кредитом в русском учетном банке; они могут продавать здесь товары по московским ценам; русский импорт увосьмерился или удесятерился...

"В продолжение трех последних лет дорога от Испагани до Ахваза, общеизвестная под названием "Линчевского тракта", оказала громадные услуги, и ею пользуются все больше — по мере того, как лучше знакомятся с нею. В 1902 году проведена вдоль нее линия индоевропейского телеграфа. Крупным ее недостатком является снег, который зимою иногда засыпает ее... Бахтиарские вожди обещали, с своей стороны, сделать все возможное, чтобы держать ее свободной для проезда в эту зиму, и я вполне надеюсь, что это им удастся.

"1906 г. — В течение 1905 г. "Lynch Brothers" отправили из Испагани в Ахваз 2.262 вьючных животных с 4.089 тюками, а из Ахваза в Испагань 5.077 животных с 10.831 тюками. Торговля увеличивается, несмотря на снег в зимнее время. Караван из 60 мулов, отправленный из Ахваза 11-го января 1906 г., был задержан снегом в Ардале; после шестнадцатидневной остановки, он с трудом добрался до Ахваза.

"1907г. — Агент Компании "Lynch Brothers" сообщил мне следующую табличку, определяющую торговлю между Ахвазом и Испаганью за четыре последних года:

Для торговли Фарсистана этот бахтиарский "Линчевский тракт " заменяет с каждым днем все больше кашгайскую дорогу, которая сбегает по уступам в кратчайшем направлении от Шнраза к Буширу. В течение двух последних столетий, с тех пор, как [110] Керим-хан сделал было из своего Шираза столицу Юга, эта кашгайская дорога служила главной торговой артерией в направлении к Персидскому заливу и почти единственною связью между Персией и остальным миром. Она имеет только одно преимущество — краткость; зато вся она состоит сплошь из головокружительных лестниц ("котэл"), которыя так наглядно, до ощущения всей их трудности, описаны у Пьера Лоти. Эти ущелья позволяют проходить всадникам и вьючным животным поодиночке и как по трапу.

Бушир, в который упирается этот путь к Персидскому заливу, расположен оазисом среди пустынных песков. Это — городок с 25.000 жителей, у подножия накаленных солнцем скал. Окружающая его область все больше и больше захватывается почти независимыми вождями племен, которые берут с караванов суровые выкупы, и дорожными стражниками, которые на каждом этапе дерут "рахдары" (путевые пошлины). Погонщики мулов начинают покидать эту дорогу. В последние десять лет, за несколькими случайными исключениями, импортная торговля Бушира идет на убыль.

Импорт Экспорт ⁸³.

(в тысячах фунтов стерлингов).

Бушир все-таки остался английским портом. Немцы в 1897 г. пытались, но безуспешно, основать в нем "Немецко-Персидское Торговое. Товарищество". Русские прислали сюда в промежуток времени между 1901 и 1904 гг. несколько тюков мануфактуры и сахара на пароходе Добровольного Флота "Корнилов". В последние годы здесь появились голландцы в поисках покупателей на свой явский чай. Но манчестерские бумажные [111] ткани, бельгийский и французский сахар, цейлонский, карачинский и рангунский рис, мадрасское и хайрпурское индиго заполнили этот рынок, который расплачивается вывозом опия, москательных товаров, сушеных фруктов и ковров ⁸⁴.

Буширская торговля в 1907-1908 гг.

(в тысячах фунтов стерлингов).

Импорт

(в тысячах фунтов стерлингов).

Экспорт

(в тысячах фунтов стерлингов).

Барышам Бушира, по-видимому, угрожает опасность. Кашгайская дорога делается все менее и менее пригодной по мере того, как она заменяется бахтиарскою, и ее ожидает такая же участь, какая постигла старую дорогу от Шираза до Бендер-Аббаса, через зендскую территорию и "Ларское царство", как говорили Тавернье и Шардэн. Во времена Сефевов по этому ларскому пути проходили все караваны Фарсистана; из Испагани, как и из Шираза, все они направлялись сначала к Ормузу, а потом к английскому Бендер-Аббасу. Нет такого путешественника XVII-го столетия, который бы не описывал прохладных озерных долин, возвышенности, засыпанной снегом в продолжение зимы, раскаленных ступеней береговой лестницы и огненной, летом смертельной печи Бендер-Аббас, — так что во все времена года караваны испытывали большия страдания. [112]

"Ажудушская или Жарронская (Джарунская) гора — самая суровая и самая опасная для путешественников из всех, какие видел я в Персии. Часто случается очутиться на краю ужасной пропасти, где дорога шириною не больше четырех футов отгорожена on. пропасти только стеной или рядом камней, высотою только в два фута; при таком ограждении охватывает ужас, когда посмотришь вниз.

"Спуск представляет такую необыкновенную крутизну, какой я никогда не видел; при этом дорога как бы усеяна большими камнями и обломками скал, среди которых лошади негде ногу поставить, как. следует " ⁸⁵.

Почти повсюду вода горька или кишит червями; во всякое время года-разбойники и звери. Среди скал и песков лежит Лар, большой город, в котором "летом стоит зной, невыносимый для того, кто не здесь родился". Ниже — "пустынная Карамания" с ее бурным сирокко, который даже весною мешает передвижению в течение всего дня; тут и пески, и тучи саранчи, и внезапные потоки, которые после грозы низвергаются с гор и уносят животных и людей. Рейд Лииджах открывал кратчайшую лестницу подъема. Еще и теперь торговля Линджаха не лишена значения.

Линджахская торговля.

(В тысячах фунтов стерлингов).

Но Бендер-Аббас остается главным портом этого пути. Только но ширазской дороге он обязан своими оборотами, а тем караванам, которые поднимаются к Кирману, к Сеистану и к Хорасаиу.

Еще тридцать лет тому назад Бендер-Аббас был центром торговли с большим районом: его операции распространялись до Аральского моря и до ворот китайского Туркестана. В то время, когда русские еще не были хозяевами Закаспийской степи и ханств, когда англичане еще не умиротворили и не присоединили к [113] себе возвышенных долин Инда, бомбейские транспорты доходили до Бухары, до Самарканда и даже до Кашгара в обход через Бендер-Аббас. Но когда русские протянули свои железнодорожные линии от Черного моря до Китая, все то, что начали зарабатывать русские порты Кавказа и Каспийского моря, Бендер-Аббас стал терять. Затем русские пионеры, но дороге из Асхабада в Мешхед, проникли в Хорасан; и вот еще одна провинция ушла от посредничества Бендер-Аббаса. Проникнув дальше к югу, русские захватили даже Сеистан, который теперь сделался ареной коммерческой бор бы, так что фронт английского наступления, который некогда находился в Бухаре, а потом в Мешхеде, теперь отодвинулся к югу, до Кирмана.

Кирман ⁸⁶, огромный базар, имеют, по меньшей мере пятьдесят тысяч жителей; его территория при лучшем орошении могла бы прокормить вдвое больше. Кирман ведет торговлю коврами, сушеным миндалем и фисташками, и англичане пытались довести сюда две свои караванные дороги, идущие из Индии: сухопутную Пушкинскую дорогу через Белуджистанскую пустыню u сухопутно-морской путь из Курраш через Бендер-Аббас. Но Кирман отделяют от Персидского залива пятьсот километров утесистых пустынных гор, a no направлению к Нушки лежит пустынное плоскогорье протяжением в тысячу двести километров.

Торговля встречает здесь огромные затруднения: товары, выгруженные в Бендер-Аббасе в мае 1907 г., были доставлены в Кирман 22 февраля 1908 г., так как первый караван после мая 1907 года не мог тронуться из Бендер-Аббаса раньше 5 января. Почта идет целый месяц; телеграфа нет, и купец не располагает никаким быстрым средством, чтобы предупредить получателя об отправке товара. Через тридцать дней он получат письмо, извещающее его о том, что товары отправлены из Бендер-Аббаса ни придут к нему через два месяца; в промежутке — нечего делать.

Транспортирование не организовано. Бендер-Аббасский купец должен искать "чарвадара" (проводника), который составит караваи из верблюдов, [114] принадлежащих нескольким мелким владельцам, из которых только один или два знают дорогу: пересылка 600 фунтов груза, доставляемого таким способом за 300 миль, в продолжение восьмидесяти дней, стоит около 125 франков " ⁸⁷.

Колесная дорога, прибавляют английские консулы, скоро оживила бы эти южные округа, которые из культуры лавзонии, хлопчатника и табака извлекали бы огромные доходы. Английская экспедшця, отправленная из Индии (в 1904-1905 г.), могла только высказать то же пожелание. А пока англичане пристроили вокруг своего Кирманского консульства несколько индусских купцов и прилагают усилия к тому, чтобы пробудить небольшую общину туземных гебров. Они исследуют также местные минеральные богатства и стараются заинтересовать крупных землевладельцев горными промыслами и бурением артезианских колодцев.

Консульство вступило в 1904 году в одиннадцатый год своего существования. В прежнее время никогда европеец не прожил бы здесь дольше нескольких месяцев; теперь же тут существует постоянная колония из 22 человек и медленно увеличивается, обслуживая маленькую больницу, англо-индийский телеграф и отделение "Персидского Государственного Банка" (английское общество). Здешняя провинция, еще недавно неведомая страна, в настоящее время одна из наилучше исследованных областей Персии.

"Благодаря, главным образом, английскому консульству, среди кирманских персов замечается громадный прогресс. Некогда они едва осмеливались пробовать счастье в торговле; теперь они стоят в ряду самых богатых купцов. У многих из них дети обучаются английскому языку в школе, содержимое на пожертвования бомбейской общины парсов " ⁸⁸.

Кажется, от Бендер-Аббаса до Кирмана можно было бы провести железнодорожную линию без слишком больших расходов и технических работ.

"Удобная линия на Минаб, Хану, Беган и Бам позволила бы обойти высокую цепь Джебел-Баризских гор. Между Кирманом и Беганом уже пробовал [115] пускать повозки, и можно бы посылать их на 80 или 90 километров дальше к югу. Для того, чтобы пробраться на ту сторону, по-видимому, не потребовалось бы больших усилий".

Тогда Бендер-Аббас вернул бы свое былое процветание. Теперь же это — только сонная гавань, у которой Бушир отнял первую роль.

Торговля Бендер-Аббаса

(в тысячах фунтов стерлингов).

На долю Англии и Индии приходится четыре пятых, от 35% — 70% импорта и от 70% до 80% экспорта.

Англичане, успокоившись с этой стороны после того, как англо-русское соглашение 1907 года признало Бендер-Аббас, Кирман и Сеистан в сфере их влияния, все больше и больше направляют свои усилия в сторону Каруна и бахтиарской дороги, Бушира и ширазской дороги, — к тому южному поясу, который соглашение 1907 года оставило нейтральным, между северным русским владением и юго-восточным английским. Бахтиарские вожди взимают звонкой монетой цену той дружбы, которая делает их дорожными агентами, поставщиками людей и животных, надсмотрщиками и защитниками обозов. Но бахтиары отлично понимают, что их нынешняя нажива и разорение их соперников зависит от их сделки с торговым домом "Lynch Brothers", от их подчинения этому "дорожному королю".

Союз между "дорожным королем" и ильханами, ильбеками, ханами и пр. с каждым годом делается все теснее. Так, когда в первые месяцы 1909 года верхние базары призвали к себе на помощь английского поставщика для борьбы с двойным бедствием деспотизма и анархии, бахтиары сейчас же откликнулись.

* * *

Если исключить царскую столицу — Тегеран (250,000 жителей), столицу наследника престола — Тавриз (200,000 жителей), религиозную столицу — Мешхед (70,000 жит.) и [116] каспийские два порта — входа и прохожую Барфруш с Рештом и Казвин (от 40,000 до 50,000 жит.), — то все крупные города нынешней империи останутся на долю западных и юго-западных провинций. Таковы: Испагань — с 80,000 или 100,000 жит.; Кирман, Керманшах, Шираз и Иезд — с 30,000-50,000 жит.; Хамадан, Кашан, Кум, Дизфуль — с 20,000-30,000 жит.; Бушир, Мохаммера, Шустер, Бурудширд — с 10,000-25,000 жит. И к каждому из этих городов надо присоединить довольно большое число местечек, из которых каждое имеет несколько тысяч жителей ⁸⁹.

В политическом отношении эти города можно разделить на две группы: города Ирака и города Фарсистана.

Города Ирака населены турками, курдами и евреями — в таком же количестве, как и буржуазией иранского происхождения. Расположенные вдоль священной дороги, они являются ближайшими соседями царя царей, более удалены от европейского влияния и несколько погружены в курдском варварстве. В результате получилось то, что они всегда были склонны к смирению, и царским чиновникам легче было держать их в повиновении. Здесь аристократическая и религиозная партия относилась благосклонно к деспотизму, а националистические требования не имели стимула коммерческого интереса.

После 1903 года Хамадан вошел в сферу русского влияния: русские продолжили до него свою решт-казвинскую дорогу, и уже предполагалось установить регулярное автомобильное сообщение и построить станции в местах остановок. Персидская компания, которая в своем административном совете имела нескольких министров, объявила, что она предпримет сооружение дороги между Хамаданом и турецкой границей. "Как во всех персидских затеях, — прибавляет английский консул, — дело ограничилось разговорами; ничего не было сделано". "Мирное проникновение" принесло только выгоды: оно побудило содержателей караванов и поставщиков Багдада понизить цены и заставило лучше платить за опий, [117] кожи и другие предметы первостепенной важности. Можно сказать, что никто в Хамадане не быль революционером.

В Керманшахе борьба между реакционерами и патриотами вначале была сильнее.

"Март, 1907 года. — Выборы привели к некоторым волнениям. Консул его британского величества был приглашен губернатором и разными партиями в качестве посредника, но отказался, заявив, что эти дела не касаются его. 4-го марта народная партия объявила забастовку и укрылась на телеграфе, а часть ее разместилась на ближайших террасах Майдана (площади). Аристократическая партия собралась в доме одного муллы. 18-го числа мимо двери, за которой открывались аристократы, проходил один демократ, его приветствовали криками и камнями. Он бросился к Майдану, крича, что его хотели убить. Тогда весь народ с Майдана побежал с палками к дому муллы; его встретили ружейными выстрелами. Все утро происходила пальба, но довольно неумелая, потому что только один оказался убитым наповал, — какого-то ребенка настигла шальная пуля, — да два человека, говорят, умерли от полученных ран.

"Июнь, 1907 года. — При содействии губернатора, автократическая партия одолела. Две тысячи демократов, укрылись в консульстве его величества. Аристократы захватили телеграф и арестовали все депеши, адресованные в народное собрание. Губернатор потребовал, чтобы консул его величества выдал ему демократического вождя. Пока происходили переговоры, толпа открыла огонь по зданию консульства. Затем аристократы послали в Тегеран депеши и, между прочим, одну в русское посольство, которую оно любезно сообщило нам.

"Июль, 1907 года. — Хамаданский губернатор, посланныый в Керманшах в качестве посредника между этими двумя партиями, приехал 20 июля. Ему тотчас же удалось заставить демократов разойтись no домам. Город спокоен, продолжаются обычные убийства и кражи ⁹⁰.

Весною 1908 года племена Луристана начинают грабить: какавендский клан угрожает городу, [118] захватывает дорогу; базар напрасно ждет своих караванов. Но до июня 1908 года спокойствие нарушается только "обычными убийствами и кражами". Таким образом, июньский переворот, направленный против народного собрания, принимается городом безучастно. Только весной 1909 года, когда рештские и тавризские революционеры начинают побеждать, Хамадан примыкает к националистической программе (25 марта), и демократы Керман-шаха, укрывшиеся в турецком консульстве, собирают по подписке 50,000 франков, — для того, как заявили они, чтобы поднять против шаха ходабендульских курдов. Но до взятия Тегерана северными революционерами никто не трогается с места.

Города Фарсистана, более иранские по языку и по культуре, в течение нескольких столетий воспитывались поэтами в чувстве отвращения к туранцам, а воспоминания о недавнем блеске в сопоставлении с состоянием нынешнего упадка воспитали их в духе преклонения перед Сефевами и Зендами, которые придали им столько блеска и презрения к Каджарам, которые их разорили. В последнее столетие, воспитанные в мессианических мечтах пророками и представителями религии, они терпеливо ожидали пришествия божественного судьи, предтечей которого объявил себя в 1848 году Баб ⁹¹.

Первый Каджар, Ага-Мохамед, прошел Фарси-стан до конца только после нескольких месяцев осад и целого ряда жестокостей. Так, при взятии Кирмана, — он отдал своим солдатам в рабство 20,000 женщин и детей. А себе он, как рассказывают, велел подать на блюдах 70,000 штук человеческих глаз, которые сам считал концом своего ножа. Его наследники продолжали тот же режим: всего двадцать лет тому назад, один из их принцев, бывший губернатором Испагани, не произвел никакого скандала тем, что приказал вскрыть одному непокорному грудную клетку л вынуть сердце, которое он повертел, взвесил в своей руке и потом раздавил своим каблуком.

Эти города Фарсистана, придавленные страхом, отличаются далеко не воинственным темпераментом, и страшные воспоминания об афганском нашествии на каждом [119] повороте улицы оживляют их любовь к миру. Их богатые буржуи в продолжение XIX столетия надеялись только на мятеж какого-нибудь каджарского принца, которого они готовы были авансировать деньгами для того, чтобы он сформировал себе армию, захватил престол, как только умрет шах, и перенес кидар в один из городов юга. В 1835 году, в Ширазе, Каджар Гассан-Али-Мирза (Ферман-Ферма) сделал попытку к такому мятежу по кончине шаха Фата-Алия. В 1850 году, после смерти шаха Мохамеда, молодому Наср-эд-Дину пришлось отбирать Испагань от одного из своих дядей. С 1870 по 1888 год любимый сын Наср-эд-Дина, прославившийся Зилл-эс-Султан (которому теперь пятьдесят девять лет) казался таким избранником — мстителем.

Зилл-эс-Султан, хотя и старший сын шаха, но от наложницы, не был наследником престола-велиа-дом. Зато его отец, вначале предпочитавший его другим, соединив все южныя провинции, образовал для него нечто вроде наместничества пространством на одну четверть больше Франции. Будучи суровым полицейским для городов и дорогь, сдерживая твердой рукой племена, жестоко эксплуатируя деревни, Зилл-эс-Султан сформировал себе регулярную армию в двадцать тысяч чело-век, дисциплинированных и вооруженных по-европейски, и двадцатитысячную иррегулярную милицию. Но через восемь лет Наср-эд-Дину стал страшен этот слишком могущественный наместник, и он после 1890 года оставил своему сыну только губернаторотво в Фарсистане, где Зилл-эс-Султан, — чиновник сперва своего брата Мозаффер-эд-Дина (1896 — 1907 года), а потом своего племянника Мохамеда-Алия, — продолжаль свое жестокое и хищническое управление, когда вспыхнула революция.

Эти благоразумные города Фарсистана выступили за революцию вместе с городами севера, но после них и далеко позади их. В 1907 году они высказались в пользу конститудии, прогнали своих губернаторов и избрали себе "энджумены" — местные советы — для наблюдения за чиновниками Каджара. Но их вожаки, — здесь, религиозная особа, на бедность которой правительство не обратило внимания, там именитый купец, причастный к таможне или каким-нибудь подрядам, — возбуждали [120] и подкупали толпу только для того, чтобы удовлетворить чувство злобы или собственные интересы ⁹².

"Январь 1907 года. — В Испагани, пишет Барнгэм, выдающийся муштехид ага Поджефи провел выборы так, чтобы иметь защитников своих интересов в народном собрании. Местный совет, который взял в свои руки управление провинцией, под председательством шейха Наруллы, собирался дважды в неделю и, вмешиваясь во все, вызвал всеобщее недовольство и смятение.

"Февраль 1907 года. — Ага Неджефи, в разговоре с секретарем консульства, говорил о предстоящей необходимости заставить евреев, армян и даже европейцев Испагани принять костюм и обычаи, более соответствующие тому уважению, какое они обязаны высказывать к исламу".

"Март 1907 года. — Народ потребовал удаления Зилл-эс-Султана; шах уступил. Вождь движения — со стороны мулл шейх Парулла, а со стороны купцов хаджи Мохамед-Гусейн Казеруни. Хаджи Мохаммед — кредитор Зилл-эс-Султана на огромную сумму; он, без сомнения, рассчитывает, что вернее получит свои деньги, если его высочество не будет здесь губернатором".

"В г. Ширазе энджумен-и-ислам (мусульманский комитет), состоящий из пятисот священников и купцов, поклялся защищать народное собрание и конституцию даже ценою собственной крови, а один патриот подкрепил свой крик: "Да здравствует свобода!" ударом ножа в глаз еврейскому ребенку".

Когда был прогнан Зилл-эс-Султан, очень скоро оценили приятные стороны его ненавистной тирании. Городам начали угрожать кочевники, которые со всех сторон стали сбегаться для грабежей. Дороги были отрезаны, и прекратилась доставка товаров, купленных в портах, и фруктов из деревень, и цветов и овощей из пригородов, и даже хлеба насущного. Во имя свободы, сельские жители (раят) образовали жакерию и прогнали сборщиков десятины. Богатые купцы подвергались оскорблениям на улицах и не решаются, из опасения грабежа, прогуливаться даже в ближайших розовых садах". [121]

"Апрель 1907 года. — Местное собрание в Ширазе продолжает свою оппозицию губернатору, который объявил нашему ⁹³ консулу, что не может больше сдерживать толпу, возбуждаемую письмами из Тавриза. Еврейский квартал подвергся нападению, и это должно усилить еврейскую эмиграцию: за эти последние месяцы больше 70 еврейских семейств покинули Шираз для Палестины".

"Май 1907 года. — Народный бунт против губернатора; его обвиняют в пособничестве деспотизму; лавки закрыты; обращение к тегеранскому собранию отправлено с нарочным. Дороги сразу сделались опасными; несколько караванов разграблено; один доставил на сорок тысяч франков английских товаров; между Ширазом и Буширом ограблена английская почта. Чтобы оправдаться, губернатор телеграфировал собранию, что "в этом виноваты англичане".

"Июнь 1907 года. — Жители Тавриза писали в Испагань, чтобы иросить высшее духовенство помочь им в их. давлении на шаха, ага Неджефи говорил в проповеди к народу об отказе в уплате налогов до тех пор, пока шах не подпишет дополнительных статей конституции. Он советовал не употреблять больше европейского сукна и объявил, что он не станет носить тканей, сфабрикованных неверными. Местное собрание требует, чтобы губернатор не позволял мусульманским детям посещать школы миссионеров.

"Август-сентябрь 1907 года. — Испаганский губернатор поссорился с бахтиарским ильханом, которого он хотел заменить другим членом ильхановой фамилии. Шайка бахтиар заняла дорогу из Испагани в Куме и грабит почту и караваны. Два раза в неделю сторонники аги Неджефи и других аг дефилируют по Майдану (площади) с огнестрельным оружием. Их число все растет; деревенские жители сходятся к агам и записываются в ряды фидаев, чтобы найти себе покровительство и не платить больше десятины помещикам. В местное собрание духовные лица и купцы внесли запрос о том, почему аги захватили зерновую монополию на иездскои дороге; ага Нарулла велел их избить. Но когда аги хотели поднять цену на хлеб, началось [122] народное волнение, которое улеглось только при известии о возвращении Зилл-эс-Султана. Тогда закрылся базар; посьшались депеши в Тегеран; начались визиты в русское и английское консульства и столкновения между фидаями и сторонниками Зилл-эс-Султана. Наконец, выяснилось, что известие было ложно, и восстановилось спокойствие.

"Октябрь-ноябрь 1907 года. — Увеличивается недовольство местным собранием, распоряжения которого никогда не исполняются. Губернатор просит отставки. Председатель народного собрания говорит, что нужно вызвать аг в Тегеран и назначить энергичного губернатора. На иездской и ширазской дорогах продолжаются грабежи; шайка в сто человек захватила еще двадцать мулов и ослов вместе с поклажей. В Ширазе сторонники двух партий убивают друг друга, и базары закрываются".

Декабрь 1907 года. — В Испагани аги запретили торговые сношения с европейскими фирмами. Но, будучи связаны с туземными фирмами, продающими европейские товары, они не запрещают торговать товарами иностранного происхождения. В Ширазе две партии все еще борются между собою. Партия ларов, воспользовавшись поддержкой бахтиар, заняла две мечети. Партия каманов призвала бедуинов. Кашгаи отрезали все южные дороги" ⁹⁴.

Очутившись между разбойниками извне и грабителями внутри, фарсы почувствовали, что конституционное усердие ослабевает. Избавителем явился Зилл-эс-Султан, когда шах, по соглашению с народным собранием, соизволил послать его в Шираз в качестве губернатора (в апреле — мае 1908 г.). Спокойствие несколько восстановилось; грабители удалились от города. Таким образом, в июне 1908 г., когда шах выполнил государственный переворот, направленный против народного собрания, южные города предложили рештским и тавризским конституционалистам, в качестве боевого вождя империи, того самого Зилл-эс-Султана, который побудил их к мятежу. Шах поспешил — изгнать этого опасного дядю: самые невежественные в Персии знают, немножко французскую историю; Каджар царствующей линии вспомнил о Бурбонах и Орлеанах. [123]

Этот реакционный переворот не слишком смутил испаганских патриотов: самые расторопные из них сейчас же вступили в переговоры о примирении с деспотизмом.

"Август 1908 г. — Ясно, что у шаха нет сторонников в Испагани; но, несмотря на все, вожди националистической партии охвачены ужасом. Кажется, что ага Неджефи старается теперь в пользу шаха; его брат, ага Нарулла, публично осуждает шахские прокламации и приказывает закрывать лавки; губернатор велел объявить через глашатаев, что всякая закрытая лавка будет разграблена солдатами.

"В Ширазе пятнадцать артиллеристов укрылись в британском консульстве, чтоб добиться уплаты жалованья, которого они не получали в течение целого года".

Нужен был героический пример Тавриза и продолжительные настояния рештян, чтобы расшевелить, наконец, патриотов юга. Нужно было появление бахтиар, чтобы заставить их принести жертву народному делу если не своею кровью, то материальною помощью.

"Январь 1909 г. — В декабре грабительство вице-губернатора и деспотизм губернатора вызвали в Испагани волнения. После долгих переговоров между губернатором и начальником духовенства, казалось, должно было установиться соглашение. Как вдруг, 2-го января, появился Самсан-эс-Салтанэ с несколькими сотнями бахтиар, для подкрепления народной партии. Самсану-эс-Салтанэ, бахтиарскому ильхану, грозила опасность: один из бахтиарских ханов заслужил доверие шаха тем, что набрал среди своих шайку, которую выслал против Тавриза. Этот хан просил ильханство для своего брата. Шах вызвал в Тегеран Самсана-эс-Салтанэ, но только воздержался от поездки под предлогом болезни и в виду необходимости поддерживать "порядок в своем племени".

"Губернатор выслал солдат с пушкой против народа и бахтиар. А когда они одержали верх, он велел солдатам грабить базар: восемьсот лавок сделались их добычей; одни определяют убытки в двести тысяч фунтов, а другие — в пятьсот тысяч, т.-е. от 5 до 25 миллионов франков. Губернатор укрылся со своими солдатами в британском [124] консульстве. Бахтиары взяли город и разграбили дворец. На другой день, при радостных криках парода, Самсан-эс-Салтанэ явился с восемью сотнями бахтиар.

"Нет сомнения, что Самсан-эс-Салтанэ сначала хотел укрепить свое положение в племени. Труднее определить, в какой мере вдохновляли его националистические чувства. Он объявил, что готов выступить, после того, как будет иметь гарантии личной безопасности и обеспечит испаганскому населению конституционные права. Было созвано временное собрание, которое сделало принудительный заем в 20,000 туманов (около 100.000 франков) на расход по бахтиарской экспедиции".

С февраля по апрель 1909 г. шах, кажется, тянул нескончаемые переговоры с бахтиарами и испаганцами, как и с жителями Решта. "Синяя Книга", так прекрасно осведомленная относительно других городов, ничего не говорит нам об Испагани в продолжение этих трех месяцев; в этот период Самсан-эс-Салтанэ царствует в городе, а его брат, сердар Ассад, подготовляет свой поход на Тегеран.

Этот Хаджи-Алий-кули-хан, более известный под своим почетным титулом "Сердара Ассада" (маршала) — один из членов правившей бахтиарами ильхановой семьи. В продолжение последних десяти лет он оспаривал или делил со своими родными и двоюродными братьями ильханство, ильбекство и хакимство своего племени, обращаясь за поддержкой своих притязаний то к авторитету шаха, то к посредничеству английского посольства или "дорожного короля". Обманувшись в своих честолюбивых замыслах и недовольный новым шахом, Мохамедом-Алием, он с 1907 года сблизился с либералами и принял участие в общей политике; заботы о своем здоровье заставили его покинуть империю. В Европе, преимущественно в Париже, он узнал тогда счастливые дни. Не без труда, весною 1909 г., настойчивые письма рештян побудили его вернуться для того, чтобы принять на себя командование патриотами-революционерами юга.

Он уехал из Парижа, напутствуемый английскими симпатиями. Дипломатия сэра Эдуарда Грея, лояльно верная англо-русскому соглашению, сохраняла принцип невмешательства по отношению к шаху и к революции. Но английская торговля и — почему не сказать этого? — фирма [125] "Lynch Brothers", жизненным интересам которых угрожала опасность, не могли чувствовать никакой нежности ни к этому соглашению, которое предоставляло русскому влиянию и русской торговле всю северную Персию, со включением Иезда и Испагани, ни к Каджару, который им казался лишь петербургским наместником. Фирма "Lynch Brothers" откупила от русско-персидского общества концессию на тегеранско-испаганскую дорогу с ее кумо-султанабадской веткой, которая должна была сделаться началом будущей английской дороги Кум — Султанабад — Хоремабад — Дизфуль через земли луров-фейлиев. Английское общественное мнение было взволновано убийствами богатых персов, евреев и армян, о которых получались сведения из Кирмана, Иезда и Шираза. Шахские чиновники считались подстрекателями или потатчиками покушений на английских подданных и на лиц, пользующихся английским покровительством.

Весною 1909 года сердар Ассад вернулся в свои горы, пользуясь английскими пароходами и железными дорогами. "В то время, как все другие дороги наводнены грабителями, бахтиарская дорога остается открытой", ишсали английские дипломаты ⁹⁵. Сердар набрал среди Бахтиар две или три сотни и присоединился в Испагани к своему брату Самсану-эс-Салтанэ, потом, через Кашан и Кум, пошел навстречу Сепехдару и рештянам, которые только-что взяли Казвин. Обе патриотические армии вместе подошли к Тегерану.

После капитуляции шаха сердар сделался товарищем Сепехдара в правительственной коалиции, составленной объединившимися революционерами севера и юга. Он принял портфель министра внутренних дел — может быть, в ожидании лучшего, потому что, покидая Париж, он показывал на своей огромной сабле девиз: "Смерть Каджару". Если бы его союзники, рештяне, ему сочувствовали, почему бы этому ильхану — победителю не взять кидара, согласно традиционному, вечному обычаю иранских революционеров?

В его отсутствии другой претендент пробовал привести в брожение южные племена. Третий сын Мозаффер-ед-Дина, Салар-эд-Доулэ (родившийся в 1881 году), [126] губернатор Луристана и зять одного лурского ильхана, сделал попытку весною 1907 года поднять мятеж против своего брата Мохамеда-Алия. Но свои ему изменили, и английский консул, у которого он искал убежища, отступился от него. Он был заключен в тюрьму, бежал оттуда и уехал в Европу, сначала в Стамбул, где был хорошо принят младо-турками, а потом в западные столицы, где он, однако, не нашел той помощи, на которую, быть может, надеялся. Призванный своими луристанскими друзьями, он пустился в путь — за кидаром, но не с большим успехом.

По-видимому, рештяне не склонны были отдать кидар южанам. Вот почему, охраняя малолетнего Каджара, возведенного ими на престол, они хотели над сердаром и Сепехдаром поставить, в качестве первого министра, единственного человека, которого считали способным утвердить парламентарный режим — Наср-эль-Мулька. Это-третий тип реформатора-патриота: аристократ-либерал северо-запада.

Комментарии

76 См. «La Perse d'aujourd'hui», Eug. Aubin, стр. 923 и след.

77 «Diplomatic and consular reports», Animal Series, № 4100.

78 «Diplomatic and consular reports», № 4134 и 4343.

79 De Morgan, «Mission» и т д., стр. 258 и след.

80 De Morgan, «Mission» и пр., II, стр. 174 и след. Кроме Моргана, Керзона, Обэна и других путешественников, относительно этой области следует прочесть прекрасный отчет английского агента Г.-Л. Рабино (1903 г.) в «Diplomatic and consular reports», Miscellaneous Series, № 590

81 После долгих наследований, какими особенно занимался Керзон (см. том II его книги о Персии).

82 «Diplomatic and consular reports», Annual Series, № 2260, стр. 12-13; № 3315, стр. 5 и 11; № 37403, стр. 6; № 3923, стр. 7.

83 «Diplomntic and consular reports», Annuals Series, №№ 3360, 3579, 3885 и 4134,

84 Я только резюмирую донесения английского консула и в частности № 4179 из Annual Series.

85 Chardin, изд. Langlcs'a, VIII, стр. 468.

86 «Diplomatic and consular reports», Annual scries., № 3748.

87 «Diplomatic and consular reports», № 4067.

88 «Diplomatic and consular reports», № 3032.

89 Большую часть этих цифр, очень гипотетических, я заимствовал из труда Е. Fevret, «Le groupoment des centres babites en Perse», помещенного в «Revue du Monde Masnlman», 1907, 11, стр. 195.

90 «Снняя Книга», № 4581, стр. 20, 28 и след.

91 Мы к этому еще вернемся

92 См. Aubin: «Perse d'aujourd'hui», стр. 278 и след.

93 Английскому.

94 «Синяя Книга», passim.

95 «Синяя Книга», 4733. стр. 12

Текст воспроизведен по изданию: В. Берар. Персия и персидская смута. СПб. 1912