К ВОПРОСУ ОБ ИММУНИТЕТЕ В АЗЕРБАЙДЖАНЕ В XVII—XVIII ВВ.

Исследование производственных отношений и общественного строя восточного Закавказья и южного прибрежья Каспия в период персидского владычества и полунезависимых ханств, т. е. в XVI—XVIII вв. (точнее, для собственно Азербайджана — до 20 гг. XIX в., т. е. до ликвидации ханств и введения здесь русской администрации), ¹ представляет не только специально кавказоведческий интерес. Слабая степень разработки данного периода в научной литературе, отсутствие в ней синтетических выводов о путях развития и формах переднеазиатского феодализма в этот период, высказывавшиеся время от времени сомнения в самом существовании этого феодализма, — все это крайне усложняет задачу исследователей, но, с другой стороны, и сближает пути исследования социального строя разных стран Передней Азии, направляя их к разработке и выяснению одних и тех же проблем.

Полной картины феодального строя восточного Закавказья и, в частности, Азербайджана при современном состоянии научной разработки его истории мы еще не имеем. Какие стадии проходила феодальная формация здесь, какими особенностями местный феодализм отличался от феодального строя других стран Передней Азии, какие формы феодальной ренты преобладали здесь в разные периоды и т. д., — на все эти вопросы мы сегодня не находим ответа в наличной исторической литературе. Можно лишь отметить, что в так наз. сефевидский период, — с начала XVI в., — в восточном Закавказье, т. е. в нынешнем советском Азербайджане (Ширван и Арран) и в нынешнем иранском Азербайджане, как и в нынешней советской Армении (несмотря на то, что в этой последней стране сохранились еще некоторые специфические черты [36] раннеармянского феодализма), сложился особый тип феодальных отношений, весьма близкий к феодальному строю Персии ² и: существенно отличный от феодализма Дагестана, Грузии, османской Турции, Средней Азии. Конкретное изучение феодальных производственных отношений и институтов могло бы дать плодотворные результаты для выявления особенностей феодального развития в других странах Передней Азии.

Попытки более или менее решительного отрицания существования феодальных отношений в восточном Закавказье, как прежде (имеем в виду представителей школы русского великодержавного кавказоведения), ³ так и после Октябрьской революции (защитники господства азиатского способа производства в Персии и Ср. Азии и в Азербайджане даже еще в XIX в. ⁴, несмотря на их марксистскую фразеологию, в сущности находились в плену концепции историков-великодержавников, материалом и выводами которых они по преимуществу пользовались, не обращаясь непосредственно к источникам), по-видимому, теперь являются уже пройденным этапом в советской историографии восточного Закавказья. Как бы мы не представляли себе феодальное развитие восточного Закавказья в данную эпоху, развитой характер форм феодального землевладения здесь подтверждается борьбой крупных сеньоров с центральной властью (персидской) за удельную независимость и значительным распространением такого специфически феодального института, как иммунитет; его применение в фактически существовавших производственных отношениях выступало довольно ясно, хотя не всегда оно находило ясное отражение в феодальном праве. На существование иммунитета историками Азербайджана не было обращено достаточного внимания.

Время появления иммунитета в Азербайджане (как и в Персии) можно установить лишь приблизительно. Можно [37] с большой долей вероятности утверждать, что в период арабского владычества, по крайней мере до начала разложения халифата (VII—IX вв.), иммунитет в Арране (Албании, т. е. нынешнем советском Азербайджане), как общее правило, признанное центром, не существовал. Мы знаем, что местные «христианские» феодальные сеньоры-батрики (***) — армяне и албанцы, в тот период, вероятно, численно преобладавшие, платили со своих имений в казну халифата подати — джизийю и харадж, а землевладельцы-мусульмане — десятину — 'ушр; для сбора податей являлся агент центральной власти (***). ⁵ Что касается той формы ленного землевладения, которая известна под именем икта' (или савафи), то, как правильно замечает немецкий исследователь Бекер, в этот период права мукта' (держателя икта') ограничивались правом получения ренты с крестьян (акара, фаллахун), плативших подати и в казну; ⁶ мукта' не пользовался правами управления крестьянами и обычно не вел и собственного хозяйства на территории икта'.

Образование сельджукской державы, сопровождавшееся в значительной мере перераспределением крупного землевладения и появлением слоя новых феодалов из'турецкой кочевой аристократии, повлекло за собой превращение икта' в военный бенефиций, предоставлявшийся пожизненно или наследственно. Но и после такого изменения характер икта', за владельцем последнего признавалось в теории, по крайней мере, — лишь право на взимание «законной подати» (***, т. е. прибавочного продукта с крестьян в пределах установленных норм), но не на власть над землей и крестьянами ра'йятами). Известный министр сельджукского султана Мелик-шаха — Низам-ал-мульк писал около 1087 г. н. э. в своем «Трактате об управлении”: «Земли и ра'йяты— все [это] принадлежит султану, а мукта' и валии подобны наместникам...». ⁷ Уже при жизни Низам-ал-мулька эта политическая теория далеко не всегда [38] соответствовала фактическим отношениям, ⁸ а в течение XII в. владельцы икта' добились значительного расширения своих прав над ра'йятами. ⁹ В дипломе (***) хорезмшаха Текеша (1172—1200 гг. н. э.), помещенном в персидском сборнике официальных документов «Китаб-ат-тавассуль-иля-т-тарассуль» Мухаммеда Багдади, мелику Туганшаху предоставляется право в его поместьях — икта' близ гор. Ниса (в Хорасане) «приказывать и запрещать, разрешать и связывать, смирять и возвышать (распоряжаться) убытком и прибылью, соединять и разделять благосостояния и источники имущества тех местностей...», ¹⁰ т. е. известные права над личностью и хозяйствами ра'йятов, хотя и выраженные в несколько общей форме. Некоторые намеки на иммунитет мы видим в грамоте (***) того же Текеша (в том же сборнике Багдади) о пожаловании (между 1182 и 1184 гг. н. э.) царевичу Яган-Дагди селения Нухас: «Мы установили в тех местностях... управление и власть наибов (т. е. управляющих) дивана его» ¹¹ (т. е. канцелярии управления частными доменами царевича).

Неизвестно, отразилась ли эта эволюция бенефиция — икта' в тот период и на земельных отношениях в Азербайджане. Вряд ли, однако, приходится сомневаться, что иммунитет, как часто встречающееся и признанное центральной властью явление, укореняется лишь в эпоху монгольского владычества (1256—1344 гг.). Эпоха создания монгольской «кочевой империи», как достаточно убедительно показал В. В. Бартольд, ¹² [39] была временем расцвета феодализма в Передней Азии. Образование монгольской кочевой державы, замечает А. Ю. Якубовский, ¹³ нужно было как основное условие для дальнейшего развития торгового капитала в специфических условиях восточного феодализма и для укрепления диктатуры крупных феодалов, тесно связанных с купцами-монополистами. Значение вновь вышедшей работы (посмертной) Б. Я. Владимирцова ¹⁴— именно в том, что в ней выявлена необходимость для кочевого хозяйства, на известной стадии развития производительных сил, феодального способа производства, причем показана связь между специфическими чертами развития феодализма в коренной Монголии и в основанных монголами на территории так называемого «мусульманского Востока» государствах («улусах»); в частности, Б. В. Владимирцовым установлено наличие иммунитета в монгольских феодальных государственных образованиях, по крайней мере, во владениях царевичей и других крупных сеньоров; для земель этой группы феодалов иммунитет даже стал общим правилом. ¹⁵

D'Ohsson, на основании сообщений персидского историка начала XIV в. Рашид-ад-дина, отмечает, что в Монголо-Персидском государстве при Газан-хане (1295—1304 гг.) держатели военных ленов — икта', обязанные военной службой монгольские и турецкие кочевые и полукочевые племена и их главы, получавшие в лен земли с оседлым земледельческим населением (разной величины и ценности, в зависимости от чина и знатности рода), получали право взимать в свою пользу с ра'йятов не только феодальную ренту, но и те подати, которые до этого вносились в диван (казну) — маль (денежную подать) и кубчур (сбор продуктами); ¹⁶ финансовому ведомству запрещалось налагать на военные икта' какие-либо сборы, кроме 50 манов хлеба с каждого воина-держателя икта'. Ра'йятам, сидевшим на землях военных ленов, запрещалось право перехода на земли других землевладельцев, которым, в свою очередь, запрещалось [40] удерживать беглецов на своих землях. ¹⁷ Здесь черты феодального иммунитета выступают довольно ясно; при этом для владельцев военных ленов иммунитет в отношении государственного фиска стал общим правилом.

Прикрепление крестьян к земле в государстве персидских монголов, признанное законодательством, подтверждается приведенным В. В. Бартольдом известием персидского историка и географа Хамдаллаха Мустауфи Казвини, писавшего около 1340 г. ¹⁸ Рента в феодальном поместье носила в этот период смешанный характер; на ряду с продуктовой рентой применялась частью и денежная и отработочная. Полоса крестьянских восстаний (сербедары в Хорасане с 30-х гг. XIV в. и др.), в которых приняли участие и разоренные мелкие землевладельцы, была ответом на установление диктатуры крупных феодалов-крепостников и организаторов международной караванной торговли.

Что система военных ленов — икта' в монгольское время получила распространение именно в Азербайджане, доказывают ясные свидетельства того же Хамдаллаха Казвини, который в качестве сановника финансового ведомства имел доступ ко всем кадастровым книгам (дафтарам, ***). Об области Ширван (северо-восточная часть нынешнего советского Азербайджана) Казвини говорит: «Подати в диван (казну) с него... 11 туманов и 3000 динаров, ¹⁹ согласно дафтару, и есть там [41] много икта', рассеянных по вилайату (области)». ²⁰ Об области Гуштасфи (юго-восточная часть нынешнего советского Азербайджана, в низовьях pp. Куры и Аракса) тот же Казвини говорит: «Подати в диван с него... теперь 118 500 динаров, и есть разбросанные [по вилайату] икта' военных людей, что проживают там». ²¹ Это упоминание об икта' рядом с цифрами государственных податей заставляет думать, что подати, следуемые с крестьян, сидевших на землях этих икта', упомянуты здесь, как особая статья, сборы по которой не подлежали уплате в диван. Такое предположение подтверждается еще одним местом из Казвини, который выражается яснее, говоря об округе Пишкин (ныне Мишкин, в северо-восточной части нын. персидского Азербайджана): «Подати в диван с него — 5200 динаров, и тот вилайат определен для икта' войску (т. е. держатели икта'), они обладают почти 5 туманами ²² определенного [дохода]». ²³ Таким образом, здесь сумма дохода с поместий икта', почти в десять раз превышавшая государственные подати, приведена отдельно от последних, явно, как особая статья, несомненно, уступленная владельцам военных ленов на правах иммунитета, очевидно, на основании указа Газан-хана. При этом легко заметить, что в данном типе иммунитета, в отличие от западноевропейского, главное место занимало не освобождение сеньора от власти государственных чиновников, а передача ему прав на взимание податей, ранее взимавшихся в казну.

Установившиеся при монголах порядки держались я в период господства нового феодального государственного образования, так наз. державы Тимуридов, и при их преемниках в западной Персии и Азербайджане — династиях Кара-Койюнлу и [42] Ак-Койюнлу. Образование так наз. Ново-Персидского государства (династия Сефевидов) в 1502 г., как известно, было результатом победы над старыми феодальными сеньорами кизилбашского движения, ярко окрашенного в те же цвета шиитско-суфийской идеологии, что и антифеодальные восстания половины XIV в. (сербедары в Хорасане и сейиды в прикаспийских областях). ²⁴ Мы до сих пор не имеем исследований, которые позволили бы судить о классовой природе сефевидско-кизилбашского движения, начавшегося именно в Азербайджане с половины XV в.; в виде рабочей гипотезы можно, однако, предположить, что это было широкое движение, направленное против диктатуры крупных феодалов-крепостников, связанных с монополистическими купеческими кампаниями, и объединившее социально разнородные элементы, от зависимых крестьян (ра'йятов) до мелких феодалов включительно. ²⁵ Однако, как и в восстаниях XIV в., от победы движения выиграли только присоединившиеся к нему феодальные элементы, занявшие место старых феодалов, крестьяне же ничего не выиграли. «Сефевидская» Персия быстро превратилась в такое же централизованное государство позднефеодального типа, каким были прежние государственные образования послемонгольской эпохи, лишь состав феодально-землевладельческого класса значительно обновился. Мы пока не можем нарисовать полной картины социального строя так наз. сефевидской Персии, так как этот период — один из наименее изученных в истории Передней Азии. Можно лишь сказать, что в первый период своего господства Сефевиды стремились сокрушить уцелевшие местами (в частности в Азербайджане и в прикаспийских областях) [43] династии старых удельных князей. ²⁶ В этот период Сефевиды усиленно поддерживали теорию о государстве как единственном собственнике и распорядителе земли, сильно потускневшую при монголах; центральная власть стремилась (что ей, впрочем, не всегда удавалось) не допускать иммунитета и привилегий феодальной знати. Однако позднее, с начала XVII в., по-видимому, когда процесс обновления состава феодальной знати закончился, и новая знать достаточно окрепла, сефевидскому государству пришлось поступиться значительной долей своих сюзеренных прав в пользу местных сеньоров. Это выразилось, между прочим, в том, что к военным бенефициям — тийюлям стали прилагать старый термин икта', ²⁷ с которым со времен монголов было связано представление о ряде феодальных привилегий. Система феодального иммунитета вновь получила распространение и в Персии и в Азербайджане, особенно в период экономического упадка Персии и распада «Сефевидского» государства. Образование в Азербайджане полунезависимых ханств в половине XVIII в. могло только укрепить эту систему. Чтобы ясно представить себе сущность азербайджанского иммунитета XVII— XVIII вв., необходимо отметить некоторые особенности феодального землевладения здесь. Как известно, в Персии и Азербайджане этого периода преобладали два вида землевладения — мульк и тийюль. Владелец мулька был почти неограниченным распорядителем поместья (хотя в теории и мульки считались собственностью государства, лишь предоставленной в наследственное держание частным лицам), всегда передававшегося по наследству, не связанного с какими-либо обязательствами со стороны мулькадара (владельца мулька) по отношению к государству; мульки могли свободно продаваться, закладываться или передаваться владельцами в другие руки. ²⁸ Более распространенной [44] формой землевладения был тийюль, под которым понимались разные виды феода (пожизненного, наследственного, предоставленного на время отправления той или иной должности, а чаще всего на неопределенный срок, продлить или сократить который зависело от воли шаха, иногда и местного хана), связанного с отбыванием службы (чаще всего военной) в пользу центральной власти в лице шаха, или местного владетельного хана, причем тийюльдару предоставлялись неодинаковые в разных случаях права. Бекер справедливо замечает, что позднейший феод в странах «мусульманского Востока» (следовательно, и в Азербайджане) во многом напоминает прежний икта', ²⁹ — в том виде, какой последний получил при сельджуках и особенно при монголах, т. е. в форме преимущественно военного лена.

Характерная особенность феодального строя Азербайджана и Персии, отличавшая его от западноевропейского феодализма, заключалась в том, что землевладелец (в особенности тийюльдар) в большинстве случаев не вел собственного хозяйства на территории поместья, довольствуясь взиманием с закрепощенных ра'йятов продуктовой (отчасти и денежной) ренты; там, где »феодал заводил собственное хозяйство, он удовлетворялся барщиной по 3—5 дней в году, или пользовался трудом особой категории крепостных крестьян (ранджбары, акеры). Во второй половине XVIII в. лишь некоторые ханы и немногие значительнейшие феодалы заводили собственное, относительно крупное хозяйство (чаще всего это были шелковичные плантации), обрабатывавшиеся руками ранджбаров, кадры которых вербовались из среды обезземеленных теми же феодалами ра'йятов.

Такое явление отчасти (отнюдь на всецело) объяснялось самым характером тийюля, как временного владения. Затем, в ряду прочих причин, недостаточно еще изученных, сыграли роль особенности так наз. кочевого феодализма. Со времен сельджуков и особенно монголов, главы пришедших с завоевателями кочевых и полукочевых племен (***) в Персии и Азербайджане получали от центральной власти земли с оседлым земледельческим населением (земли целых сельских общин), чаще всего в виде военного лена. Во многих случаях они при [45] этом продолжали вести кочевую жизнь, переходя с подчиненными им племенами и родами с кишлагов (зимние кочевья) на яйлаги (летние пастбища в высокогорных районах), не живя в пожалованных им поместьях, не вмешиваясь непосредственно в производственный процесс и довольствуясь получением оброков с крестьян. Ежегодным переделом земли, севооборотом и т. д. ведала сельская община, феодал же обычно не вмешивался. Связь такого порядка с условиями кочевого феодального хозяйства в коренной Монголии выяснена Б. Я. Владимирцовым. ³⁰ В Азербайджане XVII—XVIII вв. такой порядок был также далеко не редким явлением, и в протоколах Бакинской и Эриванской бекских комиссий, созданных царским правительством в 50—60-х гг. XIX в., такие факты упоминаются постоянно. ³¹

Естественно, что при преобладании такого порядка феодал, добиваясь от шаха или владетельного хана прав иммунитета, был заинтересован не столько в освобождении иммунитетной территории от юрисдикции государственных чиновников (которая его непосредственно не затрагивала, если он не жил в поместье), как это имело место в западноевропейском иммунитете, сколько в увеличении дохода с поместья путем получения права на взимание в свою пользу и государственных налогов. При этом имело место типичное для стран Переднего Востока смешение ренты с налогом, которое отмечено К. Марксом. Этот момент весьма ярко выступает в азербайджанском [46] феодальном иммунитете, тогда как типичное для западноевропейского иммунитета (напр., для франкского VII—X вв.) запрещение агентам центральной власти вступать на иммунитетную территорию ³² здесь обычно отсутствует, а если и применяется в шахских и ханских фирманах (указах), то опять-таки в связи с фискальным моментом; об этом нам придется сказать ниже.

В Азербайджане в указанный период мы встречаемся с разными видами феодального иммунитета. Прежде всего, существовал иммунитет для некоторых социальных групп, которые освобождались от податей, оброков и повинностей в пользу казны или феодальных сеньоров. Лицо с таким положением в обществе обозначалось чаще всего арабским термином «ма'аф» (***, свободный), или соответствующим персидским термином «азад» (***). Эти термины прилагались в более широком смысле ко всем лицам, освобожденным от всех или некоторых специальных феодальных повинностей; в этом значении термин «ма'аф» был известен в Иране уже в XI в. ³³ В более узком смысле ма'афами в Азербайджане в поздний период (в XVII—XVIII вв.) называли особую группу крестьян, освобожденных от феодальных повинностей землевладельцам и от податей в казну под условием отбывания военной службы в ополчениях, собиравшихся ханами и другими владетельными феодалами по фирману шаха, ³⁴ или по собственному почину. Звание ма'афов было наследственным. Иногда оно давалось шахом или ханами целым сельским общинам (джама'атам), оседлым или кочевым, проявившим те или иные военные заслуги или защищавшим важные в стратегическом отношении пограничные пункты. ³⁵ Ма'афы встречались во всех ханствах [47] Азербайджана, и число их было довольно значительным. ³⁶ Существование ма'афов как особой категории свободных крестьян по-видимому было необходимо ханам и другим владетельным феодалам, дабы располагать более или менее постоянными и надежными кадрами войска. Помимо собственно свободных крестьян, право ма'афства в деревне присваивалось тем группам, верность или поддержка которых была необходима феодалам для укрепления своей диктатуры и обеспечения исправного поступления прибавочного продукта от зависимых крестьян; таковы были кедхуды — сельские старшины, нередко наследственные, сельские муллы, сейиды, считавшиеся потомками Мухамеда и Али и т. д. В отдельных случаях ма'афы сами владели по ханским фирманам немногими (обычно не более 3—4) семьями («дымами» русских официальных актов XIX в., перс. ***) зависимых крестьян — ранджбаров или нукеров, работавших на их пашнях или в их домашних хозяйствах. ³⁷ На войну ма'афы обязаны были являться конными и вооруженными. ³⁸ В общем, положение ма'афов представляется достаточно выясненным ³⁹ и не требует слишком подробного рассмотрения. Весьма важно подчеркнуть, что личной свободой от податей (***) в диван (казну) шаха или владетельного хана пользовались все лица, принадлежавшие к феодальной знати и располагавшие шахскими или ханскими фирманами о причислении их к «благородным» (***),— аги (***), беки, мелики, султаны, члены ханских фамилий, так же как и все духовенство (***). [48]

Именно этот вид иммунитета давал право на принадлежность к сословию феодалов; впоследствии, в 50—60 гг. XIX в. созданные царским правительством так наз. «бекские» комиссии утверждали в «бекском звании» только тех лиц, которые могли представить, если не шахский и ханский фирман (таких фирманов к тому времени оставалось сравнительно немного), то подписанное по крайней мере 15—20 местными беками свидетельство о том, что «отцы и деды такого-то всегда были беками и сыновьями беков, никогда податей в диван не платили и в податном звании не состояли». ⁴⁰

По отношению к ма'афам, бекам и вообще лицам, свободным от податей в казну и феодальных повинностей, прилагался также термин «тархан» (***, от монгольского darxan, множ. ч. darxad). Этим термином еще в Монголии обозначались лица, освобожденные от повинностей. ⁴¹ Уже в XIII в., по словам персидского историка Джувейни, термины «тархан» и «ма'аф» были синонимами: «Тарханом был тот, кто был свободен (=был ма'афом) от всех повинностей». ⁴² Как синонимы, эти термины постоянно употреблялись в Азербайджане в XVII— XVIII вв.

Видом такого личного иммунитета в Персии и Азербайджане было пребывание под патронатом шаха, владетельного хана или одного из членов царских домов. Группы таких лиц и их земли обозначались арабским термином «хас» (*** — «собственный», «личный», во мн. числе — *** этот термин часто обозначал «знать»). Происхождение этого института восходит, по-видимому, к монгольской эпохе. Термином «хас-инджу» (араб, «хас» в сложении с турецко-монгольским inji, inju, ⁴³ в персидской среде ***) в Монголо-Персидском государстве обозначались собственные имения хана или членов ханской фамилии [49] и сидевшие на этих землях люди; ⁴⁴ хас-инджу назывались также вассалы и дружинники, лично зависевшие от хана, его жен или царевичей, и их земли. ⁴⁵ Принадлежность к этой группе лиц нередко была следствием «добровольной» (разумеется, только формально, юридически) коммендацией их хану, который, включая их в разряд хас-инджу, принимал их персонально под свой патронат (***, букв, «покровительство»). ⁴⁶ Лица и земли этой категории пользовались известным иммунитетом, выражавшимся в некоторых льготах от податей и в защите от произвола местных агентов власти, хотя мы не знаем точно, в чем заключались эти права. ⁴⁷ Распространение поместий «хас-инджу» на территории Азербайджана отмечено у Хамдаллаха Казвини. ⁴⁸ [50]

Этот институт в несколько измененном значении территорий (в том числе городов) и лиц, находившихся под личным патронатом шаха или местного хана, пережил монгольское владычество; термин «хас» сохранился в Азербайджане, как и в Персии, вплоть до русского завоевания (выражения «инджу» в XVII—XVIII вв. мне не приходилось встречать). Именем «хас» обозначались разные категории лиц, находившихся на шахской или ханской службе, прежде всего гулямы (*** — «собственные гулямы») — гвардейцы из собственных рабов шаха или хана, иногда купленных, получавших обычно свободу и освобождение от повинностей, кроме военной службы, по особой формуле; ⁴⁹ они, оставаясь в звании «собственных гулямов его величества», ⁵⁰ занимали высокие посты в администрации и войске; ⁵¹ в таком же положении находились ханские нукеры — дружинники и др. лица, находившиеся потомственно на ханской службе и освобожденные от налогов. Все они зависели непосредственно от шаха или хана, если только последний не подчинял их кому-либо другому.

Для нас, однако, больший интерес представляют те случаи, когда звание «хас» давалось городам или крупным торговым селениям; ⁵² в таких случаях положение «хас» было для этих [51] пунктов милостью шаха или хана, важной прежде всего для купечества и отдельных амкаров (цеховые ремесленники). Такие привилегии городам давались и в монгольскую эпоху, в которую институт «хас», по-видимому, оформился: город Ани, как известно, считался хас-инджу монгольского хана Персии Абу-Са'ида (1316—1335 гг.); как мы знаем, такое положение, однако, не предохранило города от поборов алчных чиновников, доведших его до разорения; лишь в виде особой милости город был, по ханскому фирману, вырезанному на стене мечети Мануче, освобожден от некоторых податей. ⁵³

В Азербайджане, после того, как персы вторично отвоевали его у османских турок (в 1603—1607 гг.), звание «хас» было предоставлено шахом 'Аббасом I нескольким торговым городам. Не приходится сомневаться в том, что этим пожалованием шах имел в виду вознаградить верхушку торговой буржуазии, оказавшую персидской армии помощь при отвоевании страны. Как известно, персидско-турецкие войны XVI — начала XVII в. за обладание Закавказьем были в значительной мере борьбой за пути караванной торговли с Западом, пролегавшие через Закавказье. Хотя история этой борьбы и недостаточно изучена, мы имеем определенные сведения о том, что крупные купцы Азербайджана, участники торговых компаний, монополизировавших торговлю гилянским шелком и др. товарами, шедшими из Персии в Европу, стояли на стороне персов. В Баку горожане — тюрки при приближении персидских войск перебили турецкий гарнизон; ⁵⁴ армянские купцы гор. Джульфы (которые еще до турецкого завоевания получили от шаха монополию на вывоз шелка из Персии в Европу) также перерезали турецких солдат и передали город шаху Аббасу I. Права городов «хас» были даны армянским торговым местечкам Апракунисского района и гор. Джульфе; ⁵⁵ в чем заключались данные им привилегии, мы в точности не знаем, знаем лишь, что Джульфа была свободна [52] от власти наместников и местных феодалов, — она управлялась выборным градоначальником из крупных купцов. ⁵⁶

Однако, до нас дошел фирман того же шаха 'Аббаса 11016 г. хиджры (1607 г. н. э.) дававший звание «хас» городу Ордубаду (в нын. Нахичеванской автономной ССР), вырезанный над порталом Ордубадской соборной мечети и опубликованный Н. Ханыковым. ⁵⁷ Этот указ, написанный на имя «великих и малых, и бедного и слабого люда доброй касабы (местечка) Ордубад», ⁵⁸ в действительности имел в виду именно «великих», т. е. купцов, которым и был дан, вероятно, в благодарность за верность Персии. Изобразив бедствия жителей Ордубада в период турецкого господства, автор фирмана говорит: «С того времени, как упомянутый вилайат (область) поступил во владение победоносной державы шаха, прощены мальджахат ⁵⁹ и [другие] подати с указанной касабы, налог с ремесла и торговли, с пастбищ, и на благотворительные учреждения... ⁶⁰ и итлаки, ⁶¹ и постои (войск и чиновников), и эврезы... ⁶² [касаба от них] свободна, и из писцовых книг Азербайджана да будет исключена, как и из статьи итлаков в пользу дивана»... ⁶³ [53]

Этот едва ли не единственный в своем роде фирман достаточно выявляет положение городов «хас» по отношению к центральной власти и местным владетельным феодалам: приведенный выше фирман несомненно предоставил городу Ордубаду иммунитет, избавив его «навсегда» (подобное выражение, однако, не избавляло горожан от необходимости просить о возобновлении привилегии у преемников шаха 'Аббаса I) от всех видов налогового обложения. ⁶⁴

Если отмена сборов с ремесла и торговли, обычно известных под именем «бадж» была выражением шахской милости, прежде всего для городской торговой буржуазии, то отмена налога за пользование пастбищами могла заинтересовать владельцев крупных стад скота, которыми были местные землевладельцы и купцы. Повинность «нузуль» (в ед. ч. ***), заключавшаяся в обязанности жителей предоставлять квартиры и разные виды продовольствия для войск, шахских гонцов (***) и различных чиновников особых поручений, на практике превращалась в настоящее ограбление населения, иногда сопровождавшееся пытками и убийствами; ⁶⁵ освобождение от этой повинности означало для жителей одновременно и запрещение войскам и чиновникам останавливаться при проезде через иммунитетную территорию. Исключение из писцовых книг в действительности вело и к освобождению от вмешательства в городские дела персидских наместников Азербайджана и других агентов центральной власти.

Пред нами, таким образом, вид иммунитета с преобладанием моментов фискального характера. [54]

Иммунитет для крупных поместий (мульков и особенно тийюлей, также вакуфов — владений мусульманских религиозных учреждений) получил в этот период большое распространение, хотя официальный язык и не создал особого технического выражения для обозначения этого института; употреблявшийся иногда в актах термин *** (перс, буквально «свобода») не имел такого строго определенного значения.

Нужно иметь в виду, что даже крупные феодальные сеньоры Азербайджана в период персидского владычества не обладали иммунитетом в силу обычая, как привилегией, присвоенной им по их положению в феодальной иерархии. Шахские фирманы, утверждая, наприм., султана или мелика в его звании и владении наследственной сеньорией, подчеркивали его обязанности по отношению к местным агентам центральной власти. ⁶⁶ Предоставление иммунитета центральная власть всегда рассматривала, как исключение и милость (***) шаха по отношению к данному сеньору. Однако, как ни желала центральная власть видеть в иммунитетных льготах только исключение из общего правила, логика феодального развития в период разложения персидского государства приводила к тому, что иммунитет, не только для крупных феодальных сеньорий, но и для землевладельцев средней руки, становился обычным явлением. Несомненный экономический упадок Персии во второй половине XVII в. и в первой половине XVIII в., сокращение транзитной торговли и обмена внутри Ново-Персидского государства и распад хозяйственных связей между отдельными частями его стимулировали стремление феодалов к независимости от центральной власти, в первую очередь в фискальном отношении. Ханы полунезависимых ханств Азербайджана второй половины XVIII в. хотели видеть себя настолько же сильными абсолютными монархами, какими были шахи в период расцвета персидского позднефеодального государства. На деле, однако, они оставались только наиболее крупными землевладельцами и были вынуждены покупать верность своих вассалов и аррьер-вассалов ценою предоставления им иммунитета, хотя в теории последний и теперь рассматривался как [55] исключительная милость хана своему вассалу, «рабу его величества» (***). Ходячее представление о ханах, как о восточных деспотах, управлявших по произволу, верно лишь постольку, поскольку ханы не касались сословных привилегий знати; последняя часто терпеливо сносила акты ханского произвола, направленные персонально против отдельных феодалов, но обычно дружно поднимались в случаях ханских покушений на их «права» и «обычаи» (***). История междоусобных войн в Азербайджане в XVIII в. довольно ярко выявляет, насколько феодалы ценили политические формы восточной деспотии именно потому, что они укрепляли их интересы и сословные привилегии. Правда, и в этот период иммунитет не превратился в общий порядок для всех феодальных поместий; однако, судя по обилию данных документов, главным образом архивных, он, формально сохраняя характер исключительной привилегии, получил очень широкое распространение; права иммунитета получали не только крупные, но и многие средние и мелкие землевладельцы.

Как было сказано, в поземельном иммунитете наиболее ярко выступает фискальный момент, хотя им одним и не исчерпывается содержание иммунитетных грамот.

Типичен в этом отношении фирман Фетх-Али-шаха персидского, относящийся, правда, уже к началу XIX в. (1225 г. х.= 1810 г. н. э.), но являющийся лишь подтверждением грамот других «царей исламских» (персидских шахов), на имя Ага Карапета Шах-'Азиза из рода армянских князей Камсараканов в Нахичеванском ханстве. «Все достояние его, — говорится в фирмане, — слуги и землепашцы, сколько бы дымов их ни было, по первоначальному установлению пусть остаются в бесподатном и свободном состоянии,... да и никто с достояния его — садов, посевов, слуг, землепашцев,— не дерзнул бы взимать никаких государственных налогов». ⁶⁷ [56]

Разумеется, здесь, как и во всех других ханствах Азербайджана, иммунитет был «милостью» только для землевладельцев, а не для ра'йятов и др. категорий крестьян, так как государственные налоги (***) не отменялись, а переходили к владельцу (в данном случае мулькадару), который взимал их наравне с продуктовой рентой (бахра — ***) в свою пользу.

Не мало сохранилось та'лик (предписаний) Махди-Кули-хана карабагского (1806—1822 гг. н. э.), обычно лишь подтверждавших фирманы прежних ханов, ⁶⁸ предоставлявших бекам-землевладельцам право взимать с ра'йятов в свою пользу, на ряду с оброками, также и все государственные подати, кроме «червонцев», ⁶⁹ т. е. дани, вносившейся России.

В Шекинском (Нухинском) ханстве, согласно «Описанию Шекинской провинции», составленному ген. Ахвердовым и ст. сов. Могилевским в 1819 г., т. е. вслед за присоединением ханства к России, в Агдамском махале (округе) ра'йяты 27 селений вносили оброки бекам и подати в диван (казну), а 12 селений платили все подати только своим бекам (кроме «червонцев», т. е. дани России); в Арешском махале того же ханства 21 селение платило подати хану и оброки бекам, а 6 селений — только бекам и т. д. ⁷⁰ Несомненно, в последних случаях беки владели иммунитетными грамотами.

Насколько при этом увеличивались и доходы бека-владельца селения, показывает, напр., следующая ведомость повинностей сел. Кюкель, Падармского махала Шекинского ханства. ⁷¹ Владелец Аслан-бек получал с ра'йятов ежегодно: а) мальджахат (десятину с валового урожая хлеба и шелка) — 3 даругских тагара (27 пуд. 30 фун.) пшеницы и 34,5 стиля (около 18 фун.) шелка; б) даругалык — (оброк, следовавший собственно даруге — управляющему селением, если он был в селении) с 12 шелковичных садов по 1,5 стиля шелка с каждого и с 12 рисовых полей [57] (чалтыка) по 5 каис (4 п. 25 ф.) с каждого, пшеницы с 5 сох по 2 каисы (1 п. 34 ф.); в) байрамлык («праздничное подношение») — 5 руб. серебром; масла — 1 батман (24 ф.). Барщина заключалась в том, что ра'йяты должны были засевать в пользу Аслан-бека 3 даругских тагара чалтыка (риса — 41 п. 25 ф.) и снять урожай, наряжая на работу 8 быков. Кроме этих повинностей, Аслан-бек по ханским та'ликам получил право взимать в свою пользу и государственные налоги: а) тоуджи (денежная подать) — 31 руб. 20 коп.; б) натуральный сбор с пшеницы, ячменя, чалтыка и шелка, по 5 даругских чанахов (по 1 п. 20 ф.); в) в виде исключения Аслан-бек взимал в свою пользу и 2 червонца (5 руб. 60 коп. серебром ханскими деньгами), которые следовало бы вносить русскому правительству. Наконец, с крестьян полагался наряд на казенные работы — 4 человека и 1 соха, которые Исма'ил-ханом шекинским также были предоставлены в пользу Аслан-бека. ⁷² Передача государственных доходов в пользу землевладельцев обычно влекла за собой запрещение ханским сборщикам податей появляться в иммунитетном поместье; нередко такое запрещение прямо оговаривалось в ханских фирманах. Так, в та'лике Махди-Кули-хана карабагского 1226 г. х. (1811 г. н. э.), написанной на имя составителя кадастра (дафтар — ***) по Хаченскому махалу Карабагского ханства, Мирзы Джа'фара, читаем: «А как деревня Харамурт пожалована любезному Фатали-беку, с получением сей моей талаги, означенную деревню, как принадлежащую ему, Фатали-беку, исключить из ведомости описываемого вами махала, а если что-нибудь необходимо будет, я сам напишу ему для исполнения». ⁷³ Иными словами, чиновник не должен был появляться в поместье Фетх-'Али-бека даже в экстренных случаях. Тот же Махди-Кули-хан в грамоте на имя армянского Гандзасарского монастыря писал: «Во все вышеописанное имение ⁷⁴ не смел бы никто из карабагских чиновников вступаться, кроме того монастыря»; ⁷⁵ этот фирман лишь [58] подтверждал длинный ряд фирманов прежних ханов карабагских и шахов персидских. ⁷⁶ Мир-Хасан-хан талышский, возобновляя в 1234 г. х. (1817 г. н. э.) по просьбе «высокопочтенного Кербелая — Шахверди-бека», фирман, выданный его отцом, Мир-Мустафа-ханом талышским, писал: «Жалую вам в потомственное владение нижеуказанное имение,... ⁷⁷ чтобы вы владели этим имением тем порядком, каким оно было у вас при покойном отце моем, и чтобы никто из моих подчиненных не смел касаться того имения». ⁷⁸

Приведенные фирманы относятся к тийюльным поместьям, т. е., к феодам. Едва ли не наиболее интересный по подробному изложению прав землевладельца из виденных нами фирманов касается так называемого суйюргаля (вид наследственного тийюля). Монгольский термин «soyurxal» («пожалование») ⁷⁹ появился в Персии и Азербайджане вместе с монгольскими завоеваниями. Уже в XIII в. под ним понимали наследственный бенефиций, ⁸⁰ и такое значение он сохранил в Средней Азии и Персии и позднее. В Азербайджане в XVIII в. термин этот встречается уже редко, хотя наследственные бенефиции не исчезают, их лишь именуют просто тийюлями. Здесь мы имеем в виду фирман персидского шаха Сефевида Хусейна 1113 г. х. (1701 г, н. э.) на имя своего вассала Байяндур-султана, хана карадагского (в южном, нын. персидском Азербайджане), [59] опубликованный Н. Ханыковым. ⁸¹ Фирман этот, повторяем, дает настолько полную картину условий держания суйюргаля и связанных с ним иммунитетных прав, что нам кажется не лишним привести здесь деловую часть его полностью, выпустив лишь вступление, содержащее славословия и стихи в честь Мухаммеда, 'Али и шиитских имамов. ⁸² [60]

«Так как ныне прибежище власти и управления, устроение власти и управления, ⁸³ Байяндур-султан, правитель (хаким) ⁸⁴ Караджадага, представил донесение, что сумма в шесть туманов и три тысячи девяносто шесть с половиною динаров из статьи мальджахата и оброков с Дизмарского отдела упомянутого махала [Карадагского] за службу и преданность [нам] была пожалована Ильяс-халифэ, дяде родителя вышеупомянутого прибежища [власти] (т. е. Байяндур-султана), а после кончины его — сыну его Шамс-ад-дин-халифэ, [с тем], чтобы он доставлял для походов партию в семь человек, снаряженных и вооруженных. И после кончины Шамс-ад-дин-халифэ, так как наследника последнего не осталось, а с родителем вышеуказанного прибежища власти они были двоюродными братьями, то указанный суйюргаль был пожалован родителю упомянутого прибежища власти, на [том же] основании, [что и] Шамс-ад-дин-халифэ. И при жизни родителя вышеупомянутого прибежища власти известный Ильяс-халифэ представил против [него] прошение [о том], что он — сын Шамс-ад-дин-халифэ, и указанный суйюргаль был отнят у родителя вышеупомянутого [Байяндур-султана] и определен указанному Ильяс-халифэ. И после кончины его был пожалован сыну его Бурхан-ад-дин-халифэ. И теперь вышеупомянутый [Бурхан-ад-дин] умер, а наследника после него не осталось. И [Байяндур-султан] представил прошение, дабы указанный суйюргаль был пожалован сыну его, прибежищу благородства, достоинства и величия, Сараджан-Мухаммед-Касим-беку. По беспредельной милости шахской к вышеупомянутому, жалованье, что было определено в суйюргаль покойному Махмуд-султану, родителю упомянутого прибежища власти и от него было отнято и определено в суйюргаль Ильяс-халифэ и после него Бурхан-ад-дин-халифэ, а он умер без наследников, — мы, начиная с половины четвертого месяца (буквально «от трех с половиной месяцев») года змеи, ⁸⁵ соблаговолили пожаловать указанному прибежищу благородства [61] (Касим-беку) на [том же] основании, [что и] Махмуд-султану, Ильяс-халифэ и Бурхан-ад-дин-халифэ, чтобы он доставлял ратных людей, определенных с упомянутого суйюргаля по обычаю предшествовавших владетелей суйюргаля, для походов какие будут, в войско шахское. Пусть кедхуды (старшины селений) и ра'йяты указанного махала, признав упомянутое прибежище достоинства и величия владетелем суйюргаля своего, из года в год представляют ему мальджахат, оброки и подати диванские (государственные), [следуемые] с них, [тем же] порядком, [каким] они выполняли необходимые повинности предшествовавшим владетелям суйюргаля и вышеупомянутому роду, ничего не упуская и не утаивая. Правители и чиновники указанной страны, не препятствуя исчислению доходов в суйюргале, пусть не ведут переписки и не вступают туда (буквально «пусть укоротят и оттянут перья и ноги». И. П.), [ибо] для [взимания] податей и эврезов ⁸⁶ ворота [того суйюргаля для них] заграждены, по правилам и обычаям, бывшим [ранее]. И пусть они не приневоливают [к государственным повинностям] ра'йятов ⁸⁷ округа вышеупомянутого суйюргаля и пусть не требуют ежегодно указов о возобновлении [пожалования]...»

Редкая точность выражений и подробное изложение условий пожалования в данном документе позволяет нам сделать ряд ответственных выводов, тем более, что приведенный фирман, вместе с тем, довольно типичен и не содержит ничего такого, чего нельзя было бы встретить в ряде других фирманов, лишь в более общих и менее определенных выражениях.

Прежде всего, документ показывает, что при пожалованиях наследственных тийюлей не было места шахскому произволу. Хотя при вступлении во владение наследника требовалось возобновление пожалования шахом, однако оно носило формальный характер, так как порядок наследования соблюдался строго, и только в случае отсутствия прямого наследника, [62] суйюргаль мог перейти к родственникам по боковой линии: ни шах, ни местный хан не изменяли порядка наследования. ⁸⁸

Характерно, что в начале фирмана говорится о пожаловании сыну хана карадагского только доходов с суйюргаля, — такова нередко формула пожалования и в других шахских и ханских фирманах XVII—XVIII вв. Несомненно, что продуктовая форма ренты в Азербайджане в указанный период преобладала, и предоставление владельцу дохода (под ним подразумевалась иногда только рента продуктами и деньгами, а иногда, как в данном случае, и государственные подати) было центральным моментом в держании феода (тийюля или суйюргаля) особенно при редкости личного хозяйствования владельца в поместье. Однако данный фирман показывает, насколько неправильно было бы итти по стопам кавказоведов великодержавной школы и на основании фирманов делать вывод, будто взимание «доходов» было единственным правом владельца. Из текста данного фирмана (как и из ряда других) ясно вытекает, что предоставление «дохода» тем самым давало владельцу и определенную власть над ра'йятами, и он осуществлял управление над ними даже в тех случаях, когда не заводил собственного хозяйства в поместье. Если он не. вмешивался непосредственно в процесс производства, то все же управлял ра'йятами, как сеньор-тийюльдар или мулькадар.

О власти землевладельца над ра'йятами во многих текстах и ханских фирманах говорится, как о чем-то само собой разумеющемся, непреложном. Возьмем на удачу два фирмана разных периодов, во всех почти отношениях типичных и стандартных по своему языку и стилю. В фирмане шаха 'Аббаса II 1064 г. (1654 г. н. э.) на имя некоего Пурам-бека читаем: «[Пусть] упомянутые ра'йяты, признавая вышеуказанного и его потомков из рода в род своим полновластным тийюльдаром, [63] пусть из года в год... доставляют упомянутому тийюльдару и потомкам его мальджахат, оброки и подати диванские (государственные) ... И [пусть] они свои дела [судебные], кроме уголовных (буквально «кровных случаев»), представляют им.» ⁸⁹

Здесь налицо и черты иммунитета (предоставление тийюльдару права взимать в свою пользу и государственные налоги; при этом выражения фирмана почти текстуально совпадают с приведенным выше фирманом 1701 г.), и право суда над ра'йятами. Сравним с ним фирман Селим-хана шекинского (нухинского) 1211 г. х. (1796 г. хр. э.) на имя Ибрахим-Халиль-хана о пожаловании ему сел. Нидж, где ра'йятам предписыва-валось: «[Пусть] никто не противится его (т. е. тийюльдара) приказаниям и запрещениям, проявляя усердие и старание в [исполнении назначенных платежей, из-под ярма повиновения мятежнически [пусть] никто не выходит» (дословно: «мятежа да не выказывает»). ⁹⁰

В разбираемом нами фирмане Хусейн-шаха 1701 г. передача владельцу права управления и суда над ра'йятами отмечается в общих выражениях: права владельца суйюргаля или тийюля считались чем-то известным и установленным. Иммунитет владельца в данном случае, помимо общих моментов личной зависимости крестьян от владельца, выражался в запрещении чиновникам (не только финансовым агентам — ***, но и «правителям», т. е. администраторам и, быть может, местным [64] феодальным сеньорам — ***) вступать на иммунитетную территорию. Буквальное выражение фирмана, «пусть укоротят перья и оттянут (т. е. уберут) ноги» можно понять лишь в смысле запрещения чиновникам не только вступать в суйюргаль, но и вносить его в кадастровые книги.

Данная персидская иммунитетная хартия, таким образом, больше, чем другие фирманы, приближается к типу западноевропейского иммунитета, хотя на первый план, как основной мотив запрещения чиновникам вступать на иммунитетную территорию, и здесь выступает фискальный момент, — желание охранить владельца суйюргаля от каких-либо поборов в пользу казны.

Передача владельцу права взимать в свою пользу, кроме ренты, ⁹¹ также и диванские (государственные подати), в разбираемом нами фирмане также достаточно подчеркнута; при этом, как видно из текста, фирман Хусейн-шаха не создавал нового положения, а лишь подтверждал «обычаи», т. е. иммунитетные права, предоставленные прежним владельцам Дизмарского суйюргаля предшественникам Хусейн-шаха. Слова фирмана о том, что чиновники не должны ежегодно требовать возобновления или подтверждения фирмана, указывают на то, что фирман сохранял силу «навсегда», точнее на время царствования данного шаха. ⁹²

Единственной обязанностью владельца суйюргаля по отношению к центральной власти, как видно из текста фирмана, была доставка семи вооруженных людей в случае войны. Эта обязанность расширяла права владельца суйюргаля над ра'йятами, среди которых он сам производил военный набор и снаряжал в походы людей по своему собственному выбору, заменяя таким образом, в этом отношении агентов центральной власти. Тут мы имеем дело с порядком, утвердившимся в Персии и Азербайджане со времени образования больших империй [65] кочевников — Сельджукской и особенно Монгольской. До сельджуков землевладельцы-дихканы и владельцы бенефициев — икта' не были обязаны, в силу самого факта земельного держания, нести военную службу лично и при помощи своих зависимых крестьян. ⁹³ При сельджуках эта повинность распространялась, по-видимому, только на владельцев военных ленов, но не всех землевладельцев. Еще в эпоху монгольского нашествия дихканы в Хорасане, как видно из одного сообщения историка XV в. Мирхонда, ⁹⁴ рассматривались центральным правительством как частные лица и не привлекались к обороне страны. Напротив, после монгольского завоевания, на этих же дихканов, поскольку они уцелели после разрушения Хорезмийского государства, стали возлагать функции низших агентов центральной власти, заставляя их доставлять по нарядам своих зависимых крестьян на осадные и другие работы для монгольского государства. Этот порядок удержался в Персии и после монголов, в так наз. Сефевидском государстве; позднее, в конце XVII — начале XVIII в., в обстановке распада этого государства, предоставление феодальным сеньорам права самим производить военный набор могло способствовать только расширению прав иммунитета.

Приведенные в нашем фирмане цифры воинов, доставлявшихся владельцами суйюргаля (7 человек), и уступленных им податей (6 туманов 3096 ¹/₂ динаров) показывают, что фирман относился к феодальной сеньории средних размеров и средней доходности.

Поскольку в фирманах содержатся привилегии землевладельцам, близкие к типу иммунитета, они предоставлялись одинаково и крупным и мелким сеньорам и формулированы в одинаковых выражениях. Подобно тому, как термины «мульк», «тийюль», «суйюргаль» прилагались одинаково и к целым ханствам и феодальным княжествам ⁹⁵ и к отдельным, иногда [66] незначительным селениям, так и права иммунитета предоставлялись, в виде шахской или ханской «милости» сеньорам, стоявшим на разных ступенях лестницы феодальной иерархии, начиная от хана и кончая владельцем небольшого поместья; это, несомненно, черта развитого феодального строя, поскольку она обнаруживает известную тенденцию к превращению поместья в сеньорию, в «поместье-государство».

Если в большинстве случаев в иммунитетных привилегиях XVII—XVIII вв. на первый план выступает фискальный момент, то в отдельных случаях мы встречаем и такие «пожалования», которые обеспечивали очень широкую феодальную независимость сеньора от агентов центральной власти. В этом отношении интересны грамоты персидских шахов-Сефевидов на имя султанов Илису (в северо-западном Азербайджане). ⁹⁶ Эта пограничная и не всегда покорная сеньория не только ничего не доставляла в диван центрального правительства, но, напротив, в XVIII в. султаны сами получали субсидию от персидского правительства. ⁹⁷ Но обеспечить верность султанов Персии было для последней политически важно, в виду стратегического положения территории султанства на границе с Дагестаном и Джарскими вольными обществами, чаще всего враждебными Персии, и близости к Грузии. И вот фирман шаха Тахмаспа I 970 г. х. (1562 г. н. э.) предоставил владетелю Илису и Цахура Ади-Куркулу-беку право широкого иммунитета; в фирмане, между прочим, говорится: «По беспредельной царской милости к вышеупомянутому (Ади-Куркулу-беку), мы соблаговолили определить, чтобы ни в каком случае никто из правителей, тийюльдаров и беглербегов Гурджистанских ⁹⁸ не чинил препятствий власти вышеупомянутого в землях, зависящих от вышеупомянутого; пусть отступятся [от него], чтобы он был [полновластным] владетелем. Признав предписанное в этом отношении, пусть они остерегаются прошений и жалоб вышеуказанного его высочества [на них]». ⁹⁹ [67]

Здесь подчеркивается административная независимость султана от чиновников центральной власти. Иммунитетные права султана Илисуйского и в XVIII в. не раз подтверждались шахами.

Все же, в большинстве случаев иммунитеты феодальных сеньоров носили фискальный характер. Право управления ра'йятами и суда над ними в низшей инстанции, как было сказано, принадлежало феодалу, но судебный иммунитет не развился, благодаря существованию духовного шариатского суда, права которого не могли быть нарушены центральной властью.

Существование в Азербайджане в XVII—XVIII вв. полукочевого и отчасти кочевого хозяйства в больших размерах обусловливало необходимость для феодальной знати обеспечить земли своих летних и зимних кочевий (яйлагов и кишлагов) от посягательств со стороны дивана государственных имуществ и других представителей кочевой и полукочевой знати; не менее важно было для феодалов оградить земли своих селений земледельческой полосы от прохода чужих стад и масс кочевников во время передвижений на летние и зимние кочевья. В этих целях беки и другие феодалы добивались специальных грамот от ханов, и такого рода льготы отмечались в иммунитетных грамотах. Иногда иммунитет владельцев кишлагов и яйлагов утверждался в общих выражениях. Та'лика Ахмед-хана кубинского 1203 г. х. (1789 г. н. э.), утверждая за Казар-беком (из известного потом в период русского владычества рода армянских беков-крепостников Казаровых) владение кишлагом Кохнэ-Хачмаз, пожалованным «прежними ханами», кратко определяет: «Во все времена владеть ему тем кишлагом, и никому до того не касаться». ¹⁰⁰ Та'лика Шейх-'Али-хана кубинского 1205 г. х. (1791 г. н. э.) вновь подтвердила прежние «пожалования»: «Кохнэ-Хачмазский кишлаг дал я почтенному Казар-беку навсегда. В его воле распахивать его или содержать там баранов, никому до него дела нет» ¹⁰¹. [68]

Иногда мы встречаемся с прямыми запрещениями чиновникам вступать на территорию иммунитетных пастбищ, выгонять на них ханские табуны или собирать сборы со стад в пользу казны. По та'лике Фетх-'Али-хана кубинского 1195 г. х. (1781 г. н. э.) Искендер-кишлаг и яйлаг Барчигай-Герсус-Хапут были, за особые заслуги, пожалованы Тахир-беку Хаджи Шейх-'Али-оглы «в вечное владение с тем, чтобы его бараны всегда паслись там». «Приказываю, — говорится далее в та'лике, — из года в год ни аминахуру, ни табунщикам ¹⁰² и никому другому до его баранов не касаться; и сбора как ими, так и деньгами, с него не брать». ¹⁰³

Иммунитет пастбищ был снова подтвержден Фетх-'Али-ханом та'ликой 1202 г. х. (1788 г. н. э.), прямо адресованной «наибу (т. е. местному ханскому наместнику), аминахуру и всем начальникам и прислужникам моим»: «С Тахир-бека чакалинского, как с моего ближнего, ¹⁰⁴ не брать баранов за [пользование] кишлагом и яйлагом и никому близко к ним не подходить». ¹⁰⁵ Грамота эта была подтверждена преемником Фетх-Али-хана, Ахмед-ханом кубинским. ¹⁰⁶

Нередко такие иммунитетные грамоты давались лицам категории «хас», — состоявшим под патронатом хана. Та'лика Шейх-Али-хана кубинского 1207 г. х. (1792 г. н. а.) выражается кратко: «Исма'ил-ага — мой нукер, а потому я следуемую с его баранов за кишлаги и яйлаги подать прощаю, и никто бы [69] до его баранов не касался». ¹⁰⁷ Владелец сел Зюмур-хач, в Карабаге, в конце XVIII в. Ляля-Мехр 'Али-бек, бывший нукером ханской сестры Гюсер-ага, также не платил никаких податей с кочевья и селения. ¹⁰⁸

Конечно, и тут «пожалование» распространялось только на феодала-владельца, а не на его крестьян. Пастбища (ятаги), даже и уступленные какому-либо роду или кочевому племени «в вечное владение» (именно во владение, а не в собственность), считались собственностью государства (или, вернее, ханского дивана; в XVIII в., в отличие от более ранних эпох, строгого различия между землями государства и личными угодьями хана не проводилось); если частное владение сопровождалось правом иммунитета, то крестьяне, ведшие полукочевое скотоводческое хозяйство, или джама'аты (племенные общины) кочевников не освобождались от подати за пользование пастбищем (чоп-баши, взимавшейся чаще всего натурой, т. е. скотом, реже деньгами), а должны были вносить ее владельцу кишлага или яйлага. Та'лика Махди-Кули хана карабагского от 1237 г. х. (1821 г. н. э.) сообщала кедхудам (старшинам) кочевых общин Миранлу и Полатлу:

«Из милости к почтенному 'Али-беку мы вас всех пожаловали ему... Повелевается... отбывать ему все крестьянские повинности, доставляя ему все следуемые с вас подати и не отдавая их, как в пользу дивана моего взыскиваемых, так и прочих, никому другому, ибо они все предоставлены нами ему, которому и должны вы служить всегда. Мохасилам ¹⁰⁹ же и правителям приказываем... не требовать ничего с означенного кочевья». ¹¹⁰

Во второй половине XVIII в. много государственных ятагов (пастбищных земель), которые до того находились в пользовании сельских или кочевых общин, были ханскими фирманами прочно закреплены за феодалами; при этом они иногда, с расширением личного хозяйства беков, распахивались для посевов. ¹¹¹ [70]

В Азербайджане летние пастбища (яйлаги) нередко располагались на большом расстоянии (за 100 км и больше) от мест зимовий; приходя на яйлаги издалека, крестьяне нередко находили земли яйлага занятыми новыми владельцами, иногда распаханными ими.

Если владелец пастбищ, пользовавшийся правами иммунитета, разрешал чужим крестьянам пасти свои стада на его пастбище, он взыскивал с них всю пользу чоп-баши и другие сборы. ¹¹²

Особый вид иммунитета составляли предоставлявшиеся местными ханами «льготы» крепостным крестьянам, служившим в качестве дружинников или челядинцев (нукеров) беков и других землевладельцев, или выполнявших сельскохозяйственные работы в их личном хозяйстве (ранджбарам, акерам). Некоторые из этих категорий зависимых крестьян, работая на пашне беков или присматривая за их табунами, должны были еще вносить и подати в казну, другие были «освобождены» от них. Русский чиновник Хотяновский, составляя в 1830 г. камеральное описание Кубинской провинции (до 1809 г. Кубинское ханство), писал, что там есть два вида ранджбаров: платящие подати в казну и освобожденные от них. ¹¹³

В Карабагском ханстве почти все ранджбары были освобождены от податей в диван. ¹¹⁴ Напротив, ранджбары Шекинского ханства, работавшие, главным образом, в шелковичных садах беков, в большинстве платили и разные сборы в диван, ¹¹⁵ только ранджбары ханских шелковичных плантаций не были обязаны делать эти взносы.

Обычная, более или менее стандартная формула «освобождений» ранджбаров от податей в казну была такова: «Мы повелеваем, чтобы отныне такие-то... не были притесняемы в отношении повинностей диванских; пусть отступятся [от [71] них, дабы] они спокойно выказывали усердие и старание в отправлении ранджбарских работ такому-то [владельцу]». ¹¹⁶

Такая, повторяем, стандартная формула достаточно вскрывает социальные мотивы «освобождения» ранджбаров от податей и повинностей в пользу дивана; это «освобождение» должно было дать им больше свободного времени для работ в хозяйстве владельца, больше возможностей для усиления эксплоатации их беком. Этот акт был освобождением, льготой не для крепостного, а для его владельца-бека. Именно с этой точки зрения мы и можем рассматривать такого рода «льготы» как особый вид феодального иммунитета.

Большое число грамот иммунитетного характера в XVII и особенно в XVIII в. говорит о росте этого института; это явление до сих пор не было предметом внимания и исследования историков Азербайджана. Если правильно (как нам представляется), что, при современном состоянии научной разработки истории восточного Закавказья и прикаспийских областей, синтетическим исследованиям по вопросам феодализма в этих областях должен предшествовать период анализа конкретных фактов, все же факт значительного развития своеобразного иммунитета здесь дает возможность сделать известные предварительные выводы для выяснения типа феодального строя в этих областях, его «профиля».

Если мы пока и не можем наметить периодизации стадиального развития феодального строя здесь, все же мы можем установить, что рост иммунитета в отмеченный период был тесно связан с процессами хозяйственного упадка Персии и прикаспийских областей (в значительной степени в связи с тем, что старые караванные пути утратили значение), усилением борьбы местных ханов и других сеньоров за феодальную независимость и с распадом Ново-Персидского государства. [72]

В особую группу можно было бы выделить иммунитетные привилегии мусульманских религиозных учреждений — мечетей, медрессэ, суфийско-дервишеских ханэкахов (обителей), так называемых пиров (гробниц святых и т. д.) и их земель. Развитие иммунитета в XVII—XVIII вв. (как и ранее) этого типа достаточно подтверждается документами. Однако, рассмотрение этих иммунитетов не входит в нашу задачу.

Комментарии

1. Конечно, режим российской оккупации и российское колониальное господство в восточном Закавказье отнюдь не ликвидировали феодальных отношений здесь; однако история этого периода не входила в нашу задачу.

2. Конечно, если не принимать во внимание некоторых чисто местных особенностей, различных даже для отдельных ханств Азербайджана; эти особенности, однако, имеют второстепенное значение.

3. См. напр., М. Н. Кучаев. Феодализм и закрепощение в вост. Закавказье, Русский вестник, 1893 г. № 3; С. Эсадзе. Историческая записка об управлении Кавказом, т. 1, Тифлис, 1908.

4. См. Об азиатском способе производства, стенографический отчет дискуссии по докладу Т. Берина, под ред. А. А. Болотникова и С. Е. Сефа, Тифлис, 1930; Н. Н. Пчелин. К вопросу о праве собственности в Азербайджане. Известия А. Г. У., вып. V—VI, Баку 1929.

5. Балазури, Футух-ал-булдан («Завоевание стран»), изд. de Goeje, стр. 211. В извлечении, опублик. П. К. Жузе (Материалы по истории Азербайджана, вып. III, Баку 1927), текст стр. 15; перев. стр. 21.

6. С. Н. Becker. Steuerpacht und Lehnwesen. Eine historische Studie iiber die Entstehung des islamischen Lehnwesens, S. 86—89. Der Islam, Bd. V, Heft I, 1914.

7. Сийясет-намэ, изд. Сейида 'Абд-ар-рахима Хальхали, Тегеран, 1310 г. хиджры солн. (1932 г. н. э.), стр. 22: ***

8. Сийясет-намэ, перс, текст, стр. 94.

9. См. об этом А. Ю. Якубовский. Феодальное общество Ср. Азии и его торговля с Вост. Европой в X—XV вв. Материалы по истории Узбекской,. Таджикской и Туркменск. ССР., т. 1, стр. 27, 1933.

10. В. В. Бартольд. Туркестан в эпоху монгольского нашествия, ч. 1, тексты, стр. 74: ***

11. Ibid., стр. 75: *** Ср. на той же странице грамоты на имя казия Халафа-ал-Мекки и его сына Мухаммеда ибн-Халафа-ал-Мекки.

12. В. В. Бартольд. История Туркестана, стр. 25—40, Ташкент 1922; Туркестан в эпоху монгольского нашествия, ч. II, Исследование, стр. 408—430, СПб. 1900; Место Прикаспийских областей в истории мусульманского мира, стр. 68—75, Баку 1925; Персидская надпись на стене анийской мечети Мануче, стр. 10—12, Анийск. серия № 5, 1911.

13. А. Ю. Якубовский, цитир. раб., стр. 40.

14. Акад. Б. Я. Владимирцов. Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм. Ленинград, 1934.

15. Ibid., стр. 116, 163, 177, 180.

16. О термине кубчур *** и эволюции его значения см. В. В. Бартольд, Персидская надпись на стене анийской мечети Мануче, стр. 31—33.

17. См. d' Ohsson, Histoire des Mongols, t. IV, pp. 420—429. Перс, текст ярлыка Газан-хана о военных икта' см. у Рашид-ад-дина, рукопись Института востоковедения Академии Наук Д—66, лл. 423а—425б.— О прикреплении крестьян к земле и об общем усилении феодальной эксплоатации крестьян в монгольскую эпоху см. В. В. Бартольд. К истории крестьянских движений в Персии, в сборнике «Из далекого и близкого прошлого» в честь Н. И. Кареева, стр. 60 и сл.

18. Ibid. Это место приведено В. В. Бартольдом по рукописи б. Аз. музея, 603, л. 27 а, в изданном же тексте географического труда Казвини «Нузхат ал-кулюб» его нет.

19. По вычислениям В. В. Бартольда, серебряный динар при ильхане (монгольском государе Персии) Газан-хане, состоявший из 3 золотников серебра, стоил 75 коп. серебром; при ильхане Абу-Са'иде (1316—1335 гг. н. э.) динар состоял уже только из 2 зол, серебра и стоил 50 коп. сер. След., туман = 10 000 динаров = 7500 руб. сер. по курсу Газан-хана и 5000 р. сер. по курсу Абу-Са'ида (см. Персидская надпись на стене анийск. мечети Мануча, стр. 17—19).

20. Nuzhat-al — qulub, ed. by G. Le Strange, Gibb memorial series, vol. XXIII 1, p. 92: ***

21. Ibid., p. 93. ***

22. T. e. 50000 динаров, равнявшиихся 37 000 руб. серебра по курсу Газани-хана и 25 000 руб. по курсу Абу Са' ида.

23. Нузхат-ал-кулюб, цитир. изд., стр. 83. ***

24. Как известно, сторонники суфийских шейхов из рода Сефевидов первоначально не называли себя шиитами (см. об этом у Хамдаллаха Казвини, в цитир. изд. Нузхат-ал-кулюб, стр. 82). Лишь позднее (не ранее половины XV в.) сефевидское движение, уже после того, как оно приняло массовый характер, приняло шиитскую окраску. В. В. Бартольд, не высказываясь относительно социального характера сефевидско-кизилбашского движения, подчеркивает, однако, что оно не было национальным (см. «Место прикаспийских областей в истории мусульманского мира», стр. 101).

25. Шах Исма'ил I (1502—1524 гг.), вождь кизилбашей и «основатель» Сефевидского государства, до сих пор почитается, почти обоготворяется в персидском Азербайджане крестьянами, принадлежащими к секте Али-Илахи (см. Вл. Гордлевский. Кара-Коюнлу, стр. 21—22, Известия об-ва обсл. и изуч. Азербайджана, № 4).

26. Об этой борьбе Сефевидов с местными династиями в прикаспийских областях рассказывает историограф шаха 'Аббаса I Искендер Мунши (см. его Тарих-и алем арай-и 'Аббаси, тегеранское литограф, изд. Ага-Мирза Махмуда, 1310 г. хиджры, перс, текст, стр. 312 и след.).

27. Искендер Мунши употребляет термины тийюль (***) и икта' (***) как синонимы (см. Тарих-и алем арай-и Аббаси, цитир. изд., стр. 235, 532).

28. См. Азерб. центр, архивн. управл., истор. арх., фонд Бакинск. бекской комиссии, д. 2, лл. 280—290, 394—403, 434—446, 449—455, особенно лл. 493— 505,541—548: д. 3, л. 53; д. 4, лл. 133 об. 134, 147 об., 152 об.—153, 243 и др. образцы купчих крепостей на мульки, заключенн. в XVIII в. — Центр, арх. упр. Грузии, ист. архив, фонд канц. устройства крестьян, д. 211, лл. 173—192. — См. также ***, № 2 (Тад. Авдалбекян. Бахра и мюльк в XVII и XVIII ст., на армянск. яз., в журнале «Норк», книга II, январь—март 1923 г., Эривань).

29. С. Н. Becker, ibid., S. 90.

30. Б. Я. Владимирцов, указ. соч., стр. 114—115. — См. также И. Березин. Очерк внутреннего устройства улуса Джучиева, стр. 461, Труды вост. отд. Росс, археолог, о-ва, VIII; В. В. Бартольд, История культурной жизни Туркестана, стр. 89, 1927.

31. Азерб. центр, архивн. управл. (Аз. Ц. А. У.), истор. арх., см. фонды Бакинск. бекской комиссии, дела 2—4, Эриванской бекской комиссии, дела 2— 3, см. напр. типичные показания Насыр-бека Кенгерлинского Эриванской бекской комиссии: «Род мой происходил из рода беков_ Нахичеванских... и во владении их (отцов и дедов) были населенные земли (т. е. с оседлым населением) ... и также были в их управлении (дедов) кочевники — два аймака (племени) Кенгерлу, — Ак-Беклу и Чагатайлу» (перевод наш)—***. Фонд Эриванск. бекской комиссии, д. 2, лл. 7—8 (русск. пер.), 9—10 (персидский текст). См. также описание Карабагской провинции, составленное полк. Ермоловым и ст. сов. Могилевским, 1823, в разделе — Поместья Угурлу-бека.

32. Sine introitu iudicum — обычное выражение иммунитетных дипломов франкских королей меровингского и каролингского периода. См., напр., сборники Diplomata regum Francorum в изд. Pardessus или Pertz'a.

33. В отрывке из утраченной части труда знаменитого персидского историка XI в. Абу-л-Фазля Бейхаки, приведенном компилятором XV в. Хафиз-и Абру. См. В. В. Бартольд, Туркестан в эпоху монгольского нашествия, ч. 1, тексты, стр. 157.

34. См. истор. арх., фонд Эриванск. бекской комиссии, д. 3, л. 438 — фирман Мухаммед-хана, сардара Эриванского, 1214 г. х. (1800 г. н. в.) о сборе ив всех поместий людей на службу шахиншаха; оригинал, персидский текст.

35. В подготовленном к печати проф. А. С. Губайдуллиным и Абд. Субхан-вердихановым сборнике фирманов кубинских и дербендских ханов 1705—1809 гг. н. 8. (из рукописей истор. архива Азерб. центр, архивн. упр., на персидском языке) приведены под №№ 1—3 фирманы кубинских ханов Хусейна 1117 г. х. (1705 г. н. э.), Султан-Ахмеда 1122 г. х. (1710 г. н. э.) и Хусейна Али 1139 г. х. (1727 г. н. э.) об утверждении прав коллективного ма'афства за сельской общиной (джама'атом) Худад. О существовании подобных же прав ма'афства, предоставлявшихся целым общинам в монгольский период, упоминает Хамдаллах Казвини, говоря о сел. Сарджихан, жители которого были «освобождены» (= были ма'афами) от податей в пользу дивана» (***) Нузхат-ал-кулюб, цит. изд., стр. 65.

36. См. Аз. Ц. А. У, истор. арх., фонд. Талышск. врем, правления, дд. 1—5; фонд Каспийск, палаты гос. имущ., дд. 88, 208 и др.

37. Аз. Ц. А. У., истор. арх. фонд Бакинск. бекской комиссии д. 4, лл. 624— 625, 628—636 об.—662 и др.; в том же фонде д. 2 лл. 251—258; 689; фонд Касп. пал. гос. имущ, д, 321.

38. См. Аз. Ц. А. У., истор. арх., фонд Бакинск. бекской комиссии д. 4, л. 61 об.— о ма'афах султанства Куткашинского.

39. О ма'афах см. А. С. Губайдуллин. Феодальные классы в Азербайджане.

40. Такие свидетельства (***), почти всегда на персидском языке, стандартного типа, попадаются почти в каждом протоколе Эриванской бекск. комиссии; см. Аз. Ц. А. У., фонд Эриванск. бекской комиссии, д. 2.

41. Б. Я. Владимирцов, указ. соч., стр. 164.

42. В. В. Бартольд, Туркестан в эпоху монгольского нашествия, ч. 1, Тексты, стр. 104: ***.— Впрочем, в данном тексте Джувейни термин «тарханы» получает и специальное значение крупных феодальных сеньоров, пользовавшихся особыми привилегиями (освобождение от обязанности являться в суд, право на долю в военной добыче и т. д.).

43. Б. Я. Владимирцов, указ. соч., стр. 100, 163.

44. Характер института хас-инду подробно выяснен В. В. Бартольдом, Персидская надпись на стене анийской мечети Мануче, стр. 27—30. Катрмер (Histoire des Mongols de la Perse, ecrit enpersan par Raschid-eldin, publiee et traduite par M. Quatremere, Paris, 1836) определяет слово «инджу», как «частный домен государя» (le domaine particulier du prince..., celui qui appartient au roi d'une maniere speciale*... Ibid., т. I, стр. 130—131, прим. 12). Владения «инджу» не смешивались с землями государственными н имели особое управление:***... [Все] то, что относится к дивану (т. е. составляет собственность государства) и к инджу...» (Рашид-ад-дин, по Катрмеру, ibid.). — *** — «Он управлял [имениями] инджу в Ираке...» (Рашид-ад-дин, ibid.). Поместья инджу могли отдаваться ханами в пользование вассалам: *** — «Селение Зирабад, которое было инджу [Газан-хан], подарил ему...» (Рашид-ад-дин у Катрмера, ibid).

45. Рашид-ад-дин говорит: «Все войско... относится к хас-инджу Хулагу-хана»— .....—*** Рашид-ад-дин, II, перс, текст, стр. 230, изд. Березина, Т. В. О. Р А. О, XV.

46. Рашид-ад-дин, рук. Азиат, муз., а, 566, л. 410 а, цитир. по В. В. Бартольду, ibid., “тр. 27, прим. 2: «Или кто-нибудь из супруг [хана] или царевичей и эмиров оказал бы покровительство какой-либо местности (для принятия в разряд хас-инджу...»— ***. В другом месте Рашид-ад-дин говорит: «Люди [из разных] областей отдавали своих сыновей в инджу супругам [хана] и царевичам...» — *** (У Катр» мера, ibid.). Лицо, коммендировавшее себя таким образом хану, его жене или царевичу, заявляло при этом: «Я—твой инджу» — *** (ibid.).

О коммендацяи и патронате, связанном с положением «человека—ханского инджу» см. также у d'Ohsson, Histoire des Mongols, t. IV, p. 390—398.

47. В. В. Бартольд, ibid., стр. 29.

48. Нузхат-ал-кулюб, цитир. изд., стр. 84: «И тот вилайат (Hoy-Див, в нын. персидском Азербайджане) в дафтарах записывают как булюк — и инджу» (собств. поместье хана) — ...***... Там же, стр. 80: *** (о местности Ахджум, в нын. персидском Азербайджане).

43. См. сборник официальных документов эпохи Надир-шаха (1736—1747 гг.), Мирзы-Махди-хана (***), тегеранск. литогр. изд. 1294 г. х. (1876 г.), стр. 82, *** (указ, писанный по поводу дарования свободы гуляму его величества).

50. Искендер Мунши, цитир. изд., стр. 253.

51. Искендер Мунши, стр. 258:... *** — «Хазар-бек, гулям—и хас, что был даругой (наместником)...»; там же, стр. 288: ***. «Юли-бек, гулями хас священной особы (шаха), что был правителем Исфахана...» См. также, напр., в фирмане Ибрахим-шаха, племянника Надир-шаха, 1162 г. х. (1748 г. н. э.) о назначении Насиб-Али-бека Афшара беглербегом эриванским: ***-----Некоторые из гулямов преданного поведения и мулязимов прямого помышления, укрепившихся на пути прямоты и правды,— каждый из них был пожалован достоинством хас...»—Аз. Ц. А. У., истор. арх., фонд Эрив. бек. ком-ии, д. 2, л. 235, оригинал, персидск. текст.

52. См. Аз. Ц. А. Упр., истор. арх., фонд военно-окружн. нач-ка, д. 14, лл. 17—19, из «регистра» имений Шах-Назара, хелика варандинского, бывших в его потомственном владении:... [сел.] Тагаверд с [шелковичными] садами и мельницами, жители «хас»; то же о селениях. Зарданашен и Кизгала, там же.

53. В. В. Бартольд. Персидская надпись на стене анийской мечети Мануче, перс, текст, стр. 5, русский перевод стр. 6—7.

54. Искендер Мунши, цитиров. изд., стр. 515.

55. Об этом подробно трактует подготовленная к печати работа С. В. Тер-Аветисяна. Очерк торгового гор. Джульфы, ч. 1; ссылаемся на нее с разрешения автора.

56. С. В. Тер-Аветисян. Очерк торгового гор. Джульфы, ч. 1. Разрушение Джульфы тем же 'Аббасом I в 1605 г., вызванное частью стратегическими мотивами, частью планом передвижения путей шелковой торговли с Европой к югу (через Персидский залив), не отразилось на благосостоянии джульфинского купечества, которое и на новом месте поселения (в Новой Джульфе, близ Испахана) получило те же привилегии, какими пользовались в старой Джульфе; в пути при переселении в Испахан пострадала исключительно «чернь», т. е. городская беднота, купцы же получили при переселении особую охрану.

57. М. de Khanykoff, Memoires sur les inscriptions musulmanes du Caucase, texte pers., p.p. 94—95, Paris, 1863.

58. Ibid.: ***...

59. Налог в размере 1/10 дохода, шедший нередко в пользу местного феодала.

60. Лакуна в тексте.

61. В данном значении один из налогов в пользу дивана (казны) центрального правительства, характер его точнее по текстам не определяется.

62. Различные косвенные и дополнительные сборы и повинности работой, сверх обычных.

63. Ibid., ***

64. Искендер Мунши (цит. изд., стр. 556) говорит о преданности жителей Ордубада шаху 'Аббасу I, о «всеобщей резне» (***), которой они подверглись в дни господства «румийцев», т. е. османских турок. Сообщение это тенденциозно; по всей вероятности, ордубадских купцов привязывали к Персии те же интересы, которые поддерживали тяготение к ней купцов всего Нахичеванского края, лежавшего на торговом пути. Иск. Мунши, упоминая о «милости шаха», освободившего ордубадцев «от всех податей» (*** несомненно, имел ввиду приведенный здесь фирман.

65. О тяжести постоя для жителей и о насилиях над ними см. Клавихо. Жизнь и деяния великого Тимура. Дневник путешествия, текст стр. 112, 117, 125, 127, 130 и др.; перевод стр. 172, 184—185, 199, 204, 211 и др., под ред. И. И. Срезневского, Сборн. Отд. русск. яз. и словесности Ак. Наук, т. XXVIII, СПб, 1881. См. также И. Береэин. Путешествие по Сев. Персии, стр. 238, Казань, 1852; см. там же о терминах «сурсат» и «шусун».

66. См. фирман Надир-шаха 1159 г. х. (1746 г. н. э.) на имя Мелик-Джафара Шекинского Sgki xanlarb va onyn nasilbri хаджи Сейида 'Абд-ал-хамида, прилож. № 3, под ред. Абд. Субханвердиханова, Баку 1930.

67. Аз. Ц. А. У. истор.арх., фонд Эривавской бекской комиссии, д. 3. л. 196. Большинство сохранившихся в историческом архиве Аз. Ц. А. У. ханских фирманов принадлежит последним ханам (конца XVIII — начала XIX в.). Объясняется ато тем, что все пожалования ханов, хотя бы и данные «навсегда» (***), должны были непременно подтверждаться их преемниками. Мулькадар или тийюльдар, получив фирман нового хана, редко считал нужным хранить все прежние фирманы, еще реже представлял их для регистрации в русские учреждения.

68. См., напр., Аз. Ц. А. У, истор. арх., фонд Бакинской бекской комиссии, д. 2., лл. 245—246, 386—387, фонд военно-окр. нач-ка, д. 47, л. 221. Ср. фонд Бакинск. бекск. комиссии, д. 2, л. 253, та'лика Махди-Кули-хана на имя Аллах-Кули-бека, которому уступались «все подати, какие только поступали в пользу дивана» с сел. Бадара. Напротив, многие другие фирманы Махди-Кули-хана не содержат никаких признаков иммунитета.

69. ***.

70. Аз. Ц. А.У., истор. арх., фонд верх. груз, правительства, д. 65; см. разделы— Агдам, Дреш и др.

71. Ibid., см. раздел — Падармский махал, по вед. № 9.

72. Аз. Ц. А. У., истор. арх., фонд верх. груз, правительства, д. 65; см. раздел — Падармский махал, по вед. № 9.

73. Аз. Ц. А. У. истор. арх., фонд Бакинск. бекской комиссии, д. 2, лл. 275— 276. Та'лика вта сохранилась только в русском переводе, причем указано, что персидский подлинник был зарегистрирован в Шемахском городском суде и возвращен владельцу.

74. Перечислено 5 селений с пахотными и пустопорожними землями и «гора, из которой делают жернова для мельниц».

75. Аз. Ц. А. У. истор. арх., фонд Бакинск. бекской комиссии, д. 2, л. 293.

76. Сохранился фирман шаха 'Аббаса I, ibid., л. 292.

77. Указаны селения Муса-Куджа, Шихляр, Зийюн и 67 семейств акеров и нукеров в разных селениях.

78. Аз. Ц. А. У., истор. арх., фонд Бакинск. бекской комиссии, д. 4, л. 767; ср. фирман Мустафа-хана ширванского от 1234 г. х. (1818 г. н. э.), ibid., л. 499.

79. См. Б. Я. Владимирцов, указ. соч., стр. 115, прим. 2; Н. Березин, Очерк внутреннего устройства улуса Джучиева, стр. 428.

80. См. напр., у Рашид-ад-дина, III, перс, текст стр. 77, изд. Березина. Труды В. О. Р. А. О., XV; *** — «Сын его (Тимур Мелика), получив пожалование, от его величества Бату вернулся; вышло повеление земли и движимости отца сохранить за ним». — Джувейни (В. В. Бартольд, Туркестан в эпоху Монгольского нашествия, ч. 1 тексты, стр. 108): *** «Сыну его (Узара) Сикнак-Тегину дали пожалование и место отца (область Альмалик) предоставили ему».

81. Lettre de M. Khanykov a M. Dorn, precedee d'un rapport de cet Academicien, Melanges Asiatiques, t. Ill, livraison I, texte pers., p. 71—74. SPb., 1857. Приводимый русский перевод наш. ***

82. ***

83. Обычный для данной эпохи феодальный титул, вроде «его сиятельства».

84. С точки зрения теории абсолютного государства, ставшей в период разложения сефевидского государства идеологическим пережитком, шахское правительство хотело видеть в феодальных сеньорах лишь своих наместников (хакимов, валиев) и официально именовало их так, а ханства называло нахалами — округами административного деления Персии.

85. По турецкому, «звериному» двенадцатилетнему циклу.

86. Дополнительные и чрезвычайные сборы.

87. В опубликованном Ханыковым тексте ***, — явная опечатка. Ханыков транскрибирует термин *** — siourghal. Даже с точки зрения узкого понимания феодализма европейских буржуазных историков XIX в. могло бы показаться курьезным, что Ханыков именно в этом документе видел доказательство отсутствия в Персии феодализма, «который никогда не существовал на Востоке» (qui n'a jamais existee en Orient, ibid., p. 76). На этот фирман обратил мое внимание проф. Е. А. Пахомов.

88. Для подтверждения этого вывода не малый интерес представляет коллекция фирманов персидских шахов и разных ханов, владевших Карабагом, об утверждении в наследственном владении армянских меликов в Варанде (в зап. Карабаге), из рода Шах-Назарянов, см. Аз. Ц. А. У. истор. арх. фонд военно-окр. нач-ка, д. 14, лл. 341, 346, 343, 344,345, 348 — фирманы шаха 'Аббаса II 1060 г. х. (1650 г. н. э.), Мусахиб-хана ганджинского 1120 г. х. (1708 г. н. э.), шаха Тахмаспа II 1133, 1134, 1139 гг. х. (1720, 1721, 1727 гг. н. э.), Хаджи Челеби-хана текинского 1162 г. х. (1749 г. н. э.), Ибрахим-хана карабагского 1205 г. х. (1791 г. н. э.), Махди-Кули-хана карабагского 1221 г. х. (1806 г. н. э.).

89. Персидские документы Гос. музея Грузии, подготовляемые к печати Ю. Н. Марром и В. С. Путуридзе, № 3: *** Цитируем с любезного разрешения Ю. Н. Марра. Ю. Н. Марр читает *** (вместо ***).

90. Аз. Ц. А. У., истор. арх., фонд военно-окр. нач-ка, д. 47, л. 281 об.: ***—В этом фирмане отступлением от стандарта является то, что вместо обычного *** («селение... мы предоставили») стоит ...*** («селение Нидж мы подарили»). Ср. там же, л.л. 280—281, еще четыре фирмана Селим-хана (все того же 1211 г. х.), составленные почти в тех же выражениях. Налицо только персидский текст, русского перевода нет; фирманы приведены в копии, снятой переводчиком Агасаровым.

91. В данном случае ***. Вообще же термин «мальджахат» в разные периоды и в разных ханствах употреблялся в различных значениях, то в смысле «феодальн. ренты» (Кубинское ханство), то в смысле подати в пользу государства (Шекинское ханство).

92. Ср. фирман шаха 'Аббаса II 1060 г. х. (1650 г. н. э.), который предоставил Баги, мелику варандинскому, право взимать в свою пользу налог, носивший название «русум» ***, но только на один год. — Аз. Ц. А. У. истор. арх., фонд военно-окр. нач-ка, д. 14, лл. 341—342.

93. С. Н. Becker, op. cit., S. 86.

94. См. Мирхонд. Чингис-хан намэ, изд. Ecole des lang-tfes orientales vivantes, texte pers., p. 144, Paris, 1841.

95. В упомянутых персидских документах Гос. музея Грузии, подготовляемых к печати Ю. Н. Марром и В. С. Путуридзе, в док. № 1 (фирман шаха Сефи на имя Закарии и Луарсаб-беков 1047 г. х. — 1637 г. н. э.) в тийюль «жалуется» Кахетинское царство, в свою очередь состоявшее из отдельных мульков и тийюлей. ***

96. См. Акты Кавказской археографической комиссии, т. II, прил. II, Документы на турецком и персидском языках, № 1—22.

97. См. там же, № 8.

98. В административном отношении Илису причислялся тогда к Грузии.

99. См. там же, № 1: *** Ади-Куркулу-бек в этом фирмане именуется состоящим в числе «личных мулязимов священной [особы шаха]» ***, иными словами, он числился состоящим и в числе «людей хас», находившихся под патронатом шаха.

100. Аз. Ц. А. У., истор. арх., фонд кубинского коменданта, д. 10, л. 5 об., № 7

101. То же дело, л. 5 об., № 72.

102. Т. е. главному конюшему и охранителям ханских табунов.

103. То же дело, л. 7 об., № 91.

104. «Приближенный его величества» *** т. е. лицо, находившееся под личным патронатом хана.

105. То же дело, л. 8, № 92. Ср. сходный фирман Махди-Кули-хана карабагского 1238 г. х. (1822 г. н. э.) по поводу кишлагов Мирза-Мухаммед-Кули на берегу р. Куры, данный им на имя своего наиба Хасан-бека: «...Не следует никого туда посылать, и никто не должен там останавливаться, дабы, владея ими (кишлагами), Мирза-Мухаммед-Кули мог спокойно пасти своих баранов». Аз. Ц. А. У., истор. арх., фонд Бакинск. бекской комиссии, д. 3, л. 269.

106. Аз. Ц. А. У., истор. арх., фонд Кубинск. коменданта, д. 10, л. 8, № 93, без года, месяц шабан. Все приведенные нами документы из этого дела, при рассмотрении их царскими властями, были признаны подлинными и не подлежащими сомнению» (что не помешало русским военным властям конфисковать некоторые кишлаги, на которые имелись «бесспорные грамоты»). Ср. в том же деле, л. 9 об., № 11, та'лика Шейх-Али-хана кубинского 1208 г. х. (1793 г. н. э.) о пожаловании Гемре-кишлага Хусейн-беку, мелику будугскому; фонд Бак. бек. ком., д. 2, л. 97, та'лика Махди-Кули-хана карабагского 1236 г. (1820 г. н. э.) о пожаловании яйлага Инджиллу Хасан-беку-наибу.

107. Аз. Ц. А. У., истор. арх., фонд Кубинск. ком-та, д. 10, л. 18 об.

108. Аз. Ц. А. У., истор. арх., фонд Бакинск. бекской комиссии, д. 3, л. 318 об.

109. *** — сборщик податей.

110. Аз. Ц. А. У., истор. арх., фонд военно-окр. нач-ка, д. 47, л. 221.

111. См., напр., Аз. Ц. А. У., истор. арх., фонд Кубинск. ком-та, д. 10, л. 1, № 2, та'лика Шейх-Али-хана кубинского 1214 г. х. (1799 г. н. э.) на имя Кельб-Хусейн-аги.

112. То же дело, л. 146 — та'лика полк. Ханлар-аги 1237 г. х. (1821 г. н. э.), которой предписывалось его крестьянам, пасшим свои стада в Кельбаджаре и Тутчу, платить чоп-баши Ага-беку, которому эти пастбища были подарены Мустафа-ханом ширванским (персидский текст, перевода нет).

113. Аз. Ц. А. У., истор. арх., фонд верх. Груз, правительства, д. 297, лл. 124—125.

114. См. Аз. Ц. А. У., истор. арх., фонд Бакинск. бекской комиссии, дд. 2—3, также фонд Шушинск. бекской комиссии, passim. См. также Описание Карабагской провинции, составленное полк. Ермоловым и ст. сов. Могилевским, Тифлис, 1823.

115. Аз. Ц. А. У., истор. арх., фонд. верх. Груз, правительства, д. 262.

116. Центр. Арх. упр. Грузии, центр, ист. арх., фонд. канц. наместника кавказского, д. 472, л. 3 (о ранджбарах Нур-Мамед-бека) *** По вопросу о ранджбарах нами подготовлена к печати специальная работа, поэтому нам представляется нецелесообразным подробно останавливаться на ранджбарах и здесь; касаемся их постольку, поскольку освобождение их от диванских повинностей было связано с иммунитетными правами владельцев.